Текст книги "Зеро"

Его сестра была довольно миловидной, хотя с точки зрения Лилиан и несколько простоватой. Она была на несколько лет старше Лилиан, но ее мучили те же проблемы. Муж постоянно изменял ей, но внешне их брак оставался вполне счастливым союзом. Она подумывала о разводе, но, как однажды призналась, ей не хватало решимости.

Лилиан затратила немало сил, пытаясь уговорить ее порвать с прошлым, уйти от мужа и начать новую жизнь. Бедняжка никак не могла решиться: это сулило слишком большие перемены. Жизнь, жаловалась она, слишком безрадостна, слишком отупляюща. Как-то раз она поймала себя на том, что мечтает о служащем из конторы мужа. Ее часто тревожили грешные сны. Это смущало, и она спрашивала Лилиан, не слишком ли безнравственны ее фантазии. Лилиан лишь улыбалась и продолжала уговаривать ее уйти от мужа.

Постепенно Лилиан оказалась втянутой в самый центр чужой жизни. Ей было приятно ясно видеть проблемы другого человека и пути их разрешения. Впервые в жизни Лилиан чувствовала себя нужной, она приносила пользу и получала от этого огромное удовлетворение. Все эти фантазии, убеждала Лилиан, вполне нормальны и естественны, поэтому их стоит осуществить. Думала Лилиан при этом не столько об этой милой женщине, сколько о себе. Та пугалась и отрицательно качала головой. Нет, это невозможно. Никогда. Это значит сознательно совершить зло. Лилиан возмущалась. Если невозможно порвать с ненавистной жизнью, то не стоит ли сделать ее хотя бы более приятной? – спрашивала она. Лилиан убеждала настойчиво и методично, она рисовала заманчивые перспективы любовной связи, ей самой нравились собственные слова. Кончилось все тем, что Лилиан в один прекрасный день решила, что все ее рецепты очень хорошо подойдут и ей самой. Эта мысль словно распахнула настежь чуть приоткрытую дверь.

Примерно в то же время Лилиан познакомилась с ее братом. Как-то раз они вдвоем зашли к ней в отель. Сестра представила Лилиан брата, дипломата, только что прибывшего в Париж. «Мой отпуск заканчивается, с застенчивой улыбкой сказала она, – а брат совершенно не знает города». Не могла бы Лилиан познакомить его с Парижем?

Лилиан, конечно, согласилась. Она вполне созрела для этой встречи, потому что чувствовала себя бесконечно одинокой в самом романтичном городе мира.

Удивилась ли она, увидев его в первый раз и признав в брате своей подруги Дэвида Тернера? Или, точнее сказать, человека, которого она некогда знала под именем Дэвида Тернера. Человека, к которому привязалась, человека, которого спасла много лет назад и которого так внезапно потеряла. Человека, ставшего в те далекие теперь годы ее наставником и учителем и сейчас готового вновь взять на себя эту роль, открыть для нее таинственный мир, который Лилиан так страстно мечтала познать.

Он все еще был очень красив и энергичен. Может быть, даже слишком. Конечно же, он не походил на верх совершенства и кое-что в нем неплохо было бы изменить, чем и попыталась заняться Лилиан. Но в нем ощущались постоянство и надежность. Его мир был столь ясен и понятен, что в сравнении с ним ее собственный мир и мир Филиппа выглядели особенно беспорядочными. Этот хаос, в котором она жила долгие годы, исчезал, как только Лилиан встречалась со своим новым другом. Но больше всего Лилиан подкупало то, что он никогда не стремился уйти от нее в какую-то другую жизнь, где ей, Лилиан, не было места. Он никогда внезапно не исчезал. Он всегда был рядом. Наоборот, ей время от времени приходилось оставлять его. У Лилиан захватывало дух от новых ощущений. Их связь была сном, сказкой, мечтой. Кто мог сказать, что их отношения приведут к тому, к чему привели?

– Как Мими? – спросила Лилиан.

– Прекрасно, – ответил он. – Часто спрашивает о тебе, скучает.

– Мне ее очень не хватает.

– Да? – Он улыбнулся и взял ее руки в свои.

– Я хотела тебя спросить... – Она в нерешительности умолкла, но продолжила: – Почему ты послал ко мне Мими? Почему не пришел сам?

– Ты хочешь знать правду? Я не знал, как ты встретишь меня. Тогда, в Токио, я так внезапно покинул тебя. Это было необходимо, но я боялся, что ты можешь не понять.

Лилиан слабо улыбнулась.

– Я так хорошо помню день, когда Мими привела тебя ко мне. Я ведь была совершенно уверена, что никогда не увижу тебя. Во всяком случае, я постоянно твердила себе это. Но в глубине души всегда жила надежда. В сущности, все эти годы я только и делала, что ждала тебя. Ты многому меня научил. В том числе и терпению.

– А я так и не поблагодарил тебя за то, что ты сделала для меня в Токио.

– Ты сделал больше. – Она сжала его пальцы. – Ты возродил меня.

Их глаза встретились. Лилиан поняла, что настал момент, когда следует перейти Рубикон. Она высвободила руку и достала из своей сумочки крошечный пакет.

– Я принесла, – просто сказала она и положила пакет ему на ладонь. Вот и все, подумала она, вот и все. Легко и просто. Душа ее пела.

– Вот, – сказал Евгений Карск, – мы с тобой и подошли, но не к концу, а к началу. – Он поднял бокал и улыбнулся. – У нас впереди целый мир, новый мир.

* * *

Когда Элиан проснулась, Майкла уже не было. Она заворочалась на футоне в крошечной комнате для гостей в квартире Стика Харумы. Простыни еще хранили тепло Майкла. Она нежно погладила вмятины, оставленные его телом, положила голову на его подушку и закрыла глаза. Она не спала, она мечтала о Майкле.

Когда Элиан снова разомкнула веки, она была готова к новому дню. Завернувшись в старое кимоно Стика, отправилась в ванную. Надо будет приобрести какую-нибудь одежду, подумала Элиан, рассматривая себя в зеркале. Выйдя из ванной, она услышала шум на кухне, заглянула туда. Стик возился с завтраком.

– Вы видели Майкла? – спросила Элиан.

– Он ушел еще до того, как я встал, – ответил Стик, скатывая рисовые шарики. Вдруг он взглянул на нее и спросил: – Вы любите такое блюдо на завтрак?

– Не очень.

Стик усмехнулся.

– Я тоже. Тогда, может, заглянем в кафе на Синдзуку?

Элиан весело рассмеялась:

– Позвольте, я угадаю. Уж не то ли, что облюбовали американцы?

– Именно. Там лучшие оладьи по эту сторону линии перемены дат.

– Никогда в жизни не ела оладий, – сказала Элиан.

– Ну, в таком случае вы никогда и не жили. Спустя полчаса они сидели за столиком в уютном кафе.

Элиан взглянула на Стика и спросила, указав на стеклянную бутылку с бурой жидкостью:

– А это что такое?

– Кленовый сироп, – весело ответил Стик. – Им поливают блины или оладьи.

Элиан с сомнением поболтала вязкую коричневую бурду.

– Попробуйте, – настаивал Стик. – Вы просто обязаны это сделать. Без кленового сиропа у оладий совсем не тот вкус.

Элиан осторожно капнула на оладьи, подцепила на вилку и с опаской откусила кусочек.

– О, да это и впрямь вкусно, – заметила она.

Кафе называлось «Пэнкейк Хэвен» и располагалось на втором этаже какого-то учреждения. С застекленного балкона открывался прекрасный вид на Кобуки-тё, восточную часть Синдзуку. Отсюда было хорошо видно запруженные людьми тротуары. Люди в ярких одеждах спешили по своим делам, не оставляя и квадратного дюйма свободного пространства. Кафе было оформлено в несколько старомодном стиле. Пластиковые столы и стулья, яркие краски. Широкие окна и море солнечного света. Элиан огляделась. Подростки в кожаных куртках, словно сошедшие с фотографий пятидесятых годов, смеялись и болтали, поглощая оладьи и отбивные с картофельным пюре. Они весело пикировались с официантами. Здесь царил дух счастливой юности.

– Мне нравится это место, – искренне сказала Элиан. – Оно так не похоже на те, где я бывала.

– Да, – кивнул Стик, заказывая еще по порции оладий. – Трудно представить себе, чтобы вы могли посещать подобные заведения.

Она пристально посмотрела на него.

– Что вы имеете в виду? Стик пожал плечами.

– У вашей семьи столько денег, что вы, вероятно, попросту не знаете, что с ними делать. Зачем вам ходить в такие кафе? Да вы, скорее всего, и понятия не имеете о существовании подобных заведений.

– Я вас не понимаю, – ровным голосом ответила Элиан. В грудь ее прокрался холодок.

– Я помогу вам понять. – Стик сделал паузу, дожидаясь, пока официантка поставит новую порцию дымящихся оладий. – Ваш отец – Нобуо Ямамото. А Ямамото не появляются в районах вроде Кобуки-тё. Вряд ли ваш отец повел бы свою дочь в такое кафе, не так ли?

– Вы ошибаетесь, – тихо сказала Элиан, – меня зовут Синдзё, Элиан Синдзё.

– Извините, мисс Ямамото, но вам нет никакого смысла упорствовать. Вы избегали фотографов, старались не появляться вместе с членами вашей семьи, но это не всегда было возможно. Правда ведь? Я видел вас с вашим отцом, Ямамото-сан, на заводе в Кобе. – Он отправил в рот оладью и продолжал с набитым ртом: – Это было в тот день, когда «Ямамото Хэви Индастриз» объявила о получении правительственных субсидий на разработку реактивного истребителя «ФАКС». Вы помните? Уверен, что помните. Вы стояли рядом с отцом, когда он делал заявление для прессы. Американскому посольству потребовались мои услуги. Я переводил речь вашего отца для многочисленных иностранных гостей.

Элиан положила вилку.

– Хорошо, – сказала она. – Чего вы хотите?

Он пожал плечами.

– Это зависит от обстоятельств.

– От каких? – резко спросила она.

– Например, от степени моей полезности.

Она посмотрела на него, как мангуст на змею.

– Я не вижу, чем вы можете быть мне полезным.

– В самом деле? – Стик продолжал уплетать, как ни в чем не бывало. – Что ж, жаль. Ведь Майк в конце концов найдет документ Катей, который ищете и вы. Я знаю все, мисс Ямамото, все и обо всем. Майк мне вчера многое рассказал. Как видите, он мне доверяет.

Он подцепил последний кусок.

– Я даже знаю, что он думает о вас. Он собирается взять меня с собой, когда отправится за документом. Меня, а не вас, поскольку вам он не доверяет.

– И, как я полагаю, вы можете исправить это? – прямо спросила Элиан.

– Вполне вероятно.

– Ведь Майкл ваш друг, Стик. Вы собираетесь его предать, почему?

– Я собираюсь предать Майка? Разве я говорил о предательстве? – Стик напрягся, произнося эти слова.

– Мне так показалось.

– Все имеет цену, мисс Ямамото. По крайней мере, все ловкие люди имеют цену. Какова ваша?

– Я не стану отвечать на подобные вопросы.

– Я хочу знать, на кого вы работаете? На вашего отца? На Масаси Таки? На вашу мать Митико? Я никогда не поверю, что Нобуо Ямамото связался с кланом Таки-гуми. Ведь вы не из якудзы, не так ли?

– Нет, – ответила Элиан, – не из якудзы. Внезапно она почувствовала смертельную усталость. Довольно лжи. Она измучена бесконечным нагромождением вранья, она устала жить в зыбком мире неправды, где каждое слово, каждый шаг может выдать ее с головой. Она устала от этого вечного страха разоблачения. Она устала нести бремя многочисленных масок. Элиан беспомощно посмотрела на Стика. Она хотела сейчас только одного – освободиться от лжи. Стик, заметив ее замешательство, мягко спросил:

– Кто вы? Скажите мне.

Элиан посмотрела в широкое окно кафе. Толпы пешеходов внизу заполонили теперь не только тротуары, но и проезжую часть улицы. О, как ей хотелось превратиться в одну из бесчисленных покупательниц, снующих по лавкам. На улице начинался дождь. Элиан захотелось ощутить лицом прикосновение его капель, захотелось почувствовать, что она еще жива. Но это было невозможно. У меня нет выхода, в тоске подумала Элиан. Она не могла больше лгать человеку, которому желала лишь добра и которого, возможно, успела полюбить. Но она не могла и сказать правду. Маска приросла к ее лицу. Элиан в отчаянии повернулась к Харуме.

– Я уже давно не думала о себе как об Элиан Ямамото, – сказала она. – Я не знаю, что значит быть Элиан Ямамото. Я тоскую по самой себе, по своему истинному лицу.

– Так что же мешает вам открыть его? – спросил Стик.

– Обязательства, – коротко ответила она. Элиан повернулась так, чтобы не видеть окна. Там, снаружи, недоступная ей жизнь, сейчас лишь усугубляющая отчаяние, которое охватило все ее существо.

Глядя куда-то мимо Стика, она вяло произнесла:

– Семья. Моя семья.

Стик молчал, ожидая продолжения.

– Может быть, мне все-таки понадобится ваша помощь.

– Я помогу вам. Но это будет кое-чего стоить. Элиан молчала, подыскивая слова, способные выразить ее самые сокровенные желания. Наконец она сказала, буднично и просто:

– Я хочу, чтобы вы убедили Майкла в том, что мне можно доверять. – Она хотела продолжить, но слова замерли на губах. Нет, она не может рисковать жизнью Тори. Она и так сказала слишком много.

– Хорошо. – Стик кивнул. – Положим, мне это удастся. Что в этом случае получу я?

Элиан отодвинула кресло и встала.

– Похоже, я все-таки ошиблась. Будь вы другом Майкла, вы не произнесли бы этих слов. Я здесь для того, чтобы защитить его и помочь, как могу, даже ценой собственной жизни. Я ошиблась. Но и Майкл ошибся, решив, что вы его друг. Это не так.

– Элиан, успокойся, – раздался голос у нее за спиной. Девушка резко обернулась. На нее смотрел улыбающийся Майкл.

– Мы со Стиком знаем друг друга настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Все это он сделал по моей просьбе.

– Вот как?

– Именно так, – с улыбкой ответил Майкл. – Теперь, когда я знаю, на чьей ты стороне, можно считать, что мы наконец-то познакомились.

* * *

Тори дремала на руках у Митико. В полусне она понимала, что происходит нечто тревожное и опасное. Но девочка очень устала. Страх вымотал ее. Тори провела в непрерывном напряжении много дней подряд. Она не поддалась ужасу лишь благодаря ежедневным звонкам Митико. Теперь, на руках у бабушки. Тори чувствовала себя в полной безопасности. Ей было тепло и уютно. Тори постепенно погружалась в грезы. Она видела свет, пронизывающий листву, нежно поющих птиц, ощущала головокружительный аромат весны. Тори улыбалась, снова счастливая. Она чувствовала мерное покачивание и понимала, что они куда-то идут. Слышала чье-то тяжелое дыхание; какое-то крупное животное дышало совсем рядом с ней. Наверное, это динозавр, подумала Тори. Но ведь мама говорила, что динозавры давным-давно вымерли. Тори открыла глаза и поискала динозавра. Может быть, хоть один остался? Она увидела тень, скользящую рядом с ней. Но тень была слишком маленькой, чтобы принадлежать динозавру.

– Бабушка... – тихо прошептала Тори.

Митико и Дзёдзи осторожно продвигались по коридору, прислушиваясь к каждому звуку. Но тишину нарушал лишь ровный гул машины.

– Дзёдзи, остановись, – тихо прошептала Митико. – Мы только что прошли мимо двери? Дзёдзи обернулся.

– Да.

– Я хочу, чтобы ты заглянул туда, – сказала Митико. – Я хочу знать, что прячет Масаси.

– Митико-тян, – нервно сказал Дзёдзи, – благоразумно ли это? Ведь с нами Тори. Мы должны выбраться отсюда как можно быстрее. Чем дольше мы остаемся здесь, тем больше рискуем.

– Все это так, – твердо ответила Митико. – Но Нобуо боится уже много недель. Он скрывает свой страх, но я чувствую, как сильно он напуган. Я слышу страх в его словах, в его движениях, в его походке. Я спрашиваю себя, в чем дело, и не могу ответить. А ответ, скорее всего, находится здесь, Дзёдзи-тян. У нас есть редчайшая возможность узнать, что тут творится, что задумал Масаси. Мы должны рискнуть. – Она подтолкнула его. – Иди.

Дзёдзи неслышно скользнул в дверной проем. Он ощутил струю холодного воздуха. Идя навстречу дуновению, он оказался еще у одной двери, повернул ручку и вошел. Здесь было светлее. Дзёдзи осмотрелся. Он стоял на длинной галерее над огромным подвалом, почти точно на том месте, откуда несколько часов назад Масаси и Сийна, наблюдали за разгрузкой ядерного устройства.

Дзёдзи сделал шаг к деревянным перилам и, заглянув вниз, в изумлении замер. Внизу неслышно сновали люди в защитных костюмах. Он хорошо видел эмблемы на спинах людей. Дзёдзи узнал эмблему «Ямамото Хэви Индастриз»

Он внимательно смотрел на устройство, вокруг которого суетились люди в спецодежде. По спине пробежал холодок. Дзёдзи понял, что находится внизу. Техники извлекали из свинцового контейнера что-то очень похожее на бомбу. Дзёдзи отер выступивший на лбу пот Так вот в чем дело.

Он отступил к двери и вышел так же неслышно, как и вошел. Он подумал, что Митико нужно прежде подготовить, а уж потом рассказывать об этом удивительном и чудовищном зрелище. Дзёдзи осторожно продвигался к двери в коридор, когда услышал голоса. Он замер, затем медленно, словно ящерица, подобрался к двери и вжался в стену. Рядом, крепко обняв Тори, стояла Митико, а напротив – Масаси с катаной Митико в руках. У Дзёдзи перехватило дыхание. Он напряг слух.

– Вы уже причинили мне немало беспокойств. – Дзёдзи узнал голос Масаси. – Ваше присутствие здесь для меня большая неожиданность. Интересно, как вы узнали, где я прячу вашу внучку? Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Я вас недооценил. Но теперь я сделаю то, что давно надо было сделать. Вы больше не сможете мне мешать. У меня нет времени возиться с вами. Сейчас наступает самый важный момент в деле, которое я начал, и я не потерплю никаких помех.

* * *

Шум барабанящего по тростниковой крыше дождя перерос в оглушительный рев. Элиан и Майкл были в северном предместье Токио. Асфальт здесь уступил место траве и деревьям.

Майкл остановил машину у синтоистского храма. Он смотрел на древние постройки, погруженные в пелену дождя, и чувствовал себя так, будто вернулся домой после долгих и нелегких странствий. Он ощущал, как к нему возвращаются силы, как утихает боль. Дух Тсуйо был рядом, Майкл чувствовал его поддержку. Майкл повернулся к Элиан.

– Ты должна мне все рассказать. Почему ты скрывала от меня свое настоящее имя?

Элиан на мгновение закрыла глаза. Потом посмотрела на Майкла.

– Ты хочешь знать правду?

– Только правду, Элиан. Я всегда ждал от тебя одной лишь правды. Но именно этого ты никогда не могла мне дать.

В ее душе любовь к человеку, стоящему перед ней, боролась со страхом за жизнь дочери. Элиан казалось: еще мгновение, и она сойдет с ума.

– Ты всегда ждал какого-нибудь простого ответа, – медленно сказала она, пытаясь справиться со смятением. – Ты ждешь слов, которые чудесным образом расставят все по местам, сделают все понятным и ясным, как это бывает в голливудских фильмах. Но жизнь гораздо сложнее. – Она посмотрела на храм.

Майкл чувствовал, что ее голова занята какой-то одной неотвязной мыслью, что она мучительно пытается сделать выбор. Он хотел бы ей помочь, но не представлял себе, как это сделать. Они долго молчали. Наконец Элиан снова заговорила:

– Я скрыла от тебя свое настоящее имя потому, что не доверяла тебе.

Майкл недоуменно посмотрел на нее.

– Мне говорили, что я должна доверять тебе. Но я никогда не была в этом уверена. С кем ты? Я не знала этого. С Джоунасом? Со своим отцом? С кем-то еще, кого я не знаю? Я без конца задавала себе этот вопрос, но не находила ответа. Я хотела довериться тебе, Майкл, но боялась ошибиться.

Майкла словно озарило – они оба были в одинаковом положении. Словно слепые котята, тычущиеся носами по углам, ничего не видя и ничего не понимая. Элиан, как и он, жила в полной неопределенности. Господи, как же нам удалось дожить до этого разговора, подумал он, как нам удалось не уничтожить друг друга?

– Тебе что-то сказали обо мне? Что-то определенное? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Ты, похоже, знала дядю Сэмми. Лучше бы ты все мне объяснила.

Элиан протерла запотевшее стекло.

– Все так запутанно, Майкл. Я постараюсь. – Она нерешительно тронула его руку. – Сыну будет трудно услышать такое о своих родителях. Но, по-видимому, действительно настало время сказать все.

Майкл смотрел в бездонные черные глаза. Они молили его, буквально кричали о том, что переполняло ее душу. И он вдруг понял, о чем именно говорят ее глаза, и откликнулся на этот страстный зов. Плотина недоверия рухнула.

Не отводя глаз, Элиан сказала:

– Наши родители, моя мать и твой отец, были любовниками.

Майкл вздрогнул. Хоть он и не знал, что услышит в эту минуту, но уж такого совсем не ожидал.

– Что ты имеешь в виду? – растерянно спросил он. Элиан погладила его ладонь.

– Они встретились в сорок шестом, когда вместе работали в ЦРГ, и полюбили друг друга. Их отношения длились, пока Ватаро Таки не узнал о связи своей приемной дочери с Филиппом Доссом.

– И на этом все кончилось, – с облегчением продолжил за нее Майкл. – Это было давным-давно.

Элиан сжала его руку, словно он был ребенком, которого надо уберечь от опасностей взрослого мира.

– Нет, не кончилось, – мягко сказала она.

Дождь не ослабевал, его шум действовал успокаивающе.

– Мать не послушалась Ватаро Таки. Впервые в жизни она осмелилась ослушаться своего отца. Она считала это своим долгом, потому что любила Филиппа Досса.

Майкл смотрел на потоки воды, заливающие ветровое стекло.

– Ты хочешь сказать, что вплоть до своей смерти мой отец... – он не договорил.

– Майкл, – ласково произнесла Элиан, – я рассказывала тебе о молитве, которой меня научили, когда я была совсем маленькой? – Она помолчала. – Да – это желание, нет – это мечта. Боже, дай мне силы отказаться от «да» и «нет», дай мне силы обойтись без них.

– Я помню.

– Ей научил меня твой отец. – Он повернулся к ней. – Твой отец, Майкл. Это были странные слова, я не поняла их тогда, но они мне понравились. И лишь много лет спустя я осознала их смысл. Это мы – желание и мечта. Наши родители отказались от собственных, чтобы воплотить их в нас. Твой отец сделал из тебя солдата, воина. Моя мать поступила со мной так же. Долгие годы я думала, что это просто совпадение. Но как-то раз мать отвела меня к деду. Я видела его, когда была совсем ребенком. И вот, когда я прошла полный курс обучения, он со мной встретился. Его слова тогда потрясли меня, они перевернули весь мой мир. Может быть, с тобой произойдет то же самое. Сейчас я передам тебе его слова. Ватаро Таки сказал, что долгие годы Митико была его правой рукой, а Филипп Досс – левой. Но времена изменились, необходимо прокладывать путь в будущее. Он внимательно посмотрел на меня и добавил: «Наш путь в будущее – это ты». Он рассказал, почему у меня не японское, а европейское имя. Это он дал мне его. Для Таки-гуми и для всей Японии я должна стать дорогой в будущее, европейское имя должно явиться символом перемен. Так он считал. Он хотел, чтобы Япония вырвалась из пут традиций и старого образа мышления, из плена косных представлений. Он хотел, чтобы Япония встретила следующее столетие обновленной и молодой. Она должна прекратить замыкаться на саму себя и обрести связь с остальным миром. Я уж не говорю о процветании: это необходимо стране хотя бы для того, чтобы просто выжить. Так думал Ватаро Таки, и в нас он видел будущее Японии, Майкл.

Элиан взяла руки Майкла и положила их себе на грудь.

– Я передаю тебе слова моего деда. Это должен был бы сделать твой отец, но его уже нет в живых. Я всего лишь жалкая замена, но кроме меня сейчас некому сказать тебе эти слова. Мы будущее, Майкл. Нас научили подниматься по боевой тревоге, которую наши семьи привыкли ждать с минуты на минуту. Мы желание и мечта.

Она умолкла.

– И вот мы вовлечены в эту войну, – задумчиво сказал Майкл, – в войну, которая убила моего отца. А я даже не знаю, хочу ли в ней участвовать.

Элиан улыбнулась.

– Я сказала Ватаро то же самое, когда он уговаривал меня, скорее даже вербовал.

– Но ведь ты говорила, что не состоишь в якудзе.

– Да, я никогда не была в ней. Но и твой отец тоже, что не помешало ему поступить так, как он поступил.

– И чего же Ватаро хотел от тебя? – спросил Майкл.

– Чтобы я стала его правой рукой, – ответила Элиан. – Он хотел, чтобы я сохраняла мир между семьями якудзы, не привлекая внимания полиции. Я понимала, что, сохраняя мир, он стремился удержать за кланом Таки-гуми лидирующее положение среди семейств якудзы. Мне казалось, что это невыполнимая задача, особенно для женщины. Но Ватаро был гораздо дальновиднее. Он обдумал все, и мы вместе создали миф: я воплотила замысел Ватаро Таки. Я стала Зеро.

* * *

Лилиан делала покупки для Евгения Карска. Это доставляло ей громадное удовольствие. В эти дни, наполненные страхом за детей, Лилиан особенно хотелось отвлечься от тревожных мыслей.

Карск был высок и худощав, как пловец, и начисто лишен вкуса. Может быть, Россия и дала миру много полезных вещей, но только не умение одеваться с лоском.

Они пробежались по Рив Друат. Лилиан отвела Карска к Живенши за костюмами, у Пьера Бальмена они купили рубашки и куртки, у Эштера – спортивные костюмы (у Карска, к изумлению Лилиан, их не было). За обувью заглянули к Роберу Клержери. («Не будь занудой, дорогой, – сказала Карску Лилиан. – Все носят эти туфли, почему бы и тебе не приобщиться?») Галстуки, носки, платки и прочую мелочь они нашли у Миссони. Когда они закончили, настала пора обедать. Карск уже совсем изнемогал.

– Господи, – простонал он, – до сих пор я и ведать не ведал, что такое тяжкий труд.

– Тяжкий труд? – изумилась Лилиан. – Да ведь мы ходили по магазинам всего пару часов. Мы встретились после ленча.

– Лучше бы мы отправились с тобой на ленч. Думаю, я чувствовал бы себя куда спокойнее, не пережив этого безумия, именуемого хождением по магазинам.

– Не валяй дурака, теперь ты самый импозантный шпион во всей Европе.

Он вздрогнул.

– Господи, что ты такое говоришь!

Лилиан рассмеялась.

– Видел бы ты сейчас свое лицо. – Он повернулся к зеркальной витрине магазина. – Нет, нет. Уже поздно. То выражение уже исчезло.

Карск вздохнул.

– Я представления не имею, куда девать половину всех этих вещей, которые ты заставила меня купить.

– Я вовсе не заставляла тебя покупать. Ты делал покупки сам и был при этом на верху блаженства.

Карск опять глубоко вздохнул. Он знал, что Лилиан права. Он и впрямь не был свободен от частнособственнической психологии, и это его тревожило. Он вспомнил, как жена постоянно твердила, будто Европа – его любовница. Этим она хотела сказать, что в Европе он бывает чаще, чем в России. Но разве это свидетельствует о нелюбви к своей стране?

– Давай где-нибудь пообедаем, – предложил он Лилиан. – Или, по крайней мере, выпьем. Именно это я собирался предложить тебе сегодня утром по телефону, а вовсе не беготню по магазинам.

– Отлично. Сам решай где, – ответила Лилиан. Поймать такси в это время было невозможно, и они поехали на метро. Карск выбрал марокканский ресторан, который он хорошо знал. Ресторан стоял в тупике длинной мрачноватой улицы, куда не долетал городской шум. Здесь собирались большей частью студенты. Карск частенько назначал тут встречи: в этом ресторане он чувствовал себя свободно и уютно. Его мало заботило качество подаваемых блюд.

Владельцем ресторана был толстый марокканец с лоснящимся лицом. В остальном он, впрочем, выглядел вполне чистоплотным. Он встретил их и провел в дальний угол ресторана. Встречать своих постоянных клиентов, казалось, являлось смыслом его жизни. Он поразил Лилиан своей необыкновенной учтивостью и предупредительностью.

Карск, как обычно, сел лицом ко входу. Лилиан расположилась напротив, с любопытством оглядываясь по сторонам. Она была здесь впервые. Карск заказал два аперитива.

Лилиан мягко тронула его худую руку.

– Я рада, что мы вместе. В новой одежде ты выглядишь великолепно, ни дать ни взять истинный европеец. Tu es tres chic, mon coeur.

– Merci, madame.

Официант принес аперитивы. Потягивая их, они наслаждались покоем.

– Мои люди проявили пленки, которые ты мне передала.

– Да? – Лилиан сохранила невозмутимое выражение лица. – Это все, чего ты хотел?

– И да, и нет.

– Вот как? – Лилиан прищурилась.

– Твои сведения – точное попадание в цель. Основные данные МЭТБ по тайным операциям на территории СССР. Потенциально это самая разрушительная информация, которую мы когда-либо получали об американской конспиративной сети в России. И с этой точки зрения твои сведения бесценны. Но все же мы ожидали гораздо большего. Те данные, что ты нам передала, – всего лишь дразнящий намек на куда более радостные открытия.

– Я знаю.

Карск молчал, собираясь с мыслями. Начал болеть правый висок – верный признак повышенного давления. Стараясь выглядеть спокойным, он наконец спросил:

– Что ты этим хочешь сказать?

Лилиан улыбнулась.

– Все очень просто. Я дала тебе только то, что сочла нужным дать. Не больше. – Карск вздернул брови. Глядя ему в глаза, она продолжала: – Уж не думал ли ты, что я передам тебе все сведения, которые у меня есть и которые вам так нужны? Это был бы слишком большой риск. К тому же, это означало бы, что в моей жизни наступают крутые перемены. Я не вернусь в Америку. Я знала это уже, когда решила добыть необходимые для тебя сведения. Ты тоже это понимал. Но неужели ты все-таки рассчитывал на какой-нибудь иной исход?

Карск молчал, забыв о стоящем перед ним аперитиве. Наконец он медленно заговорил:

– Я ожидал, – он запнулся, едва сдерживая гнев. – Я полагал, что ты действуешь из соображений более высоких, например, из чувства долга.

– Долга? – Лилиан рассмеялась ему в лицо.

– Да, – упрямо повторил Карск, – долга. – Он старался говорить холодно и отрешенно. – Я всегда понимал, что есть высокие идеи, которым стоит служить. Мне показалось, что и ты понимаешь это. Мы ведем войну, войну без оружия и солдат. Мы ведем войну идей, мы боремся за свободу...

– Прекрати, – Лилиан произнесла эти слова так резко, что он осекся. – Ты бы еще упомянул о призраках Маркса и Ленина. Ты ошибся, если полагал, что я работаю на тебя из идейных соображений.

Карск краем глаза увидел приближающегося официанта и жестом отослал его.

– Какие же у тебя были причины?

– Личные, дорогой. Работая на тебя все эти годы, я получала редкое наслаждение, потому что ненавидела людей, с которыми жила, – отца, мужа, Джоунаса. Да, я ненавидела их и ненавидела очень давно. Ты спросишь меня, почему я не ушла от Филиппа. Радость мщения была сильнее. Мой брак служил прекрасным прикрытием для шпионажа. И для тебя, дорогой. Ну, а поскольку за любое удовольствие приходится платить, то я и рассматривала свой брак как такую вот плату, состоявшую в том, что в течение десятилетий я вынуждена была смотреть, как муж изменяет мне. Он так и не перестал встречаться с этой японской сукой Митико Ямамото.

– Если ты так ненавидела своего мужа, – раздраженно сказал Карск, – то его увлечения не должны были тебя волновать.

Лилиан, увидев, что сумела перевести разговор на себя, на собственную личность, сказала более доверительным тоном:

– Они волновали меня, Евгений. Еще как. Я горда, я очень горда. Я хочу, чтобы меня любили, чтобы обо мне заботились, чтобы наконец я чувствовала, что нужна. Этого хочет каждая женщина. Тебе не понять, какая это мука – быть женой человека, которому ты до лампочки.