Текст книги "Как истинный джентльмен"

Глава 23

Это был долгий день. После исчезновения Кейт недели тянулись медленно. Узнав про ее похищение, Грейс немедленно приехала в Лондон, чтобы чем-то помочь. Когда стало ясно, что сделать ничего нельзя, она вернулась домой.

Приближалась зима, и в Лонгбридже было полно работы. Надо было сделать очень много, чтобы поместье стало похоже на дом, о котором Грейс мечтала долгие годы. Сегодня ей пришлось наблюдать, как группа бывших солдат укладывает фундамент для будущей пристройки к конюшне.

Загорелые и окрепшие отставники работали на осеннем солнце, укладывая тяжелые камни, и старый моряк затянул песню. Харпер руководил работами, но сейчас здесь создавалось будущее Грейс. Она помогала Бханвару готовить еду для работников. Стояла рядом с Харпером, когда он раздавал указания, и сама помогала укладывать камни. На руках у нее появились мозоли, она загорела и чувствовала приятную усталость.

Ей хотелось закончить конюшню до первого снега. Она видела, как косили сено и собирали урожай. Помогала Бридж и Радхике снимать фрукты с деревьев. Завтра утром она остановится у приусадебной фермы и проследит, чтобы было заготовлено достаточно дров для обогрева дома в самые холодные дни.

Это будет ее первая зима в поместье. Надо, чтобы все было подготовлено как следует.

Под старым гвардейским мундиром на Грейс было черное платье. Две недели назад ей пришлось перенести еще один удар. Дядя Доус, отправившийся на охоту верхом на своем лучшем скакуне, собирался перепрыгнуть каменную изгородь и упал, сломав себе шею. Он так и не оправился от мысли, что невольно помогал предателям. И только после его смерти правительство признало, что великодушный старый вояка действовал из лучших побуждений.

После похорон, где присутствовал сам Веллингтон, Грейс предложила тете Доус жить в ее доме. Женщина, переносившая потерю со стойкостью, которая и привлекала к ней ее сурового супруга, согласилась, добавив, что Грейс необходима спутница. Удивительно, но она необычайно привязалась к мистеру Питту, поэтому их часто можно было увидеть вместе с малышкой Ручи за чаем или украшением шляп. У тети Доус появился вновь смысл жизни, а у Ручи – бабушка. А обезьяна выглядела такой скромной в шляпке.

Грейс прошла по красной гостиной, украшенной шелковыми подушками и самоварами. В библиотеке было полно ценностей, привезенных из Канады, а маленькую столовую рядом с кухней украшала майолика. Яшму Грейс решила приберечь для своего кабинета – отделанной досками маленькой комнатушки, которую она выкрасила в кремовый цвет, чтобы на его фоне ярче выделялись ярко-зеленые полки. Ковры были привезены из Ирана, а шелковые гобелены из Китая, и каждая комната являла собой буйство красок. А ведь Грейс только начала. У нее еще оставалось целых двадцать полных сундуков.

Проходя мимо стоявшего в прихожей стола, она поставила посередине маленькую золотую крашеную статуэтку Ганеши – бога-слона. Его всегда держали у входной двери, чтобы он притягивал удачу. Грейс знала, что удача ей теперь понадобится как никогда.

– Примешь ванну перед сном? – спросила Бридж.

Грейс чуть не застонала.

– Нет, я слишком устала.

Каждый вечер они с Бридж расставались у лестницы. Прежде чем вернуться в свои покои, Бридж в последний раз обходила дом, а Грейс поднималась к себе. Раньше, желая друг другу спокойной ночи, они лишь кивали или касались руки друг друга. Теперь Грейс всякий раз обнимала дородную пожилую женщину. Бридж это по-прежнему удивляло, но она тем не менее сердечно отвечала на объятие.

Это был самый важный урок, усвоенный Грейс за последние несколько недель. Никогда не забывать сказать тем, кого любишь, о своих чувствах. Это был самый лучший способ никогда не испытывать сожалений.

А их у нее было достаточно. Они легли ей на плечи тяжелым грузом, и только любовь друзей смягчала немного эту ношу. Но теперь у Грейс больше не будет возможности сказать своему дяде Доусу, что он для нее значил. Она не сможет обнять отца и сказать ему, что любит его. У нее больше не будет гренадеров, друзей, которых она потеряла в бесчисленных сражениях, не успев даже поблагодарить их за то, что они смогли заставить некрасивую и неуклюжую девушку почувствовать себя любимой.

Однако самое сильное сожаление ожидало ее наверху в спальне. Когда она вошла в комнату, там ее уже ждала Лиззи, разложив на постели фланелевую ночную сорочку.

– Только не фланель! – возразила Грейс. – Я еще успею ее надеть. Мне бы хотелось мой длинный восточный халат. Пожалуй, он будет лучше смотреться с новой мебелью.

Грейс улыбнулась. Для стен спальни она приберегла самые лучшие картины, каких еще никто не видел. Ее отец и понятия не имел, какие полотна она собирала на индийских и турецких базарах все эти годы и прятала подальше и что научили ее рисовать женщины из гарема. Теперь она больше не прятала свои картины. На стенах жили поразительно красивые женщины и мужчины, изображенные яркими красками и застигнутые в вечном танце чувственной любви. Зная теперь, что испытывали эти улыбающиеся своим возлюбленным женщины, Грейс боролась с завистью. Им вечно суждено переживать самый интимный момент жизни, испытывать величайшее наслаждение в мире, полном ярчайших красок. В то время как она, лишь мимолетно прикоснувшаяся к этому, была вынуждена снова жить иллюзиями.

Сейчас ей особенно не хватало Диккана. Да, она скучала по нему не только в спальне. Она думала о нем всякий раз, когда ехала верхом на Эпоне. Видела, как он подносит к глазу монокль, рассматривая интерьер ее дома, и становится отменно вежливым, когда Ручи и тетя Доус приглашают его на чай. Она слышала его смех, чувствовала запах его сандалового мыла, и от этого становилось еще тяжелее на душе.

– Что-нибудь еще, мадам? – осведомилась Лиззи.

– Нет, спасибо, дорогая. Спокойной ночи.

Горничная тихо прикрыла за собой дверь, оставив Грейс сидеть за туалетным столиком в ночной сорочке и с распущенными волосами. Охваченная ностальгией, она поглаживала пальцами блестящий ярко-синий с золотом шелк халата, купленного ею в Каире. Она отчетливо помнила тот день, один из первых ее набегов в город. Она вспоминала беспорядочные, людные переулки базара, где приходилось пригибаться, чтобы не задеть висящие над головой товары: цветочные гирлянды, ожерелья, медную посуду, ткани, веревки и лекарственные травы. Она чувствовала запах пыли и пряностей, лошадей и верблюдов, экзотический аромат благовоний и крепкого кофе.

А сколько новых впечатлений: буйство красок в ярком свете солнца, множество голосов на разных языках, мужчины, скрестив ноги, сидящие на земле, торгуясь. Как бы ей хотелось рассказать обо всем этом Диккану. Ей казалось, он любил истории о путешествиях.

За открытым окном легкий октябрьский ветерок прошелестел листвой. Небо, переливчато-синее, как часто бывает осенью, освещала одинокая звезда. Солнце зашло, и начиналась долгая ночь. Именно ночи больше всего пугали Грейс. Во сне к ней приходил Диккан, шептал на ухо слова, боготворил ее тело, разбрасывая перед ней, как розовые лепестки, обещания, которым не суждено было сбыться.

Именно ночью Грейс призналась себе, что мечты, так долго помогавшей ей жить, уже недостаточно. У нее был дом. Была своя маленькая семья. Было множество украшений, собранных за долгие годы. Но она забыла, как быть счастливой. Диккан забрал это чувство с собой.

– Не поделишься своими мыслями? – раздался позади голос.

Он казался таким реальным, что Грейс вскрикнула. Ее сердце учащенно забилось, и грудь сдавило. Она посмотрела в зеркало, вглядываясь в тени за спиной. Она испугалась, что сама вызвала эту иллюзию из небытия, чтобы скрасить свое одиночество. На глаза наворачивались слезы, и ей было трудно дышать.

И это ощущение Грейс тоже унаследовала от своего недолгого брака. Теперь она научилась плакать. Она плакала, узнав о дяде Доусе, плакала, достав из ящика свою первую подушку. И теперь она боялась заплакать из-за обычного миража в темноте.

– Уходи! – громко сказала она, словно могла отпугнуть свои жалкие мечты.

– А если я не уйду?

Грейс крепко зажмурилась, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Ее била дрожь, а сердце все так же быстро стучало.

– Открой глаза, Грейси, – сказал он, и она повиновалась.

Она уже приготовилась к разочарованию, но вместо этого ее ждало потрясение. У нее перехватило дыхание, и она почувствовала, как оттаивает. Диккан вышел из тени на свет.

Он выглядел уставшим. Его черное пальто и замшевые бриджи были помяты, что прежде невозможно было даже представить.

– Что ты здесь делаешь?

– У меня появилось немного времени, и мне надо было кое-кого увидеть.

Ей казалось, сердце вот-вот выскочит у нее из груди.

– Правда?

– Правда. Есть только одна проблема. Похоже, обезьяна облюбовала мою кровать.

Грейс не выдержала и рассмеялась, сама себе удивляясь.

– Не говори глупостей. Мистеру Питту ты больше не нужен, ведь теперь Ручи и тетя Доус кормят его кексами и лакрицей.

Его глаза блестели от радости и чего-то такого, что Грейс боялась назвать.

– Плохо дело, если нельзя положиться даже на свою обезьяну.

– Диккан. – Он был так близко, что у нее перехватывало дыхание и накатывала радость от воспоминаний. – Зачем ты здесь?

Он подошел к ней и коснулся подбородком ее макушки.

– Кажется, мы все еще не разрешили один маленький спор.

Грейс не могла ответить. Желание, смешавшееся с ужасом, мешало ей вымолвить слово. Но кажется, слова были не нужны. Не спрашивая разрешения, Диккан наклонился и обхватил руками ее грудь.

Грейс замерла от ужаса. Ее тело пронзило сладостное ощущение. Но это было так неожиданно, что она стояла, словно парализованная. По телу пробегала дрожь. Диккан принялся покусывать мочку ее уха, целовать волосы, гладить грудь. С каждым мгновением остатки ее здравого смысла улетучивались.

Она была уже готова сдаться, но усилием воли оттолкнула его и повернулась к нему лицом. Полы ее длинного халата разлетелись. Ноги Грейс так ослабли, что она была вынуждена схватиться за край стола.

– Я хочу знать, чего ты хочешь.

Его глаза чуть расширились, но он улыбался, и решимость Грейс все ослабевала.

– Правда?

Она выпрямилась, собрав в кулак все свое достоинство и гордость.

– Да.

– Полагаю, ты уже успела украсить весь дом своими сокровищами?

Грейс была по-прежнему напряжена и пыталась понять, к чему он клонит.

Диккан с улыбкой огляделся по сторонам.

– Почему ты не достала все эти вещи, когда мы обустраивали наш городской особняк? Тогда я бы оттуда никогда не уехал.

Грейс открыла рот от удивления.

– Тебе нравится?

– У тебя, случайно, не найдется места для моих ящиков? – спросил Диккан, оглядывая яркие краски в комнате. – В основном из Османской империи, но есть кое-что из России, Финляндии и Греции. Я хранил их и ждал, пока у меня не появится свой постоянный дом.

Грейс дотронулась до его руки.

– Ты пытался защитить меня. Конечно, все было бы проще, если бы ты мне обо всем рассказал.

– Как я мог… – Он не договорил. – Но ты права. Я должен был обо всем тебе рассказать.

Диккан долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Наконец на его лице снова появилась лукавая улыбка.

– Кажется, я видел в твоих ящиках майолику.

– Она в столовой. – Грейс неуверенно перевела дух. —

А теперь тебе пора идти. Мы уже не женаты, и мне не нужен роман.

– И мне тоже, – ответил он. – Больше не нужен.

Он попытался обнять ее, но Грейс отпрянула, как молодая лошадка.

Должно быть, Диккан это заметил, потому что на его лице появилась радостная улыбка.

– Мне следовало бы знать, что ты захочешь, чтобы были соблюдены все формальности. – Он сунул руку в карман, вытащил оттуда коробочку и опустился на одно колено.

Грейс пыталась отодвинуться, но Диккан схватил ее за руку.

– Грейс Джорджиана Фэрчайлд, ты согласна спасти этого несчастного бездельника и выйти за него замуж?

Ее мысли путались. Она еле стояла на ногах. И была не в силах отвести взгляд от лица Диккана, полного надежды, посмотреть на маленькую коробочку в его руке.

– Прекрати, – прошептала она, борясь с болью. – Прошу тебя… Я не могу. – Она прижала ладонь ко рту, словно хотела удержать вот-вот готовые вырваться наружу надежды, мечты и страхи.

Но Диккан не обращал на нее внимания.

– Я говорил тебе, как люблю рыжие волосы, Грейс? Настоящие рыжие волосы, а не те высветленные пряди, которые были у тебя, когда мы впервые встретились. Волосы цвета заката над пирамидами. Цвета огня, тепла и жизни. – Его глаза излучали надежду на счастье. – Я вернулся до того, как узнал про настоящий цвет твоих волос, и я люблю тебя даже без него. Но должен признать, что рыжие волосы придают еще больше пикантности. Может быть, Бог пошутил, заставив меня в тебя влюбиться, прежде чем я мог осознать, что ты и есть женщина моей мечты?

Он сказал это дважды. Но это не может быть правдой. Грейс боялась, что не выдержит натиска обуревавших ее чувств. Боль, желание, надежда, отчаяние.

– Ты не веришь, что я говорю серьезно, – сказал он, удивленно склонив голову. Тяжело вздохнул и убрал кольцо. – Грейс, ты меня любишь? Это все, что я хочу знать.

Он поднялся на ноги и положил руки ей на плечи.

– Пожалуйста, скажи, что любишь меня, – повторил он, и в его голосе звучала такая искренность. – Наверное, я не смогу жить, если ты ответишь отрицательно. Я не смогу жениться на другой женщине.

Грейс хотела повернуться, но Диккан не позволил. Он начал поглаживать ее волосы, пальцы касались огненно-рыжих прядей, и по ее телу пробежал холодок.

– Не понимаю, – испуганно прошептала Грейс. – Ты был свободен. Ты ушел. Зачем ты опять вернулся? Как видишь, никакого скандала не произошло. Никто тебя ни в чем не обвиняет.

Он поцеловал ее макушку, как будто это было самое бесценное сокровище на земле.

– Я ждал, потому что хотел убедиться, что все действительно закончено. Документы подписаны, засвидетельствованы и оформлены. Теперь все официально. Мы никогда не были женаты.

– Тогда зачем ты вернулся?

– Потому что сам этого захотел. Ты взглянула на кольцо, которое я добыл с таким трудом? Это изумруд Хиллиардов. Отлично подходит к рыжим волосам, по крайней мере так мне сказали. Стоит целое состояние. Я надеялся, что даже если ты не окажешься благоразумной или влюбленной в меня, или будешь продолжать злиться, то примешь мое предложение хотя бы ради этого кольца.

Грейс снова покачала головой, недоумевая, не сошел ли Диккан с ума.

– Ты не можешь хотеть на мне жениться.

Он приподнял бровь.

– Почему же?

Он провел ладонями по ее рукам и бокам, его пальцы скользили по гладкому шелку. Не успела Грейс возразить, как он уже принялся расстегивать пуговицы ее халата.

– Забавное одеяние, – пробормотал он, покрывая поцелуями ее шею. Грейс задрожала от его дыхания и выгнулась.

– Это халат, – прошептала она. – Мне пришлось купить мужской. Я слишком высокая…

Диккан уже спускал халат с ее плеч.

– Не соглашусь. У тебя вполне нормальный рост. Прекрасные губы, плечи и длинные, изящные ноги.

– Не надо…

Халат упал на пол, и Грейс стояла перед ним обнаженная. Она зажмурилась.

– Грейс, – прошептал Диккан, – ты так боишься меня?

Да, хотела ответить она.

– Ты не можешь этого хотеть. – Она не желала ничего объяснять. Наверняка Диккан и так все видит перед собой в зеркале.

Его губы коснулись ее плеча, спины, шеи.

– И снова, дорогая моя, – произнес он, и его руки скользнули вниз по ее бокам, – я не согласен. Все подтвердят, что тело наездницы особенное. В конце концов, не всякий мужчина оценит истинную прелесть маленькой груди, которую можно обхватить одной рукой.

И его длинные пальцы тут же коснулись ее груди. Грейс задрожала от пронзившего ее тело наслаждения.

– Слишком маленькие…

– Грейс, – вздохнул он, и она едва удержалась от улыбки. – Скажи, разве в свете меня не знают, как человека с исключительным вкусом?

Она улыбнулась:

– Биддл в этом уверен.

Его рука медленно опустилась на ее бедро, коснулась живота.

– Верно. Значит, если я нахожу что-то красивым, ты не должна спорить со мной.

Грейс вся пылала. Его дыхание щекотало ей шею, пальцы касались завитков волос внизу живота. Ее грудь внезапно напряглась и стала чувствительной, а ноги так дрожали, что она чуть не упала на пол.

– Открой глаза, Грейс, – приказал Диккан.

Она повиновалась. И в его глазах, потемневших от возбуждения, она увидела восторг и нежность. Нет, она не могла даже на это надеяться…

– Я люблю твое тело, Грейс, – сказал он, словно прочел ее мысли. – Последние несколько недель мне его ужасно недоставало. Я не могу забыть твой вкус, забыть твой крик наслаждения. Я хочу обнимать тебя, когда ты засыпаешь, и заниматься с тобой любовью по утрам. Хочу увидеть, что ты собираешься делать с этими огромными камнями, выложенными во дворе конюшни, и осмотреть каждую украшенную тобой комнату. – Он прикрыл глаза и прижался лицом к ее шее. – Хочу воплотить в жизнь каждую картину на стене.

Грейс хихикнула:

– На это уйдет очень много времени!

Он лизнул мочку ее уха, и она чуть слышно вскрикнула.

– Не очень. Их ведь у тебя штук тридцать, верно? Займет всего неделю.

Все тело Грейс охватил жар, и она тяжело дышала.

– Есть еще в кладовой.

Диккан прикусил ее шею.

– Много?

Опустив голову ему на грудь, она усмехнулась:

– На их осмотр уйдут годы.

Он усмехнулся в ответ:

– Шалунья. Прошу, Грейс, выходи за меня замуж, чтобы мы могли делать это каждый день. Дважды в день.

– Ты уверен, что не подчиняешься чувству долга? Ведь на самом деле я тебе не нужна.

Диккан замер.

– Ошибаешься. Очень нужна. Я люблю тебя. Внезапно я стал представлять маленьких девочек с рыжими волосами и серыми глазами. – Он тихо поднялся, почти невидимый в темноте. Его глаза были взволнованными, искренними и блестящими. – Давай заведем детей, чтобы в этом доме стало шумно. Давай разводить лошадей и воспитывать детей. Мы будем самой пасторальной парой во всей Англии.

«Боже мой! – подумала Грейс, не веря своим ушам. – Он действительно говорит правду. Он любит меня».

– А как же твоя карьера?

– Как тебе сказать? Мне предложили пост в Калькутте. Не думаю, что ты хотела бы снова там оказаться.

Грейс вскинула голову.

– Правда? В Индии?

Он усмехнулся:

– Значит, лошадям придется подождать. Если только ты не решишь взять их с собой. Я слышал, в Калькутте есть прекрасный ипподром.

Грейс кивнула:

– Верно.

– Тогда выходи за меня. Сделай меня самым счастливым человеком на свете.

– Да, – ответила она, прежде чем храбрость покинула ее и она не сумела бы спросить о том, что действительно хочет знать. Об этом они поговорят позже, потому что мелочи не имеют значения. – Я люблю тебя. Я выйду за тебя замуж.

Кажется, у него перехватило дух.

– Правда?

Впервые за все время она взглянула ему прямо в глаза, и ее сердце трепетало в груди.

– Я люблю тебя всем сердцем.

Диккан внезапно ослабел, как будто был готов скорее к ее отказу. Это было так странно, что Грейс почувствовала, как ее любовь стала еще сильнее. К счастью, она сумела выразить свои чувства. Диккан повернул ее лицом к себе, заключил в объятия и жадно поцеловал.

В глазах Грейс стояли слезы радости.

– Диккан…

Казалось, ее голос вывел его из забытья.

– Да?

Она улыбнулась.

– Теперь, когда мы обсудили все самое важное, ты видишь ту первую картину над моим туалетным столиком?

Он поднял голову, и его глаза потемнели.

– Да.

– Как думаешь, мы сможем воплотить это сегодня ночью?

Диккан подхватил Грейс на руки, и они упали на подушки.

– Конечно. Об этом я и мечтаю.

Вторая свадебная церемония Диккана и Грейс проходила в маленькой каменной церкви в деревне Лонгбридж. Ее проводил местный викарий, добродушный молодой человек по имени Шарп, а жившие по соседству женщины принесли цветы. Гостей не было, только слуги Грейс во главе с четой Харперов. Первая свадьба была устроена для других. Но эта принадлежала лишь им одним.

Диккан не мог в это поверить, но волосы Грейс казались теперь еще более ярко-рыжими, и он видел перед собой солнце, огонь маяка, бушующий пожар. Вместе с волосами сияла и сама Грейс. Она была словно цветок, высаженный в благодатную почву, который тут же расцвел. Теперь ее уже нельзя было принять за ту серьезную старую деву в сером платье.

– Ну, что вы об этом думаете? – пробормотал Харпер.

Диккан повернулся. Его глаза были прикованы ко входу в церковь. У него перехватило дыхание.

– Наивный я человек, – усмехнулся он, – полагал, что мне удастся ее удивить.

Ему следовало это предвидеть. Разве Грейс позволила бы ему победить? Правда, Диккан думал, что найденный им турецкий свадебный костюм, состоявший из бело-золотой парчовой рубашки с поясом и шаровар, произведет на нее впечатление. Он надел огромный белый тюрбан, украшенный двумя перьями цапли, и туфли из лайковой кожи с причудливыми узорами. На поясе висел нож, весь в драгоценных камнях. Какое наслаждение сбросить черно-белый костюм и облачиться в золото! Как это было удобно. Его наряд был таким пышным.

Но не настолько пышным, как у его невесты.

Грейс легко скользила по проходу в алом сари, вышитом золотом, ее руки украшали красные и белые браслеты, на пальцах ног, обутых в сандалии, виднелись кольца, вокруг шеи было обернуто не менее трех свадебных ожерелий из бесценных камней и двадцатидвухкаратного золота. Голову украшал свадебный индийский убор из золота, сапфиров и рубинов, а в ушах покачивались так же украшенные длинные серьги. На ее руках Диккан заметил причудливые узоры из хны. Она была великолепна.

Наконец Грейс подняла скромно опущенные глаза, взглянула на него и рассмеялась.

– Что ж, – обратился к ним мистер Шарп, блестя глазами, – такие наряды в нашей церкви впервые.

Шелковое одеяние Грейс тихо шелестело по каменному полу. Диккан взял ее руку и поднес к губам. Изумруд Хиллиардов мерцал рядом с его рубиновым кольцом.

– Чем мужчина заслужил такое счастье, когда столь необыкновенная женщина согласилась выйти за него замуж?

Он не шутил. Когда-то незаметная Грейс в новом одеянии была экзотичной, чувственной и яркой. Сари, наброшенное на ее распущенные волосы, обрамляло лицо, которое по-прежнему было слишком длинным, лишенным привычной красоты. Но в глазах Диккана это лицо было полно смелости, радости и выглядело очень привлекательным. Он не мог дождаться, когда увидит эти черты в своих детях.

Он был так зачарован лицом Грейс, что совсем позабыл о стоивших целое состояние драгоценностях у нее на шее.

Диккан улыбнулся:

– Ты стоишь намного больше всех твоих камней и золота.

– Раз уж эта похвала исходит от великого халифа, – чуть дрогнувшим голосом произнесла она, – я приму ее.

– Тебе нравится? – спросил он, указывая на свой наряд. – Наверное, теперь мне будет намного труднее снова втиснуться в мой ужасный черно-белый костюм.

– Тогда не делай этого.

Грейс покачала головой, зазвенев золотыми серьгами.

– Я вспомнила, как во время нашей первой свадьбы подумала, что твой черный костюм был своего рода формой, так же как мое серое платье. Наверное, сегодня мы сменили нашу форму на новую. Но я ошибалась. Мы были не в форме, а в масках.

Другой бы на его месте возразил, потому что кем был Диккан Хиллиард без его репутации, одежды, остроумия? Но теперь он лишь хотел стать счастливым мужем, честолюбивым дипломатом и образцовым сельским джентльменом. Грейс наконец позволила ему быть собой. Она словно вытащила его из ящика и освободила.

– Может, это будет частью нашей клятвы? – спросил он, крепко держа ее руку. – Что мы до конца жизни больше не позволим маскам встать между нами?

Грейс тепло улыбнулась:

– Мы только что это сделали. Я люблю тебя, Диккан.

Он поцеловал ее.

– И я люблю тебя, Грейс. А теперь, раз нас никто не подгоняет, давай поженимся и будем жить долго и счастливо.