Текст книги "История Кубанского казачьего войска"

Глава XVIII
Военные действия на Черноморской береговой линии

Военные действия с горцами Черноморского побережья велись двумя способами: с помощью сухопутных войск и при посредстве морских сил. Сухопутные войска были расположены в укреплениях, время от времени менялись и заменялись новыми силами: в важных же случаях из них и других военных частей, действовавших в пределах Черноморской береговой линии, составлялись особые отряды, которыми и предпринимались наступательные действия в горы. Морские силы состояли из судов Черноморской эскадры, гребной флотилии азовских казаков и такой же флотилии Черноморского казачьего войска. Главную роль выполняли суда эскадры и в особенности ладьи азовских казаков.

Систематические военные действия на Черноморском побережье начались, собственно, с 1833 года. Они исходили с русской стороны и носили свой особый характер. Устраивая Черноморскую береговую линию, русские военные власти обратили исключительное внимание на морские сообщения горцев с турками. Необходимо было порвать связи между обеими народностями, так как связи эти покоились главным образом на торговле невольниками и невольницами, с одной стороны, и на поставке турками горцам пороха и военных припасов – с другой. В этих видах морским судам и сухопутным войскам поручено было употребить все усилия на преследование судов, производивших контрабандную торговлю с горцами. С этого и начались военные действия 1833 года.

Так, посланным из Геленджика на судах десантом были сожжены 15 апреля 1833 года на р. Чебсин два турецких двухмачтовых судна вместе с частью товаров, бывших на судах, а третье трехмачтовое судно, зажженное русскими, черкесы спасли от пожара, погрузивши его в воду, по уходе русских. На судах были воск, сало и кожи. В защите судов от русского десанта участвовало более 400 горцев. Через десять дней, 26 августа, на р. Пшаде были еще сожжены русским отрядом два судна и два аула, в которых сложены были товары и зарыт порох. На этих судах турки привезли черкесам свинец и 20 пудов пороха, который черкесы выменивали на мед и воск, получая за око, т.е. за 3 фунта, того или другого по 10 патронов. Впрочем, значительная часть привезенного турками пороха была выкрадена черкесами у турок. Часть пороха выброшена была из судов еще в то время, когда они преследовались русскими войсками, а остальной порох, зарытый в землю, взорвало при пожаре. Затем 24 мая сожжены были русским десантным отрядом из Геленджика два турецких судна у Кодоса. Надо, однако, полагать, что в это время контрабандных судов было захвачено и сожжено русскими войсками более шести показанных выше. В сообщении полковника Чайковского от 3 июня упоминается, что с весны 1833 года десант для уничтожения контрабандных судов высылался 5 раз, и за это время было истреблено не 6, а 10 судов, и есть краткие указания на то, что турецкие суда были уничтожены позже в июле на pp. Вулане и Джубге. На этом основании Чайковский просил начальника Севастопольского порта вице-адмирала Татанити усилить геленджикский отряд судов, так как для успешной борьбы с контрабандистами четырех судов, находившихся в Геленджике, было недостаточно. В начале июня был образован новый десантный отряд в Геленджике, которым 9 июня на р. Вулан были сожжены два купеческих судна – одномачтовое, нагруженное пшеницей, коровьим маслом и пр., и двухмачтовое. Тогда же были изрублены и сожжены один баркас и два ялика.

В свою очередь и черкесы не оставляли в покое русские войска там, где представлялась хоть малейшая возможность к тому. Как видно из донесения подполковника Пашебургского полка от 26 июня 1833 года, между русским отрядом из 280 человек с двумя орудиями, охранявшим рабочих, рубивших лес близ Анапы, и черкесами произошло целое сражение. Горцы были отражены, а со стороны русских выказал особую храбрость рядовой Парфенов.

Отставши от русского отряда при преследовании отступавших горцев, Парфенов был окружен тремя черкесами. С обнаженными шашками в руках горцы бросились на солдата и пытались зарубить его, но Парфенов искусно отражал шашечные удары ружьем. Борьба продолжалась до тех пор, пока не заметили ее в русском отряде. На помощь к Парфенову бросились поручики Рышковский и Черников с стрелками. Черкесы бежали, и им так и не удалось нанести ни одной раны Парфенову. Ловкий солдат отделался только тем, что получил удар в зубы камнем, брошенным в него одним из нападавших горцев.

Черкесы тщательно следили за выходами из укреплений русских войск и заранее готовились к нападению на них. По сообщению полковника Чайковского от 3 июля, с этою целью на р. Пшаде собралось до 1000 горцев, рассчитывавших произвести нападение на команды из Геленджика, посланные для сенокошения или рубки леса. Три дня черкесское ополчение провело безрезультатно на Пшаде в ожидании русских команд. С 19 на 20 июля вновь собралось 800 горцев, в распоряжении которых оказалось 4 или 5 пушек. Это были самодельные орудия, изготовленные черкесами из железа. Черкесские артиллеристы переносили эти орудия на плечах, а при выстрелах клали их на деревянные подставки. Но и орудия собственного изделия мало способствовали предприятиям горцев.

В половине июля на Пшаде вновь были уничтожены русскими два турецких судна, которые для предохранения от русских были затоплены в реке. Лейтенант Барладян, неоднократно уничтожавший турецкие суда, поднял со дна затопленные суда, изрубил и распилил их по частям, сделавши их таким образом негодными к употреблению. В этот раз командовал отрядом и распоряжался сам начальник Черноморской кордонной линии г.-л. Малиновский. Горцев, защищавших турецкие суда, сначала было до 500 человек, а потом количество их возросло до 1000 человек. При защите судов горцы понесли большую потерю в людях и оставили на месте неубранными до 20 тел.

Но особенно упорно боролись черкесы с русскими на р. Джубге. Сюда прибыла русская экспедиция 19 июля и расположилась против устья этой реки. До двух тысяч черкесов заняли центральную рощу, впереди которой на самом берегу моря устроен был сильный шанец. Высоты ущелий, примыкавших к реке, с обеих сторон также были заняты большими толпами черкесов. Так как был уже вечер, то генерал Малиновский приказал очистить местность от неприятеля артиллерийским огнем. Но к утру следующего дня число черкесов удвоилось, и шанец был восстановлен ими. Чтобы вытеснить отсюда горцев на берег, под прикрытием артиллерийского огня был высажен десант с единорогом и двумя мортирками под командой подполковника Полтинина. Черкесы каждый шаг отступления давали с бою, не раз бросались в шашки и схватывались в рукопашную. Только при занятии русскими берега горцы оставили на месте до 100 тел. Русский отряд двинулся затем дальше в рощи по ущелью. Черкесы и здесь дрались с необычайным упорством и храбростью, причем и здесь, при атаке их русскими штыками, они оставили на месте до 80 тел. Дойдя до затопленного турецкого судна, русский отряд остановился, и лейтенант Барладян, несмотря на ужасный ружейный огонь со стороны черкесов, изрубил палубу, скрепы и бока затопленного судна в куски. После этого русский отряд отступил к берегу и перешел на суда. Все время отрядом командовал подполковник Полтинин, который, несмотря на полученную им серьезную рану в левую ногу пулей навылет, не подал вида другим, что он ранен и, истекая кровью, оставался при отряде до тех пор, пока он не был посажен на суда.

Комендант Геленджикской крепости полковник Чайковский донес г.-л. Малиновскому, что 5 января 1834 года капитан-лейтенант Броневский захватил близ Геленджика два турецких судна, из которых меньшее, при следовании в Геленджик, затонуло с грузом, без людей, а на большем оказались воск, сало, коровье масло, воловьи кожи и пр. На судах взято 32 д. муж. пола, 11 женского, 6 мальчиков и 5 младенцев, а всего 54 души и между ними 18 черкесского населения. В 5 часов пополудни 9 мая была потоплена выстрелами из орудий небольшая турецкая галера близ Геленджика, на другой день в 8 часов утра показалась далеко в море большая турецкая галера, шедшая по направлению к Суджуку. Русские моряки долго преследовали ее и сильно повредили артиллерийским огнем, так что она бросилась к берегу у Дообского мыса под защиту черкесов, находившихся на берегу. Окруженная полукругом русских судов, галера была разгромлена артиллерией и потоплена. Утром 11 мая недалеко от Геленджика была замечена малая турецкая галера. Она была также потоплена русскими баркасами. Июня 28-го лейтенант Шпаковский взял галеру с 25 душами людей и 17 четвертями кукурузы. В числе взятых с галеры людей оказалось 10 черкесов и 8 женщин, предназначенных к продаже – 4 взрослых и 4 малолетних. В ноябре 1834 года в самой Геленджикской бухте русскими моряками было взято турецкое купеческое судно, но турецкий экипаж вместе с черкесами успел захватить и унести с собою в горы часть груза, состоявшего из соли, материй, пороха и свинца. Капитан 2‑го ранга Броневский сообщил 3 марта 1835 года с корвета «Месемврия» коменданту Геленджикской крепости, что 28 февраля в речке Цемес у Суджукской бухты были сожжены два турецких судна и стоявший на берегу магазин. Горцы пытались не допустить до этого русский отряд, но безуспешно.

Таким образом, наиболее характерные эпизоды в истории Черноморского побережья за 1834 и 1835 годы состояли в уничтожении и захвате русскими моряками турецких контрабандных судов. Горцы оставались как бы в стороне. В этом году сами черкесы очистили ближайшие к Геленджику с юга и востока места, но северная часть бухты была занята еще черкесами, и их требовалось силой выдворить оттуда. В это время было еще мало укреплений на побережье и черкесское население относилось спокойнее к русским. Нападения чаще всего производились на русских близ Анапы. Так, 18 сентября 1838 года комендант Анапы граф Цукато донес Вельяминову, что черкесы напали на анапских поселян, находившихся на большом Зеленом мысу, но были вовремя отражены гарнизонными солдатами. Во время столкновения с горцами произошел удивительный случай. Черкес пытался отнять вола у поселянина. Последний, отстаивая вола с колом в руках, выбрал момент и ударом кола по голове убил наповал черкеса, но и черкес, падая от удара на землю, выстрелил из пистолета и убил поселянина.

Но с 1837 года, когда на восточных берегах Черного моря возникло несколько русских укреплений, картина военных действий меняется: горцы начинают все активнее и активнее действовать против русских войск. К тому же в русских правящих сферах все чаще и чаще раздавались требования о покорении горцев. Сам император Николай I приказал в 1837 году непременно покорить натухайцев от Геленджика и до Кубани. Такие распоряжения не представляли секрета для горцев, и они стали более вызывающим образом относиться к русским. «В веселый праздник байрама, – говорится в рапорте генерала Раевского за 1837 год командующему кавказским корпусом г.-л. Головину, – черкесы Вуланского ущелья толпами разъезжали по аулам. Имея досуг и лишний порох, доставленный им англичанами, черкесы решили пустить несколько ядер в Михайловское укрепление». Первый день им не отвечали на это русские, но когда на другой день пешие черкесы подошли к самому укреплению, то гарнизон начал обстреливать неприятеля. Артиллерийским огнем с обеих сторон было убито у русских 1 и у черкесов 4.

Когда же в свою очередь выходили из укреплений русские войска, то каждый шаг их по черкесским владениям сопровождался военными стычками и пролитой кровью. В 1837 году генерал Вельяминов, организовавши отряд, решил пройти с ним сухим путем от Геленджика к другим укреплениям. Но для того, чтобы передвинуться на расстояние 48 верст от Геленджика до Новотроицкого укрепления, находившегося в устьях р. Пшады, потребовалось целых 4 суток, и отряд за это время потерял 108 человек убитыми и ранеными. Следующий переход от Новотроицкого до укрепления Михайловского к устью р. Вулана потребовал 5 суток, и потеря в отряде убитыми и ранеными выразилась в 128 чел., не считая офицеров. Двигаться далее отряд не имел уже возможности. Весь путь густо был усеян черкесами, и они не давали русским ни минуты покоя, тревожа выстрелами и внезапными атаками на каждом шагу. Оказать содействие диверсиями из укреплений гарнизоны не могли. Войска сидели в укреплениях, как в ловушках. Укрепления были отрезаны одно от другого, и гарнизоны располагали столь малыми силами, что с трудом могли добывать даже дрова, несмотря на обилие леса – так враждебно относились к ним горцы. По той же причине гарнизоны не имели возможности заводить огороды, пользоваться сенокосами и даже иметь пастбища. Это ставило солдат в невозможные гигиенические условия. Всюду в укреплениях ощущался недостаток в свежей пище, говядине и овощах. С первых же дней своего пребывания в укреплениях при таких условиях солдаты заболевали цингой. В 1837 году цинга была в гарнизонах Геленджика, Михайловского и Новотроицкого укреплений и в слабой степени у солдат Александрийского форта.

Чтобы выйти из столь затруднительного положения, русским предстояло сделать еще очень много. Нужно было увеличить число укреплений, чтобы сблизить расстояние между ними. Требовались гарнизоны в существовавших уже укреплениях. Следовало, одним словом, показать свою силу горцам. Под влиянием этих условий был составлен целый ряд военных предположений на 1838 год.

Согласно рапорту флигель-адъютанта полковника Траскина от 21 марта 1838 года генералу Раевскому, предполагалось для постройки новых укреплений и поддержки старых снарядить экспедиции на морских судах и направить ее вдоль морского берега. Возводить новые укрепления необходимо в таких местах, где они могли бы препятствовать приставанию к берегам контрабандных судов, т.е. в естественных бухточках и в устьях рек.

Войска экспедиции должны быть посажены на суда в Керченском проливе у Фанагории, в составе четырех линейных кораблей и нескольких фрегатов с легкими лодками, с таким расчетом, чтобы можно было перевезти войска на побережье в два рейса.

В состав экспедиции для первого рейса назначалось 9 батальонов пехоты, 4 пеших полка Черноморского казачьего войска, 1 рота гарнизонной артиллерии, 2 саперных роты, 1 военно-рабочая рота инженерного ведомства, 2 легких батареи пешей артиллерии, 10 единорогов и 10 ручных мортир.

Первую высадку войск надлежало произвести прежде всего в устье р. Туапсе, где следовало немедленно приступить к устройству укрепления. Во вторую очередь должно пойти устройство укрепления на р. Шапсухо.

По окончании укрепления на Шапсухо экспедиционный отряд направлялся в Геленджик, чтобы окончить здесь устройство укрепления в южной части Геленджикской бухты.

Экспедиционный отряд для второго рейса предполагалось сорганизовать из 4 батальонов Тенгинского пехотного полка, 4 батальонов Кавказского пехотного полка, Черноморского линейного № 4 батальона, 2‑й саперной роты Кавказского саперного батальона, 8 легких орудий, 10 горных единорогов, 10 ручных мортирок 20‑й артиллерийской бригады, 8‑ми крепостных орудий, 1 военно-рабочей роты, 4‑х пеших полков Черноморского казачьего войска, 10‑ти казаков Кавказского казачьего полка и дежурной команды.

Для обеспечения артиллерией вновь устроенных укреплений на pp. Туапсе и Шапсухо назначено было 12 орудий, по 6‑ти на каждое и по 4 двадцатифунтовых мортирок. В Геленджике, кроме имевшихся пушек, надлежало прибавить еще 8 орудий.

Для организации медицинской помощи надлежало сохранить существующие госпитали в ближайших пунктах, в том числе Фанагорийский госпиталь – на 300 больных каждый. Особого госпиталя в Геленджике можно не учреждать, но в каждом батальоне следует иметь одну госпитальную палатку на 20 больных. Лазареты же должны находиться только при Тенгинском и Навагинском пехотных полках. Если все эти больничные учреждения будут переполнены, то излишек больных следует отправлять в Екатеринодарский госпиталь.

Что касается продовольствия войск, то вместо трех мясных порций нижним чинам можно давать две в неделю порции – одну из свежего мяса и одну из солонины, чтобы, с помощью этого сокращения в мясе, вдвое уменьшить количество скота, содержимого при укреплениях. Но вместе с тем следует увеличить порцию выдаваемой солдатам крупы.

Наконец, для обеспечения разных укреплений войсками необходимо расположить: 4‑ю роту батальона № 1‑го в Александрийском форте, 1‑ю и 2‑ю роты батальона № 2‑й в Джеметейском укреплении и в трех близлежащих казачьих станицах, 4‑ю и 5‑ю роты того же батальона в Анапе, 1‑ю и 2‑ю роты батальона № 3‑й в Геленджике, 3‑ю роту того же батальона в Новотроицком укреплении на Пшаде и 4‑ю роту батальона № 3‑й в Михайловском укреплении на Вулане. В укреплениях на Туапсе и Шапсухо предполагалось разместить батальон № 4‑й по две роты в каждом.

Предположениям этим не суждено было осуществиться в очерченном выше виде, но в общем военные распоряжения и действия велись в таком именно направлении. Вместо возведения двух новых укреплений было построено четыре. Войска были заняты главным образом оборудованием укреп-лений. Так, с утра 17 марта 1838 года скот из Геленджика был направлен для пастьбы на Толстый мыс под прикрытием отряда из 132 нижних чинов, 2 музыкантов и одного полевого орудия. Отрядом командовал прапорщик Цакни. Когда в 12 часов дня Цакни поднял скот на гору, то черкесы, заметивши это, появились сначала в небольшом количестве, а потом значительной толпой. Превосходя численностью солдатскую команду, они направились на Толстый мыс, с явной целью завладеть скотом. При перестрелке они успели ранить солдата, наблюдавшего за работами арестантов вне крепости, и взять в плен одного арестанта; но на помощь к Цакни была послана команда из Геленджика. Началось жаркое сражение. Несколько раз с шашками в руках черкесы бросались на прикрытие, и каждый раз солдаты опрокидывали их штыками. Когда же на помощь к Цакни прибыла команда 4‑го черноморского линейного батальона из 175 человек и одного орудия под начальством майора Сербина, то черкесы отступили и скрылись в сосновом ущелье. Туда же двинулся с отрядом и майор Сербин. Нагнавши в сосновом ущелье черкесов, отряд отнял у них захваченный ими скот. После этого горцы скрылись в лесу, а отряд Сербина возвратился в крепость ввиду наступивших сумерек.

Но особенно отличились в этом году азовские казаки. По отзыву генерала Раевского, «ободренные блистательным подвигом в 1838 году в Сочи, азовские казаки сделались предприимчивыми и страшными для контрабандистских и черкесских галер». Кроме сочинского подвига азовские казаки имели в этом году дело с черкесами близ р. Джубги. Начальник казачьих команд Азовского войска есаул Дьяченко в рапорте от 24 ноября 1838 года г.-л. Раевскому подробно описал, как происходило это дело.

Лодка с 8‑ю азовскими казаками и 4‑мя солдатами Черноморского линейного 4-го батальона возвращалась 31 октября под командой урядника Азовского казачьего войска Олейника из укрепления Михайловского на Вулане в укрепление Тенгинское на р. Шапсухо. В ущелье р. Джубги казаки заметили три черкесские галеры, стоявшие на берегу. При появлении казачьей лодки черкесы быстро спустили в море свои галеры, из которых каждая имела вооруженную команду не менее 50 человек. Олейник, заметивши, что черкесские галеры были разъединены, показал вид, что казаки всячески стараются уйти от черкесов. Последние напрягли все усилия, чтобы догнать казачью ладью. Азовцы, подпустивши одну из галер к себе на самое близкое расстояние, открыли по ней пальбу из фальконета ядрами. Горцы на другой галере в это время удвоили усилия, чтобы догнать казачью лодку, и когда приблизились к ней на картечный выстрел, то казаки разбили одну из галер. Две другие галеры тем не менее продолжали наступать на казачью лодку, открывши по ней ружейную пальбу, но казаки произвели пушечными ядрами и картечью такое опустошение в рядах черкесов, что все три галеры вынуждены были бежать на берег. Тогда казаки стали преследовать горцев, продолжая поражать их картечью из фальконета. Поврежденная галера наполнилась водой и еле держалась на поверхности моря. Когда она подошла к берегу, то находившиеся на берегу черкесы верхом на лошадях бросались в воду и вытаскивали на берег своих неудачливых моряков. Так как весь берег был сплошным образом занят черкесами, открывшими по казачьей лодке усиленный ружейный огонь, то казаки отказались от дальнейшего преследования неприятеля.

В этой морской перестрелке казаки счастливо отделались двумя слабо контуженными товарищами, но черкесы унесли на плечах с галер много убитых и раненых.

Есаул Дьяченко просил произвести в чин хорунжего урядника Олейника за отличную распорядительность при командовании лодкой, а казака Стельмаченка, наводившего выстрелы фальконета на неприятельские галеры и все время хладнокровно и неустрашимо действовавшего, наградить военным орденом Георгия.

В 1839 году продолжалась постройка новых укреплений русскими войсками. Как видно из журнала, веденного контр-адмиралом Серебряковым, в апреле и мае месяце отряд его занимал место близ нынешней станицы Раевской. Земли эти принадлежали натухайцам, и для предотвращения их набегов на ближайшие закубанские станицы и на Черноморию решено было устроить форт Раевский. Услышавши об этом, натухайцы послали к Серебрякову уполномоченных сначала с требованием, чтобы войска были отправлены в Анапу и не строили бы укрепления, а потом с просьбой о том же. Здесь и на соседних местах горцами широко велось земледелие. Сюда приезжали сеять хлеб с разных сторон. Жители долин Пшады и Вулана имели тут же свои пастбища и приезжали сюда из своих аулов, отстоящих в 150 и 200 верстах. Просьба натухайцев, однако, не была уважена, и 5 мая был заложен форт Раевский. Прежде место под ним было занято аулом из нескольких бедных соломенных хижин. Но отсюда открывался чудный вид на окрестности. Под 5 мая, как отмечено в журнале, совершил побег к черкесам рядовой из дворян Вышинский. По отзыву батальонного командира, это был самый порочный человек в батальоне, два раза бывший уже в бегах, неоднократно пойманный в воровстве, разжалованный из унтер-офицеров в рядовые и лишенный прав состояния. Серебряков настоятельно требовал у черкесов выдачи Вышинского, но горцы считали унизительной такую выдачу. При занятии места под форт Раевский был лишь один мелкий боевой эпизод. Вечером 2 мая горцы из молодечества спускались с гор в чащу леса к рабочим и завязывали с ними перестрелку. Серебряков велел подвинуть дальше в горы цепь и в это время устроил засаду из пластунов в скрытом месте. Хитрость удалась. Когда цепь снова придвинулась к лагерю, лучшие джигиты, чтобы показать свою удаль, бросились за ней; но лишь только они приблизились к засаде пластунов, как от залпа последних сразу свалилось 20 человек с лошадей. Черкесы бросились назад, поспешно подбирая тела. Одного из убитых, впереди всех подскакавшего к пластунам, они не смогли взять. Это был известный у них наездник, и горцы впоследствии усиленно хлопотали о выдаче его тела.

Пока строились форты Раевский, Лазаревский и Головинский, горцы хотя и тревожили русские войска, но находились как бы в выжидательном положении. С 1840 года они, однако, открыли наступательные действия против русских укреплений и войск. Так как в этом году горцами был взят целый ряд русских укреплений, то необходимо ознакомиться с положением этих последних. Прекрасную иллюстрацию в этом отношении дал контр-адмирал Серебряков в рапорте 15 января 1840 года командующему отдельным Кавказским корпусом.

В Геленджике Серебряков нашел верки и строения разрушенными от продолжительных осенних дождей и ненастья. Пороховые погреба, казармы, все вообще строения, первоначально дурно возведенные, дали сильную течь, которую можно было предотвратить только перестройкой их заново. Гарнизон был чрезвычайно обременен службой и непосильными работами. Лазарет был в удовлетворительном состоянии и число больных незначительно благодаря здоровому климату.

Новотроицкое укрепление, считавшееся поставленным в благоприятные условия, располагало довольно исправными строениями. Только сырцовые бойницы сильно пропитались влагой и растрескались от морозов, так что к весне могли развалиться. Зато в укреплении совсем не было больных и солдаты имели веселый и бодрый вид.

В Михайловском укреплении бойницы так обрушились, что их нельзя уже было исправить. Пороховой погреб обвалился, и порох пришлось перенести в артиллерийскую казарму. Наружная штукатурка строений везде обвалилась. Кухни из сырцового кирпича еле держались, углы в них уже обвалились, и сами они с минуты на минуту совсем могли обрушиться. Больны были почти все солдаты, а умирали исключительно рекруты.

Тенгинское укрепление было в довольно удовлетворительном состоянии, за исключением бойниц, начавших разрушаться. Внутренняя дерновая одежда укрепления также местами отстала от насыпи. Больные были, но смертность была незначительна.

Форт Вельяминовский пришел в совершенный упадок. Бруствер почти на всем протяжении так осыпался, что туры на нем и поставленные на места разрушенных тур порожние бочонки, повалились в ров, поставленные же снова на бруствер держались лишь на подложенных под них досках. Внутренняя сырцовая одежда бруствера везде отстала, падала и засыпала банкеты. Пороховой погреб разрушился, упала целая стена в нем, крыша села, и артиллерийские снаряды перенесены в сарай для морской провизии. Гарнизон был так слаб, что не располагал достаточными силами даже для того, чтобы расчищать обрушившиеся части укрепления. Смертность со второй половины прошлого года была непомерная. Из сотни сводной команды Тенгинского и Навагинского полков, присланной для усиления гарнизона, осталось 12 человек, 18 солдат находилось в лазарете, а остальные 70 умерли.

Форт Лазарев на р. Псезуапе имел такие сырые и холодные помещения, что люди ходили согреваться из казарм в баню и караульню. Лазарет помещен был в кухне, в которой не было полов, и при необычайной тесноте был удушливый и зараженный воздух. Серебряков нашел в укреплении только 30 человек здоровых, остальные были слабы, болезненного и изнеможенного вида. В лазарете лежало 26 больных. Со времени вступления гарнизона в форт, сооруженный в 1839 году, умерло 86 человек и почти все от изнурительного поноса. Дезертиров было 9 человек. Медикаменты истощены. Палительного фитиля, картечи для ближней дистанции и пакли для смоления гранат не было. Все это Серебряков пополнил запасами из других укреплений.

Делая в заключение общие выводы из обзора всех укреплений, контр-адмирал Серебряков прибавил, что по 1-му отделению Черноморской побережной линии четыре укрепления – Кабардинка, Геленджик, Новотроицкое и Лазаревское – остались без артиллерийских офицеров.

Чтобы закончить общую характеристику того состояния укреплений, в каком они находились перед погромом их в 1840 году, следует привести еще отзыв г.-л. Раевского о вооружении форта Лазарева. Укрепление на р. Псезуапе, писал 12 сентября 1839 года Раевский, окончено, но не вооружено; не доставлена еще была артиллерия. «Чтобы сделать один выстрел из крепостного орудия, – пояснял генерал Раевский, – надо посылать в Анапу и Тамань за пушками, а разного рода мелочи, необходимые для орудия, нужно собирать частями отовсюду – из Георгиевска, Дмитриевска, Усть-Лабы, Темнолесской крепости». Необыкновенные жара и засухи породили всюду по побережью желчную горячку и лихорадку. Больных было много. Во втором отделении линии заболел сам начальник ее г.-м. Ольшевский, у которого умерла жена и 4 человека прислуги из пяти. В действующем отряде, охранявшем постройку форта Лазарева, количество больных доходило до 2000 человек. В феврале 1840 года в форте Головинском из 230 человек гарнизона было 120 человек больных, а в укреплении Навагинском на 243 человека 134 больных. Гарнизон форта Лазарева состоял из 230 человек, но здоровых было не более 90 чел., остальные лежали в лазарете. Позже Серебряков писал по этому поводу Раевскому: «Все укрепления в одинаковом положении и их всех ожидает одна участь, если не будут немедленно и значительно усилены гарнизоны». Но Раевский месяцем раньше сообщил уже командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории г. Граббе «о беззащитном состоянии укреплений береговой линии» и напрасно просил дать ему подкрепления. Через два дня он повторил свою просьбу, так как в Михайловском укреплении из двух рот 50 солдат было здоровых.

Неудивительно, что при таком положении дел с началом 1840 года последовал крах в обороне Черноморского побережья и его укреплений. В феврале и марте месяцах этого года одно за другим было взято горцами 4 укрепления на побережье: 7 февраля форт Лазарев, 27 февраля форт Головинский, 29 февраля укрепление Вельяминовское и Туапсе и 22 марта Михайловское укреп-ление. В то же время 30 марта было взято черкесами укрепление Николаевское по ту сторону гор.

Относительно взятия форта Лазарева сохранились очень интересные подробности. Иностранец Андрей Жан-Бермен сообщил 21 февраля командующему войсками Кавказского корпуса Граббе, что форт Лазарев был взят при посредстве перебежчика убыха. Убых Шоген-муса, похитивший девушку, бежал с ней из опасения мести к русским в форт Лазарев. Здесь он прожил 3 месяца и вошел в такое доверие коменданта, что свободно уходил ночью из форта, воровал у убыхов скот и пр. Решивши вернуться на родину, Шоген-муса, чтобы получить прощение от убыхов, обещал им передать форт Лазарев. Убыхи приняли это предложение. Собралось более 1200 чел. убыхов, натухайцев, шапсугов и вардане, с которыми Шоген-муса, пользуясь правом свободного входа, и ворвался в форт Лазарев. Дальнейшие подробности передал генералу Зассу выкупленный из плена у горцев рядовой Тенгинского полка Комаревский. Гарнизон форта Лазарева, в составе которого он находился, состоял, по его показанию, из 4 офицеров, 20 азовских казаков и 160 солдат, из которых было до 80 серьезно больных. Горцы проникли в форт 7 февраля на рассвете, быстро убили часовых, так что выбежавшие на тревогу солдаты не успели ни одеться, ни вооружиться, заняли фасы и открыли из-за тур меткий огонь. Обращенными внутрь укрепления орудиями было сделано только 6 выстрелов. Завязался рукопашный бой, длившийся не более получаса. Весь гарнизон лег на месте. Отдельной группой 30 рядовых держались некоторое время, но были взяты в плен живыми. Азовские казаки, бывшие на берегу моря, сделали отсюда 10 орудийных выстрелов. Из 10 здоровых казаков 5 было убито и 5 взято в плен. Общая схватка продолжалась 3 часа. Горцы изрубили больных, ограбили укрепление и сожгли строение. До обеда они делили добычу и взяли в плен 40 человек. Горцев, участвовавших во взятии форта Лазарева, было 1500 человек, из числа которых они одними убитыми потеряли 150 человек.