Текст книги "Шань"

– Таким образом, получается, что это ложный след. Джейк наблюдал за тем, как темнеет лицо Блисс. Казалось, он видел перед собой карту неведомой, чужой земли с равнинами, холмами и долинами. Но он хорошо сознавал, что окружающая территория является враждебной и для него, и для Блисс.

– Белоглазый Гао заявил, что, хотя он и якобы работает на сэра Джона Блустоуна, подготовку он прошел у Чень Чжу. За попыткой захвата “Общеазиатской”, несомненно, стоит Чень Чжу, так же, впрочем, как и Блустоун. Таким образом, теперь мы знаем, что эти двое заключили союз. И тем не менее Чень Чжу подсылает шпиона к своему партнеру. Любопытно, правда? Как тебе нравится такое партнерство?

– Разумеется, не может идти и речи ни о каком доверии.

– Верно, – подтвердил Джейк. – Во всяком случае, со стороны Чень Чжу. Впрочем, он вообще вряд ли кому-нибудь доверился бы.

– Ну а куда все это может нас привести?

– Опять-таки сюда, в Шань. Весьма примечательный факт. Шань – вот что является общим между убийством моего отца и захватом “Общеазиатской”.

– Кто такой этот министр Хуайшань Хан?

– Хотел бы и я знать. Однако мне думается, что надо пройти долгий путь, чтобы разгадать эту тайну. Что же могло объединить Чень Чжу, Хуайшань Хана, Хигэ Моро, сэра Джона Блустоуна и Даниэлу Воркуту?

– В этом перечне есть люди, которые по идее должны люто ненавидеть друг друга.

– Вот это-то и самое загадочное. И пугающее. Какая у них может быть общая цель? Вряд ли развал только йуань-хуаня,как я думал вначале. Эти акулы загрызли бы друг друга в погоней за добычей. Нет, речь идет о чем-то другом. О чем-то, что мы пока не знаем.

Солнце, долго прятавшееся за тучами, скрылось за горными пиками. Теперь его лучи, отражаясь от облаков, создавали на плато странное освещение. Однако жара не спадала.

– Что, если все дело в тебе? – спросила вдруг Блисс. – Что, если их цель – уничтожить тебя?

– Именно здесь, в Шань? Вряд ли.

– Это едва ли не единственное место, где твоя смерть осталась бы незаметной, – вернулась она к своей прежней мысли. – И, возможно, не отмщенной.

Джейк внимательно посмотрел на нее.

– Ты хотела бы, чтобы я сказал: “Ладно, давай удерем отсюда и вернемся в Гонконг?”

– Если начистоту, да, хотела бы, – призналась Блисс.

– Но я знаю, что бесполезно надеяться на это. Теперь ты уже не повернешь назад.

– Ты права.

– Но вот вопрос: почему? У меня есть одно объяснение, но я надеюсь, что оно ошибочное.

– И в чем же оно состоит?

– В том, что ты хочешь умереть.

Джейк взглянул на задремавшую у него на руках девочку, потом снова поднял глаза на Блисс.

– Марианна, помнится, говорила мне то же самое. Да и первая жена тоже.

– Значит, в моем предположении есть по крайней мере доля правды?

Джейк почувствовал напряжение в ее голосе.

– Нет. Я думаю, что нет, – ответил он.

– Тогда что же ты делаешь здесь, превратив себя в добровольную мишень? Защищаешь “Общеазиатскую”, uyan.b-хуань,мечту своего отца?

– Все вместе. Да. Защищаю.

– Нет! – горячо воскликнула Блисс, разбудив девочку.

– Ты пытаешься успокоить свою изнемогающую под бременем вины совесть. Ты продолжаешь упорно твердить себе, будто ты несешь ответственность за гибель отца. Как будто, владея умением погружаться в ба-маак,ты сумел бы отразить нападение дантай.На самом же деле и с ба-мааком,и без него результат оказался бы одним и тем же. Судьба, Джейк. Почему ты не прислушиваешься чаще к голосу своей китайской крови? Смирись с судьбой, постигшей твоего отца. Я знаю, что он смирился. Это просто такая судьба, что он погиб. И это тоже судьба, что ты был далеко, когда это случилось. Неужели ты думаешь, что с помощью ба-маакатебе быстрее удалось бы справиться со шпионом? Или, зная о том, что эта женщина у тебя на хвосте, ты привел бы ее на джонку, где ждал тебя отец?

Джейк промолчал в ответ. Ему нечего было сказать:

Блисс была абсолютно права. Даже если бы не лишился он тогда своей уникальной способности, ничего бы не изменилось. Его отец все равно бы погиб. Судьба.

Он снова посмотрел на девочку. Она спала довольная, крепко ухватившись во сне за рубашку Джейка, словно это помогало ей чувствовать себя в большей безопасности.

– Странные мысли иногда приходят мне в голову, – тихо промолвил он. – Сейчас я скучаю по своей дочери больше, чем в те времена, когда она была жива и находилась в составе триады, орудовавшей на границе.

Его глаза встретились с глазами Блисс.

– Хуже всего то, что мое самое мучительное воспоминание о ней является одновременно и самым правдивым. Ибо это она, а не я, испытывала желание умереть, Блисс. Моя единственная дочь.

Если бы спасенная им только что девочка увидела его в эти мгновения, то наверняка бы заплакала, ибо ее крошечные ручки не смогли бы утереть те слезы, что катились по его лицу.

* * *

– Он уже в пути!

Чень Чжу весь сиял от радости. Мгновением раньше он снял с головы наушники и выключил рацию.

– Хуайшань Хан, – позвал он. – Я только что разговаривал с Белоглазым Гао. Как вы и планировали, Джейк Ши направляется сюда.

Он остановился на пороге комнаты. Старый министр, скрючившись по обыкновению, сидел в плетеном кресле. У его ног расположилась девушка. Они держали друг друга за руки. Казалось, они оба спали.

Что да странная близость между уродливым стариком и молоденькой девушкой, —подумал Чень Чжу. – Интересно, какие чувства онаиспытывает по отношению к нему. Любовь, ненависть, страх? Возможно, и то, и другое, и третье. Определенно “промывание мозгов” сделало ее совершенно другим человеком. Впрочем, кому было доподлинно известно, на что она способна? Теперь она превратилась в орудие мести в руках Хуайшань, Хана. Она, дочь Джейка Мэрока Ши.

Оружие, которым располагал сам Чень Чжу, было куда могущественнее любого человека, кем бы он ни был. Шань – беспощадная гора, международная организация, превращенная десятилетиями неустанного труда в самую разветвленную и влиятельную сеть торговли наркотиками в мире. Да, Чень Чжу предпочитал полагаться на страшные, перемалывающие кости любого врага челюсти своей дицуй,нежели на обработанную психику отдельного человека.

То, что его уход из фирмы “Сойер и сыновья” в конечном счете обернулся для него необыкновенной удачей, перевернувшей всю его жизнь, никак не влияло на желание Чень Чжу добиться справедливости. В том, что он сумел извлечь выгоду из страшного удара, обрушившегося на него, была заслуга исключительно его гения. Однако это не оправдывало зло, причиненное ему.

Кстати, не кто иной, как Цунь Три Клятвы, один из его теперешних врагов, подал ему идею заняться наркобизнесом. Прежде чем поступить на службу в “Сойер и сыновья” по рекомендации Ши Чжилиня, Цунь был крупнейшим торговцем опиума в районе Шань. Он извлекал поистине астрономическую прибыль из своего бизнеса. Узнав об этом, Чень Чжу задумался над тем, насколько больше они могут оказаться у того, кто займет место не на периферии, а в самом центре опиумной империи.

Так появилась на свет дицуй,разветвленная благодаря поддержке Хуайшань Хана организация. Могущество Чень Чжу стало поистине устрашающим. Но оно казалось ему недостаточным. Он котел большего. Онкотел править всем миром.

И вот теперь он готовился воплотить свою мечту в реальность с помощью двух американцев: Эдварда Мартина Беннетта и Питера Каррена.

* * *

Даниэла сама поражалась изменениям, произошедшим с ней. С тех пор, как она удостоверилась, что внутри нее теплится новая жизнь, ребенок Карелина, все остальное перестало казаться ей столь существенным, как раньше. И в первую очередь угрозы, исходившие от Олега Малюты.

Предаваясь мечтам о будущем, она сняла трубку телефона и, набрав номер Малюты, назначила ему свидание после работы. Ее предложение сходить в театр, а затем поужинать вместе привело его в восторг.

Даниэла сказала, что сама заедет за ним. Она отослала домой водителей “Чаек” – и своей, и его – и распорядилась, чтобы ей приготовили служебную “Волгу”. Кроме того один из ее помощников зарезервировал места в Концертном зале Гнесинского училища, где в этот день должны были исполнять Бетховена.

Они прибыли на место за пять минут до начала концерта. Если Малюту и удивило то обстоятельство, что Даниэла сама села за руль, то он ничем не выдал этого. Впрочем, скорее всего он сам был рад остаться с ней наедине.

Если бы вместо четырех виртуозов на сцене играли, скажем, свиньи, облаченные во фраки, Даниэла и тогда вред ли обратила бы на это внимание; гениальная музыка великого композитора захватила ее. Уставясь в потолок, она перестала ощущать себя, сердце ее словно остановилось, и она, неподвижная и бездыханная, была в эти минуты наедине со своей чудовищно исковерканной жизнью.

Даниэла чувствовала себя роботом, тупо шагающим неизвестно куда по изрытой ямами и ухабами дороге. Вся ее родина, прежде такая близкая и дорогая ее сердцу, вдруг представилась ей всего лишь умело оборудованной сценой, на которой сама она исполняла причудливую и совершенно непонятную ей роль. Чем она занималась на протяжении стольких лет? И каким образом ухитрялась все это время чувствовать себя вполне счастливой?

С тоскливым, щемящим чувством в груди она призналась себе самой, что никогда не имела сколько-нибудь ясного представления о том, что такое счастье. Или о том, что значит жить. Все, чем она занималась до сих пор, сводилось к элементарному выживанию. Ее жизнь превратилась в повседневную борьбу за власть. Сколь жалким выглядело такое существование перед лицом ее чистой и прекрасной любви к Михаилу Карелину.

Малюта что-то говорил ей, но она не могла разобрать ни единого слова, словно перестала понимать русский язык, далекая от всех и вся, как крошечный астероид, затерявшийся в бесконечных просторах холодного, черного космоса.

– Даниэла...

–Да?

Ярко вспыхнувший свет люстр заставил ее зажмуриться.

Должно быть, антракт,– подумала она.

– Концерт закончился.

– Разве?

– Пора идти.

Пора идти.Эти слова эхом отозвались в ее голове, точно под сводами пещеры или собора. Она вспомнила о своей набожной матери. Религия сыграла существенную, хотя и скрытую роль в формировании характера Даниэлы. Даже начав работать в Комитете, она сохранила в душе веру в православного Бога и, не имея возможности посещать церковь, регулярно молилась про себя.

Пора идти.Даниэла поднялась, повинуясь какому-то внутреннему голосу. В фойе ее внимание привлекла женщина с бледным, красивым лицом. В ее ясных, серых глазах застыло выражение, которое Даниэле было хорошо знакомо. Она не раз видела его в глазах заключенных, которых ей приходилось допрашивать на Лубянке.

Вздрогнув, она поняла, что смотрит на собственное отражение в зеркале. Слегка тряхнув пышными локонами, она выбросила из головы гнетущие мысли и, натянув плащ, вышла на улицу под руку с Малютой.

Небо над вечерней Москвой прояснилось, и свежий вечерний ветерок уносил прочь удушливые бензиновые пары и цементную пыль. Малюта пришел в восхищение от предложения Даниэлы прокатиться вдоль Москвы-реки.

Даниэла привезла его на то самое место на берегу реки, где между ними в один из вечеров минувшей зимы состоялся разговор, так сильно врезавшийся ей в память. Перебирая в памяти детали этой встречи, она вспомнила рассказ Малюты про то, как он в детстве провалился под лед и едва не утонул. Теперь она поняла, что в его тогдашних словах таилось грозное предостережение: я пережил тот случай в детстве и точно так же переживу любую опасность.

Даниэла чувствовала, что он придавал мистическое значение тому происшествию, видя в своем спасении чуть ли не вмешательство сверхъестественных сил. Я избранник небес, —казалось, говорил он. – Поэтому будь довольна тем, что исполняешь мои приказы.Примерно на такой же суеверной основе зиждилось и его отношение к Ореанде. Малюта искренне верил, что она продолжает жить после смерти, точно так же, как в то, что рука всевышнего вытащила его из-подо льда.

Они выбрались из машины и направились к реке, поблескивавшей отраженным светом в вечерних сумерках. На сей раз Малюта заботливо помог Даниэле спуститься по ступенькам лестницы. Наконец они подошли к воде.

– Даниэла, – промолвил Малюта, поворачиваясь к ней. В то же мгновение она крепко схватила его за руки и ловкой подсечкой сбила с ног. С громким изумленным возгласом он рухнул на поросшие мхом камни, а Даниэла, упав на колени, изо всех сил ударила его локтем в солнечное сплетение.

Его колени подогнулись. Он принялся судорожно глотать ртом воздух. Не теряя и доли секунды, Даниэла вскочила на ноги и, умудрившись нечеловеческим усилием сдвинуть с места грузное тело, сунула Малюту по плечи в ледяную воду. Ее пальцы, сомкнувшиеся у него на шее, не позволяли ему даже пошевелить головой.

Малюта отчаянно сопротивлялся, и Даниэле пришлось сесть на него верхом, чтобы сковать его сильные ноги. Она не хотела, чтобы перед смертью он успел насладиться хоть одним глотком воздуха, не говоря уже о том, что малейшая оплошность с ее стороны могла предоставить ему шанс воспользоваться своим превосходством в силе.

Ей становилось все труднее, и тогда она, изловчившись, ударила его коленом в пах. Она представляла себе, как в отчаянии он стискивает зубы, преодолевая инстинктивное желание открыть рот, как его легкие разрываются от чудовищной нехватки кислорода. Как его мозг мечется в поисках спасения из подводной могилы.

Однако на сей раз провидение решило не встревать в земные перипетии, и спасения не было: об этом Даниэла позаботилась. Она продолжала держать Малюту даже когда его тело, обмякнув, замерло неподвижно. Чуть придя в себя она обнаружила, что за какую-то минуту полторы успела пропотеть насквозь. Все вокруг нее расплывалось, точно в тумане, но она сама не знала что тому виной: пот или может быть слезы? Вполне возможно, что она плакала даже не заметив этого.

Не вытаскивая его голову из-под воды она нащупала рукой ключ, висевший у него на шее. Дернув за него, она порвала цепочку на которой он висел, и спрятала его в карман плаща.

Затем она сделала все необходимое, чтобы тело Олега Малюты никогда не поднялось со дна Москвы-реки. Покончив с этим, она затащила его в воду так что сама в результате промокла до пояса. Ее стала пробирать дрожь.

Малюта пошел на дно, как мешок, набитый камнями, чем он, по сути, и являлся в настоящий момент. Всего лишь на мгновение свет луны блеснул на его неподвижном лице, и он исчез из виду навсегда, вняв наконец зову Ореанды. И своей вины.

* * *

Под покровом ночи она пришла в кабинет и прямо с порога почувствовала запах оставленный его уже бывшим хозяином. Сам воздух, казалось, был пропитан холодной, неутомимой злобой которую обильно источал при жизни Олег Малюта.

Она тут же направилась к столу и уселась в кресло Малюты. Вытащив нижний ящик, она открыла ключом, сорванным с шеи покойника, стальную шкатулку.

Вот он!Дрожащими руками она достала пластиковый пакет с пистолетом, до сих пор хранившим отпечатки ее пальцев. Под пакетом лежал конверт с фотографиями, на которых крупным планом было запечатлено ее заплаканное лицо.

Она сожгла снимки и негативы в пепельнице, стоявшей на столе и, положив оружие в сумочку, собралась было уходить, как вдруг заметила уголок конверта, выглядывавший из-под пустого ящика. Она попыталась выдвинуть ящик до конца, но он не поддался.

Оглядев стол в поисках подходящего предмета, она остановила свой выбор на латунном ноже для вскрытия писем и сумела просунуть его под дно ящика. Повозившись несколько минут, она все-таки вытащила конверт.

Торопливо распечатав его, она нашла внутри него четыре листка, на которых, помимо небольшого текста, были напечатаны колонки цифр с указанием доходов, издержек, процентов и прочих финансовых данных. Однако цифры, приведенные на листках, казались фантастически громадными.

Только добравшись до китайского слова дицуй,Даниэла окончательно поняла, что ей в руки попало нечто и вправду очень серьезное. С каждым прочитанным предложением ее охватывало все большее волнение. Она и думать забыла про свои грезы о доме и ребенке, про будущую идиллию. Про мечты, которые, как она знала в глубине души, никогда не смогут осуществиться.

Прежняя, настоящая Даниэла взяла верх над новой и снова выступила на авансцену. Почти физически она ощущала, как власть и могущество, пропитавшие эти маленькие листочки, перетекают в нее. Она сознавала, что этому чувству невозможно противиться.

Судьба направила ее сюда, в этот кабинет и позволила совершить ошеломляющее открытие. Судьба сторицей возвращала ей утраченную на время власть. Ту самую власть, к которой она так стремилась.

Значит, так тому и быть!

Она знала, что ей надо предпринять.

Она вздохнула, окруженная полумраком, выдавшим ей наконец свой главный секрет Если и есть Бог на свете, то, вне всяких сомнений, он укрепил в этот момент ее сердце. Ибо одна, в ночной тишине, она готовила себя к тому, с чем ей неминуемо предстояло столкнуться. К новым испытаниям.

И, к своему удивлению, она обнаружила, что это не вызывает у нее особой тревоги.

* * *

Гроза преследовала их по пятам, когда они углубились в джунгли.

Шань. Там, где кончалось само плато, начиналась территория врага. Этой территории предстояло превратиться в поле битвы, а с поля битвы, как учил Джейка Фо Саан, отступать нельзя. Впереди их ждала победа. Или поражение.

Решимость – вот что определяет победителя в поединке. Решимость же зависит от силы воли. Очень часто ни первоначально избранная тактика, ни изменения, внесенные в нее впоследствии, не приносят успеха. Тогда главное слово остается за упорством и выдержкой. Выдержка – это не что иное, как та же сила воли. Если тыне потеряешь контроль над собой, то сможешь выдержать сколько угодно долгий поединок, и твоя сила не иссякнет. Напротив, она сохранится даже тогда, когда твое бренное тело погибнет.

Джейк и Блисс шли, следуя указаниям дядюшки Томми, однако им все равно приходилось очень несладко. С одной стороны, окружающая местность была незнакома им обоим, так что без компаса они заблудились бы. К тому же передвижение в плотных зарослях джунглей требовало немалых усилий. С другой, чем выше они поднимались по склону горного хребта, тем чаще им приходилось прятаться от патрулей, выставленных разными вождями для охраны своих границ. Время от времени им пересекали дорогу караваны мулов, тащивших вниз свежий “товар” и возвращавшихся со всевозможной поклажей, в том числе и с оружием.

Впрочем, встреча с отрядами или пограничными патрулями бирманской или китайской армий также не сулила им ничего хорошего. Эта земля живет по законам войны, —думал Джейк, вынужденный на каждом шагу сдерживать себя.

Нередко он мысленно обращался к Чжилиню, повторяя про себя: Отец, я наконец приблизился к вершине горы. Надеюсь, что, попав сюда, я буду знать, что мне делать.

Покинув деревушку на плато, они в первую ночь с трудом прошли шесть километров. Около часа пополудни они снялись с привала и, еще раз перечитав инструкцию дядюшки Томми, вновь вступили в схватку с джунглями. Море листвы поглотило их и беззвучно сомкнулось за их спинами. С таким же успехом они могли очутиться и на дне моря.

У них над головами, не умолкая, кричали и пели пестрые птицы. Время от времени раздавалось громкое хлопанье крыльев, гулким эхом отзывавшееся в джунглях. Вокруг в изобилии сновали насекомые любых видов, расцветок и размеров, однако по мере приближения к вершине, их становилось все меньше и меньше. Помня советы дядюшки Томми, Джейк и Блисс держались настороже на случай появления змей или леопардов. Пару раз им попадались на глаза обезьяны, в основном предпочитавшие селиться на самом плато.

Гроза в конце концов догнала их, и дождь полил такой плотной стеной, что даже нижние ветви деревьев, висевшие на уровне глаз, превратились в размытые зеленые пятна. Блисс, промокшая до костей, как, впрочем, и Джейк, начала дрожать от холода.

По примитивному канатному мосту они перешли через ущелье, по дну которого тянулась одна из восхитительнейших долин Шань.

Сразу за мостом начиналась грубая, извилистая дорога, прорубленная в джунглях. Примятые к земле по обе ее стороны папоротники свидетельствовали о том, что ею регулярно пользуются. Джейк, удвоивший осторожность, тем не менее прибавил ходу. Сейчас он думал о том, чтобы найти надежное укрытие, где можно было бы переждать грозу.

Пройдя еще с полкилометра, они наткнулись на новую хижину на дамбе. Лестница из двух ступенек вела под навес перед входом в хижину, который имел весьма отдаленное сходство с верандой.

Джейк подозревал, что поблизости должно быть еще какое-нибудь человеческое жилище, однако за плотной стеной дождя нельзя было ничего разглядеть.

Они поднялись по ступенькам под навес: Джейк шел впереди. Из хижины появился мальчик лет одиннадцати. У него было красивое лицо и безупречная, типичная для бирманцев кожа. Его предплечья и грудь пестрели множеством татуировок. Увидев гостей, он улыбнулся и тут же затрещал на диалекте, незнакомом ни Джейку, ни Блисс.

Джейк ответил ому на мандаринском наречии, и мальчик молча ткнул пальцем внутрь дома. Они вошли.

В первый момент у них едва не закружилась голова oi сладкого аромата опиума, густо стоявшего в хижине. В сумеречном свете им удалось разглядеть старика в тюрбане, сидевшего, скрестив ноги, на коврике в углу комнаты. Он курил. Заметив вошедших, он поднял вялую руку и поманил их к себе.

Когда они подошли, старик предложил им опиума, что было здесь дружеским и гостеприимным жестом. Взяв кусочек черного, липкого вещества, он скатал его пальцами в шарик, который положил в маленькую чашечку длинной трубки, сделанной из слоновой кости.

В тот момент, когда старик, привстав, пустил трубку по кругу, Джейк обнаружил, что, несмотря на холодный воздух высокогорья, он был одет только в кусок ткани, обмотанной вокруг поясницы. Его бедра и руки были испещрены тем же замысловатым рисунком-татуировкой, что и у мальчика.

Самого мальчика в хижине не было видно. Джейк поднялся и молча подошел к оставленной открытой двери. Выглянув наружу, он увидел, что окружающий мир сквозь полупрозрачную стену дождя выглядит как одно родная серо-зеленая масса. В оглушительном шуме дождя тонули все остальные звуки.

Джейк повернулся было назад, как краем глаза увидел, что в мутном мареве появилось темное пятно. Прежде чем он успел пошевелиться, оно приблизилось и, расширившись, превратилось в силуэт двенадцати туземных воинов, внезапно вынырнувших из тумана. Они были вооружены советскими автоматами АК-47, и все двенадцать “Калашниковых” в настоящий момент целились в одну точку.

Стоявший на пороге хижины Джейк так и не шелохнулся. Он представлял собой слишком удобную мишень, и любое сопротивление было бесполезным. Несколько воинов тут же приблизились к нему вплотную. Среди них высилась худощавая фигура европейца. Увидев светлоглазое розовощекое лицо типичного путешественника, Джейк решил, что перед ним американец. И не ошибся.

– Итак, – промолвил Тони Симбал, поднимаясь на порог, где стоял Джейк. – Что мы здесь имеем?

* * *

– Мэрок! Господи, да это же Джейк Мэрок собственной персоной!

Симбал прислонился к бамбуковой стенке хижины. Снаружи капли дождя выстукивали по земле барабанную дробь.

– Так это ты тот самый парень, который накрыл русского агента в Куорри? Генри Вундермана?

Джейк не сводил с него глаз. Блисс осталась сидеть рядом со стариком, продолжавшим курить как ни в чем ни бывало, точно вокруг не происходило ничего необычного. Хорошим признаком являлось то обстоятельство, что ни один из туземных воинов не вошел в хижину. Откуда-то, словно из-под земли, вынырнул тот самый мальчик, что встретил их. Джейк понял, что именно он сообщил Тони Симбалу о прибытии чужаков.

– Роджер пытался снова завербовать тебя. Верно?

– Если ты имеешь в виду Роджера Донована, – отозвался Джейк, – то верно.

– И почему же ты отказался?

Вот оно, —мелькнуло в голове Джейка. – Он подозревает меня.

—Я покончил с этим.

– Однако ты почему-то оказался здесь, – заметил Симбал. – Ты и я оказались одновременно в одной и той же точке земного шара. Не слишком похоже на простое совпадение.

– Давно ты работаешь на Донована? – поинтересовался Джейк.

– Уже несколько месяцев. Впрочем, мы давно знаем друг друга. Мы вместе учились в старших классах и в колледже.

– Ну да. Стэнфордские парни.

– Точно.

Да, он нам не помощник, —подумал Джейк. – Случайный встречный или того похуже.

—А ты сам, я знаю, долго работал на Донована.

– С ним, а не на него, – поправил Джейк. – Моим шефом долгие годы был Генри Вундерман.

– Шпион. Главное оружие Даниэлы Воркуты. Блисс, прислушивавшаяся к их беседе и всю дорогу внимательно следившая за лицами обоих, поняла, что происходит. В данном случае речь шла не о разделе территории между двумя хищниками. Оба старались выведать у оппонента определенные вещи, при этом не открывая собственных секретов. Возможно, она первой поняла, что Джейк и Тони скрывают друг от друга одно и то же.

– Да, все именно так и выглядело.

– Что это значит?

Джейк прошел в глубину хижины, на пороге вода уже хлюпала. К тому же мало радости вызывал у него вид двенадцати воинов, выстроившихся перед входом, не обращавших внимания на грозу: было очевидно, кто целиком контролирует ситуацию. Такое количество автоматов было чрезмерным для любого количества людей.

– Генри был моим старым другом. Его взял к себе сам Энтони Беридиен, человек с благословения Кеннеди создавший Куорри.

– Поправь меня, если я ошибаюсь. Но, насколько я знаю, Беридиен взял в свою контору и Роджера.

– В другое время. И из другого места.

– Старая гвардия всегда недовольна появлением свежих кадров.

– Да, – согласился Джейк. – Справедливое замечание. Между Генри и Роджером никогда не было особой любви.

– И за кого же из них ты был?

– Обычно я был просто слишком далеко от них обоих. Внутренняя политика в фирме никогда особо не интересовала меня. Я практически все время был на задании. Но...

–Да?

– Генри завербовал меня. Он приехал в Гонконг и там подобрал меня прямо на улице. Я торговал всякой дрянью, работая на триады. Перебивался случайными заработками: обычно приходилось выполнять малоприятные поручения. – Джейк взглянул на Симбала. – В некотором смысле Генри Вундерман спас меня.

– Тебе, должно быть, было горько оттого, что пришлось убить его.

– Это был нелегкий шаг.

Да,– подумал он. – Горько – вот верное слово. Возможно, в этом парне что-то и есть.Он решил удвоить свое внимание. Примерно то же самое сказал про себя и Симбал.

– В Центре, – промолвил он, – все очень благодарны тебе за то, что ты сделал. Особенно Роджер.

– Могу себе представить. Да, Доновану следовало от души поблагодарить меня.

– Ты не любишь его?

– Я не люблю то, что он представляет собой. Симбал замер на месте. В наступившей паузе он отчетливо расслышал хриплое дыхание старика, улетавшего от них все дальше и дальше вслед за своими розовато-золотистыми грезами.

– Что именно? Новые методы, которые всегда хуже старых?

– Не совсем. Я помню, что одним из любимых слов нашего старика было слово “перемены”. Беридиен считал, что подвижность агентурной сети является существенным фактором в деятельности такой организации, как Куорри. Он был убежден, что главный недостаток КГБ в том, что там ничего не меняется. Инвалидное мышление, приговаривал он в таких случаях.

– Больше всего в Доноване мне не по душе его отношение к людям. Старик постоянно думал о своих агентах. Он обходился с ними безжалостно, а временами и жестоко. Однако он переживал за них. Он сам прошел полевую школу, а Роджер Донован не имеет ни малейшего представления о том, что здесь творится.

– Однако он умен.

– Умней, чем мог бы представить любой из нас.

– Возможно, так оно и есть, – признал Симбал. Приняв наконец решение, он вытащил из кармана пачку бумаг. – Взгляни-ка вот на это.

Джейк наспех пробежал глазами листки, оставленные Симбалу Максом Треноди.

– Что там? – спросила Блисс.

– Доказательства, – отозвался Джейк. – Доказательства того, что кто-то систематически проваливал агентов Куорри, сдавая их КГБ.

– Значит, Аполлон прав, – промолвила Блисс. Джейк поднял на нее глаза.

– Похоже, что так.

– Аполлон? – недоуменно повторил Симбал.

– Наследство Генри Вундермана, – пояснил Джейк. – Его бывший агент в самом Кремле, теперь работающий на меня.

Симбал вытащил фотографию.

– Вот что прилагалось к документам. – Он протянул карточку Джейку. – Даниэла Воркута, снятая, по-видимому, скрытой камерой.

– Да, – Симбал вздохнул. – Когда мы были молодыми, Роджер бегал за одной девчонкой в колледже. Ее звали Лесли. Даниэла Воркута вполне подошла бы на роль ее сестры.

– Стало быть, так Донована и завербовали? С помощью Даниэлы Воркуты?

– Ее и картины Сера. Это произошло в Париже. – Симбал странно поглядел на Джейка. – Сдается мне, что если бы Аполлон действительно был агентом Вундермана, то он знал бы, что тот никак не может быть Химерой.

Джейк кивнул.

– Верно. Все так и было.

– Значит, эти доказательства могут найти подтверждение и из другого источника?

– Они уже получили подтверждение.

Если так, то получается, что Макс не обманул меня, —подумал Симбал. – Можно ли доверять этому человеку, Джейку Мэроку? Он бывший член Куорри. Не продолжает ли он в глубине души хранить обиду за свое внезапное увольнение?Треноди называл Симбала паладином. И вот теперь Тони чувствовал родственный рыцарский дух в человеке, стоявшем перед ним.

– Однако ты не мог появиться здесь из-за Донована, – заметил Джейк.

– Нет, – согласился Симбал. Он пока еще плохо представлял, как поведет себя, вновь встретившись с Роджером Донованом.

– Я гоняюсь за двумя оборотнями: Питером Карреном и Эдвардом Мартином Беннеттом. Они продались дицуй.Теперь они направляются на встречу с Нага.

– Нага – тот человек, которого мы ищем, – ответил Джейк. – Он вознамерился уничтожить меня, результаты моих трудов и трудов моего отца.

Блисс, подобравшись к собеседникам, посмотрела на него.

– Чень Чжу... – начала она.

– Чень Чжу? – перебил ее Симбал.

– Нага.

– Глава дицуй? – Симбал не пытался скрыть своего изумления. – Вы знаете, кто это?

– Да, – хрипло отозвался Джейк. – Мой отец хорошо знал его. – Он вытер лицо ладонью. – Все это связано с Камсангом, тайной моего отца. Видишь ли, Камсанг – это ядерный проект в провинции Гуандун. Внешне там ведутся работы по принципиально новому способу опреснения воды для Гонконга. Однако в Камсанге есть другая секретная цель. В рамках изучения этого проекта было сделано открытие, которое, по словам моего отца, уже сделало мир иным. И, по правде сказать, до сегодняшнего разговора я не догадывался, сколь необратимы эти изменения.