Текст книги "Зеро"

Элиан подошла к окну и отдернула сёдзи. Открылся великолепный сад, творение и гордость Митико.

На Элиан было кимоно цвета морской волны. Она повернула застенчивую Тори лицом к гостям и с улыбкой начала представлять их. Тори смущенно захихикала и попыталась вырваться. Элиан не отпустила ее. Наклонившись к девочке, она что-что тихо сказала. Тори притихла. Посидев несколько мгновений на месте, она вскочила и, шлепая ногами по алым вышитым коврикам, подбежала к Филиппу. Затеребила его за брюки.

– Дедушка, – защебетала девочка по-японски. – Дедушка, возьми меня на ручки.

– Тори! – Элиан строго посмотрела на нее. – Неужели ты так быстро забыла, как следует себя вести?

Филипп улыбнулся, взял Тори на руки и несколько раз подбросил вверх. Она завизжала от восторга.

– Это сон. Я все еще сплю, – пробормотала Одри. – Как в сказке. Другой мир. Другое время.

– Нет. – Филипп начал кружить Тори, держа ее за вытянутые руки. – Просто совсем другая жизнь.

– Другая жизнь, – задумчиво повторила Одри. – А что же было прежде?

– Я умер, – серьезно сказал Филипп. – Я умер, чтобы родиться вновь. – Он поставил Тори на пол. – Будем считать, что мои земные грехи остались в той, прежней жизни. – Филипп ласково улыбнулся дочери.

– Чай, – сказала Митико. – Идемте пить чай. На деревянном столе перед Митико стояли шесть тонких фарфоровых чашек, горячий медный чайник и тростниковая кисточка. В чашках уже лежали зеленые чайные листья. Митико плавными уверенными движениями налила воду в ближайшую к себе чашку. Кисточкой взбила светло-зеленую пену. Подала Филиппу. Затем приготовила чай Майклу и Одри. Четвертая чашка предназначалась Тори, пятая – Элиан. Себе Митико приготовила чай в последнюю очередь. Дождавшись, когда все выпьют, Элиан сказала:

– Я хочу знать, что вы думаете обо всем происшедшем. Митико повернула голову в ее сторону. Майкл заметил удивленный и испуганный взгляд Одри – она только сейчас поняла, что Митико слепа.

– Может быть, мне и не следует высказывать своего мнения, – сказала Митико, – но прежде всего ты должна помириться со своим отцом. И лишь потом я отвечу на любые твои вопросы. Ты имеешь право знать все.

– Но почему? – возмутилась Одри. – Это же нечестно. Я тоже должна все знать. Как я смогу разобраться во всем, если вы молчите?

Митико улыбнулась.

– Тебе действительно нужно многое понять. Ведь твоя жизнь оказалась вывернутой наизнанку. То, что думаю я, не имеет значения. Ты должна сама до всего дойти. Ты спасла жизнь Элиан, значит, дух твой не слаб. Ты сильная девочка.

– Сильная? – Одри сморщила нос. – Сдается мне, до сих пор я этого не знала.

– Зато другие знали. Ты попала в передрягу и с честью вышла из нее. Твоя стойкость и твое самообладание удивили всех нас. – Митико снова улыбнулась. – В Японии говорят, что дух человека не слишком охотно проявляет свою природу.

Тори надоело слушать скучные взрослые разговоры. Она важно обошла стол и взобралась на колени к Одри. Та помогла ей устроиться поудобней.

– Привет, – сказала Тори.

Одри рассмеялась. Тори быстро залопотала по-японски.

– Она еще только учится английскому, – объяснила Элиан.

– Мы все только учимся, – откликнулась Митико. Майкл испытующе взглянул на нее. Она словно заметила его взгляд.

– Ты что-то принес с собой, Майкл. Это подарок?

– Нет, не подарок.

Он опустил глаза. Рядом с ним лежал меч, которым он вчера убил Кодзо Сийну, священный катана Ямато Такеру, святыня Дзибана, его символ. Теперь он был символом и разбитых надежд, и бессмертия Японии.

– И все же, то, что ты принес с собой, должно иметь какое-то предназначение, не так ли? – настойчиво продолжала Митико. – То, что ты принес с собой – всего лишь вещь, неодушевленный предмет. Он свободен от предубеждений. Мы сами наделяем предметы целью и предназначением. Только соединяясь с человеком, предмет обретает свой истинный смысл, только тогда раскрывается его тайна.

Митико сидела напротив Майкла. Ее слепые глаза смотрели ему прямо в лицо. У Майкла вдруг возникло странное чувство, что она видит его лучше, чем кто-либо в этой комнате.

– Именно поэтому ты принес его сюда?

Майкл знал, что она права. Митико словно прошлась светлым лучом по темным закоулкам его души. Майкл дотронулся до меча. Взглянул на отца. Представил, как скажет ему: «Много лет назад я получил этот меч из твоих рук. Долгие годы я считал, что это твой подарок. И лишь сейчас понял, что был всего лишь хранителем». Он с поклоном передаст катану отцу. «Я поклялся, что сохраню его, и выполнил свою клятву. Его отняли у меня, но я вернул похищенное».

Честно говоря, идя сюда, Майкл и сам не знал, зачем он взял с собой катану. Но слова Митико открыли ему глаза на собственные тайные желания. Майкл поднял на нее глаза. Ее просветленное лицо дышало безмятежностью. Майкл вдруг поймал себя на том, что напряжение и тревожное беспокойство, владевшие им все последние дни, исчезли, уступив место спокойствию. Буря, бушевавшая в его душе, улеглась. Он подумал, что это все благодаря Митико, благотворному влиянию ее внутренней гармонии. Слепая словно излучала мир и покой. Он спросил себя, есть ли в его душе обида на Митико. Но не смог ответить. Он понимал, что Митико не может быть разрушительницей домашнего очага, семьи. Ведь, в сущности, вся ее жизнь была подчинена идее укрепления духа семьи. Идее, которая была совершенно чужда его матери. Лилиан всегда вела неутомимую борьбу за себя, она стремилась самоутвердиться везде и всюду, и семья в этом смысле не являлась исключением. С Митико же все обстояли иначе. Именно она указала ему способ преодоления Зеро, той части Вселенной, где Путь воина теряет смысл. Глядя в слепые глаза Митико, Майкл понял, что если он не вернет катану отцу, то пропасть, разделяющая их сейчас, никогда не исчезнет. Дар, полученный им от отца, сослужил свою службу. Настала пора вернуть его. Может быть, Митико попросту знала это всегда. А может быть, как и Майкл, поняла только сейчас. Впрочем, это не имело никакого значения. Важно было одно – она указала ему путь к прощению, путь обретения семьи. И он пойдет этим путем. Но позже, не сейчас. Слишком свежа еще рана, нанесенная отцом.

Одри, прижав к себе Тори, думала над словами Митико:

«Мы все только учимся». Она повернулась к Филиппу.

– Папа, все, что ты сказал о маме, – правда?

– Да. К сожалению, да.

– Она во Франции?

– Я не могу этого утверждать. Из Вашингтона она отправилась в Париж. Остановилась в «Плазе». Но вчера она исчезла из отеля. Евгений Карск тоже пропал. Одному Богу известно, где они могут быть.

Одри крепче прижала к себе Тори, словно ища у нее защиты.

– Мне кажется, я знаю, где они скрываются.

Повисла напряженная тишина. Филипп осторожно поинтересовался:

– Откуда, Эйди?

– Прежде, чем я отвечу, – бесстрастно сказала Одри, поглаживая волосы Тори, – ты мне должен дать обещание, что с мамой ничего не случится. – Она подняла голову и посмотрела на отца. В глазах ее сверкнула ярость. Голос зазвенел, как натянутая тетива. – Для меня не имеет значения, что она сделала. Для меня не имеет значения, что будут думать и говорить о ней. Я люблю ее и не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

Филипп кивнул.

– Обещаю тебе.

Одри прижалась щекой к волосам Тори. От девочки исходило тепло, оно успокаивало Одри, придавало ей уверенности в правоте своих слов.

– Она часто рассказывала мне об одном месте. Это был наш с ней секрет. Старинный отель в горах на юге Франции. Неподалеку от Ниццы.

Одри плакала. Тори, почувствовав общее напряжение, повернулась к Одри и прикоснулась к мокрой щеке.

– Мамочка, почему она плачет? Я не хочу, чтобы она плакала.

– Может быть, если ты поцелуешь Одри, ей станет легче, – мягко ответила дочери Элиан.

Тори обняла Одри и со всей серьезностью и искренностью, на которую способны лишь дети, поцеловала ее. Одри теперь плакала, не таясь. Она взглянула на отца.

– Монастырская Гора.

Все, кто сидел в комнате, испытали странное ощущение. Что-то завершилось, что-то доведено до конца. Одри плакала. Перед глазами проходила вся ее жизнь, она прощалась с прошлым, уходящим навсегда.

* * *

За окном цвела старая груша. Каждый раз, глядя на дерево, Лилиан поражалась контрасту между искривленным шишковатым стволом и нежными белыми цветами. Уродливость ствола смягчалась красотой цветов, как темнота ночного неба смягчается молочным светом звезд.

Лилиан и Карск приехали в обитель Блаженных Сердец глубокой ночью. Монастырь располагался неподалеку от Сен-Поль-де-Ванса. Они проехали без остановок десять часов. Прошлую ночь Лилиан и Карск провели в небольшом отеле на берегу Роны. На Лилиан, никогда прежде не проезжавшей по долине Роны, местность произвела самое тягостное впечатление. Серый смог, повисший над рекой, гигантские корпуса атомных станций действовали ей на нервы.

Монастырь стоял на вершине поросшего лесом холма. У подножия раскинулся небольшой городок Сен-Поль-де-Ванс. Городок находился в самом южном округе департамента Альпы Верхнего Прованса. Неглубокое ущелье, в котором он располагался, называлось Волчья Долина. До Ниццы было не больше часа езды. Построенный в начале пятнадцатого столетия, монастырь уже больше двухсот лет не использовался по назначению. Лет тридцать назад один предприимчивый повар из Ниццы перебрался сюда с намерением открыть гостиницу вдали от шумного курорта. Предприятие оказалось более чем успешным.

Рядом с основным зданием сохранилась небольшая часовня. В ней висело белое каменное распятие. По обе стороны от него расположились изъеденные временем деревянные изображения Иоанна Крестителя и апостола Иоанна. Угадывалась явная связь Ветхого и Нового заветов. За монастырской стеной туристы с приятным удивлением обнаруживали великолепный сад. Новый хозяин решил продолжить традиции прежних обитателей монастыря. Оливковые рощи перемежались фиалковыми полянами.

Лилиан пришла в восторг от этого места. Ее пленила древность монастырских стен, очаровала уединенность, почти полная оторванность от мира. В гостинице не было ни телевизора, ни радио. А телефон стоял лишь в кабинете хозяина. Лилиан казалось, что, приезжая сюда, она погружается в атмосферу ушедших столетий, забывает о грубости современного мира.

Но уединенность монастыря вовсе не означала, что за его стенами царит аскетизм. Напротив, отель поражал старинной роскошью, изысканным столом и великолепным обслуживанием. Из окон открывался чудесный вид на предгорья Альп.

Шел второй день отдыха Лилиан и Карска в этом романтическом уголке. Лилиан проснулась от шума. Карск одевался.

– Ты куда-то собрался?

– Уже почти девять. – Он кинул взгляд на письменный стол. Там лежала папка с информацией, которую предстояло расшифровать. – Пора приниматься за работу.

Лилиан приподнялась на кровати и обняла Карска.

– Не сейчас, – она притянула его к себе. – Не сейчас. Ведь работы очень много.

Но Карск не противился ее поцелуям. Ее руки скользнули вниз. Карск закрыл глаза и блаженно вздохнул. В сущности, какая разница, часом раньше или часом позже? Дело-то сделано. У него каждый раз замирало сердце от мысли о той огромной удаче, которую принесла ему Лилиан. Это ведь победа, его победа. И Карску хотелось насладиться ею как можно полнее. А это удивительное место располагало к блаженной лени. Дешифровка – занятие долгое и муторное, и Карск всегда недолюбливал эту работу. А работа предстояла действительно огромная. Слишком много информации – имен, адресов, планов. Понадобится не один день, чтобы разобраться во всем этом. Так что лишний час не имел значения. Ощущение счастья нарастало. Он вдруг вспомнил свою жену, верную, преданную, благоразумную. Но совсем холодную. Он улыбнулся. Как далеко ей до страстной Лилиан. А ведь с Лилиан было бы совсем неплохо, лениво подумал Карск. Горячая волна наслаждения подхватила и унесла прочь мысли и сомнения.

Потом он, похоже, заснул. Сквозь сладкую дремоту он слышал пение птиц за окном, чувствовал легкое дуновение ветра. Мир был наполнен тишиной и покоем. Он ощущал теплое тело Лилиан. Истома переполняла Карска. Он не слышал, как приотворилась дверь. Однако обостренное чувство опасности, безотказно служившее ему многие годы, заставило открыть глаза. В комнате кто-то был. Карск мигом проснулся. Рядом зашевелилась Лилиан. Вдруг она резко села в кровати.

– Боже!

– Здравствуй, Лилиан.

Филипп Досс держал в руках «магнум» девятого калибра. Лицо его было печально. Сорок лет он ждал этого мгновения. И вот оно наступило, но Филипп не чувствовал ни облегчения, ни радости.

– Ты полагала, что всех перехитрила. Меня, своего отца, Джоунаса, даже Карска. Ты гордилась собой, Лилиан. Но ты проиграла. Проиграла вчистую.

– Как ты нас нашел? – Лилиан едва сдерживала дрожь в голосе.

Филипп улыбнулся.

– Мне рассказала Одри. Нетрудно было догадаться, что ты могла отправиться только сюда.

Карск наблюдал за ним сквозь полуприкрытые веки. Он был изумлен не меньше Лилиан, но сохранил самообладание. Он осторожно шевельнул правой рукой, ладонь скользнула под подушку. Пальцы обхватили рукоятку револьвера.

Филипп продолжал говорить:

– Бедный Масаси Таки. У него был такой обескураженный вид, когда он узнал, что я умер. Я знал, на что шел, инсценируя свою гибель. Но иного выхода у нас не было.

– У нас? – Голос Лилиан звучал надтреснуто.

– Моя «смерть» – это идея Элиан. Ты ведь слышала об Элиан, дочери Митико. Втроем с Митико и Элиан мы задумали и разыграли спектакль с моей смертью. Элиан преследовала меня на автомобиле. Рядом со мной в машине был труп, добытый специально для этой инсценировки. В последнее мгновение я выпрыгнул из кабины, машина взорвалась. Я умер. Это был единственный способ остановить Удэ, который почти добрался до меня. Я совершил несколько ошибок. – Филипп пожал плечами. – Наверное, старею. Как все мы. Как и ты, Лилиан. Взгляни на себя. В постели с агентом КГБ. – Он покачал головой. – Надеюсь, что твоя сделка имеет надежное обеспечение. Иначе тебе конец.

Он прошелся по комнате.

– Я давно подозревал тебя, но нужны были доказательства. Я понимал, что тебя надо подстегнуть, сделать нечто такое, что побудило бы тебя сбежать. Но что? Необходимо было соблюдать предельную осторожность. Потом началось расследование утечки информации из системы МЭТБ. Я понял, что к тебе подобрались уже слишком близко; ты могла испугаться и затаиться. Мне же требовалось, чтобы ты действовала. Только тогда можно было получить доказательства твоей деятельности. Но тебя ведь держала и семья. Ты все-таки привязана к нам. Поэтому я стал устранять членов нашей семьи. Инсценировал свою смерть. Сделал так, чтобы исчезла Одри, убедил Джоунаса завербовать Майкла.

– Ты безумен, Филипп. – Лилиан немного пришла в себя. – Ты устроил похищение собственной дочери? Трудно в это поверить.

– Честно говоря, твои мысли и слова сейчас не имеют значения. Тебе трудно понять мои поступки, но ты никогда бы себя не разоблачила, если бы твои дети остались дома.

Лилиан опустила глаза. Он прав. Господи, подумала она, где же я допустила ошибку?

– Ты осталась одна. Совсем одна, – жестко сказал Филипп. – Конечно же, у тебя есть Карск. Но он не в счет.

Карск, неотрывно наблюдая за Филиппом, увидел, что ствол «магнума» чуть опустился. В тот же миг он выхватил свой револьвер и выстрелил. Филипп бросился на пол и откатился в сторону. Карск выстрелил еще раз, но в следующую секунду что-то резко ударило его в грудь. Лилиан закричала и обхватила его руками. Алое пятно расплывалось на простыне.

– Вы живы, Карск? – Филипп наклонился над ним.

– Он умирает, – бесстрастно сказала Лилиан. Она понимала, что должна сейчас что-то чувствовать, но все внутри словно окаменело. Она испытывала лишь страх, который не укрылся от глаз Филиппа.

– Не бойся. Я обещал детям не причинять тебе вреда. – Он взглянул на Карска. – Его тоже не собирался убивать. Но я не жалею о том, что сделал. Это акт возмездия за его дела в Токио. За смерть Силверса. – Он заметил выражение лица Лилиан. – Да, это так. Я выяснил все. Карск полагал, что, если он воспользуется катаной, то все сочтут гибель Силверса делом рук японца. Но он ошибся, непростительно ошибся: японцы не наносят таких ударов, каким был убит Силверс. Человек, убивший его, не умел обращаться с японским оружием. Потом я вспомнил, что именно Карск выдвинул версию о японце. Это навело меня на размышления. А тут еще чудесное спасение самого Карска. Потребовалось немало времени, чтобы связать концы с концами, но я все-таки выяснил истину. Оставалось найти способ донести эту истину до всех.

– Не беспокойся. Может быть, ты не так уж и одинока. В конце концов, с тобой ведь матушка Россия. – Он рассмеялся. – Трудно сказать, какой прием окажут тебе твои новые хозяева, когда ты явишься к ним с пустыми руками. Но все-таки это лучше, чем смерть.

Он отошел от кровати, взял со стола папку. Повернулся к Лилиан.

– Прощай. Оглядываясь назад, я должен признать, что не был тебе хорошим мужем. Но ведь и ты никогда не была хорошей женой. Мы раз за разом предавали друг друга. Мы получили по заслугам. – Он отошел к двери, ни на секунду не отводя в сторону свой «магнум». – Единственная разница между нами в том, что я верно выбрал, на чьей мне быть стороне.

– Возможно, – ответила Лилиан. – Но только в одном этом деле.

Филипп улыбнулся и перекрестил ее пистолетом.

– Когда-то здесь неплохо благословляли людей. Прощай.

Наше время, весна
Киллингтон, штат Вермонт

Майкл открыл дверь маленькой гостиницы, расположившейся в старом охотничьем домике из камня и дерева, и они с Элиан вошли внутрь. Стояла весна, но в памяти Майкла ожили события того страшного зимнего дня, когда они попали в снежный буран. Домик ничуть не изменился, но Майклу он показался гораздо меньше, приземистей, чем прежде. Даже голова лося выглядела не столь внушительной, как раньше.

– Здесь все так же, как прежде? – спросила Элиан.

– И да, и нет. Словно старое кино, которое ты так любил в детстве. Домик не изменился, но, в то же время, я запомнил его другим. Изменилось не место, изменился я.

Майкл обнял Элиан.

– Я не знаю, как тебе удалось выжить. Тебе столько пришлось перенести.

– Я была бы сейчас мертва, если бы не Одри. Всю жизнь меня окружали лишь сильные мужчины. Из женщин я знала только свою мать, которая была сильнее многих мужчин. Меня воспитывали так, чтобы я могла выжить в мире суровых мужчин, выжить и победить. И всегда мне не хватало женского участия, женской мягкости. Мне так недоставало человека, рядом с которым я могла бы просто побыть женщиной. Рядом с мужчинами это было невозможно. Мой дед, мой отец, даже мой муж ждали от меня не чувств, а действий.

Она положила голову ему на плечо.

– Когда я собиралась убить тебя, я практически обезумела. Я ничего не соображала, в глазах стоял красный туман.

Я не узнала Дзёдзи. Я не смогла убить тебя, но собственной жизни мне было не жаль. А тут появилась Одри. Она подошла ко мне и села рядом. Я не понимала, что она говорит, но от нее исходила такая мягкость. Я ощутила ее участие. Именно ее участие и привело меня в чувство.

– Остается благодарить судьбу за то, что Одри в тот миг оказалась рядом с тобой. А знаешь, вы ведь похожи, у вас родственные души. Поэтому вы сразу же и потянулись друг к другу.

– Майк, – прошептала Элиан, – прости меня. Я лгала тебе, я собиралась тебя убить.

Он ласково погладил ее по щеке.

– Все это уже позади.

– Да. Но такое трудно забыть.

– А ты и не пытайся забыть. Просто пойми, что все позади.

Она взглянула ему в глаза и несмело улыбнулась. Он нежно поцеловал ее в губы.

За стойкой хрупкая девушка раскладывала почту по ячейкам. Она приветливо улыбнулась.

– Рекламные объявления. – Она протянула Майклу несколько листков. – Летом мы закрываемся на реконструкцию. В следующем сезоне здесь все будет иначе. Появятся бассейн, сауна, концертный зал, ресторан. Даже небольшой магазин. Правда, здорово?

Майкл так не думал, но не стал расстраивать милую девушку своим скепсисом. Ему сделалось грустно. Он предпочел бы, чтобы все здесь оставалось по-прежнему. Это было место его юности. Само по себе оно не представляло никакого интереса – старая, затхлая, насквозь пропыленная гостиница, требующая большой уборки. Ему было грустно, что скоро этот дом будет существовать лишь в его памяти. Он наклонился к девушке.

– Нет ли для меня посылки? Мое имя Майкл Досс.

Девушка отодвинула в сторону стопку рекламных объявлений.

– Сейчас посмотрю.

Она исчезла в маленькой комнатке. Через несколько минут девушка вернулась с небольшим пакетом. Положив его перед Майклом, оторвала желтую бирку.

– Здесь сказано, чтобы я проверила ваши документы, прежде чем передать вам посылку.

Майкл протянул паспорт.

Девушка внимательно изучила его. Затем достала толстую тетрадь.

– Распишитесь. Вот здесь.

Она подтолкнула посылку к Майклу. Он поблагодарил девушку, и они с Элиан вышли из домика. Пересекли гаревую дорожку и подошли к Филиппу и Одри, поджидавшим их у машины. Майкл развернул бумагу.

– Это твоя фарфоровая чашка.

Филипп кивнул.

– Много лет назад мне подарила ее Митико. Эта чашка всегда была очень дорога мне.

«Скажи Майку, когда увидишь его, пусть вспоминает обо мне, особенно во время чаепития по-японски».

Майкл повертел чашку в руках.

– Я послал ее тебе сюда, – сказал Филипп. – Это был один из способов подстраховаться. После того, как я отправил Масаси кассету с разговором Сийны и Карска, всякое могло случиться.

«И пусть пьет свой зеленый чай из моей фарфоровой чашки».

– Теперь, когда Масаси уничтожил документ Катей, чашка нам пригодится.

– Но ведь это всего лишь чашка, – недоуменно промолвила Одри.

– Разве нет?

– Да. – Филипп улыбнулся. – Это всего лишь чашка, и она, как видите, пуста.

– Тогда как же...

«Увы, даже летом там не бывает ни одной цапли».

– Цапля! – воскликнул Майкл. – Цапля! Он внимательно осмотрел рисунок.

– Правильно. – Филипп испытал гордость за Майкла. – Микропленка в глазу цапли. Она содержит полный текст документа Катей. Мы должны как можно скорее передать его Хэдли. Только документ Катей позволит выявить всех членов Дзибана. Ведь Кодзо Сийна был лишь ее руководителем. Но Дзибан, если его не уничтожить полностью, выживет, подобно многоголовой гидре. Он разрушит Японию как в экономическом, так и в политическом отношении.

Майкл сел в машину.

– Отправлюсь в аэропорт. Надо спешить. Присланный дедом самолет прибудет с минуты на минуту.

– Я с тобой, – сказала Элиан. – Я хочу познакомиться с Сэмом Хэдли.

Филипп наклонился к Майклу.

– Майкл, мне очень много надо тебе сказать. Так много, что я не уложусь ни в день, ни даже в неделю.

Майкл взглянул на морщинистое лицо отца. Привыкну, подумал он, ведь я никогда уже не ожидал увидеть этого лица. Но чтобы все простить, нужно время. Отец использовал Майкла и Одри, чтобы загнать в ловушку Лилиан. Теперь она для них не существует. Майкл попытался представить себе мать в России и не сумел. Как много нужно человеку терпения и понимания, чтобы выжить в этом безумном мире, подумал он.

– Я хочу... – Филипп умолк. Чувства переполняли его. – Я хотел бы когда-нибудь увидеть ваши рисунки. Вы ведь оба не на шутку увлечены живописью. – Он посмотрел на горы. – Майкл, я пойму, если ты отвернешься от меня, я пойму тебя, даже если ты проклянешь меня. Я заслужил это.

– Прекрати, отец! Я не хочу слушать подобную чушь даже от тебя!

– Но ты должен знать, что все случившееся с тобой, вся твоя жизнь не была бессмысленна. Так же, как не была бессмысленна смерть Джоунаса. И то, и другое, как ни чудовищно это звучит, было необходимо.

– Я знаю. Евангелие от святого Филиппа. – Майкл тронул машину.

– Он не в себе, – сказала Одри, когда машина отъехала. – Такое впечатление, будто он ненавидит тебя.

Филипп посмотрел вслед удаляющейся машине. Потом сказал:

– Нам с тобой лучше взять номера в гостинице. Через два дня я возвращаюсь в Токио.

– Так скоро?

– Я хочу вернуться туда, – Филипп поцеловал Одри. – Я там нужен.

– Митико?

– Да. Но не только ей. Дзёдзи сейчас нуждается в помощи. Ведь теперь он оябун клана Таки-гуми. Люди из Дзибана еще на свободе и могут натворить немало бед. Да и после ареста всех главарей Дзибана Дзёдзи и его людям придется быть начеку, философия Дзибана пустила глубокие корни по всей Японии. Мы с Митико должны помочь Дзёдзи так же, как мы однажды помогли его отцу.

– Но ведь Митико замужем. – Одри посмотрела на отца. – Что будет с вами обоими?

– Не знаю, – ответил Филипп. – Мы всегда жили в полной неопределенности. Митико и Нобуо никогда не любили друг друга. Их брак – сделка между отцами. Но если Митико уйдет от Нобуо, его авторитет будет подорван. Она никогда так не поступит, а я никогда не попрошу ее об этом.

Они подхватили свои сумки и направились в гостиницу. Филипп смотрел на Одри.

– Мне бесконечно жаль, что все так вышло. Я был бы рад начать все сызнова. Но это невозможно. Я такой, какой я есть. Я не был хорошим мужем, да и отцом тоже.

– Не говори так, – сказала Одри. Она вновь обрела отца, и никакая сила на свете не заставит ее расстаться с ним еще раз. – Никогда.

– Но это правда. Если ты этого не поймешь, гнев и боль никогда не утихнут.

– Гнев? Я не хочу на тебя сердиться.

– Я знаю, Эйди. Но это нормальная человеческая реакция. Ты должна понять. И когда боль и гнев исчезнут, я останусь с тобой.

Одри остановилась и посмотрела на отца.

– Папа, мама когда-нибудь сможет вернуться?

Филипп покачал головой.

– Нет.

Одри закусила губу.

– Боже. А я-то думала, что это возможно. Что она не выдержит разлуки с нами и вернется. – Одри посмотрела на отца. – А теперь она ушла навсегда. Словно умерла.

– Я понимаю тебя, Эйди.

– Никак не могу поверить, – тихо сказала Одри. – Во всяком случае, пока. Папа, я не могу и не хочу вычеркивать ее из своей жизни. Я не могу не вспоминать о ней. Ведь она все-таки жива.

– Ты должна делать лишь то, что находишь нужным, Эйди.

– Ты ненавидишь ее?

Филипп ответил не сразу. Он хотел, чтобы его ответ прозвучал как можно искренне.

– Нет. Ненависть прошла. Но прежде я действительно ненавидел ее, иначе я не смог бы сделать то, что сделал. А сейчас мне просто жаль твою мать. Вот и все.

– Но она любила нас, – упрямо сказала Одри.

– Да, любила, но лишь настолько, насколько Лилиан вообще способна на любовь.

– Мне ее так недостает, папа.

Филипп взглянул в глаза дочери.

– В любом случае, здесь тебе от нее было бы мало пользы. Давай поедем вместе в Токио.

– Вместе? Ты уверен, что хочешь взять меня с собой? Ведь ты будешь очень занят.

– Для тебя у меня всегда найдется время. – Филипп улыбнулся. – В Токио есть, на что посмотреть. Я бы показал тебе Японию. – Эта мысль воодушевила его. – Кроме того, ты там будешь не одна. Майкл и Элиан прилетят в Токио вместе с твоим дедом.

– Дедушка поедет в Токио?

Филипп кивнул.

– Да. Он бодрится, старается не показать, как ему худо. Но правда о дочери подкосила его. Однако он неплохо держится. Лишь те, кто его очень хорошо знает, могут заметить, как ему тяжело. Он опустошен и растерян. Генерал сказал мне, что выходит из игры. Это так на него непохоже. Он собирается закончить дело о документе Катей, а затем подаст в отставку. Президент пожелал, чтобы я занял место Джоунаса и возглавил вновь создаваемое агентство. Твоя мать и Карск потрудились на славу. «Нам нанесен огромный ущерб, – сказал мне президент, – но мы еще живы».

Филипп не сказал Одри об истинной причине, по которой президент предложил этот пост именно ему. В американских спецслужбах все были просто шокированы масштабами катастрофы, устроенной Лилиан. Высшие чины испугались ее познаний и способностей. Они понимали, что только Филипп в силах обезвредить свою бывшую жену. Впрочем, существовала вероятность того, что после гибели Карска русские не поверят Лилиан. Филипп спрашивал себя, обретет ли его бывшая жена душевный покой, равновесие, к которому она всегда так страстно стремилась.

– Ты примешь предложение президента?

Филипп взглянул на заснеженные вершины. Одри вздохнула. Он впервые понял, как отразится его назначение на семействе.

– Я еще ничего не решил. Пока я лишь убедил Сэма отправиться с нами в Японию. «Приятно сознавать, что у меня все еще есть семья», – сказал мне генерал во время нашей последней беседы. Эйди, а ты знаешь, что всегда была его любимицей? Элиан мечтает сблизиться с тобой. Бьюсь об заклад, что уже через неделю вы станете неразлучны!

– Боюсь, Майклу это не понравится. – Одри засмеялась. Ей были приятны слова отца. – Я скучаю по Тори. – Она взглянула на Филиппа. – Я поеду с тобой. Мы должны позаботиться о дедушке.

Мы все должны позаботиться друг о друге, подумала она и повторила:

– Поеду.

Одри прижалась щекой к плечу отца. Она умиротворенно вздохнула и подумала: «Как хорошо».

Филипп чувствовал тепло ее тела. Он был уверен, что пройдет совсем немного времени, и он в полной мере ощутит тепло ее души. Время, подумал он, нам всем действительно требуется время. Майкл был прав. Мы должны быть вместе, и я все сделаю для этого.

Он представил себе Японию, традиционную церемонию чаепития, цветущие вишни. Все будет хорошо, жаль только, Джоунаса с нами не будет.

Он покрепче прижал к себе дочь.

В этом и состоит различие между нами, Лилиан. Я в конце концов понял, ради чего живу на земле.