Текст книги "Пирамида не-творчества. Вневременнáя родословная таланта. Том 1."

• «Вклад советского академика Владимира Обручева (1863–1966) в геологию, в географические науки трудно переоценить. Широко известны его работы по геологическому строению Сибири, ее полезным ископаемым. Ему принадлежат обоснование так называемого «древнего темени» Азии, исследования по развитию структуры земной коры, открытия в мерзлотоведении. Всего не пересчитать. В то же время В.Обручев – большой художественный талант. Его романами «Плутония» (опубл. в 1924 г.) и «Земля Савинкова (опубл. в 1926 г.) зачитываются люди всех возрастов» (из книги А.Сухотина «Ритмы и алгоритмы», СССР, 1985 г.);

• «Английский физик Чарльз Вильсон (1869–1959) начинал свою научную карьеру как метеоролог. Его интересовало, как зарождаются в атмосфере облака. Но эти поиски неожиданно завели его совсем в другую область науки. Ему мы обязаны умению детектировать следы невидимых частиц, сделать их заметными для глаза или регистрирующего их аппарата…» (из книги Ю.Чиркова «Охота за кварками», СССР, 1985 г.);

• «Чешский химик Эмиль Воточек (1872–1950) являл в одном лице не только химика и композитора, но и крупнейшего чехословацкого лингвиста, автора и составителя множества специальных терминологических, и фразеологических словарей» (из книги З.Гельмана «Кроме бинома и яблока», СССР, 1990 г.);

• «Выпускник Лейпцигского университета, агроном по первой своей профессии Михаил Пришвин (1873–1954) соединил в своем творчестве писателя, этнографа и естествоиспытателя» (из книги З.Гельмана «Кроме бинома и яблока», СССР, 1990 г.);

• «Польский пианист Юзеф Гофман (1876–1957) попал в сильный снегопад, притомился протирать стекла машины – и изобрел автомобильные «дворники»…» (из сборника В.Степаняна «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.);

• «Альберт Эйнштейн (1879–1955) был хорошим скрипачом. В его жизни музыка играла большую роль. Он начал играть на скрипке с 6-ти лет и, благодаря природному дарованию и постоянным упражнениям, стал хорошим музыкантом. Скрипка сопровождала его на протяжении всего жизненного пути… Где бы он ни жил, Эйнштейн везде умел найти любителей музыки и охотно присоединялся к их кружку… Рассказывают, что однажды в Праге Эйнштейн должен был читать доклад, но вместо этого, к необычайной радости публики, стал играть на скрипке…» (из книги Т.Иванюк «Творчество и личность», Россия, 2006 г.);

• «В чекистской «Справке», послужившей основанием для ареста Евгения Замятина (1884–1937) – русский писатель, автор первого в отечественной литературе романа-утопии «Мы» (1924 г.) – Е.М. – и включения его имени в список высылаемых за границу, было сказано (1922 г.), что он сотрудник «Летописи» и «Литературных записок». И только. Ни издательство «Всемирная литература», ни Всероссийский союз писателей там не упоминались. А о том, что он к тому же является еще и преподавателем кораблестроительного факультета Политехнического института чекисты, надо полагать, и вовсе не подозревали. Знать не знали и ведать не ведали (хотя по роду их занятий знать это им вроде бы полагалось) что, помимо литературы, есть у него еще и другая профессия, и другая любовь…» (из книги Б.Сарнова «Сталин и писатели», кн.3, Россия, 2010 г.) В очерке «О моих женах, о ледоколах и о России» Евгений Замятин, говоря шутливо о серьезном, признавался: «Русских недаром обвиняют в легкости нравов: вот, например, я – двоеженец, и что еще хуже – не стесняюсь открыто, вслух заявить об этом… Мои две жены: техника и литература. И сегодня я хочу изменить литературе со своей старой, технической женой: я хочу написать… о ледоколах… Он переносит такие удары, он целым и только чуть помятым выходит из таких переделок, какие пустили бы ко дну всякий другой, более избалованный, более красиво одетый, более европейский корабль» (российск. публ. 1999 г.);

• «Удивительный поэт Велимир Хлебников (1885–1922) начал свою творческую деятельность с издания трудов по естественнонаучной тематике. Дело в том, что он учился на физико-математическом факультете Казанского университета, а затем на физико-математическом и историко-филологическом факультетах Петербургского университета. Именно В.Хлебников первым дал конкретизацию понятий «симбиоза» и «метабиоза», которые сегодня играют важную роль в представлении о биосфере» (из книги З.Гельмана «Кроме синдрома и яблока», СССР, 1990 г.);

• «Физик Нильс Бор (1885–1962) был общительным человеком, любил живопись, литературу, детективные фильмы. В молодости увлекался футболом, даже входил в национальную сборную Дании. Когда в 1922 году он получил Нобелевскую премию, одна датская газета написала, что премия присуждена «известному футболисту» Нильсу Бору»…» (из книги Н.Гончаренко «Гений в искусстве и науке», СССР,1991 г.);

• «Крупный писатель и философ русского зарубежья Марк Алданов (1886–1957), автор блистательной исторической серии «Мыслитель» (1921–1927 гг.), книги «Толстой и Ролланд», романа «Ключ», философских диалогов «Ульмская ночь» и других литературно-художественных и философских произведений, всю жизнь писал работы в области химии. Его перу, например, принадлежат, такие труды, как «Актинохимия» и «К возможности новых концепций в химии». Любопытно, что М.Алданов в 1910 году окончил одновременно два факультета Киевского университета – юридический и физико-математический» (из книги З.Гельмана «Кроме синдрома и яблока», СССР, 1990 г.);

• «Советский стратег маршал – Михаил Тухачевский (1893–1937) на досуге делал скрипки…» (из сборника В.Степашка «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.);

• «Будучи разносторонне мыслящим исследователем, выдающийся советский физик, президент Академии наук СССР (в 1945–1951 годах) Сергей Вавилов (1891–1951) интересовался художественной литературой не только как любитель, но и профессионально, то есть так, как интересуется ею специалисты филологии. Известно, например, что, начиная с юношеских лет и до конца жизни, он вел дневник-размышление о трагедии В.Гете «Фауст». Постоянно носил с собой томик немецкого издания «Фауста», пытаясь постичь всю сложность этого уникального явления мировой культуры…» (из книги А.Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.);

• «Крупный польский физик-теоретик Леопольд Инфельд (1898–1968) известен не только как один из создателей гравитационной теории поля (теории Эйнштейна-Инфельда-Гоффмана), но и как автор многих повестей, в частности о знаменитом, французиком математике 19-го века Эваристе Галуа. Эта книга, переведенная на русский, вышла в серии «Жизнь замечательных людей» в 1960 году под названием «Эварист Галуа – избранник богов»…» (из книги З.Гельмана «Кроме бинома и яблока», СССР, 1990 г.);

• «В годы гражданской войны (1918–1920 гг.) будущий писатель Андрей Платонов (1899–1951) – красноармеец. Затем он поступает в политехникум, закончив который работает председателем губернской комиссии по искусственному орошению безводных земель, а также в качестве специалиста по электрификации сельского хозяйства. Двадцатидвухлетний Платонов издает свою брошюру «Электрификация» и в то же время выступает в воронежских газетах со стихами, статьями, очерками и рассказами» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Одним из наставников всемирно признанного русско-американского писателя Владимира Набокова (1899–1977) был известнейший впоследствии русский и советский лепидоптеролог (специалист по бабочкам) Н.Кузнецов. Именно с ним юный Набоков делился своими мыслями о наблюдениях природы и именно его всю жизнь почитал, как «крупнейшего лепидоптеролога всех времен». Думаю, что мальчишеский интерес будущего писателя к бабочкам вышел за рамки обычного детского, во-первых, потому, что рядом был такой наставник, как Н.Кузнецов, а во-вторых, потому, что в семейной библиотеке Набоковых нашлось место прекрасным книгам о насекомых. Подчеркну, что В.Набоков-писатель всю жизнь профессионально занимался бабочками» (из книги З.Гельмана «Кроме бинома и яблока», СССР, 1990 г.);

• «Великий физик Фредерик Жолио-Кюри (1900–1958) собирал книги по ихтиологии – его библиотека насчитывала сотни уникальных томов, которых не было даже в Национальной библиотеке Франции. Неудивительно, что к физику частенько заходили ихтиологи покопаться в книжных шкафах…» (из сборника В.Степаняна «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.);

• «Поучителен также опыт Жоржа Сименона (1903–1989) – французский писатель, классик детективного жанра – Е.М.. И он пришел в литературу под влиянием медицины, благодаря которой состоялось его становление как художника. Отвечая однажды на вопрос, какая из наук ему всего ближе, Ж.Сименон категорически заявил: «Медицина». И пояснил: «Мои настольные книги – по медицине, по психиатрии, психоанализу. Девять десятых моих друзей – медики». Отметив, что профессия врача помогла А.Чехову стать писателем (ее присутствие заметно по тончайшим нюансам), Ж.Сименон признался: «Я ведь тоже мечтал стать врачом. И всю жизнь стремился добиться такого же «вхождения» в человека»…» (из книги А.Сухотина «Ритмы и алгоритмы», СССР, 1985 г.);

• «Характеризуя влияние медицины на художественное творчество, Кристиан Барнард (1922–2001) отмечает, что врачебная деятельность не только познакомила его с человеческими страданиями, но и заставила глубоко страдать самого. Действительно исследуя заболевание, врач оказывается в особых познавательных условиях. Ведь больной такой же, как и он сам, человек, наделенный сознанием, душевными волнениями – всем, что испытывает и переживает исследователь. «Обнаженное сердце пациента – это его обнаженная душа». Так характеризует К.Бернард эту непростую ситуацию… Таким образом, медицина не просто снабдила его материалом для литературной работы, она внушила определенный образ мыслей и чувствований, воспитала по-настоящему человечное отношение к людям. Как сказать, стал ли бы К.Барнард писателем, не будь он врачом, потому что врачевание – это также цепь эмоций и поступков, проникнутых сопереживанием с пациентом… В свою очередь, занятия литературой оказали влияние на К.Барнарда как исследователя. Именно заложенной в литературе способностью к состраданию, ее эмоциональной напряженностью, личностной окрашенностью творений искусства…» (из книги А.Сухотина «Ритмы и алгоритмы», СССР, 1985 г.);

• «Выдающийся советский певец Иван Петров (1920–2003) в 1930-е годы был одним из сильнейших волейболистов страны. Можно назвать представительную команду, состоящую из Народных артистов, которые добились высоких результатов в спорте. Певец Евгений Райков (р.1937) – мастер спорта по борьбе, Зураб Соткилава (р.1937) входил в сборную юношескую футбольную команду Грузии, Георг Ото (1920–1975) был чемпионом Эстонии по плаванию. Дирижеры Фуат Мансуров (1928–2010) и Игорь Солодуев (1918–2004) имели значки мастеров спорта по альпинизму. Лауреат Ленинской премии Марис Лиепа (1936–1989) в юности был чемпионом Латвии по плаванию» (из книги В.Пекелиса «Твои возможности, человек?», СССР, 1986 г.);

• «Золотыми нитками Мухаммед Али (1942–2016) вышил на своем халате огромными буквами «The Greatest!» – величайший. В этом халате, с короной на голове он выходил на ринг. Мухаммед Али начал, как провидец, перед каждым матчем предсказывать, в каком раунде будет нокаутирован его соперник. Позже он стал давать свои предсказания в стихах. Это выглядело примерно так: «Не приходите поздно и не шумите в зале. Я пошлю в нокаут Мура в четвертом раунде, в начале!» Своим умением рифмовать строчки Али чрезвычайно гордился. Особенно после того, как его избрали профессором поэзии Оксфордского университета. Отстаивая кандидатуру боксера, доктор Маклеод заявил: «Те, кто рассматривает наше предложение как шутку, заблуждаются. Поэтическое творчество мистера Али при всех его технических погрешностях полно темперамента и жизненных сил, которых так не хватает современной поэзии»…» (из сборника И.Мусского «00 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

«Гении часто меняли свои профессии и специальности, точно мощный гений их не мог удовольствоваться одной какой-нибудь наукой и вполне в ней выразиться», – констатирует итальянский психиатр Чезаро Ломброзо («Гениальность и помешательство», Италия, 1863 г.).

Однако всегда ли их «творческий микромир» есть свидетельство их намерений и все ли принятые решения даются по зову души? Как вообще складывается их «творческий микромир»? Насколько «отягощают» внешние обстоятельства?

Логично предположить, что гений «принимает в себя только то, что близко ему по натуре». Строгий «фильтр», определяемый как художнический инстинкт, должен отсеять все наносное, а артистический вкус безошибочно определить, к «чему лежит душа». Так, в принципе, должна работать «пирамида творчества» (см. подробнее: Е.Мансуров «Благословение и проклятие инстинкта творчества», Россия, 2015 г.). Но кто может проследить за безотказностью смены ее «фаз», определить оптимальный режим их «скорострельности»? Во всяком случае, не художник-творец. Сколько примеров, когда характер поисковой работы остается неизвестным не только для стороннего наблюдателя, но и для него самого!

Художническое видение и вообще наталкивает на противоречия, «высвечиваемые» под новым углом казалось бы обыденной жизни. А тут еще новый «угол», когда личные свойства художника-творца находятся в противоречии с достигнутым им в конце концов общественным положением. Ведь трудно же где-то к середине своего поприща (уже имя его должно работать на художника-творца!) почувствовать справедливость «школярской» сентенции «жизнь полна неожиданностей» и сделать неутешительный вывод в отношении самого себя: «пусть зван, но не избран»! Если «избран, но не зван», горечь от невостребованности может возрасти многократно…

«Скольких блестящих дипломатов лишилась, может быть, история оттого, что они сделались скромными народными учителями, – и наоборот! – делает широкие обобщения гроссмейстер Рудольф Шпильман (1883–1942), изучая стезю шахматиста. – Сколько чемпионов-боксеров сгорбились в темных портняжных мастерских и сколько шахматных мастеров поступили бы благоразумнее, если бы они стали врачами, профессорами, ремесленниками или журналистами, – и наоборот» (из книги «О шахматах и шахматистах», Германия, 1929 г.).

Это возможное «наоборот» и терзает художника-творца, уже готового зачеркнуть прошлое (отречься от своих несомненно художественных творений) и начать все заново, чуть ли не с чистого листа. А иногда чистый лист представляется ему такой девственной белизны, что на нем даже трудно представить «исполинские гиероглифы», начертанные собственной рукой!

• «Джованни Боккаччо (1313–1375) – известнейший итальянский писатель эпохи Раннего Возрождения – Е.М. – в 48 лет выражал сожаление, что написал «Декамерон» (1350–1353 гг.), убеждал не читать его и даже сделался ярым женоненавистником» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Рассказывают, что Пеллегрино Тибальди (1527–1596) – итальянский скульптор и архитектор, автор многофигурных композиций – Е.М. – заслуживший впоследствии название «второго Микеланджело», занимался прежде живописью и был до того не доволен первыми своими произведениями и самим занятием, что впал в тоску и отчаяние и, удалившись из города, решился уморить себя голодом; но друзья отыскали его и убедили оставить живопись и заняться архитектурой, которая, впоследствии, составила его славу. Д’Аржанвиль (французский писатель 18-го века – Е.М.) сомневается в справедливости этого рассказа; но иначе мы не можем объяснить, почему Тибальди более 20 лет не брал в руки кисти…» (из трактата И. Дизраэли «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.);

• «Торквато Тассо (1544–1595) – итальянский поэт, видный представитель эпохи Возрождения – Е.М. – с судорожным нетерпением переменил пять или шесть предметов, пока, наконец, остановил свой выбор на эпической поэме…» (из трактата И.Дизраэли «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.). «Неодинаковость слога Тассо объясняется его же собственным признанием, что когда исчезало вдохновение, он путался в своих сочинениях, не узнавал их и не в состоянии был оценить их достоинства… Он являлся как бы олицетворением того образа, который создал в своей октаве: «…И скрыться от себя стараясь, // Всегда останусь я с самим собой»…» (из книги Ч.Ломброзо «Гениальность и помешательство», Италия, 1863 г.);

• «Достигшему вершины своей славы Жану Расину (1639–1699) – французский драматург и поэт; изображая в своих произведениях живые, неподдельные чувства, расширял рамки классицизма – Е.М. – вдруг пришло в голову больше не писать драматических произведений, так как они будто бы приносят вред публике. Он решил вступить в орден картезианцев (последователи учения Р.Декарта, основанного на его метафизики – Е.М.). Духовник, однако, посоветовал ему лучше жениться на серьезной, благочестивой женщине, так как обязанности семейной жизни отвлекут его от нежелательной страсти к стихам лучше всяких религиозных орденов. Расин послушался доброго совета» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Несмотря на успех «Робинзона Крузо» (1719 г.), который Даниель Дефо (ок.1660–1731) написал в возрасте почти 60 лет, и успех нескольких других романов, написанных еще позже, он до конца дней считал их безделками. Дефо был уверен, что посмертную славу ему создадут вышедшие из-под его пера многочисленные политические, экономические и исторические сочинения» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Денис Фонвизин (1744–1792), – автор классической комедии «Недоросль», пост. – 1782 г. – Е.М. – в 40 лет сделался ханжой, стал отрицательно относиться к собственным произведениям и раскаивался в том, что в своих произведениях высмеивал людей…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• Джеймс Фенимор Купер (1789–1851), создатель американского романа, и не помышлял о писательском поприще. В юности он обучался в Йельском колледже, но, исключенный за нарушение дисциплины, пошел служить гардемарином во флоте Соединенных Штатов. Стать писателем его побудило шутливое пари. Чтобы не проиграть его, он за четыре года написал четыре романа и вошел – скорее всего неожиданно даже для самого себя – в число классиков американской литературы.

• «Свои знаменитые романы Фенимор Купер недооценивал и высмеивал как «литературу легкого жанра». Конечно, его отношение к подобной прозе было типично для эпохи, которая считала литературу орудием выражения того, что необходимо сказать… Большая часть наших писателей начала 19-го века относилась с нескрываемым пренебрежением к предназначению «художника»… Обращаясь к письмам Купера или к его предисловиям, мы не находим в них ничего, кроме обычных литературных рассуждений, например о праве рассказчика придавать предмету поэтический облик, а образам героев ту или иную определенность. Все это совсем не похоже на размышления художника. Однако простота здесь обманчива. Дело в том, что Купер бессознательно питал приверженность к традициям английской прозы… Думается, что следует пересмотреть его отношение к произведениям, непосредственно не связанным с «американским образом мыслей» или «американской реальностью»… По-видимому, неравноценность романов Купера объясняется его неспособностью критически подойти к своим произведениям» (из статьи С.Уильямса «Джеймс Фенимор Купер», США, 1948 г.);

• «Джоаккино Россини (1792–1868) на протяжении всей своей жизни с не меньшей страстью, чем музыкой, занимался приготовлением различных яств и своих наилучших приятелей принимал на кухне. Когда один из его гостей начал расхваливать достоинства его оперы «Севильский цирюльник» (1816 г.), композитор, занятый приготовлением паштета, закричал: «Что там «Севильский цирюльник»! Вот попробуешь этот паштет, тогда скажешь, какой из меня композитор»…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

* * *

• «Уолт Уитмен (1819–1892), англо-американский поэт, был типографщиком, учителем, солдатом, плотником и некоторое время даже чиновником – занятие, совсем уже не подходящее для поэта…» (из книги Ч.Ломброзо «Гениальность и помешательство, Италия, 1863 г.);

• «Достоверно известно, что первая поэма Оноре де Бальзака (1799–1860) «Кромвель» (1820 г.), на которую он возлагал много надежд, была неудачной. Он написал ее в стихотворной форме, не характерной для его дальнейшего творчества, сложным стихом и в сжатые сроки. Поэму прочитал преподаватель колледжа и посоветовал ему совсем отказаться от дальнейшей литературной деятельности ввиду полного отсутствия всякого таланта» (из книги Т.Иванюк «Творчество и личность», Россия, 2006 г.);

• Трудным был путь в литературу Льва Толстого (1828–1910). Заключительная часть трилогии «Детство. Отрочество. Юность» увидела свет в 1857 году, на 30-м году его жизни. До той поры он вел жизнь типичного светского дэнди. «Мне не было внушено никаких нравственных начал – никаких, – признавался Л.Толстой, – а кругом меня большие с уверенностью курили, пили, распутничали, били людей и требовали от них труда. И многое дурное я делал, не желая делать – только из подражания большим». Несколько раз он поступал в высшие учебные заведения, но либо проваливался на вступительных экзаменах, либо бросал учение, возмущенный косностью преподавателей из «департамента просвещения»;

• «Первый литературный опыт Константина Леонтьева (1831–1891) – комедия «Женитьба до любви» – предназначался не столько для театра, сколько для чтения. Это сочинение было настолько автобиографичным, что молодой драматург даже не рискнул прочитать его своей возлюбленной, которая, разумеется, без труда узнала бы в главном персонаже автора… В то время, с 1850 по 1854 гг., Леонтьев учился на медицинском факультете Московского университета. С 1854 по 1856 гг. он участвовал в Крымской войне в звании младшего ординатора Керчь-Еникальского военного госпиталя. Спустя 4 года молодой доктор оставил медицину, предпочтя ей литературное творчество. Осенью 1860 года приехал в Петербург, но, как оказалось, в столице было не так-то просто реализовать честолюбивые замыслы. Попытки что-либо напечатать не находили отклика у редакторов, что привело Леонтьева в удрученное состояние, похожее на то, которое он испытал в первые годы студенчества…» (из сборника Е.Васильевой «Все величайшие мудрецы», Россия, Украина, 2008 г.). «…Пошла полоса сплошных неудач… Несмотря на самые лестные рекомендации Тургенева, ни комедия Леонтьева, ни главы романа, ни повесть «Немцы» света не увидели: журналы их приняли и отправили в набор, но цензура сочла опусы юнца безнравственными и вредными… А Леонтьев своим неудачам даже порадовался (правда, это признание позднее, с высоты прожитого). «Меня ничто не удовлетворяло в моем творчестве, – так писал он, потому что довольно быстро осознал, как повзрослел, как перерос свои юношеские творения. – Раз излив свои страдания и свои мечты об успокоении, я уже не знал, что бы мне выдумать поглубже, позамысловатее… Я искал – то каких-то необычайно тонких и глубоких открытий в искусстве, какой-то микроскопической и философской бездонности; то гнался за слишком уж яркой образностью и картинностью. Вкус теоретический у меня развивался; я много читал хорошего тогда в свободные минуты; но творчество положительно дремало»…» (из очерка Т.Прокопова «Неузнанный гений. Парадоксы судьбы Константина Леонтьева», Россия, 2002 г.);

• «Отложив однажды рукопись «Алисы в Стране Чудес», преподобный Чарльз Лютвидж Доджсон (1832–1898) как-то позабыл о ней, ибо ему даже в голову не могло прийти, что она может кого-нибудь заинтересовать. Однако спустя несколько лет эта рукопись совершенно случайно попалась на глаза одному из его приятелей. Смахнув покрывающий ее слой пыли, он прочитал ее и, плененный ею, сумел настоять на ее издании. Такое предположение, как ни странно, потрясло и даже оскорбило профессора Доджсона… Каким образом, хотелось бы знать, он, профессор математики Оксфордского университета, может заявить на весь мир о том, что написал вздорную сказку для детей? Ни в коем случае! Это ниже его достоинства. Об этом не может быть и речи! Вот поэтому-то «Алиса в Стране Чудес» и была опубликована под псевдонимом Льюис Кэролл…» (из книги Д.Карнеги «Прихоти Фортуны», российск. изд. 2001 г.);

• «Артур Конан-Дойл (1859–1930) засыпал редакции ежемесячных журналов и дирекции театров пухлыми рукописями драм и однажды по недосмотру всунул между страницами очередной трагедии детективный рассказ, написанный им для собственного удовольствия. Редактор, мрачно перелистывая рукопись плохой трагедии, наткнулся на рассказ, прочел его, приятно удивился и сначала при помощи чека, а затем вескими аргументами убедил автора, что, поскольку он не в состоянии превзойти Шекспира, не лучше ли ему создать свой собственный литературный жанр. Конан-Дойл послушался и стал знаменит…» (из книги Я Парандовского «Алхимия слова», Польша, 1951 г.);

• Генрик Ибсен (1828–1906) всерьез считал своим призванием акварельную живопись. На литературном поприще он остался под влиянием своей жены. «У моей матери, – говорил впоследствии сын Ибсена, – две великие заслуги: она избавила норвежцев от второразрядного живописца и дала им гениального драматурга»;

• «Композитор Рихард Вагнер (1813–1883) ценил написанные им стихи выше, чем свои музыкальные сочинения. «Но что, замечает Д.Гранин, – если он был прав, и стихи помогали ему писать музыку? Вообще, что было главным, а что лишнее? Кому судить об этом (из книги А.Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.);

• «В круг той художественной интеллигенции, которая играла столь большую роль в духовной жизни русского общества на рубеже веков, Михаил Кузмин (1872–1936) – поэт Серебряного века, символист, затем акмеист – Е.М. – впервые вошел как музыкант. Сам он признавался: «Почти до 1904 года не занимался литературой, готовя себя к композиторской деятельности, покуда некоторые мои приятели не обратили внимания на мои опыты, на которые я сам смотрел лишь как на текст к музыке». Дебют Кузмина как поэта состоялся в декабре 1904 года, когда вышел в свет альманах «Зеленый сборник стихов и прозы», где был напечатан цикл его стихотворений «XIII сонетов», а также оперное либретто… Читатели были буквально ошеломлены новаторством и искренностью его стихов… Кузмин вошел в петербургский литературный мир, познакомившись и сблизившись со многими поэтами-символистами – Блоком, Белым, Брюсовым и другими» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.);

* * *

• Джакомо Пуччини (1858–1924), которого один восторженный критик назвал «истинно итальянским гением», впервые услышал оперное пение в 18 лет. А о шахматах, этой «музыке мысли», будущие гроссмейстеры Михаил Чигорин (1850–1908) и Гарри Нельсон Пильсбери (1872–1906) узнали, достигнув уже 16-летнего рубежа (в те года, когда, например, Роберт Фишер играл в турнире претендентов на мировое первенство);

• «Одаренность Блеза Паскаля (1623–1642) была так велика, что он самостоятельно нашел решения многих теорем Эвклида. Лишенный учителей и учебников, он добился поразительных успехов в геометрии благодаря собственному гению» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Танниги Лефевр, прирожденный алгебраист и великий астроном 17-го века, обнаружил свое призвание будучи ткачом в Лизье. Свои первые математические расчеты он производил наблюдая сочетания нитей на ткацком станке» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Французский математик Жиль Роберваль (1602–1675) в детстве пас овец, но это не помешало ему стать впоследствии великим геометром. Еще не зная, что на свете существует наука, именуемая геометрией, он уже мало-помалу овладевал ею. Когда своим пастушечьим посохом он чертил на земле фигуры, один прохожий, внимание которого привлекли не совсем обычные забавы маленького пастушка, приметил его и постарался дать ему образование, более приличествующее его талантам, чем то, что он мог получить у крестьянина, который его воспитывал» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• Выдающийся индийский математик Сриниваза Рамануджан Айенгор (1887–1919) начал трудовую жизнь бедным конторским служащим. «Образования он получить не смог и все постигал сам. Фактически он не имел никакого представления о точности современного научного вывода, более того, по-видимому, вообще не понимал, как проводить доказательство. Основным положениям математики его обучил Г.Харди (английский математик, автор работ по теории чисел и теории функций – Е.М.). Однако, несмотря на это, Рамануджан раскрыл, точнее даже сказать, «почувствовал» (вспомним поразительные возможности интуиции) новые перспективные возможности в теории чисел. Эта теория насчитывает тысячелетия, ею занимались все великие математики. Но талантливый индус увидел то, чего не замечали ранее все» (из книги А.Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978.);

* * *

• «Не знающий, что такое начальная школа, сын рязанского крестьянина Петр Титов (1843–1894) стал выдающимся кораблестроителем. Он сооружал подводные лодки, первые боевые корабли из судостроительной стали и выполнил много иных чрезвычайно ответственных работ. Удивительно, что Н.Купейников, бывший в то время самым образованным корабельным инженером в России, часто пытался проверять расчетами размеры, назначенные Титовым, но каждый раз убеждался, что Титов назначил на глаз» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Василий Калашников (1849–1908), окончивший всего 3 класса Угличского уездного училища и сформировавшийся как знаток механического дела непосредственно на производстве был строителем многих пароходов и достиг выдающихся успехов в деле усовершенствования паровых двигателей на волжских пароходах… Еще он соорудил отличные машины для нижегородского водопровода, привлекшие внимание участников всероссийских водопроводных съездов… В.Калашникову принадлежит около 80-ти печатных работ, в которых он выступал как выдающийся новатор судостроения» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).