Текст книги "Жизнь и творчество Винсента Ван Гога. Выдающиеся художники мира"

Стивен Найфи и Грегори Уайт-Смит вот так описывают этот неприятный момент: «Винсент взял опасную бритву, лежавшую на краю умывальника, и раскрыл её. Он ухватил преступное ухо и оттянул его за мочку как можно дальше, а затем отсёк преступную плоть. Бритва не попала по верхней части уха, соскользнула примерно на середине и проехала до челюсти. Кожу резать было легко, но хрящ оказался упругим, тут понадобилось упорство или звериная сила, чтобы плоть между пальцами наконец уступила. К этому моменту вся рука уже была в крови»130130
  Найфи С., Уайт-Смит Г. Ван Гог. Жизнь. – Т. 2. – С. 240.


[Закрыть].

Что в тот злосчастный вечер произошло на самом деле? История в кафе, а также преследование Гогена 23 декабря приведено с его же слов. Сам Ван Гог в своих письмах никак не прояснил ситуацию, а Гоген противоречиво описывал происходящее, например в письме Бернару он не упомянул бритву. К тому же он был заинтересован в том, чтобы выставить себя в лучшем свете, дабы не навести на себя какие-либо подозрения.

Чуть позже выяснится, что Винсент страдал слуховыми галлюцинациями, и членовредительством он всего лишь пытался избавиться от них. Согласно другой версии, Ван Гог пытался ликвидировать канал, посредством которого он слышал крайние неприятные слова Гогена.

Преподнесение подарка в виде отрезанного органа можно расценивать как некий жест самолюбия и уверенности: видимо, Винсент догадывался, что станет известным художником и отрезанное ухо станет реликвией131131
  Некоторое время кусочек уха хранился в колбе у доктора Рея. Однако был выброшен, так как никто в этом предмете не видел какой-либо ценности.


[Закрыть]. Есть и другая версия: возможно, Ван Гог повторил действо святого Петра, когда тот отсёк ухо римскому солдату, пришедшему арестовывать Христа в Гефсиманском саду. По мнению Винсента, Гоген его предал так же, как предали Христа. Джотто ди Бондоне, чьё творчество обожал и знал Ван Гог, на фреске в капелле Скровеньи изобразил, как Пётр ножом отрезает ухо римскому солдату.

Пол Синьяк, увидев воочию нашего героя, утверждал, что тот отрезал не ухо, а всего лишь мочку: «В последний раз я видел его весной 1889 года. Он всё лежал в больнице. За несколько дней до этого он отрезал себе мочку (а не всё ухо) при обстоятельствах, о которых Вы уже знаете»132132
  Мёрфи Б. Ухо Ван Гога. Главная тайна Винсента. – С. 54.


[Закрыть].

Как я уже писал выше, Винсент в своих письмах не описал события 23 декабря, однако он отрывочно приводит информацию, которую можно связать с той трагедией.

Уже в первом письме из арльской лечебницы Ван Гог интересуется Гогеном: «Теперь поговорим о нашем друге Гогене: я его напугал? В общем, почему он не даёт мне знать о себе? Видимо, уехал вместе с тобой» (728). Как можно заметить, Ван Гог ни в чём не обвиняет Гогена, просто интересуется, куда тот исчез.

4 января 1889 года Винсент пишет дружеское письмо Гогену, которое стоит привести полностью:

«Дорогой друг Гоген,

пользуюсь первой вылазкой из больницы, чтобы написать Вам пару слов и заверить в своей искренней и глубокой дружбе.

Я много думал о Вас в больнице, даже охваченный сильным жаром и относительной слабостью.

Скажите, мой друг, поездка моего брата Тео – была ли она необходимостью? Прошу Вас сделать хотя бы вот что: успокоить его окончательно, притом лично. Верьте, что в конце концов этот лучший из миров, где всё оборачивается к лучшему, не содержит в себе никакого зла.

Итак, я хочу, чтобы Вы передали от меня горячий привет славному Шуффенекеру, чтобы Вы не говорили плохого о нашем бедном жёлтом домике вплоть до более зрелого – и всестороннего – размышления, чтобы Вы передали от меня привет художникам, которых я встречал в Париже.

Желаю Вам процветания в Париже. Крепко жму руку.

Всегда Ваш Винсент.

Рулен был поистине добр ко мне, это он сохранил присутствие духа и вытащил меня отсюда, тогда как другие не были уверены.

Ответьте мне, пожалуйста» (730).

Итак, в личном письме Гогену Винсент его ни в чём не обвиняет, но и не извиняется ни за что. Просит своего друга не отзываться плохо о Жёлтом доме, пока не улягутся страсти.

В следующих письмах Ван Гог даёт повод сомневаться в официальной версии арльской трагедии. В письме Тео от 17 января наш герой пишет: «Неужели Гоген утверждает, что был на высоте?

Я не стану зацикливаться на бессмысленности этого поступка. Предположим, у меня помутнело в голове, но почему мой знаменитый приятель не повёл себя более хладнокровно? … Не буду больше возвращаться к этому» (736). Из слов Винсента следует, что Гоген мог быть причастен к инциденту, ибо не повёл себя хладнокровно. Непонятно, что скрывается за множеством точек после вопросительного знака.

В этом же письме Винсент обвинил Гогена как минимум в безответственности: «Я не раз видел, как он делает то, что мы с тобой никогда не позволили бы себе, его совесть работает иначе – и слышал две-три истории о нём в том же духе, – но я близко знаком с ним и думаю, что он увлечён воображением, возможно гордостью, и… довольно-таки безответственен. Потому-то я и не стал бы советовать тебе прислушиваться к нему всегда и во всём» (736). Ван Гог мягко намекает Тео, что Гоген увлечён воображением, и прямо пишет, что ему не стоит доверять во всём. Может, и не стоит доверять словам Гогена о том вечере?

И, наконец, в конце письма содержится информация, которая, возможно, приоткрывает завесу тайны: «Помнишь ли ты Бомпара из «Нумы Руместана» с его счастливым воображением?

Вот так же, хотя и в другом роде, Гоген обладает прекрасным, свободным и совершенно законченным южным воображением, и с этим воображением он собирается работать на севере! Да уж, мы увидим, пожалуй, много забавного!

Если решительно вскрыть эту ситуацию, ничто не помешает нам увидеть в нём маленького тигра, Бонапарта импрессионизма; что касается… не знаю даже, как сказать… его исчезновение из Арля сравнимо или схоже с возвращением из Египта вышеназванного маленького капрала, который затем тоже оказался в Париже и всегда покидал свою армию, если терпел неудачу.

К счастью, Гоген, я и другие художники пока ещё не вооружены митральезами и прочими крайне вредоносными военными приспособлениями. Я, например, твёрдо решил не иметь другого оружия, кроме кисти и моего пера.

Тем не менее Гоген в своём последнем письме громко требовал от меня вернуть «его маски и боевые перчатки», спрятанные в маленькой комнате моего жёлтого домика.

Я постараюсь поскорее вернуть ему почтой эти детские игрушки в надежде, что он никогда не вооружится чем-нибудь посерьёзнее» (736).

Обратите внимание на выделенный фрагмент. В нём говорится о наличии у Гогена в Жёлтом доме маски и боевых перчаток. Следовательно, у Поля имелось холодное оружие, которым он мог воспользоваться 23 декабря.

В письме Гогену от 21 января Винсент вновь возвращается к вопросу возврата Гогену масок и перчаток: «Я вышлю Вам Ваши вещи, но временами меня всё ещё охватывает слабость, и я не могу даже двинуть пальцем, чтобы вернуть их. Через несколько дней я соберусь с духом. Что до „масок и перчаток для фехтования“ (как можно реже пользуйтесь менее невинными военными приспособлениями), они подождут. Я пишу Вам сейчас в полном спокойствии, но пока ещё не смог упаковать всё остальное» (739).

В этом письме Винсент уточняет, что у Гогена было оружие для фехтования, то есть рапира, сабля или шпага. Конечно, рапирой не отрезать часть уха, однако это можно сделать саблей или шпагой. Кстати, в письмах нет речи о возврате самого оружия, и это наталкивает на мысль: Гоген его забрал с собой, и в этом случает его причастность к трагедии становится более очевидной.

В 1889 году Поль Гоген из глазурованной керамики мастерит «Кувшин-автопортрет» в виде отрубленной с ручьями крови головы самого Поля и, что примечательно, с отрезанным ухом. Видимо, история, произошедшая 23 декабря 1888 года, надолго врезалась в память Гогену.

Что остаётся в сухом остатке? 23 декабря в Жёлтом доме произошла трагедия, в результате которой Ван Гог остался без части левого уха, как минимум без мочки. Доподлинно неизвестно, что там случилось. Но основная версия произошедшего сводится к тому, что Винсент, в очередной раз поссорившись с Гогеном, в порыве безумства отрезает бритвой мочку своего левого уха. Однако из писем Винсента следует, что у Гогена было холодное оружие для нанесения такой раны. Последний, кстати, был довольно вспыльчив, и поэтому он, возможно, был причастен к этому событию.

В январе 1889 года Винсент пишет два автопортрета: «Автопортрет с трубкой и перевязанным ухом» и «Автопортрет с отрезанным ухом».

На первой работе Винсент изобразил себя состарившимся и с испуганными глазами. С помощью трубки он выказывает своё неспокойное состояние. На левое ухо (на картине зеркальное отображение) уложена вата, замотанная сверху бинтом. По размеру клочка ваты можно судить, что из двух автопортретов именно эта картина была написана первой. Задний фон горизонтальной линией разделён на оранжевую и красную части. Причём это деление проходит прямо по линии глаз. Сочетание основного цвета, красного, и дополнительного к синему, оранжевого, мне чем-то напоминает работу Марка Ротко «Оранжевый, красный, жёлтый» (1961). Синяя шапка вступает в контраст с оранжевым фоном, а зелёная куртка – с красным.

На втором автопортрете Винсент изобразил себя уже без трубки, следовательно, он стал чувствовать себя лучше. Но грусть в глазах осталась. Зелёная куртка и синяя шапка уже встречались нам на предыдущей работе. На заднем фоне видна гравюра Сато Торакуйо с женскими фигурами и Фудзиямой, а слева – крест в виде трезубца. Сам трезубец изображён неспроста: когда Христос проходил у Галилейского моря, он заприметил рыбаков с этим гарпуном для ловли рыб. Спаситель сказал рыбакам, что они станут ловцами людей. И поэтому трезубец – символ Царствия Небесного. Изобразив его на автопортрете, Винсент сделал намёк на приближение своего конца.

Нам следует вернуться к событиям, последовавшим сразу после 23 декабря 1888 года. Как вы уже поняли, прибывшие полицейские застали Винсента в возбуждённом состоянии. Естественно, они его определили в арльскую больницу для душевнобольных, где через некоторое время Ван Гог приходит в сознание: «Когда же сознание вернулось к Винсенту, он принялся бессвязно кричать на смеси французского и нидерландского, лишая покоя и врачей, и пациентов. В конце концов его перевели в изолятор – маленькую комнатку с обитыми ватой стенами, зарешеченными окнами и кроватью, в которой больного можно было зафиксировать ремнями»133133
  Найфи С., Уайт-Смит Г. Ван Гог. Жизнь. – Т. 2. – С. 266.


[Закрыть].

Узнав об инциденте, в Арль приехал Тео. Он разыскал своего брата в больнице и переговорил с лечащим врачом, двадцатитрёхлетним Феликсом Реем.

Этот доктор имел большую любовь к деньгам и был наделён некоторыми талантами Остапа Бендера. Узнав через некоторое время истинную стоимость картин своего бывшего пациента, он спешит в Арль, где пытается найти работы художника. И разыскивает портрет арлезианки, который Винсент подарил своей модели. Её хозяйке Рей сказал, что картина не представляет никакой ценности, пообещал немного денег и даже предложил переселиться в его дом в качестве прислуги. Но женщина гордилась тем, что её написал сам Ван Гог, и не спешила расстаться с ценностью. Однажды в Арль приехал какой-то галерейщик, и он в присутствии доктора по достоинству оценил картину. Естественно, её реальная стоимость оказалась на порядок выше суммы, которую Рей предлагал женщине. Горожане услышали об этой истории, и в арльском театре был поставлен скетч, который посмотрели практически все жители этого небольшого городка134134
  Бурлюк М. Н., Бурлюк Д. Д. По следам Ван Гога: записки 1949 года. – С. 88.


[Закрыть].

В январе Винсент пишет «Портрет доктора Рея». Данная работа навеяна японским искусством. Главный герой в синем костюме и белой рубашке с тёмными, аккуратно зачёсанными назад волосами сидит на зелёном фоне, на котором беспорядочно танцуют линии и точки. Овал лица плавно переходит в тонкую чёрную бородку. Ухо почему-то красноватое.

Побыв в Арле всего несколько часов и посетив Жёлтый дом, Тео возвращается домой. Возможно, Гоген уехал вместе с ним. Последний, кстати, прихватил много картин Винсента, дискуссия о которых развернётся чуть позже.

Ван Гог быстро сообразил, что его выход зависит от благорасположения доктора Рея, и наладил с ним почти дружеские отношения. Длительные разговоры об искусстве и прогулки по саду сделали своё дело: Рей в письме от 2 января 1889 года заверяет Тео, что его брат скоро поправится.

Уже 4 января Винсент в сопровождении Жозефа Рулена идёт в Жёлтый дом, где к этому времени был наведён порядок. Доктор Рей, доверившись словам самого Ван Гога и по протекции Рулена, выписывает художника из больницы.

В письме брату от 17 января Винсент подробно расписал свои расходы: служанка за декабрь и первую половину января получила 30 франков; лечебнице заплачен 21 франк, санитарам отдельно за перевязки – 10 франков; за стол и газовую плитку отдан долг 20 франков; стирка белья потребовала расходов в размере 12,5 франков; прочие покупки – 10 франков. Общая сумма представленных трат составила 103,5 франков. Естественно, все эти расходы оплачивал Тео.

Тщательно обследовав жилище, Ван Гог обнаружил, что часть его работ прихватил Гоген. Вдобавок Поль просил выслать ещё одну работу с подсолнухами, с чем не был согласен Винсент и потому не собирался ничего ему отправлять. Более того, наш герой был готов вернуть все картины Гогена в обмен на все собственные полотна. Но чуть позже Винсент идёт на компромисс и соглашается написать для Поля копию картины с подсолнухами.

Тем временем Жозефа Рулена перевели в Марсель, однако семья некоторое время оставалась в Арле. Винсент так описал отъезд своего товарища: «Вчера уехал Рулен (моё вчерашнее послание, конечно, ушло до получения твоего письма этим утром). Было очень трогательно видеть, как он проводит последний день с детьми, особенно с малышкой: он смешил её, брал к себе на колени, пел для неё.

Голос его принял особенный тембр, чистый и взволнованный, и для моего уха звучал одновременно как сладкая и грустная песня кормилицы и как далёкое эхо военного горна революционной Франции. Однако он не был печален, напротив – он надел свою новенькую форму, полученную в тот же день, и все обхаживали его» (241).

Ван Гог в письмах часто вспоминал Гогена. Он признавал, что его отъезд практически разрушил идею создания коммуны художников. Идею, с которой Винсент жил и которую лелеял несколько лет. И вот всё разрушилось в один миг. Художник постепенно осознаёт, что своими действиями причинил боль Гогену, и совесть начинает его грызть.

Состояние Ван Гога к концу января стало заметно лучше. Галлюцинации благодаря приёму бромида калия уступили место ночным кошмарам.

Всю свою энергию, всё своё безумство Винсент бросил на написание картин. Он сообщил Тео, что есть два варианта развития событий: или его навсегда запирают в палате для буйнопомешанных, или создают условия для творчества.

Среди январских работ Ван Гога, ранее не упомянутых, стоит отметить следующие: «Натюрморт с чертёжной доской, трубкой, луковицей и красным сургучом», «Апельсины, лимоны и синие перчатки», «Краб, лежащий на спине», «Ваза с двенадцатью подсолнухами», «Ваза с четырнадцатью подсолнухами» (две картины).

На первой работе отчётливо виден тот беспорядок, в котором жил художник в Жёлтом доме. На чертёжной доске, как на столе, расположились трубка с кисетом, тарелка с прорастающим луком, одна луковица лежит рядом с тарелкой, горящая свеча в подсвечнике, что-то напоминающее киянку, книга и письмо. Чуть дальше за доской – зелёный чайник, а в углу слева – бутылка с непонятным содержимым. Изображение трубки и бутылки показывает тревожное состояние художника, горящая свеча подаёт надежду.

Простой, почти сезанновский сюжет можно увидеть на натюрморте «Апельсины, лимоны и синие перчатки». Синие перчатки по задумке автора должны вступать в контраст с оранжевыми апельсинами. Сами фрукты находятся в плетёной тарелке, и они расположены так, что отчётливо видно их одиночество: они никак не взаимодействуют друг с другом. За тарелкой – ветки с зелёной растительностью. Дальний фон – зеленоватый.

На картине «Краб, лежащий на спине» главным героем является не сам краб, а колорит фона, который предстаёт перед нами в самых разных зелёных оттенках, преимущественно светлых. Чуть покрасневшие лапки ракообразного вступают в контраст с зелёным фоном.

О вангоговских подсолнухах я уже писал выше. Это картины о борьбе светлого с тёмным, живого с неживым, добра со злом. Пожалуй, это самая знаменитая серия картин Винсента. Ван Гог писал из Арля, что его картины с подсолнухами должны стоить не меньше букетов Монтичелли, то есть не меньше 500 франков.

Свои первые опасения, связанные с женитьбой Тео, Винсент формулирует в письме от 22 января: «Если я отправлю всё это тебе в Париж, в твоей квартире, по-моему, будет негде повернуться, особенно после того, как там поселится твоя жена. И потом, картины станут известны раньше времени, утратят свой блеск, внизу о них станут говорить как о чём-то нестоящем» (741).

Через несколько дней, а именно 7 февраля, в Жёлтый дом пришли полицейские и увезли его обитателя обратно в больницу. На этот раз на Винсента пожаловались соседи, которые беспокоились о своей безопасности. Якобы Ван Гог на улице вёл себя неадекватно, пугая при этом местных женщин. В больнице Ван Гог вновь впал в сумрачное состояние, свойственное душевнобольным.

Чуть позже жители Арля наклепали властям следующую петицию, больше походящую на пасквиль: «Мы, нижеподписавшиеся жители, проживающие на площади Ламартин в городе Арле, имеем честь сообщить, что на протяжении некоторого времени и уже несколько раз ландшафтный художник и голландский подданный мужчина по имени Вуд, Винсент… злоупотребляет спиртным, после чего он не понимает, что говорит и делает, начинает себя вести по отношению к окружающим крайне непредсказуемо. Его поведение вызывает страх у всех жителей района, в особенности у детей и женщин… [Надо дать ему] вернуться к своей семье или проделать формальности, необходимые для заключения его в сумасшедший дом»135135
  Мёрфи Б. Ухо Ван Гога. Главная тайна Винсента. – С. 258.


[Закрыть].

Петицию подписали всего тридцать человек, а не сто, как писал в 1923 году французский искусствовед и писатель Густав Кокио (1865—1926). В районе площади Ламартин в тот момент проживало порядка 747 человек, следовательно, петицию подписали около четырёх процентов от проживающих в том районе.

Бернадетт Мёрфи провела собственное расследование и выяснила, что все подписанты связаны с Бернаром Соле, который дал следующие показания против Винсента: «В качестве агента по сдаче недвижимости я говорил с месье Ван Гогом и имел возможность наблюдать, что у него есть психическое расстройство, так как его речь была несвязной, и он был не в состоянии сконцентрироваться. Я слышал, что он имеет склонность приставать к женщинам, проживающим в этом районе. Кроме того, я получил уверения в том, что женщины не чувствуют себя в безопасности в своих собственных домах, так как он входит в эти дома.

Я считаю, что нужно как можно скорее поместить этого сумасшедшего человека в специальное учреждение по причине того, что Ван Гог представляет опасность для жителей нашего района»136136
  Там же. – С. 266.


[Закрыть].

Заметьте: в показаниях Соле ссылается не на действия Винсента, увиденные собственными глазами, а на слухи и предположения. Если бы Винсент входил к женщинам в дома, то его бы немедля арестовали! Но в полиции жалобы на это не поступали. Если вы не догадались, кто такой Соле, то это гражданин, сдавший Винсенту в аренду Жёлтый дом.

Начальник полиции Жозеф д'Орнано, опросив несколько свидетелей, вернее граждан, которые хотели выдать себя за свидетелей, сделал заключение: «Месье Ван Гог действительно страдает от психического расстройства, однако я обратил внимание на то, что его рассудок периодически проясняется. Ван Гог пока не представляет опасности для общества, но есть опасения, что это может произойти. Все соседи не без оснований перепуганы, потому что несколько недель назад, в момент обострения болезни, сумасшедший отрезал себе ухо. Кризис может повториться, и тогда этот человек может быть опасен для окружающих»137137
  Там же. – С. 268.


[Закрыть].

В своей книге «Ухо Ван Гога. Главная тайна Винсента» Бернадетт Мёрфи пришла к следующим выводам. Обвинения против Винсента выдвигали в основном два человека, Бернард Соле и Дамас Креволен. Соле хотел сдать Жёлтый дом под табачную лавку Креволена, которая располагалась рядом, и у её владельца было намерение расширяться. Кроме того, около дома Винсента собирались местные подростки и зеваки, которые мешали торговле. В итоге Соле и Креволен решили воспользоваться психической неуравновешенностью Ван Гога, выставив его опасным для общества.

Винсент всячески пытался противостоять наветам, однако с 25 февраля по 23 марта ему пришлось находиться в изоляторе местной больницы. Доктор Делон следующим образом оценил психическое здоровье Винсента: «Во время моего осмотра пациент находился в состоянии крайнего возбуждения, у него был бред, он произносил несвязные слова и только ненадолго узнавал находившихся вокруг него людей. У него слуховые галлюцинации (слышит приближающиеся к нему голоса), он страдает от навязчивой идеи, что его пытаются отравить. Я считаю, что состояние больного очень серьёзное, за ним необходимо наблюдать и проводить лечение в специализированном учреждении, так как болезнь сильно повлияла на его умственные способности»138138
  Мёрфи Б. Ухо Ван Гога. Главная тайна Винсента. – С. 269.


[Закрыть].

Ван Гог тяжело переживал нахождение в больнице. Однако его протесты часто интерпретировались врачами как безумные выходки, что лишь ухудшало положение Винсента. Хотя, конечно, стоит отметить, что у него всё-таки были психические отклонения.

23 марта Ван Гога посещает Поль Синьяк. В своём письме Тео он сообщает, что Винсент находится в прекрасном физическом и моральном состоянии.

Вдвоём они идут в Жёлтый дом, где им приходится взламывать замок, ибо он был испорчен. Местные жители, увидев это, вызвали полицейских, но Синьяку удалось их успокоить.

После месячного заточения в больнице Винсент обрёл хорошего собеседника. Темы их разговоров были самыми разными: живопись, современное искусство, политика, литература. Ван Гог с удовольствием показывал свои картины и пытался пояснить их замысел. В итоге: «Синьяк нашёл – и это совершенная правда, – что я выгляжу здоровым» (752).

Ван Гог осознаёт, что жандармы и местные жители не оставят его в покое, поэтому он привыкает к мысли об отъезде из Арля. Но куда ему податься? Его ведь везде преследуют несчастья. Местный пастор Саль рекомендует Ван Гогу клинику в Сен-Реми, где художник смог бы поправить своё пошатнувшееся здоровье, на которое негативно повлияли алкоголь и табак.

В апреле 1889 года Винсент, в том числе с помощью тростникового пера, создаёт несколько картин, которые стоит упомянуть: «Палата госпиталя в Арле», «Дворик госпиталя в Арле», «Сад в цвету с видом на Арль», «Две белые бабочки», «Вид Арля с цветущими деревьями», «Цветущий розовый куст», «Подстриженные вётлы».

На всех представленных картинах нет колористического праздника. Краски не радуют нас своим сиянием. «Палата госпиталя в Арле» выполнена монотонными оранжевыми, серыми и грязными белыми цветами. Винсент довольно умело передал объём палаты с помощью линий на полу и сужающегося деревянного потолка. Пациенты палаты – а их фигуры Ван Гог выполнил небрежно – сидят около буржуйки, двое справа стоят около стола с чайником, один пациент бродит в одиночестве.

Множество красок представлено на картине «Дворик госпиталя в Арле». Но они почему-то не образуют колористический ансамбль. Нет ничего, что могло бы порадовать, а одинокая фигура вдали наводит тоску.

На картине «Сад в цвету с видом на Арль» торжествуют тёмные синие и зелёные краски. Как такового цветения практически незаметно. Одинокая фигура занята копкой земли. На картине нет весеннего настроения. Только грусть.

Две белые бабочки практически невидимы на одноимённой картине. Тёмные зелёные цвета захватили всё полотно, а длинные полоски создают видимость травы.

Немного ярких цветов проскакивает на работе «Вид Арля с цветущими деревьями». При этом выразительностью наделены не цветущие кроны деревьев, а их стволы и крыши домов, которые выполнены фиолетовыми и красными цветами, вступающими в контраст с зелёной травой.

«Цветущий розовый куст» выполнен в тёмных оттенках, как будто тьма победила свет.

А вот на картине «Подстриженные вётлы» яркая зелёная трава передаёт торжество наступившей весны. Жизнь продолжается, несмотря ни на что.

В конце апреля в письме сестре Виллемине Винсент пишет, что у него было четыре кризиса, когда он не помнил, что произошло. Кроме того, он три раза падал в обморок без каких-либо на то причин. Также он делится своими планами по поводу лечения в Сен-Реми, где он хочет задержаться минимум на три месяца.

Нехорошие мысли не покидают Ван Гога. Так, отчаявшись найти свою вторую половинку, он утверждает, что любви нет, а сам страдает ощущением пустоты и умственной усталости139139
  Ощущение умственной усталости, видимо, было вызвано приёмом бромида калия.


[Закрыть]: «Каждый день я принимаю средство против самоубийства, предписанное несравненным Диккенсом. Оно состоит из стакана вина, куска хлеба с сыром и трубки табаку. Несложно, скажешь ты, но ты ведь думаешь, что меланхолия подбирается ко мне так близко, правда время от времени, – и, однако…» (764). Своё помутнение сознания Винсент считает отчасти спасительным, ибо оно позволяет посмотреть на творчество с другой стороны.

Узнав о женитьбе Тео, художник заключает, что они с братом уже не будут жить ради великих идей, останутся только малые. Естественно, это удручает Винсента, он переживает, что Тео уже не сможет активно его поддерживать.

8 мая 1889 года Винсент покидает свою маленькую Японию, Арль, и направляется в Сен-Реми.