Текст книги "Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования"

Надо сказать, что негативному восприятию людей, служивших или занятых предпринимательством в Туркестане, за его пределами способствовала непрекращающаяся борьба между службой Госконтроля, МИДом и Министерством финансов с первым генерал-губернатором Туркестана Константином Петровичем фон Кауфманом. Эта борьба продолжалась без перерыва все 15 лет пребывания Кауфмана на своем посту, она не только не была скрытой, но благодаря газетам приобрела широкую огласку.

Появившись в Ташкенте, Кауфман начал преобразовывать край, что никогда не проходит гладко, без сопротивления оппонентов или даже врагов. Он был «устроителем края», как называли его соратники. При этом он хорошо знал, чего хотел добиться, он был одним из немногочисленной группы либералов, которые окружали Александра II и подвигли его на реформаторство. К тому же он был человек с немецким характером.

«Война» началась с того момента, когда Кауфман начал свои преобразования в традиционной системе землепользования (об этом позже).

Возражения петербургских ведомств касались, кстати, не только земельной реформы. Ташкентскую администрацию упрекали в мелочном вмешательстве в повседневную жизнь местного населения. В Петербурге подняли на смех установление проекта Положения об управлении краем 1873 г. о том, что полицейские чиновники уездных управлений должны решать бракоразводные дела мусульман, предварительно побывавшие и не решенные в двух местных судебных инстанциях. Тем не менее такова была практика во всех колониальных обществах, где последнее и решающее слово принадлежало представителям метрополии. Критикам кауфманского проекта казалось вздорным предложение выдать каждому жителю Туркестанского края удостоверение личности. Проект оспаривался пункт за пунктом[333]333
  Венюков М.И. Россия и Восток. СПб., 1877. С. 166.


[Закрыть].

Проходили годы, а полемика между Петербургом и Ташкентом по поводу туркестанского землеустройства не иссякала. Среди многочисленных, порой серьезных аргументов петербургской стороны можно обнаружить возражения, имеющие в основе обычное для бюрократических структур ведомственное соперничество. В Министерствах финансов, контроля и иностранных дел были возмущены привилегированным положением Туркестанского генерал-губернаторства, состоящего в ведении военного ведомства, а не Министерства внутренних дел, как другие губернии России. Раздражало также министерских чиновников и то, что начальник обширного азиатского края не только пользовался неизменным покровительством очень влиятельного военного министра Д.А. Милютина, бывшего в 70-х гг. фактическим премьер-министром, но имел также исключительную возможность обращаться к Государю непосредственно, с нарушением правил бюрократической иерархии. Раздражение петербургских чиновников в определенной степени бывало обоснованным, когда от Императора приходило неожиданное, с ними не согласованное распоряжение выделить из, как всегда, скудного бюджета те или иные суммы для нужд опостылевшего им Кауфмана; это могло быть и требование признать действующим то или иное подписанное международное соглашение, против которого чиновники боролись. Как говорится, непростые это были отношения.

Возможно, именно из-за особого положения туркестанского генерал-губернатора петербургская бюрократия относилась к нему с особым пристрастием и не прекращала придираться. В самый последний год своего управления краем, это был роковой для России 1881 г., потерявший терпение Константин Петрович пишет своим оппонентам: «Нет никакого сомнения, что компетентность в суждении, что необходимо краю и что не нужно, должна принадлежать местной власти, которая затем и учреждена там»[334]334
  Юлдашев А. Аграрные отношения в Туркестане (конец XIX – начало XX вв.). Ташкент, 1969. С. 50.


[Закрыть]. В том смысле: не понимаете, не знаете – и не суйтесь!

Доныне дошло слишком мало свидетельств чисто человеческих свойств покорителя и устроителя Туркестанского края. Из того, что есть, ценны немногочисленные его собственноручные письма неофициального характера. Д.А. Милютину он писал совершенно доверительно, не скрывая отчаяния:

«От незнания ли дела или от личного нерасположения ко мне, но я на каждом шагу получаю несочувственные и оскорбительные бумаги, которые, разрушая мое здоровье, лишают меня возможности всякой надежды на ведение управления в крае при такой централизации в министерствах, какая выразилась в последнее время. Мне удалось устроить отношения к некоторым из соседей в Средней Азии, о которых и мечтать было нельзя несколько лет тому назад. Достигнуть этого я мог лишь твердою, неизменною, честною и в то же время, выражусь так, доброю политикой с этими ханами.

Я хлопочу об увеличении доходов с края и достиг уже недурных в этом отношении результатов и достигну еще значительно больших, если мне не будут мешать разные формальности; меня заедает Министерства финансов и контроля разными до смешного требованиями, а Министерство финансов даже грубыми, циничными, неприличными отзывами, на которые мне стыдно отвечать; разве так платят люди, сколько-нибудь имеющие совесть и любовь к родине, человеку, который себя не жалеет на пользу отечеству. – Всякому терпению есть мера. – Я нахожусь иногда в таком положении, что, если бы не любовь к Государю Императору и нежелание огорчить его, я готов был бы бросить все и бежать от этих дел»[335]335
  Семенов А. Указ. соч. М., 1910. С. 75.


[Закрыть].

Константин Петрович не только гипотетически рассуждал о «бегстве», но и официально просился в отставку, ссылаясь на расстроенное здоровье. Об этом есть запись в дневнике Милютина. Военный министр уговорил своего старого товарища продолжать управление краем.

Самые серьезные претензии петербургских критиков касались дел финансовых. Новообретенный для империи край требовал все возрастающих расходов, притом что поступающие в казну доходы (налоги и другие сборы) их не покрывали. Так, в 1868 г. доходы края составляли 1 824 719 рублей, расходы – 5 022 508 рублей, дефицит – 3 197 789 рублей. В 1873 г. доходы увеличились до 2 616 409 рублей, но и дефицит увеличился тоже до 5 721 688 рублей. В последний год действительного управления К.П. Кауфманом вверенным краем превышение расходов над доходами (5 979 918 рублей) составило 9 160 647 рублей, а за 15 лет с 1867 по 1882 г. – около 100 миллионов рублей[336]336
  Гирс Ф.К Указ. соч. С. 366.


[Закрыть]. Огромная сумма по тому времени!

Возмущение дороговизной новых территориальных приобретений в Средней Азии вышло за пределы служебной переписки и обрело публичную форму на страницах газет и брошюр.

Кауфман и его громкие дела в Средней Азии привлекли внимание разнообразных публицистов, как серьезных знатоков проблемы, так и считающих себя таковыми.

Немало путешествующий по Туркестану и сопредельным краям М.И. Венюков писал в середине 70-х гг.: «Взяв для сравнения какую-нибудь русскую губернию с тем же числом населения, даже в средней полосе, мы увидим, что Туркестанский край по отношению к налогам есть самая счастливая часть Российской империи. Между тем о новых источниках для обложения ничего не известно, и цифры доходов иногда не только не возрастают, а даже падают к следующему году. Это показывает, что платежные податные средства края не довольно изучены или неточно оценены и что самые сборы взимаются недостаточно правильно, на что, впрочем, есть прямые указания в печатных источниках. Расходная часть туркестанского бюджета едва ли не еще более беспорядочная и поражает особенно огромными суммами на содержание чиновников, из которых многие не занимают никаких должностей, а состоят в распоряжении местной центральной власти, для употребления по ее усмотрению. Кроме того, многие значительные расходы, записанные в смету и правильно утвержденные, иногда оказываются малопроизводительными, как, например, это было с почтовыми станциями по оренбургскому тракту, которые через три года после постройки пришли в разрушение, хотя и стоили дорого. Иные расходы делались и делаются без внесения в смету. Бывали такие случаи, что суммы, получившие уже определенное название, употреблялись на совершенно другие предметы, как, например, вместо основания общественных банков деньги ушли на основание конского завода»[337]337
  Венюков М.И. Указ. соч. С. 170.


[Закрыть].

Прочитав этот пассаж, нетрудно догадаться, откуда ветер дует., из Министерства финансов. Можно представить возмущение чинов финансового ведомства, во все времена приверженных неукоснительному соблюдению целевого расходования отпущенных средств: взял деньги для основания банков, так и трать по назначению! Строго говоря, финансовые служащие должны быть педантичными, но это не значит, что педантом должен и мог быть покоритель и устроитель только что завоеванного края. Будь Кауфман педантичным чиновником, не отрывающим взгляда от ведомственных инструкций, он, наверное, сохранил в 1866 г. за собой место генерал-губернатора Северо-Западного края, но навряд ли стал бы могущественным «полуцарем», грозой среднеазиатских эмиров и ханов. Будь он душой и темпераментом предельно осторожным, не сказать трусливым, он до бесконечности терпел бы дерзости от хивинцев, никогда не стал бы вдохновителем и организатором Хивинского похода, а если бы возглавил его, то непременно завершил дело провалом.

По твердому убеждению петербургских чиновников, начальник Туркестанского края своевольничал, что трудно опровергнуть, однако сам Кауфман был убежден, что имеет на то право, так как ему на месте все виднее.

Справедливости ради надо признать, что многие хозяйственные начинания генерал-губернатора не давали желаемого эффекта, хотя хороши были по замыслу. Константин Петрович был человеком увлекающимся: достаточно вспомнить его спуск под воду в первой русской подводной лодке и желание взлететь на воздухоплавательном аппарате, который вскоре назовут самолетом.

Когда-то в ташкентской администрации пришла в голову мысль устроить в Ташкенте ярмарку, для чего в 1870 г. близ города по символической цене (1,25 копейки за квадратную сажень) была куплена пустующая территория площадью 300 десятин. На этой земле возвели павильоны и биржу, затратив изрядные суммы, однако преодолеть косность местных производителей и торговцев не удалось – они не захотели торговать на иноземный лад, проигнорировали ярмарку, оставшись на своих традиционных базарах. Даже освобождение от налога на время ярмарки не стало для них привлекательным.

Такими же неудачными было еще несколько дорогостоящих начинаний. Для орошения Голодной степи решить открыть канал из Сырдарьи, который должен был протянуться на 100 верст, однако уже на двенадцатой версте затею оставили, поскольку стоимость работ превысила сметную в пять раз. Надеялись, что заинтересованные в водоснабжении земледельцы будут рыть канал бесплатно, как это бывало в ханское время, но дехкане уже почувствовали слабину (глотки не режут, в подземелье не бросают) новой власти и потребовали за свой труд денег.

С 1868 г. в Ташкенте велось строительство водопровода, которое постоянно год от года дорожало. После того как затратили 48 тысяч рублей, комиссия не приняла это гидротехническое сооружение – город остался без водопровода. Ничего не вышло из замысла основать в Ташкенте конный завод. Товарищество завода обанкротилось и осталось должно казне 47 тысяч рублей.

Ревизия Ф.К. Гирса, которая появилась в Ташкенте вскоре после смерти Кауфмана, причины этих неудач определила следующим образом: плохая проработка проектов, отсутствие высочайшего разрешения, то есть согласования с министерствами, неправильное составление смет, непрофессиональное исполнение – «подряды отдавались, в большинстве случаев, без всякой конкуренции, так как торгов весьма часто не производилось»[338]338
  Гирс Ф.К. Указ. соч. С. 119.


[Закрыть].

Гирса, как и других высокопоставленных петербургских чиновников, больше всего раздражало уникальное, независимое от них, положение Константина Петровича, неизменное к нему расположение Императора. Другие губернаторы появляются в министерствах просителями, а этот, выбравшись из своей азиатской дыры, прямиком едет в Зимний, игнорируя даже министров! Бесило, и очень. Оттого в отчете ревизора снова и снова звучит один и тот же мотив: «Если бы разрешение этих предприятий шло законным путем, через подлежащие центральные учреждения, то само собой разумеется, что разрешение могло бы последовать не иначе, как после подробного обсуждения и уяснения всех обстоятельств дела, а самые проекты были бы подвергнуты строгому критическому разбору, как в техническом, так и в финансовом отношении»[339]339
  Там же. С. 17.


[Закрыть].

И снова в ту же точку: «Туркестанский генерал-губернатор в силу данных ему уполномочий утверждал сложные строительные проекты на значительные суммы на свой риск. Результаты подобного хода дел в некоторых случаях были весьма печальны»[340]340
  Там же. С. 153.


[Закрыть].

В определенной мере ревизующий был прав: тщательная экспертиза любого проекта необходима и полезна, однако, зная негативное к себе отношение царедворцев и крупных чиновников, Кауфман опасался, что любая министерская экспертиза примет непременно затяжной характер и в конечном итоге похоронит его инициативу, а потому действовал на свой риск, излишне доверяясь своему окружению, которое состояло не только из людей компетентных и честных.

Многие мемуаристы сходились во мнении, что Константин Петрович был человеком добросердечным, чем охотно и часто пользовались люди сомнительной честности. Из мемуара в мемуар кочует курьезный случай, невольным «героем» которого стал полновластный начальник края. «На каждое появление у туземцев желания отрешиться от косности иди нелепых обычаев, – пишет много лет служивший в канцелярии генерал-губернатора Г.П. Федоров, – Кауфман отзывался с сердечными симпатиями и не жалел, если было нужно, денег для поощрения… Однажды полковник Колзаков, начальник Ташкентского уезда, сообщил Кауфману:

– Почетные жители уезда, а также волостные управители и народные судьи, глубоко благодарные Вашему Превосходительству за те блага, которые они получили с подчинением страны русскому Монарху, обратились ко мне с просьбой просить Вас почтить их праздник, который они устраивают на Куйлюке. На этом празднике будут их жены и дочери, которые, желая почтить Вас, снимут свои волосяные сетки и будут танцевать свой народный танец. Кауфман пришел в восторг, считая это первым шагом женской эмансипации».

Праздник удался на славу. Константина Петровича и его свиту встретили человек пятьсот самых именитых жителей Ташкента, разодетых в богатые цветные халаты с белыми чалмами на головах. Заиграла национальная музыка, и из шатра вышли несколько красивых молодых женщин с открытыми лицами, в великолепных по местной моде туалетах. Они танцевали около часа, затем внезапно остановились и отвесили генерал-губернатору низкий поклон. Кауфману очень понравились и танец, и его эффектное завершение. Одной из танцовщиц, которую ему представили как дочь казия, то есть судьи, он подарил кубок с надписью: «От Туркестанского генерал-губернатора».

А на следующий день, поутру, в резиденцию начальника края явился офицер, правнук героя Отечественной войны 1812 г., подполковник Н.Н. Раевский. Этот правдолюб привез назад кубок с дарственной надписью и раскрыл Кауфману глаза: Колзаков нагло обманул своего легковерного начальника, выпустив танцевать перед ним группу дам традиционной морали. Что же касается жен и дочерей лучших людей Ташкента, то они оставались сидеть по домам и выходили на улицу только в чадрах[341]341
  Федоров М.П. Моя служба в Туркестанском крае // Исторический вестник. 1913. № 11. С. 38.


[Закрыть]. Могли ли они помыслить о танцах с открытыми лицами перед неверными?

Также, видимо, было и с ярмаркой – желание ускорить прогрессивные сдвиги в традиционном сознании. А по поводу обмана с танцовщицами Константин Петрович очень долго огорчался.

Обширный отчет ревизии Гирса содержит многочисленные обвинения в адрес тогда уже покойного начальника края. Снова и снова повторяется тема расточительства, и прежде всего при строительстве казенных зданий – клубов, помещений для начальствующих лиц, в том числе для самого генерал-губернатора. При нем были построены генерал-губернаторский дворец и загородная дача, сооружения помпезные и, естественно, дорогостоящие. Упрек можно было бы считать правомерным с точки зрения блюстителя государственных финансов, если только не принимать во внимание важные принципы колонизационной политики. Просторные, богато украшенные дворцы генерал-губернатора и губернаторов областей должны были помимо прочего символизировать могущество державы-завоевательницы, укреплять авторитет новой власти. Нетрудно представить, как бы отнеслись к наместнику далекого Белого царя покоренные им сарты, если бы его резиденция оказалась беднее дворцов побежденного хана. В конце концов, по внешним признакам судят о богатстве и силе не только на Востоке. Надо учитывать также постоянное соперничество двух колониальных держав – России и Англии, стремление каждой оказывать влияние на азиатские народы, различными способами доказывать собственное превосходство. Сопредельные колониальные владения России и Англии в Центральной Азии не были отгорожены непроницаемой границей: купцы и паломники свободно перемещались из Русского Туркестана в афганские и индийские пределы, могли оценивать могущество той и другой колониальной державы и сообщать свои наблюдения соотечественникам. Мог ли Кауфман допустить, чтобы «его» сарты сделали вывод, что Россия менее могущественная страна, по той причине, что его резиденция в Ташкенте беднее дворца английского вице-короля Индии? Ко всему прочему, он строил казенные дворцы и другие сооружения не только для себя и своих сослуживцев, но и для своих и их преемников, то есть на долгие времена.

Петербургская бюрократия в лице Гирса и его ревизоров сводила счеты со строптивым сановником, возмутительно близким самому Государю. В своем отчете Гирс постоянно подчеркивает, что покойный начальник края своевольничал во всем, посягая на прерогативы высшей, Императорской власти. Например: «Генерал-губернатор присвоил себе право помилования лиц, осужденных по судебным приговорам, что составляет прерогативу единой самодержавной власти в России»[342]342
  Гирс Ф.К Указ. соч. С. 215.


[Закрыть]. Это обвинение повторено в отчете несколько раз. Отчет ревизии адресовался Александру III, который ревниво и с подозрением относился к деятелям предыдущего царствования, так что такой текст, который сочинил ревизующий Гирс, должен был укрепить нового Царя в его убеждении: покойный Император слишком доверился своим сотрудникам, которые злоупотребляли его доверием и в конечном итоге погубили его. В 1883 г., когда проходила ревизия, Константина Петровича уже не было в живых, но благополучно здравствовал его непосредственный начальник, друг и покровитель, недавно ушедший в отставку военный министр Д.А. Милютин. Косвенным образом обвинения ревизоров касались и его, попустительствовавшего неуправляемому Кауфману. Сторонники «твердой линии», взявшие верх после 1 марта 1881 г., Милютина активно не любили (ненавидели даже) и очень опасались его возвращения в правительство.

Гирс знал свое дело, знал, чего от него ждут в Петербурге, да и вообще: ревизия для того и назначается, чтобы «вскрыть недостатки», а может быть, и чего хуже. Отчет ревизии – документ ценный, но не слишком объективный, хотя бы уже потому, что ревизующие, возможно хорошо знакомые с реалиями Центральной России, не были в состоянии за короткое время освоить специфику Средней Азии. Хозяйственные начинания Кауфмана ревизующие оценили в основном негативно из-за немалых первоначальных затрат; не сумели они увидеть перспективы шелководства, виноделия и даже хлопководства, хотя уже в ходе ревизии явной была тенденция к росту засеваемых хлопчатником площадей и урожаев.

* * *

Согласно проекту Положения 1867 г. в Туркестане создавалась своеобразная, отличная от общероссийской система судоустройства. После проведения судебной реформы в 1864 г. в Европейской России и в Туркестане появились выбираемые суды выборных казиев и баев, которые стали называться народными судами. Кроме того, появились уездные суды, временные военно-судные комиссии, судные отделы областных правлений и судный отдел Канцелярии генерал-губернатора. Должность судей в этих органах исполняли русские чиновники и офицеры. Обязанности прокуроров были возложены на военных губернаторов областей.

Суду казиев были подсудны дела, размер иска по которым не превышал 100 рублей. Иски на более крупные суммы рассматривали съезды народных судей. Кроме того, существовали суды третьей инстанции – чрезвычайные съезды народных судов. Они разрешали спорные дела, возникавшие между жителями разных волостей и уездов. За правосудием к народным судам обращалось почти 90 процентов населения.

Народные суды судили руководствуясь нормами шариата или адата, однако наказания были теперь намного более мягкими – так, было категорически запрещено членовредительство. В уездах были построены современные (для того времени) тюрьмы, которые заменили подземные узилища, столь распространенные в ханские времена.

Система народных судей не была совершенной – казии и баи допускали злоупотребление своим положением, брали взятки и не всегда выносили правосудные приговоры, но теперь у местных жителей появилась возможность обратиться в русские судебные инстанции, которые руководствовались законами пореформенной России. Другое дело, насколько хорошо были осведомлены о своих новых правах неграмотные, традиционно приниженные верховной властью земледельцы и обитатели среднеазиатских глинобитных городов.

Спекуляция по поводу несовершенства народных судов, созданных К.П. Кауфманом вскоре после его вступления в должность туркестанского генерал-губернатора, была общим местом в трудах советских и зарубежных авторов, писавших о русской колонизации Средней Азии[343]343
  См., напр.: Pierce R.A. Russian Central Asia. 1867–1917. L.; N. Y., 1960. P. 77–78; Central Asia. N. Y.; L., 1967. P. 154–155.


[Закрыть]. На ту же тему рассуждают научные работники новых независимых государств Средней Азии: «Выборное начало и отсутствие требований относительно образовательного уровня кандидатов на должность «народных» судей, – пишут узбекские авторы Н.А. Абдурахимова и Г. Рустамова, – открыли широкий простор для интриг и распрей вокруг выборов, нередко сопровождавшихся насильственными действиями сторон. Если в ханские времена назначению на должность судьи предшествовал тщательный отбор самого достойного из многих кандидатов, сдача экзамена на знание законов шариата и адата, признание компетентности кандидата среди сограждан, то выборная система ослабила эти требования. Теперь все зависело от лояльности кандидата к колониальной власти, тем более что ею утверждались результаты выборов»[344]344
  Абдурахимова Н.А., Рустамова Г. Колониальная система власти в Туркестане во второй половине XIX – первой четверти XX вв. Ташкент, 1999. С. 43.


[Закрыть].

Поразительная сентенция! Во-первых, выборность судей простыми людьми – дело никудышное: избиратели могут подраться. Такое, кстати, случается и ныне в самых демократических странах. Вывод: демократия – вещь сомнительного свойства. Во-вторых, лучше, если судью назначает хан, – ему и карты в руки. Он отберет самого достойного, поскольку. он – хан. Не очень ясно, как при этом устанавливается «признание компетентности кандидата среди сограждан». Опросом, референдумом? Кажется, ханы не практиковали такие формы народного волеизъявления. В-третьих, ханы были праведниками, которые не заботились о пустяках вроде лояльности своих должностных лиц. Пришли подозрительные русские и стали требовать от судей лояльности своему режиму. Вот такими могут быть выводы.

Несовершенство системы управления огромным (1 738 918 квадратных километров) краем с его полиэтничным населением было хорошо знакомо самому «покорителю и устроителю» Константину Петровичу и его ближайшим сотрудникам. Они пытались отойти от Положения 1867 г., которое так и осталось проектом, и разработали в 1871 и 1873 гг. новые Положения об управлении, но эти инициативы туркестанской администрации не получили одобрения в петербургских кабинетах, тем не менее Кауфман, на свой страх и риск, решил руководствоваться Положением 1873 г. Желая улучшить управление регионом, генерал-губернатор в 1875 г. назначил комиссию для расследования случаев коррупции в областях и уездах. Были обнаружены крупные нарушения законов и злоупотребления должностных лиц всех ступеней. Именно сообразуясь с проектом Положения 1873 г., Кауфман рискнул осуществить в азиатском Ташкенте принципы «городского самоуправления» 1870 г.: город получил выборный орган – городскую думу и ее постоянно действующий исполнительный совет – городскую управу, состоящую из 6 членов – 4 христианина и 2 мусульманина. На этом генерал-губернатор не остановился: в Сырдарьинской области появилось Областное по городским делам присутствие, членами которого были: военный губернатор области, его заместитель, начальник канцелярии генерал-губернатора, глава казначейства Ташкента, начальник города (Ташкента) и Ташкентский мировой судья. Представителей местного населения в этом органе «самоуправления» не значилось[345]345
  Добросмъслов А.И. Ташкент в прошлом и настоящем: Исторический очерк. Ташкент, 1912. С. 117.


[Закрыть].

Свой пост генерал-губернатора Константин Петрович фон Кауфман занимал 15 лет, больше, чем любой другой из тех 11 начальников края, которые сменили его. Фактически он и несколько самых близких его соратников сделали Туркестан частью Российской империи. Они много трудились (на ратном поле в том числе), делали ошибки, исправляли их, снова ошибались и снова пытались найти правильное решение. В силу своего разумения они искали и находили точки соприкосновения и понимания с местным населением – «покоренными туземцами», они установили первые контакты коренной и пришлой культуры!

В марте 1881 г. (после убийства Александра II) Константин Петрович перенес тяжелейший инсульт, на многие месяцы остался лежать парализованный, без речи. В 1882 г. он скончался. С этого времени в истории административного управления краем начинается новый период.

* * *

Константин Петрович фон Кауфман оставался на своем посту 15 лет. Он многое сделал «так» и многое (по мнению влиятельных «немногих») совсем «не так». Обычная судьба тех, кто бывает первым. Когда он скончался, его сменил другой человек, как бы продолживший героическую эпоху освоения азиатского по-рубежья, на самом деле его самый упорный антагонист и критик генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Черняев. Это был человек с незаурядными природными способностями, храбрый, честолюбивый, однако не очень большого ума, на редкость неуживчивый, оттого противоречивый. (Подробности воспитания, образования и службы см. в главе «Взятие Ташкента».)

С 1862 по 1866 г. Черняев служил в Средней Азии на различных командных и штабных должностях. Служба шла неровно – были победы и поражения, многочисленные стычки с неприятелем и непосредственным начальством, но главным событием его бурной жизни, вершиной его карьеры было взятие в 1865 г. самого большого среднеазиатского города – Ташкента. Его победа заметно повысила авторитет России на мировой арене, дала возможность включить в границы империи плодородный оазис, обеспечить туркестанские войска продовольствием. Его имя у всех было на слуху, оно склонялось и писалось за российскими пределами в самой разной транскрипции. Он приобрел славу полководца, был щедро награжден орденами. В том числе орденом Святого Георгия 3-й степени – большая награда. В довершение всего в том же 1865 г. Черняев стал военным губернатором Туркестанской области в составе Оренбургского генерал-губернаторства. но очень скоро потерял эту должность: неуживчивость и вздорность были виной. Затеял интригу против оренбургского генерал-губернатора Крыжановского – хотел вывести область из состава Оренбургского края – и проиграл: его отозвали в Петербург якобы для доклада, а затем последовала отставка[346]346
  Подробнее см.: Глущенко Е.А.. Герои Империи. Портреты российских колониальных деятелей. М., 2001. С. 407–435.


[Закрыть].

Характером М.Г. Черняев пошел в отца: он снял военный мундир и стал гражданским лицом. Занялся бизнесом и не преуспел, выучился и стал нотариусом – неудачно, стал издавать газету «Русский мир», на страницах которой разоблачал «преступную» деятельность первого генерал-губернатора Туркестана Константина Петровича фон Кауфмана, однако популярности и авторитета это газете не прибавило – тираж упал до мизера. В «Дневнике писателя» за 1875 г. его автор Ф.М. Достоевский написал: «Русский мир» – приют всех бездарностей и оскорбленных самолюбий»[347]347
  Достоевский Ф.М. ПСС: В 30 т. Л., 1982. Т. 24. С. 71.


[Закрыть]. Наконец подвернулось настоящее дело – война на Балканском полуострове. Сербия и Черногория объявили войну Турции, а М.Г. Черняев возглавил сербскую армию. и привел ее к поражению. Сербию спасла Россия. В Русско-турецкой войне Черняев не участвовал и снова на несколько лет остался не у дел, вернее, дела шли плохо – он снова решил попробовать себя в предпримательстве, но это была не его стихия.

Вместе с одним из самых крупных российских деловых людей, С.С. Поляковым, М.Г. Черняев в 1879 г. пытается получить подряд на строительство железной дороги Белград – Ниш. Сначала сербские власти его обнадежили, а потом обманули и в 1880 г. передали подряд французской компании, которая проникла на сербский рынок с благословения Австрии. Сербы отнеслись к Михаилу Григорьевичу холодно и недружелюбно, он же обиделся на сербов и в письмах русским адресатам характеризовал их в сильных выражениях. Он был потрясен неблагодарностью.

Подряд обещал хороший прибыток, в расчете на который Черняев планировал свое будущее. То был тяжелый удар, тем более что к 1881 г. он был обременен большим семейством, однако судьба всегда его баловала. Первомартовский 1881 г. взрыв на Екатерининском канале поставил завершающую точку колебательной неуверенной эпохе Великих реформ и открыл новый самоубийственный этап существования самодержавия. Погиб Александр II, и с ним сошли со сцены его соратники. Пораженный в марте того же года инсультом, без языка, без движения и без надежды на выздоровление, остался лежать в своем дворце некогда могущественный «полуцарь», генерал-губернатор Туркестана Константин Петрович фон Кауфман, что открывало перспективы для соискателей завидного места. Ушел в отставку с некоторых пор недоброжелатель Михаила Григорьевича военный министр Д.А. Милютин. Взрыв, устроенный террористами-фанатиками, разметал небольшую и далеко не «могучую кучку» российских реформаторов, которых во власти, естественно, сменили люди не сочувствовавшие реформам. Власть перешла в руки единомышленников Черняева (среди которых были его хорошие знакомые), что открывало для него новые горизонты.

Речь шла о почти вакантном генерал-губернаторском посте в Туркестане, на который, по распространенному мнению, могли претендовать два национальных героя – Скобелев и Черняев. Шансы Скобелева казались предпочтительнее, учитывая его реальные военные успехи, его огромную популярность в народе, что вызывало ревность нового Царя и желание заслать его подальше от столицы. Тем не менее, когда в Петербург пришла весть о кончине Кауфмана, вопрос о его преемнике решился очень скоро и не в пользу генерала от инфантерии М.Д. Скобелева. С убедительной подачи министра двора И.И. Воронцова-Дашкова, давнего приятеля Михаила Григорьевича, вторым генерал-губернатором Туркестанского края 25 мая 1882 г. был назначен произведенный ради случая в генерал-лейтенанты М.Г. Черняев. Новому Царю такие люди нравились. А М.Д. Скобелев скончался ровно через месяц, скоропостижно и при невыясненных обстоятельствах. Судьба снова любезно давала ему прекрасный шанс прославить имя свое.