Текст книги "История Кубанского казачьего войска"

Прежде чем переселить казаков на Кавказ, Потемкин приказал астраханскому губернатору генерал-майору Якоби осмотреть старую границу и сделать описание предполагаемой новой. Добытые Якоби вместе с подполковником Германом материалы по этому предмету легли в основу доклада Потемкина императрице о заселении хоперскими и волжскими казаками новой Азовско-Моздокской линии. Екатерина Вторая утвердила доклад 24 апреля 1777 года. Потемкин 16 мая приказал астраханскому губернатору Якоби принять меры по водворению Хоперского и Волгского полков на местах, а 19 мая предписал командиру Хоперского полка Устинову следовать с полком, в количестве 520 казаков и старшин, на Кавказ. Переселенцам обещано необходимое количество земли в надел и пособие от казны по 20 руб. на двор. Полк на новом месте поступал в распоряжение генерала Якоби, которому поручено было заселить Азовско-Моздокскую линию, устроить переселенцев, выдать им денежное пособие и отвести земли.

Самая Азовско-Моздокская линия была намечена по карте от Моздока через реки Целугу, Куму, по вершинам Карамыка, Тумузлова, Байбалы, Калауса, подле чернолесья по Егорлыкам, при соединении их вершин и вниз по Большому Егорлыку до Маяыча, а отсюда по Манычу до Черкасска к Дону. На этом протяжении предположено было устроить 9 крепостей: 1) Екатерининскую на р. Малке, обращенную потом в Екатериноградскую станицу, 2) Павловскую в вершине р. Куры, 3) Марьинскую на р. Золке, 4) Георгиевскую на р. Подкумке, переименованную впоследствии в город Георгиевск, 5) Андреевскую на р. Карамык или Сабле, перенесенную в следующем году на р. Тумузловку, 6) Александровскую на притоке р. Калауса, переименованную потом в Северную, 7) Ставропольскую, обращенную в город Ставрополь, 8) Московскую севернее Ставрополя в степях и 9) Донецкую еще севернее в направлении к Черкаску. Первые 5 крепостей находились в районе расположения Волгского полка, а последние четыре полка – Хоперского.

Местом сбора переселенцев Якоби назначил урочище Маджары на р. Куме. Для устройства укреплений и домов в станицах он заранее распорядился отправить 700 казаков Волгского полка и 500 Хоперского.

С Хопра на Кавказ хоперцы перешли несколькими партиями. Первая партия их прибыла в 1778 году и заняла станицы при Северной и Ставропольской крепостях. Жилища к этому времени были уже приготовлены казаками. В 1779 году пришла вторая партия переселенцев для образования Московской и Донской станиц, но так как строения в этих станицах не были еще подготовлены, то переселенцы кое-как перезимовали у казаков станиц Северной и Ставропольской. Летом 1780 года явились на Кавказ остальные казаки, старики, женщины и малолетние, и только с февраля 1781 года можно считать Хоперский полк окончательно устроившимся и осевшим по станицам в количестве 140 семей в каждой. Поселились лишь одни казаки и в небольшом числе ремесленники и торговцы. Служащих было 16 старшин, 500 казаков и 160 канонеров – по 40 канонеров в каждой станице. Штаб-квартира полка была в Ставрополе.

Таким образом, хоперцы первоначально, по приходе на Кавказ, были поселены в Ставропольской губернии и основали здесь при крепостях 4 станицы: Северную, Ставропольскую, Московскую и Донскую. Сюда переселилось до 3000 душ обоего пола. Преобладающую национальность составляли малороссы, меньше было великороссов и еще меньше инородцев – персиян и калмыков. Несмотря на это хоперцы уже тогда представляли одну, прочно сплоченную массу. Инородцы были крещены и слились с русскими элементами. Все казаки были равноправными в сословном отношении. В Хоперском полку, по свидетельству Толстова, не было особого класса, господствующего сословия. Офицеры и чиновники вышли из общеказачьей семьи, и близость связей на этой почве не разрывались между офицером и рядовым казаком ни на службе, ни дома, ни на льготе. Офицер был лишь лучший из казаков и в повседневной жизни ничем – ни обстановкой, ни привычками, ни отношением к труду – от них не отличался.

Самые условия станичной жизни более или менее равняли всех. Станица была укрепленным лагерем одинаково для всех – и для старшины, и для рядовых казаков. Казачьи станицы в те времена обносились внешней оградой. Это был земляной вал с изгородью из терновника и колючки, большей частью в два плетня, между которыми набивалась земля. Снаружи за этим валом и плетнями выкапывалась широкая и глубокая канава. Станицам придавалась форма четыреугольников с 4 пушками по углам и с 4 воротами для входа и выхода из станицы. У ворот всегда находилась стража в устроенных для того при них караулках. Все это было однообразно, серо и примитивно, но при наличности пушек представляло для горцев труднодоступные укрепления.

Дворы в станице располагались по однообразному шаблону. Вся станица разбивалась на четырехугольники, между которыми шли улицы и проулки. Четырехугольники дробились на дворы одинакового размера, а дворы распределялись по жребию между казаками. В центре станицы оставлялось место для площади, на которой сооружалась церковь. Тут же, вблизи церкви, возводились и общественные здания, станичное правление с двором и надворными постройками и станичная конюшня для лошадей постоянного резерва от 30 до 40 казаков, которые каждую минуту должны быть готовы для встречи горцев и отражения их. Всё, одним словом, приспособлено было к нуждам военного дела. Станица была подобием незатейливого укрепления, а ее жители защитниками станицы и края.

«Хоперские казаки как на Хопре, так и по переселении на Кавказ, – по свидетельству С. Кравцова, – не имели форменного обмундирования и вооружения, а носили одежду нарядную, подобную одежде донских казаков, т.е. короткий кафтан, застегнутый на крючки, широкие шаровары поверх сапог и высокую черную шапку с длинным красным верхом, выпущенным набок. Летом хоперцы выходили на службу в простых холщовых рубахах домашнего изделия, которые запускались в широкие, холщовые же шаровары и на поясе завязывались очкуром; шапка оставалась та же. Вооружены были хоперские казаки саблями в железных ножнах, ружьями и пиками. Офицерское снаряжение, вооружение и одежда были такие же, как у казаков, только офицеры не имели пики и носили на сабле офицерский темляк».

По штату, утвержденному в 1731 году, в хоперской команде числилось 2 ротмистра, 2 хорунжих, 2 писаря и 216 казаков. На Кавказ хоперцы перешли с полковым командиром и 15‑ю старшинами в составе 500 казаков по штату, утвержденному в 1775 году. По переходе полка на место, в 1779 году, был несколько изменен штат полка, сообразно с местными условиями. Кроме командира, в полку числилось 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 писарь, 1 квартирмейстер, 20 пятидесятников и 500 казаков. Этот состав удержан был до 1813 года, когда казачьи полки Старой Линии были переформированы в восьмисотенные. Таким образом, по крайней мере в течение 38 лет, у хоперцев оставался один и тот же строевой состав полка, одна и та же организация военных сил. Полк делился на 5 сотен, в каждой сотне был свой сотник, а во главе всех командир полка. Казаки и казачье население так сжились с этим строем, что в известной мере подчинили ему и свои обычные формы самоуправления и гражданского быта.

Полковой командир, от которого исходили все приказания и распоряжения, фактически ведал буквально все полковые дела, как военные, так и гражданские. Наряды по службе в строю, меры охраны и защиты границы, повседневные порядки в строевых частях, распоряжение в момент военных действий и т.п. составляли область его военной компетенции; хозяйственный же быт казаков, время запашек под хлеба, посева их и уборки, порядки пастьбы разных видов скота, заготовка сена для постов, содержание в исправности ограждений вокруг станицы, общественных зданий, мостов и дорог, общественной запашки, обеспечение зерном продовольственных магазинов и пр. и пр. относились к области гражданской деятельности командира полка, даже вопросами домашнего быта, как исполнение казачьим населением христианских обязанностей во время Великого поста, брачные случаи и дела, воспитание детей, уважение к старшим и т.п. ведали также полковые командиры.

Но командир жил только в одной станице и не мог справиться со всей массой деловых отношений казака и лежавших на нем обязанностей по военной и общественной службе. В зависимости от военной организации полка, власть командира передавалась его помощникам, офицерам и начальникам станиц. Особенно важную роль играли эти последние. По свидетельству г. Толстова, «станицами управляли станичные начальники из своих же полковых офицеров, которые избирались и назначались на должности военного властью, а не обществом казаков». Начальник станицы был царь и бог в обыденной жизни. Он ведал все общественные дела или, правильнее, следил за выполнением установленных военных порядков, начиная с защиты станицы от горцев и оканчивая запором ворот в станицу, распоряжался общественными зданиями, имуществом, нарядами по внутренней службе, по выполнению работ, по охране работающих в поле или пасущих скот и т.п., входил во все мелочи общественной и даже частной жизни, следил за общественной безопасностью и благочинием в станице, приводил в исполнение распоряжения высшего начальства и т.п. Короче, в станице делалось все, как предписывали военные правила и хотел начальник станицы. Роль станичных сходов сводилась к разрешению самых маловажных дел и начинаний преимущественно в области обычно правовой. Казачьего станичного или общинного самоуправления не существовало. Надо всем царила сила военных условий и обстоятельств, всему придавали характер военной дисциплины и строго установленных военных порядков постоянные опасения и заботы о защите края и его населения. Те, кто стоял во главе военных защитников, распоряжались, в силу своего положения, и жизнью казачьего населения. И такие порядки существовали во все время борьбы линейного казачества с горцами.

Таким образом, большую часть деятельности казака и самую военную его обязанность составляла военная служба и выполнение связанных с нею военных порядков. Воинскую повинность отбывало все мирное население, за исключением калек и физически неспособных к службе. На действительную службу или в строй поступали по достижении 20 лет. Это были уже казаки, которые зачислялись в строй, или сразу шли на службу, или же оставались дома в ожидании своей очереди, в зависимости от комплектования полка.

«Самый порядок определения на службу молодых казаков, – говорит А. Толстов со слов И.С. Кравцова, – обставлялся некоторыми торжественными обрядами. Поступившие на службу молодые казаки являлись в станичное правление одетыми по обыкновению в домашнего изделия длинные свитки – зипуны, в высоких черных шапках, неся в руках сабли. Там старые казаки снимали с них свитки и на дровосеке обрубали топором до положенной длины своих коротких кафтанов, приговаривая: «отак добре буде», а затем надевали на «хлопцив» укороченные свитки, подпоясывали саблю и вели в церковь принимать присягу на верность службы. «Гей, хлопче! не забудь свою мазницу!» – в шутку говорили старые казаки молодым, когда те, смущаясь непривычной обстановкой, забывали взять шапки, с виду похожие на «мазницу», т.е. ведерко с дегтем для смазывания осей в повозках. Со дня принятия присяги, в течение 25 лет до 45-летнего возраста, казак нес службу как военно-полевую, так и станичную. Через 5 лет нестроевой или внутренней службы на 50 году от роду он получал отставку.

В течение 25 лет строевой службы казак всегда должен быть готовым к военному делу, т.е. иметь лошадь, обмундирование и оружие, и все это снаряжать на собственный счет. Хоперцы все были конными казаками, но с переходом на Кавказ, с 1779 по 1800 год, они выставляли 128 пеших канониров к орудиям при крепостях и редутах. В 1800 году были упразднены казачьи канониры, а с 1803 года был установлен постоянный штат казачьих артиллеристов в 25 человек с офицером. Тогда же выделено было 42 казака в состав конноартиллерийской роты или позже конноартиллерийской казачьей батареи. Офицеры пополнялись из рядов собственного полка. Намечались обыкновенно самые выдающиеся и непременно грамотные кандидаты, которые, по представлению командира полка, и утверждались в своих званиях Военной коллегией. До 1800 года все офицеры именовались в полку старшинами, с указанием на обязанности есаул, сотник, хорунжий, а с 1800 года Военная коллегия сделала распоряжение о приравнивании казачьих старшин к армейским чинам: хорунжего к корнету или прапорщику, сотника к поручику и есаула к капитану. На полевой службе все числившиеся в штате офицеры и казаки получали от казны жалованье, провиант для себя и фураж для лошадей, а также порох и свинец.

Таков был военный строй у хоперских казаков с водворения их на Кавказе и до перехода на Кубанскую линию в 1825 году, когда они, так сказать, слились с казаками Кубанского и Кавказского полков, занявши вместе с ними Старую Линию.

Состав населения в Хоперском полку долго не пополнялся притоком переселенцев извне. Только в 1816 году в Хоперский полк зачислено было 109 военнопленных поляков и абазинцев. С водворением на Кавказе хоперцы обходились собственными силами и в первые годы своего пребывания на новом месте перенесли немало лишений и бед. При переселении хоперцам обещано было пособие по 20 рублей на двор, но они не получили его. Разрешено было только пользоваться лучшими землями и лесами в неограниченном количестве. Провиант хоперцы получали также только в дороге с Хопра на Кавказ. Передвижение было совершено вообще с большими затруднениями, и пока хоперцы дошли до Кавказа, они лишились половины лошадей. В начале 80-х годов хоперцам было определено жалованье, провиант и фураж для лошадей за службу. В походах они пользовались всем этим наравне с армейскими чинами. Но порционных не полагалось, и только при столкновениях с горцами они получали часть скота натурой, если удавалось отбить его у соседей. Никакими привилегиями хоперцы не пользовались. Временно с 1781 года, с разрешения генерала Фабрициана, у них существовала винная монополия, но в 1785 году ее отменил командующий войсками на Кавказе П.С. Потемкин. Таким образом, единственными источниками материального обеспечения казаков служили земля да собственное казачье хозяйство.

Но именно с землей у хоперцев и не ладилось дело. Около того времени, как осели они в нынешней Ставропольской губернии, сюда переселялись также и крестьяне. Рядом с казачьими станицами и близ них основаны были крестьянские селения – Сергиевское, Пелагиада, Надежда и Михайловка, населенные преимущественно однодворцами. С этими соседями и происходили у казаков недоразумения из-за земли. Так, в 1786 году в станице Ставропольской земля не была еще отмежевана и казаки производили распашки на расстоянии 8 верст от станицы. Но тут же пахали и крестьяне. Полковой командир Устинов просил 3 марта того же года воспретить ставропольским однодворцам пахать земли, занятые хоперскими казаками. На этой подкладке возник земельный спор казаков с гражданской администрацией. Администрация, защищая интересы однодворцев, донесла высшему начальству, что казаки перепахали засеянные уже однодворцами нивы. Наряжено было следствие. Казаки шли на мировую и предложили однодворцам убрать хлеб и разделить зерно пополам – одну часть казакам и одну однодворцам, но последние на это не согласились. Дело перешло к генералу Потемкину, который принял сторону казаков. Основываясь на том, что однодворцы запахали уже бывшую раньше у казаков под распашкой землю, что земля эта находилась всего в ¹/₄ версты от казачьей станицы и в 15 верстах от однодворческого селения, лежавшего в устье р. Мамайки, Потемкин приказал намежевать однодворческую землю по указанным границам, а посеянный казаками хлеб велел однодворцам убрать исполу у казаков.

Тем не менее казаки не были еще обес-печены землей и им грозила беда еще с другой стороны. В том же 1786 году правительство начало щедрой рукой раздавать земли помещикам в собственность. Только за год было роздано 83 350 дес. 16 владельцам – одному 18 000 дес., трем по 12 000 дес., двум по 6000 дес. и остальным в меньших размерах до 600 дес. наименьше. Земли раздавались помещикам здесь и раньше, и Устинов, опасаясь, что казаки останутся без достаточного количества земли, еще в 1782 году просил Потемкина-Таврического об отводе Хоперскому полку необходимого количества земель. Великий гетман казачьих войск в следующем же году приказал своему родственнику генералу Потемкину удовлетворить нужду хоперских казаков в земле.

Дело, однако, не двигалось вперед. И только в 1786 году правление Кавказского наместничества предложило отмежевать хоперцам земли в размере 300 дес. командиру полка, по 60 дес. на каждого офицера и по 30 дес. на каждую душу муж. пола рядового казачества. Но и это распоряжение заглохло. Гражданская администрация неохотно шла на размежевание земель и всячески тормозила дело, раз оно касалось интересов казака. Так, 26 июня 1800 года подполковник Голеховский жаловался г.-л. Кноррингу, что губернский землемер Пичугин потребовал от хоперцев представления сведений о служащих и отставных казаках для отмежевания земель станице Ставропольской по 60 дес. на офицера и по 15 дес. на рядового казака. Так как во всех других войсках казаки пользовались несоизмеримо большим количеством земли, чем хоперцы, да и при переселении Хоперского полка на Кавказ казакам обещаны были земли в неограниченном размере, то Голеховский просил обеспечить землей хоперских казаков по крайней мере по норме, назначенной светлейшим князем Потемкиным, т.е. по 30 дес. на казака.

И опять дело намежевания хоперским казакам земли заглохло на многие годы. Только в 1820 году, на основании Высочайшего указа от 6 марта 1819 года, отмежеваны земли хоперцам по каждой станице особо и в пяти местах отдельными участками 1934 дес. леса.

Земельные неурядицы и тяжелая военная служба долго держали казаков в невыгодных экономических условиях. Казаки жили исключительно тем, что давало им земледелие и скотоводство. Работали все, кто только мог, и наряду с казаками офицеры и их семьи. У всех царили порядки старинной патриархальной семьи. Во главе семьи стоял отец, «большак», который и распоряжался всем хозяйством и семьей властно и бесконтрольно. Так было у казаков и офицеров. Отеческий режим был суров и не допускал ни лени, ни послаблений. Дома и на поле работали матери и дети, рядом с казачками жены и дочери офицеров. Черной работой никто не гнушался. Нужно было есть, пить, одеваться и снаряжаться на службу. Положение офицеров в этом отношении было не лучше, чем казаков. Расходы у офицера, особенно на форменную одежду, были больше, чем у казака, а доходы от хозяйства одни и те же у обоих. Офицеры по необходимости обращались к помощи казаков. В этом отношении у хоперцев практиковался обычай помочей. Офицер просил на сходе казаков помочь ему убрать хлеб, и казаки, кто только мог, шли к офицеру на работу. В вознаграждение за это офицер обильно кормил участвовавшее в помочи население и угощал непременно водкой. Обе стороны оставались довольны.

Так просто и незатейливо жили хоперские казаки в первое время переселения на Кавказ. Естественно, что многие не могли как следует вести хозяйство, да и не с чем было. А между тем и бедняк, наряду с богачом, должен был нести военную службу, требовавшую денежных расходов. И вот при этих условиях у хоперцев сложился и другой оригинальный обычай. Для исправного несения службы два бедных казака отправляли эту повинность в складчину. На общий счет справляли они лошадь и вооружение, и затем каждый нес службу поочередно: один был дома на хозяйстве, а другой в строю, на службе; приходила очередь другого, и тогда он заменял служившего товарища, который отправлялся домой на хозяйство. Казачье начальство знало этот обычай и, сообразно с ним, наряжало казаков на службу.

С течением времени экономическое положение хоперского казачества значительно улучшилось. По статистическим данным генерала Дебу за 1816 год, в Хоперском полку на 1265 дворов и 7946 д. об. пола считалось 4502 лошади, 16 036 голов рогатого скота и 35 347 овец, т.е. на двор в среднем приходилось по 3¹/₂ лошади, до 13 голов рогатого скота и до 28 овец. Это было на 39 году выселения, и в это же время у казаков Кубанского полка, на 22 году после переселения, приходилось по 7 лошадей, 27 голов рогатого скота и 40 овец на двор. Следовательно, казаки Кубанского полка, переселившиеся на Кубань 17 годами позже хоперцев, были обеспечены вдвое большим количеством скота, чем хоперцы. Но у последних с течением времени увеличилось количество скота, и, надо полагать, случаев отбывания воинской службы в складчину в это время уже не было или во всяком случае было редким исключением.

С поселением хоперцев на Кавказе на них сразу была возложена тяжелая и трудновыполнимая служба – охрана границы, снабженной малым числом укреплений и войск. На протяжении 300 верст было устроено только 9 укреплений. Следовательно, при промежутках между ними в среднем до 33 верст получался целый ряд проходов, через которые горцы свободно могли проникать в русские владения. Когда же в 1785 году по распоряжению Екатерины Второй был открыт от Царицына до Кизляра и от Кизляра через Моздок и Ставрополь до Черкасска почтовый тракт, то по всему этому пути возведен был ряд редутов для защиты почтовых станций и селений.

С 1783 года русской границей стала р. Кубань. Тогда впереди Азовско-Моздокской линии начал возводиться ряд новых укреплений по правому берегу Кубани.

В 1784 году были заложены две крепости – Прочный Окоп против устья р. Урупа и Преградный стан несколько выше станицы Барсуковской, основанной впоследствии. Между ними и от них по направлению к старым укреплениям возведены были редуты и укрепленные посты – Темишбек, Григориполис, Убеженский, Невинномысский и пр.

Сообразно с этой системой укреплений, отправляли службу хоперцы. Они несли военную службу или на месте в станицах, или в укреплениях – на постах, редутах и в крепостях, или же принимали участие в походах против горцев. Но во всех случаях прежде всего и главнее всего была сторожевая служба, заключавшаяся в умении вовремя открыть, выследить неприятеля, дать знать об этом в ближайшие укрепления и, смотря по силам собственным и неприятельским, или задержать горцев, или же разбить их и в последнем случае преследовать. В этой обстановке и выработался тип того зоркого, неудержимо храброго и неутомимого наездника, каким был хоперский казак. Хоперцы, можно сказать, пришли на Кавказ неучами в военном деле, а затем живая кавказская школа превратила их в образцовую кавалерию. Горцы встретили в них опасных противников, сумевших очень скоро усвоить все приемы кавказского наездничества и черкесской удали.

С 1777 года, когда хоперцы, занимая станицами Азовско-Моздокскую линию, в первый раз участвовали в походе отряда генерала Фабрициана против кабардинцев, и до 1825 года, когда они вновь были переселены из станиц Северной, Ставропольской, Московской и Донской на р. Кубань, они участвовали в целом ряде сражений с горцами и др. народностями, каковы были персы, турки, дагестанцы и т.п. За это время они успели побывать и за Кубанью на Зеленчуках, Урупе, Белой, Курджипсе и пр., и под Анапой, которую приходилось отнимать у турок, и под Дербентом, и под Эриванью, и у Ахалцыха и т.д.

Чаще всего в этот период существования Хоперского полка его казакам приходилось иметь дело или с горцами Терской области – чеченцами, лезгинами, кабардинцами и пр., или же с закубанскими черкесами, беглыми кабардинцами, абадзехами, бесленеевцами, темиргоевцами, махошевцами и. др., а также с абазинцами, карачаевцами и ногайцами. Последние – черкесы, абазинцы, карачаевцы и ногайцы – были соседями хоперцев и ближайшими врагами. На них и против них тратилось наибольше казачьих сил и энергии. Они, собственно, и были теми коварными и неутомимыми нарушителями границы русских владений, против которых направлена была постоянная сторожевая служба хоперского казака. В предыдущей главе и в последующих описан длинный ряд тех сражений, в которых вместе с другими казаками и вой-сками участвовали хоперцы. Но наряду со сравнительно крупными военными делами в истории старолинейного казачества не сохранилось, за утерей материалов, сведений о целой массе мелких случаев стычек и борьбы хоперцев с горцами. Этими кровавыми эпизодами и геройскими подвигами была переполнена жизнь казака. Дома у очага, когда горец прокрадывался к семье и имуществу казака, в сторожке, у ворот ограды, когда черкесы пытались проникнуть в станицу, на редутах и постах, в разъездах и в секретах, в поле на работе и при тревогах, в одиночку и партиями хоперцы, как и другие казаки Старолинейного и Черноморского войска, прошли суровую школу кавказского казака-колонизатора. И эта мелочная борьба, полная невидимого самоотвержения и геройства, ложилась наиболее тяжелым гнетом на казачий быт и обстановку хоперца и, как червь, подтачивала его благосостояние и мирную семейную жизнь.