Текст книги "Славянский кокаин"

11

Уже в половине пятого вечера Дениса Грязнова допрашивали на Лубянке. Напротив него сидел фээсбэшник, затянутый в хороший костюм, – дюжий пятидесятилетний мужчина с лицом потомственного сталевара и по имени полковник Иванчук, именно так он сам представился: «Меня зовут полковник Иванчук». Денису это что-то смутно напомнило, но не более того.

По словам Иванчука, в трех бочках, привезенных Денисом в «Прямые инвестиции», лежали три расчлененных тела, двоих мужчин и женщины.

«Ай да Нобель, – подумал Денис, – ай да собачка. Понюхала бочонки и прочь пошла. Впрочем, что с пса взять, трупы».

– Грязнов, от кого вы получили заказ на транспортировку такого груза? С кем общались?

– Да я никого в глаза не видел. Заказ пришел по электронной почте, через Интернет.

– Придумайте что-нибудь поостроумнее.

– Я могу показать вам наш почтовый ящик, письмо все еще лежит там. А лучше всего побеседуйте с нашим компьютерщиком Максимом, он по этой части лучше меня все объяснит.

– Побеседуем, побеседуем, – пообещал Иванчук. – Но сперва вы мне все расскажете. Главным образом меня интересует вот что. Первое: кто лежит в этих бочках. Второе: кто поручил вам доставить груз.

Денис вздохнул. Фээсбэшник был непрошибаем.

– А я могу позвонить?

Иванчук молчал.

– Послушайте, полковник, дайте позвонить.

Молчание.

– У меня есть право на звонок? Я же не арестован? И даже тогда оно было бы. У меня вообще-то юридическое образование имеется.

– Должен вам заметить, молодой человек, – сказал вдруг Иванчук, придвигая ему телефон, – что то, что вы однофамилец крупного эмвэдэшного генерала, не производит на меня никакого впечатления.

– Не понял, – сказал слегка опешивший, но не желавший показать это Денис, – вы начальника МУРа, что ли, имеете в виду? – «Он что, в самом деле не знает, что мы родственники? Тогда, может, дяде Славе лучше и не звонить… Но что же делать… надо же как-то выбираться из этого дерьма». Денис вспомнил, как Лада рассказывала, что, сбросив китайца с балкона, хотела было позвонить Грязнову-старшему, но передумала и позвонила Турецкому, а тот все равно обратился к Славе… «Стоп! Вот оно! Вот откуда это знакомое „полковник Иванчук“! Именно! Турецкий же рассказывал, что когда-то работал с фээсбешником, который именно так представляется: „Меня зовут полковник Иванчук!“[2]2
  См.: Незнанский Ф. Поражающий агент. Роман. М., 2002.


[Закрыть]

Денис позвонил Турецкому на второй мобильный телефон. Этот его номер был известен буквально нескольким людям, и Турецкий откликался сразу же, когда по нему звонили, где бы он в тот момент ни был.

Так, к счастью, вышло и на сей раз.

– Сан Борисыч, я…

– Надеюсь, Дениска, ты как минимум в тюрьме, – прошипел Турецкий, – потому что я – на коллегии Генпрокуратуры!

– Так и есть. То есть фактически – да, – поправился Денис. – Меня наняли перевезти груз, содержание которого я не знал. В результате забрали на Лубянку, Сан Борисыч. И сейчас меня допрашивает человек по имени полковник Иванчук. – При этих словах Дениса Иванчук проявил некоторое беспокойство и даже привстал. – Это вам говорит что-нибудь?

– Вот ведь… – Турецкий не выругался, и Денис понял, что это правда, он действительно сейчас сидит в каком-то высоком собрании. – Ну-ка дай ему трубку.

Денис улыбнулся Иванчуку и протянул ему трубку:

– Оказывается, это вас.

– Меня? – опешил Иванчук.

– Да. Генпрокуратура, – улыбнулся Денис.

Турецкий приехал через сорок минут. Он молча пожал руку Иванчуку и по-хозяйски выставил Дениса из кабинета. Минут через пять дверь распахнулась, и Турецкий поманил его обратно.

– Дениска, ты обедал сегодня?

– Когда? – усмехнулся Денис.

– Ну тогда вот что. У нас с полковником есть местечко, где мы всегда обсуждаем общие проблемы. Поехали, я угощаю. Как?

Денис, разумеется, не возражал, Иванчук, после некоторых размышлений, тоже сумрачно кивнул.

Они отправились на Тверской бульвар в ресторан «Пушкинъ». Денис там прежде не бывал, и, как он убедился, этот «Пушкинъ» писался именно через «ять». На первом этаже «Пушкина» располагалось кафе, но Иванчук и Турецкий уверенно прошагали к лифту, да-да, там имелся и лифт с кружевным литьем.

К дорогим гостям мигом подлетел метрдотель, лично усаживая и предлагая меню. Впрочем, и Турецкий и Иванчук сказали только:

– Как обычно.

– А молодой человек?

– Рекомендую минеральную воду, – сквозь зубы обронил Турецкий.

«То ли у него мало денег, то ли он действительно сильно разозлился на меня, то ли опасается, что мои умственные способности будут приторможены переполненным желудком. А вот шиш вам», – подумал Денис, разозлившись, в свою очередь, заглянул в меню, стилизованное под газету с заголовком «Гастрономический вестник». Есть хотелось смертельно. Даже не есть, а жрать, тупо набивать брюхо. Но раз есть выбор и приличная еда, почему бы не воспользоваться случаем. И он заказал то же, что и Иванчук: солянку и холодец.

Денис осмотрелся. Интерьер а-ля рюс. На стене висела «Сравнительная таблица скорости некоторых движений» – парохода, велосипеда, скаковой лошади, пушечного ядра и звука.

В результате вмешательства Турецкого выяснилось, что фээсбэшников вызвали непосредственно работники «Прямых инвестиций», едва вскрыли первый бочонок с грузом. Второй и третий они трогать сами не рискнули.

Оперативные мероприятия Иванчука дали некоторый результат. Например, что такое заказчик Дениса – фирма «Феникс» – и с чем ее едят. Это была фикция. Фирма с таким названием, зарегистрированная в Зеленограде, перестала существовать два года назад. Это была очевидная «пустышка». Трейлер, номера которого Денис, разумеется, зафиксировал, нашли довольно быстро. Но его водители ничего внятного рассказать не смогли. Их нанял в Туле некий кавказец, который, не исключено, сам был переходным звеном в цепи.

Отрицательный результат – тоже результат. Отсутствие заказчика заставило пристальнее приглядеться к получателю. Выяснилось, что фирма «Прямые инвестиции» принадлежит… Николаю Мишину.

Узнав об этом, Денис едва не подавился десертом.

– Тогда, – сказал он Иванчуку, – я знаю ответ на ваш вопрос.

– Вы знаете, кто заказчик этой перевозки?

– Нет, думаю, что догадался, чьи тела лежали в бочонках. Это исчезнувшие фармацевты и главный инженер-технолог ЗАО «Матрешка». Первые двое – супруги Илларионовы, а фамилия инженера Артюхов. Попробуйте проверить. Их, в принципе, муровские оперы уже ищут некоторое время, они поделятся информацией, если попросите хорошо.

Полковник Иванчук растерянно посмотрел на Турецкого, и тот важно кивнул: мол, доверяй, хоть и проверяй, этот парень зря болтать не станет.

12

Коля Мишин был способным мальчиком, особенно в области химии и физики. На родительских собраниях в тайнинской школе № 11 учителя всегда положительно о нем отзывались, только намекали родителям на не очень подходящую для маленького гения компанию. Эти обалдуи – Груздь и Доморацкий – могли не лучшим образом повлиять на Колю, которому, быть может, предопределено великое будущее. Груздя честили почем свет, а Доморацкого, впрочем, трогать особо не рисковали, говаривали, что не то дед, не то двоюродный дядя был у него видный гэбэшник, настолько видный, что самолично некогда пытал других в прошлом видных гэбэшников. Но Никита Доморацкий, по крайней мере, в те времена еще был своим в доску парнем.

А что касается Колиных родителей, то они, врачи и вольнодумцы, сами всегда говорили о свободе человека выбирать себе свой путь, своих друзей, поэтому указывать Коле, с кем ему дружить, а с кем нет, они считали себя не вправе.

Время шло, Коля взрослел. А его родителям говорили о нем всегда одно и то же. И после восьмого класса они перестали ходить на родительские собрания вообще.

– Неужели тебе дали свободу? – усмехнулся Груздь. Его родители давно уже игнорировали просьбы учителей зайти в школу.

– Так надо же это дело отметить! Мы все втроем прошли процесс инициации, заключающийся в освобождении от строгого родительского надзора. Напьемся? – предложил Доморацкий.

Конечно, они уже и курили, и выпивали перед школьными дискотеками, но вот так просто собраться в будний день и отметить свой приход во взрослую жизнь – это пока было новинкой.

– А чего пить-то будем? – был резонный вопрос Мишина.

– Ну, может быть, ты нам что-нибудь сварганишь, химик?

– Легко. Только где взять ингредиенты?

– А что нужно-то?

– Лучше всего обыкновенный спирт.

– Это я тебе достану, – махнул рукой Никита Доморацкий. – У моей бабки где-то целая бутылка заначена. Она им протирает всех, кто болеет.

Решено было встретиться в доморацком дворе, в шесть часов вечера.

Коля шел во двор, высоко подняв голову, то и дело придвигая очки к переносице указательным пальцем. Он и правда ощущал себя таким большим и крутым парнем! Если бы его спросил сейчас какой-нибудь приятель, куда это он намылился, Коля свысока и так небрежно кинул бы ему:

– Да вот, с друганами идем одно дельце обмывать.

Во дворе на скамейке уже сидел нахохлившийся Груздь, рядом с ним стоял белый целлофановый пакет.

– Здорово! – поприветствовал его Коля. – А что в пакете?

– Закусон. Хлеб и огурцы соленые. У маман стырил.

– Молодец! Надо бы еще воды где-нибудь надыбать. Или сока какого.

– Да ладно. И этого хватит, – Груздь кивнул на пакет.

– Опух, что ли? А спирт мы чем разбавлять будем?

– А! Вода нужна, чтобы спирт разбавлять?!

– Ты просто гений! Как это до тебя так быстро дошло!

– Да так сразу бы и сказал! Это мы и без тебя знаем, что спирт обычно водой разбавляют. Я думал, ты чегонибудь еще нахимичишь, какое-нибудь новое пойло.

– Ну-ну, – протянул Коля. – А где Никита?

– Иди, мути воду, – сказал Груздь, – а я его буду дожидаться.

– А чего сразу я?

– Ничего. Потому что самый умный! Потому что Ник тащит спирт, я – закуску. А ты что?

– А я делаю!

– Чего там делать-то? Спирт водой разбавить? Это мы и без тебя сделаем. Так что вот дуй за водой.

Пришлось возвращаться домой за водой. Когда он вернулся в доморацкий двор, прошло не меньше получаса, а на скамейке все так же одиноко сидел скукоженный Груздь.

– Ник что, до сих пор не выходил?

– У-у, – отрицательно покачал головой Витя Груздь. – Чувствую я, сорвалось все! Давай, Колюнь, открывай бутылочку. Сейчас мы с тобой будем пить простую водичку и закусывать ее солененькими огурчиками.

– Нет уж, подожди. Надо за ним зайти. Хотя бы узнаем, в чем дело.

Дверь открыл Никита и трагически глянул на приятелей. Оказалось, что его бабушка плохо себя чувствовала, лежала на кровати и выманить ее из своей комнаты, чтобы достать заветную бутылочку спирта, было абсолютно невозможно.

Так сорвалась их первая возможность по-взрослому напиться. Груздь и Мишин с поникшими головами вышли из подъезда Доморацкого и отправились по домам.

Зато очень скоро судьба благосклонно предоставила-таки друзьям возможность напиться. Да так, что Мишина чуть было не поперли из школы.

В тот день Ник Доморацкий прибежал на первый урок с сияющими глазами, подозвал друзей и таинственным жестом указал на свой портфель. Там среди тетрадок и учебников приютилась заветная бутылочка.

– Валим с уроков?

– Сегодня же контрольная по химии.

– Коль, ну какая, на фиг, контрольная?! У тебя и так пятерка по химии. Зачем тебе эта контрольная?

– Она же подготовительная перед экзаменом!

– Да? Вот черт! – почесал голову Никита. – Ну и черт с ней, в конце концов, перепишем!

– Не, не пойдет, – вмешался Груздь. – Ты как будто нашу химозу не знаешь.

– Может, подождем до выходных? – предложил Мишин.

– Блин! Что разнылись?! Не надоело вам ждать? Все! Я эту бутылку больше таскать не буду. Пошли вы!

Доморацкий был лидером компании (по крайней мере, до тех пор пока в нее не влился Бакатин), и, следовательно, его слово было закон. К тому же серьезно подействовала угроза не увидеть больше заветной бутылочки. Короче, они сбежали с занятий и распили на троих в какой-то подворотне эту бутылку.

– Мужики, – шептал пьяный Никита. – В соседней школе, в девятом «Б», такая девчонка клевая. Может, мне ее на дискач в ДК Химволокна пригласить?

– Это которая? – спросил Груздь. Он окосел чуть поменьше, чем его приятели. А вот у Кольки все взлетало перед глазами. Он сидел, обхватив себя руками, и безуспешно пытался концентрировать плывущую реальность. Или нереальность.

– Та, которая Ленка Афанасьева, – сказал Никита.

– Ха, Ленку и без тебя пригласят, – отозвался Груздь.

– Чего? Кто это?

– Да хотя бы тот же Александров.

– Чего? Александров? Он что, к Ленке подкатывает? Да я его…

– Тихо, – сказал Груздь. – А тебе что, своих девчонок уже мало?

– Наши? Это неинтересно. Ну а ты чего раскис? – Никита повернулся к Мишину.

– Ничего. Вот думаю, как бы не стошнило.

– Не о том думаешь, мужик! У нас взрослые разговоры.

– Давай, колись, – подхватил Груздь.

– Да что колоться-то?

– А может, мы тебе поможем личную жизнь устроить!

– Я знаю, по кому он сохнет, – с усмешкой произнес Груздь.

– Ну и по кому же?

– По химичке! – оба закатились от смеха.

– Козел, – печально проронил Мишин. – Точнее, козлы.

– Да ну, чего ты в самом деле!

– Я ни по кому не сохну! И по мне тоже никто… – слезливо добавил Мишин.

– Опять двадцать пять, начинается! Никто меня не любит, никто не приголубит, пойду я на болото, наемся червяков! Ну а ты что хотел? Девчонки отвязных мужиков любят. Вот и получается, что, допустим, у Парфенова девок хоть отбавляй, одна Людка чего стоит! А у тебя – хрен на палочке!

При упоминании о Людке Мишин вздрогнул. Никто из его друзей и не догадывался, что эта Людка, самая классная девчонка соседней школы и девушка отпетого хулигана, и была причиной Колькиных страданий. Все знали, что о ней и мечтать надо забыть, потому что никому не нужны разборки с Севой Парфеновым. Мишин тоже знал, однако мечтать о ней не переставал. Наверно, это и была его первая настоящая любовь.

Сева еще не так давно учился с ними в одной школе, только два года назад его наконец-таки выгнали, что обещались сделать едва ли не с первого класса. С тех пор он как будто учился в ПТУ, но все знали, что это фикция. Сева не был примитивным хулиганом, которого все боятся. У него уже была своя машина. Все знали, что он «чем-то таким» занимается, что у него водятся деньги. Короче, его уважали.

А Люда жила в том же доме, где и Мишин, в соседнем подъезде. И Мишин каждый день после уроков торчал на скамейке в ожидании, когда она изящной походкой продефилирует мимо него. Иногда ее провожал Сева Парфенов. И тогда они заходили в подъезд и там целовались, Мишин видел это. Часами! Так казалось Мишину. Это доставляло ему невыносимые страдания, но он ничего не мог с собой поделать, запретный плод сладок, и чем недостижимее она для Коли была, тем сильнее он влюблялся.

Но однажды Люда снизошла до него, и он целый день просто летал на крыльях любви и думал, что он самый счастливый человек на свете.

В тот день он застрял после уроков у Груздя. А когда пришел домой, обнаружил приколотую ко входной двери записку от родителей. В ней сообщалось, что они в гостях, будут поздно, если вообще не завтра, что суп в холодильнике в красной кастрюле и так далее. Мишин сначала просто порадовался тому факту, что он дома один. Но радость его прошла в момент, когда он вспомнил, что, опаздывая сегодня утром в школу, впопыхах забыл ключи.

Отлично! Просто замечательно! В смысле, ужасное невезение. Куда теперь податься? У Доморацкого больная бабушка. У Груздя, наверно, уже родители с работы пришли – не слишком милые люди. А больше друзей у него не было. Придется до появления родителей торчать во дворе.

Было уже около десяти вечера, когда одиноко сидевший на лавочке Коля увидел ее… Длинные рыжие волосы подрагивали на ветру.

Она прошла было мимо Мишина, но потом остановилась, подошла и присела рядом. Сердце у него подпрыгнуло к горлу.

– Время сколько? – поинтересовалась Люда.

– Время? – он прокашлялся. – Да… около десяти, наверно.

Она достала из кармана куртки пачку сигарет.

– Куришь? – спросила небрежно.

– Давай, – согласился он и дрожащими пальцами полез в пачку.

Ему было наплевать на то, что увидят соседи, да и родители в это время уже могли вернуться, – самое главное, не показать себя слюнтяем! Как настоящий джентльмен, Мишин поднес зажженную спичку к Людиной сигарете. Огонек дрожал на ветру, и рука Мишина тоже дрожала. Люда насмешливо покосилась на Колю.

– Тебя как зовут-то? Я тебя часто здесь вижу. Ты же из соседней школы, кажется.

– Коля меня зовут.

– Попробую запомнить. Ну а меня…

– Людмила, – перебил он ее.

Она слегка качнула головой и сделала вид, что удивилась.

– Тебя все знают, – с глупой улыбкой сказал он.

– Да? И что же обо мне знают?

– Ну… – Он замялся. – Ты встречаешься с Севой…

Ее губы вытянулись в ниточку, лицо стало злым и острым.

– Значит, все меня знают только потому, что я девушка Парфенова?

Мишин сидел как истукан и испуганными глазами смотрел на Люду. А она – на него в ожидании ответа. Коля вдруг понял, что ее лицо не злое, а скорее обиженное. И еще он окончательно понял, что оно самое удивительное на свете. И сказал:

– Нет. Тебя все знают, потому что ты самая красивая девушка.

Она еще несколько секунд все так же смотрела на него, потом усмехнулась, выкинула сигарету и тут же достала вторую.

– Ты похож на галчонка, – сказала она.

– Почему?

– Такой же худой и удивленный. И еще с открытым ртом.

Коля понял, что все время действительно сидел с открытым ртом.

– А ты чего тут сидишь? – спросила она.

– Ключи забыл.

– Да я тебя вообще часто на этой лавке вижу. Ты что, все время ключи забываешь?

Коля молчал. В его душе боролись такие своеобразные вихри чувств, что он уже готов был ей все выложить: что влюблен в нее безумно, что Сева Парфенов – гад, каких поискать, что он не стоит и ее мизинца, что у него, помимо нее, еще куча девчонок (хотя об этом она, наверно, знала, ведь глупо же, если знает весь район, а она нет). И вот, пока он собирался с силами, к подъезду подкатила «двадцать четвертая» «Волга» и из нее вылез Сева Парфенов.

Он ни слова не сказал Мишину, а встал напротив Люды и произнес:

– Ну ты чего психуешь? Характер решила показать?

– Пошел ты. – Она отвернулась.

– Ах, я пошел, да? Значит, теперь вот этот… кролик, – он кивнул головой на Мишина.

Люда молчала. Мишин тоже, он не знал, что сделать. С одной стороны, связываться с Парфеновым себе дороже. Но Сева оскорбил его, оскорбил Люду. «Ладно, – решил Коля, – если еще хоть раз он ее оскорбит, я ему врежу!» Коля не раз представлял себе эту сцену. И все, конечно, из-за Люды. Потом, правда, его мечты приобретали некоторые черты реальности: Парфенов бил его, Мишина, а Люда закрывала его своими руками и кричала, чтобы «подонок оставил мальчика в покое».

– Солнышко, садись в машину, а? – присел рядом с ней Сева.

Она молчала.

– Или останешься с этим химиком? – Сева схватил Мишина за подбородок. – Что, мою девочку захотел, да? – усмехнулся он.

Мишин грубо убрал его руку, хотел что-то сказать, но в голову не пришло ничего подходящего к случаю; сердце его дико колотилось.

– О! Какой он у тебя нервный! Слушай, ну что ты ломаешься! Ну я приехал за тобой, ты своего добилась, ну чего тебе еще нужно?!

Люда встала, отпихнула его руку и быстрым шагом пошла домой.

– Вот сука! – выругался Парфенов.

Мишин был переполнен ненавистью. Он ждал, что сейчас начнутся разборки, и уже решил, что ни за что не сдастся, прорабатывал в уме многочисленные дворовые оскорбления. Но Сева достал сигареты и спокойно спросил:

– Курить будешь?

– Нет! – дерзко выкрикнул Мишин.

Парфенов удивленно посмотрел на него, пожал плечами и сказал:

– Нет так нет. – Он сел в машину, крикнул оттуда: – Будь здоров, отличник! – И нажал на газ.

На следующий день Коля рассказывал своим друзьям о том, как он запросто сидел с Людой на лавочке и трепался за жизнь. Люда теперь с ним здоровалась. Правда, через несколько дней она помирилась с Парфеновым, и мучения Мишина возобновились с новой силой. А Парфенов не упускал возможности подколоть его и звал не иначе как «герой-любовник». Правда, теперь Колины страдания носили несколько иной характер, они, так сказать, были сладкими. Потому что в его душе зачем-то росла глупая, не оправданная ничем надежда.

– И что же мне делать? – спросил Мишин друзей, возвращаясь к разговору о том, что девчонки любят хулиганов.

– Ну не знаю, – протянул Доморацкий. – Совершить какой-нибудь поступок.

– Какой?

– Это в зависимости от того, какая девчонка тебе нравится.

Мишин сглотнул слюну.

– Ну, какая? – Доморацкий и Груздь все превратились в слух.

– Да ну вас, – отмахнулся Мишин и чуть не упал со скамейки.

– Мы же твои друзья! Мы тебе вон все рассказали.

– Людка, – немного помолчав, сказал Мишин.

– Чего Людка? Какая Людка?

– Севина Людка мне нравится.

– Сдурел, что ли! – выкрикнул Груздь.

– Сдурел! – шмыгнул носом Коля.

– И думать забудь!

– Эта девочка любит только отморозков, судя по ее выбору, – вполне резонно заметил пьяный Доморацкий.

Все помолчали. Коля встал и неровной походкой направился к школе.

– Ты чего? Ты куда? – завопили Груздь с Доморацким.

– На контрольную.

– Совсем свихнулся?! Ну какая, на фиг, контрольная! Под душ и в койку!

– Отвалите от меня, – отпихивался от них Мишин.

– Ну ты, блин, прирожденный ботан! Учиться, учиться и еще раз учиться! Как завещал великий Ленин? Даже в пьяном виде!

– Иди ты! – брыкался Мишин.

Он уперся так, что не было никакой возможности его остановить.

– Ты сейчас куда? – спросил Груздь у Доморацкого.

– Куда-куда? Домой, конечно. Я-то точно не сумасшедший, чтобы сейчас к химичке переть.

– Ладно. А я провожу этого идиота до парты.

Всю дорогу до школы Груздь уговаривал Мишина не ходить в школу, но все было безрезультатно.

Они пришли в класс, сели за последнюю парту.

– Только не рыпайся! Молчи, я тебя умоляю! – уговаривал Груздь чертыхающегося Мишина, когда химичка раздавала контрольные задания.

Груздь мало что понимал в химии, ему на нее было глубоко наплевать. Однако иметь в четверти тройку ему тоже не хотелось.

– Коль, посмотри, как это задание делать? – толкнул он плечом Мишина.

Толкнул его легонько, но Мишина уже так развезло, что он вывалился из-за парты в проход, напротив которого стоял химичкин стол.

– В чем дело? – Она встала из-за стола и подошла.

Груздь обхватил голову руками и зажмурился.

– Николай! В чем дело? – строго спросила химичка.

Мишин кое-как поднялся и, покачиваясь, смотрел затуманенным взглядом на учительницу.

– Ничече, Маргрита Алессанна, – еле выговорил он.

Коля Мишин, конечно, был ее любимчиком, но никакая ее любовь не могла терпеть пьяного ученика на своих занятиях.

– Идем со мной, – выдавила она сквозь зубы.

– Ну, Маргарита… Алексанна…

– Я сказала! – Она схватила его за локоть, но Мишин вырвал свою руку.

– Не ожидала от тебя! – задохнулась учительница. – Ладно же! Вижу, ты не в состоянии дойти до директорского кабинета! Что же, директор у нас не такой гордый, как ты! – И она выскочила за дверь.

По классу побежали разговорчики, смешки, одобрения и порицания.

– Ну ты, блин, дал, пацан! – повернулся к Мишину Антошка Кирюхин.

– А чего? – искренне удивился Мишин.

– Да сядь ты! – дернул его Груздь. – Ну какого ты?!

– Что я! Какого ты! Меня толкнули. Ты же видишь…

– Да какого ты вообще приперся! Тебя же теперь, наверно, из школы попрут! Идиот! Химоза к директору побежала. Ты в это-то хоть врубился?!

Мишин вдруг сел и заплакал пьяными слезами.

– Держись, пацан! – похлопал его по плечу Антошка. – Мы никогда не забудем твоего героического поступка!

Вдруг Мишин сорвался с места и побежал в лабораторию, соседнюю с кабинетом химии комнату.

– Куда ты? – только и успел крикнуть Груздь.

Мишин даже по прошествии многих лет никак не мог понять, что конкретно его, скромного мальчика, отличника, химика и просто гения, сподвигло на такой шаг. Алкоголь? Может быть, обида за то, что он такой одинокий и никому, кроме химички, не нужный (хотя выходило, что теперь он и химичке не нужен)? А может, несчастная любовь?

Как бы там ни было, он взял металлический натрий, который хранился в банке под слоем керосина, и опустил его в концентрированную серную кислоту, упаковал в полиэтиленовый пакет в несколько слоев, чтоб не сразу проело… Он часто бывал в этой лаборатории, химичка разрешала ему проводить здесь всяческие интересные опыты, и он хорошо знал, что где находится. «Значит, они только отморозков любят, да?!» – И чиркнул спичкой.

– Где Мишин? – профессионально строгим голосом сказад директор, входя вместе с химичкой в класс.

Тут же из лаборатории, качаясь и закрывая уши руками, вышел Мишин. А через секунду раздался взрыв.

Потом были долгие разбирательства. Но Мишина не выгнали. Его отец был в неплохих отношениях с директором. К тому же, в конце концов, за Колю попросила и сама химичка. А вдруг, выгнав его из школы, они испортят жизнь талантливому мальчику и, может быть, великому ученому в будущем. Она явно осознавала, что такого ученика у нее больше не будет. И на педсовете напирала на то, что он просто попал в дурную компанию, где его, примерного и способного мальчика, напоили и испортили. Мишин, конечно, выгораживал друзей как мог. Но все-таки вопрос стоял о нем, а не о его собутыльниках. В результате ограничились тем, что взяли с Мишина клятвенное обещание, что он впредь не будет поддаваться пагубным примерам своих приятелей, а лучше и вообще перестанет с ними общаться. Ну, конечно, родителям пришлось заплатить за два выбитых в результате взрыва окна и еще за покупку некоторого химического оборудования и материала.

Затем последовали домашний скандал и домашний арест. Но вместе с тем и всеобщее уважение школьных товарищей. Даже Сева Парфенов как-то подошел к Коле:

– Силен, мужик! Значит, так тебя все достало? И ты решил совершить самоубийство, укокошив заодно с собой всех одноклассников и директора с химичкой? Горжусь! Уважаю! А Людка, та вообще в экстазе забилась, когда об этом случае узнала.

Зима заканчивалась. Мишин ходил несчастный, но в то же время и счастливый. Это было какое-то странное, пограничное состояние между эйфорией и депрессией. Настроения сменялись, как погода весной. Кстати, вскоре пришла и она – весна. Колины родители к этому моменту уже достаточно остыли, для того чтобы выпустить сына из-под домашнего ареста.