Текст книги "Сибирская эпопея"

27 сентября, когда оставалось не больше шести бочонков затхлой воды, паруса и снасти начали гнить, офицеры умирали один за другим или страдали на своих койках, и лишь несколько изможденных матросов пытались управлять кораблем, появились три вулкана, которые указывали на близость Авачинской бухты. 9 октября 1741 года «Святой Павел» вошел в порт. На следующий день, когда корабль уже стоял на якоре и начали выносить на берег больных, умер Людовик Делиль да ля Кроер. Перед смертью он успел надеть парик[36]36
  Несчастного астронома похоронят на небольшой высоте над портом Петропавловска.


[Закрыть]. Чириков пробыл между жизнью и смертью несколько недель. Он полностью так и не оправился от болезни. «Святой Павел» вернулся из Америки, но с огромными потерями – треть экипажа уже не присутствовала при перекличке.

А что происходило со «Святым Петром», на борту которого находились Витус Беринг и Георг Вильгельм Стеллер? Когда «Святой Павел», не сумев пополнить запас воды, взял курс домой, его близнец «Святой Петр» шел вдоль американского побережья на северо-запад в поисках удобного места, чтобы бросить якорь. Ближе к 18 июля матросы заметили вдали подходящее место – гористые очертания земли, похожей на остров. Вода стала менее соленой. Значит, неподалеку протекала большая река. Этот остров сейчас известен под названием Каяк. Он просто не мог не понравиться капитану. Песчаный берег, прекрасный темно-зеленый лес, высокие деревья, скрывавшие протекавшую за ними реку. 20 июля Беринг приказал бросить якорь и приготовить шлюпку для вылазки. Экспедицию за водой он поручил штурману Хитрово. Стеллер и его помощник Фома Лепёхин мгновенно собрали инструменты и все необходимое для работы на суше. Всех лихорадило от нетерпения и восторга. Ведь речь шла о первых шагах европейцев по северо-западному побережью Америки. Предстояло столько открытий! Возможно даже, как думал Стеллер, они встретятся с местными жителями, если, конечно, они там существовали. Однако молодого ученого ждало разочарование: когда он поднялся на палубу, нагруженный оборудованием, оказалось, что командор вовсе не собирался отправлять его на берег. Главной заботой капитана было пополнение запасов воды – ее должно было хватить для обратного пути. Он опасался потери времени и сюрпризов со стороны Стеллера, который не мог похвастаться покладистостью и вполне был способен уйти далеко от отряда, которому поручались поиски воды. Беринг, как обычно, пребывал во власти тревоги. Он попытался охладить пыл ученого и даже, как вспоминал Стеллер, намекнул на возможное страшное кровопролитие.¹¹¹ Может быть, этот мирный пейзаж таил угрозу? Стеллер не верил собственным ушам. Как так? Не может же быть, чтобы он пересек всю Россию, всю Сибирь и, наконец, неведомый Тихий океан только для того, чтобы с корабля полюбоваться берегом и вернуться назад! Рассказ об этом эпизоде содержится в бортовом журнале Стеллера. Можно легко представить, в каком бешенстве находился ученый. Он начал с иронического вопроса, не являлась ли целью экспедиции доставка в Азию американской воды,¹¹² затем, видя демонстративное равнодушие командора, перешел к угрозам. Он кричал, что Беринг еще пожалеет, когда они вернутся в Санкт-Петербург. Он пожалуется в Адмиралтейство, в Академию, наконец, Ее Величеству на саботаж, не позволивший ему выполнить свою часть работы. Ему намеренно мешают, – вопил Стеллер, – интересы России попираются! Разве Беринг не понимает, что на кону реноме экспедиции и его собственное доброе имя? В документах нет описания того, как реагировал на эти речи Беринг, но, должно быть, они несколько пошатнули его уверенность, поскольку он больше всего на свете опасался бесчестия. Когда буянивший и размахивавший руками на глазах у команды Стеллер еще сильнее возвысил голос и, окончательно потеряв голову, перешел к «своеобразным», по его собственному признанию, формулировкам, Беринг уступил и изменил свое решение, позволив ученому и его помощнику занять место в шлюпке, груженной пустыми бочками. Желая, видимо, укрепить свой авторитет, он приказал торжественно трубить – так, как полагалось трубить в исключительных случаях или приветствуя самых высоких персон. Стеллер спускался по трапу, чтобы отправиться на Каяк, на дикий неведомый остров, под патетические трубные звуки и насмешливое хихиканье команды. Нос шлюпки еще не воткнулся в крупный песок и гальку, а ученый уже выпрыгнул из нее и побежал на американский берег. Он – первый европеец, ступивший на землю Аляски. Он оглядывал неизвестную землю, эмоции, как запишет он позже, рвались наружу. Аромат Бытия, осенивший эти первые минуты, великолепно передан поэтом Зебальдом:

 
Вода теперь была темно-синей,
как и леса,
спускавшиеся к морскому берегу.
Невозмутимые животные
подходили к Стеллеру, черные и
рыжие лисы, сороки, сойки и вороны
сопровождали его,
пересекая пляж с ним. В прозрачном полумраке
леса он вышагивал,
словно плыл
по густым волнам мха.¹¹³
 

Следующие несколько часов превратились в своеобразный марафон, который навсегда останется в истории науки. Стеллер, прекрасно осознает, что глава экспедиции крайне нетерпелив, страдает от навязчивой тревожности и поэтому способен в любой момент приказать отряду вернуться на борт, чтобы отправиться в обратный путь. В сопровождении помощника он буквально бежит по берегу, а затем по краю леса, чтобы выявить неизвестные ни ему, ни его коллегам виды растений. Каждая минута на счету, каждая минута может обернуться открытием. Это настоящий бег наперегонки со временем, цель которого – описать новый мир, открывавшийся его взору. Растения, рыбы, млекопитающие, птицы – все занимало его, все нужно было быстро осмотреть и классифицировать. Стеллер заметил на прибрежной гальке экскременты каланов. Это знак, как писал он в своих записках, что на этих пушных животных местные обитатели, при условии, что они имелись, не охотились, ведь иначе их было бы куда меньше. В том, что касалось аборигенов, Стеллеру повезло: преодолев, по свидетельству его товарищей, мелкими перебежками примерно километр от места высадки, он наткнулся на еще теплый очаг, по всей видимости, недавно брошенный людьми, которых спугнуло появление корабля. Первые следы присутствия людей. Как записал Стеллер, он нашел нечто вроде старого корыта, выдолбленного из куска дерева. В нем «дикари», явно не имевшие ни горшков, ни посуды, незадолго до этого готовили мясо при помощи горячих камней.¹¹⁴ А рядом молодой ученый заметил разложенные на земле раскрытые створки мидий и морских гребешков с прилипшими к ним травами и костями, с которых грубо содрано мясо. Способ обработки дерева позволил предположить, что в качестве инструмента использовался заточенный камень или кость. Огонь разжигали трением – приспособление валялось рядом. Пресную воду кипятили в корыте, бросая в нее предварительно нагретые в огне камни. Таким образом, мясо варили, а не жарили. Крупные морские гребешки использовались как тарелки, в них вымачивали травы. Технологии, которые обнаружил Стеллер, были очень похожи на те, что использовали камчадалы. Поэтому ученый предположил, что жители Америки могли быть родственниками дальневосточных народов и что это родство довольно близкое, ведь подобного сходства между народами Центральной Сибири и Камчатки он не наблюдал. А что, если первые американцы пришли из Азии? Удивительный молодой ученый, проведя в Америке лишь несколько минут, со знанием дела рассуждает о происхождении народов, закладывая, по сути, основы теории их миграции и заселения Америки. Все его гипотезы, кстати, подтвердятся в последующем. Новейшие исследования показали, что аборигены, о которых размышлял Стеллер в 1741 году, были инуитами из племени югалакмуитов, действительно генетически связанных с народами Азии.¹¹⁵ Оглядевшись, Стеллер решил подняться на холм высотой метров в 300, откуда он мог осмотреть окрестности и материковый берег, отделенный от острова проливом. Во время подъема, продвигаясь среди высокой травы и кустарников в сопровождении казака Лепёхина, его помощника и телохранителя, Стеллер без устали собирает растения. Его внимание привлекли ягоды, похожие на еще не созревшую малину. Позже Стеллер запишет, что эта ягода, поразительно крупная и восхитительная по вкусу, заслуживает того, чтобы попытаться вырастить ее в Петербурге, для чего необходимо взять растение прямо с землей, положить в ящик и доставить в столицу.¹¹⁶ Ягода, о которой идет речь, сейчас известна как малина великолепная, salmonberry из-за цвета, напоминающего цвет лосося. Стеллер обрезал растение, тщательно отделил от корней и поместил в альбом для гербария и в одну из коробочек, захваченных специально для таких целей. Потом он приказал своему помощнику поймать чрезвычайно заинтересовавшую его птицу, даже если тому придется вскарабкаться на дерево. Сам исследователь в это время изучал почвы и покрывавший их мох.

Раздвинув кусты, Стеллер увидел груду камней. Это был заваленный вход под землю. Несколько деревянных столбов поддерживали своды вырытой в земле пещеры. Ученый со всей осторожностью проник туда, оставив казака сторожить у входа. Это был склад провизии. Стеллер составил полный список того, что там хранилось. В посудинах, сделанных из коры, лежала копченая рыба, приготовленная очень аккуратно и с большим искусством.¹¹⁷ Стеллер, конечно же, попробовал рыбу и нашел, что она гораздо вкуснее той, что он ел на Камчатке. Еще там хранилось большое количество трав, которые использовались для копчения, и тщательно очищенные растения для плетения рыболовных сетей, стрелы, покрашенные в черное и заточенные настолько тонко, что Стеллер предположил наличие у аборигенов ножей и других железных инструментов.¹¹⁸ Ученый взял несколько образцов, чтобы показать Берингу, и вернулся на поверхность. С вершины холма небольшой отряд заметил в нескольких километрах дымок, поднимавшийся над деревьями, но уже на материковом берегу. Не мешкая, исследователи пускаются в обратный путь, нагруженные образцами. На берегу они застали конец работ по погрузке воды. С последней шлюпкой Стеллер отправил Берингу записку, умоляя его выделить лодку и людей еще на несколько часов. Аборигены где-то неподалеку – как упустить шанс на встречу с ними?

Стеллер не питал иллюзий насчет ответа командора. Прошло шесть часов с того момента, как он сошел на берег. Пока шлюпка с бочками свежей воды двигалась к кораблю, он разложил на берегу собранные образцы и принялся нумеровать их и составлять опись. Он признался, а подобные признания нетипичны для Стеллера, что был измучен до предела. Но тут же добавил, что у него не было времени на жалобы. Поскольку приближался вечер, Стеллер отправил казака подстрелить еще несколько птиц, которых он приметил до того. Сам же помчался на запад, откуда вернулся на закате с еще несколькими образцами и новыми впечатлениями.¹¹⁹

На берегу его уже поджидал строгий приказ немедленно возвращаться на борт «Святого Петра». Единственная уступка, на которую пошел Беринг, это разрешение отнести в склад аборигенов железный ящик, содержавший французский фунт (0, 489505 кг) табака, китайскую трубку и отрез шелка в обмен на то, что забрал Стеллер. После этого он был вынужден сесть в лодку, которая повезла его прочь от американского берега. Ученый сильно нервничал, однако на борту его ждал теплый прием. Беринг приказал напоить его горячим шоколадом. Отпраздновали первую высадку, которая оказалась и последней. Десять лет подготовки ради десяти часов в Америке,¹²⁰ – записал Стеллер в бортовом журнале. Из которых шесть – лихорадочный сбор образцов. Его Catalogus plantarum intra sex horas… observatarum¹²¹, посвященный острову Каяк, содержит тщательное описание 144 видов растений, а также насекомых, рыб, птиц и млекопитающих.

Научных трофеев – 160 единиц, на каждом шагу – открытие. Сумел ли кто-нибудь побить этот мировой рекорд?

Больше всего Стеллер радовался сойке с ярким оперением, которую добыл ему помощник казак. Несмотря на усталость, он наблюдал за сойкой и вдруг, к удивлению окружающих, издал ликующий вопль. Эта птица, которая станет впоследствии «сойкой Стеллера», – свидетельство того, что экспедиция действительно достигла Америки. Молодой ученый снова подтвердил свою феноменальную память: он подметил, что видел похожую птицу на рисунке еще в Германии. Стеллер записал, что вспомнил описание растений и птиц Каролины, которое отыскал в какой-то книге на французском и английском языках. Птица стала окончательным доказательством того, что Стеллер побывал в Америке.¹²²

Myoxocephalus stelleri, Cryptochiton stelleri, Polysticta stelleri, Cyanocitta stelleri, Harrimanella stelleriana, Veronica stelleri, Artemisia stelleriana, терпуг Стеллера, сойка Стеллера, орел Стеллера, белый ворон Стеллера — множество растений и животных, свидетели нескольких часов, проведенных ученым на Аляске, благодаря которым естествознание сделало несколько мощных шагов вперед, и дань уважения науки к бесстрашному молодому гению. Среди неизвестных до сих пор птиц – белый морской ворон, которого нельзя было поймать, так как он гнездился на скалах.¹²³ Эту птицу больше никто никогда не видел. Другое открытие – белоголовый орлан, ставший знаменитым в качестве символа Соединенных Штатов Америки. Орел Стеллера строит свой дом, свое гнездо в 1,5 м диаметром на высоких скалах над водой. После Стеллера только двоим орнитологам удалось наблюдать этих птиц – и только на Аляске. Возможно, этот вид вымер. Сидя на берегу в ожидании лодки, которая должна была доставить его на корабль «Святой Петр», Стеллер корявым почерком наскоро набросал in vivo (на живую – лат.) первый в истории естествознания труд, посвященный Аляске. Америка осталась позади, но открытия не закончены. Самые удивительные ждали Стеллера в океане.

…и десять месяцев на необитаемом острове

На следующий день после поступления богатого урожая образцов Беринг, обычно сидевший в одиночестве в своей каюте, первым поднялся на палубу. Ни с кем не посоветовавшись, что было крайне необычно, он приказал готовиться к немедленному отплытию. Один из его помощников, Ваксель, заметил, что накануне удалось заполнить пресной водой всего 35 бочек и что еще 20 по-прежнему пусты. Но Беринг оставался непреклонен: он спешил вернуться в порт отплытия. Стеллер протестовал, говоря, что невозможно вот так запросто отказаться от более тщательного изучения прибрежной территории, от поиска местных жителей и от какого-нибудь символического жеста, который свидетельствовал бы о том, что представители России побывали на континенте. Беринг отвечал, что на борту уже достаточно трофеев, чтобы судить о сделанном открытии, и что с наступлением осени следует опасаться бурь и внезапных изменений в ветровом режиме, которые могут помешать кораблю благополучно добраться до порта. В тот день поднялся ветер нужного направлении, и Беринг не хотел упустить этот шанс. Видя его решительность, Стеллер сдержался от дерзких реплик, но излил свою язвительность в бортовом журнале. «Единственная причина столь поспешного отплытия, – записал он, – состоит в тупом упрямстве, в леденящем страхе перед горсткой невооруженных дикарей, и к тому же перепуганных гораздо сильнее, да еще в предательской подавленности и тоске по дому».¹²⁴

Тревожность, особенно сильно обуявшая Беринга в те дни, явилась, вероятно, следствием резкого ухудшения его здоровья. Измученный сделанными в последние годы титаническими усилиями, глава экспедиции испытывал нечто вроде депрессии: все представлялось ему в черном свете, во всем он чувствовал угрозу и старался ни во что не вмешиваться. Дело не только в нервах, возникли проблемы с печенью: капитан утратил аппетит и потому становился потенциальной жертвой цинги. Однако его опасения, связанные с ухудшением погодных условий, имели под собой реальную почву: такой опытный мореплаватель, как Беринг, опасался, что с похолоданиями начнутся туманы, представлявшие смертельную опасность для корабля длиной 30 м, медленно маневрировавшего в незнакомых водах. Природа быстро подтвердила опасения Беринга. На второй день липкий густой туман опустился на воду, что крайне затруднило продвижение на запад. «Святой Петр» двигался вдоль береговой полосы в надежде при следующем удобном случае пополнить запасы воды, но стараясь обходить небольшие островки и скалы. Он медленно шел вдоль побережья Аляски. К туману добавился непрерывный дождь, постоянно сопровождавший корабль. На борту вахта и впередсмотрящие трудились в изнуряющем режиме. Команде некогда выспаться и привести себя в порядок. Зловоние пропитало корабль. Шквалы участились, становясь все более и более свирепыми, и рулевой получил приказ повернуть к юго-западу, чтобы защититься от возможного столкновения с каким-нибудь подводным камнем. Все это тормозило продвижение. За 17 дней после отплытия с Каяка корабль преодолел только несколько сотен километров. Осталось всего 26 бочек воды, крайне мало, если иметь в виду, что до Авачинской бухты еще 1 500 км. Путь в открытых водах представлялся таким образом чистым самоубийством.

«Святой Петр» держался километрах в трехстах от берега. 10 августа внимание экипажа привлекло странное животное, бесстрашно приблизившееся к кораблю. Стеллер наблюдал за ним два часа и оставил подробное описание: 1,5 м в длину, голова с острыми ушами, постоянно находившаяся над водой и напоминавшая голову собаки, усы свисали с обеих сторон от губ, что делало его похожим на китайца. Большие глаза, длинное округлое и плотное тело, сужающееся ближе к хвосту. Кожа покрыта чем-то вроде густой шерсти, серой на спине и бело-красной на животе. В воде животное казалось красноватым и напоминало корову. Хвост состоял из двух плавников, причем верхний, как у акулы, в два раза превосходил по размеру нижний.¹²⁵ Все наблюдали за игрой животного. Оно подныривало под корабль и стремительно выскакивало с противоположной стороны – этот маневр был повторен раз тридцать. Иногда оно поднималось над водой на несколько минут, показывая более трети туловища. «Порой оно оказывалось настолько близко к корпусу корабля, что его можно было коснуться шестом», – записал Стеллер. О каком загадочном создании идет речь? И сейчас еще никто не может сказать с уверенностью. Стеллер назвал его «морской обезьяной». Никто с тех пор, за исключением одного моряка и его семьи, которые в 1969 году описали замеченное ими вблизи Аляски животное, сильно напоминающее морскую обезьяну Стеллера, не встречал ни одной подобной особи. Многие историки и зоологи полагают, что ученый видел на самом деле играющего морского котика, забавлявшего экипаж. Некоторые криптозоологи считают, что речь может идти о морском котике с врожденными аномалиями. Однако гипотеза, согласно которой это было исчезнувшее млекопитающее, единственным свидетелем существования которого стал экипаж «Святого Петра», вполне правдоподобна. И в ее пользу говорит длительность наблюдения со стороны такого внимательного исследователя, как Стеллер. Животное можно было хорошо рассмотреть, несмотря на вечернее освещение, и его описание очень подробно. Остроту взгляда Стеллера и удивительную память, никогда его не подводившую, нельзя поставить под сомнение.

На борту «Святого Петра» началась цинга. На 10 августа, судя по записям помощника-хирурга в журнале, команда насчитывала 21 больного. Из них многие уже не могли подняться, другим малейшее движение доставляло страдания. Кое-кто не мог ничего есть, кроме месива из раскрошенных сухарей. У заболевших распухали десна и обнажались корни зубов, они становились очень чувствительны к звукам и, лежа в гамаках, постепенно впадали в апатичное и подавленное состояние. Сам Беринг уже не мог двинуть ни рукой, ни ногой, его лицо приобрело восковатый оттенок. Каждый день болезнь забирала по матросу, что делало работу здоровых все более и более тяжелой. Ситуация становилась критической, и Свен Ваксель, который de facto принял на себя командование, решил взять курс на северо-запад, чтобы встать на якорь, набрать воды и дать передохнуть измученному экипажу. 30 августа корабль бросил якорь перед ожерельем из 13 скалистых и голых островков. Ни одного дерева на горизонте. Первый больной, которого попытались вынести с корабля, стал и первой жертвой цинги: едва товарищи подняли матроса Никиту Шумагина на палубу, едва он вдохнул свежего воздуха, как отдал Богу душу на руках тех, кто его поддерживал. Остров, на котором похоронили молодого матроса, носит сейчас его имя.

Десятки больных, лежавших на берегу, придавали и без того невеселому пейзажу особенно мрачный вид. Кто был на ногах, отправились на поиски воды. Георг Стеллер пошел с ними. И снова непонимание, воцарившееся между молодым ученым и другими членами экспедиции, сыграло дурную роль для всего предприятия. Ослабевшие люди остановились у первого же встретившегося на их пути источника и тут же принялись наполнять бочки. Они уже были готовы запечатать первую, когда Стеллер заподозрил, что вода слишком жесткая, и убедился в этом, приготовив чай и сделав опыт с использованием мыла. Кроме того, заметив, что уровень воды поднимался и опускался одновременно с приливом, он предположил, что она, скорее всего, солоноватая. Стеллер попытался объяснить, что использование такой воды только ухудшит состояние больных, что из-за высокого содержания кальция их организм подвергнется обезвоживанию и они еще больше обессилят. Команда не обратила никакого внимания на предупреждения Стеллера.¹²⁶ Стеллер взял образец воды, принес его Вакселю и начал растолковывать, что соленая и щелочная вода может только повредить и без того плохо функционирующей печени, что она не питьевая. Но уговоры ученого оставляют помощника капитана равнодушным. И даже когда Стеллер указал на источник хорошей воды, расположенный даже гораздо ближе, чем облюбованная командой «соленая лужица», никто не захотел прислушаться к его словам.¹²⁷

Упрямство, с которым команда игнорировала слова Стеллера, станет, в конце концов, роковым примерно для ее трети, и Вакселю придется признать свою ошибку. Однако пренебрежение, с которым члены экипажа относились к затесавшемуся среди них интеллектуалу настолько велико, что они решительно отказались помочь ему собирать ягоды, устилавшие землю под кустарниками, и траву, похожую на кресс-салат, хотя ботаник утверждал, что эти растения могли помочь бороться с цингой. Чтобы моряки собирали какую-то траву? Никогда! Но Стеллер не сдался. Не желая признавать свое поражение, он сам, взяв с собой верного казака, взялся за дело. Они приступили к сбору ягод под градом насмешек матросов, наполнявших бочки и откатывавших их на берег. Но через несколько дней наступила расплата: цинга косила людей, и только Стеллер и его помощник еще держались на ногах. Ученый с горечью заметил, что сожаление пришло позже, когда лишь четверо из команды остались относительно здоровы. Даже самые упрямые и неверующие были вынуждены признать, что он за неделю сумел помочь капитану-командору, окончательно утратившему к тому времени способность двигаться из-за цинги, встать на ноги и почувствовать себя не хуже, чем в начале путешествия – и все это благодаря свежим травам.¹²⁸

«Святой Петр» продолжил путь, стараясь использовать нечасто дувший попутный ветер и двигаться вдоль берега, не подходя, впрочем, слишком близко к островам, останавливаясь в бухтах, иногда на продолжительное время, когда невозможно было плыть дальше. В начале сентября, когда пакетбот вынужден был встать на якорь после неудачной попытки выйти в открытое море, находившиеся на палубе люди услышали крик, как им сначала показалось, морского льва. Но тут же они заметили две лодки, байдары аборигенов, которые Стеллер немедленно соотнес с каяками инуитов, описанными путешественниками, побывавшими в Гренландии. Это первая встреча белых людей с алеутами, населявшими архипелаг и побережье Аляски. Стеллер описал ее подробнейшим образом. Весь экипаж высыпал на палубу и наблюдал за гребцами, отдалявшимися от скалистого берега и приближавшимися к ним. На расстоянии примерно 500 м оба гребца принялись одновременно выкрикивать что-то, но переводчики не смогли уловить ни слова. Похоже, что они произносили какую-то молитву или какие-то ритуальные заклинания, быть может, приветствия. «Похожий ритуал наблюдался у народов Камчатки и на Курильских островах», – записал Стеллер, всегда нацеленный на сопоставления, позволявшие ему строить научные гипотезы.¹²⁹ Поскольку никто на борту не имеет ни малейшего представления о том, что означало происходившее, все замахали руками, приглашая гребцов подойти поближе. Те в ответ показали сначала себе на рот, потом на морскую воду, а затем на берег, словно зазывая экипаж разделить с ними трапезу. Встреча заняла не больше четверти часа, но Стеллер тщательно записал малейшие детали. Перед тем как подплыть ближе, один из гребцов извлек что-то вроде комка земли цвета железа или свинца и нарисовал на щеках грушевидную фигуру, а потом набил ноздри какой-то травой. Гребцы были среднего роста, крепкие и приземистые, очень хорошего телосложения, с мускулистыми руками и ногами. Прямые волосы, черные и блестящие, падали на плечи. Лица, по словам Стеллера, темные, как бы немного приплюснутые и вогнутые. Носы тоже приплюснутые, небольшие и не слишком широкие. Глаза черные, как угли, губы крупные и мясистые. Шеи короткие. Широкоплечие, с округлыми телами, хотя нельзя было сказать, что с выпуклыми животами. У каждого на поясе, как и у русских крестьян, болтался длинный железный нож в чехле. Когда один из гребцов вытащил свой из чехла, Стеллер попытался разглядеть его. Он заметил, что нож был железным и не походил ни на один аналогичный европейский инструмент.¹³⁰

Стеллер не упоминает Беринга, который, по всей видимости, находился, как обычно, в каюте. Ваксель приказал спустить на воду лодку, в которую сели Стеллер, переводчик и несколько матросов. Они добрались на веслах до берега, где их ждала толпа аборигенов, мужчин и женщин, одетых одинаково, так что «было трудно отличить их друг от друга». Люди на берегу встретили прибывших криками, в которых слышались удивление и дружелюбие.¹³¹ Опасаясь разбить лодку о камни, мешавшие причалить к берегу, Ваксель бросил якорь в 50 м от берега и приказал переводчику и двум матросам раздеться и добираться до «первых американцев» вплавь.

Сцена на берегу Аляски достойна учебника по этнографии. Она очень похожа на ту, которая несколькими годами позже будет стоить жизни великому капитану Куку на Гавайских островах. Вышедших на берег посланцев тут же окружили кричавшие и жестикулировавшие аборигены. Они не выглядели враждебными.

Некоторые алеуты бросились в воду, схватили веревку и начали тянуть лодку к берегу. Один из них сел в пирогу, дошел на веслах до лодки и встал борт о борт с ней. К ужасу Стеллера, алеуту протянули чарку с водкой. Следуя примеру русских, он выпил залпом, но тут же выплюнул. Казалось, он почувствовал себя обманутым. Ваксель предложил ему разожженную трубку, но несчастный тут же закашлялся. «Любой европеец также бы прореагировал, если бы ему предложили отведать мухомор или суп из гнилой рыбы, который камчадалы считают деликатесом», – заметил Стеллер, расстроенный бесчувственностью своих товарищей.¹³² Аборигены преподнесли гостям китовый жир. Их настолько заинтересовал переводчик-камчадал, похожий на них чертами лица, что они не хотели его отпускать. Чтобы выручить его, Ваксель приказал матросам стрелять из мушкетов в воздух. Звук выстрелов испугал алеутов, что позволило троице броситься в воду и спастись. Первая встреча между жителями Аляски и европейцами закончилась криками, жестами, на это раз мало дружественными, и летящими камнями.

Последовали два мучительных месяца. Осенние бури, одна лишь мысль о которых повергала командора в черную меланхолию во время пребывания в Америке, обрушились на корабль с силой, неожиданной даже для Беринга. Экипаж, ослабленный цингой, которая не пощадила никого, кроме Стеллера и его помощника, больше не в силах управлять «Святым Петром», мысли моряков «разболтаны», как «зубы в деснах».¹³³ Беринг отсутствует – в прямом и переносном смыслах. Как-то, зайдя в каюту, Стеллер нашел капитана с застывшим безумным взглядом и даже в первую минуту подумал, что тот умер. Корабль двигался по воле течения и штормовых ветров, его корпус и мачты трещали. Он носился по океану, направляясь то на юг, в открытое море, то обратно на восток, отматывая назад порой за несколько дней десятки километров, преодоленные с нечеловеческим трудом. Стеллер сообщает: «27 сентября. Мы попали в ужасную бурю. Волны бьют с такой силой, будто кто-то стреляет из пушки, и мы словно ждем рокового выстрела <…> 28 сентября. Буря обрушилась на нас с еще большей свирепостью. <…> 30 сентября. Стало еще хуже, хотя мы думали, что такого быть не может. Каждую минуту мы ждем кораблекрушения. Мы не можем ни лежать, ни сидеть, ни стоять. Никто не в состоянии заниматься своим делом. Мы во власти Господней. Многие наши, совершенно больные, лежат в глубине трюма. Другие держатся по необходимости, но, измученные бурями, мало что осознают. Мы постоянно молимся».¹³⁴

Хотя Стеллер полагал, что пришел его последний час, чувство долга и склонность к наблюдениям не оставляли его. Записывая события тяжелейших дней, он замечал, что был свидетелем двух явлений, ранее никогда не виденных. Речь идет об огнях Святого Эльма, которые мигали на наэлектризованной мачте, прежде чем исчезнуть в виде ярко мелькнувшей молнии. День за днем корабль плывет в северной части Тихого океана. Казалось, его может спасти только чудо. 18 октября список больных насчитывал 32 имени. Почти каждый день море поглощало тело очередной жертвы цинги и кровотечений. 31 октября, как записал Стеллер, умерло столько больных, что некому стало следить за курсом корабля.¹³⁵

4 ноября «Святой Петр» плыл почти безо всякого управления. Соленая вода в бочках стала зловонной, и ни у кого уже не было сил собирать дождевую влагу. Паруса порвались, веревки размокли, главную мачту сломал ветер, пушка от сильной качки пробила корпус и упала в море, пробоину кое-как забили досками. Горстка еще державшихся на ногах людей на палубе вглядывалась в горизонт, надеясь увидеть землю. Через восемь часов вдали внезапно возникли очертания гор. «Невозможно описать радость, охватившую людей на палубе», – записал Стеллер. Полуживые члены экипажа карабкались на палубу, чтобы увидеть землю своими глазами. Каждый благодарил Бога за милосердие.¹³⁶

* * *

Земля! Но что за земля? Никто уже не понимал, где точно находился корабль, некоторые думали, что они уже рядом с Камчаткой, другие – что они у Японии или Америки. Офицеры с картами в руках утверждают, что перед ними полуостров Камчатка и что вот-вот появится проход в Авачинскую бухту. Однако легко узнаваемые три вулканических конуса, которые отмечали, подобно трем буйкам, дорогу к дому, все не показывались. И, когда в полдень вдруг прорвавшееся солнце позволило наконец, после десяти дней блужданий, определить положение корабля, им пришлось остудить воодушевление команды ушатом холодной воды. Пакетбот, «отныне обломки корабля», как заметил Стеллер, находился по меньшей мере в 200 км севернее нужного направления, и его долгота неясна. Действительно ли земля, видневшаяся вдали, была Камчаткой? Стеллер позволил себе усомниться, чем снова навлек на себя гнев штурмана: «Вы не моряк, месье». Чтобы решить, как действовать дальше, Беринг вызвал к себе всех офицеров на чрезвычайный совет. Многие из них не видели командора уже много недель. Они застыли в ужасе: его лицо спало, желтая кожа щек свисала дряблыми мешками, все зубы выпали, губы еле-еле прикрывали набухшие десны, а рот представлял собой зияющую черноту. Из-за болезни он не мог бриться, и его подбородок закрывала седая борода. Веки отяжелели, и ему требовалось немало усилий, чтобы оглядеть молчаливо столпившихся вокруг него участников совета.¹³⁷