Текст книги "Маг"

– Тогда завтра мы пойдем с вами, если, конечно, вы с Зопином не возражаете...

– Давно бы мог сообразить, что ваши лошади только вас задерживают, – скупо улыбнулся Опин и, повернувшись в сторону костра, заорал: – Эй, математик, туши костер, спать ложимся. Завтра рано вставать.

Зопин тут же послушно принялся затаптывать свой костерок. Один из гвардейцев обратился ко мне:

– А мы как же?..

– А вы заберете с собой наших лошадей и отправитесь к Черной скале. Ваша миссия окончена...

– Но Многоликий поручил нам проводить вас до гор...

– Вот вы и доложите, что провожали нас до тех пор, пока я считал это необходимым, после чего я отослал вас назад, – категоричным тоном ответил я, и гвардеец понял, что спорить бесполезно. Мы тут же разошлись по палаткам.

Рано утром следующего дня, когда краешек солнца только показался над горизонтом, наша четверка уже была готова к походу. И хотя поклажа у нас получилась довольно увесистой, все были рады вновь шагать рядом, как это было в Дохлом лесу. Особенно доволен был почему-то Зопин. Может, он надеялся, что в нашем присутствии старший друг будет поменьше его задевать. Короче, мы, последний раз махнув нашему эскорту рукой на прощание, двинулись в путь и буквально через пару минут уже перестали слышать конское ржание и перестук копыт, утих и гомон отправлявшихся назад кавалеристов.

Вначале мы шагали молча, наслаждаясь легким, прохладным утренним ветерком, безоблачным небом и ярко-изумрудным цветом окружающих холмов. Потом гномы разом затянули уже знакомую нам песню о том, чего они больше всего боятся, а мы с Данилой попробовали им подпевать. Затем после небольшой паузы, потребовавшейся нам, чтобы отдышаться, Данила предложил исполнить сольно «Там вдали за рекой...», что тут же и осуществил, в результате мы долго и подробно объясняли нашим спутникам, что такое есть «буденновские войска», «украинская степь», «белогвардейские цепи» и другие непонятности, встретившиеся в тексте. Кстати, эти непонятности не помешали Зопину в конце песни расплакаться, так как он, по его словам, прекрасно понял, что «белогвардейские цепи» убили хорошего мальчика, который был еще совсем «маленьким».

Вообще, после Данилиного пения гномов словно прорвало и посыпались вопросы, порой самые неожиданные, о нашем мире, нашей жизни, нашем быте... Мы, как могли, старались удовлетворить их любопытство, тем более что наши ответы частенько приводили к их переругиванию, едва не переходившему в потасовку. Например, когда я рассказал им об автомобиле, Зопин тут же решил сделать пару штук для общих надобностей, как только вернется домой, а Опин хмуро заявил, что у Зопина «кишка тонка» машины строить. Зопин в ответ немедленно заорал:

– Это у кого кишка тонка? Это у меня кишка тонка?.. Да у меня знаешь какая толстая кишка? Да у меня кишка...

Не знаю, чем бы кончился спор о Зопиновой кишке, если бы Данила не заявил ненатурально бодро:

– Подумаешь, автомобиль!.. Вот самолет!.. – Гномы тут же передвинулись поближе к мальчишке и пошагали с двух сторон от него, внимательно слушая описание самолета и задавая технические вопросы.

И во время всей этой занимательной беседы мы шагали. А солнце, выскочив из-за горизонта, карабкалось по небосводу, все больше и больше поднимая окружающую температуру. Но я не успел пожаловаться на жару, потому что как-то незаметно мы оказались в светлой, прозрачной рощице и вышагивали по устланной мягкой, прелой листвой тропинке в прозрачной, невесомой тени. Я совершенно не чувствовал усталости, когда в самый разгар технического спора о преимуществах и недостатках реактивного привода Зопин вдруг остановился, выпучив глаза, и круто сменил тему разговора.

– Опин, у нас беда!

– Какая? – в испуге остановился тот.

– Мы обед прошагали!

Опин бросил быстрый взгляд к небу, потом сурово взглянул на Зопина и пробурчал:

– Ничего и не прошагали...

– Но ведь пора! – не унимался тот.

– Пора... – неохотно согласился Опин и сбросил свой мешок на землю.

– Вы двое, – он кивнул нам с Данилой, – за хворостом. Ты, – кивок в сторону Зопина, – за водой. А я посмотрю, чего вокруг есть.

Мы, сбросив с плеч свою поклажу, разошлись выполнять задание.

Хворосту мы с Данилой набрали быстро, благо сухих сучьев под деревьями было великое множество. Вернувшись к месту лагеря, мы увидели Опина, сидящего около кучки каких-то корешков и сосредоточенно их очищавшего, и Зопина, вколачивающего вторую рогульку для подвески котелка над костром. Через несколько минут запылал костер, над которым был подвешен котелок, и Зопин, вооруженный своим черпаком, аккуратно бросал в закипающую воду опинские корешки, тщательно обнюхивая, а иногда и полизывая каждый. Опин на этот тщательный контроль за своей деятельностью реагировал без обычного сарказма, не оспаривая авторитета Зопина в вопросах приготовления пищи.

А еще через полчаса мы снова шагали вперед, сытые и веселые. Я удивлялся, как это мне удалось съесть такое количество похлебки, ведь особого голода я не испытывал.

Мои спутники принялись было снова обсуждать вопросы самолетостроения, но, видимо, эта тема несколько приелась, и они потихоньку замолчали. Когда мы наконец вышли из рощи, солнце уже повисло над горизонтом, а наши тени удлинились и довольно неохотно переставляли ноги. Опин принялся поглядывать по сторонам, словно чего-то высматривая, и скоро резко свернул с тропы в сторону невысокого покатого холма, поросшего низким, густым, кучерявым кустарничком. Протаранив эти заросли, мы вслед за гномом оказались на небольшой уютной поляне, поросшей сочной темно-зеленой травой. Опин устало сбросил свой мешок и заявил:

– Ну вот и пришли...

– А я еще мог бы немного пройти... – бодро сказал Данила. – Да и солнце еще высоко...

– Скоро будет низко... – добродушно пробурчал Опин.

– Да, – поддержал его Зопин, – скоро совсем низко будет...

Мы развели костер и, пока Зопин кулинарничал, поставили палатку и постелили одеяла. Ужин был, как всегда, хорош, а оторвавшись от мисок и кружек, мы с Данилой вдруг поняли, что уже стемнело и на глубокое черное небо высыпали мириады звезд. Два гнома сидели у догорающего костра и довольно улыбались нам.

– Опин, – обратился я к старшему, – долго нам еще идти?

– Завтра будем в горах, послезавтра, утром, на Косом перевале...

– Так быстро, – испуганно глянул на меня Данила.

– Да, побыстрее, чем на лошадках... – Опин, грустно улыбаясь, смотрел на мальчика. – И там мы распрощаемся...

Данила повесил голову, потом молча встал, отошел от костра и постоял, глядя в небо. Вернувшись, он уселся между гномами, взял Зопина за руку и прислонился головой к плечу Опина. Так мы молча просидели почти час, любуясь ярким ночным небом и наслаждаясь тишиной. Потом Опин, закряхтев, приподнялся и с хрипотцой пробормотал:

– Спать пойдем... Завтра путь неблизкий...

Когда мы забрались в свою палатку, Данила спросил:

– Слушай, дядя Илюха, как же это получается, на лошадях шесть дней ехать, а пешком три дня идти?..

– Не знаю... – задумчиво ответил я. – Только ты заметил – утром мы шли под открытым небом, когда стало жарко, ушли в рощу, а к вечеру опять вышли на голые холмы... А как сегодня солнце опустилось?.. Видимо, наши спутники знают не только земные дороги...

– А разве бывают другие?

– Конечно! Морские, воздушные, космические... А по какой дороге мы с тобой в этот мир пришли?..

Мы надолго замолчали, и я, слыша ровное дыхание Данилы, решил уже, что он заснул, но он вдруг абсолютно бодрым голосом проговорил:

– Хорошо бы все эти дороги увидеть, узнать и пройти...

– Какие твои годы... – улыбнулся я в темноте. – Все узнаешь и все пройдешь... Надо только очень захотеть...

И мы заснули.

Утро нас порадовало туманом и нависшими над окрестными холмами тучами. От хорошей погоды, сопровождавшей нас в течение всего путешествия, не осталось и следа. К тому же сильно похолодало. После быстрого завтрака Данила натянул свой комбинезон, а поверх него длинную курточку, сшитую из выделанной шкуры, мехом внутрь. Его голову снова украсил лихой берет. Я тоже поверх своей верной джинсы надел меховую куртку. А вот гномы утепляться не стали, ответив нам, что их горы греют.

А горы встали перед нами, едва мы повернули за приютивший нас на ночь холм. Ясно видная, неширокая тропка, скользнув по зеленому боку холма, нырнула в ложбинку, за которой холмы превращались в предгорья, круто уводившие ее вверх. Мы бодро зашагали вперед. Подъем, издалека казавшийся таким крутым, оказался вполне проходимым, да и тропа извивалась, отыскивая наиболее удобный маршрут. Серый, рассеянный, туманный свет, лившийся из-за низких туч, с восходом солнца получил какой-то жемчужный оттенок. Казалось, мы шагаем в волшебном мерцании тайны, которая встретила нас у подножия гор и провожает в свое дальнее жилище, чтобы там открыться нам. Только вот что именно нам откроется?..

На крутых склонах, поднимавших нашу тропу все выше и выше, среди зелени травы стали попадаться каменные глыбы – то ли обломки скал, скатившиеся сверху, то ли верхушки самих скал, вынырнувшие из-под покрова присыпавшей их земли. Их с каждым шагом становилось все больше и больше, пока наконец вокруг нас совсем не осталось травы. Тропа тоже стала каменистой, мелкий, неокатанный гравий скрипел под ногами и, сухо шурша, скатывался вниз.

Но Опин бодро шагал вперед, постукивая по тропе темной ручкой своего обушка, который он снял с мешка и держал на манер посоха. Данила шагал следом за гномом и тоже пока что не выказывал признаков усталости. «А ведь он здорово окреп и... повзрослел, что ли... за время нашего странствия», – подумалось мне. Я смотрел на его лихо заломленный берет, из-под которого торчали непокорные белые вихры, и мне казалось, что он даже подрос за эти неполные три недели. Сам я тоже не чувствовал усталости, и дыхание мое было ровным и спокойным. А вот следовавший за мной Зопин громко сопел, пыхтел, топал, что-то бормотал, в общем, всячески показывал, как тяжело ему дается этот подъем. Может, поэтому Опин, повернув вслед за тропой за огромную каменную глыбу, вдруг остановился и, сбросив мешок на камень, громко объявил:

– Привал!..

Когда мы, сняв поклажу, расселись на камнях, я с удивлением увидел, что Зопин страшно побледнел и с его лба ручьем льет пот. Опин присел рядом со своим товарищем, снял свой колпак, достал из него огромный, совершенно новый платок и принялся вытирать Зопину лоб. Потом наклонился и тихо спросил:

– Что, совсем плохо?..

– Не, ничего... – каким-то ломким голосом ответил Зопин.

– Где ж «ничего», – заворчал Опин. – Я слышу, как ничего. Пыхтишь, сопишь... Белый вон весь... Может, тебе все-таки скалой пойти?..

– Ребята, – прервал я их перешептывание, – может, объясните, в чем дело?

– Он высоты боится, – нехотя ответил Опин.

– Кто боится? Никто не боится... – попробовал протестовать Зопин, но смущенно умолк под суровым взглядом Опина. Немного посопев, он негромко добавил: – Сам бы съехал со скалы, тоже небось боялся бы...

– Он несколько лет назад, при выводе тоннеля наружу, выпал из скалы... – пояснил Опин. – Летел метров триста и упал на гравийную осыпь... Вот с тех пор и боится высоты...

– А что ты ему предлагаешь? – снова спросил я.

– Мы пойдем тропой, а Зопин может идти скалой... Тоннель прорубать... Ну, ты видел... Да вот он не хочет уходить в скалу один – боится, как бы с нами чего не случилось...

– Так пойдем скалой все... – предложил я.

– Тебе ж неудобно, потолок у нашего тоннеля низкий... Сам говорил – «крысиная нора».

– Ну мало ли что я говорил. Данила пройдет спокойно, а я потерплю уж как-нибудь... Надолго это нас задержит?..

– Хм... – Опин почесал щеку, – сегодня к вечеру на месте будем... Да еще глубинную съемку сделать сможем...

– Ну вот, и глубинную съемку... – поддержал я, не совсем понимая, что такое «глубинная съемка».

– Ну что, скалолаз, – Опин ласково положил свою руку на плечо Зопина, – все вместе скалой пойдем?..

– Ну, если все вместе... – улыбнулся тот.

Они встали и направились к нависавшей над тропинкой отвесной каменной стене. Там они что-то горячо обсуждали и даже царапали камнем на камне какие-то схемы, а затем, видимо, достигнув соглашения, вернулись назад. Мы подхватили нашу поклажу. Гномы, забросив мешки за плечи, взялись за свои обушки, и скала вздрогнула от ударов гномьего инструмента.

Знаете, есть такое домотдыховское развлечение – бег в мешках. Так вот, последующие десять часов стали для меня сплошным бегом на карачках. Данила сравнительно свободно, лишь слегка пригибаясь, мог проходить по тоннелю, прорубаемому гномами, а вот мне снова пришлось встать на четвереньки. Так я и перемещался, повесив свой мешок на живот и обдирая коленки, ладони и локти. Хорошо еще, что осколков породы почти не было, но остекленевший под обушками Опина и Зопина гранит порой имел весьма неприятные складки, трещины и сколы.

Мы остановились ненадолго, чтобы перекусить, но после этого отдыха снова встать на колени было для меня настоящей пыткой. И все-таки краем глаза я видел, что Опин, частенько оставляя Зопина в забое одного, что-то торопливо записывал в небольшой замусоленный блокнот. Когда я поинтересовался, чем он занимается, он присел рядом со мной и добродушно объяснил:

– Это и есть глубинная съемка. Вот тут от тоннеля отходит серебряная жила, в этом месте, метрах в четырех справа, лежит гнездо изумрудов, богатое гнездо, вот на этом месте, если копнуть немного вниз, обнаружится медь, правда, немного...

Он тыкал своим мягким свинцовым карандашиком в блокнот и с удовольствием рассказывал о своих находках. Но это был, пожалуй, единственный момент, когда он несколько отвлекся от проходки и съемки.

Данила со жгучим интересом следил за работой гномов, а потом принялся внимательно разглядывать стеклянистую поверхность стен тоннеля. В общем, все были при деле...

Через десять часов гномы вдруг как по команде разошлись в разные стороны, и вместо тоннеля у них стал получаться небольшой круглый зал. Я финишировал в этом зале первым, поскольку больше никто в этом забеге участия не принимал. Финиш мой состоял в том, что я, перебирая коленками и ладонями по блестящему полу, выбежал на середину зальчика, уткнулся опущенной головой в коленки стоявшего на моем пути Данилы, со стоном повалился набок и закрыл глаза. Данила присел около меня на корточки и ласково погладил меня по голове.

Пока обушок закончившего работу Зопина еще слабо светился, Опин порылся в своем мешке, извлек из него маленький канделябр, вставил в него три свечечки и зажег их. Пещерка осветилась, и ее стены отбросили множество отражений трех язычков пламени. Опин продолжал доставать из своего бездонного мешка сверточки, кулечки, бутылочки. Зопин тоже присоединился к нему со своим мешком и принялся вытаскивать из него посуду, приборы, пакетики со специями. Опин сложил свои припасы горкой в середине пещеры, взял у своего товарища большой котелок и, прихватив свой обушок, пошел к стене. Там он принялся прохаживаться вдоль стены, внимательно ее изучая, и наконец легонько тюкнул острием кайла в понравившемся ему месте. Из пробоины сначала слабо закапала, а потом побежала маленьким ручейком кристально чистая вода. Опин набрал полный котелок и принес его к уже разложенному Зопином костру, сложенному из тех двух вязаночек коротких сухих дровишек, что несли с собой гномы.

Все эти манипуляции гномы проделывали в полном молчании, без единого слова понимая друг друга. Мы с изумлением наблюдали за их приготовлениями, и наконец Данила неуверенно предложил:

– Может, помочь надо?..

– Сиди отдыхай, – ласково ответил Опин. И они продолжили свои приготовления.

Скоро разложенная на блестящем полу белая скатерть была заставлена тарелочками с множеством различных закусок, рядом с вместительными глиняными мисками красовались серебряные ложки, вилки и ножи, по краям скатерти расположились две объемистые глиняные бутылки, а в центре разместился зопинский котелок с побулькивающей в нем похлебкой. Запах по пещере поплыл такой, что я, забыв о своих ободранных конечностях, потянулся поближе к скатерке. Данила тоже незаметно оказался рядом с расставленными деликатесами. Опин, оглядев сделанное, удовлетворительно хмыкнул и предложил:

– Давайте располагайтесь вокруг...

Зопин, молча улыбаясь, откупорил одну из бутылок и набулькал во все четыре кружки густой, темно-красной жидкости, дохнувшей на нас ароматом сладкой осени. Опин взял кружку своей здоровенной ручищей и посмотрел на нас с Данилой долгим, запоминающим взглядом.

– Вот за этой стеной, – он ткнул свободной рукой себе за спину, – находится Косой перевал. Завтра утром мы пробьем эту стену, и наступит момент прощания. А сегодня мы устроили маленький прощальный ужин, чтобы вы почувствовали, как мы вас любим, как мы будем без вас скучать. Жалко, Белоголовый, что твой черный зверь ушел, он ведь такой...

– Ласковый... – вставил свое слово Зопин.

– Ласковый... – подтвердил Опин и немного помолчал. – Ты, маленький колдун, не грусти, выучишься, возвращайся к нам, мы тебя ждать будем. Ты, Белоголовый, знай, если мы тебе понадобимся, мы готовы вместе идти хоть... хоть за Границы... И вообще... вы знайте, что мы вас никогда не забудем...

– Никогда-никогда... – подтвердил Зопин. И они разом уткнули свои толстые вздернутые носы в кружки.

Я поднес кружку к губам, прихлебнул из нее и, не отрываясь, вытянул все, что в ней было налито. Густое, сладкое, терпковатое вино сразу согрело меня изнутри, а все мои ссадины и порезы показались мне такой мелочью... Данила выпил свою кружку, поставил ее на скатерть, поднялся на ноги и со странно заблестевшими глазами подошел к Опину и, обняв его за шею, прижался к нему. Потом он точно таким же образом обнялся с Зопином и вернулся на свое место. Мы в молчании принялись за ужин.

А ужин был приготовлен на славу, среди закусок были маленькие маринованные сливы, тонко нарезанная копченая рыба, какие-то свежие побеги, по вкусу напоминавшие черемшу, сушеное, соленое и копченое мясо и много чего другого. Похлебку Зопин сварил из какой-то птицы, так что мы слопали по две полные миски. Мы выпили еще вина, и постепенно грусть и скованность, охватившие нас вначале, стали рассеиваться. Скоро над скатертью пошел дружеский разговор-воспоминание. Мы смеялись, вспоминая свои приключения, а мне подумалось: «Как странно, сегодня нам кажется забавным то, что вчера было страшным, сегодня мы смеемся над тем, над чем вчера готовы были разрыдаться...»

Потом мы пели песни, а Зопин на спор доел всю оставшуюся похлебку... Потом Данила прочитал наизусть «Бородино», а гномы с загоревшимися глазами вопили:

– ...Рука бойцов колоть устала... И ядрам пролететь мешала... Гора кровавых тел...

Потом пошли вопросы, что такое картечь, и как Опин определяет присутствие серебра в породе на пятиметровой глубине, что такое «лихая доля», и как определить место высадки корешка для ращения Стали... В общем, разговор специалистов без скидок на возраст и недостаток образования.

А потом мы заснули, но спали совсем недолго. Опин тихонько растолкал нас с Данилой, и мы увидели, что остатки нашего пиршества убраны, и пол пещеры снова стал пустым, гладким и блестящим. Зопин тревожно сопел возле стены, а Опин тихо сказал:

– Пора... – подошел к своему другу и попросил: – Отойди к ребятам, я сам выход пробью...

Зопин облегченно вздохнул и встал рядом с нами. Опин поднял свой обушок и принялся осторожно, ласково поглаживать острием поверхность стены. Гранит начал подаваться и, оплавившись сантиметров на сорок вглубь, вдруг треснул и вывалился наружу четырьмя крупными осколками. В образовавшуюся дыру вкатился голубовато-серый рассвет, а следом за ним ворвалась самая настоящая вьюга, с самым настоящим льдистым снегом и бьющим наотмашь ветром. Мы выглянули наружу и увидели в трех-четырех метрах под нами Косой перевал – каменистую, переметенную снегом тропку, огибающую пробитую гномами скалу резко наклоненной, срывающейся в пропасть узенькой лентой.

Я долго разглядывал Косой перевал, а когда оглянулся, увидел, что Зопин укутывает Данилу в меха и натягивает ему на уши берет. Посмотрев на Опина, я распаковал свой мешок и достал дареную белую шкуру. Сейчас этот плащ был мне как нельзя кстати.

– Мы не будем выходить наружу... – сказал Опин, доставая из мешка довольно длинную, толстую веревку. – Мы пойдем домой тоннелем...

Он выбросил конец веревки в отверстие. Я обнял гномов по очереди и быстро полез наружу. Через несколько секунд я уже стоял на скользкой тропке, ожидая Данилу. Его гномы спустили, обвязав под мышками. Я принял мальчишку, помог ему тверже встать на ноги, отвязал от него веревку и начал ее сматывать. Конец веревки выпал из отверстия, и в нем последний раз мелькнула физиономия одного из гномов и послышался крик Опина, заглушаемый завыванием вьюги:

– Береги маленького колдуна, Белоголовый...

– Береги... – эхом добавился голос Зопина.

И все. Ничего кроме свиста и воя снежного ветра. Я привязал смотанную веревку к поясу, и несколько секунд мы осматривались, прикрываясь руками от слепящего снега. Затем я несколько неуверенно позвал:

– Ду-у-х...

– Я уже давно здесь стою. Все жду, когда вы с этими малышами попрощаетесь... – После короткого молчания Дух добавил: – Значит, вы все-таки добрались до Косого перевала. Я, признаться, думал, что вы отступите где-нибудь в середине пути... А вы всех обманули – горой прошли... Ну-ну...

– Мы что, так и будем с тобой невидимым общаться?.. – немного обиженным тоном поинтересовался я.

– А ты что, хочешь, чтобы меня с этой... дороги сдуло?.. Я не собираюсь по пропастям летать...

– Гляньте-ка!.. Боится!.. – вдруг вступил в наш разговор Данила. – Ты же в любой момент в птицу обратиться сможешь...

– Ну вообще-то смогу... – смущенно согласился Дух, но тут же добавил: – Если не растеряюсь...

– Слушай, Дух, холодно здесь... Может, лучше мы двинемся?.. – неуверенно попросил я. – В какую сторону нам шагать-то?

– Ох-хо-хо... – вздохнул тот в ответ. – Ну раз ты так спешишь... Давайте следуйте за огоньком...

И справа от меня вспыхнула яркая зеленоватая искра. Секунду она висела неподвижно, а затем, словно удостоверившись, что ее заметили, медленно поплыла прочь, удерживаясь над каменистой тропинкой. Данила, цепляясь руками за скалу и вздрагивая от бешеных порывов снежного ветра, осторожно направился за ней, я следом. Поворачивая за угол скалы, я бросил последний быстрый взгляд на отверстие, из которого мы вылезли, и мне показалось, что оно заложено камнем. Это была последняя попытка отвлечь внимание от узкой наклоненной тропки, по которой мы двигались. Затем в течение нескольких долгих минут я был полностью сосредоточен на том, как удержаться на голом камне, местами обледенелом, местами переметенном метельными полосами.

Но все когда-нибудь кончается. Проведя нас метров шестьдесят, искорка поднялась немного кверху, вдоль почти отвесной скальной стены и скрылась в неприметной темной трещине. Я, обдирая пальцы на руках и коленки, попробовал добраться до этой трещины, и хотя до нее было не более двух-трех метров, сил этот подъем отнял, как на хорошем кроссе. Но мне все-таки удалось взобраться, и я оказался внутри довольно глубокой ниши. Зеленоватая искорка вспыхивала в глубине расщелины, словно дожидаясь нас. Немного отдышавшись, я отцепил веревку, бросил ее конец вниз и крикнул:

– Данила, обвяжись под мышками...

Минуту спустя я почувствовал слабый рывок и услышал тоненький, пропадающий во вьюге голос:

– Готово...

– Полезли... – заорал я в метель и принялся вытягивать веревку. Скоро показалась голова в нахлобученном берете, и через секунду Данила был рядом со мной. Наш мерцающий проводничок немедленно двинулся в глубь расщелины, и мы поспешили за ним. Через несколько шагов нас окружила полная темнота, а кроме того, мне снова пришлось согнуться – потолок круто пошел вниз. Мы оказались в довольно узком и низком каменном коридоре, в который совершенно не залетали порывы беснующейся снаружи вьюги. К моему удовольствию, буквально через несколько шагов каменные стены коридора резко разошлись, и я почувствовал, что нахожусь в большом свободном пространстве. Видимо, мы попали в обширную пещеру.

В этот момент искорка тихо погасла, словно ее задули, и тихий шепот нас оповестил:

– Вот мы и пришли... Я дальше вас не поведу, вы и сами не заблудитесь... Вам надо в дальний конец пещеры, там вы и найдете то, что вас интересует... – И Дух замолчал.

Я сразу понял, что он смотался. Во всяком случае, больше он с нами общаться не будет. И все-таки для очистки совести я пробормотал:

– Спасибо за помощь...

– Какая-то странная помощь, – вдруг глухим шепотом произнес Данила. – Как здесь могут пропадать люди или звери, если сюда и забраться-то практически невозможно...

«А ведь верно!.. – подумал я. – Сюда случайно не попадешь... Вернее, здесь случайно не пропадешь!.. Ну и Дух!.. Куда же это он нас заманил...» А вслух, так же шепотом, спросил:

– Может, ты и прав. Только что же ты молчал, когда мы сюда полезли?..

– Ну во-первых, я за тобой полез... А потом, мне было сказано, что Духа надо слушать, что он нам поможет...

– Не понял... Кем сказано?..

– Ночью... Мне мама опять приснилась... – Данила говорил как-то нехотя. – Сказала, чтобы я от тебя не отставал и чтобы мы Духа слушали...

– Ну тогда, я думаю, все в порядке. Пошли в дальний конец, посмотрим, что там нас ждет...

Я привычно щелкнул пальцами, и перед нами появился маленький язычок пламени, осветивший окружающее пространство наподобие обычной свечки. Но не успели стены пещеры выступить из мрака, как пламя, слегка затрещав, погасло. Я, несколько удивившись, повторил свою манипуляцию, но на этот раз светящийся язычок даже не загорелся, так, мелькнуло что-то вроде искры от зажигалки и тут же погасло. Обескураженный и раздраженный такой странной неудачей, я попробовал зажечь свет еще раз. Ровно с тем же эффектом.

– Может, мы без света сможем дойти?.. – прошептал Данила. – Я за стену держусь, по ней и пойдем...

– А если из этой пещеры еще несколько выходов ответвляются?.. Куда мы с тобой забредем?.. – зашептал я в ответ. – Да и вообще странно, почему обычное волшебство не срабатывает?

Я решил сменить прием и, прошептав заклинание, тряхнул правой кистью. На каменный пол с моей ладони выпал небольшой, мягко светящийся шарик. Два раза подпрыгнув на месте, шарик застыл, его первоначальное сияние слегка притухло, но света вполне хватало, чтобы различить встречавшиеся на пути камни и отверстия в стене пещеры, если они будут встречаться. Я подул в нужном направлении, и шарик медленно покатился, приглашая нас следовать за собой.

– Вот так-то лучше... – удовлетворенно пробормотал я и, взяв Данилу за руку, двинулся следом.

Мы медленно и осторожно продвигались в глубь пещеры, внимательно оглядывая ее гранитную стену. Так без особых сложностей мы прошли метров тридцать. Я уже начал успокаиваться, как вдруг мой светящийся проводник ярко вспыхнул, выбросил из себя сноп искр и, ослепив нас, погас, словно на него кто-то наступил. У меня перед глазами замелькали разноцветные круги, и чтобы восстановить зрение, я прикрыл веки.

Когда через секунду я вновь открыл глаза, мрак вокруг нас сгустился еще плотнее. Более того, мне показалось, что перед нами эта непроницаемая чернота достигла вполне материальной плотности, и если я протяну руку, я смогу потрогать ее бархатистость. Данила судорожно вцепился в мою руку подрагивающей ладошкой. Я собрался снова попытаться зажечь хотя бы маленький светильник, но в этот момент прямо над нами вспыхнули два вытянутых, словно кошачий зрачок, темно-багровых пятна. Было такое впечатление, что преградившую нам путь черноту распороли ножом, и она лопнула, приоткрыв багровую изнанку мрака. Эти пятна совершенно не рассеивали сгустившийся впереди нас мрак, и мне показалось, что нас кто-то внимательно разглядывает, определяя, на что мы пригодны.

Несколько секунд мы стояли, застыв на месте и не зная, что делать, а потом раздался глухой, раскатистый, низкий бас:

– А вот пришел обед и привел с собой ужин...

Я тут же толкнул Данилу себе за спину и выхватил из-за пояса оба клинка.

– ...И зубочистки с собой прихватил... – добавил бас.

Звук приходил, казалось, прямо из-под потолка пещеры, перекатываясь, словно камнепад. Я потихоньку начал пятиться назад, продолжая прикрывать Данилу собой.

– Куда ж это ты... Раз пришел – говори зачем!..

И тут у меня из-за спины высунулся Данила и пропищал:

– Дяденька, нам домой надо...

Два пятна над нами... мигнули... Во всяком случае, я могу только так назвать то, что их края на мгновение схлопнулись, погасив багровое свечение, и тут же вновь открылись.

– И вы считаете, что здесь ваш дом?.. – Рык стал громче.

Я решил взять переговоры в свои руки.

– Нет. Но нам сказали, что здесь мы найдем дорогу домой...

– Вас обманули!.. Здесь оканчиваются все дороги...

– Но может быть, ты позволишь нам осмотреть дальний угол пещеры и удостовериться в этом лично...

– Ты решил, что я здесь сижу пять тысяч лет без сна и отдыха, еды и питья для того, чтобы служить сопровождающим забредшим ко мне проходимцам?.. Ты что, издеваешься надо мной?!

Багровые щели мрака вспыхнули, поднялись выше и нависли над нами. И тут в разговор снова вмешался Данила:

– Дяденька, вы что, не спите пять тысяч лет?..

– Именно так, козявка!..

– И вам совсем не хочется спать?..

Глаза снова мигнули, и через секунду бас прогрохотал под сводами пещеры возмущенным ревом:

– А ты попробуй сам не поспать столько, тогда узнаешь – хочу ли я спать!!!

– Так вы поспите...

Глаза опять мигнули, и опять последовала пауза.

– Козявка, ты на самом деле так глуп или смеешься надо мной?!! Ты что, не понимаешь, что на меня наложено страшное заклятие, не позволяющее мне погрузиться в сон. Величайший волшебник вселенной приказал мне бдеть не смыкая глаз, вот я и бдю!!! А сейчас я, пожалуй, пообедаю...

И тьма еще плотнее надвинулась на нас, словно обволакивая наши фигуры.

– Неужели нет средства помочь тебе?.. Пять тысяч лет без сна – это ведь полное безумие... – Эта фраза вырвалась у меня совершенно непроизвольно. Я просто не мог себе представить существо, способное такое выдержать. И вдруг притихший бас задумчиво пробормотал:

– Вообще-то он сказал, что средство есть... но я его не знаю...

– А давай я попробую тебе помочь... – неожиданно предложил Данила.

– Ты!!! – Бас был потрясен. Два багровых фонаря кинулись с высоты вниз и остановились в нескольких сантиметрах от лица Данилы, слабо осветив его светловолосую голову и немигающие глаза. Через секунду они вернулись на место и раздался нервный смешок: – Ну попробуй...