Текст книги "Жизнь и творчество Винсента Ван Гога. Выдающиеся художники мира"

Однако абсолютно разные интересы и жизненные ценности, по мнению Винсента, не являются препятствием в отношениях: если непохожие мужчина и женщина живут под одной крышей, то их скрепляет что-то другое, возможно, то, что называют любовью. И такая жизнь вполне устраивала нашего героя.

В марте 1883 года Винсент вновь возвращается к литографии. В этом деле он далеко уже не мальчик и умело пользуется купленным гратуаром4242
  Гратуар – металлический скребок с заточенным лезвием, широко используемый в графике.


[Закрыть], внешний вид которого представлен в письме Антону ван Раппарду. Вместо этого инструмента Ван Гог иногда использовал обыкновенный перочинный нож. Впрочем, Винсент был горазд на выдумки и использовал в своей работе много подручных средств.

В том же письме Раппарду Винсент подверг критике идею организации выставок картин и признался товарищу, что они его мало интересуют. И неспроста. Ведь Ван Гог продолжал думать над идеей союза художников как альтернативы объединению картин под одной крышей. Кроме того, Винсент много повидал, работая в компании «Гупиль и К», и обвинял организаторов выставок в дешёвом обмане, профанации единомыслия живописцев. От Раппарда он ждал поддержки идеи образования союза, но абсолютно зря: рафинированный художник придерживался иных взглядов.

Тем временем Тео познакомился с девушкой из Бретани по имени Мари. Между ними сразу возникла взаимная привязанность, и он признался в этом родителям. Однако отец и мать не поддержали его, намекнув, что надо бы сначала укрепить своё материальное положение. Винсент обвинил отца и всех священников в цинизме и меркантилизме: на кафедрах и в приходах они рассказывают своим прихожанам одно, а в жизни исповедуют совсем иные ценности. Ведь грешники же? По крайней мере, таковыми их считал Ван Гог.

Работа с моделями увлекала Винсента, и некоторые, пусть скромные, результаты поддерживали его в самые сложные минуты и дни: «И поистине с ней как с железом: ты бьёшься над моделью не покладая рук, сначала ничего не выходит, но постепенно она начинает тебе подчиняться, и вот ты видишь, что фигура, словно металл, поддаётся ковке, когда раскаляется, и тогда нужно обязательно работать над ней и дальше» (348). Изображая фигуры, Винсент хотел подчеркнуть их индивидуальность. Конечно, его многие работы этого периода нельзя отнести к шедеврам, но что-то в них есть такое, чего не было у иных живописцев.

Привлечение моделей требовало не только оплаты их услуг, но и соответствующего реквизита, и Винсент писал, что он покупает чепцы, накидки и прочую одежду. Естественно, во время жизни в Гааге его главной моделью была Син, но приходилось также обращаться за помощью к другим жителям города, например к старику Зёйдерланду, которого художник рисовал карандашом в самых разнообразных ракурсах. Другого старичка, Андриана Якоба, Винсент любил изображать с тростью и цилиндром. Оба эти старика доживали свою жизнь в Голландском доме призрения реформаторской церкви в Гааге. Через некоторое время из-за долгов и не внушающей доверия репутации Ван Гогу запретили посещать богадельню, отказав ему в праве рисовать Зёйдерланда и Якоба.

В начале июля 1883 года Ван Гог сознаётся брату в своём финансовом крахе. Надежда на то, что кто-то начнёт покупать картины, не оправдалась. Тео, в свою очередь, не даёт никаких обещаний на будущее, что тревожит Винсента всё больше и больше. При этом зависимость от брата он сравнивал с пленом, чувствуя огромную степень несвободы. Семья требовала ежедневных трат на самую скромную и часто скверную еду. Син не готова была лишать себя вина и курева. Мать и братья всячески пытались вернуть её к прежнему роду деятельности: они ведь тоже любили выпить за чужой счёт. Чёрные тучи, предвещающие катастрофу, появились на горизонте и неустанно приближались к дому нашего героя.

Винсент, предчувствуя сложные времена, не готов был сдаться без боя, поделившись золотыми словами с братом: «Видишь ли, по-моему, нам надо обратить своё внимание вот на что: нужно не просто питать надежду на лучшее будущее, а делать что-нибудь в настоящем» (363). Согласитесь, что это один из залогов успеха в любой сфере деятельности – не отчаиваться, а продолжать борьбу. Как только человек, будь он начинающим художником или писателем, перестаёт работать на своё будущее, сражённый горьким настоящим, его судьба предрешена, и через сто лет его никто не вспомнит.

Кстати, что ценнее и лучше для творца: быть признанным при жизни, но забытым потомками, или наоборот? Винсент явно относился к тем, кто не был признан современниками, но по достоинству оценён потомками. Наверное, он очень удивился бы, оказавшись в XXI веке, когда его незамысловатые сюжеты можно видеть повсюду.

Каким бы стоиком ни был Ван Гог, но трудности и неопределённость не давали спокойно заниматься творчеством. В письмах он то просил, то требовал от Тео дать хоть какие-то гарантии, что финансовая помощь не оборвётся вмиг. На себя Винсент особо не надеялся.

Масла в огонь подлили сборщики персонального налога, которые летом 1883 года несколько раз, как грифы, наведывались в жилище художника, но не обнаруживали там ничего ценного. Им даже в голову не пришло, что главное богатство любого художника – это его картины и через сотню лет они будут стоить миллионы долларов.

В августе 1883 года Ван Гог пишет ряд работ, изображая местные пейзажи: «Дерево в бурю», «Болотистая местность», «Пейзаж с дюнами», «Мостик». Цвета на картинах довольно скупы и не создают должного эффекта, в чём их автор сознаётся брату. Хотя в «Пейзаже с дюнами» красочно отображено небо с его белыми вихревыми облаками, между которыми пробивается яркая синева.

«Пустошь с тачкой в глубине» Винсент написал акварелью в сентябре. Сюжет картины незамысловат: тачка, стоящая на поле. Возможно, где-то рядом находится крестьянин, собирающий свой скромный урожай. Цвета картины довольно тёмные, олицетворяющие скорбную драму жизни простого человека.

Первые картины художник подписывал просто «Vincent», не указывая своё происхождение. Видимо, он догадывался, что родственники не в восторге от его творчества. А Тео он объяснял это тем, что так показывает, что обращается к зрителям на «ты».

В письме от 20 августа Винсент благодарит брата за присланные 150 франков и высказывает надежду, что такие платежи станут ежемесячными. Своё положение он описывает как бедственное: «Дорогой брат, что касается одежды, то я не раздумывая надевал на себя то, что мне доставалось, не требуя больше. Я ношу папины и твои вещи, которые порой сидят на мне иначе, чем я бы того хотел, в том числе из-за того, что у нас разные талии» (377). В благодарность за помощь Винсент ничего не может дать брату, кроме словесных обещаний, что в будущем все его старания окупятся многократно. Только надо держаться вместе и стойко переносить трудные времена.

В сентябре Винсент сообщает новость: они с Син расстаются. Сожительница Ван Гога не сдержала слова не заниматься прежними делами и по настоянию матери устроилась работать горничной в публичный дом. Поняв, что совершила ошибку, она увольняется с работы, но доверие Винсента уже не вернулось.

Посоветовавшись опять же с матерью, Син возвращается к ней жить и ищет хоть какую-нибудь работу. Винсент помогает ей в этом, понимая, что многие его мечты разрушаются прямо на глазах. На прощание он даёт ей советы, как лучше устроиться в жизни, чем делится с Тео: «И я настоятельно советую ей выйти замуж по расчёту за какого-нибудь вдовца или кого-нибудь ещё, добавляя, что для такого человека она должна стать лучше, чем была со мной. И что она сама знает, чего мне недоставало, что теперь она должна стать мудрее и вынести урок из этого, что я совершенно не держу на неё зла, зная, что улучшения и изменения не происходят в одночасье, но к этому ведут, так сказать, определённые шаги, и, отправившись из той точки, в которой она находится сейчас, она может работать над собой, не допустив срывов, не ища связи между своими ошибками и мной и не впадая в уныние, и стремиться только к тому, чтобы стать лучше для другого».

Расставание с Син Винсент воспринимает с нескрываемой грустью. Однако поражает его целеустремлённость: он прекрасно осознаёт, что ему не нужно засиживаться, а стоит двигаться дальше; в противном случае он сам рискует пойти на дно.

Для того чтобы окончательно разорвать связь с Син, художник решает покинуть Гаагу. Он всячески скрывал дату и время отъезда, но у поезда встретил Син с малышом, которая, возможно, таила надежду на примирение. Но всё тщетно. Ван Гог покидает Гаагу, направившись в Дренте.

Глава 11. «Крестьянские хижины»

Путешествуя близ Гааги, Ван Гог знакомился с жизнью местных крестьян. На многих его картинах встречаются покосившиеся, обветшалые крестьянские хижины.

Осенью 1883 года Винсент пишет ряд полотен, где запечатлены незамысловатые домики крестьян: «Крестьянские хижины близ Гааги в сумерках», «Крестьянские хижины», «Крестьянские хижины с деревьями», «Крестьянские хижины с грудой торфа». Первые три картины написаны во время проживания художника в Гааге, четвёртая – в Дренте.

Ван Гог сам некоторое время жил в хижине, когда проповедовал среди шахтёров. Поэтому он прекрасно понимал, какую роль в жизни простого человека играет его скромный дом: в нём рождаются, а потом растут дети; здесь же прощаются с умершими родственниками; здесь за небольшим круглым столом, который расположен обычно у окна, несколько раз на дню собирается всё семейство; свой уголок отведён для скромных запасов еды и кухонной утвари; хижина спасает её обитателей от дождей и холода, помогает больному справиться с недугом; в стужу новорождённый телёнок находит в ней своё пристанище.

На картине «Крестьянские хижины близ Гааги в сумерках» домики словно сливаются с землёй и небом, что подчёркивает единство крестьянской жизни и природы. Хижины, как грибы, вырастают из почвы. Их крыши и стены сделаны из материалов, которые дала природа. Небо довольно тёмное и слабо выделяется на фоне всего полотна.

А вот небо на картине «Крестьянские хижины» с синевой, что заметно выделяет контур хижин, крыши которых практически соприкасаются с землёй. Три домика показывают цикл существования всего живого: хижина, та, что слева, ещё не подверглась воздействию времени; средняя под своей тяжестью уже вросла в землю; правая представляет собой просто развалины. Только почва и небо сохраняют свою первозданность.

Довольно чёткие контуры хижин и размытая крона деревьев представлены на полотне «Крестьянские хижины с деревьями». Совместное изображение деревьев и хижин в очередной раз показывает единство природы и крестьянской жизни. Небо синеватое с белыми облаками. Соответствующее расположение деревьев и хижин создаёт объём картины.

Написав картину «Крестьянская хижина с грудой торфа», Винсент вольно или невольно подчеркнул особенность региона, в котором издревле добывали торф, используя его в качестве топлива. Огромные болота за многие тысячи лет накопили в себе эти богатства. Сама груда торфа, хижина и почва вокруг выполнены в красновато-коричневых тонах и по цвету почти неотличимы.

К рисованию хижин Ван Гог возвращается уже будучи в Нюэнене. Домики этого периода отличаются чётким изображением мелочей. Примером выступает «Хижина с полуразрушенным амбаром и фигурой» (1885). Сам домик и в особенности деревянная конструкция амбара, чем-то напоминающая скелет, выполнены филигранно. И крона дерева вдали так же точно передаёт реальность.

На нескольких других картинах, а именно «Хижина с фигурой копающей женщины» (1885), «Хижина с деревьями и крестьянкой» (1885), «Хижина с фигурой крестьянки и козой», Ван Гог совместил крестьянские жилища с их обитателями. Герои изображены не в праздности, а за какой-то работой. Их фигуры не совсем правильны, но в целом само действие передано вполне ясно.

На картине «Хижина с фигурой крестьянки и козой» присутствует много цветов, олицетворяющих зарождение новой жизни. Да и козочку ведь тоже можно ассоциировать с новой жизнью: благодаря её молоку взращено не одно поколение голландцев (вспомните картину нидерландского художника Якоба Йорданса (1593—1678) «Младенец Юпитер ожидает молоко козы Амальтеи» (1630—1635)).

В письме Тео от 9 июня 1885 года Винсент сравнивает хижины с дискредитировавшей себя религией: «Так вот, эти развалины рассказывают мне, как истлела вера, религия, хотя у неё была крепкая основа, но жизнь и смерть крестьян во все времена остаётся неизменной, они являются на свет и увядают, как трава и цветы, растущие на этом кладбище. „Религии исчезают, Бог остаётся“, – сказал Виктор Гюго, которого тоже недавно похоронили» (507).

С хижинами Винсент не прощался на всём протяжении своей недолгой жизни. К ним он вновь возвращается будучи на лечении в клинике Сен-Реми. И вот какие картины он там написал: «Хижины, крытые соломой, на солнце. Воспоминание о севере» (1890), «Хижины и кипарисы. Воспоминание о севере» (1890), «Хижины. Воспоминание о севере» (1890).

Как вы уже догадались, картины навеяны воспоминаниями о жизни в Гааге и Дренте. И на них Винсент изобразил своих старых подружек – хижины, но в абсолютно новом стиле, который был ему присущ в последний год жизни. Особенно ярко он проявился в картине «Хижины и кипарисы. Воспоминание о севере» (1890). Благодаря закрученным мазкам всё сливается воедино: небо, кипарисы, хижины. Неестественные по окраске зелёные облака как бы находят своё отражение на земле. Хижины тонут в богатстве оттенков зелёного и местами красного цвета, только их контуры выделены чёрным цветом.

Красное солнце, как Божий глаз, наблюдает за происходящим на картине «Хижины. Воспоминание о севере» (1890). Насыщенность самыми разнообразными красками делает работу сверхвыразительной.

И, наконец, в Овере Ван Гог пишет «Хижины, крытые соломой» (1890), «Хижины, крытые соломой, в Йоргусе» (1890), «Хижины, крытые соломой, в Кордевилле» (1890).

Особое внимание стоит обратить на последнюю картину. Она написана за месяц до смерти автора. Хижины с зелёными крышами тонут в буйстве растений. Всё кажется единым. Только небо наполнено волнующими тёмно-синими цветами, почти такими же, как на полотне «Вороны на пшеничном поле» (1890).

Глава 12. «Сеятель»

Среди множества сюжетов Ван Гога стоит выделить сеятеля, который многократно создавался им по образу «Сеятеля» Франсуа Милле. Хочется подробно рассмотреть генезис этого идущего человека, сеющего зерно и доброе слово.

В Евангелии от Матфея сам Иисус рассказывает о сеятеле: «Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошёл в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать. Кто имеет уши слышать, да слышит!»4343
  Библия. Книги Священного Писания: Ветхого и Нового Завета. – Минск: Харвест, 2021. — С. 1113.


[Закрыть]

Когда ученики, не поняв смысла притчи, обратились к Христу, он им пояснил: «Вы же выслушайте значение притчи о сеятеле: ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное и сердце его – вот кого означает посеянное при дороге. А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его; но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется. А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно. Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать»4444
  Там же. — С. 1114.


[Закрыть].

Винсент в письме Тео от 12 июня 1877 года упоминает проповедь преподобного Лауриллярда об «Иисусе, проходившем засеянное поле», в котором была упомянута притча о сеятеле. Она произвела на Винсента большое впечатление, однако он придаёт ей немного другое значение: крестьянин сеял зерно и, придя утром на поле, видел всходы, не понимая, как это происходит.

Фигура сеятеля появляется на картинах в тот период, когда возрастает роль человека в живописи. Так, в «Притче о сеятеле» (1557) Питера Брейгеля Старшего изображён открывающийся просторный вид с холма. Небольшая дорожка, слева и справа от которой стоят крестьянские хижины, ведёт прямо к деревенской церквушке – хорошо виден её высокий шпиль. На другом берегу полноводной реки изображён город, башни которого сливаются со скалами4545
  Скал в Нидерландах нет. Видимо, Питер Брейгель Старший изобразил Альпы, которые он проходил во время поездки в Италию.


[Закрыть]. Маленькая фигурка сеятеля на переднем плане слева. Он идёт по небольшому клочку вспаханного поля, разбрасывая правой рукой зёрна.

На полотне Франсуа Милле «Сеятель» (1850) фигура шагающего человека в самом центре и заполняет собой всю картину. Идущий крестьянин, жилистый и гигантский, правой рукой бросает на почву зёрна, а левой – придерживает мешок с семенами. Его ноги для сохранения тепла укутаны соломой, на голове – шляпа, брюки – синие, рубаха – красноватая. Вдали справа виден другой крестьянин, вспахивающий на волах землю. Слева летает вороньё, которое собирает посеянное зерно. Милле показал неидеализированную силу простого крестьянина, занятого своим ежедневным честным трудом.

Если у швейцарского скульптора Альберто Джакометти «Шагающий человек» (1961) идёт из ниоткуда в никуда, то идущие сеятели Брейгеля, Милле и Ван Гога наделены евангелическим смыслом.

Винсент впервые к сеятелю обращается в декабре 1882 года. И эта картина, выполненная карандашом, кистью и индийским мелком, – просто копия «Сеятеля» Франсуа Милле. Всё тот же жилистый и гигантский шагающий крестьянин, правой рукой бросающий зёрна на почву, а левой поддерживающий мешок с семенами. Справа ещё один крестьянин с волами пашет землю, слева – птицы, ищущие свою добычу.

Сам Ван Гог в письме Тео от 9 декабря вот так описывал своих первых сеятелей: «Про себя я подумал, что моя задача очевидна: как можно больше усердно заниматься рисованием. Поэтому с тех пор, как я написал прошлое письмо на эту тему, у меня появилось несколько новых работ.

В первую очередь это «Сеятель»: высокий пожилой мужчина, длинный мрачный силуэт на тёмном фоне.

Вдалеке – одинокая лачуга с поросшей мхом крышей и полоска неба с жаворонком. Этот человек чем-то напоминает петуха: гладко выбритое лицо, нос и подбородок – довольно острые, маленький глаз, впалый рот. Сапоги на длинных ногах.

Далее – второй «Сеятель», в светло-коричневой бумазейной куртке и брюках: таким образом, фигура выглядит светлой на фоне чёрной пашни, по краям которой растут ивы. Это совершенно иной типаж: борода обрамляет лицо, широкие плечи, немного коренастый, в нём есть нечто от вола, в том смысле, что вся его внешность свидетельствует о работе в поле. Если можно так выразиться, он больше похож на эскимоса: у него пухлые губы и широкий нос» (291).

Серию работ с сеятелями Ван Гог продолжил в Арле, когда он завершил ряд картин про сбор урожая, тем самым показав кругооборот крестьянской жизни.

«Сеятель», написанный в июне 1888 года, насыщен самыми яркими летними красками. Пашня выполнена синими, красными, коричневыми мазками. Небольшая фигура идущего крестьянина изображена чуть справа от центра. Левее вороны выклёвывают посеянные зёрна. На дальнем плане источает живительную силу клин с пшеницей (или другими зерновыми). Слева за полем стоят два небольших домика с тёмно-красными крышами. А сверху, по центру картины, за происходящим наблюдает солнце, олицетворяющее глаз Божий. Его живые и насыщенные лучи буквально заполняют весь задний план картины.

Показав на одной картине сеятеля и ещё неубранный урожай, Ван Гог наглядно продемонстрировал вечное круговое движение жизни, происходящее под внимательным божественным оком.

Сеятель, исполненный на картине сентября 1888 года, довольно неуклюж. Его длинные худые ноги и неказистый замах правой руки отличает его от ранее созданных образов идущего гигантского и жилистого крестьянина. Пашня выполнена тёмно-синими, почти чёрными цветами. Чуть правее от сеятеля – второй крестьянин с волами. Вдали изображено предместье Арля, где из труб зданий выходит дым.

На другой картине, написанной в октябре 1888 года, небольшая фигура сеятеля расположена в центре. Он шагает справа налево, левой рукой разбрасывая зерно, а правой – придерживая мешок с семенами. Пашня с большими камнями исполнена в светло-коричневых тонах. Вдали опять видно предместье Арля.

В ноябре этого же года Винсент написал двух похожих друг на друга «Сеятелей». Чуть левее центра сам сеятель, бросающий зерно правой рукой, справа – дерево, ствол которого наклоняется к центру. Пашня насыщена самыми разнообразными цветами, в том числе сиреневым. Прямо над головой сеятеля расположено солнце без единого лучика, и оно очень напоминает луну. Однако между картинами есть и существенные различия: цвета одной из них намного светлее, и ствол дерева значительно тоньше.

Будучи в Сен-Реми, Ван Гог снова возвращается к сеятелю. Две его картины октября – ноября 1889 года являются копиями «Сеятеля» Франсуа Милле. Одна из картин выполнена в синеватых тонах, другая – в зеленоватых. Там, где фон синеватый, сеятель более громоздкий, с довольно большой головой. Птиц, собирающих зерно, не видно, но справа тот же крестьянин с двумя волами. Обе картины выполнены продолговатыми мазками, некоторые из них искривлены.

Кстати, что символизирует пашущий на двух волах крестьянин? Самого крестьянина можно воспринимать как помощника сеятеля, ибо в одиночку сложно вести хозяйство. А вот терпеливый вол – символ святого Луки, который является покровителем художников. Отсюда можно утверждать, что сеятель олицетворяет не только крестьянина, но и художника, труд которого также честен и тяжёл и которому для достижения цели нужны помощники. Сам Ван Гог, как и сеятель, всю жизнь терпеливо корпел над картинами, которые стали произрастать, как зёрна, и прославили художника только в конце его жизни. А по происшествии десятилетий его когда-то никому не нужные полотна превратились в ценный творческий актив, как и зёрна, которые сначала не видно, к осени дают урожай «во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать».

Французский критик искусства Альбер Орье (1865—1892) подтверждает эту мысль, говоря о вангоговском сеятеле как о «Мессии, как о сеятеле правды, который обновит наше одряхлевшее искусство, а может быть, и наше одряхлевшее, расслабленное индустриальное общество»4646
  Мурина Е. Б. Ван Гог. – М.: Искусство, 1978. – С. 266.


[Закрыть].

В свою очередь, вороньё, выражаясь словами Ницше, – это та чернь, которая не может оценить работы художника по достоинству и по своему глубокому незнанию или же от зависти часто мешает создавать шедевры. Эмиль Золя в «Творчестве» писал о них: «Ничто так не поддерживает силу и гибкость, как улюлюканье дураков. Стоит сказать самому себе, что ты отдал жизнь творчеству, что ты не ждёшь ни немедленного признания, ни даже серьёзного отношения к себе, наконец, что ты работаешь без всякой надежды, просто потому, что творчество помимо твоей воли, подобно сердцу, бьётся в груди, – и ты умрёшь с утешительной иллюзией, что настанет день, когда тебя полюбят… Ах, если бы мои критики знали, как смешит меня их негодование!» Вокруг Ван Гога таковых было предостаточно, и все они отравляли ему жизнь своим неверием или придирками.