Текст книги "Маг"

– Почему сошлись вместе, оголили зону?

Красномордый вытаращил глаза, выпятил грудь и, поедая глазами начальство, заорал:

– Птица, ваша милость, засраная!..

Физиономия у офицера перекосилась, и он с тихой ненавистью прошипел:

– Кто птица засраная?..

У красномордого отвалилась челюсть, слегка подогнулись колени, а сжатые кулаки спрятались за спину. Только глаза все так же таращились на начальника.

Тут, оттерев красномордого чуть в сторону, вперед выдвинулся Кутя и коротко доложил:

– Ваша милость, двадцать минут назад на тридцать четвертом зубце охраняемой зоны появилась подозрительная птица породы сорока. Птица пыталась заглянуть через настил во двор Храма, хотя, судя по поведению, птица истинная. Усилиями часовых птица отогнана от охраняемой зоны. Докладывал фаст-стрелок шестой сборной когорты Кутя.

Офицер бросил быстрый взгляд, видимо, в направлении тридцать четвертого зубца и, заметив лежавшую на помосте стрелу, повернулся к Куте.

– Вы стреляли в сороку – почему не убили?

Красная морда расплылась в довольной ухмылке, но Кутя, сохраняя полное спокойствие, доложил:

– Приказ номер шестнадцать Первого Подъединого запрещает охоту на истинных животных.

– А устав караульной службы предписывает производить стрельбу на поражение...

– Поскольку положения устава и приказа противоречивы, я решил исполнять приказ, так как он подписан позже... – не моргнув, пояснил Кутя.

– Молодец парень, – одобрительно прошептал Многоликий. – Ты посмотри, как быстро он пришел в себя и как хорошо ориентируется в документах. Не иначе как пятиликий, а то и больше... – удовлетворенно потер он руки.

Между тем офицер оставил в покое наших знакомцев и проводил процедуру смены караула. Через несколько секунд Кутя со своим товарищем потопали следом за офицером прочь со стены. Спустившись во двор, вся группа тут же разбрелась в разные стороны, но Глаз неотступно следовал за Кутей и его красномордым другом.

– Ну, Кутя, – благодарно шептал на ходу незадачливый страж, – век не забуду, как ты меня сегодня выручил. Это ж надо быть таким тупым, а еще «ваша милость». Ты слышал... я ему – птица засраная, а он – кто птица...

– Ты бы лучше устав почитал, как докладывать положено, – перебил его Кутя, – а то вляпаешься когда-нибудь по самые уши.

– Не вляпаюсь! – самоуверенно заявил его дружок и тут же перевел разговор на более интересную для себя тему.

– А если нас, допустим, к Первому Подъединому не пустят, тогда как? Мы же тогда не виноваты будем, что перстень у нас остался?..

– Чудной ты. Если перстень у нас останется, мы всегда виноваты будем и ничем не оправдаемся...

Переговариваясь, они пересекли тонувший в сгустившихся сумерках двор и вошли в неприметную дверь, врезанную в кирпичную стену небольшого здания, притулившегося под самой стеной. Сразу за дверью оказалась небольшая приемная, перегороженная деревянной стойкой. Позади стойки, за голым, обшарпанным канцелярским столом сидел на жестком стуле темноволосый паренек, одетый в темно-коричневый свободный балахон. Он грыз сухарь, не отрывая глаз от небольшой замусоленной книжонки, лежавшей на пустой столешнице.

Гвардейцы, осторожно притворив за собой дверь, остановились на пороге и уставились на паренька. Тот несколько минут не обращал на них внимания, хотя было понятно, что он видел вошедших. Наконец, как бы ненароком оторвав взгляд от книги, он накинул на лицо удивление и слащавым тенором поинтересовался:

– Вам чего?

Красномордый сделал движение спрятаться за своего товарища, но наткнулся спиной на стену и замер, испуганно приоткрыв рот. Кутя, напротив, спокойно взглянул на паренька и ответил:

– Нам необходимо доложиться Первому Подъединому.

– На прием записаны? – лениво поинтересовался парень.

– Нет, внезапное происшествие, – пояснил Кутя.

Парень недовольно скривился.

– Первый занят... Доложите своему офицеру...

– Я думаю, наш доклад подпадает под категорию особая срочность... – настаивал Кутя.

Парень с любопытством посмотрел на него и поинтересовался:

– А что с тобой будет, если срочность не подтвердится, знаешь?

– Знаю... – просто и твердо ответил тот.

– Хм... – недоверчиво хмыкнул парень и, качнувшись на стуле, стукнул кулаком в перегородку. Практически сразу отворилась неприметная дверь, и в приемную вошли двое гвардейцев в новенькой форме и при парном оружии.

– К Первому Подъединому. Особая срочность, – кивнул парень в сторону стоявших у входа.

Гвардейцы вышли за стойку и один из них скомандовал:

– Сдайте оружие.

Кутя протянул молчавшему гвардейцу свой лук, затем стянул через голову колчан со стрелами и перевязь со шпагой в потертых ножнах и также сдал гвардейцу. Красномордый дрожащими руками отцепил от пояса короткий, несколько заржавленный тесак без ножен и протянул гвардейцу.

– Это все? – поинтересовался тот удивленно.

– Больше нет... – развел руками красномордый и ощерился в улыбочке.

– Следуйте за мной, – бросил первый гвардеец и направился к двери за стойкой. Охранники последовали за ним.

За дверью оказался неожиданно темный, короткий коридор, пройдя который гвардеец свернул налево, на узкую винтовую лестницу. Поднявшись на второй этаж, он вышел в длинный, слабо освещенный коридор со множеством закрытых дверей, из-под большинства которых на пол коридора выползали дорожки света. Прошествовав до конца коридора, гвардеец толкнул тяжелую дверь и вступил в еще одну приемную, в которой хозяйничала довольно молодая девушка, одетая, однако, в такой же темно-коричневый балахон, какой был и на первом дежурном.

– На аудиенцию к Первому, по собственной просьбе, под особой срочностью, – доложил провожатый. Два бедолаги с нашим перстнем жались у входа.

Девица повернула в свою сторону установленную на столе короткую трубку с раструбом на конце, вытащила из нее деревянную затычку и пропела:

– Двое, по собственной просьбе, особая срочность. – Потом помолчала, словно прислушиваясь, и произнесла: – Входите.

Вначале я не понял, что она имела в виду, поскольку других дверей, кроме той, в которую вошли гвардейцы, в помещении не было. Однако стоило Куте и его товарищу сделать шаг вперед, как в стене, рядом со столом «секретаря» проступил проем, напоминающий дверной, забранный, на мой взгляд, броневой плитой. Посетители приблизились к проему, и в тот же момент плита бесшумно и неторопливо ушла вверх, открывая проход. Кутя и его красномордый друг шагнули вперед. В тот же момент плита за их спинами встала на место, словно отрубив лившийся в проем свет, и мы оказались в полной темноте.

В помещении повисла тишина, нарушаемая только хрипловатым дыханием красномордого. А затем прозвучал спокойный, приятный баритон:

– Докладывайте.

– Ваша святость, – заговорил Кутя. – Во время нашего вечернего дежурства на тридцать четвертый зубец охраняемой зоны села сорока. Сорока пыталась заглянуть со стены через настил во двор. Мы ее спугнули, и в этот момент она выронила из клюва вот этот перстень. Мы посчитали своим долгом немедленно доставить его вам лично.

– Сорока? – вопросительно прозвучал баритон.

– Истинная птица, – тут же пояснил Кутя.

– Уверены? – переспросил голос.

– Абсолютно, – подтвердил Кутя.

– Офицеру доложили? – поинтересовался голос.

– Обо всем, кроме перстня, – отрапортовал Кутя.

– Положите перстень на стол перед вами, – приказал голос. – Категория особой срочности подтверждена. Оценка ваших действий отличная. Фаст-стрелок шестой сборной когорты Кутя награждается «Знаком осторожного разума» и десятидневным отпуском. Щитоносец шестой сборной когорты Свинг награждается десятью шлепками по локтям.

– За что?.. – оторопело просипел красномордый.

– Щитоносец шестой сборной когорты Свинг награждается десятью шлепками по локтям за попытку скрыть находку от Единого-Сущего и десятью шлепками по пояснице за пререкания. Свободны!

Плита позади гвардейцев скользнула вверх, и свет, падавший из приемной, осветил небольшую, совершенно пустую комнату с черными стенами и маленьким черным столиком посредине. Гвардейцы шагнули в приемную и, жмурясь после темноты, встали рядом со столом «секретарши» у глухой стены, причем Свинг тяжело опирался на плечо Кути. Нарядный гвардеец, провожавший их до приемной, шагнул вперед и отчетливо произнес:

– Фаст-стрелок, отправляйтесь в лагерь и готовьтесь к награждению и отпуску. Щитоносец, следуйте за мной.

Они покинули приемную. Девица сидела на своем стуле, покачивая головой, словно в такт неслышной мелодии. Несколько минут ничего не происходило, а затем плита опустилась, отрезав приемную от темной комнатушки. Зеркало потемнело, и тут мы заметили, что за окном поздняя ночь. Многоликий протянул руку и переключил Взгляд на запись. Зеркало затуманилось, посерело и отразило кабинет.

– Ну что ж, – задумчиво произнес Многоликий, – похоже, наш план реализуется так, как мы и намечали. Посмотрим, что будет завтра. – Он поднял на меня какой-то отрешенный взгляд и добавил: – А тебе надо отдохнуть.

Я встал, коротко ему кивнул и направился к себе в апартаменты, размышляя об увиденном.

4. ШПИОНАЖ

Знаете, чем отличается разведчик от шпиона? Шпиона, как бы он ни изворачивался, всегда ловят, а разведчик всегда извернется так, что его ни за что не поймают! Шпиона всегда судят и сажают в тюрьму, а разведчик возвращается домой и получает награду. В сущности, оба занимаются одной и той же работой, но если поймали — шпион, а если не поймали — разведчик...

На следующий день я был возле кабинета Многоликого задолго до завтрака. Подходя к дверям, я размышлял, как долго мне придется ждать хозяина, но оказалось, что он уже на месте. Многоликий встретил меня с улыбкой, но даже в ней чувствовалось явное напряжение. И я его прекрасно понимал. Вчера наш Глаз попал туда, куда его и направляли, а сегодня, если все пойдет нормально, мы должны были узнать судьбу принца.

Зеркало было открыто, но его поверхность была черна.

– Уже с час наблюдаю эту черноту. Может, с Глазом что-то случилось? – Голос Многоликого был спокоен до безразличия, но меня ему обмануть не удалось.

– А вот волноваться не надо. Судя по всему, перстень все еще лежит в темной комнате. Вряд ли тот, кому его оставили, придет за ним так рано. Я думаю, что можно позавтракать. Кстати, ты память прокручивал?

– Темнота, – задумчиво проговорил Многоликий и тронул уже знакомый мне звоночек.

Тут же в комнату вошел дежурный гвардеец. Многоликий, закрыв собой зеркало, обернулся к нему и приказал:

– Завтрак на двоих сюда. И пусть принесут графин флернского.

Гвардеец вышел, а Многоликий вынул из верхнего ящика стола небольшую коробочку и протянул ее мне.

– Твой заказ...

Я открыл коробочку и увидел четыре матово поблескивающие, совершенно одинаковые иглы. Я тут же присел за стол и, наговаривая соответствующие заклинания, заправил их под ногти пальцев левой руки. Потом, несколько раз сжав левый кулак, я проверил положение игл и остался доволен.

А через десять минут мы уже закусывали паштетом из печенки, свежими булочками и фаршированной рыбой, запивая все это прекрасным легким вином, напоминавшим настоящий французский сидр. Наша трапеза подходила к концу, когда в зеркале мелькнул слабый блик. Я, пробормотав заклинание, запер дверь и присоединился к Многоликому, который приник к нашему экрану.

А там начало разворачиваться действие. В стене, противоположной той, которая вела в приемную, бесшумно возник слабо освещенный прямоугольник. Этот прямоугольник становился все светлее и светлее и наконец в нем появилась рука, державшая подсвечник с горевшей свечой. Следом за рукой в освещенном дверном проеме показалась низенькая, согнутая фигура, закутанная в темный балахон, такой же, в какие были одеты секретарь в приемной и дежурный на первом этаже, только на этот раз капюшон полностью закрывал лицо вошедшего. Фигура скользнула в комнату, приблизилась к столу и, взяв с него перстень, принялась внимательно его разглядывать в неверном свете свечи. Потом, опустив руку с перстнем, незнакомец замер, словно к чему-то прислушивался, и медленно двинулся к выходу, шепча себе под нос:

– А вот мы эту игрушку в молельню. А вот мы ее пощупаем...

Он ковылял по темным переходам, освещая себе дорогу единственной свечечкой и не встречая на своем пути ни единого живого существа. Несколько раз он спускался вниз по истертым, осклизлым ступеням и теперь должен был находиться довольно глубоко под землей.

– А ведь он идет по подземелью старого замка Грахов... – неожиданно прошептал Многоликий.

– Так ты знаешь, что это за место?

– Мне кажется, это замок Грахов... – повторил он. – Только считалось, что он разрушен до основания, а оказывается, подземная часть сохранилась!

Многоликий повернулся ко мне и после небольшой паузы добавил:

– Эти развалины, пожалуй, самая большая древность в моей стране. Замок был построен задолго до границ... А теперь на его месте стоит Храм...

Мы снова повернулись к зеркалу. Закутанная в балахон фигура свернула в более просторный коридор, освещенный яркими, совершенно не чадящими факелами. Факелы были вставлены в консоли, выполненные в виде тяжелой медвежьей лапы, сжимающей хвост змеи. Сделав несколько шагов по этому коридору, наблюдаемая нами фигура приблизилась к огромной, обитой железными полосами двери и, пошарив под полой своей одежки, вытащила большое кольцо, на котором болталось четыре здоровенных кованых ключа. Положив перстень на пол перед дверью, незнакомец выбрал один из ключей, вставил его в замочную скважину, с натугой повернул. Раздался пронзительный скрежет, и тяжелая дверь медленно повернулась на петлях, открывая большую, хорошо освещенную комнату. Это явно было подземелье, и подземелье древнее. Камни стен выглядели замшелыми и потрескавшимися, высокие закопченные своды поддерживались крестовой каменной аркой, из центра которой на толстой железной цепи свисала тяжелая металлическая лампа. Что в ней горело, было непонятно, но ее яркий свет отчетливо высвечивал все необычное убранство этого зала.

Больше всего он напоминал мне лабораторию средневекового алхимика, как я ее себе представлял по различным книгам и фильмам. Вдоль одной стены вытянулся широкий стол, даже скорее верстак, на котором стояли самые разнообразные приборы, емкости, инструменты и приспособления, начиная от хорошо знакомых мне перегонного куба, различных горелок и химической посуды и кончая совершенно невероятными сооружениями из металла, дерева, керамики и стекла.

Вторую стену занимал огромного размера шкаф, заставленный разного рода посудой, явно не пустой. Однако что за вещества там хранились, можно было лишь догадываться, ни на одной из посудин не было сопроводительных надписей, видимо, хозяин различал содержимое по форме емкости, в которой оно хранилось.

Дальний угол зала был совершенно пуст, но я хорошо разглядел частично затертое изображение пентаграммы с выписанными вокруг нее непонятными знаками.

Но в этот момент нам стало не до красот этой странной комнаты. В ярком свете лампы коричневатая, морщинистая ладонь поднялась и откинула капюшон. Под ним оказалась совершенно голая, сильно сплюснутая у висков голова, украшенная цветной татуировкой, изображавшей широко открытый, немигающий глаз.

Вы, конечно, можете спросить, каким образом татуировка может изображать мигающий глаз, но я имею в виду именно то, что уставившийся на нас с затылка черепа глаз был именно немигающим, вколачивающим свой взгляд в ваш лоб словно стальной гвоздь!

В этот момент Многоликий коснулся рамы зеркала и изображение скользнуло в сторону, открывая нашему взору узкое, худое, сморщенное лицо, напоминавшее голову клювастой ощипанной птицы с немигающими глазами рептилии, лишенными век и ресниц.

Пока мы наслаждались лицезрением трехглазого карлика, он встал у верстака и опустил перстень, блеснувший багряным бликом рубина, на небольшую металлическую пластинку. Затем, выдернув из кучи разного рода инструментов увеличительное стекло в роскошном золотом ободе, он принялся тщательно изучать свою добычу. При этом он что-то намурлыкивал себе под нос, но разобрать слова было совершенно невозможно.

Наконец он опустил свою лупу и вполне внятно пробормотал:

– Значит, никаких надписей... Так-так-так... Посмотрим дальше...

Но смотреть он больше не стал. Он двинулся к шкафу, достал с полки небольшой стеклянный пузырек, вернулся с ним к верстаку, отвернул крышечку пузырька и, опустив в него небольшую стеклянную палочку, капнул на золотой обод перстня тяжелой, маслянисто заблестевшей жидкостью. Попав на золото, она яростно зашипела и отпрянула от металла, растекшись двумя каплями по обе стороны от ободка.

– Хм... Чистое золото и никаких наговоров... Странно...

Маленький старик не глядя протянул руку в сторону и поставил перед собой небольшую спиртовку. Посмотрев на нее, он неожиданно плюнул внутрь, и из спиртовки ударило ярко-голубое пламя. Старик установил поверх пламени металлическую пластинку и поместил на нее перстень, повернув его камнем к себе. Когда перстень достаточно, по его мнению, нагрелся, он начал сыпать на камень мелкий сероватый порошок, который доставал щепотью из небольшой металлической баночки. Порошок исчезал на рубине, превращаясь в тоненькие лепесточки синеватого дымка.

Неожиданно и без того малоприятная физиономия алхимика сморщилась, превратившись в неприятную коричневую тряпочку, из которой торчали острый нос и два светящихся глаза. И эта жутковатая пародия на состарившегося Гурвинека неожиданно довольно захихикала.

– Так вот ты где прячешься! Вот мы тебя и нашли! Сейчас мы с тобой познакомимся!

– Похоже, он нащупал твое заклинание... – встревожился Многоликий.

Я промолчал. Он, конечно, же что-то нащупал, только это скорее всего было одно из тех четырех идиотских заклинаний, которыми я окружил основное. Мне очень хотелось, чтобы мой Глаз оставался разведчиком и ни в коем случае не стал шпионом.

А маленький, старенький колдун тем временем принялся за расшифровку найденного заклинания. Он пробовал порошки и жидкости, камни и кости, черепки и деревянные чурочки с рунами. Наконец он сбился на откровенное шаманство. Достав откуда-то большой бубен, он принялся приплясывать вокруг перстня, положенного в угол с пентаграммой. Как ни странно, именно в тот момент, когда у старичка изо рта показалась пена и я подумал, что от напряжения он сейчас потеряет сознание, рубин ярко вспыхнул, распустил веером красноватое свечение и в нем проступила странная, совершенно мне непонятная надпись. А старичок тут же схватил кусок мела и срисовал эту надпись на пол.

Через мгновение свечение погасло. Шаман-алхимик устало оттащил перстень назад на верстак, а сам вернулся к надписи и, присев, принялся ее изучать, временами довольно хмыкая себе под нос. Но вот он поднялся на ноги, и тут мы увидели, как он улыбается. Эта его довольная улыбка, брошенная прямо нам в лицо, запросто могла бы вызвать преждевременные роды у самой отважной женщины, а может, даже и у мужчины. Во всяком случае, я отскочил от зеркала на пару шагов. Он быстро направился к верстаку, прихватил перстень, натянул себе на голову капюшон и двинулся к выходу из лаборатории. Ну что ж, теперь нам было понятно, почему старичок так глубоко надвигал капюшон.

Только когда старик покинул свое логово и вновь двинулся по узким каменным коридорам, я понял, что его исследования продолжались не один час. Теперь наш ученый друг шагал гораздо быстрее. Он быстро покинул подземелье и вошел в относительно новую часть постройки. Навстречу ему стали попадаться караульные гвардейцы, которые при виде маленькой, сгорбленной фигурки, прикрытой глубоким капюшоном, старались буквально вжаться в стены, раствориться в буром камне или светлой штукатурке.

Наконец старик подошел к двустворчатой двери светлого дерева и, толкнув одну из створок, вошел в просторный зал-приемную, которую можно было бы назвать совершенно пустой, если бы не рабочий стол у его дальней стены, прямо возле двери, с восседавшим за ним секретарем и не двое здоровенных парней, явно землян, стоявших в уже знакомых пижамных штанах по обе стороны от дверей, с каменно неподвижными лицами. Быстро подойдя к столу секретаря, который вскочил при его появлении и теперь, склонившись, ожидал приказаний, старик мотнул капюшоном и громким, странно молодым голосом изрек:

– Доложи Первому Подъединому, что я выполнил его волю и готов к докладу.

Секретарь тут же метнулся за роскошную дверь, скрывавшую, видимо, вход в апартаменты руководства, и через секунду распахнул ее, приглашая старика. Тот быстро вошел, и дверь за ним мгновенно закрылась.

Карлик стоял в огромном, роскошном, полутемном зале, явно служившем кабинетом. Вдоль одной из стен почти до самого потолка тянулись застекленные стеллажи, тесно заставленные книгами в роскошных переплетах. Меж окон, закрытых плотными шторами, висели картины, изображавшие исключительно батальные сцены. Буквально на всех полотнах в глаза сразу бросалась фигура мощного черноволосого воина, окутанного поразительно белым плащом, поражающего своих врагов молниями или тяжелым мечом. Было несколько непонятно, то ли этот воин действительно выше своих неприятелей на две головы, то ли его враги были специально изображены настолько маленькими, чтобы оттенить мощь главной фигуры.

Через весь зал, от входной двери до противоположной стены, по роскошному наборному паркету тянулась ковровая дорожка удивительно яркого, затейливого рисунка. Дальний конец дорожки прятался под письменным столом совершенно чудовищных размеров. К правому боку этого мебельного монстра был приставлен стол вполне нормальных габаритов, на котором горела единственная в этом обширном кабинете лампа. Ее света не хватало для освещения всего помещения, но сидевший за освещенным столом и что-то писавший человек был виден достаточно хорошо.

Старик, едва войдя в кабинет, откинул капюшон своего балахона на плечи и мягким шагом двинулся по ковровой дорожке в сторону рабочего места хозяина, а может быть – временного хозяина, кабинета. На временность его хозяйничанья указывало не только то, что он сидел за приставным столом, но и все его поведение. Пока наш алхимик шествовал от входной двери, мужчина, сидевший за столом, успел раза три вскинуть голову, чтобы бросить короткий взгляд на кресло, расположившееся за главным предметом обстановки этого кабинета и вполне соответствующее ему.

Но наконец путешествие трехглазого карлика через апартаменты закончилось, и он приблизился к ожидавшему его человеку.

За столом расположился мужчина средних лет и совершенно неприметной наружности. Единственным, что останавливало глаз, был балахон, напоминавший глухой плащ до неестественности совершенного белого цвета. Может быть, именно из-за этого плаща лицо Первого Подъединого выглядело настолько невыразительным.

Подняв на подошедшего вопросительный взгляд, Первый перевернул исписанный лист, отложил перо и молча ожидал, когда алхимик заговорит.

Тот неуловимым, осторожным движением выложил на стол наш перстень и заговорил:

– Я исследовал эту игрушку и могу утверждать, что само кольцо полностью лишено магических свойств. Камень-вставка, как вы можете видеть, исполнен из очень редкого по красоте рубина и несет в себе наговор.

– Значит, его все-таки специально подбросили?

– Нет. Я думаю, что этот перстень действительно мог быть украден истинной птицей – сорокой у какого-нибудь ротозея. Наговор очень несложен и позволяет владельцу предвидеть погоду.

– Предвидеть погоду?..

Голая рожа колдуна снова изобразила свою умопомрачительную улыбку.

– Именно. Чем хуже погода, тем больше у владельца перстня будет болеть один из суставов пальца, на который он надет. Я впервые встречаюсь с таким оригинальным барометром, но он действительно может оказаться полезным для человека, часто путешествующего. Правда, предсказание проводится всего лишь на одни сутки вперед. Больше ничего в перстне не обнаружено.

– Так... – задумчиво протянул Первый и, взяв перстень со стола, принялся его рассматривать.

– Если ты прав... – заговорил он минуту спустя и, увидев, как перекосилась физиономия его клеврета, ловко поправился, – а ты прав всегда, это кольцо без опаски можно носить. А этот камень, безусловно, достоин быть посвященным Единому.

Он снова на минуту задумался.

– Что ж, так мы и решим. До возвращения Единого-Сущего я оставлю перстень у себя, а затем, с его благословением, мы поместим его либо в сокровищницу Единого, либо в его алтарь.

Он быстренько натянул перстень себе на палец, а на голой роже колдуна промелькнула искра недовольства.

– Теперь о главном. Как мы подготовились к работе с принцем. Ты, надеюсь, помнишь, что как только Единый-Сущий вернется, принц скорее всего взойдет на алтарь.

– Значит, принц все-таки у них, – процедил сквозь зубы Многоликий, и по его тону я понял, что больше разговоров о законе и обычаях не будет. Многоликий созрел для мести!

– Но у нас же нет подменыша... – продолжил между тем разговор гологоловый колдун.

– Ты сомневаешься в том, что Единый-Сущий его вернет?

– Нисколько! Я только удивлен, что его нет так долго.

– Во-первых, Единый-Сущий предупредил меня, что может отсутствовать несколько дней. Во-вторых, его могло задержать что-то еще. Конечно, мир, в котором он сейчас находится, для нас достаточно необычен и коварен, но не думаю, что тот Белоголовый сможет оказать Единому-Сущему серьезное сопротивление. Все-таки в магии эти странные люди сильно нам уступают, – Первый усмехнулся, – несмотря на их крупные размеры...

– Это так, но ведь с Хряпы заклятие Белоголового мы так и не смогли снять. Мы даже рот ему не можем заткнуть. Я просто поражен, как этот варвар способен орать без передышки уже больше десяти дней!

– Ты сам утверждал, что никакого заклинания на Хряпу не наложено!

– Но ведь почему-то он орет...

– Я думаю, и с этой проблемой разберется сам Единый-Сущий. В конце концов Хряпой больше, Хряпой меньше...

Старый колдун согласно подхихикнул.

– Вернемся к принцу...

– Может, мне все-таки побеседовать с ним? – задорно сверкнул глазами колдун и принялся энергично потирать ладошки. Боковым зрением я заметил, как Многоликий стиснул зубы, а на его скулах заиграли желваки.

– Ты же знаешь, что Единый-Сущий запретил нам общаться с принцем, а тем более... вести долгие беседы... Но ты должен быть готов. Мне кажется, – мечтательно прибавил Первый, – что твои магические фокусы весьма пригодятся при разговоре с принцем.

– Единый-Сущий в магии гораздо сильнее... – огорченно сообщил старик. – Вряд ли он меня подпустит к принцу... Вот если бы в его отсутствие...

– Лучше скажи, – нетерпеливо перебил его Первый, – что удалось узнать об этих странных слухах? Действительно апостол Пип убит? И что это за сплетни о разгуливающем по нашей стране принце?

– Я допросил вернувшегося гвардейца. Он сказал, что они ввосьмером сопровождали апостола Пипа в погоне за якобы принцем и приняли бой на берегу Нароны. Его рассказ очень странен. Принца якобы сопровождали Белоголовый, два гнома и какой-то то ли кот, то ли рысь. Шесть гвардейцев и апостол Пип, по словам этого несчастного, погибли в схватке, причем двоих принц убил своей рукой, вернее, он убил их метательными ножами. Им двоим удалось уйти только потому, что после гибели апостола Пипа принц применил серебряный хлыст, а когда они перекинулись волками, их никто не стал преследовать. Кстати, он еще утверждает, что Белоголовый в поединке заколол Гарха из первой роты...

– Ну это уже полная чушь! Гарх – мастер клинка, ученик Многоликого. Не родился еще фехтовальщик, способный справиться с Гархом. И вообще, все это – ерунда какая-то, – недоверчиво проворчал Первый. – Настоящий принц, безусловно, перекинулся бы соколом и немедленно скрылся от апостола Пипа. Всем известно, что принц-сокол недосягаем для других птиц. Но чтобы драться? Потом эти белоголовые, гномы, коты... откуда они-то взялись? Наш друг с Черной скалы еще ничего не сообщил?

– Нет, Первый. Недавно он покидал замок на неделю, но после возвращения от него ничего не поступало.

– Я все-таки думаю, что Пип, по своему обыкновению, свернул на какой-нибудь отдаленный хутор и сейчас приводит к вере два десятка земледельцев... Бедняги... – Первый мечтательно улыбнулся. – А этот гвардеец наверняка бежал Дохлым лесом да встретил там белого оборотня, вот у бедняги и начались картинки. И потом, если это действительно принц, то кто же у нас в подземелье?..

– Так, может, мне поговорить с нашим гостем. – Старичок снова засучил ручками. – Я у него аккуратно спрошу...

– Это совершенно исключено, – резко окоротил его Первый, но затем обнадежил: – Но ты не огорчайся. Может, тебе Белоголовый достанется, когда Единый-Сущий вернется.

Глазки на голом черепе жадно блеснули. Причем, как мне показалось, все три.

– Значит, будем ждать Единого-Сущего, – закруглил разговор колдун. – А ты не знаешь, Первый, долго еще наш повелитель будет отсутствовать?

– Я могу только предполагать... – неуверенно протянул тот, – но еще не меньше пяти-шести дней...

– Угу... С твоего разрешения, если не будет других поручений, я вернусь к себе в подземелье...

– Ступай! Да пребудет с тобой Единый!

Старик повернулся и, накинув капюшон на голову, двинулся по дорожке к выходу. Первый молча смотрел ему в спину, и глаза у него были очень нехорошие.

«Зря старичок поворачивается к Первому спиной», – подумал я, но тут же вспомнил про глаз у старика на затылке, и мне показалось, что колдун не так уж сильно и рискует.

Но вот Первый отвел взгляд от темной удалявшейся спины и перевел его на перстень, поблескивающий на его пальце. Его губы растянулись в довольной усмешке.

Тут, неожиданно для меня, Многоликий протянул руку и погасил Взгляд.

– По-моему, все ясно! – твердо заявил он. – Необходимо не позднее четырех-пяти дней захватить Храм и ликвидировать весь этот зверинец... Причем захватить мгновенно, не дав им опомниться и уничтожить принца.

– Да, я с тобой полностью согласен. Конечно, хорошо было бы точно знать, где они держат принца, но, боюсь, до возвращения Единого-Сущего мы этого не узнаем, а после будет слишком поздно... Да, ты обратил внимание, что они говорили о своем друге на Черной скале? Значит, в отряде, который нас сопровождал, действительно находился предатель!

– Все люди из этого отряда, исключая Галла, останутся в замке до возвращения принца, – жестко сказал Многоликий.

– И исключая Навта... – спокойно добавил я. Многоликий сведя брови взглянул на меня, но я, предупреждая его вспышку, добавил: – Ты доверяешь Галлу, я доверяю Навту. Посмотрим, кто из нас прав...

И он не стал спорить.