Текст книги "Любовники. Плоть"

Черчилль привел довод, что если она его любит, то сможет примириться с долгими отлучками.

Робин парировала, что, если бы он ее на самом деле любил, ему не захотелось бы оставлять ее так надолго. А дети? Хорошо известно, что в семьях, где отец слаб или долго отсутствует, дети могут вырасти неполноценными, с психическими отклонениями. Детям нужен сильный отец, не скупящийся ни на ласку, ни на острастку.

Черчиллю понадобилось десять минут, чтобы понять ситуацию.

Если он откажется от свадьбы, ему придется драться с Витроу и его сыном. Кто-то будет убит, и интуиция подсказывала Черчиллю, что, в конце концов, это будет он. Если даже он выстоит против ее отца и брата и убьет их, то дальше придется драться со всем кланом, а это безнадежная затея.

Можно, конечно, заставить Робин отказаться от него самой. Но он не хотел ее терять.

Наконец он сказал:

– Ладно. Стану свиноводом. Хочу только попросить об одном. До того как осесть на землю, предпринять еще одно морское путешествие. Можем ли мы на корабле добраться до Норфолка, а оттуда по суше – до ферм?

Робин отерла слезы, заулыбалась, поцеловала его и сказала, что она была бы жестокосердной сукой, если бы отказала любимому.

Черчилль ушел сказать своим спутникам, чтобы купили билеты на тот корабль, на котором они с Робин собрались ехать, и снабдил их достаточным количеством денег. Когда корабль выйдет в открытое море, они захватят его и пойдут на восток через Атлантику. Жаль только, что у них не было времени изучить морское дело – придется учиться по дороге.

– А твоя жена не рассердится? – спросил Ястжембски.

– Не то слово, – ответил Черчилль. – Но если она на самом деле любит меня, она не расстанется со мной. Если же нет, мы высадим ее на берег вместе с экипажем.

Но вышло так, что команде «Терры» не представилось случая захватить корабль. На второй день плавания на них напали карельские пираты.

XI

При входе в кампус колледжа Вассар Стэгг услыхал ту же мелодию (или ее вариацию), которую всегда играли при вручении ему ключей от города или, как сегодня, степени почетного доктора. Только вместо большой толпы, поющей приветственный гимн, его встретил хор первокурсниц. Женщины постарше, жрицы и профессорши, были выстроены рядами в своих алых или голубых одеждах за одетым в белое хором. Пока первокурсницы пели, остальные утвердительно кивали или стучали о землю основаниями своих кадуцеев, выражая радость при виде Стэгга.

Военный отряд пант-эльфов захватил Вассарский Колледж жриц-предсказательниц внезапно. Каким-то образом налетчики узнали, что полуночную церемонию в Вассаре собирается посетить герой-Солнце. Они также знали, что люди из Покипси были предупреждены, и не подумают вмешаться. Единственным мужчиной в колледже был Стэгг, а жриц было, возможно, около ста.

Военный отряд вырвался из темноты в свет факелов, а жрицы были слишком заняты пением и созерцанием копошения Стэгга с молодыми первокурсницами, чтобы успеть что-то заметить. Лишь когда пант-эльфы издали дружный вопль и бросились срубать головы стоящих во внешнем ряду, жрицы поняли, что подверглись нападению.

Что случилось сразу после этого, Стэгг не помнил. Он поднял голову и успел лишь увидеть прыгнувшего к нему воина и размах широкого палаша, упавшего плашмя ему на голову.

Очнувшись, он обнаружил, что свисает, как убитый олень, с шеста, который несли на плечах двое. Руки и ноги затекли, перетянутые ремнями, остановившими кровообращение. Голова, казалось, вот-вот взорвется; она болела не только от удара, но и от прилива крови.

На небе стояла полная луна. В ее ярком свете он видел голые ноги и грудь несшего его человека. Вертя головой, он смог увидеть лунные блики на загорелой дотемна коже мужчин и на белых одеяниях жриц.

Вдруг его резко опустили на землю.

– Проснулся, старый пантач, – произнес низкий мужской голос.

– А не обрезать ли паразиту веревки, чтоб своими ножками шел? – спросил другой голос. – Я уже выдохся тащить эту тушу. Шест мне все плечи пробуравил.

– Давай, – отозвался третий голос, явно принадлежавший предводителю. – Развяжите его. Только руки как следует стяните за спиной, а на шею наденьте петлю. Если попытается удрать, мы его придушим. И поосторожнее – он силен как бык!

– Так силен, так превосходно сложен! – вздохнул четвертый голос, повыше, чем прежние. – Какой любовник!

– Хочешь, чтобы я приревновал? – спросил один из мужчин. – Если да, радость моя, то у тебя получается. Бросай-ка ты эти разговоры, а то я вырежу тебе печень и твоей мамочке скормлю!

– Не смей трогать мою мать, ты, тварь волосатая! – завизжал высокий голос. – Ты мне последнее время все меньше и меньше нравишься!

– Во имя Колумбии, нашей Благословенной Матери! Прекращайте любовные ссоры. Мне они уже вот где сидят. Мы на военной вылазке, а не в тотем-холле на пьянке. Давай развяжи его. Только присматривай хорошенько!

– Я не в силах за ним смотреть, – с придыханием сказал высокий голос.

– Хочешь его рога переставить мне на голову? – спросил тот, кто грозился вырезать печень. – Ну попробуй, и я тебе так морду разукрашу, что ни один мужчина на тебя не позарится.

– Последний раз говорю: заткнитесь! – рявкнул предводитель. – Следующему, кто даст мне повод, я перережу глотку. Ясно? Тогда вперед. Пошли! Нам еще черт знает сколько тащиться по вражеской территории, и очень скоро по нашему следу пустят ищеек.

Стэгг вполне успевал следить за разговором. Язык был близок к дисийскому, может быть, даже ближе, чем голландский к немецкому. Он его уже слышал раньше, в Кемдене. Там на церемонии в его честь перерезали горла группе пленников пант-эльфов. Среди них были храбрецы, выкрикивающие непристойности в адрес Стэгга, пока нож не заставил их замолчать.

Сейчас Стэггу хотелось, чтобы перерезали глотки всем пант-эльфам, сколько бы их ни было. Руки и ноги начинали нестерпимо болеть. Он чуть ли не вопил от боли, но понимал, что пант-эльфы снова его вырубят, чтобы замолчал. Кроме того, он не хотел доставлять им удовольствие, показывая, что ему больно.

Налетчики связали ему руки за спиной, на шею надели петлю и пообещали при первом подозрительном движении всадить нож в спину. Потом толкнули вперед.

Вначале Стэгг не был способен на рысь. Но потом кровообращение в ногах восстановилось, боль поутихла, и он смог держаться наравне с остальными. Это было хорошо, потому что стоило ему оступиться, и петля тут же сжимала горло, прерывая дыхание.

Они бежали вниз по какому-то редколесью. Налетчиков было около сорока, они передвигались двумя колоннами, вооруженные палашами, ассегаями, палицами, луками со стрелами. Доспехов на них не было, наверное, для увеличения подвижности. Волосы они носили не длинными, как дисийские мужчины, а очень коротко подстриженными. Лица выглядели несколько странно из-за широких темных усов. Это были первые люди с растительностью на лице, которых он увидел после возвращения на Землю.

Они вышли из лесов и подошли к берегу Гудзона. Теперь он пригляделся к пант-эльфам поближе и увидел, что усы у них вытатуированы или нарисованы.

И у каждого на груди большими буквами было вытатуировано слово «МАТЬ».

Пленников было семеро: он, пять жриц и – сердце подпрыгнуло – Мэри Кейси! У всех у них руки тоже были связаны за спиной. Стэгг попытался потянуться к Мэри Кейси и шепнуть ей словцо-другое, но веревка на шее дернула его назад.

Отряд остановился. Часть воинов занялась разбрасыванием сухих веток. Очень быстро они извлекли из кучи веток несколько больших каноэ, ловко спрятанных в выемке почвы, и отнесли их к реке.

Пленников заставили войти в каноэ, по одному в каждое, и эскадра двинулась к другому берегу.

Достигнув его, воины столкнули все каноэ в воду, чтобы течение унесло их прочь. Отряд пустился рысью по лесу. Время от времени какая-нибудь пленница спотыкалась и падала на колени или лицом в землю. Пант-эльфы поднимали ее пинками и грозили перерезать женщинам глотку, если те не перестанут вести себя как неуклюжие коровы.

Однажды упала Мэри Кейси. Кто-то пнул ее ногой в ребра, и она скорчилась от боли. Стэгг заревел от ярости:

– Если мне удастся освободиться, пант-эльф, я тебе руки оторву и вокруг шеи обмотаю!

Пант-эльф захихикал:

– Давай, милашка! Какое удовольствие оказаться в руках такого мужчины, как ты!

– Заткнись, ради Матери! – проворчал предводитель. – Что у нас тут, военный набег или вечеринка с охочими молодками?

Дальше двигались молча: часть времени бежали, потом шли. К рассвету покрыли много миль. Тропа вилась среди многочисленных холмов.

Вскоре после того как горизонт на востоке побелел, предводитель приказал остановиться.

– Замаскируемся и будем спать до полудня. Потом, если местность окажется достаточно пустынной, двинем дальше. Днем сможем пройти большее расстояние, хотя и возрастут шансы попасться врагу на глаза.

Они нашли грот, образованный нависающим утесом. Там каждый воин разостлал на жесткой земле единственное одеяло, и через несколько минут все спали, кроме часовых, оставленных для охраны пленников и наблюдения – не покажутся ли дисийцы.

И кроме Стэгга. Он тихо позвал часового:

– Эй, я не могу спать! Я голоден!

– Поешь вместе с остальными, – ответил часовой. – Если, конечно, у тебя найдется чем набить брюхо.

– Ты не понимаешь, – сказал Стэгг. – У меня не нормальная человеческая потребность в еде. Если я не буду есть каждые четыре часа, притом вдвое больше обычного мужчины, мое тело начнет само пожирать себя. Это из-за рогов. Чтобы остаться в живых, мне нужно жрать, как быку.

– Я дам тебе сена, – ответил часовой, заливаясь тихим смехом.

У Стэгга за спиной кто-то шепнул:

– Не волнуйся, миленький, я дам тебе поесть. Нельзя же, чтобы такой потрясающе красивый мужчина помер с голоду. Вот уж была бы потеря!

Раздалось какое-то шуршание, будто открывали рюкзак. Часовые пригляделись и заухмылялись.

– Похоже, ты покорил Абнера, – сказал один. – Только его дружку Люку это совсем не понравится, когда он проснется.

– Хорошо еще, что не Абнеру жрать охота, – отозвался другой. – А то он бы тебя съел. Ха-ха!

Шептавший вышел на свет, встав так, чтобы Стэгг мог его видеть. Это был тот коротышка, который с вечера так откровенно восхищался Стэггом. Он держал каравай, два больших ломтя ветчины и фляжку.

– Давай-ка, детка, садись. Сейчас мамочка покормит большого Рогатика.

Часовые засмеялись, но вполголоса. Стэгг покраснел, но отказаться от еды не мог. Он ощущал бушующий в нем огонь, плоть переваривала плоть.

Коротышка был малым лет двадцати, низеньким и узкобедрым. У него, в отличие от прочих пант-эльфов, волосы не были острижены под ежик, а вились пшеничными кудрями. Лицо у него было таким, какое женщины обычно называют «миловидным», хотя и странным из-за нарисованных усов. Большие черные глаза обрамляли очень длинные темные ресницы. Зубы были настолько белы, что казались фальшивыми, а язык – ярко-красным, быть может, из-за чего-то, похожего на резину, что он все время жевал.

Стэггу была противна мысль быть обязанным такому, как Абнер, но рот рефлекторно раскрылся и проглотил еду.

– Ну вот, – сказал Абнер, поглаживая панты Стэгга и запустив длинные тонкие пальцы в его шевелюру. – Теперь Рогатику лучше? Не хочет ли он в благодарность подарить мне поцелуйчик?

– Рогатик вышибет из тебя дух, если подойдешь еще хоть на шаг, – ответил Стэгг.

У Абнера округлились глаза. Он отступил назад, огорченно надув губы.

– Разве хорошо так обращаться с другом, который спас тебя от голодной смерти? – спросил он обиженно.

– Признаю, что плохо, – сказал Стэгг. – Но я лишь хотел предупредить тебя, что, если попробуешь сделать то, что у тебя, по-моему, на уме, будешь убит.

Абнер улыбнулся и похлопал длинными ресницами:

– Ну, через глупые предрассудки ты, детка, сможешь переступить! Да к тому же я слыхал, что вы, рогатые, жуть как охочи и, когда встанет, ничто вас не остановит. Что ты будешь делать, когда рядом не окажется ни одной женщины?

Он скривил губы от отвращения при этом слове. «Женщина» – это вольный перевод употребленного им слова, которое во времена Стэгга использовалось в пренебрежительном или нейтрально-анатомическом смысле. Позже Стэгг услышал, что пант-эльфские мужчины всегда между собой называют женщин этим словом, хотя в их присутствии называют своих подруг «ангелами».

– Что будет – то будет, – ответил Стэгг, закрыл глаза и провалился в сон.

Проснулся он, казалось, через минуту, но солнце уже стояло в зените. Он моргнул, сел и поискал взглядом Мэри Кейси. Она сидела с развязанными руками и ела, а позади стоял часовой с мечом.

Предводителя звали Раф. Это был высокий мужчина с широкими плечами, тонкой талией, мрачновато-красивым, но холодным лицом и светлыми волосами.

– Эта Мэри Кейси сказала мне, будто ты – не дисиец, – сказал он. – Она говорит, что ты сошел с небес в огненном корабле из металла и что ты оставил Землю восемьсот лет назад. Она врет?

Стэгг рассказал свою историю, пристально наблюдая за Рафом во время рассказа. Он надеялся, что Раф решит обращаться с ним не так, как обычно обращаются пант-эльфы с попавшими к ним в руки дисийцами.

– Да, ты штучка, – заинтересованно сказал Раф, хотя бледно-голубые глаза остались столь же ледяными. – Да еще эти сумасшедшие рога! С ними ты выглядишь настоящим мужчиной. Слыхал я, что когда Двурогий Царь разогреется как следует, в нем играет сила пятидесяти быков.

– Это каждому известно, – небрежно ответил Стэгг. – Что действительно интересно знать – что будет со мной?

– Это мы решим, когда выберемся с дисийской территории, перейдем через реку Делавэр. Еще два дня тяжелых переходов, хотя за горами Шавангунк мы уже будем в безопасности. Там ничья земля, и встречаются там лишь военные отряды, дружественные или враждебные.

– А почему бы меня не развязать? – спросил Стэгг. – В Дисию мне уже не вернуться, и волей-неволей приходится ставить на вас.

– Шутишь? – спросил в ответ Раф. – Да я скорее бешеного лося развяжу. Я, деточка, чертовски здоровый парень, но не хотел бы с тобой заводиться – то есть вступить в бой. Нет уж, оставайся связанным.

Отряд двигался быстро. Двое разведчиков шли впереди, чтобы избежать западни. Подойдя к горам Шавангунк, отряд стал осторожно приближаться к перевалу, прячась и ожидая от разведчиков сигнала. К ночи отряд остановился в укрытии под скальной грядой.

Стэгг пытался поговорить с Мэри Кейси, чтобы оказать ей моральную поддержку. Она очень устала, а когда начинала отставать, получала пинки и проклятия. Особенно усердствовал Абнер – похоже, он ее возненавидел.

К вечеру третьего дня они перешли вброд реку Делавэр. После ночевки они поднялись раным-рано и пошли дальше. К восьми часам утра воины триумфально вступили в пограничный городок Хай-Квин.

Население городка насчитывало порядка пяти тысяч человек, обитавших в квадратных каменных домах, обнесенных заборами высотой в двадцать пять футов из камня и цемента. Со стороны улицы у домов окон не было, а двери были глубоко погружены в стену. Все окна выходили внутрь, во двор.

Палисадников со стороны улицы тоже не было, но между домами располагались зеленые пустыри, на которых паслись козы, копошились куры и играли голые грязные дети.

Приветствовавшая отряд толпа состояла в основном из мужчин; несколько подошедших в начале женщин вскоре удалились, послушные приказаниям мужей. Все женщины закрывали лица чадрой, а платья скрывали тело от плеч до земли. В стране пант-эльфов женщины явно считались низшими существами, несмотря на то, что единственным в городе идолом была гранитная статуя Великой Белой Матери.

Позже Стэгг узнал, что пант-эльфы почитали Колумбию, но дисийцы считали их еретиками. В теологии пант-эльфов каждая женщина являлась живым воплощением Колумбии и в силу этого – священным сосудом материнства. Но мужчины страны пант-эльфов ведали и то, что плоть слаба. И потому принимали все меры, чтобы у их женщин не было соблазна осквернить свою чистоту.

На них возлагались все возможные обязанности служанок и матерей, – и ничего кроме этого. А потому их следовало скрывать от чужих взглядов, а также от любого соблазна. Мужчины вступали с женами в половые сношения лишь для рождения детей, а во все другие типы отношений, социальные и семейные, – как можно меньше. Они были полигамными – в силу той теории, что полигамия есть лучшее средство для увеличения населения малочисленной народности.

Отделенные от мужчин и приговоренные к обществу друг друга, женщины часто становились лесбиянками. Мужчины даже их к тому поощряли, но они вынужденно ложились с мужчинами в постель, по крайней мере трижды в неделю, во исполнение священного брачного долга, как бы ни было это противно обоим. Итог – почти постоянная беременность.

Мужчин устраивало такое состояние. Как утверждала их ересь, беременная женщина ритуально нечиста. К ней не должно прикасаться никому, кроме других женщин или жрецов.

Пленников заперли в большом каменном здании. Женщины приносили им еду, но сначала Стэгга заставили надеть килт, чтобы его вид не шокировал женщин. Воины и горожане отпраздновали победу, как следует напившись.

Около девяти вечера они ворвались в камеру и вытащили Стэгга, Мэри Кейси и жриц на городскую площадь. Там стояла статуя Колумбии, а вокруг нее были разложены кучи дров. Из каждой кучи торчал вбитый в землю столб.

К каждому столбу привязали жрицу.

Стэгга и Мэри к столбам не привязывали, но заставили стоять и смотреть.

– Этих злых ведьм необходимо очистить огнем, – пояснил Раф. – Вот для чего мы привели сюда этих молодых женщин. Из милосердия. Понимаешь ли, те, что пали под ударом меча, погибли навеки, и их души обречены на вечные странствия. Но эти будут очищены огнем и отправятся в страну счастливых душ.

– Плохо то, – добавил он, – что в Хай-Квине нет священных медведей, потому что заблудших можно было бы скормить им. Чтобы ты знал, медведи – средство спасения не хуже огня.

А с тобой здесь ничего не случится. Тратить тебя на такой заштатный городишко… не слишком ли жирно? Отведем тебя в Фили, и там тобой займется правительство.

– Фили? Филадельфия – «город братской любви»? – Стэгг попытался пошутить – в последний раз за этот вечер.

Поднесли огонь, и начался ритуал очищения.

Минуту Стэгг смотрел, потом закрыл глаза. К счастью, ему не пришлось слышать воплей женщин, поскольку у них были заткнуты рты. У сжигаемых жриц была нехорошая привычка выкрикивать проклятия в адрес пант-эльфов, кляпы же этому препятствовали.

Но от вони горящей плоти было не закрыться. Стэгга и Мэри стошнило, и это вызвало новый приступ веселья у их тюремщиков.

Наконец огни погасли, и двоих пленников отвели обратно в камеру. Там стражники крепко держали Мэри, пока ее раздели, надели железный пояс целомудрия и натянули поверх него килт.

Стэгг запротестовал, что вызвало у тюремщиков удивление.

– Как? – спросил Раф. – Оставить ее открытой соблазну? Дать осквернить чистый сосуд Колумбии? Ты с ума сошел? Ее оставят вдвоем с тобой, а ты – Двурогий Царь, и каждому ясно, что может случиться. Принимая во внимание твою силу, эта ночь может стать ее последней ночью. Нет бы, поблагодарить нас за такую предусмотрительность!

– Возможно, так и произошло бы, если бы вы меня еще разок покормили, – ответил Стэгг. – Сейчас я ни на что не годен. Слаб от голода.

В некотором смысле Стэгг не хотел есть. Голодная диета уменьшала действие пантов. Он по-прежнему страдал от неуемного возбуждения, которое было очевидным и служило источником многочисленных удивленных и восхищенных замечаний тюремщиков, но это было вполне терпимо по сравнению с тем сводящим с ума сатириазом, который одолевал его в Дисии.

Сейчас он боялся, что, если его все же покормят, он набросится на Мэри Кейси, и пояс целомудрия не защитит бедняжку. Но опасался он и того, что если останется голодным, то не доживет до утра.

«Может быть, – подумал он, – я мог бы съесть хоть сколько-нибудь, чтобы поддержать тело и панты, но не столько, чтобы порыв стал непреодолимым».

– Если ты так уверен, что я нападу на девушку, почему тебе не поместить меня в другую комнату? – спросил он.

Раф делано изумился, явно переигрывая, и Стэгг понял, что он старательно подводил его к такому предложению.

– Ну конечно! До чего же я устал, до чего же поглупел! Мы запрем тебя в другой комнате.

Другая комната находилась в том же здании, на другом конце внутреннего двора. Из окна своей комнаты Стэгг видел окно комнаты Мэри. Света у нее там не было, но луна освещала двор и играла бликами на ее милом лице, прижатом к железным прутьям.

Стэгг подождал минут двадцать, потом услышал ожидаемый звук: в замке железной двери поворачивался ключ.

Визжа несмазанными петлями, распахнулась дверь. Вошел Абнер с большим подносом. Поставив поднос на стол, он сказал охраннику, что позовет его, когда будет нужно. Охранник открыл было рот, но, встретив свирепый взгляд Абнера, передумал. Он был местный и к воинам, пришедшим из самой Филадельфии, испытывал почтение.

– Смотри, Рогатик, – сказал Абнер. – Не правда ли, здесь полно вкусняшек? Ты будешь мне благодарен?

– Буду, конечно, – ответил Стэгг. Сейчас, за еду, он был готов почти на все. – Тут больше чем достаточно. А если мне захочется еще, ты сможешь принести?

– Спрашиваешь! Кухня как раз под залом. Кухарка ушла домой, но мне приятно делать женскую работу для тебя. А поцеловать в благодарность?

– Не могу, пока не поем, – ответил Стэгг, заставляя себя улыбнуться Абнеру. – А потом посмотрим.

– Не будь таким робким, Рогатик, – попросил Абнер. – И пожалуйста, ешь побыстрее! У нас мало времени. Я думаю, эта сука Раф сегодня припрется. Как пить дать припрется! И мой приятель Люк меня беспокоит. Если он узнает, что я тут с тобой вдвоем…

– Я же не могу есть со связанными за спиной руками!

– Не знаю, не знаю, – с сомнением произнес Абнер. – Ты такой большой, такой сильный. Ты мог бы разорвать меня пополам голыми руками – ах, такими большими, сильными руками!

– Вот уж глупо, – ответил Стэгг. – Тогда мне никто не стал бы носить еды, и я бы протянул ноги с голодухи.

– Да, правда. И ты ведь не будешь делать больно такому маленькому и хорошему парнишечке? Я же такой слааабенький. И я тебе немножечко нравлюсь, правда? Ты ведь не всерьез говорил тогда, на тропе?

– Нет, конечно, – ответил Стэгг, уминая холодную ветчину, хлеб с маслом и маринованные огурчики. – Это я на тот случай, если бы твой приятель услышал.

– Ты не просто ошеломляюще красив, но еще и умен, – сказал Абнер. Его дыхание участилось. – Уже набрался сил?

Стэгг собирался ответить, что для этого ему придется съесть все, что он видит, но успел передумать. Однако ему ничего не пришлось говорить, потому что в коридоре послышалась какая-то суматоха. Стэгг приник ухом к железной двери:

– Это Люк, твой приятель. Он говорит охраннику, что ты здесь, и требует, чтобы его немедленно впустили.

Абнер побледнел:

– Великая Мать! Он и меня, и тебя убьет! Это такая ревнивая сука!

– А позови-ка его сюда! Я его встречу. Убить не убью, так, помну слегка. Объясню ему, что отныне мы с тобой вместе.

Абнер пискнул от восторга:

– Это будет божественно!

Он осторожно потрогал бицепсы Стэгга:

– Великая Мать, что за бицепс! Такой большой и твердый!

Стэгг стукнул кулаком в дверь и крикнул сторожу:

– Абнер говорит, что можно его впустить!

– Да-да, – подтвердил Абнер. – Все в порядке, пусть Люк войдет. – Он поцеловал Стэгга сзади в шею. – Посмотрю, какую рожу он состроит, когда ты ему расскажешь. Он меня уже извел своей глупой ревностью!

Взвизгнула, распахиваясь, дверь. С мечом в руке влетел Люк. Охранник захлопнул дверь, заперев их втроем.

Стэгг не терял зря времени и врезал ребром ладони Люку по шее. Тот упал, и выпавший меч зазвенел на каменном полу.

Абнер слегка пискнул. Увидев, как Стэгг шагнул к нему, он открыл было рот, но не успел издать ни звука и тоже упал на пол.

Голова у него склонилась под странным углом. Удар кулака Стэгга был так силен, что сломал ему шею.

Оттащив пант-эльфов в угол так, чтобы от дверей не было видно, Стэгг поднял меч Люка и отсек тому голову.

Потом он стал колотить в дверь и кричать, имитируя (надеясь, что похоже) манерный голос Абнера:

– Сторож! Быстрее сюда, и пусть Люк отпустит пленника!

Повернулся ключ, и в камеру вошел охранник. Он держал меч наготове, но Стэгг резко ударил из-за двери. Голова сторожа отлетела на шаг от тела, разрубленные шейные жилы брызнули фонтаном крови.

Сунув нож охранника себе за пояс, Стэгг вышел в узкий коридор, тускло освещаемый факелом в дальнем конце. Он решил наудачу, что там, в конце коридора, находится кухня, и направился туда. Дверь открылась в большую комнату, уставленную горшками и блюдами. Найдя брезентовый мешок, Стэгг набил его едой и добавил несколько бутылок вина. Потом вернулся в холл.

В этот момент открылась дверь, и в коридор вошел Раф.

Он шел нервно, крадущимся шагом. Может быть, поэтому он не заметил отсутствия охранника. Оружия у него не было, кроме ножа в ножнах на поясе.

Стэгг рванулся к врагу через коридор. Раф взглянул и увидел, что на него летит человек с рогами, держа в одной руке окровавленный меч, а другой придерживая закинутый на плечо мешок.

Раф повернулся и попытался было выскочить в дверь, но клинок перерубил ему шею.

Переступив через окровавленный труп, Стэгг вышел во двор. Там, прямо на камнях, спали двое. Как и большинство населения Хай-Квина в этот день, они были пьяны. Стэгг не хотел давать им ни малейшего шанса и к тому же горел желанием убить каждого пант-эльфа, который только попадется ему на пути. Два быстрых удара, и он пошел дальше.

Пройдя через двор, он попал в коридор, точное отражение того, который покинул минуту назад. У дверей комнаты Мэри стоял охранник с бутылкой в руке.

Стэгга он не замечал почти до самой последней минуты. Заметив же, остолбенел от удивления, а этого времени Стэггу хватило. Он ударил стражника мечом.

Острие попало охраннику в грудь между буквами М и А в слове «МАТЬ». От удара тот покачнулся назад и ухватился рукой за лезвие. Удивительно, но другая рука бутылку не выпустила.

Лезвие вошло неглубоко, но Стэгг бросил мешок, прыгнул вперед и навалился на рукоять. Меч с хрустом пробил грудину и вонзился глубоко в тело.

Мэри Кейси чуть не потеряла сознание, когда дверь открылась и в камеру к ней вошел рогатый и окровавленный человек. Она задохнулась:

– Питер Стэгг! Как ты…

– Потом! – оборвал он. – Нет времени!

Они перебегали из тени в тень, пока не добрались до стены и высоких ворот, через которые вошли в город. Ворота охраняли двое часовых, и еще двое находились в невысоких башенках над ними.

К счастью, все четверо спали пьяным сном. Стэгг без труда перерезал глотки лежащим на земле. Потом он тихо поднялся на башни и точно таким же образом навсегда успокоил остальных. Тяжелый дубовый засов, скреплявший половинки ворот, он вытащил без усилий.

Они пошли по тропе, по которой добрались сюда. Сто шагов бегом, сто шагов шагом. Сто шагов бегом, сто шагов шагом.

Реку Делавэр они пересекли на том же броде. Мэри просила об отдыхе, но Стэгг настаивал, что останавливаться никак нельзя:

– Когда в городе проснутся и увидят эти обезглавленные тела, за нами отправится погоня. И она не прекратится, если мы не доберемся до дисийской территории раньше их. А в Дисии нам тоже придется идти осторожно. Попробуем пробраться в Кейсиленд.

Но вскоре им пришлось замедлить шаг – Мэри не смогла выдержать такой отчаянной гонки. К девяти утра она села на землю и сказала:

– Все. Больше не могу – пока не посплю хоть немного.

Они нашли расщелину в ста метрах от тропы, и Мэри сразу заснула. Стэгг сначала поел и попил, а потом тоже лег спать. Он предпочел бы остаться на часах, но понимал, что несколько часов отдыха не будут лишними. Ему понадобится вся его сила – быть может, Мэри придется нести на руках.

Проснувшись раньше Мэри, он снова поел.

Когда через несколько минут она открыла глаза, над ней склонился Стэгг.

– Что ты делаешь?

– Помолчи, – ответил он. – Я хочу снять твой пояс целомудрия.