Автор книги: Эспен Итреберг
Жанр: Документальная литература, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Элиза Вистинг временами была более прямой и откровенной и, в отличие от Оскара, противопоставляла себя Амундсену и менее охотно, чем ее муж, соглашалась с его жесткими требованиями. Хотя Элиза играла важную роль в окружении Амундсена, держалась она особняком. Первый биограф Амундсена Одд Арнесен, который сам принадлежал к его кругу, утверждал, что тот привез Элизу Вистинг в Сиэтл в 1921 году, чтобы сделать Оскару приятный сюрприз на Рождество[104]104
Странная история о рождественском подарке – см. Odd Arnesen Roald Amundsen som han var. Oslo: Gyldendal, 1946 [Arnesen 1946: 165]. Опровержение Элизы Вистинг приводится в том числе и в [Bomann-Larsen 2011: 312; в русском переводе: Буманн-Ларсен 2005: 175].
[Закрыть]. Однако есть основания полагать, что Амундсен своим поступком преследовал практические цели: кто-то должен был принять на себя его заботы о Ните и Камилле. Позже Элиза Вистинг в одном из писем с нескрываемым раздражением отрицала это и называла весь эпизод выдумкой. В любом случае, эта ситуация демонстрирует определенный образ мышления мужчин в окружении Амундсена: они считали естественным, что женщин можно перевозить из пункта А в пункт Б, буквально как пакеты на Рождество, по воле мужчин.
Многочисленные успехи Амундсена были предопределены хорошим планированием всех его мероприятий – и немалую роль в этом играло его окружение, которое непрерывно искало все новые возможности – с тем, чтобы он достиг новых результатов в освоении полярных регионов. Сеть помощников Амундсена охватывала весь мир. Оскар Вистинг путешествовал с ним сквозь льды, а Леон поддерживал связь с братом через телеграфные станции в Сибири и Кристиании (Осло). Элизу Вистинг привезли из Хортена в Сиэтл к мужу, чтобы та вела домашнее хозяйство, а затем сопровождала бы девочек на восток. Амундсен в своих экспедициях имел возможность получать информацию из крупных городов мира, даже находясь в самых труднодоступных местах, и информацию эту ему поставляла сеть его сотрудников и друзей, перемещавшихся по всему земному шару. Сам он на протяжении многих лет предпочитал жить жизнью постоянных потрясений и передвижений – похоже, это был единственный способ существования, который он мог себе представить. В любом случае, он редко жил долго на одном месте, не завел семью, а все отношения с женщинами были непрочными и скоротечными. Чаще всего женщины были замужем, и через некоторое время их отношения с Амундсеном сходили на нет.
Такая жизнь, возможно, подходила Амундсену психологически, но она диктовалась также и необходимостью: потребность в деньгах для будущих путешествий отправляла его в лекционные туры; подготовка экспедиций требовала поездок между верфями, поставщиками и покровителями. Затем наступало время самих экспедиций, каждая из которых длилась несколько лет. После этого – новый лекционный тур, с тем чтобы захватывающие истории снова можно было превратить в деньги. Порой финансовый риск будущей экспедиции был настолько велик, что только ее успех, который можно было выгодно продать, обеспечил бы Амундсену материальную независимость.
Сидя за письменным столом в своей квартире в Сиэтле, вместе с парой Вистингов, Хаммеров и другими людьми из своего окружения, Амундсен разрабатывал новые планы. Он был поглощен идеей приобретения самолетов, на которых можно было бы достичь Северного полюса. Ко времени своего отъезда из Сиэтла Амундсен сумел обзавестись двумя современными монопланами, так что идея использовать «Мод» в качестве плацдарма для полета к Северному полюсу стала казаться осуществимой. Амундсен всегда получал заряд энергии, достигнув той стадии планирования своего мероприятия, когда поставленная цель постепенно становится достижимой. Тогда его внимание сосредотачивалось не на собственном возрасте и не на проблемах с сердцем; тогда другие могли почувствовать его силу и увлеченность, которыми он был столь знаменит. «Амундсен совершенно поседел, – писала газета во время его пребывания в Сиэтле, – но он никогда не выглядел лучше, чем сейчас, он такой красивый и порывистый»[105]105
«Амундсен совершенно поседел…» – см. выпуск Aftenposten от 27.07.1921.
[Закрыть].
Самолеты, заказанные Амундсеном, должны были прибыть на восточное побережье Америки, их нужно было доставить на западное побережье, а затем – на «Мод». По пути предстояло решить множество практических и технических проблем. Амундсен планировал, что он и Элиза Вистинг будут сопровождать Камиллу и Ниту в Нью-Йорк. Затем он останется в Америке для подготовки к воздушной экспедиции, а Элиза будет сопровождать девочек в Норвегию. Во многих отношениях будущая жизнь, которую он видел для себя и девочек, была похоже на ту, что он выстроил в Сиэтле. Все время речь шла о сочетании эмоциональной близости и физическом дистанцировании. Как и в рассказе Свердрупа о Ните и Амундсене на «Мод», Руал постоянно удалялся, перекладывая на других ответственность за девочек – а те должны были верить, что Амундсен вернется. Всегда сохраняется хрупкая ситуация. В письме из Сиэтла, которое Леон получил от брата, беспокойство чередовалось с надеждой:
«Мне нимного страшно атпустить их – асобино Ниту, потому што ана миня так сильно любит. Но паабищайте мне пазаботица аба всем наилучшим образом для них, тагда я буду уверен, што они могут уйти».[106]106
«Мне нимного…» – письмо Руала от 23.8.1921 Леону Амундсену. НБ, Собр. писем 812:1, папка «Руал Амундсен Леону Амундсену 1913–23».
[Закрыть]
Уже на корабле из Нома в Сиэтл у Амундсена были моменты, когда он поддавался пессимизму:
* * *
Примерно в канун нового, 1922-го года, Нита, Камилла, Руал Амундсен и Элиза Вистинг после шестимесячного пребывания в Сиэтле сели в поезд, идущий на восток. Издалека они, должно быть, выглядели как обычная семья. Они воспользовались одной из трансконтинентальных железнодорожных линий, которые всего 30–40 лет назад связали Сиэтл с восточным побережьем. Америки. Это была первая поездка девочек на поезде.
«Этот движущийся ящик, в котором мне пришлось запереться. Я не могу выйти – но никто не может и войти»[108]108
«Этот движущийся ящик…» – см. [Schivelbusch 2014: 70].
[Закрыть]. Так писатель Эжен Манюэль описал опыт поездки в купе поезда, когда такие купе были еще относительно новым изобретением. Камиллу и Ниту отправили жить в довольно маленькую комнатку, движущуюся в неизвестном направлении. Вид густо заросших травой прерий Америки, мелькающих за окном, как и скорость путешествия были для них очередным впечатлением. Сорок лет назад инуит Авраам Ульрикаб впервые путешествовал поездом по Германии. Впоследствии он описал в дневнике то, что он называл «чудесным паром»: «Когда мы путешествовали с паром, то ехали быстрее, чем если бы мы летели»[109]109
«Когда мы путешествовали…» – см. Abraham Ulrikab, The Diary of Abraham Ulrikab: Text and Context, red. Hartmut Lutz. Ottawa: University of Ottawa Press, 2005 [Ulrikab 2005: 33–34].
[Закрыть].
Камилла и Нита были в относительной безопасности в купе, за ними заботливо присматривали люди с большими финансовыми возможностями. В то время, когда поезд с девочками шел на восток, в обратном направлении, из Нью-Йорка и окрестных городов, двигался поток поездов с детьми-сиротами. Значительная часть их недавно эмигрировала из Европы, создав таким образом демографическому проблему на восточном побережье США; чтобы ее разрешить, около 200 тысяч детей отправили в так называемых сиротских поездах на Средний Запад для последующего усыновления[110]110
Информация о феномене «сиротских поездов» взята в: Andrea Warren The Orphan Train // Washington Post, Интернет-источник, URL: http:// www.washingtonpost.com/wp-srv/national/horizon/nov98/orphan.htm (дата публикации: 1998, дата обращения: 09.04.2018).
[Закрыть]. Детям не хватало опекунов, чаще всего они были бедными, многие – бездомными, некоторые болели, большинство страдало от тяжелых условий жизни. Надеясь на обретение приемной семьи, они почти ничего не знали о том, что их ждет. В каждом городе детей из «сиротского поезда» выводили на перрон и выстраивали перед незнакомыми людьми для осмотра. Детей, которым повезло, забирали домой – правда, в большинстве случаев никто не проверял, подходят ли им приемные родители. Остальным приходилось снова садиться в поезд и ехать дальше.
Нью-Йорк
Нита и Камилла с Амундсеном и Элизой Вистинг прибыли в Нью-Йорк 9 января 1922 года и поселились в отеле «Пенсильвания», напротив Пенсильванского вокзала. Возможно, город показался девочкам похожим на Сиэтл, только более головокружительным: огромные толпы, высотные каменные здания – здесь буквально все стремилось вверх. Если бы наши путешественники в один из четырех дней, проведенных в Нью-Йорке, побродили по его закоулкам, они бы увидели, что город этот стал прибежищем многим семьям, приехавшим издалека, стал местом встречи представителей многих национальностей. Только Нью-Йорк был заметно больше, чем Сиэтл, и гораздо более населенным, чем побережье Чукотки. Они бы увидели плохо одетых, держащихся группками детей, которые бегали, кричали, дрались и играли, прижимаясь друг к другу, чтобы немного согреться в январский холод[111]111
Описание жизни детей на улицах Нью-Йорка на рубеже прошлого века основаны на: Russell Freedman, Immigrant Kids, New York: Puffn Books/ Penguin, 1995. Описание отеля «Пенсильвания» в 1920-х годах основано на описании архитектурного бюро отеля «McKim, Mead and White», см. Интернет-источник, URL: https://www.hotelpenn.com/wp-content/uploads/2016/06/architectural_forum.pdf (дата публикации: неизв., дата обращения: 11.04.2018).
[Закрыть]. В этих кварталах пожарные лестницы, балконы, козырьки и вывески торчали из домов, словно ветви деревьев в большом и странном лесу. Местами открывались великолепные фасады общественных зданий и дорогих отелей. Блестели вывески, электрический свет лился на грязные шумные улицы.
В Нью-Йорке состоятельные люди часто предпочитали жить в небоскребах, которые начали строиться в Америке с конца XIX века. В 1922 году отелю «Пенсильвания» было всего несколько лет. Огромное 22-этажное здание, насчитывающее более двух тысяч номеров, целиком занимало два квартала Манхэттена. Первый этаж был оформлен колоннами, как и большинство высотных зданий Нью-Йорка того времени. А гладкие, без всяких украшений стены последующих этажей, казалось, уносились ввысь благодаря жесткой стальной конструкции.
Как только Нита, Камилла и Амундсен прибыли в «Пенсильванию», туда тут же нагрянули журналисты популярных нью-йоркских газет[112]112
Прибытие Ниты и Камиллы в отель «Пенсильвания» было описано в выпусках New York Herald и New York Tribune от 10.01.1922. В остальном описание того, как газеты освещали пребывание в Нью-Йорке, основано на следующих выпусках: Seattle Star от 26.01.1922; Great Falls Tribun от 17.01.1922; Nordisk Tidende от 12.01.1922; New York Herald от 11.01, 12.01 и 13.01.1922; New York Tribune от 10.01.1922; Boston Sunday Post от 29.01.1922.
[Закрыть]. Репортажи описывают переполох, поднявшийся в отеле, когда девочки в одежде из оленьих шкур, крепко прижимая к себе кукол, подошли к стойке регистрации. Постояльцы отеля, пройдя от главного входа между большими дорическими колоннами, попадали в вестибюль с обилием растений – как во внутреннем дворе богатого римского дома. Деревянный потолок и светильники в столовой напоминали европейскую ратушу эпохи Возрождения, а убранство бального зала – интерьер замка в стиле рококо.
Восхищенные окружающей роскошью, Нита и Камилла вместе с Амундсеном в маленькой кабинке лифта взлетели вверх, чтобы оказаться в самом просторном на тот момент номере самого большого отеля в самом большом городе мира.
* * *
Газеты Сиэтла и Нью-Йорка писали, что Нита и Камилла были первыми посланцами своего народа, посетившими Америку. Но вряд ли это соответствовало действительности, поскольку между Сибирью и американским континентом уже давно ходили суда, в составе экипажей которых были жители Чукотки. С другой стороны, Камилла и Нита, возможно, были первыми чукчами, появившимися на публике. Однако авторы статей о девочках в американских газетах не особо придерживались достоверных фактов. Какая-то газета сообщила, что они были найдены голодными на острове Врангеля, где проживало их племя. Одни считали, что Амундсен усыновил детей, другие заявляли обратное. Даже их имена писались везде по-разному. Их называли эскимосами – общее название всех, приехавших с Севера и по своему облику отличающихся от «белых людей». Другая нью-йоркская многотиражка пыталась представить Ниту одним из комических персонажей популярных в то время фильмов, утверждая, что она закатила глаза и чуть не потеряла шубу, когда увидела величественный вестибюль отеля «Пенсильвания».
В то же время газета одного из северных штатов опубликовала заметку, которая менее карикатурно отражала впечатление Камиллы и Ниты от Нью-Йорка. В ней сообщалось, как в январе на город с запада обрушился шторм, принесший с собой холод и обледенение. Жителей Нью-Йорка, пытавшихся пересечь Мэдисон-сквер, сносило шквалистым ветром, бросало на машины и стены домов. В заключение газета написала: «Для Какониты и Камиллы этот шторм был голосом с родины»[113]113
«Для Какониты и Камиллы этот шторм…» – см. выпуск Great Falls Tribune от 17.01.1922.
[Закрыть].
Норвежские газеты в своих публикациях старались передавать то внимание прессы, которое обрушилось на Ниту и Камиллу в Нью-Йорке. Среди прочих было интервью с Фредриком Херманом Гаде, который рассказал о днях, проведенных с девочками и Амундсеном:
«Маленькие девочки были в Нью-Йорке предметом необычайно большого, даже надоедливого внимания. Целый ряд кинооператоров следовал за ними, десятки репортеров постоянно хотели их сфотографировать, девочки непременно должны были появляться в эскимосских костюмах».[114]114
«Маленькие девочки в Нью-Йорке» – интервью Гаде газете Aftenposten от 25.01.1922.
[Закрыть]
Сам Амундсен охарактеризовал интерес к Камилле и Ните как огромный – даже больше проявленного к нему самому после предыдущих экспедиций[115]115
Руал Амундсен описал большое внимание, уделяемое двум девочкам в Нью-Йорке, в письме, датированном 14 марта 1922 – от Руала Амундсена Дону Педро Кристоферсену. НБ, Ркп. фол.1934b.
[Закрыть]. С некоторой гордостью он поведал, как журналисты целый день осаждали отель «Пенсильвания». New York Herald и New York Tribune, две крупнейшие в то время газеты, писали о Камилле и Ните почти каждый день. Девочек часто фотографировали. Во многом создание и поддержание славы Амундсена было его совместным с прессой проектом, к участию в котором привлекли и девочек. Нью-Йорк уже тогда был полон знаменитостей. Амундсен таковым не являлся, но присутствие рядом с ним Ниты и Камиллы ситуацию изменило. Они помогли ему стать счастливым победителем конкурса внимания во время его пребывания в Нью-Йорке.
Как и переселение коренных народов, демонстрация публике людей «экзотического», не западного происхождения – давняя традиция. Понятно, что Нита и Камилла тоже не избежали этой участи. За подобными зрелищами всегда стоят люди, получающие от них доход. Газеты хорошо продаются, когда печатают репортажи о людях, привезенных из неизведанных дальних уголков земного шара. Амундсен стал одним из тех, кто хорошо заработал на чукотских девочках: их появление на публике и частые упоминания в прессе способствовали росту его славы. Толпа, начитавшись газетных статей, собиралась возле отеля «Пенсильвания» поглазеть на Ниту и Камиллу, которые олицетворяли далекую от Нью-Йорка Сибирь и непонятную сибирскую культуру. Общество обладало весьма приблизительным представлением о том, кем в реальности являлись эти люди. Детей показывали в костюмах и декорациях, лишь отдаленно напоминавших об их происхождении.
В XIX и начале XX века демонстрация экзотических предметов, животных и людей была очень популярна[116]116
Разделы, посвященные колониальным выставкам, в первую очередь основаны на: Robert Rydell, All the World’s a Fair: Visions of Empire at American International Expositions, 1876–1916, Chicago: University Press, 1984; Rikke Andreassen, Anne Folke Henningsen, Menneskeudstilling: Fremvisninger av eksotiske mennesker i Zoologisk have og Tivoli, København: Tiderne Skifter, 2011. «Негритянская деревня» на юбилейной выставке во Фрогнере описана в: Espen Ytreberg, En forsvunnet by: Jubileumsutstillingen på Frogner 1914. Oslo: Forlaget Press, 2014.
[Закрыть]. Туземцев из далеких стран можно было увидеть в цирках, на различных странствующих шоу уродов, в парках развлечений и даже в зоопарках. Самые масштабные и известные человеческие экспозиции проходили на всемирных выставках: в специально построенных павильонах так называемые первобытные народы размещались в обстановке, воссоздающей их родные поселения. Участвуя в этих инсценировках, они должны были исполнять традиционные танцы, заниматься ремеслами, демонстрировать местный колорит и экзотику. На Всемирной выставке в Чикаго в 1893 году среди «поселений» яванцев, египтян, полинезийцев, самоанцев, бедуинов, западноафриканцев, бразильцев и индейцев была и «деревня эскимосов». Целью этих экспозиций было не только развлекать, но и просвещать, дать возможность публике получить представление об остальном мире. В Норвегии экспозиции коренных народов тоже были распространены. На юбилейной выставке во Фрогнере (район Христиании. – Ред.) в 1914 году была «негритянская деревня», в которой обитали африканцы, вывезенные из области, которую сегодня занимает Сенегал. Как и во многих подобных случаях, для сенегальцев это было нечто вроде сезонной работы для бедных. За всем этим стояла организация, которая зарабатывала деньги, поставляя их на выставочные площадки разных стран.
Но чаще всего речь шла о неприкрытом расизме, что следовало из рассказов некоторых детей, участвовавших в подобных выставках. В 1905 году семилетнего Виктора Корнелинса и его сводную сестру привезли в Данию с острова Санта-Крус в Вест-Индии для участия в колониальной выставке, проходившей в парке развлечений Тиволи. В Копенгагене зрелище темнокожего мальчика вызывало у людей бурю эмоций. В автобиографии Корнелинс описывал, как люди толпились вокруг него, тыкали в него пальцами, чтобы посмотреть, не окрасятся ли они, дергали его за волосы, чтобы убедиться, что они настоящие. Корнелинс рассказывал о смятении, в которое его поначалу привела назойливая толпа, и о желании убежать, о чувстве непостижимости происходящего. Но вскоре эти постоянные унижения стали повергать его в ярость:
«То, что я был выставлен на всеобщее обозрение для развлечения, не только мучило меня, но и приводило в бешенство. Иногда я прятался между ящиками и декорациями, но вскоре меня снова находили, отвешивали подзатыльники, давая понять, что я должен быть на арене».[117]117
«То, что я был выставлен…» – см.: Victor Cornelins, Fra St. Croix til Nakskov. Et livs eventyr fortalt av fhv. viceskoleinspektør V. Cornelins, Nakskov. Frimodts Forlag, Odense, 1977 [Cornelins 1977: 26]. Изложение истории Корнелинса основано на этой автобиографии.
[Закрыть]
Корнелинс рассказал, как однажды сбежал из павильона Вест-Индии и гулял по всей выставке – отчасти в знак протеста, а отчасти из любопытства. Его наказали, заперев в клетке. В ответ он плевался, если кто-то из публики подходил слишком близко.
Конечно, многое зависит от поставленной цели. На выставке в Фрогнере также демонстрировалась норвежская семья землевладельцев, которая не вызывала отрицательной реакции посетителей – напротив, приводила их в восторг. Экспозиция была устроена таким образом, что быт фермеров наглядно иллюстрировал блага современной агротехники. Рядом для контраста располагалась «негритянская деревня» с ее диковинным и примитивным, по сравнению с норвежским, укладом. Подчеркивалась прежде всего чужеродность африканцев, а не их настоящее происхождение и культура.
Несомненно, такие выставки влияли на жизненный путь каждого «экспоната». В некоторых случаях участие в них давало возможность вырваться из стесненных условий, заработать денег и повидать мир. Такая «неквалифицированная работа» была весьма характерна для индустрии культуры и развлечений того времени. Например, коренные американцы участвовали в шоу «Дикий Запад» Буффало Билла, в котором воссоздавались драматические сцены сражений, родео и перестрелок. Шоу поддерживало миф о Диком Западе, где царили азарт и приключения, где индейцы были кровожадными, а ковбои молниеносно выхватывали пистолеты. Когда это представление дошло до Германии, один из его участников, индейский актер захотел там остаться: «…когда я гуляю по улицам Германии в полном индейском снаряжении, людям интересно. Когда я надеваю обычный костюм, я один из вас, немцев. Никто не доставляет мне хлопот. В Штатах я просто паршивый индеец»[118]118
«…когда я гуляю…» – см.: Cathrine Baglo, Pa ville veger? Levende utstillinger av samer i Europa og Amerika. Doktorgradsavhandling, Universitetet i Tromsø, 2011 [Baglo 2011: 288–289].
[Закрыть].
Камилла и Нита в Америке тоже «экспонировались» как представительницы коренного северного народа, но на более выгодных условиях. Конечно, на обеих давило постоянное внимание прессы и толпы, но присутствие Амундсена все же придавало им определенный статус. С материальной точки зрения им были созданы первоклассные условия: они жили в дорогих гостиницах, питались в ресторанах, смотрели фильмы, покупали одежду; им показывали город и всячески баловали.
На профессиональных фотографиях Нита и Камилла одеты в костюмы, которые газета называла «эскимосскими». Они были сшиты специально для съемок и мало походили на одежду, которую на самом деле носили чукчи. Это было что-то вроде городской прогулочной одежды, смутно напоминающей туземную. Девочек наряжали и выводили в свет как типичных аборигенов. В каком-то смысле их одевали в самих себя, но это делали люди, далекие от понимания исторических деталей. Эти фотографии также демонстрируют, как девочки исполняли отведенные им роли и как они были привязаны к Амундсену.
На этом снимке Камилла похожа на ту девочку, которую случайный репортер сфотографировал в витрине Сиэтла. На ней тот же экстравагантный костюм. Она позирует стоя, подбородок немного приподнят, правая рука изящно полусогнута. Нита же еще слишком мала, чтобы понять происходящее. В то же время в глазах всех троих есть что-то общее: некая настороженность, будто они не доверяют полностью ни фотографу, ни нам, рассматривающим этот снимок.
Три фигуры расположены рядом друг с другом, но с определенным умыслом: Нита впереди, Амундсен посередине, Камилла чуть сзади. Такой порядок соответствует распределению ролей между ними. Нита на переднем плане, а Камилла, ее спутница, на шаг позади. При этом очевидно, что все трое тесно связаны между собой. Камилла слегка прислонилась к Амундсену, крепко держащему Ниту так, как родители обычно держат на коленях детей. Эта фотография – образец построения кадра: Амундсен держит Ниту, а девочки – своих кукол, которых, вероятно, им подарил сам Амундсен. Кажется, что куклы достраивают композицию: на снимке не трое, а пятеро. Детские руки, обнимающие игрушки, и правая рука Амундсена, поддерживающая Ниту, вместе образуют нижнюю часть круга и замыкают его.
Камилла, Амундсен и Нита. Нью-Йорк, 1922 г.[119]119
Фотография Ниты, Камиллы и Амундсена, смотрящих на фотографа, на обзорной площадке в Нью-Йорке. Неизв. фотограф и происхождение. Ранее опубликовано: https://i.pics.livejournal.com/odynokiy/14027220/1757732/1757732_original.jpg (дата публикации: неизв., дата обращения: 11.04.2018). С правообладателями этой и других фотографий, опубликованных на сайте: livejournal/com/odynokiy, были предприняты попытки связаться, но выяснить обстоятельства, связанные с публикацией, не удалось.
[Закрыть]
* * *
На крышах небоскребов Манхэттена появилась новая достопримечательность – обзорные площадки, с которых можно было любоваться великолепными видами Нью-Йорка, открывающимися с головокружительной высоты. Солнце отсюда казалось больше, облака – пушистей, а машины и люди далеко внизу – совсем крошечными.
На фотографии, сделанной специально для прессы, Амундсен, Нита и Камилла стоят на одной из обзорных площадок Манхэттена и смотрят вдаль. Амундсен держит на руках Ниту, что тоже свидетельствует об определенной близости между ними. Кажется, будто их выстроили для портретной съемки, сфотографировали, и они тут же снова повернулись лицом к Манхэттену – именно он в центре кадра. С обзорной площадки, вероятно, можно было увидеть пирсы в Бруклине, где стояли суда «Норвежско-американских линий» – на одном из них девочкам предстояло вскоре уехать в Европу.
Амундсен с девочками. Нью-Йорк, 1922 г.[120]120
Фотография всех троих, не смотрящих на фотографа. Неизв. фотограф, 1922. НБ, NPRA 3056, архив фотографий Руала Амундсена.
[Закрыть]
Некоторое время все трое стояли посередине между землей, к которой были привязаны девочки, и небом, куда стремился улететь Амундсен. Для девочек горизонт, в переносном смысле, был границей их представлений о своем будущем; для Амундсена же за горизонтом открывались виды на Вашингтон, Сиэтл и Северный полюс, а также на его родной Ураниенборг на Буннефьорде[121]121
Ураниенборг – усадьба Амундсена, которую он построил в 1908 г. на берегу Буннефьорда и назвал в честь улицы в Кристиании, где находился дом его родителей и где он вырос.
[Закрыть].
К этому времени Амундсен принял для себя решение: достичь Северного полюса по воздуху, используя «Мод» как стартовую площадку. Он планировал остаться на восточном побережье Америки на пару месяцев, чтобы познакомиться с новыми технологиями в области авиации и метеопрогнозов. Летом планировалось возвращение в Сиэтл, загрузка самолетов на борт «Мод» и отплытие на север[122]122
Описание планов полета Амундсена основано на интервью, которое он дал газете The Watchman and Southron от 14.01.1922.
[Закрыть].
Амундсен мыслил масштабно. Журналистам он рассказал, что во время визита в Вашингтон[123]123
В январе 1922 г. Амундсен совершил краткую полу-анонимную поездку в Вашингтон под одним из своих имен – Энгельбрегта Гравнинга.
[Закрыть] он также имел возможность обсудить научные теории о том, что метеоусловия на Северном полюсе определяют погоду в остальной части земного шара. Таким образом, их изучение позволит делать долгосрочные прогнозы погоды, что, в свою очередь, окажет огромное влияние на успешное выращивание сельскохозяйственных культур по всему миру.
13 января 1922 года Амундсен проводил девочек в Европу. К тому времени он уже год заботился о Ните, и девять месяцев – о Камилле. «Конечно, Амундсен с тяжелым сердцем расставался со своими двумя маленькими приемными детьми, которых он очень любил и которые также трогательно отвечали ему взаимностью», – сказал Фредрик Херман Гаде в интервью газете[124]124
«Конечно, Амундсен с тяжелым сердцем…» – см. Aftenposten от 25.01.1922.
[Закрыть]. Из интервью не понятно, принадлежит ли слово «конечно» Гаде или было добавлено журналистом. В любом случае понятно, что и Амундсен, и его окружение считали: расставание, конечно, печально, но неизбежно. И девочкам приходилось смириться с этим.
13 января была морозная погода, укрыться от сильного северо-западного ветра на причалах в Южном Бруклине было негде. Элиза Вистинг, семья Гаде, Камилла и Нита поднялись на борт судна «Ставангерфьорд» – самого большого норвежского гражданского судна того времени и самого большого судна, которое девочки когда-либо видели.
Провожающие на причале мерзли, хотя и были тепло одеты. Амундсен был без пальто, в одном костюме. Один из журналистов спросил, почему он не захватил пальто. «А почему я должен, – сказал Амундсен, по словам журналиста, и пожал плечами. – Я ношу пальто только в холодную погоду. Этой зимой я не заметил здесь холода»[125]125
«А почему я должен…» – см. New York Tribune от 14.01.1922.
[Закрыть].
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
