Текст книги "Жизнь и творчество Винсента Ван Гога. Выдающиеся художники мира"

В августе блудный сын появился на пороге родительского дома в Эттене. Целые дни он посвящает чтению Диккенса и полностью поглощён своими проблемами и внутренними переживаниями. Дорус пытается ему помочь, но кризис в отношениях снова назревает. В июне 1880 года Винсент пишет Тео: «Вот почему я прежде всего склонен думать, что самое выгодное, самое лучшее и самое разумное для меня – уйти и держаться на приличном расстоянии, словно меня и нет. Что для птиц – линька, время смены перьев, то для нас, для людей, – бедствие или несчастье, трудная пора. Можно так и застрять в этом времени линьки, а можно выйти из неё обновлённым, однако такое не делается публично, это вовсе не забавно, это невесело, а потому следует скрыться. Что ж, пускай. Теперь же, хоть это отчаянно трудно – вернуть себе доверие всего семейства, возможно не лишённого предрассудков и других подобных им почтенных и модных свойств, я не совсем отчаиваюсь и верю, что понемногу, медленно, но верно восстановится сердечное согласие с теми и этими» (155). В этом же письме он сравнивает евангелическую церковь с академической художественной школой. Все они наполнены предрассудками и занимаются тиранией, не давая взойти ростку новой жизни. Это открытие Ван Гога стало для него отражением не только настоящего положения, когда его изгнали из проповедников, но и будущего противостояния с представителями академической школы. Для последних он был чудаковатым мазилкой, понапрасну расходующим краски и холсты.

В родительском доме Винсент задержался недолго, отправившись обратно в шахтёрскую страну. Чем-то она его вновь привлекла, возможно, угрюмыми лицами. Проповедник Франк ничем не смог помочь Ван Гогу, репутация которого уже была запятнана.

Прочитав «Короля Лира» Уильяма Шекспира, наш герой сначала вдохновляется образом Кента, графа, за честность и прямоту изгнанного из страны и вынужденного вернуться переодетым слугой. Но затем переключает своё внимание на Эдгара: «Изгнанный Лиром, не узнанный своим ослеплённым отцом, он живёт в шалаше, притворяясь сумасшедшим, в ужасе бежит от невидимых мучителей, „гложет падаль и запивает болотной плесенью“. „Бездомные, нагие горемыки… В лохмотьях, с непокрытой головой и тощим брюхом“»3939
  Найфи С., Уайт-Смит Г. Ван Гог. Жизнь. – Т. 1. – С. 270.


[Закрыть] – вот что из жизни Эдгара привлекло Винсента.

Грязный и усталый, весь в лохмотьях, он начал бессмысленно бродить по окрестностям, ночуя в стогах сена и не обращая внимания на наступившую зиму. Встречавшие считали его обезумевшим и сторонились. Но это нисколько не обижало Винсента, так как он считал Иисуса тоже сумасшедшим.

Три дня продолжалось его путешествие в никуда, пока он не вернулся обратно в Боринаж. Через некоторое время он вновь появляется в Эттене. Но что его ждало в родительском доме? Дорус берёт инициативу в свои руки и решается направить странного сына в клинику для душевнобольных в Геле.

Сама больница функционировала с XIV века и в течение столетий разрослась, превратив в клинику весь город. Тысячи пилигримов пытались излечиться здесь от душевных заболеваний.

Теодорус приложил все усилия, чтобы получить у эксперта заключение о невменяемости сына. Даже договаривается о встрече с известным гаагским психиатром Йоханнесом Николасом Рамаером. Но в последний момент Винсент отказывается ехать к эксперту. Планы отца по излечению сына рухнули.

Разъярённый Винсент в очередной раз покидает родной дом и направляется вновь в Кем. Через некоторое время он сообщает Тео, что начал рисовать. Живопись для Ван Гога стала продолжением его миссионерства, ведь с её помощью он хотел показать трудную жизнь простых людей. Кроме того, Винсент полагал, что в настоящих шедеврах есть Бог.

Первым заказчиком его рисунков стал отец, который заплатил по 10 франков за каждую из четырёх карт Святой земли. Ещё один рисунок с сюжетом из шахтёрской жизни приобрёл Питерсзен. Правда, эту покупку профинансировал Дорус, уговорив проповедника не сообщать об этом Винсенту. Получив за свой труд пусть небольшие деньги, Ван Гог почувствовал себя более уверенно, ведь, возможно, его скитания и поиски себя заканчиваются.

В письме Тео от 24 сентября 1880 года Винсент описывает свои первые шаги на новом поприще: «Я всё работаю над „Курсом рисунка“ Барга и намерен закончить его, прежде чем приступить к чему-нибудь другому, так как это изо дня в день разминает и укрепляет и руку, и разум, и я бесконечно обязан г-ну Терстеху, так великодушно одолжившему мне его. Эти образцы превосходны. Между тем я занят чтением книги об анатомии и другой, о перспективе, которую мне также послал г-н Терстех. Это учение – тернистый путь, и порой эти книги невозможно раздражают, но я всё же верю, что изучу их» (158). Начинающий художник очень точно подмечает, что живопись укрепляет его разум. Впоследствии именно она становилась той ниточкой, что спасала его от депрессивного состояния.

В письмах Тео Винсент всё чаще пишет о живописи и художниках. Если его прежние послания были насыщены проповедями, то теперь он почти не касается этой темы, полностью сосредоточившись на искусстве. В том же письме от 24 сентября 1880 года Ван Гог описывает мастерскую французского живописца и гравёра натуралистического направления Жюля Бретона (1827—1906). Он посетил её, когда путешествовал по Па-де-Кале во Франции, ища себе работу. Снаружи она показалась ему абсолютно негостеприимной, ибо построена из кирпича совершенно недавно и без каких-то изысков. Местность около Курьера – а именно там была мастерская – Винсент сравнивает с Боринажем, отмечая наличие более светлых тонов. В угольной стране он привык созерцать дымное и туманное небо. Также Винсент выделяет особую породу людей, угольщиков и ткачей, которые для него окружены ореолом загадочности. В будущем он планирует посвятить им ряд своих работ.

Осенью 1880 года Винсент перебирается в Брюссель, надеясь получить бесплатное образование в художественной академии, куда он и направил свой запрос на курс «Рисунок с антиков».

Некто Рулофс советует Ван Гогу начать писать с натуры под руководством опытного художника. В свою очередь Винсент продолжает работать над «Курсом рисунка» Барга. Кроме того, по «Анатомическим эскизам для художников» он исполнил скелет на пяти листах.

В Брюсселе Винсент знакомится с художником Антоном ван Раппардом, который на несколько лет становится его другом и наставником. Вот так он описывает встречу: «Побывал у господина ван Раппарда, который теперь живёт на рю Траверсьер, 64, и мы побеседовали. У него приятная внешность, я пока не видел его работ, кроме нескольких маленьких, выполненных пером пейзажей. Он живёт на довольно широкую ногу, и, принимая во внимание материальные соображения, я ещё не понимаю, является ли он тем, с кем я мог бы жить и работать. В любом случае я навещу его. Он показался мне серьёзным человеком» (160).

Встреча с Раппардом состоялась благодаря рекомендации Тео. Они познакомились, когда голландский художник работал в мастерской у Жана Леона Жерома, зятя Адольфа Гупиля. Будучи сыном богатого утрехтского адвоката, Раппард выглядел элегантно и серьёзно. Видимо, Тео надеялся, что новый знакомый положительно повлияет на непутёвого брата.

В своих письмах из Брюсселя Винсент всё чаще пишет о возникающих материальных проблемах. В одном из них он уточняет, что его минимальные расходы составляют 60 франков в месяц. Деньги требуются на аренду жилья, краски, холст и другие рисовальные принадлежности. В письме от 2 апреля 1881 года Ван Гог благодарит брата за финансовую поддержку и выражает надежду, что он скоро сможет зарабатывать по 100 франков в месяц, и этого будет достаточно.

Тем временем Ван Гог не теряет времени зря. Каждый день, с утра до вечера, он оттачивает своё мастерство. Нарисованных «Землекопов» и «Анжелюс» по Милле он направляет отцу, чтобы тот увидел старания сына. Также Винсент пишет копии по репродукциям немецкого художника Ганса Гольбейна Младшего (1497—1543), называя их непростыми.

Особое внимание Ван Гог уделяет пропорциям рисунков, искусным штрихам, композиции, идее и поэтичности. Он особенно ценит Огюста Перрена, Улисса Бютена, Альфонса Легро, Бретона, Милле, Израэльса. В первые месяцы занятия живописью Винсент делает абсолютно правильный вывод: картина должна содержать какую-то мысль, без неё работа неживая и не имеет художественной ценности. В последующем форма, цвет и мысль стали визитной карточкой всех его полотен. Их гармоничное, а часто фантастическое сочетание проложили его творчеству путь в вечность.

На рисунке углём «Рабочие, идущие на шахту», исполненном в Брюсселе, Винсент изобразил углекопов, бредущих вдоль изгороди малорослых деревьев. Простое чередование людей и деревьев, а также нагромождение других объектов (хижины, трубы, подъёмники, горы угля) выдают в авторе самоучку.

В одном из своих писем брату Ван Гог соглашается, что его новая страсть, живопись, непонятна простым людям и они могут счесть его за сумасшедшего: «Крестьянин, увидев, как я рисую старый пень и целый час сижу перед ним, подумает, что я сошёл с ума, и, разумеется, посмеётся надо мной. Юная дама, которая воротит нос при виде труженика в заштопанной, запылённой и пропитанной потом рабочей одежде, безусловно, не сможет понять, почему кто-то посещает Боринаж или Хейст и спускается в угольные шахты, и она тоже придёт к выводу, что я сумасшедший» (164). Но Винсент надеется, что его близкие, Тео, отец, господин Терстех и другие, поймут его.

Изначально в Брюсселе Винсент жил на те 60 франков, что присылал ему отец. Но долго так не могло продолжаться, ведь для Доруса это составляло треть заработка. К счастью, Тео на работе повысили жалованье, и с марта 1881 года он стал материально поддерживать старшего брата. Винсент, в свою очередь, пытался предложить свои услуги типографиям, но они не спешили воспользоваться ими, только какой-то кузнец поручил ему рисовать эскизы печей.

Попытка Винсента получить образование в художественной академии закончилась провалом: на его запрос пришёл отказ. В конце апреля 1881 года Ван Гог возвращается к родителям в Эттен.

Глава 9. Эттен (5 августа – 23 декабря 1881)

В Эттене Винсент продолжает заниматься живописью. На привезённой Тео бумаге энгр он в очередной раз копирует рисунки Барга, не спеша писать с натуры, объясняя это нежеланием упустить из вида важное.

Однако к концу лета Ван Гог всё-таки приступает к работе с моделями и в письме середины сентября 1881 года пишет Тео: «Я должен непрерывно рисовать землекопов, сеятелей, пахарей, мужчин и женщин. Исследовать и рисовать всё, что относится к крестьянской жизни. Так же, как многие другие делали это до меня и продолжают делать. Теперь я больше не беспомощен перед живой натурой, как раньше» (172). В доказательство своих слов Винсент в этом же письме рисует девять фигур: две из них копают землю; следующие две сеют; пятая мужская сидит на стуле, опершись головой о руки; шестая что-то просевает через сито, возможно, муку; седьмая женская работает метлой; две последние сидят на стуле и занимаются ткачеством. Все фигурки выполнены довольно грубо, без соблюдения пропорций тела. Но по их виду мы точно можем сказать, кто чем сейчас занят. И, видимо, Ван Гог стремился передать не сами фигуры, а действия. И что ещё интересно: на более поздних картинах эти фигуры вновь появятся в виде «Сеятеля», «Ткачей» и «Горюющего старика». Последнего он изобразит через девять лет, в мае 1890 года.

В поисках моделей и хороших сюжетов Винсент странствовал в окрестностях Эттена. Порой крестьяне соглашались позировать этому странному человеку. Но они не были профессиональными моделями и своё время старались тратить на сельскохозяйственную работу, поэтому рисунки с натуры не всегда хорошо получались. Однако некоторых крестьян Винсенту удавалось приводить домой, где в спокойной обстановке он учился своему ремеслу. Через некоторое время местным жителям надоело тратить попусту время, и они стали избегать начинающего художника.

Но не только живописью в Эттене увлечён Винсент. Он беззаветно влюбляется в тридцатипятилетнюю Кее Фос-Стрикер, овдовевшую дочь пастора Стрикера. Напомню, именно этот господин был мужем Виллемины, сестры Анны Карбентус-Ван Гог, и он помогал Ван Гогу готовиться к вступительным экзаменам в Амстердаме. Первая встреча с Кее произошла ещё в тот момент, но Винсент не обратил особого внимания на двоюродную сестру.

Сейчас начинающему художнику двадцать восемь лет, и он в плену романтического чувства, в чём признаётся Тео: «Я хочу рассказать тебе, как этим летом влюбился в Кее Фос, и настолько, что нахожу только такие слова: «Будто Кее Фос – самый близкий для меня человек, а я – для неё». И я признался ей в этом. Услышав мои слова, она ответила, что прошлое и будущее едины для неё и что она не сможет ответить на мои чувства.

Во мне кипела внутренняя борьба: покориться этому «нет, ни за что и никогда» или не считать дело решённым и оконченным, сохранить присутствие духа и не сдаваться» (179).

Обидный отказ «нет, ни за что и никогда» Винсент будет вспоминать всю свою жизнь. А что было бы, если бы женщина ответила взаимностью и пара зажила счастливой семейной жизнью? Добился бы Ван Гог таких успехов в живописи? И занимался бы он вообще живописью, не будь в его жизни столько мучений? На мой взгляд, ответ очевиден: Ван Гогу не потребовалась бы сублимация, и мир остался бы без великого постимпрессиониста.

В своих ухаживаниях, которые больше походили на преследование, Винсент заходит слишком далеко. Отказа возлюбленной ему было недостаточно, и он на эту тему беседует со своими родителями, родителями Кее, а также с дядей Сентом и его супругой. Сент опрометчиво говорит Винсенту, что всё в его руках и если он будут последователен и настойчив, то всё может получиться. Эти слова подействовали на отвергнутого жениха ободряюще, и он решил не уступать, повинуясь своим чувствам.

Ван Гог прекрасно осознавал, что Кее его не любит, о чём он писал Тео. Но эту ситуацию, когда один человек любит, а другой нет, он воспринимал как лучшую, чем когда нет любви вовсе. Винсент полагал, что на его усилия Кее рано или поздно ответит взаимностью, только стоит немного постараться и подождать: «Любить буду долго её, пока не полюбит в ответ» (179).

Тем временем, не выдержав столь стремительного натиска, Кее с сыном покидает Эттен и возвращается в Амстердам. Но Винсента это не останавливает, и он посылает ей бесчисленные письма. Родители пытаются убедить сына в бессмысленности подобных поступков, но напрасно: «Я не согласен с папой и мамой, что я не должен писать ни ей, ни дяде Стрикеру, а также говорить с ними, – да, у меня полностью противоположное мнение. И я скорее откажусь от начатого дела и комфорта этого дома, чем хоть на секунду задумаюсь о том, чтобы прекратить писать ей или её родителям. Если папа меня за это проклянёт, я не могу помешать Его Сиятельству это сделать. Если он захочет меня выгнать из дому, быть по сему, но относительно моей любви я буду поступать так, как мне велят сердце и голова» (186).

Из-за своей наивности и неопытности наш герой думал, что сердце возлюбленной растает, если они будут постоянно переписываться, видеться и разговаривать. Но, конечно же, его назойливость лишь отталкивала Кее.

Кроме того, Винсент решил немного улучшить своё финансовое положение, ведь оно играло немаловажную роль в личных отношениях. Прихватив свои лучшие рисунки, Ван Гог едет в Гаагу. Здесь он встречается со всеми, кто хоть чем-то может помочь ему в продаже работ. Его давний знакомый Херманус Терстех положительно оценивает увиденные рисунки.

Заручившись поддержкой Тео, Винсент встречается с самым коммерчески успешным гаагским художником Хендриком Месдахом. Также он знакомится с Виллемом Марисом, который зарабатывал неплохие деньги на продаже акварелей со сценами из сельской жизни. Следующий, с кем поспешил встретиться Винсент, – это Йоханнес Босбом, одно из светил гаагской школы.

Встречи носили практический характер: Винсент показывал свои работы, просил их оценить и надеялся получить рекомендации. Однако реализация хитрого плана никак не отражалась на продажах рисунков. Их в лучшем случае одобряли, но никому даже в голову не пришло что-то покупать.

У Винсента в Гааге осталась последняя надежда: Антон Мауве. Летом 1877 года они с Тео уже наносили визит в его мастерскую, и Ван Гог многое почерпнул из той встречи. За прошедшие четыре года Мауве значительно продвинулся, став одним из самых востребованных голландских художников. Винсенту чрезвычайно повезло: ему было разрешено несколько дней провести в мастерской Мауве, где он успел написать пять этюдов и две акварели. Выдающийся художник вдохновил Винсента, положительно оценив его картины и дав несколько ценных советов. Также он предложил приехать через несколько месяцев с новыми картинами.

Пусть Винсент не нашёл покупателей для своих работ, но моральная поддержка столь именитого художника значила для него очень много. Вдохновлённый и полный сил и энергии, наш путешественник возвращается в Эттен.

Поделившись хорошим отзывом Мауве с отцом, Винсент растопил пасторское сердце. Вдруг действительно живопись – призвание Винсента? Дорус говорит сыну, чтобы тот продолжал учиться мастерству, и обещает ему материальную поддержку.

Но любовь к Кее не угасала, и Винсент продолжает свои неуклюжие ухаживания, которые давно уже перешли все разумные пределы. Влекомый горячим желанием встречи, он направляется в Амстердам. Вот так он описывает свой визит в дом Кее и её родителей: «Я позвонил в дверь. Сначала мне сказали, что семья ещё ужинает, но потом меня всё же пригласили войти. И там были все, включая Яна, того самого весьма образованного профессора, кроме Кее. И перед каждым из них всё ещё стояла тарелка, и не было ни одной лишней. Эта маленькая деталь бросилась мне в глаза. Они пытались сделать вид, что Кее там нет, и потому убрали её тарелку, но я-то знал, что она там, и воспринял всё это как спектакль или игру» (193).

Почтеннейший профессор покинул дом после непродолжительной беседы с Винсентом о живописи. Оставшись один на один с родителями Кее, наш герой начал расспрашивать, где его возлюбленная. Её отец продолжал утверждать, что дочери нет, и зачитал её письмо Ван Гогу. В нём Кее очень вежливо просила перестать писать ей и предлагала направить всю имеющуюся энергию на работу. Однако настойчивого ухажёра это никак не охладило, ибо подобные слова он слышал от Кее неоднократно. Далее Винсент покидает дом, а Стрикер, в свою очередь, проявляет излишнюю учтивость, провожая незваного гостя до недорогой ночлежки.

Несколько дней Ван Гог бесцельно гулял по улицам негостеприимного Амстердама. Опасаясь приступа меланхолии, он совершает очередную попытку встречи с Кее. На это раз её отцу пришлось выслушать следующее: «Послушайте, уважаемый дядюшка, если бы Кее Фос была ангелом, то для меня она была бы недосягаема, и я не думаю, что я продолжал бы любить ангела. Была бы она дьяволом, то я не захотел бы с ней иметь дела. В данном случае я вижу в ней настоящую женщину, с женскими страстями и причудами, я очень её люблю, и с этим ничего не поделать, и я рад этому. До тех пор пока она не станет ангелом или дьяволом, дело не закончено» (193). Стрикер, услышав эту речь, сказал Винсенту несколько дежурных фраз о непредсказуемости женских страстей. Винсент, почувствовав со стороны преподобного Стрикера довольно холодное отношение к себе, в одном из своих писем к Тео написал, что «Бог священников мертвее мёртвого».

Итак, Ван Гогу ничего не оставалось делать, и он покидает Амстердам. Но направляется не в Эттен, а в Гаагу, вновь на встречу с Антоном Мауве. Последний не против поделиться опытом с начинающим художником, и гость остаётся у него на несколько дней.

На следующее после приезда утро Ван Гог приступает к натюрморту, а Мауве наставляет: «Палитру нужно держать вот так». Винсент прилежно следует всем замечаниям мастера, стараясь хоть немного приблизиться к мастерству своего учителя.

Тем временем родители начинающего художника осознали, что непомерная настойчивость их сына в отношении Кее плохо скажется на репутации семьи. Они попытались объяснить смутьяну, что шансов у него никаких нет. Также они потребовали, чтобы Винсент прекратил слать письма девушке, и обвинили его в том, что он сознательно отравляет им жизнь.

Тео не оставался в стороне. Он тоже стал энергично отговаривать брата от непродуманных и бесполезных действий. В их письмах завязалась активная полемика. Следует отметить, что Винсент довольно лирично описывал свои чувства и страдания, при этом сама Кее упоминалась нечасто.

Несмотря на неудачные ухаживания, Ван Гог не унывает и в октябре 1881 года пишет акварелью картину «Мальчик, подрезающий траву серпом». На полотне изображено самое простое действие: мальчик в голубой рубахе, присев на колено, подрезает серпом траву. Передний и дальние фоны различаются цветом почвы.

В декабре этого же года Винсент пишет маслом два натюрморта: «Натюрморт с капустой и деревянными башмаками» и «Натюрморт с пивной кружкой и фруктами». Фон обеих картин довольно тёмный, немного в стиле Караваджо (1571—1610), но нет такого контраста света и тени. Башмаки символизируют склонность автора к дальним странствиям, кружка пива есть пример того, каким способом можно облегчить своё душевное состояние после очередной неудачи. Из всех объектов на двух картинах довольно натуралистично изображена капуста. На её листьях хорошо просматривается специфический рисунок.

Эттен надолго запомнился Ван Гогу. Так, будучи в Арле, в ноябре 1888 года он пишет «Воспоминания о саде в Эттене». На картине три женщины, одежда которых сливается с цветами. Только точечные мазки на платьях отделяют героинь от окружающего мира. Картина насыщена самыми разнообразными красками. Возможно, одна из героинь, та, что крайняя слева, – сама Кее.

Накануне Рождества в Эттене Ван Гог отказался идти на праздничную службу в церковь, что в буквальном смысле взбесило отца. Если он ещё как-то терпел назойливые ухаживания Винсента за Кее, то такой демонстративный жест ему был совершенно не по душе. Но и Винсент не желал отступать, сказав много неприятного Дорусу. Конфликт закончился тем, что сыну пришлось покинуть родной дом, и наш герой едет в Гаагу.