Текст книги "Маг"

– Если тебе ничего не надо в твоей комнате, мы можем идти...

Он молча кивнул и встал с кровати. Я понял, что шестиликий Галл тоже готов, и, прошептав заклинание на сталь, толкнул дверь. Теперь нас никто не мог обвинить в ношении оружия на запретной для него территории. По недоуменному взгляду Галла, обшаривающему мой пояс, я понял, что заклинание прекрасно сработало – он видел свое оружие и уже не видел моего.

Мы покинули гостиницу в числе еще двух десятков человек, также направлявшихся к Храму. Смешавшись с ними, мы направились в сторону центральной площади и вскоре оказались на ней, в огромной толпе народа, терпеливо ожидавшего окончания восхваления Единого и открытия Храма.

Все стояли на удивление тихо, без разговоров, шуточек и толкотни, присущих, по-моему, любому большому скоплению неорганизованного народа. Ожидание затягивалось, но и оно наконец подошло к концу. Над городом прозвучал еще один удар колокола, и не успел этот угнетающий звук осесть посреди городских улиц, как массивные вызолоченные створки ворот дрогнули и медленно, в полной тишине начали расходиться.

Нашим глазам открылся небольшой двор, огражденный внешней стеной и четырехэтажным зданием Храма с колоннадой и двухэтажными боковыми крыльями, выдвинутыми несколько вперед. Короткая, в четыре широких ступени, лестница вела к роскошной колоннаде, за которой уже распахивались широкие двустворчатые двери, приглашая вновь прибывших внутрь. Когда толпа медленно двинулась к входу, над ней прозвучал ласковый и в то же время строгий голос:

– Вы должны покинуть Храм не позднее четвертого удара колокола с момента открытия дверей. Все, кто не успеет или не захочет покинуть Храм вовремя, считаются пришедшими к алтарю и становятся служителями Единого-Сущего через возведение на алтарь. Выбирайте...

Я бросил быстрый взгляд вокруг. Люди шагали в Храм, и было ясно, кто идет из любопытства, кто из страха, кто из какого-то непонятного стремления к острым ощущениям, а кто с последней надеждой и верой в светлое чудо. «Эти обманываются больше всего, – подумалось мне. – Ибо чудо для себя можно ожидать только от близких людей... или совершить самому...»

Мы поднялись по ступеням и вошли под сень портика, а затем через двери внутрь Храма. Огромный холл был расписан яркими, броскими фресками, живописующими ту самую историю, которую я слышал от апостола Пипа во время его проповеди в Лосте. И величие Единого, и его творение мира, животных и людей, и его любовь к своим творениям, и его слезы при виде неблагодарности его творений, и его превентивные меры в отношении неслухов – все было ярко отображено в настенной живописи. Из этого огромного помещения в разные стороны расходились коридоры и анфилады комнат, и народ растекался по ним, разглядывая стены и створки дверей, фигурные оконные переплеты и приношения Единому, выставленные в высоких стеклянных шкафах с бирочками, указывающими имена дарителей.

Мне почему-то вспомнился питерский Эрмитаж с его бесконечными залами, комнатами, переходами и экспонатами, среди которых можно было блуждать сутками, попадая то и дело в уже осмотренные помещения. «К моменту закрытия этого музея многие, похоже, при всем своем желании не смогут его покинуть и поймут, что совершенно неожиданно для себя выбрали алтарь Единого...» – подумалось мне.

А вот Галл, судя по всему, полностью сохранил ясность ума. Он твердо взял меня под руку и потащил в сторону, к самому темному и какому-то неухоженному из коридоров.

– Если нас сейчас остановят, говори, что идешь к откровенному разговору о грехе... – жарко шептал он мне на ухо. Через секунду мы растворились в полумраке коридора.

Помещение, в которое мы вошли, пройдя коридором, напоминало... зал для голосования. Большая, несколько вытянутая комната была по одной стене заставлена стационарными кабинками для раздумий, какому из кандидатов выставить галочку. Только эти кабинки были двойные, словно для того, чтобы предоставить место не только голосующему, но и подсказывающему, за кого голосовать.

– Это зал для откровенного разговора... – начал свои пояснения Галл, но я перебил его:

– А дальше-то куда? Я долго разговаривать, даже о грехе, не имею ни времени, ни желания. Ты же бывал в этом чертовом Храме, как нам выйти хотя бы к апартаментам Первого Подъединого?

– Первый меня не принял, – огрызнулся Галл, – а вот за этим залом, если нам удастся пересечь комнату апостолов, находится спуск на первый подземный уровень. Меня провожали этой дорогой к третьему секретарю...

Мы быстро пересекли пока еще пустовавшую комнату для расспросов, и Галл толкнул неприметную дверь, притулившуюся за последней кабинкой. Она бесшумно распахнулась, и мы увидели маленькую, пустую комнатку, из которой вели еще две двери. Галл направился к правой и первым нырнул в нее. Я последовал за ним и оказался в низком коридоре с голыми каменными стенами и таким же голым сводчатым потолком. Коридор был слабо освещен и уходил вперед и вниз.

Мы осторожно двинулись по коридору. Через десяток-другой шагов коридор пересек его двойник. Галл было направился прямо, но я остановил его и потянул направо. Я заметил в конце этого коридора лестничную площадку. Мы быстро добрались до нее, и я начал спуск. Теперь уже Галл молча следовал за мной. Спустившись на три пролета, мы оказались в точной копии того коридора, из которого начинали спуск. И он также невдалеке пересекался другим коридором. Я быстро, но осторожно приблизился к перекрестку и, выглянув, удовлетворенно хмыкнул. Нам явно везло – прямо напротив нас к стене была привернута консоль с пылавшим в ней факелом. Медвежья лапа, ухватившая за хвост змею. Похоже, мы были недалеко от цели.

– Теперь держись за мной, как можно ближе. Возможно, мне придется прятать нас под пеленой. Двоих взрослых спрятать сложно... – Я еще раз выглянул в основной коридор. – Пора побеседовать с трехглазым и гологоловым. Ласково!.. – пробормотал я себе под нос. Сзади послышался сдавленный возглас, и я резко обернулся. Галл смотрел на меня выпучив глаза.

– Откуда ты знаешь трехглазого... – В его глазах плескался панический ужас.

– Не важно... – проговорил я, пытаясь понять источник его страха, – важно то, что нам есть о чем поговорить. И не надо так вибрировать, ты в полной безопасности...

Я снова выглянул в освещенный коридор, пытаясь определить направление движения, а потом, на авось, повернул направо.

– Значит, ты и дорогу знал, – послышался позади меня тихий шепот то ли вопроса, то ли утверждения. Я не стал оборачиваться, чтобы ответить, а осторожно двинулся вперед, прислушиваясь к окружающему безмолвию. Галл осторожно шуршал сзади. Еще больше я поверил в свое везение, когда буквально через несколько десятков шагов увидел знакомую тяжелую дверь, окованную железными полосами. За ней должен был находиться старый колдун. Я слегка присел перед последним броском, уже прикидывая, как мне, по возможности быстро и бесшумно, открыть дверь, и в этот момент что-то тяжелое глухо ударило меня по затылку. В голове багровым, кровавым фейерверком разорвалась боль, и я, теряя сознание, повалился на каменный пол.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Ранним вечером в пятницу в кабинете следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России старшего советника юстиции Антипова раздался телефонный звонок. Святослав Игоревич снял трубку и, не отрываясь от документов, которые он просматривал, бросил:

– Антипов слушает...

Из трубки донесся торопливый, захлебывающийся голос:

– Святослав Игоревич, Арманов скрылся!..

– Что значит скрылся? – Антипов отодвинул документы и переключил внимание на разговор. – Успокойся и расскажи подробнее.

– Утром гражданин Арманов вышел из дома в магазин. Купил продуктов, молока, колбаски, три котлеты, хлеба, консервов каких-то и вернулся домой. Шестой проверял – это был старик. Точно. Весь день он не появлялся на улице, а сейчас вышел играть с соседями в домино. Только это не он. Выглядит, как всегда, как всегда не особо разговорчив, играет с тем же партнером, но индикатор фиксирует, что это не человек. Это вообще не органическая структура...

– Морок!.. – выдохнул Антипов. – Значит, так! Поднимайся в квартиру и все тщательно обыщи...

– Что искать-то?..

– Все! Давай включай свою интуицию, а то только хвалишься ею. Если что-то попадется, звони мне на мобильный.

Святослав Игоревич дал отбой и тут же набрал номер. Когда на том конце провода ответили, он коротко скомандовал:

– Бери двух учеников, не ниже пятилеток, и жди меня на Минском шоссе возле поста ГАИ, что у кольцевой дороги.

Следующий звонок был еще короче. Едва в трубке прозвучал сигнал соединения, Антипов коротко произнес:

– Антипов здесь. Машину, пожалуйста!..

Через несколько минут по Большой Дмитровке мчалась черная «Волга», посверкивая проблесковым маячком на крыше. Выскочив на Бульварное кольцо, машина развернулась и рванула в сторону Арбата. По Новому Арбату она, не выключая свирепой темно-синей мигалки, пересекла Москву-реку по Калининскому мосту и, расталкивая дачников, направлявших свои машины к родной земле, помчалась по Кутузовскому проспекту, бесстыдно занимая крайнюю левую, правительственную полосу. На подъезде к кольцевой автостраде «Волга» метнулась к железобетонному кубу поста ГАИ, и на ее заднее сиденье запрыгнули трое мужчин. Машина тут же взревела двигателем и метнулась прочь из столицы.

Водитель «Волги», выжимая из машины все возможное, не отрывал глаз от дороги, а Антипов, повернувшись назад, вводил в курс дела своих спутников.

– Наш Единый-Сущий сбежал из дома. Причем мы не знаем, когда это произошло, последний раз его наблюдали утром, то есть больше семи часов назад. Дорога у него одна – в известный вам санаторий. Там, конечно, есть наши ребята, только они вряд ли смогут его остановить. Вся надежда, что он достаточно долго провозится с переходом, я там наставил ловушек. Как только подъедем, Егор и Сергей, – он бросил взгляд на двух своих молодых спутников, – пойдут по периметру и проверят блокаду территории. Возможно, он подготовил себе отход в лес. Мы с тобой, – тут он посмотрел на пожилого мужчину с небольшим шрамом у виска и немигающими стальными глазами, – спустимся в подвал к переходу. Только уж я попрошу тебя, Кузьмич, поперек батьки в пекло не соваться, это очень серьезный противник! Вопросы есть?..

Вопросы были, и до самого поворота на Рузу в кабине шло уточнение и согласование предстоящих действий. Только когда машина, снизив скорость и погасив за ненадобностью мигалку, въехала под сень лесной дороги, Святослав Игоревич повернулся лицом к лобовому стеклу и в салоне повисло сосредоточенное молчание.

Наконец «Волга» медленно подкатила к знакомым металлическим воротам. Пассажиры быстро вышли из машины и гуськом прошли через чуть скрипнувшую калитку. Сразу за оградой двое молодых ребят двинулись в разные стороны вдоль забора, что-то нашептывая себе под нос, а Антипов со своим помощником зашагал по асфальту в сторону главного здания санатория. Когда они уже почти вышли из-под нависших ветвей на открытое пространство, Кузьмич легко тронул Антипова за локоть и показал глазами в сторону придорожных кустов. Приглядевшись, Святослав Игоревич увидел под кустами лежавшее мешком тело. Чертыхнувшись себе под нос, он перепрыгнул небольшой кювет и склонился над лежавшим. Кузьмич остался на дороге, слегка пригнувшись и внимательно обшаривая взглядом округу.

Через минуту Антипов вернулся и, пробормотав:

– Все в порядке, спит... – осторожно двинулся дальше. Приблизившись к зданию, они увидели вторую фигуру, лежавшую у самого крыльца. Только на этот раз осматривать ее не было необходимости – по неестественно вывернутой голове и скрюченной позе было ясно, что человек мертв. Антипов грязно выругался себе под нос, а Кузьмич молча скрипнул зубами и нервно потер руки.

Они уже вплотную приблизились к ступенькам крыльца, когда земля у них под ногами дрогнула, и из ее глубины донесся странный раскатистый рокот. Затем вздрогнуло старое двухэтажное здание санатория и из его окон с треском посыпались стекла, а следом, сквозь ослепшие рамы дом выдохнул густые клубы черного дыма. Казалось, вся копившаяся в нем веками пыль в одно мгновение вздыбилась и ринулась вон, на чистый воздух, боясь быть придавленной обломками разваливающегося здания.

Но здание не развалилось. Оно даже особенно не пострадало. Антипов, выпрямившись, постоял несколько минут на первой ступеньке крыльца, наблюдая, как клубы дыма медленно тают в вечернем застывшем воздухе, и только одно облачко, вдруг уплотнившись, потянулось ввысь, странно мерцая и переливаясь.

– Так, – тихо пробормотал Святослав Игоревич, – все-таки он ушел. – И шагнул вверх по ступеням к входным дверям. Кузьмич молча последовал за ним.

В подвале было сумрачно и прохладно. Из четырех ламп горела лишь одна, но и ее тусклого света было достаточно, чтобы осмотреть неоштукатуренные сухие кирпичные стены, затянутые в углах седой паутиной. Перехода не было, на месте тоннеля, вход в который пересекала змеистая зеленоватая трещинка, глухая красно-коричневая кирпичная стена ясно показывала всем сомневающимся, что она уже давно здесь стоит. Антипов постоял на каменном полу, хмыкнул и пошел прочь.

Они снова вышли на воздух. Дым рассеялся, и вечернее безмятежное солнце устало подбиралось к горизонту, явно готовясь «на боковую». Антипов достал из кармана легкой куртки мобильный телефон и устало проговорил:

– Оперативную группу в санаторий, с медиками... Да, возможно, есть пострадавшие, один убит точно.

Спрятав телефон, он прикрыл глаза, словно погрузившись в дрему, но через секунду тряхнул головой и повернулся к своему молчаливому спутнику:

– Ну что ж, сегодня мы опоздали... Пора возвращаться, я скомандовал ребятам отбой, они идут к машине.

К воротам санатория вся четверка подошла практически одновременно. Они молча забирались в машину, и тут водитель вопросительно взглянул на Антипова:

– Ну? Как там?..

– Плохо... – ответил Святослав Игоревич. – Переход схлопнулся... Единый сукин сын улизнул... Плохо...

– А как же теперь?.. – испуганно начал водитель и замолчал.

«А как же теперь Илюха?..» – додумал вопрос Антипов. «Илюха выберется...» – попытался успокоить он сам себя, но это получилось плохо, поскольку эту надежду тут же догнала мысль: «И еще мальчишка этот с ним...»

6. ХРАМ (продолжение)

Я очнулся от холода. Тысячи ледяных игл впивались в мое тело, сковывая мышцы, выедая внутренности, превращая мысли в ледяные кристаллики. Шевелиться не хотелось, а может быть, и не моглось. Я лежал и пытался припомнить, кто я такой, где я нахожусь и зачем я здесь очутился. Потом я вспомнил, что у меня должны быть глаза, и тут же вялая, замороженная мысль подсказала, что глаза наверняка тоже замерзли. «А все-таки, может быть, попробовать их открыть...» – поинтересовался я у этой бормочущей мыслишки. «Нет... не стоит... – вяло прошептала она. – Оно тебе нужно...» «Нет... я открою...» – заупрямился я. «Ну как хочешь...» – прошептала мысль и окончательно застыла кусочком льда.

Легко сказать «открою», а как это, собственно говоря, делается? Я лежал и вспоминал, как открываются глаза, и лишь спустя несколько минут понял, что лежу с уже открытыми глазами. Только они ничегошеньки не видели. «А почему, собственно, „лежу“?..» – поинтересовался я сам у себя. «А потому что ты точно не стоишь и не сидишь...» Я помолчал, обдумывая эту мысль, но она тоже быстро замерзала. Тут мне подумалось, что где-то у меня должны быть руки и ноги и ими когда-то можно было шевелить. «А не пошевелить ли?..» – выплыло из замороженного мозга облачком пара, и тут же проскочила паническая льдинка: «Ни в коем случае!..» «Почему?» – удивился я, но льдинка уже примерзла к общей глыбе размышлений и не хотела давать пояснений.

И тут я из простого упрямства пошевелил рукой. Той, которая у меня осталась. И сразу же понял, почему так волновалась та мыслишка. В ответ на мое слабое шевеление в голове у меня взорвался вулкан и мой мозг начал плавиться, мои замерзшие мысли растекались под сокрушающим жаром маленькими лужицами и с визгом испарялись. Уже выпадая из сознания, я вспомнил, что этот жар, эта раскаленная лава, вскипевшая в моей голове, называется БОЛЬ!

Я снова очнулся. Снова вокруг было темно, но холода я уже не чувствовал. Не раздумывая, я слегка двинул рукой, и понял, что завывание, которое я почувствовал в своей голове, я вполне могу вынести. Я начал медленно подтягивать руки к голове, шаркая ладонями по шершавым камням пола. Наконец я коснулся правой рукой волос. Значит, голова была на месте. Я медленно провел рукой по своему лицу – оно тоже никуда не исчезло. Веки при приближении ладони дернулись и прикрыли глаза. Значит, все должно было быть в порядке. Почему же я ничего не видел?..

Я медленно и осторожно ощупал голову и обнаружил на затылке огромную шишку. Волосы вокруг нее пропитались кровью и слиплись. Моя рука без сил повалилась за голову и, чуть выпрямившись, коснулась сырого камня стены. Значит, я по-прежнему в подземелье. Я вспомнил окованную железными полосами дверь, на которую смотрел перед тем, как получил удар по затылку. «Видимо, я попал под какое-то охранное заклинание, впопыхах незамеченное мной... – слабо шевельнулось в голове. – Где же тогда Галл? И почему я ничего не вижу?!»

Я согнул ноги в коленях и, ощутив холод каменного пола, понял, что сапоги с меня сняли. Тогда я начал себя осторожно ощупывать. Судя по полученной от пальцев информации, на мне были только обрывки моих шикарных бархатных штанов и пояс. Ни одежды, ни, что самое главное, оружия я не обнаружил. «Так вот почему мне так холодно...» – понял я наконец. Тут я почувствовал, что сохранился и мой перстень с изумрудом, который я перевернул камнем в ладонь. Его то ли не заметили, то ли не смогли снять с пальца, зажатого в кулак. Лежать голышом в сыром подземелье – удовольствие не из приятных, но что мне оставалось делать.

Я, уже не пытаясь шевелиться, принялся шептать наговоры против «болестей и ущерба», мысленно благодаря Мерлина – магистра природной магии Петра Петровича, который преподавал нам начала «нетрадиционной медицины».

Уже через несколько минут я почувствовал себя в силах приподняться и, опершись на руки, подвинуться к стене. Теперь я уже сидел, привалившись к мокрому камню. Оказалось, что размышлять в таком положении гораздо удобнее. Но размышлять не хотелось. Я задремал.

Снова я очнулся уже в гораздо лучшем самочувствии. Похоже, наговоры Мерлина здорово помогали. Я не знал, сколько времени провел в этой кромешной тьме, но почему-то мне казалось, что прошло несколько дней. Опираясь на стену, я потихоньку встал на ноги. Меня слегка подташнивало, значит, сотрясение мозга я точно получил. Но все-таки мое состояние можно было квалифицировать как удовлетворительное. Касаясь стены руками, я тронулся в обход предоставленного в мое распоряжение помещения.

Когда я четырежды оказался в углах, мне стало ясно, что я нахожусь в довольно небольшой комнате с голыми каменными стенами, размером четыре на четыре шага. Пол был застелен каменными плитками. И что самое главное, ни в одной из стен не было дверей. Попасть сюда я мог только через потолок, но его не было видно, и я не мог до него дотянуться рукой. Мое шикарное убежище сильно напоминало каменный мешок.

Я снова присел под одной из стен и попробовал прощупать окружающее пространство сверхчувственно. Никакого намека на магию, никакого шевеления за стенами, словно с другой стороны каменной кладки не было ничего, кроме совершенно нейтральной земли.

От своих опытов я очень устал. Глаза, уже отвыкающие в этой темноте от выполнения своих функций, чисто рефлекторно закрылись, и я снова задремал. На этот раз мне приснились сны. Были они какими-то рваными и несвязными. Сначала мне привиделся Данила. Он восседал на огромном гнедом жеребце, похожем на лошадь Галла. Жеребец уносил мальчика куда-то очень далеко, а Ванька, припадая на раненую лапу, бежал за лошадью и все никак не мог ее догнать.

Потом из совершенно непроглядного мрака выплыла скорчившаяся мальчишеская фигурка, лежавшая на охапке соломы, в углу маленькой комнаты. Сначала мне показалось, что это тоже Данила, но почти сразу я понял, что это другой мальчик, только очень похожий на Данилу. Потом я увидел Многоликого. Он молча смотрел мне в лицо, и я читал осуждение в его глазах. «Я сделал все что мог!» – мысленно прокричал я ему в лицо и неожиданно услышал равнодушное «Разве!». Потом перед глазами замелькали разные лица, но все их вытеснило видение голого желтоватого черепа с вытатуированным на затылке глазом. Когда этот глаз мне подмигнул, я снова пришел в себя.

«Надо что-то делать...» – пробежала рядом со мной смешная мысль. Я улыбнулся ей: «Да? И что же?..»

«Что-то делать... что-то делать... что-то делать...» – не отставала она. Чтобы отвязаться от нее, я снова поднялся на ноги и двинулся вдоль стены, тщательно ощупывая ее руками. Она была влажной и шероховатой на ощупь. И тут я понял, что ноги держат меня гораздо крепче, чем в мое прошлое путешествие, да и тошноты практически не было. Да что там, я, пожалуй, даже что-нибудь съел. Даже что-нибудь большое...

В одном месте мне попалась полоска незаполненного раствором шва между камнями. Я попытался вставить в нее пальцы одной ноги и ощупать стену повыше, но мне удалось только слегка подпрыгнуть. Поднять свое тело на двух пальчиках я был еще не в состоянии.

Очередной обход моих шестнадцати квадратных метров, конечно, ничего не дал. К концу пути я уже даже и не помнил, на что я надеялся. Но я уже твердо понимал, что мой проигрыш был окончательным и бесповоротным. Отряд, направленный Многоликим, уже должен был подходить к Некостину. Навт, не найдя меня в условленном месте, мог решиться на отчаянный штурм, совершенно не владея оперативной информацией, а только подстегиваемый желанием спасти принца. Хорошо если Галлу удалось выбраться из Храма, и он предупредит Навта, но на это надежды было очень мало. Скорее всего он сейчас так же мечется в своем каменном мешке, награждая весьма определенными эпитетами верзилу, затащившего его в это чудное местечко. В общем, все было очень плохо.

Я проснулся в очередной раз. Странно, что я давно не ощущаю холода. Наверное, мое тело имеет повышенную способность к адаптации. Интересно, долго моя адаптация будет поддерживать мое тело и, главное, дух. Хозяева этого заведения, по всей видимости, не собирались тратиться на харчи и питье для своего гостя. И если не есть я мог бы еще пару-тройку дней, то пить мне хотелось все сильнее и сильнее. Я попытался лизать влажные камни, но, похоже, эта влажность была мною слишком преувеличена. Во всяком случае, под языком постоянно оказывался совершенно сухой и чрезвычайно шершавый камень. По-видимому, я очень устал лизать камень, поскольку снова задремал.

Я пришел в себя лежа на полу. Мне показалось, что рядом кто-то разговаривает. Я открыл глаза и прислушался. Было все так же темно, и все так же звенела в ушах тишина. Я поднялся на ноги и побрел вдоль ненавистной стены, приволакивая подошвами, чтобы слышать хотя бы их шуршание и радоваться, что уж уши-то у меня точно в порядке. Я уже не ощупывал стены и старался не думать о воде. Мне было ясно, что камни, окружающие меня, не изменились, и подземный источник не забил посреди моего каменного пола. Я не хотел умирать, но и никаких надежд уже не питал. Я просто гулял перед сном. «Ну вот и нагулялся...» – подумалось мне, когда мои ноги в очередной раз подогнулись, и я привычно примостился под стеной, закрыв глаза.

– Держи ему голову... Аккуратнее, ты, косорукий...

– А ты не лей сильно-то, захлебнется еще... Ну, потихоньку...

«Кто это, интересно, шепчется здесь?..» – подумал я, разбуженный назойливым шепотливым переругиванием. И открыл глаза. И тут же их зажмурил. Моя маленькая комнатка была буквально залита потоками ярчайшего света, выставившего на всеобщее обозрение каждый камень, каждый шов, каждую складочку голых неприютных стен. Я дернулся от рези в глазах и тут же почувствовал, что мою голову крепко сжали здоровенные ладони. Не успел я возмутиться столь неделикатным обхождением, как мне на губы упали первые капли прохладного, сладковатого напитка, в котором я узнал чудесный сидр, пробованный мной в «Насовсем Едином». Я с жадностью, причмокивая и шлепая губами, пил, не веря, что это происходит наяву.

– Вот видишь, я же говорил – напоить надо. А ты все курицу доставай... курицу доставай...

– Ага! Ты давай курицу доставай, тогда посмотрим – кто прав!

Не прекращая поглощать живительную влагу, я слегка приоткрыл один глаз. Единственное, что я сразу рассмотрел в ярком, ослепительном свете, были два высоких чудесных колпачка. Синий! И Желтый! Тут источник, наполнявший меня живительной влагой, иссяк, и я смог улыбнуться.

– Глянь-ка, он нас узнал... – ласково удивился Зопин.

– Ага... Разве ж твою рожу забудешь. Главное, чтобы она по ночам не снилась... – Опин был в своем репертуаре.

– Почему это?.. – простодушно удивился Зопин.

– Заикаться всю жизнь будешь... – тут же поймал его Опин.

– Это у кого рожа – заикаться будешь... Это у кого ро...

– Ну не будешь, не будешь... – перебил его Опин, вытирая мне губы носовым платком и шаря в своем вещмешке, видимо, в поисках пресловутой курицы.

– Конечно, не будешь, – довольно подтвердил Зопин, разразившись ослепительной улыбкой.

– Не будешь, – еще раз согласился Опин. – Потому что поседеешь...

Улыбка Зопина мгновенно увяла.

– Это у кого... поседеешь... Это у... Глянь, он кушать хочет! – вдруг перебил он сам себя.

– Ты-то будешь есть? – спросил у него Опин, доставая из мешка завернутую в тряпочку вареную курицу.

– Нет, Белоголовому одному мало будет. Я и потерпеть могу...

У Опина опустились руки, и он чуть не выронил сверток с курицей.

– Слушай, ты, часом, не заболел? Или я плохо расслышал? Ты действительно от курочки отказался?!

– Ребята, я и вправду не прочь слегка закусить, – вступил я в беседу.

– Вот и молодец... вот и молодец... – засуетился Зопин, отпустил наконец мою голову и помог мне усесться под стенкой. Опин уже разложил рядом со мной небольшую салфетку и наламывал на нее кусками курицу. Кроме курицы у него в мешке оказались еще пара лепешек и два здоровенных яблока. Когда я пригласил их разделить со мной трапезу, оба как по команде замахали широкими ладошками, уверяя, что только что позавтракали.

– Как вы меня отыскали-то? – задал наконец я свой первый вопрос, вгрызаясь в чудесную куриную грудку.

– Так ты же не пришел утром в таверну, – начал объяснять Опин, в то время как Зопин умильно следил за моей трапезой, подкладывая кусочки курицы ко мне поближе.

– Мы сразу сообразили, что ты сунулся в Храм, и там тебя подловили. Правда, это довольно удивительно, учитывая твои способности. Интересно, на что ты попался?.. Ну ладно... Мы пошли тебя искать. Сначала я решил, что отыщу тебя по оружию... – Я вопросительно посмотрел на него.

– Я же свою выращенную Сталь где угодно отыщу, – пояснил Опин. – Ну на клинки мы быстро вышли, только вот тебя там не было. И вообще, насколько мы поняли, твое оружие попало в сокровищницу Храма. Там у них разные ценные вещи лежат... А охрана только снаружи стоит... – вдруг захихикал он.

– Вы клинки забрали? – спросил я с надеждой, даже позабыв на время жевать.

– Что ж их, этим, единым, оставлять? – обиделся Опин.

– ...Оставлять? – добавил Зопин, и, отвечая на мой нетерпеливый взгляд, приподнялся и вытащил из незамеченного мной пролома в стене длинный сверток, обмотанный куском рваного бархата. Положив сверток на пол, он быстро размотал тряпку и я увидел свою шпагу и свою дагу, лениво поблескивающие в ярком свете. Я отложил недоеденную курицу и, обтерев руки об остатки собственных штанов, вскочил на ноги и потянулся к оружию. Как только мои ладони сжали рукояти, я сразу почувствовал себя в полном порядке. А тут еще Зопин забормотал под боком:

– И чехольчик цел... Я прихватил...

Я принял из его рук ножны для шпаги, вложил в них клинок и повесил на пояс. Дагу, аккуратно погладив о те же штаны, привычным движением задвинул за пояс.

– Продолжаем беседу, – довольно вырвалось у меня.

– Курочку-то хоть доешь, – обиженно насупился Зопин. Видимо, он хотел жертвовать курицей до конца. Я снова присел под стену и принялся за еду.

– Так что на второй день мы тебя нашли... – продолжил Опин свой рассказ. – Собственно, тебя нашел вот он, – последовал кивок в сторону Зопина. – Нюх у него, видимо, особенный. За этими толстенными стенами ну ничегошеньки не видно...

– Ну и что, что не видно... ха, подумаешь, не видно... Да если кто-то недалеко хотя бы дышит, я сразу учую... У меня знаешь какое чутье!.. Да я...

– Стоп!.. Подожди!.. – оборвал я выпятившего грудь Зопина. – Ты сказал – вы меня нашли на второй день?.. – Опин утвердительно кивнул и внимательно уставился на меня, уловив мою тревогу.

– Но тогда получается, что Навт должен вот-вот подойти к Некостину. Если уже не подошел. Нам надо срочно выбираться отсюда, а то этот горячий парень наломает дров!..

– Пошли... – сразу согласился Опин и полез в отверстие в стене. Зопин приготовился двигаться за ним. И тут я понял, что свет, столь необычный в этом темном месте, испускают их кайла. Оба обушка светились, как маленькие серповидные солнца.

– Одну минутку, – остановил я их, снова прижмурив глаза. – У нас в этом подземелье еще дельце есть.

Гномы повернулись ко мне.

– Нам обязательно надо разыскать и увести отсюда принца.

Гномы переглянулись, и Опин пихнул Зопина кулаком в живот.

– Давай включай свое чутье.

Зопин почесал нос и пробурчал:

– Не, полезли в штольню. Она идет как раз вдоль комнаток, оттуда лучше чувствовать.

Он быстро развернулся и исчез в черной дыре хода. Опин двинулся за ним, а я следом. Штольня, прорубленная гномами, представляла собой ход высотой немногим более метра, а шириной около двух, с гладкими стеклянистыми стенами. Гномы двигались по ней очень быстро, а вот мне пришлось ползти за ними на четвереньках – распрямиться было негде. Услыхав, как я громыхаю по полу штольни своим железом, Опин, шагавший передо мной, оглянулся и довольно ощерился.

– Что, Белоголовый, не всегда большой рост преимущество, иногда и маленькому хорошо бывает.

– Ничего, – пропыхтел я, поторапливаясь, – главное – в плечах не узко...

Опин довольно захохотал, чем тут же привлек внимание Зопина. Тот, увидев меня на карачках, неожиданно расстроился.

– Как же это мы забыли, что он у нас такой рослый. Глянь, как ему неудобно, все коленки теперь обдерет!.. Давай мы новую штольню повыше сделаем!..