Текст книги "Маг"

Слева от нас, под невысокой, корявой, но довольно толстой елкой стояли, прижавшись спинами к шершавому стволу, два низеньких, не больше метра ростом, человечка. Они были похожи, как два близнеца – оба толстые, с круглыми, румяными лицами, короткими толстыми, курносыми носами и темными глазками-бусинками. Одеты оба были в широкие коричневые штаны, подпоясанные широченными поясами и заправленные в короткие сапожки. Поверх ярко-красных рубашек были накинуты коричневые кожаные жилетики. У каждого из-за пояса торчали ножны с кинжалом. И только высокие остроконечные колпачки, украшенные пижонскими кисточками, были разные: у одного колпак был желтый, а у другого синий.

Эти словно сошедшие с рисунка детской книжки ребята держали в руках небольшие, но, судя по всему, тяжелые топоры с вытянутыми и закругленными лезвиями, напоминающими лезвия секиры.

Именно их крики мы слышали в лесу, поскольку и сейчас они не переставали орать.

– Смотри, вон за кустом крадется... вон серые уши торчат... – орал Желтый колпак и тут же прибавлял чудовищный вопль. – На помощь!!!

– Да вижу я, вижу... Ты лучше следи за вон теми тремя пеньками, там тоже серый прячется... – огрызался Синий и не менее громко вопил в свою очередь: – Кто-нибудь, помогите!!!

Прямо за деревом и прижавшимися к нему близнецами, которых я тут же окрестил «гномами», расстилалось обширное болото. Его темная, глянцево поблескивающая поверхность, украшенная серо-зелеными кочками и остатками полусгнивших сучьев, время от времени с хрипом выбрасывала из себя огромные дурно пахнущие пузыри. Так что отступать ребятам с топорами было некуда.

Справа от нас, на противоположном конце поляны, представлявшем собой поросший густой низенькой травой пригорок, сидел огромный, совершенно белый волк. Его мощное туловище, слегка наклоненное вперед, и здоровенная голова с большими, широко расставленными острыми ушами были совершенно неподвижны, являя собой исполинскую скульптуру, словно вырезанную из белого мрамора. Сначала я не понял, что меня так смутило в облике этого монстра, и лишь спустя мгновение я осознал, что в его крутой белоснежный лоб были врезаны две пары глаз, пылавших алым пламенем. Четырехглазый волк-альбинос с напряженным вниманием следил за тем, как его стая, состоявшая из полутора десятков крупных темно-серых хищников, сжимала смертельную удавку вокруг обреченных гномов. Правда, эти малыши еще вполне могли огрызаться, о чем свидетельствовали два неподвижных серых тела, валявшихся в пределах досягаемости их секир, густо окрашенных кровью.

Мы с Данилой практически вышли на поляну, но в накинутой мною пелене были невидимы, поэтому ни нападавшие, ни обороняющиеся не обратили на нас никакого внимания. Между тем стая закончила перегруппировку и повела следующую атаку.

Слева от Желтого колпака, из-за трех пеньков показался один из нападавших и припал к земле, готовясь к прыжку. Одновременно на гнома в синем колпаке двинулись сразу двое: один прямо с поляны, а второй, обходя справа, из-за близкого куста бузины. Гном в желтом колпаке приготовился дать отпор своему противнику, но при этом с тревогой поглядывал на своего товарища, атакованного сразу двумя хищниками. Волки будто по команде ринулись на гномов, но при этом сразу стало ясно, что левый просто отвлекает Желтый колпак, чтобы тот не мог помочь товарищу. А вот два других, бросившихся на правого гнома, действовали всерьез. Волк, атаковавший спереди, был уже в полете, когда второй прыгнул из-за куста.

Гном коротко выдохнул:

– Ха-а... – и его секира, описав сверкающий полукруг, отделила ушастую голову от сразу закувыркавшегося туловища.

И тут стало ясно, что он не успевает переложить руки для следующего замаха. Второй хищник уже практически накрыл гнома, когда с корявой еловой ветки прямо в летящий серый бок ударила когтистая черная молния. Волк с разодранным боком отлетел в сторону, а Ванька, упав в траву на четыре лапы, тут же метнулся к дереву и в мгновение ока оказался опять на своей ветке.

Раненый волк сразу вскочил на ноги и в запале попытался повторить свой прыжок, но в этот момент четырехглазый альбинос что-то негромко прорычал, и вся стая, включая раненого, попятилась.

Гном в синем колпаке, озираясь по сторонам в поисках своего спасителя, заорал:

– Эй, ты видел! Какая-то черная зверюга выступает за нашу команду! А лапы-то у нее, лапы, прям медвежьи!..

– Ага, смотри, чтобы эта зверюга своей лапой тебе по башке не задела! Может, она у этих волчар кусок мяса для себя отбивает!

– Не, это он к нам на помощь пришел! Что я зря, что ли, орал? Все горло сорвал! Вот он и услышал!..

– Ну еще бы! Щас он твой боевой клич подхватит! Ты что, совсем сдурел от напряжения? Как зверюга может разобрать, что ты там орал?..

Их перебранку прекратил вожак. Он снова что-то негромко рыкнул, а затем медленно растворился в воздухе и через мгновение появился уже впереди своей стаи. И поза у него была уже совсем другая. Голова наклонена до самой земли, уши прижаты к затылку, ноги подогнуты так, что брюхо почти волочилось по траве. Стало ясно, что альбинос готовится к прыжку. Он сделал пару легких шагов вперед, словно белая тень над травой, и, мощно оттолкнувшись задними ногами, взвился в воздух, одновременно истаивая, теряя свои очертания. Но, не давая ему полностью исчезнуть, тихо тенькнула у моего плеча тетива, и стальное перо болта, растворившись на ложе арбалета, материализовалось в густой белой шерсти загривка, сразу окрасив ее ярким алым мазком.

Огромное белое тело, сразу вернув резкость очертаний, перевернулось в воздухе и рухнуло к ногам изумленных гномов. Алые глаза еще горели рдяным светом, но через секунду тело дернулось в последней судороге, глаза погасли, превратившись в четыре тусклые красные пуговицы, и все было кончено.

Волки, увидев, что их вожак убит, заметались по поляне, а потом, будто спущенные со сворки, бросились в разные стороны. Через минуту на поляне никого, кроме двух маленьких человечков, не осталось. Синий колпак, видимо более смелый, сделал шаг вперед и тронул неподвижное белое тело кончиком своего топора.

– Глянь-ка, у него стрела за ухом...

– А ты думал, он от твоей страшной рожи сознание потерял? Или ты в последний момент так сильно пукнул, что сразил его наповал? Вестимо, деревянная голова, что у него болт за ухом, а наконечник в черепе... Иначе мы с тобой сейчас дохлые были бы...

В этот момент я снял пелену. Близнецы уставились на нас, открыв рты. Повисло молчание. Мы с Данилой улыбались, а два друга в колпаках, не в силах вымолвить ни слова, нас разглядывали.

Наконец Желтый колпак, видимо более сообразительный, заметил в моих руках арбалет, закрыл рот и лихо провел рукавом под своим здоровенным курносым носом.

– Выходит, это твоя стрела?.. – не то спросил, не то констатировал он. – Ну вы, ребята, вовремя появились...

– Могли бы и побыстрее прибежать... – заворчал Синий колпак. – А то нас уже почти съели, а они чухаются там с прохладцей...

– Вы на него внимания не обращайте, от него «спасиба» вовек не дождешься...

– Это от кого «спасиба» не дождешься!.. – сразу взвился Синий. – Это от меня «спа...»

– От тебя, от тебя, деревня необразованная. Ты и слова-то такого, наверное, не знаешь... – Желтый явно дразнился.

– Это я такого слова не знаю! Да я все слова знаю, какие на свете есть! Да я сам половину этих слов придумал, пока ты нос рукавом утирал!..

– Это кто нос рукавом утирал!.. – обиделся Желтый, потом спохватился и, метнув в нашу сторону растерянный взгляд, заорал: – А кому мой платок понадобился?.. Сам мой платок кровью засморкал... Забыл, как нос вчерась расквасил?.. «Я на корешок наступил... я на корешок наступил». Кто тебе сопли кровавые утирал... морда!

– А мне и не нужен был твой платок! У меня свой есть! Вот!.. – И Синий ловко выхватил из кармана штанов огромный грязный платок в синюю и коричневую клетку.

Физиономия у его товарища стала такой же желтой, как его колпак.

– Ах ты рожа пошкарябанная!.. – заорал он в голос. – Мой платок весь окровянил, а свой заныкал!.. А ну отдавай платок!..

И, ловко ухватившись за болтавшийся конец, он рванул грязную тряпку к себе. Не ожидавший такой прыти Синий кувырнулся вперед, лицом в траву, и выпустил платок из рук. Желтый стал тут же запихивать добычу к себе в карман, а Синий перекатился на спину и сел. По его облепленной старыми желтыми иголками и свежими зелеными травинками физиономии катились горькие слезы. Он широко разевал рот, но плакал совершенно беззвучно.

Желтый, увидев состояние своего товарища, тут же снова выхватил из штанов платок, кинулся к нему и стал заботливо стирать с его лица и травинки, и иголки, и слезы, приговаривая:

– Ну вот, опять упал... Ну не плачь... Ну вот он твой платок, я его просто отряхнуть хотел. На, забирай...

– Ребята, – вставил я наконец словечко. – Может, вы расскажете все-таки, кто вы, как сюда попали, куда направляетесь? Может, нам по пути?..

– Конечно, по пути... – проворчал Желтый колпак, не переставая вытирать Синему нос. – Неужели ты думаешь, что мы бросим вас одних в этом лесу? Что мы – гады неблагодарные какие-нибудь. Мы же понимаем, что без нас ты с пацаном пропадешь! А с нами... О-го-го!.. – Он наконец запихнул клетчатую тряпку своему другу в карман штанов и, сурово меня оглядев, продолжил:

– Ты видел, сколько здесь зверья накрошено?.. – Он широко обвел вокруг рукой. – И все этими вот руками... – Он протянул вперед свои напоминающие совковые лопатки ладошки.

– Ага!.. – тут же вступил Синий. – А я что, не крошил, скажешь?.. – И тоже протянул вперед руки, показывая, что ладошки у него ничуть не меньше.

– Крошил, крошил... – отмахнулся от него Желтый и снова уставился на меня: – Так что мы с вами до конца! А куда вы направляетесь?..

В этот момент Ванька решил покинуть свою ветку, с которой наблюдал за беседой, и, бесшумно рухнув вниз, улегся у моих ног.

Гномы снова раскрыли рты и уставились на нашего черного кота. Снова повисло молчание. И возобновил разговор, естественно, Желтый колпак.

– Ага... Значит, этот черный зверюга тоже с вами... – Он очень уважительно почмокал губами.

И тут Синий неожиданно сказал:

– Как хорошо, что вы нас спасли!..

Мы все четверо, включая Желтый колпак, разинув рты уставились на его товарища, а тот сидел в траве и радостно улыбался.

Наши физиономии непроизвольно растянулись, а через минуту мы все уже неудержимо хохотали.

Несколько успокоившись, мы уселись на травке и приступили к знакомству.

– Меня с детства, а это значит – очень давно, все называют Опин, – заявил гном в желтом колпаке. – А этого плаксу зовут Зопин... – ткнул он пальцем в своего товарища.

Тот немедленно завел:

– Это кто плакса... кто плакса...

– Ладно, не плакса! Помолчи!.. – оборвал его Опин. – Мы возвращаемся в место своего временного проживания, в Безумные горы...

– А почему «временного проживания»? У вас что, постоянного дома нет? – вмешался любопытный Данила.

– В том-то и дело, что есть, только мы никак до него добраться не можем...

– Уже несколько тысяч лет... – добавил Зопин.

– Сколько?.. – изумился я.

– Да... – почесал нос Опин, – он правду говорит. Случилось так, что когда небо стало багряным и мир разделили границы, мы были в этих самых Безумных горах. И с тех самых пор мы ищем проход в границах, чтобы вернуться домой, но пока не нашли. И вот три недели назад до нас дошел слух, что какой-то человечек совершенно свободно уходит из этого мира и приходит в него. Мы, естественно, решили, что он знает проход в границе. Вот мы и отправились искать этого человечка...

– Постой, постой!.. Я правильно понял, что когда-то этот мир был огромным, а потом каким-то неведомым способом он был разделен на маленькие мирки, и границы между ними непроходимы?

– Ну да, ну да! Я про это и говорю... – обрадовался Опин.

– А почему это произошло? Есть какие-нибудь сведения на этот счет?

– Вот этих... которых ты сказал... «свендиньев на этот счет»... я не знаю, где есть, а только перед разделением была страшная война. Эти люди такое вытворяли, что даже мы, гномы, боялись им на глаза показываться! Вот как они дрались! И все друг с дружкой, и все между собой! А как только границы встали, вся война сразу прекратилась! Вот только живут теперь все люди поврозь!.. – Он опять утер рукавом нос, подумал и добавил: – Может, они потому и не дерутся, что их сразу мало стало?..

– Ну и нашли вы этого человечка?.. – поинтересовался я. – Того, который через границу проходить может?

– Нет, брехня это все оказалось. В этом Некостине и границы-то нет. От него до любой границы топать-топать, не перетопать. И противно в нем, в Некостине. Прям можно подумать, они там гномов сроду не видали. Эти, в коричневых одежках, сразу приставать начинают: кто такие да откуда?..

– А помнишь, как ты ему сказал?.. – заорал вдруг Зопин и, повернувшись к нам, начал взахлеб: – Сидим мы в корчме, завтракаем, никого не трогаем, а один такой, коричневый, в шляпе с пером, подваливает и сразу: «Вы откуда?..» А Опин ему: «С оловянного блюда, из дырявого корыта, там где харя твоя неумыта...» – И он довольно захохотал.

– А он что?.. – спросил Данила.

– Да ничего... – пробурчал недовольно Опин. – Ругаться начал, обзываться. Этими... лили... лили... пупами нас обозвал...

– А вы?.. – не унимался Данила.

– А мы что, мы люди мирные. Я ему на ногу случайно наступил, а Зопин в пузо толкнул, ну он головой стойку и проломил. А мы что, мы за завтрак заплатили и ушли. Только потом по-быстрому пришлось убираться из этого самого Некостина. В Храм ихний заглянули, наплевали им там на пол и смотались. Вот от самого Некостина лесами и идем... – Он снова промокнул рукавом свой нос и добавил: – Погоня за нами...

– Ну! – воскликнул я. – И за нами погоня!..

– А за вами-то с какой стати? – искренне удивился Опин. А Зопин только вопросительно уставился на нас.

– Да вот обиделся на нас апостол Пип, – ответил я.

А потом рассказал гномам всю нашу историю.

– И вот теперь мы пробираемся к Черной скале, в замок Многоликого. Нам сказали, что он нам сможет помочь...

– Ну вот... – удовлетворенно пробормотал Опин. – Нам точно по пути. Мы же Черную скалу как раз проходим. За ней и наши Безумные горы. Так что мы вас до самой скалы и доведем. Вот только поесть надо, а то мы с этими волками совсем проголодались!..

Они бодро вскочили на ноги и, вытащив из травы аккуратно упакованные вещмешки, стали сноровисто готовить еду. Сразу стало очевидным, что перед нами опытные путешественники, привыкшие понимать друг друга без слов. Пока Зопин стаскивал в кучу сухие сучья, размахивая каким-то устройством, добывал огонь и разводил костер, Опин отвязал от мешка начищенный котелок, нырнул в лес и через минуту приволок его полным чистой воды. Котелок тут же был водружен на распорках над костром, а оба гнома принялись копаться в мешках, по обыкновению переругиваясь.

– Кашки сварим... кашки сварим... с мясиком... – бормотал Зопин.

– Макарон с постным маслом потрескаешь, – тут же уточнил Опин.

– Ты что!.. – немедленно вскинулся Зопин. – Ребенок на твоих макаронах до Нароны не дойдет. Ему же как следует покушать надо.

– Да вы обо мне не беспокойтесь... – смущенно проговорил Данила. – Я кушать не очень хочу...

Оба гнома сердито уставились на него, а затем Опин наставительно произнес:

– Как это, «не беспокойтесь»? А кто же о тебе побеспокоится, этот белобрысый, что ли?.. – Он небрежно кивнул в мою сторону.

– Не... – тут же поддакнул Зопин, – этот не побеспокоится, этому только шпагой махать да стрелы в зверушек пускать...

Опин между тем начал сыпать в закипевшую воду крупу. В этот момент Ванька встал, впрыгнул на нависавшую ветку и оттуда попытался заглянуть в котелок.

– Сыпь побольше... – встревоженно зашептал Зопин на ухо товарищу, – видишь, этот брюнет хвостатый тоже жрать хочет. Ему тоже порцию надо дать!..

Опин поднял голову, взглянул на Ваньку и, подумав, подсыпал в котелок крупы. Зопин достал из мешка небольшую разделочную доску и принялся нарезать маленькими кусочками вяленое мясо, крошить какие-то сочные корешки, сушеную травку, листочки. Когда крупа набухла и варево начало пыхтеть, он широким движением ножа смахнул с доски в котелок всю свою нарезку и принялся помешивать кашу здоровенной разливной ложкой. Над поляной поплыл совершенно умопомрачительный запах.

Его товарищ в это время выудил из мешка четыре металлические мисочки, три небольшие ложки, солонку и завернутый в чистый лоскут початый каравай хлеба. Расставив миски на траве, он взглянул на меня и пробурчал:

– Мисок-то у вас, поди, нет... Тебе придется из котла хлебать...

Зопин посолил кашу, зачерпнул ложкой и, вытянув губы дудочкой, приготовился попробовать.

– Эй-эй, сбавь обороты... – тут же заорал Опин. – А то я тебя знаю, щас половину выпробываешь!.. Другим тоже оставь попробовать!..

– Кто половину выпробывает?.. – сразу обиделся Зопин. – Что ж ее, не попробовав на стол подавать? Сам потом орать будешь: «Переварил... совсем крупа сырая...», а я виноват окажусь!..

– Вот-вот, – подхватил Опин, – и я про то, что пробовать готовую нужно...

– Так как узнаешь – готова или нет, если не попробовать?..

– А ты что, не видишь, готова или нет?..

Они уже стояли нос к носу и слегка подталкивали друг друга пузом при каждой реплике. И при этом полностью забыли о предмете своего спора.

– Эй, ребята, а каша-то убежит сейчас... – с улыбкой бросил я.

– Что ж ты молчал!.. – заорал Зопин, бросаясь к котелку с ложкой. А Опин сначала презрительно бросил ему в спину:

– Повар фигов... – а потом набросился на меня: – Чего зубы скалишь! Раньше не мог сказать, что кашка убегает! На голодный-то желудок не потопаешь!..

Но Зопин успел, каша была спасена, попробована и признана годной к употреблению. Своей большой ложкой Зопин разложил варево по мисочкам, а затем передал мне котелок. Ванька спрыгнул со своей ветки и примостился у одной из мисок. Через минуту на поляне был слышен только стук ложек о миски и довольное урчание кота.

Первым пообедал Ванька. Вылизав свою миску, он отошел к дереву и повалился на траву, показывая всем своим видом, что в ближайшие полчаса никуда двигаться не намерен. Следом за ним прикончили свои порции и мы. Гномы, перепихивая друг другу кусочек мыла и маленькую тряпочку, вступили было в дискуссию о том, чья очередь сегодня мыть посуду, но Данила неожиданно вскочил, быстро собрал миски и ложки, засунул их в котелок и, прихватив моющие принадлежности, направился к ближайшему окну темной болотной воды.

– Что, морда ленивая, детский труд используешь? – тут же напал Опин на Зопина.

Я не стал дожидаться продолжения их препирательств и направился к туше валявшегося в стороне чудовища.

Убитый волк был поистине огромен. От кончика носа до кончика хвоста в нем было больше трех метров. Его лапы, величиной с мою ладонь, оканчивались неубирающимися когтями длиной в пару сантиметров, которые отливали странным синеватым цветом, напоминая вороненую сталь. Остекленевшие глаза чистого красного цвета были слегка прикрыты, словно зверюга к чему-то пристально присматривался.

Я наклонился и попытался вытащить болт, но ухватиться было практически не за что – со стального пера пальцы соскальзывали. Было очень обидно оставлять стрелу, их и так было слишком мало.

– Не, так не достанешь... – раздался рядом ворчливый басок Опина. – Она в черепной кости застряла. Подожди-ка минутку... – И он быстро потопал к своему мешку.

Порывшись в своем сидоре, Опин вернулся со здоровенными клещами в руках. Еще раз внимательно осмотрев торчащий кончик болта, он ловко ухватился за него клещами и резко дернул с каким-то необычным вывертом. В черепе у мертвого зверя что-то хрустнуло, и Опин, выпрямившись, показал мне зажатую в клещах стрелу. Вид у нее, как вы сами понимаете, был очень неприятный. Опин, взглянув на мою перекосившуюся физиономию, быстро направился к омутку, возле которого Данила заканчивал мыть посуду. Там он сполоснул болт и тщательно вытер его пучком травы. Подавая мне вычищенное оружие, он не удержался и проворчал:

– Ишь, брезгливый какой! Можно подумать, что если бы ты знал, что измажешь стрелу, то и стрелять бы не стал... – Затем, еще раз посмотрев на мертвую тушу, он вдруг бросил на меня быстрый взгляд и заорал в сторону своего товарища: – Эй ты, лежебока обжористый, давай быстро сюда, дело есть!

Зопин, укладывавший кухонные принадлежности в свой мешок, выпрямился, посмотрел на крикуна и, как ни странно, без возражений двинулся к нам.

– Смотри... – кивнул Опин в сторону туши, когда Зопин подошел к нам.

Тот с минуту рассматривал зверя, а потом задумчиво спросил:

– Ты думаешь?..

– Чего тут думать, здесь и дел-то на двадцать минут, невелика задержка. А герою память!

– Гм... – с сомнением протянул Зопин.

Я, признаться, никак не мог понять, о чем, собственно, они толкуют. Но Опин уверенно толкнул своего друга в бок.

– Ничего и не «гм». Давай заходи с той стороны. А ты... – он повернулся ко мне, – иди отдохни полчасика. И мальчонке скажи, чтобы полежал, дорога впереди нелегкая.

Я пожал плечами и направился к елочке, под которой валялся Ванька, лениво отбиваясь от попыток Данилы потормошить его. Усевшись рядом со своими друзьями, я принялся почесывать кота за ухом, на что он мгновенно ответил оглушительным мурлыканьем, а Даниле задал вопрос:

– Ну, как тебе наши новые знакомые?..

– А что, отличные ребята. И не жадные совсем. Ты знаешь... – он вдруг понизил голос и заговорил торопливее, – ...мне кажется, они самые настоящие гномы. Представляешь, если я в школе расскажу, что знаком с самыми настоящими гномами, все ребята от зависти сдохнут...

«Если они тебе поверят...» – подумал я, вспоминая собственный горький опыт, полученный в попытках доказать своим знакомым, в том числе и родителям Данилы, наличие у себя необычных способностей. И сколько усилий мне стоило потом убедить их всех, что я их просто разыгрывал. Но вслух я только пробормотал:

– Значит, ты за то, чтобы дальше идти вместе?

– Конечно!

Видимо, для него другого ответа не существовало.

– И мама мне сказала, что мы друзей повстречаем. Я же не зря просил тебя самострел собрать.

Ага! Значит, это опять проявились его способности к предвидению. Прекрасно. Похоже, они у него явно прогрессируют.

В этот момент раздававшееся за моей спиной пыхтение стало значительно громче, а по мягкому топоту и шуршанию я понял, что гномы что-то поволокли по краю поляны к болоту. Я оглянулся и понял, что эти два молодца ободрали убитого мной зверя.

Через полчаса шкура была выскоблена, промыта, туго свернута и увязана. Опин дал команду подниматься и отправляться в путь.

Гномы бодро вскинули на плечи свои мешки, их топоры были засунуты за пояса, а физиономии излучали довольство собой. Мы тоже поднялись, и, поскольку поклажи у нас было немного, я взял свернутую шкуру, повесив разряженный арбалет на пояс. Ванька как-то незаметно с поляны исчез, видимо, отправился на привычную разведку.

Зопин первым вступил на едва заметную тропку, уводящую прочь от полянки, послужившей засадой. За ним двинулся Данила, далее следовал я, а замыкал наш отряд Опин.

Почти сразу же лес сомкнул над нами непроницаемые для солнца кроны деревьев, а переплетенные ветви кустарника настолько плотно охватили тропинку, что двигаться по ней было возможно только гуськом. Порой Зопину приходилось помахивать своей секирой, расчищая проход, но в целом мы продвигались вперед достаточно быстро и практически в полном молчании. Шагать было тяжело, поэтому нам сразу стало не до разговоров.

Так мы шли больше двух часов. Понемногу лес начал светлеть. Листва окружающих деревьев поднималась выше и редела, кусты отступали в стороны. Тропа становилась шире, оставаясь, правда, при этом все такой же малохоженой. Впереди замелькала черная Ванькина спина. Тут я заметил, что Данила подозрительно часто начал спотыкаться, а затем, немного приостановившись, пошел рядом со мной, ухватившись за край моего плаща.

– Э, друг, да ты у меня устал, – проговорил я, погладив его белобрысую макушку. – Давай-ка мы перестроим порядок движения...

Я положил на траву оттянувшую мне руки шкуру, натянул на голову капюшон плаща и, присев, посадил Данилу себе на плечи. Потом подхватил сверток со шкурой и, поставив его себе на голову, скомандовал Даниле:

– Держи!

Ну что ж, нельзя сказать, что мне стало легче, но удобнее, это точно. Я прибавил шагу и догнал мелькавший впереди синий колпак Зопина. Пока я устраивал Данилу, он шагал, даже не обернувшись. А вот Опин терпеливо ждал, пока я тронусь вперед, и по-прежнему держался сзади меня, замыкая нашу маленькую колонну.

Мы прошли еще километра четыре, и Данила, наклонившись к моему уху, прошептал:

– Давай я слезу, я уже отдохнул. – Но в этот момент мы вышли на небольшую, покрытую мелкими цветами поляну. Зопин прошагал в ее середину и, остановившись, сбросил с плеч мешок.

– Привал... – объявил он, повернувшись ко мне.

Я сбросил с головы противный тючок, аккуратно снял Данилу и поставил его на ноги, стянул свою торбочку и, наконец, опустился на траву, с удовольствием вытянув натруженные ноги. Подошедший Опин бросил на траву мешок, стянул с головы свой желтый колпак, вытер им оказавшуюся абсолютно лысой макушку и заворчал:

– Что-то вы только тронулись в путь и уже повалились на бок. Это ты, что ли, самый усталый... – Он уткнулся угрюмым взглядом в Зопина.

– Да я еще три раза по столько могу прошагать, не то что некоторые с потной, вонючей, лысой макушкой!.. – тут же окрысился тот.

– У кого это лысая макушка... у кого, я спрашиваю? – Опин еще круче сдвинул брови и сжал кулаки.

– Да у тебя, у косматенького... Или что, скажешь, что это тебя в Некостине модельно подстригли?.. И таким потным, вонючим дикалоном спрыснули?.. – Зопин пихнул своего близнеца брюхом.

– Кого спрыснули... кого спрыснули... Сам ты дикалоном спрыснутый... Тем, который последнюю мыслишку из башки выбивает... – И Опин, в свою очередь, пихнул Зопина брюхом.

– Это кому... мыслишку... из башки?.. – пыхтя и глотая слова, напирал брюхом на товарища Синий колпак. – У меня знаешь сколько этих мыслишек?.. Не то что у некоторых... у которых ни мыслишек, ни волос... Все разбежались в разные стороны...

– Ага! Знаю я твои мыслишки... Две всего и осталось... Пожрать да под кустом поваляться! Еще смотрит, у кого кто разбежался, а у самого и разбегаться-то нечему!.. – Брюхо Опина снова принялось за дело.

– Это у кого разбегаться нечему?.. У меня еще все волосики на месте, не то что у некоторых – все пообтерлись... До блеска... – последовал очередной пих брюхом.

– Что?! Это у меня-то все волосы пообтерлись?..

Но Зопин грубо нарушил очередность высказывания и пихания, неожиданно ляпнув:

– Ну не все... Половина...

Опин замолчал, словно подавившись словом, и, скосив глаза вбок, лихорадочно решал – уступил ему Зопин в споре или нанес очередное оскорбление.

– Слушайте, ребята... – вмешался я, к искреннему огорчению Данилы, с интересом наблюдавшего за развитием гномьего диспута, – вы мне лучше скажите, зачем вам эти маленькие кайла?

Я заметил притороченные к вещмешкам гномов маленькие кайла с двумя острыми обушками сразу, как только мы тронулись в путь. Они меня очень заинтересовали, но по дороге у меня не было ни сил, ни времени спросить о них. А вот сейчас мой вопрос был как нельзя кстати еще и потому, что позволил мне отвлечь горячих ребят от их несуразного спора.

Опин сурово посмотрел на меня, как на некую помеху в деле наведения справедливости, но, немного помолчав, вдруг промычал:

– Угу... – Потом повернулся к Зопину и спросил: – Ну ты, носатый, волосатый, чай сегодня будем пить или ты от усталости совсем ножки переставлять не в силах?

– Это кто ножки переставлять не в силах?.. – завел по новой Зопин, но вдруг заткнулся, смутился и быстро направился в лес. Через несколько минут, под довольным взглядом Опина, он уже стаскивал в кучу сухие сучья для костра. А еще через несколько минут на поляне весело потрескивало пламя, над которым повис котелок, полный свежей родниковой воды. Зопин хлопотал между кострищем и развязанным мешком, а Опин, убедившись, что его коллега загружен работой, присел на траву рядом со мной и пояснил:

– Сегодня его очередь готовить еду.

– Но, по-моему, обед вы готовили вдвоем?.. – спросил я.

– Да разве этому обжоре можно крупу доверить? Он же каши на пять лет вперед сварит и всю сразу съест, а потом всю дорогу стонать будет, что у него животик пучит!.. Брюхо ненасытное!..

Я едва не заметил, что брюхо у него самого мало уступает зопинскому, но вовремя прикусил язык. Опин между тем продолжал:

– Вот ты спросил насчет нашего инструмента. – И он любовно погладил свое кайло. – А судя по возрасту, мог бы уже знать, что гномы – народ стихийный... То есть дети земли и огня! Значит, должны понимать в рудах, металлах, камнях, а значит, и в рудничном деле. А какой такой может быть рудничный мастер без обушка... без кайла по-твоему. Мы с самого рождения получаем в руки такой инструмент и уже без него никуда. – Он снова ласково погладил рукоять кайла.

– Вот я заметил – у тебя шпага на поясе болтается... Покажешь?

Я молча вытянул клинок из ножен и подал рукоятью вперед гному. Тот принял оружие и для начала вывесил его на ладони. Одобрительно хмыкнув, он внимательно рассмотрел эфес, ласково его огладил и перенес свое внимание на клинок. Послюнявив палец, гном тщательно вытер его о штаны и медленно провел им вдоль всего клинка, склонив к нему поросшее волосом большое ухо. Затем перевернул клинок и проделал ту же операцию с другой его стороной. Он не пробовал остроту заточки, он просто водил большим пальцем по плоской поверхности шпаги. Его щекастое лицо вдруг стало страшно озабоченным, и он еще раз, как-то лихорадочно и в то же время тщательно, повторил всю процедуру.

В этот момент Зопин заорал:

– Эй, подходите, чай готов!..

Опин вскинул голову и охрипшим голосом позвал:

– Ты, Синий колпак, подь сюда... Быстрее, быстрее... – поторопил он замешкавшегося товарища. Тот совсем уж было собрался начать привычную перепалку, но, увидев озабоченную физиономию Опина, быстро подбежал и тоже склонился над клинком. Опин снова послюнявил палец и в третий раз начал возить им по тускло светившейся стали. Теперь уже два уха чутко прислушивались к этому движению.

– Ну?.. – поднял наконец голову Опин.

– Ты думаешь?.. – ответил Зопин.

– А ты что, сам не слышишь?.. – ехидно ощерился Опин.

– Слышу, только откуда он взялся?.. – Зопин выглядел смущенным. После этого оба гнома одновременно уставились на меня.