Текст книги "История Кубанского казачьего войска"

Как видно из рапорта генерала Якобия князю Потемкину от 22 февраля 1781 года, в это время хоперские казаки поселены уже были в Ставропольской и Александровской крепостях, но не получали жалованья с самого перевода их на линию. Якобий предполагал переселить по сто двадцать семей хоперцев в Московскую и Донскую крепости и дал льготу этим переселенцам; а для исходатайствования жалованья хоперцам послал к Потемкину полковника Устинова. Следовательно, хоперцы заселили первоначально не те места Кубанской области, т.е. Баталпашинский уезд, где живут их потомки в настоящее время, а ряд селений, примыкающих к городу Ставрополю и этот последний.

В следующем, 1782 году, на Линию, т.е. в восточную часть Северного Кавказа, вне пределов нынешней Кубанской области, прибыл генерал-поручик Потемкин. В своем рапорте от 8 ноября он сообщает князю Потемкину, что осмотр им крепостей Донской, Московской и Ставропольской привел его к мысли о необходимости поправления здешних укреплений. Кабарду новый командующий нашел в спокойном состоянии и решительно отказал кабардинцам, просившим его возвратить им тех «казаков», т.е. подвластных им кабардинцев, которые поселились близ русских крепостей, так как такое возвращение повлекло бы к «порабощению черни». В числе различных нужд по корпусу, Потемкин обращает внимание на присутствие в армии «нескольких людей, совершенно к службе неспособных». Указом Государственной военной коллегии было запрещено выдавать отставки, а между тем люди эти были положительно непригодны для несения службы. Генерал Потемкин просил князя Потемкина, не найдет ли он возможным поселить этих инвалидов на Линии.

Рапортом от 18 ноября 1782 года генерал Потемкин известил князя Потемкина, что он принял командование и над полками, принадлежавшими корпусу генерала А.В. Суворова.

Описывая в другом рапорте состояние полков, находящихся на службе по Линии, генерал-поручик Потемкин нашел, что «Хоперский полк крайне слаб и требует много попечения». Обусловливалось это, конечно, тем обстоятельством, что, во-первых, хоперцы только что переселились на Кубань, и во-вторых, не получали положенного для казачьих полков жалованья. Потемкин просил о скорейшем утверждении штатов полка.

В 1783 году, как известно, был заключен мир России с Турцией, о чем известил 1 декабря Шах-Али-паша генерал-поручика Потемкина. Шах-Али-паша назначен был на Кавказ султаном турецким и прибыл в Суджук-кале, так как, по его словам, «все, обретающиеся внутри Кубани, народы препоручены на полное мое распоряжение». Он обещал принять меры, чтобы спокойно жили кавказские инородцы и не чинили воровства и набегов на русскую сторону, и просил о возобновлении торговых сношений и о выдаче перебежчиков.

Рапортом от 27 ноября 1782 года из крепости Ставрополя полковник Аршеневский донес генерал-поручику Потемкину, что на пикете у Темного леса к хорунжему Морозову явился посланный от паши из Суджук-кале Юзбаша с письмом. Письмо было послано к генералу Потемкину, а Юзбаша под благовидным предлогом задержан до выяснения содержания письма. Письмо оказалось от упомянутого выше паши Шах-Али, в котором он извещал о своем пребывании на Кавказе в качестве главного от турецкого султана начальника над закубанскими народами и просил поддерживать торговые сношения с черкесами и выдать перебежчиков, обещая, с своей стороны, держать в покорности черкесов.

На словах же Юзбаша передавал, что все закубанские владельцы присягнули султану, и в числе их многие татары. Но так как границей между турецкими и русскими владениями служила Кубань, то Аршеневский указал на то обстоятельство, что татары – русские подданные, хотя они и бунтуют и перекочевывают за Кубань. Потемкин поручил Аршеневскому ответить Юзбаше, что письмо отправлено высшему начальству, не входить с пашой ни в какие разговоры о границах и стоять на том, что татары русские подданные. Если же султан, помимо подвластного России Крымского хана, имеет какие-либо права в этом отношении, то по этому предмету Суджукскому паше следует снестись с русским Высочайшим двором.

В феврале 1783 года генерал Потемкин, письмом к известному стороннику России Казы-Гирею, указывал, что закубанские черкесы три раза нападали на русские посты. В первом случае они убили одного казачьего старшину и трех казаков, взяли в плен четырех и угнали 20 лошадей. Во втором убили одного казака и четырех ранили, и в третьем угнали более ста пятидесяти лошадей. Не желая поднимать оружия против закубанцев, Потемкин просил Казы-Гирея, чтобы он воспретил черкесам набеги и возвратил пленных и угнанных лошадей. На это письмо Казы-Гирей ответил, что у подвластных ему черкесов нет ни пленных, ни лошадей. Все же горцы, которые сделали набеги, не подчинены ему и взять у них пленных и лошадей он бессилен.

Рапортом от 21 февраля 1783 года генерал Потемкин сообщил князю Потемкину Таврическому, что находившийся в Суджук-кале турецкий паша подстрекает к неповиновению татар, обещая выстроить турецкую крепость в устье Лабы. А рапортом от 17 марта тот же генерал Потемкин известил князя, что «черкесские и ногайские народы» вели себя спокойно и что более 40 кибиток татар Гидисанской орды, ушедших в горы к черкесам, раскаялись и явились обратно в пределы русских владений.

Летом 1784 года, по распоряжению генерал-поручика П.С. Потемкина, построено было три крепости – Владикавказ у входа гор, на устье Борсуклов и вблизи устьев Урупа крепость Прочноокоп. Последние две оказались в местах, вошедших потом в Кубанскую область.

5 февраля 1786 года около 300 человек черкесов напали на редут при Овечьем Броде на Кубани. После неудачной конной атаки горцы спешились и сделали еще три приступа пешими, стараясь взобраться на стены. Казаки дали, однако, дружный отпор и четырех человек из нападающих убили, многих ранили пиками. Из защищавших казаков ранен только один.

7 февраля были замечены вблизи Прочноокопской крепости по дороге на Сингилеевский пост четыре конных следа. Для преследования черкесов из Прочноокопа был послан отряд в 35 казаков. Отряд нашел еще около 70 конских следов на переезде через Кубань в устье Урупа, а затем, подъезжая к реке около Сингилеевского поста, казаки наехали на спешившихся и конных закубанцев в лощине. Черкесы бросились к реке и скрылись в лесу на другой ее стороне.

На следующий день тех же горцев настиг другой отряд казаков, посланный на разведки из Володимирского редута. Черкесов было около ста человек. Отряд из Володимирского редута поспешил соединиться с прочноокопским отрядом и даль знать в ближайшие укрепления о присутствии черкесов, и черкесы ушли. Но по дороге к Кубани наскочили на разъезд в 11 казаков, посланный из редута при Овечьем Броде. Казаки, благодаря «крайней худобе лошадей», не могли уйти от сильной партии черкесов, спешились и начали защищаться. Полдня они так отстреливались и, потерявши лошадей, все-таки не позволили черкесам взять их в плен, и горцы воспользовались только худыми и измученными казачьими лошадьми.

В особом рапорте генерала Потемкина князю Потемкину от 31 марта 1786 года командующий на Кавказе войсками, сообщая «о шалостях злодеев черкесов», указывал на слабый пункт охраны русскими войсками границ. Черкесы переправлялись через Кубань на русскую сторону у Темижбека на излучине Кубани, где она делает поворот на запад к Черному и Азовскому морям. Здесь, в промежутке между Линией и Черкасском, на расстоянии около трехсот верст, не было никаких команд, кроме небольшого количества казаков, перевозивших почту. Ввиду этого генерал-поручик Потемкин написал генерал-майору Розену, чтобы он передвинулся с порученными ему полками на р. Ею и к Карасуну и отсюда соединился бы непрерывной цепью с войсками корпуса генерала Потемкина. Это, по мнению последнего, поставило бы в лучшие условия защиту края и оборонительные действия. Помощь генерала Розена развязала бы руки командующему корпусом по отношению к абазинцам, кабардинцам, чеченцам, кумыкам и пр. Таким образом, лучшая защита от черкесских набегов прикубанских степей благоприятно повлияла бы и на дела Моздокской линии в пределах нынешней Терской области.

Очень трагическими последствиями окончилось столкновение казаков с черкесами 13 марта. На рассвете этого дня из Болдыревского редута дали знать полковнику донского полка Дьячкину о том, что многочисленная партия закубанцев перешла Кубань и направилась на русскую сторону. Полковник Дьячкин, отправивши нарочного к полковнику Муфелю, отрядил 80 человек казаков, под командой есаула Иштокина, для преследования неприятеля. В 20 верстах от крепости Донской, находясь у соляных озер, казаки заметили вдали «дым и нечто темнеющееся». Отсюда было отряжено 5 казаков с есаулом Емельяновым для разведок. Подъезжая к подозрительному месту, Емельянов, по собственному его показанию, оставил казаков и начал сам подкрадываться. На четырехверстном расстоянии в лощине он заметил около 500 спешившихся закубанцев; но в то же время и неприятели его заметили. Севши на лошадей, они бросились всей толпой за Емельяновым. Емельянов начал наводить их на казачий отряд, но последний, вместо того, чтобы ждать в засаде неприятеля, двинулся навстречу.

Есаул Емельянов, оставшись вдали в стороне, мог только наблюдать с вершины Кургана, как трагически завершилось это дело. На его глазах многочисленный отряд закубанцев перебил и переранил почти всех казаков. Емельянову осталось сделать одно – самому уйти, и он поспешил в свой полк. В ту пору, когда он прибыл в полк, пришло известие, что партия закубанцев переправилась обратно через Кубань у Темижбека. На другой день есаул Емельянов с шестью казаками был послан для осмотра места битвы. Здесь он нашел 43 казаков убитых и 7 раненых; все они были раздеты донага. Черкесских тел не оказалось, но все место было покрыто кровью. Судя по обилию крови и показаниям раненых казаков, черкесы купили свою победу дорогой ценой. Было и у них много убитых и раненых, но они увезли их с собой, захвативши остальных казаков в плен. Казаки «дрались с отчаянием», и черкесы только по собственным трупам могли овладеть всем отрядом.

Вот как передавал потом подробности боя казак Клим Голицын, участвовавший в резне и, будучи сильно израненным, кое-как добравшийся до безопасного редута. По словам Голицына, стычка казаков с горцами произошла иначе, чем описал ее находившийся вдали и очевидно сильно струсивший есаул Емельянов. Черкесы бросились за казаками разведчиками не всей толпой, как передавал Емельянов, а только частью ее, примерно около 100 человек. Когда есаул Иштокин «ударил на них всей командой», черкесы, выстреливши из ружей, направились к балке. Казаки погнались за ними. В это время скрывавшаяся в балке другая, более многочисленная часть горцев успела забежать в тыл казачьему отряду. Казаки были окружены. «И мы, – рассказывал Голицын, – хотя, видя большое число татар и всех в панцирях, оборонялись и многих из них на месте убили, а когда они смешались с нами, рубились, и я получил в голову саблей две раны и от истекшей крови сшиб меня обморок, и что после оного происходило, я не знаю. А очувствовавшись уже в ночи, услышал голос лежащих возле меня раненых же четырех человек, с какими и пролежал я до свету; а 15 числа, вставши по утру, усмотрел убитых человек до 30, да еще живых тяжело изрубленных четырех. А сколько увезено татарами, я знать не могу. С ранеными четырьмя казаками, с которыми я спал, вместе пошли к стороне Безопасного редута, и отошедши версты две, оные четыре казака за тяжелыми ранами от меня отстали, и я шел один вчерашний день и прошедшую ночь, расстоянием от того места верст 30 и сего числа (16 марта) прибыл в Безопасный редут».

Последующие потом известия, не согласные в некоторых частностях, подтверждали одно, что отряд с Иштокиным погиб в неравном бою и что, кроме оставшихся на месте убитых и израненных казаков, о последних, и в том числе о есауле Иштокине, не было никаких вестей. Предполагали лишь, что они уведены были черкесами. Вообще в эту пору черкесы, видимо, свободно хозяйствовали на русской стороне. Так, в одном месте разъезд из четырех казаков был настигнут черкесами, причем один казак был убит, двое в плен взяты, а третий бежал. Почти тогда же «близ Григорьевского редута шайка закубанцев ранила двух разъездных казаков». На другой день было произведено нападение на курьера, сержанта Ладогского полка Гоубта, и на двух донских казаков, ехавших из Черкасска с повозками полковника Кутейникова.

Более или менее значительными партиями черкесы пробирались далеко в глубь приейских степей. Полковник Лешкевич, стоявший лагерем в ейском укреплении, рапортом от 18 марта 1786 года донес генерал-поручику Потемкину, что партия черкесов в 55 человек из бжедухов, абазинцев, хатукаевцев ночью напала на пост, находящийся при устье малой Еи. Есаул Гурос с 50 казаками, бывшие на посту, «дали отпор». Предводитель черкесской партии, мурза, верхом на лошади вскочил с несколькими всадниками «в стан казаков», но, получивши две раны пиками и одну пулей, бросился вон из казачьего стана. Партия черкесов затем направилась вверх по Большой Ее.

По-видимому, она делала спешное отступление, так как в одном месте найдены были прирезанными три бывших в заводу лошади и утерянные три шапки и два башлыка. Прибывшие в то же время жители Лабы, ехавшие с товарами в Ейское укреп-ление, сообщили, что в вершине р. Сасыка, притока Еи, на них набросилась партия черкесов, ограбила их и угнала 18 лошадей. Торговцы заметили, между прочим, что на бурке, приспособленной на дрючках между двумя лошадями, черкесы везли своего предводителя, но был ли он убит или изранен, не могли заметить. За партией черкесов был послан в погоню отряд донских казаков с полковником Ефремовым, но черкесы успели уже перебраться за Кубань.

15 марта приехавший из-за Кубани Мустафа Адобаша открыто заявил, что, несмотря на требование турецкого паши Аджи-Али, жившего в Суджуке, и его каймакана Абдула-Аги, горцы намерены производить набеги на русские владения. Они решили направляться небольшими партиями и наметили для переправ урочище Кизилташ в устье Кубани и броды: Казачий юрт, Курки, Елгызагач при Копыле, Римский, Анчубульский, Ерджаганский, Казы-Тамальский, Усть-Кизляр, Киткень Ерсуканский, Токус-Тебельский, Алмалынский, Ченак-Берках, Адимейский, Шевкушский, Кунтемежский, Тюлькенский, Яблонский, Еленкешуский, Самецкий, Итамиш-Беокейский, Некийский, Сандыкейский, Устенский, Аджейпарский, Борсуковский, Джан-Гольдинский, Усть-Казбынский, Овечебродский, Усть-Еланчикинский, Аджирельский и Бабинский, всего 32 брода на пространстве 320 верст. Везде на этих бродах горцы умели перебираться через Кубань на русскую сторону. Алабаша в заключение добавил, что Аджи-Али паша ожидал в свое распоряжение от 6 до 7 тысяч войска, с помощью которого он должен удерживать черкесов от набегов, а раньше предполагалось даже будто бы послать сорокатысячную армию для тех же целей. Насколько откровенны были намерения турецкого правительства, трудно сказать; но все время турецкие агенты не переставали волновать закубанских горцев и натравлять их на русских.

В апреле в верховьях Кубани произошло крупное дело между русскими войсками и абазинцами. Подполковник Мейендорф был послан с особым отрядом, в составе Бутырского полка, семи эскадронов Астраханского драгунского полка и ста казаками Донского Грекова полка, с артиллерией, для удержания подвластных России абазинцев от переселения в горы. Пройдя Зеленчук, отряд 6 апреля прибыл к абазинским селениям и здесь к нему присоединился отряд премьер-майора Рика. Начались переговоры, во время которых и потом особенно ночью абазинцы с семьями, имуществом и скотом двинулись в горы. На другой день около 10 часов утра показалось довольно значительное количество горцев, разъезжавших по горам. Русские придвинулись ближе к неприятелю. Началось сражение. В то же время с другой стороны показалась новая около 2000 толпа горцев. Неприятель на обеих позициях не выдержал артиллерийского огня и отступил к вершинам гор. Но в этот момент появилась третья толпа горцев, пытавшихся отрезать русскому отряду путь к отступлению в равнину. И эта часть горцев не выдержала пушечного и ружейного огня и стремительных атак конницы и вынуждена была ретироваться. Сражение продолжалось 7 часов, черкесов было около 6000 и урон с их стороны оказался значительным. В сражении участвовали кабардинцы из Джантемировых кабаков, абазинцы, темиргоевцы, мансуровцы и беслинеевцы, а руководил ими Султан-Гирей, у русских тоже выбыло из строя несколько убитых и раненых. Истощение от бескормицы лошадей и недостаток провианта заставил подполковника Мейендорфа отступить на другой день обратно к постоянным своим позициям.

Все эти неудачи русских и усиленная деятельность закубанских горцев объяснялись в известной мере системой ведения дела командовавшего корпусом генерала Потемкина. Последний, как командир корпуса, жил или в Астрахани, или вообще вдали от армии и мест ее операций. Из прекрасного далека он руководил делом путем переписки и канцелярщины. Притом же и военными способностями генерал не мог похвалиться. Схватывая отдельные эпизоды и, так сказать, мелочи боевых деяний корпуса, и разнося за них начальников частей, сам Потемкин не только уступал таким генералам, как Суворов, но и положительно лишен был способности обобщения мелочей и выработки, на основании их, общего плана. Таким образом, существо дела как бы ускользало от его внимания, и черкесы, пользуясь этим, беспрерывно тревожили население и русские войска. Притом же Потемкин был командующим корпусом, предназначенным для действий главным образом вне Кубанской области, а войска Таманского полуострова служили лишь чем-то придаточным, временно присоединенным к корпусу. Потемкин их не видел и в тех местах не бывал, а одного имени и чинов его, даже ордеров и предписаний, было недостаточно для такого горячего и прихотливого дела, как военное.

В 1787 году для заведования войсками Кубанской части прибыл генерал Текеллий, известный в русской истории незавидной ролью разорителя Запорожской Сечи. 9 сентября он донес из Ростовской крепости князю Потемкину-Таврическому о снаряжении порученной ему последним экспедиции за Кубань и об условиях снабжения войск провиантом, фуражом и подводами.

Пока генерал Текеллий подготовлял войска к передвижению, к нему стали поступать сообщения о том, что в Закубанье между горскими племенами идет брожение. В среде горцев ходили слухи о разрыве между Россией и Турцией и ожидаемой войне. Частью по этой причине, а частью по обычной склонности к грабежам горцы местами готовились к набегам и не скрывали своих намерений о том. Были единичные случаи нарушения черкесами русских границ. Одним словом, черкесы, как и всегда, довольно беззаботно строили планы предприятий, направленных на грабежи, проявление удали, захват скота и пленников, не предчувствуя той грозы, которая вскоре потом разразилась над их головами.

8 октября 1787 года Текеллий сообщал князю Потемкину, что он предписал генералам Иловайскому и Розену, чтобы с 13 октября они направились с подчиненными им войсками к Кубани по направлению к Тенишбекскому урочищу. Одновременно с ними должны были двинуться и войска Кавказского корпуса четырьмя отрядами – с правого фланга должен был переправиться через Кубань между Прочноокопом и Преградным станом отряд генерал-майора Елагина, при Кубанском редуте отряд генерал-майора князя Ратиева, между ними сам Текеллий с своим отрядом, а с левой стороны выше Кубанского редута полковник Ребиндер с отрядом. Все эти отряды снабжены были месячным провиантом. Экспедиция предпринималась самая внушительная.

Главными виновниками набегов на русские владения Текеллий считал племена, жившие между Кубанью и Лабой, куда и направлена была экспедиция.

13 октября перешли Кубань три колонны войск, а четвертая, состоявшая из войск генералов Иловайского и Розена, направлена была особо. 14, 15 и 16 октября войска двигались от Кубани в горы. Неприятель оставил множество поселений, и ни одна душа не осмелилась показаться русскому отряду. 17 октября русские войска подошли к Черным горам, за которыми шли уже снеговые горы. В то время на высотах показались абазинцы. Текеллий, отделивши два отряда, послал один к верховью малого Зеленчука, а другой на речку Аксаут. Стесненные со всех сторон и почти лишенные имущества, абазинцы первыми послали депутатов, прося о помиловании и изъявляя готовность принять подданство России. В то же время узнавши, что мусульманский пророк Мансур собирает горцев, генерал Текеллий 19 октября перешел Большой Зеленчук и двинулся в погоню за пророком. Отряд полковника Ребиндера был послан в вершину Большого Зеленчука, а сам Текеллий пошел вверх по р. Кефару. Неприятель, теснимый со всех сторон, побросал имущество и арбы и бежал еще далее на восток к р. Урупу. В это время один из приверженцев Мансура Асламбек, увидевши, что русские войска в своих преследованиях подошли к самим снеговым горам, перешел в подданство России со всем подвластным ему населением. 20 и 21 октября Текеллий преследовал горцев по Урупу. Узнавши, что Мансур с горцами находятся в ущельях снеговых гор в вершине Урупа, Текеллий послал туда отряд под начальством генерала князя Ратиева и сам двинулся также в верховья Урупа, а отряд генерала Елагина загородил дорогу со стороны р. Лабы. 22 октября большая часть приверженцев Мансура также вынуждена была принять русское подданство, а сам Мансур и братья его с немногими приверженцами бежали пешие через вершины снеговых гор в Закавказье. Повсюду убегающий неприятель бросал не только имущество, но стариков, детей и немощных. 24 и 25 октября войска выводили пленных из гор и истребляли жилища беженеевцев и темиргоевцев. Часть горцев, живших между Тегенями и Лабой, успели бежать за Лабу, но и туда был послан отряд генерала Розена.

Разгром горцев был полный и ужасный. Всеми отрядами, доносил Текеллий князю Потемкину, «сожжено деревень более трехсот арб, изысканных с остатком имения разбросанного войсками, нашли до четырех тысяч, а также весь хлеб, даже сокрытый в ямах не остался без истребления; а сено по полям до самой Лабы и где найдено приготовленным, даже по горам и повсеместно, где войска не обращались, преисполнено дыму и огня». Русские войска взяли в плен ногайских татар 717 семей, или 1858 душ мужского и 1622 души женского пола, абазинских семей Бибердова владения 200, семей, подвластных Батыр-Гирей Султану, – 30, подданных Кубанского мурзы Ислама Мурзина – 56 семей, разных других семей – 91, а всего, следовательно, 1094 семьи. Вместе с пленными было разыскано и отбито около ста человек русского населения. «Я считаю, – доносил Потемкину не без сознании своих заслуг Текеллий, – что не только закубанцам, но и прочим горским народам, до которых сведения о сей экспедиции достигнут, останутся навсегда в свежей памяти действия нашего в том краю оружия, и будут им примером от тех, на кого меч наш пал и которые до основания разорены».

Урок был дан действительно ужасный. Текеллий с грубой лестью доложил Потемкину: «Сия экспедиция Божьей помощью под предводительством Вашей Светлости столь счастлива и благоуспешна, что неприятель нигде не осмелился сделать сильного противления». Суровый к обыкновенным смертным и льстивый к начальству генерал забыл, что «предводительствовал», т.е. распоряжался истреблением неприятеля и его убогого имущества, не Потемкин, бывший от места военных действий за тысячу верст, а сам он, Текеллий, или, точнее, его сподвижники, направляемые перебежчиками из горцев. Отдельно от Текеллия действовали еще два отряда – отряд войскового атамана Донского войска генерала Иловайского и отряд барона Розена.

Отряд Иловайского в первый раз встретил горцев 22 октября за Лабой. Партия около двухсот человек была вытеснена донским полком Астахова из аула, а самый аул сожжен. 23 октября была замечена партия черкесов до 500 человек также на левом берегу Лабы. Это были махошевцы, жены и дети которых выселились пять дней тому назад в горы, а мужское население явилось за хлебом и для защиты жилищ. Четыре конных полка и один егерский батальон, переправленные за Лабу, вытеснили неприятеля из аула. Войска преследовали горцев на расстоянии 15 верст, сожгли аул, убили около 30 черкес, одного взяли в плен и захватили 45 быков с арбами, потерявши только одного тяжелораненого казака. Того же числа была разбита другая, около 200 или 300 человек, партия черкесов, потерявшая 4 человек убитыми. 24 и 25 октября казаки жгли аулы, уничтожали хлеб и сено. Горцев не было, и только случайно казаки на рассвете набрели на скопище горцев до 400 человек под начальством узденя Коргока. Неприятель и здесь был разбит, обращен в бегство, 25 человек осталось на месте, убит был и предводитель Коргоко. Тогда же разъезд в 30 казаков был замечен черкесами. Около 200 человек их бросилось на казаков, казаки, рассчитывая на помощь, дали дружный отпор, и в перестрелке, пока подоспела помощь, убили 13 черкесов, потерявши с своей стороны одного убитого, одного пропавшего без вести и четырех раненых. 27 и 28 октября, по сообщению генерала Иловайского, казаки занимались сожжением аулов, «отысканием скрытых в деревнях вещей», сжиганием хлеба и сена и «истреблением чрезвычайного количества пчельников, что и было производимо с пагубной неприятелю исправностью». 29 октября часть войск проникла в верховья Лабы до снеговых гор, не встретивши нигде черкесов.

Отделенные Иловайским части под командой генерал-майора Загряжского и премьера, майора Лебедева также сожгли много аулов и разбили в одном месте партию в 500 человек горцев, а в другом «толпу».

Отряд подполковника Бузина имел неоднократные стычки с горцами, оканчивавшиеся поражением неприятеля, «с довольным числом побитых» и с потерей четырех раненых казаков. Отряд сжег 36 селений или аулов.

Спускаясь с гор по бассейну Лабы, отдельные части отряда Иловайского продолжали жечь аулы, хлеб и сено. 30 октября в одном из ущелий было замечено большое скопище черкесов. Посланные туда войска разбили неприятеля, положивши на месте до 50 человек, и преследуя бегущих горцев, убили еще 30 горцев. Взято было также в плен 2 горца и захвачено 200 голов рогатого скота и 43 лошади. Русский отряд потерял убитыми 4 человека и ранеными 15 человек.

31 октября казаки на обратном пути по Лабе продолжали жечь селения, и в один день отрядом полковника Иловайского сожжено было 60 аулов. Почти все аулы горцы пытались защищать, но безуспешно. В общем, при этих стычках было убито отрядом полковника Иловайского до 29 черкесов, а казаков 7 человек и 4 ранено.

1 ноября происходили лишь небольшие стычки, при которых горцы несли «чувствительный урон», а у казаков оказалось 3 раненых. Войска перешли на правый берег Лабы, к месту, с которого начались операции.

Из рапорта генерала Розена от 6 ноября 1787 года не видно, в каких местах действовал отряд и против каких горцев. Говорится лишь глухо, что при первом же появлении русских войск «неприятель скрывался бегством, где только мог сыскать спасение, предоставляя в волю нашу все имущества и селения, которые без изъятия обращены огнем в пепел». На обратном пути вниз по Лабе отряд Розена был соединен с отрядом генерала Иловайского. Войска Розена жгли селения, хлеб и сено. «Полагаю, – говорит Розен, – более 100 (ayлов) обращено в пепел, со всем принадлежащим к их довольствию хлебом и сеном, но я бы более мог предуспеть к совершенному истреблению неприятеля, если бы следующее впереди Донское войско о том не предупреждало».

Наконец, независимо от всех перечисленных частей действовал еще особый отряд кабардинцев. В своем рапорте князю Потемкину Текеллий упоминает явившихся к нему кабардинцев, под предводительством бригадира Большого Горича. Он «дозволил» отправиться кабардинскому отряду за Лабу. В свою очередь бригадир Иван Большой Горич в рапорте Текеллию от 3 января 1788 года перечисляет следующие деяния отряда. Отряд, состоявший из сорока кабардинских князей, 2000 панцирной конницы и 3000 рядовых, перейдя Кубань, покорил 2000 дворов, подвластных Бобсхерским владельцам, именно: Устши Кячева, Хамурзе, Сулейману Лоовых и узденям Трамовым, отобрал у них русских пленных и взял в обеспечение покорности русскому правительству восемь аманатов. Половину покоренных кабардинцев переселили на правый берег Кубани, смежно с аулами Большой Кабарды, а другая половина должна была сама переселиться туда же с весны.

Следуя далее к р. Урупу, кабардинцы покорили 800 дворов башилбайцев, взяли у них шесть аманатов, отобрали своих пленных и привели к присяге на русское подданство. Еще далее кабардинцы покорили кипчаков, аульных татарских мурз с 2000 кибиток кочевых ногайцев, взяли двух аманатов и подписку на подданство России. Наконец, на р. Лабе кабардинцы покорили 1500 дворов бесленеевцев с подвластными им черкесами. Так как бесленеевцы считались в сродстве с кабардинцами, то за них поручились последние, причем бесленеевцы выдали пленников и дали письменное за печатями обязательство русскому двору.

В заключение кабардинский отряд, разведавши, что несколько турок с двумя татарскими султанами и тремястами абазинцев повезли в Суджук-кале две медных пушки, послали вдогонку отряд. Нагнавши за Лабой турок и абазинцев, отряд после короткого сражения отбил пушки и представил их вместе с 87 пленными по начальству.

Таким образом, кабардинцы, оставшиеся также всюду победителями, действовали совершенно иначе, чем русские войска. Они покоряли и водворяли, а не грабили и разоряли. Впрочем, надо прибавить, что кабардинский отряд был организован теми князьями и дворянами, подданные которых бежали из Кабарды за Кубань, и только в целях возвращения беглецов на родину и снаряжен был отряд Большого Горича.

Так закончилась беспримерная даже в истории Кавказа экспедиция. Генерал Текеллий выдержал от начала до конца свою роль и характер. Черкесы были не просто наказаны, а разорены и приведены в состояние нищенства. Грубая сила и непомерная жестокость были применены с неуклонной последовательностью. Незначительный промежуток времени отделял действия военного кумира Суворова от действий фронтового генерала Текеллия – и какая разница? В первом случае проявлялась несомненная гуманность, при строго военном плане, а во втором громадные военные преимущества обращены были исключительно на разрушение, на обращение имущества «в пепел», в жертву «огню и мечу».