Текст книги "Славянский кокаин"

13

Денис постучался в кабинет к доктору Лапину. Тот в очках с позолоченной оправой сидел за столом и что-то напряженно изучал.

– Извините, – сказал Денис. – Меня зовут Денис Грязнов, мы с вами по телефону…

Доктор из-под очков взглянул на Грязнова.

– Вы из агентства, которое сотрудничает с милицией?

– Точно, по поводу Мишина Николая Николаевича.

– Да, я вспомнил. Ну что ж вы там в дверях встали, проходите, садитесь.

Лапин походил на Айболита – седой, борода клинышком и живые яркие глаза.

– Тяжелое состояние? – спросил Денис, присаживаясь на колченогий, но мягкий стул.

– Зато стабильное, – неожиданно ответил доктор.

– Но он же, кажется, в коме?

– Нет, вовсе он не в коме. У него сильный эмоциональный шок, и просто какое-то время он не мог говорить и самостоятельно передвигаться. Собственно, он и сейчас не передвигается, конечно.

– То есть он в сознании?

– Ну как вам сказать. В общем, да. Но в очень слабом. Еще у него частичная амнезия. Но это все общая реакция организма на сверхсильное болевое и психическое раздражение. А это, в свою очередь, характеризуется расстройством жизненно важных функций нервной и эндокринной систем, кровообращения, обмена веществ. Вот и судите сами, в сознании он или нет.

– Знаете, я учился в медицинском институте, но все-таки что-то не понимаю… Пациент может находиться либо в бессознательном состоянии, либо он как-то всетаки воспринимает окружающую действительность – видит, слышит, говорит, понимает. Ну или, может быть, у него какое-то пограничное состояние?

– Он пока не встает с кровати. Совершенно определенно, что он видит и воспринимает окружающую его действительность, как вы изволили выразиться. Слышит. Но все это мало на него воздействует. Ему, как я полагаю, все равно. Знаете, судя по всему, наш пациент – человек вообще легко поддающийся разного рода стрессам и потрясениям. Кроме того, судя по всему… как бы это сказать… не чурающийся кокаина. Поэтому я могу почти с полной уверенностью утверждать, что сейчас он обитает в каком-то своем подсознательном мире. Из нашего реального мира до него долетают отдельные раздражители, какие-то звуки, яркий свет или прикосновения. Но он мало понимает все это. К тому же ничего не помнит.

– Вы пытались с ним разговаривать?

– Он не понимает, что я ему говорю. Хотя сам разговаривает, если это можно так назвать. Бурчит что-то себе под нос. Ничего внятного.

– А вы не знаете, сколько продлится такое состояние.

– Пока прогнозировать что-либо сложно. Иногда эмоциональный шок переходит в стадию истерического припадка. Но в случае Мишина, я надеюсь, этого можно не опасаться.

– Нет, доктор, вы не поняли. Я имел в виду, когда он придет в нормальное для человека состояние?

– О-о! Этого я вам сказать, голубчик, не могу. В зависимости от лечения. А чаще всего и лечение тут ни при чем. Зависит от человека. Есть ли у него волевое стремление к нормальной жизни, к реальности, найдет ли он в себе силы. Честно сказать, пока что, глядя на этого пациента, я бы предположил, что у него очень велико желание остаться в том мире, в котором он находится сейчас.

– То есть надежды никакой?

– Ну я не хотел бы быть столь категоричным.

– И от лечения тоже ничего не зависит?

– Ну почему же. Лечение никогда не повредит. А потом, это смотря какое лечение.

– То есть?

– Ну, знаете, есть щадящее пассивное лечение. А есть такие способы, которые могут вылечить мгновенно.

– Правда? – оживился Денис. – А можно поподробнее.

– Это, так сказать, клин клином. Довольно радикальный метод, но нередко очень действенный. Смотрите, мы имеем дело с эмоциональным шоком и всеми вытекающими отсюда последствиями. А есть и такое понятие, как шокотерапия. Другими словами, как это ни странно звучит, лечение шока шоком.

– То есть вы хотите сказать, что если Мишин испытает какой-нибудь шок, по силе равный тому, который он получил при взрыве, то он опять станет нормальным человеком?

– Я ничего не хочу сказать, я лишь констатирую факты.

– Но это же шанс! Или нет?

– Стоп, стоп! Вы хотите… Я вижу, как загорелись ваши глаза! Нет уж, извините, молодой человек, но этого я разрешить не могу. Я понимаю, что вы, блюстители закона и порядка, готовы ради своей цели пойти на все. Но я не могу позволить вам такие опасные опыты. Во-первых, мы не можем знать наверное, что именно произведет на пациента сильное впечатление. Во-вторых, согласно статистике, далеко не все случаи были удачными. И наконец, в-третьих, подобные кардинальные методы могут не просто не помочь человеку, а уничтожить последнюю надежду, сделать его инвалидом, а то и вообще вогнать в гроб. Так что нет, нет и нет! И не смотрите на меня так. Будем лечить поэтапно, медленно, зато проверенным щадящим способом. Это человек, в конце концов, а не какой-нибудь подопытный кролик.

– Да я и не предлагаю ничего. Нет, значит, нет. Спасибо за информацию.

Лада уже ждала его в вестибюле.

– Что узнал? Выздоровление Мишина намечается или нет? – спросила она.

– Нет, если мы сами его не наметим.

– Как это?

– Когда наконец приедет с дачи его жена?

– Завтра. Ты мне наконец расскажешь?

Денис покосился на выходящего из кабинета Айболита:

– Пойдем вниз, сядем в машину. – В машине он продолжил: – Вернуть его в нормальное состояние поможет какой-нибудь другой шок, эмоциональная встряска, равная той, которую он уже испытал.

– Равная уже испытанной? Интересно, в чем измеряются шоковые встряски?

– Почем я знаю. Может быть, еще один взрыв ему организовать?

Лада выразительно постучала себя по лбу.

– Правда. И доктор какой-то попался старомодный. Не разрешаю, говорит, вам проводить такие опасные опыты. Лучше мы, говорит, будем лечить больного испытанными методами… Угу, всю жизнь!

– Значит, все? Последняя ниточка оборвалась?

Денис засмеялся:

– Мы с тобой постоянно меняемся ролями. Когда я – оптимист, ты – пессимист, и наоборот, когда пессимист – я, ты пытаешься быть оптимистом.

– Очень смешно, – вздохнула Лада.

– Когда приедет жена, мы постараемся у нее выяснить, были ли в жизни Мишина какие-нибудь серьезные потрясения. Ведь не может же такого быть, чтобы человек всю свою жизнь жил спокойно. Постараемся ухватиться за последнюю ниточку.

– Ох, – вздохнула Лада. – Когда же уже наконец эти ниточки закончатся!

14

Жена Мишина, не очень молодая, не очень стройная и не очень красивая, приехала в больницу вся в черном, как будто уже на похороны. Ее вид вообще можно было охарактеризовать совершенно точно – не очень.

Денис и Лада проводили ее до палаты мужа.

– Взрыв! – то и дело всхлипывала она. – Боже мой! Кому это было нужно!

Денис открыл перед ней дверь и добавил:

– Если нужна будет какая-нибудь помощь, я жду здесь, в коридоре.

Она кивнула, всхлипнула и вошла внутрь.

Через некоторое время к Денису и к Ладе подошла медсестра и сделала глазами знак куда-то в неопределенную сторону. В конце коридора стояла женщина в меховом полупальто и длинной юбке. Она облокотилась на окно.

– Ты что, и любовницу оповестила? – спросил Денис Ладу.

– А почему бы и нет. Она тоже человек и тоже волнуется.

Лада направилась к ней, а Денис тихонько пробормотал:

– Вот такой вот он, Мишин, химический гений и неприметный мужчина, помимо жены еще и любовницу имеет.

Лада подошла к женщине. На вид той было лет тридцать пять, и она была откровенно хороша: ровные белые зубы, широкий чувственный рот, и даже легкие морщины вокруг глаз совсем не портили ее.

Она молча подала Ладе руку.

– Здравствуйте, – ответила Лада и тоже протянула руку.

Женщина неловко заулыбалась, видно было, что она сильно нервничает и в любой момент готова расплакаться.

– Как он? – спросила она.

– Вы не разговаривали с врачом? – поинтересовалась Лада.

– Нет, там была… Колина жена.

Лада понимающе кивнула и рассказала, что случилось с Мишиным.

Через некоторое время из палаты вышла плачущая супруга. Денис поспешил к ней.

– Он меня не узнает! Все бесполезно, – причитала та.

– Давайте я вас провожу.

Они медленно шли по коридору, Денис поддерживал ее под локоть.

– Может быть, дети? Может быть, он узнает детей? – спросил Денис.

– Да? – Ее взгляд просветлел, но тут же она увидела ее… свою соперницу.

Сразу же лицо ее сделалось непроницаемым, и она нарочито громко произнесла:

– Нет. Никаких шансов. Он не узнает никого! Доктор сказал, что все бесполезно.

– Но попытка – не пытка, стоит попробовать. – Денис уводил супругу Мишина от отвернувшейся к окну женщины.

– Вы что, друг друга знаете? – не удержалась Лада.

– Я ее да, а она меня… Вот уж не знаю, возможно…

– Мне просто показалось, что все сказанное ею имело целью задеть вас. Поразительно, до чего эгоистичны порой бывают люди. Даже в минуту такого несчастья не упускают шанса поиздеваться над соперником! Дикость какая-то… – удивилась Лада.

– Упоение садомазохизмом, – согласилась та. – Вы не против, если я загляну к нему?

– Да, конечно, пойдемте. Простите, я хотела у вас спросить… Вы не знаете, была ли в жизни Николая какая-то ситуация, которая его бы потрясла очень-очень сильно? И на долгие годы?

– Зачем вам? – насторожилась женщина.

– Понимаете, это может его спасти. Из этого состояния его может вывести сильное потрясение.

– Да, ситуация такая была. Он рассказывал мне однажды… Из-за него погиб один человек. И он живет с чувством вины до сих пор. Он не любил об этом разговаривать, поэтому я не знаю никаких подробностей. Но это было сильнейшее потрясение его жизни.

– Большое спасибо за информацию. Мы вам очень признательны.

15

Близилась мартовская дискотека. Мишин размышлял, отпустят его родители или нет.

– А ты им ничего не говори, – посоветовал Доморацкий.

– Ну конечно! Чтоб меня опять дома заперли, уже навсегда?

– Скажи, что у меня ночевать будешь в этот день, что у меня, ну например, день рождения. Тебе же предки говорят, что твое право на выбор своих друзей неоспоримо? – предложил Груздь. – Так воспользуйся.

– Неоспоримо-то оно неоспоримо. Только навряд ли меня и на день рождения отпустят, так же как и на дискотеку. Я же вроде обещал себя хорошо вести, а приход на дискач для наших педагогов, сами знаете, уже плохой поступок. Хорошие мальчики на дискотеки не ходят, а сидят дома и долбаные умные книжки читают. Так что, чувствую я, никакого дня рождения не получится…

– Ну это уж вообще… Не отпустить сына на день рождения лучшего друга?!

– Да не в этом дело, Витька! Какой смысл что-то выдумывать! Если на день рождения отпустят, то тогда и на дискотеку отпустят. Да ладно, правду им скажу.

Но судьба как будто благоволила Мишину. Или, наоборот… издевалась.

В тот день его родители уехали к отцовскому другу, на проводы в армию его сына. Все складывалось как нельзя лучше. Перед дискотекой друзья собрались у Мишина дома. Доморацкий принес бутылочку бражки.

– Нет уж, я пить не буду, – отказался Мишин. – А то меня вообще не впустят.

– Да уж. Все знают, какими это чревато последствиями, – хохотнул Груздь. – Пьяный Мишин – ходячая бомба. В самом прямом смысле этого слова!

И Доморацкий и Груздь выпили вдвоем. Пришли на дискотеку не к самому началу, а в разгар веселья («К самому началу только лохи приходят», – доходчиво объяснил Доморацкий). Актовый зал мигал в темноте цветными огонечками, на сцене крутился самодельный стеклянный шар, как в самых заправских клубах Москвы, – вообще-то это был глобус, обклеенный маленькими зеркальными осколками. Народ отрывался по полной программе. Кое-где уже целовались парочки. Кое-где назревали разборки. Груздь и Доморацкий сразу же пустились в пляс под лихое диско.

А Мишин увидел ее… Люда была одета в светлую блузку и новомодные джинсики «в облипочку». Она зазывающе вертела бедрами, а руки и ноги выписывали модные танцевальные движения. Рядом как козлик подпрыгивал Сева и выкрикивал что-то задорное охрипшим голосом.

Потом начался «медляк» – тихая плавная музыка. И Мишин совсем загрустил, глядя на то, как она прижимается к Парфенову, а его рука сползает с ее спины.

– Что скис? – подбежал к Коле Груздь, потом проследил за Колиным взглядом и строго покачал головой: – Не, приятель. Не мечтай. Забудь! И самому легче станет.

Доморацкий поддержал приятеля:

– Ну! Пригласи на танец какую-нибудь телку! Они же теперь все тебя хотят, после твоего геройского поступка!

Мишин улыбнулся, но остался неподвижным.

– Ладно. Пойду Антонову приглашу. – И Груздь потерялся среди танцующих парочек.

Вскоре танец закончился. Люда ушла, а Сева направился прямиком к Мишину. Сел рядом и по-приятельски хлопнул по плечу. От него сильно пахло каким-то терпким парфюмом.

– Здорово. Что не танцуем?

– Не хочу.

– А может, не умеешь?

– Может, не умею, – равнодушно подтвердил Мишин.

– Ну так попросил бы Людку. Она бы тебя так научила! – Он сделал странные движения руками, не очень похожие на обозначения танцев. – Она клево танцует!

Коля удивленно посмотрел на Парфенова.

– Она же тебе нравится, а? – продолжал тот. – Я же вижу. Да она всем нравится. А будет с тобой!

– Чего? – не понял Мишин.

– Чего, чего! Нравится тебе Людка?

– Что? – У Мишина в мозгах не укладывалось, что парень вот так запросто может предложить другому парню свою девушку. И не простую, а самую красивую в районе.

– Заело, что ли? Людка тебе нравится?

– Ну допустим.

– «Допустим»! – хмыкнул Сева. – Сразу видно, что ботан. Я ее тебе дарю.

Обалдевший Мишин только хлопал глазами.

– Пацан! Расслабься! Ты мне нравишься. Особенно после того, что ты сделал! Расшевелил всех, мать их! Да и Людка, честно говоря, не против. Говорит, что ты ее заводишь. Ну а мне-то… Сначала, конечно, поревновал немного. А потом думаю – а фиг ли! Ты хороший пацан. И что бы мне не устроить ваше личное счастье? Да кто же я буду, если это не сделаю?! И, короче, после всего, сам понимаешь, можешь ее себе оставить. Мне она уже не нужна. Выпьем?

– Выпьем, – качнул головой потрясенный Мишин.

– Пошли на улицу. Тебе здесь нельзя. Да и Людка тебя там ждет. И еще кое-что…

Они вышли на улицу. Обворожительная Людка курила, облокотившись на парфеновскую «Волгу». Они отхлебнули по глотку вермута из бутылки, припрятанной у Севы во внутреннем кармане куртки.

– Держи, – Сева вложил в Колину руку ключи от машины, в Людину – бутылку. – Покатайтесь, поразвлекайтесь, детки! – И ушел обратно.

– Садиться? – спросила Люда.

Мишин никак не мог понять, в чем дело. Видя его нерешительность, она подошла к нему и нежно поцеловала в губы.

Обезумевший от счастья Коля прыгнул в машину, Люда села рядом.

– Водить-то хоть умеешь?

– У меня дядя – таксист. Учил меня. Куда хочешь?

– Сначала покатаемся, а потом видно будет.

Автомобиль тронулся и покатился по ночному шоссе.

Люда вставила в магнитолу кассету с музыкой «Абба», открыла вермут, сделала несколько глотков.

– Давай и ты, – сунула она ему бутылку.

Коля сначала хотел отказаться, ведь он был за рулем, но потом взял – затуманенные счастьем мозги и непреодолимое желание казаться крутым парнем сделали свое дело.

Через полчаса в машине царил настоящий драйв: музыка на полную катушку, дергающиеся в такт с ней Мишин и девушка, выпивка, сигареты, поцелуи прямо за рулем, на полной скорости.

– Кайф! – откинувшись на спинку сиденья, произнесла Люда. – Ну а теперь притормози, что ли, где-нибудь. Займемся чем-нибудь поинтереснее.

«Конечно, крошка!» – прозвучали у Коли в голове слова какого-то мачо из какого-то американского фильма, и он, сбавив скорость, нажал на тормоз. Но педаль провалилась куда-то в пол.

– Не тормозится, – хмыкнул Мишин, еще не понимая сложившейся ситуации.

– Да поворачивай уже! – Она со смехом дернула руль в свою сторону.

Педаль опять утопилась в полу. Прямо перед лобовым стеклом вдруг откуда-то взялся столб. Мощный удар. Машина перевернулась и, сделав несколько оборотов, упала в кювет. И темнота.

…Невыносимая боль вернула Мишина в действительность. Он очнулся и с неимоверным трудом поднял голову. Кровь залила ему глаза – он разбил лицо о руль. Все вертелось и кружилось, дико тошнило. Он кое-как выбрался из машины, упал на землю и его тут же вырвало.

Потом он обернулся и глянул на «Волгу».

– Мать твою, – только и смог пробормотать Мишин.

Стекла вдребезги! Фары вдребезги! Капот помят, как морда у бульдога! На боках вмятины и царапины! Но самое главное – где Люда?! Эта вспыхнувшая в его мозгу мысль и страх за нее придали ему столько сил, что он вскочил на ноги и подбежал к машине. В салоне ее не было. Коля обежал «Волгу»… Метрах в трех от него в странной неестественной позе, с подвернутой под себя ногой, лежала Люда. Крови видно не было, только над верхней губой маленькое пятнышко.

Коля медленно подошел к ней, как будто боялся, что что-то спугнет, и тронул ее за плечо, сначала легонько, потом с силой. От этого ее голова безвольно запрокинулась назад. Она не дышала. Мишин рухнул на колени и заплакал в голос. В такой позе его и нашли где-то через час после аварии.

Коля не ел два дня. Мама отпаивала его какими-то таблетками, гладила по голове, говорила какие-то слова, которые Коля слышал, но не мог понять их смысл. Хотя, в общем-то, он и не стремился, ему было все равно. Отец тоже ходил на цыпочках. Из такого состояния Коля вышел лишь на третий день. Отец зашел в его комнату. Мать все время находилась рядом с Колей. Отец тихо спросил:

– Там Валя Бакатин Колю спрашивает. Хочет узнать, пойдет ли он на похороны Людмилы. Что сказать-то?

Мать даже не успела ничего ответить, как Мишин затряс головой и замычал. Вскочил с кровати и побежал в ванную. Там он заперся, схватил лезвие и полоснул себя по венам.

Так он оказался в больнице, где его больше лечил врач-психиатр, нежели какие-либо другие.

Первым к нему пришел… Сева Парфенов.

– Спокойно, пацан, – сказал он. – Все нормально. Я тебе тут мандаринов принес. Ты как?

Коля молча пожал плечами. Он думал – самое главное не смотреть на него.

– Вижу, что хреново, – сказал Сева. – Медсестры тут классные. А вот соседи твои что-то не очень.

Он немного помолчал.

– Ну что ты в самом деле! Слушай, с кем не бывает! Да я простил тебя давно! Ну? Не хочешь со мной разговаривать? Так и скажи. Я уйду. Уйти?

Мишин закивал головой.

– Ладно. Все понял. Только сначала один вопрос решим, и я тебя покину. Простить-то я тебя простил. Только за «Волгу» как-то расплачиваться надо. Согласись, твоя вина.

Мишин посмотрел на него полными слез и ненависти глазами:

– Значит, машину гребаную ты мне не простил, а то, что я девчонку молодую угробил, простил, да?

– Тихо, тихо. Ну, ничего уже не вернешь. А машина хоть и гребаная, а денег стоит. Кроме того, она не моя.

– Как не твоя?! – опешил Коля. – Ты ее угнал, что ли?

Сева захохотал.

– Ну ты скажешь! Угнал… Ох, не могу… Угнал… По доверенности я ездил, понял? А теперь что мне людям говорить?

– Каким людям?

– Хозяевам тачки, лопух!

– А что это за люди?

– Не твое дело. То есть твое, конечно, – спохватился Сева. – Когда показания будешь давать, меня не упоминай, уловил?

– Да…

– Вот я тебе напишу на бумажке фамилию, чтобы ты не забыл… А теперь вернемся к деньгам. Когда расплачиваться будешь?

– У меня нет таких денег.

– Значит, у родителей попроси. Объясни, что попал ты по полной программе, неужели родители для любимого чада пожалеют?

– У родителей тоже таких денег нет.

– Ну да, – задумчиво произнес Сева. – Предки, небось, еще долги отдают за твой прошлый смелый поступок. Ну что я тебе на это сказать могу. Придется как-нибудь по-другому расплачиваться. Ну какими-нибудь услугами. А? Согласен?

– Мне плевать. Услугами так услугами.

– Ну и отлично. Сговорчивый ты парень! Приятно дело иметь. Сразу фишку просекаешь. Значит, договорились. Не забудь же… Все, удаляюсь. Кушай мандаринчики и поправляйся! Ты мне здоровым нужен.

…Колю навещали одноклассники, друзья. Но они были ему в тягость. Он никого не хотел видеть. Они вновь и вновь напоминали ему о случившемся, хотя и слова об этом не говорили. Он не читал, не смотрел телевизор, не слушал музыку, ел мало. Только спал или часами глядел в белый потолок.

Через несколько недель его выписали из больницы. Вскоре состоялся суд. Как и договорились с Парфеновым, он ничего не сообщил о роли Севы в этой истории. Вина Николая Мишина была признана, и он получил два года условно. Врачи посоветовали ему съездить на море, отдохнуть. В школе освободили от занятий до конца учебного года. А экзамены перенесли на осень. «У мальчика психологическая травма…»

Только травма эта до осени не прошла. А осталась в душе у Мишина огромным черным рубцом. И как тяжело с ним жить, понимал только сам Николай Мишин.