Текст книги "Сибирская эпопея"

Все началось так, как и планировал Кучум. 26 октября, на рассвете (именно эта дата войдет в летопись), с первыми лучами солнца, казацкие струги причалили к берегу. «И вышли из городка на бой 23 октября, на память святого апостола Иакова, брата Господня по плоти, повторяя единодушно, словно едиными устами: «С нами Бог! Убеждайтесь, язычники, что с нами Бог, и покоряйтесь!» И прибавляли: «Помоги нам, Господи, рабам своим!»¹⁸⁹ Нескольких залпов пушек и пищалей было достаточно, чтобы заставить отступить людей Кучума за укрепления, сооруженные из земли и веток. Однако казаки, высадившиеся на берег, стоя в воде, не знали, как им дальше действовать. Сзади с лодок их прикрывали товарищи, от насыпи их отделяла поросшая травой полоса берега. Казаки стоят в нерешительности, кто-то продвигается вперед, кто-то остается на плотах. Огонь их скромной артиллерии не повредил насыпь, а вот на казаков обрушился град стрел, раня одних и убивая других, как сообщает летопись. Казаков охватывают сомнения, некоторые отступают. Кучум наблюдает за происходящим с вершины холма, а Маметкул решает, что его час настал. На защитной стене образуются безлюдные промежутки – татары и их союзники бросаются в атаку. Однако огонь казаков – грозное оружие против этой людской волны. Как и в предыдущем сражении, отчаянно чувствуется отсутствие в стане Кучума опытных воинов, еще не вернувшихся из похода. Первые ряды атакующих падают, сраженные свинцом. В следующих рядах начинается паника. Как рассказывает летопись, сначала остяки, затем вогулы бегут с поля боя. В последовавшем рукопашном бою Маметкул ранен, и его перевозят на другой берег реки. Среди татар царит паника, они тоже бегут, а Кучум даже не имеет возможности вмешаться. Летопись доносит до нас его горькие слова: «О, мурзы и уланове, побежим, не медлим; сами бо видим своего царства лишение; силнии наши изнемогоша, и храбрии воини вси побьени быша. О, горе мне, что сотворю или камо бежу! Покры срамота лице мое».¹⁹⁰ Хан успел только захватить самое ценное и ушел в степи. Через несколько часов Ермак с товарищами вошли в опустевшую столицу. Они «прославиша Бога, давшаго им победу на поганых и окаянных Агарян, радующеся радостию великою. Богатества же от злата и сребра и паволоки златые и камение многоценное и соболина и кунья и лисиц драгих велми множество взяша».¹⁹¹ Начиная со следующего дня, многие вожди остяков и вогулов, подданных хана, приходили, чтобы поклясться в верности своему новому сюзерену. Как замечает историк XIX века П. Небольсин, «нет сомнения, что многими удачами казаки были обязаны именно [татарским] женщинам».¹⁹² Сокровища хана в руках казаков. И Сибирь, его ханство, тоже.

* * *

Завоевание Сибири не сводится к взятию столицы, возвышавшейся над рекой Иртыш. Это долгий процесс, включавший множество эпизодов, о которых еще пойдет речь. Современные историки, как российские, так и иностранные, не склонны, и не без оснований, преувеличивать значимость взятия Искера (Кашлыка) Ермаком и его товарищами. Но завоевание татарской столицы, несомненно, стало поворотным моментом истории. В 1895 году знаменитый художник Василий Суриков, имевший, как известно, казацкие корни, запечатлел столкновение европейской Руси, которую представляли авантюристы-наемники, и коренной татарской Азии. Полотно внушительных размеров (285x599 см) находится в Русском музее в Санкт-Петербурге. Мы видим сцену высадки и атаки под предводительством Ермака на фоне осеннего дня, наполненного желтовато-охристым светом. Атаман окружен есаулами и казаками, первыми ступившими на землю. Они одеты по-разному, что выдает их происхождение с Волги, Дона и с Украины. Некоторые детали одежды – явно трофеи, захваченные во время турецкой и польской кампаний. Напротив – армия хана. В ее рядах представители всех союзников Кучума. Татары с бритыми головами, киргизы и воины из Центральной Азии в монгольских шлемах, остяки (ханты) из сибирской тайги, с длинными волосами и татуировками на лицах, северные вогулы (манси) в шапках из оленьего меха. Огнестрельное оружие против луков и стрел. Христианские стяги казаков против мусульманства и анимализма противников – татар и сибирских народов: столкновение «двух стихий»,¹⁹³ как поясняет художник в одном из писем брату. Задумав эту картину, Суриков отправился в донские и уральские станицы, чтобы погрузиться в их мир, и привез оттуда много набросков портретов – черты этих казаков мы находим у людей из стана Ермака. Единственное, в чем Суриков отошел от исторической правды, так это в том, что он дал Ермаку в руки штандарт, с которым Иван Грозный брал Казань, а Дмитрий Донской в 1380 году одержал победу над татарами.¹⁹⁴ Ожившие под кистью художника XIX века казаки еще одержимы желанием реванша за долгие века татарского ига. Для Ермака настал час славы. Ее эхо еще звучит в многочисленных сибирских легендах и песнях.¹⁹⁵ Но триумф продлился недолго. Месяцы, которые последовали после взятия столицы ханства, выдались чудовищно трудными для русских завоевателей. Относительно спокойный период, когда большая часть вождей коренных народов приходила принести клятву верности, стоя на коленях в кругу казаков и целуя окровавленную саблю,¹⁹⁶ сменился бесконечными стычками. Хан Кучум ушел в степи, где ему пришлось иметь дело с интригами и дезертирством. Но татары караулят малейшие передвижения русских вне захваченного города. Они не рискуют подступиться к нему, но стараются выманить казачьи патрули, с которыми можно легко справиться. Казаки оказались заложниками своей победы. И речи быть не может о том, чтобы перейти Урал и доставить Строгановым новости и трофеи. Перевалы занесены снегом, реки скованы льдом, на дорогах поджидают вражеские засады. Все решения сомнительны. Нужно ли ехать в стойбище, только что присягнувшее царю, и требовать ясак? Или поберечь людей, но показать свою слабость? Ермак старается ограничивать вылазки ради серьезных боев, которые ждут казаков, в частности после возвращения войска Алея из разграбленных русских земель. В этих стычках казаки всегда выходят победителями. Но их силы тают с каждым сражением, с каждым боем, с каждой засадой, в которые они попадают, перемещаясь по обширной территории. И в какой-то момент отсутствие сил становится критическим. Кучум не осаждает город лишь потому, что это делает за него зима. Казаки голодают в своих лагерях. И, как во всех крепостях и острогах, затерянных далеко на востоке, в их стане начинается цинга. По расчетам некоторых историков, после зимовки, в первые месяцы 1583 года, у Ермака осталось не более двух третей первоначального войска. Стоило ли в этих условиях отправлять людей к Строгановым или к самому царю? За несколько месяцев пребывания в чужих землях ее новые хозяева получили огромное количество трофеев. Это, главным образом, ясак, собранный у сибирских народов. Летопись сообщает, что уже 30 октября, через четыре дня после сражения, первый из предводителей остяков прибыл к воротам с данью. За зиму Ермак накопил несколько тысяч шкур соболей, куниц и бобров.¹⁹⁷ Захваченного достаточно, чтобы обеспечить безбедную жизнь казакам и их потомкам. В начале 1583 года они спорят о том, что делать. В конце концов Ермак решает остаться охранять город и окрестности от имени царя и отправить гонцов за подмогой.

Ермак разыгрывал сложную партию, последствия которой могли быть очень серьезными. Он послал людей не к Строгановым, не к тем, кто собрал и отправил его в поход, а прямиком в Кремль, ко двору Ивана Грозного. Хотя казаки не подозревали об «опальной грамоте», в которой царь грозил им виселицей, им было прекрасно известно, что многих из них разыскивали за разбой. Пав в ноги царю, а не купцам, ждущим от них своей доли, посланники Ермака надеются преподнести свою победу лично царю и тем доказать свою преданность государству, полагая, что это лучше, чем доказывать верность частным лицам. Вероятно, они надеялись своим отчаянным поступком заслужить прощение и благодарность государя, и, словно еще более усложняя задачу, Ермак ставит во главе своих посланников Ивана Кольцо, того самого, которому более других грозит опасность, Ивана Кольцо, за головой которого охотятся. Те, кто остается, рискуют не меньше: без бойцов, которые уйдут с ним, казаков должно остаться не более четырех сотен, да к тому же еще ослабленных зимовкой.

Иван Кольцо отправился в путь с двадцатью пятью казаками. С ними проводники из местных, указывающие путь через уральские предгорья. Летопись, отметив, что отъезд казаков состоялся весной 1583 года, после начала ледохода, сообщает, что Кольцо увозит «целую лодку мехов». Сокровища, которые посол Ермака должен доставить к стенам Кремля, огромны: 2 400 шкур соболя, 2 000 шкур бобра и 800 – чернобурой лисицы. Эта дань в пять раз превышает ясак, который Кучум обещал доставить царю, когда еще назывался его поданным.¹⁹⁸ Вдобавок Ермак передает царю письмо, в котором содержатся добрые вести о том, что незадолго до отъезда посланников казакам удалось захватить в плен Маметкула, племянника Кучума, а также обещания вскоре прислать новые дары. Как того требовали законы государства, покоренные народы сохраняли свою элиту, интегрировавшуюся затем в зарождавшуюся русскую аристократию. Потомки Кучума и Чингисхана станут Кучумовыми; эта фамилия встречается до сих пор[23]23
  В Женеве живут две сестры Кучумовы: одна из них – известный журналист, другая – актриса.


[Закрыть].

Посольство пересекло земли Строгановых без задержки. Новость о прибытии казаков летела впереди, и можно представить себе, какое облегчение испытали купцы, услышав об этом. Ведь они жили в ожидании монаршего гнева. И вот летом или в начале 1583 года (летописи не называют точной даты) Иван Кольцо и его товарищи пали к ногам Ивана Грозного и преподнесли ему меха и новые земли – Сибирь. Они умоляют о прощении. Иван Грозный ослаб, он похудел, он бледен и едва держится на ногах. Ему осталось жить несколько месяцев. Уже давно он не получал хороших новостей. За неудачами в войнах против поляков и крымского хана последовало поражение от шведов. Все это омрачает последние дни его царствования. Его не может не восхитить то, что авантюристам числом менее тысячи удалось захватить на востоке куда больше земель, чем утрачено его многотысячной армией на западе. Он тут же дарует высочайшее прощение бывшим разбойникам с Волги, щедро вознаграждает их и одаривает Ермака своей меховой накидкой и кольчугой с имперским орлом. Царь крайне доволен еще и потому, что он ждет на аудиенцию другого посланника, на этот раз чужестранного, в сопровождении англичанина Боуса, который чуть ли не в приказном тоне требовал даровать ему и купцам из его земляков право осваивать северные моря и Обь, чтобы добывать пушнину в Сибири. Новости, привезенные Иваном Кольцо, позволили ему категорически отказать англичанам. Казаки сумели проложить сухопутную дорогу в самое сердце Сибири, и царь имеет на нее монополию. Тем хуже для англичан и других европейцев, перед носом которых захлопнулись морские ворота в Сибирь.

Однако политический контекст последних месяцев жизни Ивана Грозного не слишком благоприятен для атамана Ермака и нескольких сотен казаков, оставшихся в Сибири. В Москве окружение царя поглощено интригами, связанными с наследованием престола, судьба новых завоеванных земель никого не интересует. Иван Грозный умирает 18 марта 1584 года, успев послать на подмогу Ермаку триста человек. Но, когда эта небольшая армия, состоявшая из настоящих профессионалов, присоединилась к измученным и осажденным казакам, выяснилось, что они не привезли с собой никаких припасов. Помощь, на которую казаки так надеялись, превратилась в приговор – голодную смерть. С наступлением зимы 1583–1584 года, второй зимы, которую Ермак проводит на востоке от Урала, татарам уже не нужно рисковать жизнью в стычках. Казаков косят болезни и голод. Им приходится оставить Искер (Кашлык) на произвол судьбы, и они умирают один за другим в укрепленном лагере, устроенном на реке. Летом 1584 года их остается лишь сто пятьдесят, и они по-прежнему отчаянно ждут помощи из Москвы. В начале августа Ермак погибает во время стычки у реки. Согласно легенде, он последним сражался на берегу, предоставляя товарищам возможность добраться до лодок, и утонул из-за тяжести кольчуги, подаренной ему Иваном Грозным. Это был слишком тяжелый удар для горстки уцелевших участников сибирского похода. Совершенно измученные, они решают больше не ждать обещанной помощи и покинуть этот враждебный мир до зимы. Матвей Мещеряк, последний выживший атаман, повел казаков назад, и они снова перешли «Каменный пояс», чтобы вернуться в родные земли.

* * *

Россия ненадолго покидает Сибирь. Не прошло и нескольких месяцев, как хорошо подготовленное войско воеводы Ивана Мансурова тоже переходит Урал. На этот раз, чтобы окончательно обосноваться на новых землях. Через несколько лет, после многочисленных сражений, хан Кучум, никогда не терявший надежды отвоевать свой трон, потерпев очередное поражение от русских, убит своими бывшими союзниками – ногайцами. На смену татарской столице приходит русский город Тобольск, выстроенный неподалеку, на слиянии Тобола и Иртыша. Он становится административным, военным и религиозным центром завоеванных земель. Что же касается соратников Ермака, то они покинули Сибирь лишь для того, чтобы войти в историю и легенды. В 1621 году новый тобольский епископ решил составить мартиролог членов экспедиции – своеобразный эпилог этой невероятной саги. Он надеялся, что этот акт, напоминающий канонизацию, позволит закрепить вхождение новых земель в государство и подтолкнет церковь поучаствовать в завоевании, начав проповедовать христианство среди коренных народов Сибири. И, поразительный случай в истории, архиепископ Киприан пригласил всех выживших участников похода в свой монастырь. Через сорок лет после экспедиции казаки принесли архиепископу «писание сие, како приидоша в Сибирь, и где у них с погаными были бои, и где козаков и ково именно у них убиша».¹⁹⁹ Дьяки архиепископа расспросили гостей по одному, стараясь получить связную историю событий, что было непросто. В ту эпоху казаки не умели оперировать такой временной единицей как год. Часто они даже не могли сказать, сколько им лет. Их жизнь измерялась событиями, в которых они принимали участие. Летопись создавалась мучительно. В ней много противоречий и неувязок, но все же она доносит до нас историю рождения русской Сибири.

Впереди – «Великий океан»

Казаки, сбившие замок с ворот кучумовской столицы, не просто присоединили к Руси его ханство. Они также открыли путь на территорию, размер которой превышал самые смелые ожидания. Государство Ивана Грозного уже было одним из самых больших в Европе, а его распространение в северную Азию превращало страну в азиатскую и мировую державу. Движение на восток, начатое казаками Ермака, будет продолжаться, пока не достигнет берегов «Великого океана», как тогда называли Тихий.

Казаки также установили контроль за реками, без которых продвижение вглубь суши было бы невозможным. Как и в европейской части Руси, они отправляются на лодках по рекам, пересекающим эту огромную территорию. Метод хорошо известен: нужно плыть по течению больших рек, а потом подниматься по притокам в выбранном направлении. Таким образом удавалось найти самые удобные пути между водоразделами сибирских рек. По обе стороны волока возводились укрепленные заставы – для контроля этих стратегически важных пунктов. Эпоха набегов, когда Москва или Новгород посылала отряды, которые ради охоты или мародерства проникали за Урал и тут же возвращались назад, осталась в прошлом. Начался период полномасштабной колонизации по определенному плану. Этот процесс находится в руках центральной власти. Во второй половине XVI века в Московской Руси активно идет урбанизация. Историки считают, что 40 % современных русских городов были основаны в это время.²⁰⁰ Следовательно, технологии уже хорошо обкатаны, и повсюду в Сибири организация жизни следует нескольким главным принципам. Прежде всего очень быстро возводится крепость – острог. На то, чтобы срубить деревья и построить первые деревянные стены и башни, уходит обычно неделя или две. Такая скорость связана с «пушной лихорадкой»: без крепости любая попытка собрать ясак в окрестностях обречена на неудачу, а первопоселенцам грозила бы гибель от рук местных жителей. Поэтому-то поспешно и часто небрежно возводят стены, а потом, когда начинается сбор ясака, их делают выше, крепость достраивают и перестраивают, выкапывают рвы, которые затем наполняют водой. Таким образом, сибирские города, как свидетельствуют многочисленные челобитные, хранящиеся в архивах, представляют собой непрекращающуюся стройку. В крепостях сидят не только промышленники, авантюристы, казаки и профессиональные стрельцы. С самого начала появления острогов символическую уральскую границу переходят бродяги («гулящие люди»), беглые крепостные, преступники-рецидивисты и другие «отщепенцы». И вплоть до XX века Сибирь будет оставаться землей обетованной для маргиналов и последователей гонимых религиозных течений. С середины XVII века она принимает старообрядцев, стремящихся укрыться от «мира» и обосноваться в самых отдаленных сибирских уголках в ожидании Апокалипсиса. Государство довольно быстро стало использовать новые территории как место для ссылки и каторги: из 70 тысяч жителей региона, согласно переписи первой половины XVII века, 7 400 были отправлены туда насильно.²⁰¹

Впервые на новые территории отправляются крестьяне. Некоторых подтолкнуло к этому государство, обещавшее освобождение от повинностей на три года, другие решили сняться с места сами. Свободные, но нищие крестьяне ехали в Сибирь в надежде на лучшую жизнь. Вместе они составляют половину всех переселенцев. Государство поощряет крестьян перебираться в Сибирь не ради захвата этого гигантского пространства (эта цель появится только в начале XX века), а скорее, ради того, чтобы попытаться разрешить проблему продовольствия, которая все возрастает по мере продвижения на восток. В отличие от Северной Америки, где оседают европейские колонисты, Сибирь не может похвастаться прериями с тучными стадами бизонов или же местными зерновыми наподобие кукурузы. Тут много дичи и рыбы. Однако из-за климата выращивать пшеницу невозможно, а ячмень – очень трудно. Отчаянно не хватает фруктов, овощей, витаминов. А в тот период, когда климатические условия позволяют заниматься огородом, в короткое, но жаркое лето, промышленники уходят в леса и сплавляются по рекам, освободившимся ото льда. Власти быстро поняли, что эту проблему нельзя решить без постоянного присутствия крестьян на этих землях. Новоприбывшие крестьяне не остаются в таежных городах, предназначенных больше для пушной торговли, а отправляются на южные равнины, где земли плодороднее. Это вынуждает государство поддерживать продвижение и в этом направлении, в сторону татарских и казахских степей и алтайских равнин. Крестьянам власти дают земли, семена, несколько голов скота и базовые орудия производства. Часть надела обрабатывается владельцем, который должен отдавать продукцию государству. Остальное крестьянин мог использовать по своему усмотрению. Формально эта система перенесена из практики крепостного права, господствовавшего в то время в европейской Руси, но в Сибири отсутствие аристократии и землевладельцев превращает государство и церковь в единственных хозяев крестьян и дает им свободу, о которой нельзя было и мечтать в остальной части страны. В Сибири зарождается свободное крестьянство – сословие, которое будет развиваться в последующие века. Они, несомненно, впитали дух первопроходцев и промышленников. Сибиряки постепенно стали походить на них, да и на первооткрывателей американского запада – своей независимостью, самодостаточностью и любовью к риску.

Продвижение колонизаторов напоминает волну, которая катится по течению огромных рек: сначала к северу, к Арктике, потом к югу, к истокам, иногда расположенным очень далеко, и, наконец, вдоль всех основных и неосновных притоков. Как только земля освоена, как только там появляется острог и местные народы соглашаются платить ясак, волна катится дальше, к востоку, к бассейну следующей реки, где все этапы заселения повторяются. Движение, начавшееся с Урала, откуда Ермак совершил свой переход, позволило занять бассейны Оби и Иртыша, затем – Енисея, и, наконец, Лены. Все эти реки входят в десятку самых больших рек мира.

Первый город, Тюмень, был построен в 1586 году, на пути, которым прошел Ермак. Затем неподалеку от развалин города Кучума в 1588 году возник Тобольск, ставший первой сибирской столицей. В 1593 году в верховьях Оби, в начале второго пути через Урал, – город Березово. В 1594 году выше по Оби – Сургут. На севере, в тундре, в 1601 году выросла легендарная полярная Мангазея, о которой мечтали все охотники за пушниной. В 1604 году в начале волока от Оби в бассейн Енисея основан Томск. В 1619 году новым пунктом для дальнейшего освоения Сибири становится Енисейск. В 1628 году на юге вырастает Красноярск, затем, в 1631 году, на одном из самых крупных притоков Енисея Ангаре – Братск. Годом раньше на пути между бассейнами Енисея и Лены появился Илимск. А в 1632 году в самом сердце Восточной Сибири возникает острог Якутск. Оттуда в 1648 году отправляется экспедиция к «священному морю», о котором говорят буряты, к потрясающему Байкалу. В 1652 году неподалеку от озера появляется Иркутск, в будущем – главное место торговли с Китаем.

* * *

Дата основания гордо красуется при въезде в каждый сибирский город. Даже простое их перечисление показывает, с какой скоростью продвигались промышленники. В промежутках между датами скрываются месяцы и годы пути в неизвестное на лодках, тяжелейшие зимовки, тысячи километров вверх по течению, поиски проходов по воде и сквозь тайгу. Русские первопроходцы упрямо двигаются на восток не из-за страсти к географическим открытиям. Новые реки, новые территории – это результат другой страсти: охоты за пушниной, особенно за соболиными шкурками. Расширение империи, рост ее влияния необходимы для того, чтобы отвоевать ценнейший ресурс – «мягкую рухлядь». Сбор ясака остается самым простым и эффективным способом пополнения казны. Продвижение русских к Тихому океану, таким образом, оценивается результативностью охоты. Промышленники, мечтающие разбогатеть, не ждали полного истребления зверя, чтобы двигаться дальше. Их действия определял расчет соотношения между возможной прибылью и трудностями. Охотники остаются на одном месте до тех пор, пока до промысловой территории можно добраться по реке и пока достаточно зверя. Как только его становится меньше, как только промысел начинает требовать чрезвычайных усилий, как только конкуренция усиливается, они задумывают двигаться дальше, рискуя отправиться в неизвестность, провести еще много месяцев или лет в борьбе со стихиями.

Коренные народы Сибири, которых завоеватели встречают, чаще всего – кочевые охотники, не имеющие постоянных жилищ. Их разбросанность, а также очевидное военное преимущество русских, обладавших огнестрельным оружием, затрудняли сопротивление. Тем не менее, продвижение не проходило спокойно. После Кучума, который вел партизанскую войну в течение еще лет пятнадцати, татары продолжали бунтовать. В 1608 году они выступили под предводительством «татарской Жанны д'Арк», княгини Коды.²⁰² А на востоке, примерно в среднем течении Енисея, русские столкнулись с тунгусами, которые на протяжении семидесяти лет то и дело нападали на них, сопротивляясь таким образом захватчикам. Другие народы Крайнего Севера – якуты, жившие на берегах Лены, чукчи, населявшие отдаленный северо-восток континента, коряки Камчатки – также оказались свирепыми противниками. Наконец, бурятам, близким родственникам монголов, на протяжении достаточно долгого времени удавалось тормозить продвижение промышленников к Байкалу. Они сумели добраться до озера только через десять лет после выхода к Тихому океану.

В августе 1639 года стало казаться, что преследование соболя подошло к концу. Казак Иван Москвитин вышел из Якутска, основанного на берегу Лены, пересек горы и через много месяцев тяжелейшего похода оказался на берегу Тихого океана, который русские называли «Великим океаном». В пути люди Москвитина узнали от проводников эвенков о «Ламском море» и его сокровищах, в частности, о месторождениях серебра. Казаки, многие из которых выросли в поморских поселениях у Белого моря, воспринимали море как источник богатств. И вот у их ног кишела рыба. Первопроходцы прозвали реку, которая привела их к океану, Охотой. Они достигли цели. Через несколько лет море, к которому они вышли, получило название Охотского. За 25 лет до них с восточного берега Тихим океаном уже любовались испанцы. Что же касается Москвитина и его людей, то они были первыми европейцами, обосновавшимися на западном берегу. В Северной Америке колонисты еще не перешли Аппалачских гор, а русские уже стояли у Тихого океана. Менее чем за 60 лет было пройдено больше 6 000 км. Тысяча километров в год – все время на восток – тысяча километров поиска, тысяча километров промысла.

* * *

Однако соболиная лихорадка не ослабевает. Как только рождаются слухи, что далеко за горизонтом лежит земля обетованная, как тут же находятся авантюристы, готовые рискнуть всем и отправиться туда. Сколько их было всего в те 40-е годы XVII века на самых дальних рубежах империи, до которых из Москвы пришлось бы добираться порой больше года? Наверное, несколько сотен. Рассказы путешественников, а также архивы Сибирского приказа, занимавшегося новыми территориями, свидетельствуют, что в Якутске, например, в самом отдаленном от столицы административном центре, жилые избы, окружившие острог, тянулись почти на километр вдоль Лены. Там квартировали промышленники, торговцы пушниной, представители крупных торговых домов Москвы и Архангельска, учетчики и контролеры, забиравшие и обеспечивавшие хранение пушнины, а также стрельцы, осуществлявшие полицейские функции и защищавшие крепость. И, наконец, казаки, которые то выполняли поручения воеводы, то отправлялись на промысел уже за свой счет. Иногда они охотно участвовали во многокилометровых экспедициях, которые организовывали власти, исследовали окрестности: тайгу, озера, леса и болота. Часто такими смельчаками оказывались поморы, жители севера, Архангельска, берегов Белого моря, земель Строгановых, где крепостное право было распространено в меньшей степени, чем в европейской части страны. Это были сильные люди, умевшие передвигаться как по морю, так и по рекам, умевшие охотиться и сражаться. Их заставила отправиться в Сибирь нехватка земель или неуверенность в собственном будущем в родных местах.

Именно таким был и Семён Дежнёв. В 1638 году он прибыл в Якутск. Советские историки много лет планомерно изучали архивы, чтобы восстановить основные события его жизни. Отправившись неграмотным бедняком на поиски счастья, он сумел добраться до города на Лене – Якутска, о чем свидетельствует контракт с отпечатком его руки вместо подписи. Путь Дежнёва типичен для сибирского казака того времени. Как и в случае с Ермаком, мы не знаем ни его возраст, ни детали его внешности. Дьякам, записывающим под диктовку его рассказы, не пришло в голову набросать портрет того, кто заслужил право попасть в список самых знаменитых первооткрывателей в истории. Мы знаем, что он по происхождению был помором. Известный исследователь Арктики Михаил Белов без колебаний называет местом его рождения деревню неподалеку от Пинеги, к востоку от Архангельска.²⁰³ Что вынудило Дежнёва пойти вслед за другими дальше, навстречу солнцу, неизвестно. Возможно, он входил в состав отряда в 500 человек, собранного для разных нужд в 1630 году губернатором Тобольска. Таким образом, он попал сначала в главный город Сибири, затем оказался приписан к Енисейску, находившемуся на 1 500 км восточнее, а оттуда уже оказался в Якутске, до которого было еще 2 000 км. Он поступил под начало воеводы Головина, управлявшего этой территорией. Дежнёва отправили добывать соболей и, по всей видимости, он был прекрасным промысловиком, так как стал единственным казаком того времени, сумевшим предъявить фискальным служащим Якутска сто шкурок. Дежнёв провел в Якутске пять лет, ему поручали военные операции по усмирению местных жителей. Так, он собирал ясак у непокорных якутов, напавших на главную местную крепость. По возвращении Дежнёв сообщил в своем отчете, что взял 140 соболей у туземного князя Сахея, его детей и родни, не уточняя, каким образом ему это удалось.²⁰⁴ Тогда же его попросили разрешить тяжбу между двумя кланами якутов из-за 51 коровы. Наказ звучал так: «Разделить их без порчи, без драки».²⁰⁵ И каждый раз Семён Дежнёв оказывается на высоте. Его авторитет растет.

В казацком поселении в Якутске, на самой дальней границе империи, ходят рассказы, услышанные от якутов. Их приносят промышленники, побывавшие далеко от крепости. Говорят, например, что на востоке земли соседей юкагиров изобилуют богатствами. Один казак, возглавивший разведывательную экспедицию в том направлении, уверяет в своем отчете, что там «по всем тем рекам живут многие пешие и оленные люди, а соболя и зверя всякого много по всем тем рекам и землицам… а у юкагирских же де, государь, людей серебро есть».²⁰⁶ Свидетельства накапливаются. Другой казак, Елисей Буза, бросивший якорь у якутской пристани, привез баснословное количество пушнины: 1 080 шкурок соболя, не считая десятины, которую он планировал сдать в казну, – 280 шкурок, а еще четыре соболиные шубы и девять лисьих и соболиных кафтанов! С ним три заложника-юкагира, которые тоже расхваливают свои земли. Как они говорят, около Индигирки протекает большая река Нерога, «а пала де та река в море своим устьем, а на той де реке Нероге у устья морского недалече в горе, в утесе над рекою серебряная руда».²⁰⁷ Последнее замечание очень ценно: казаки, старавшиеся уговорить власти поручить им новую экспедицию, знают, что в Москве считают поиски серебряных руд столь же важной задачей, что и добыча «мягкой рухляди». Преемники Ивана Грозного, которым приходится ввозить монеты из-за границы, стремятся как можно быстрее отыскать собственные серебряные руды, столь необходимые для экономики. Упоминая в отчетах наличие серебра на неразведанных еще территориях, они надеются вынудить местные власти снарядить новые экспедиции. Но есть и еще одна причина, сообщают они: на тех территориях людей много, «что волосов на голове».²⁰⁸ А значит, там можно собрать несметный ясак.