Текст книги "Славянский кокаин"

Удостоверение комсомольского работника, изъятое у Валентина вместе с остальными личными вещами, не произвело никакого впечатления на работников органов правопорядка, и запуганный, трясущийся Бакатин, пребывавший на грани помешательства, провел бессонную ночь на каменном полу тюремной камеры. Он даже не мог представить, что случится с ним дальше, и почти был готов к самоубийству. Мысленно он уже прощался с беззаботной жизнью, предвкушал позор, ногтями царапал в отчаянии кирпичную стену своей темницы, скулил, и по его небритым щекам текли крупные мутные слезы.

С утра молодой лейтенант снова проводил Валентина в кабинет следователя. Теперь Бакатин был готов рассказать все, надеясь на послабление в наказании за чистосердечное признание. Но следователь, мрачно улыбаясь одной стороной рта, вернул молодому человеку его вещи, дал расписаться на какой-то бумаге и… отпустил на волю.

Во дворе Бакатина встретил жизнерадостный Сева.

– Ну что, Валька, предупреждал я тебя? – спросил он, глубоко затягиваясь сигаретой и засовывая пачку «Мальборо» в карман роскошного вельветового пиджака.

– Что теперь будет? – прошептал посеревший от страха и переживаний Валентин.

– А что будет? Умнее, надеюсь, станешь.

– Со мной что теперь будет? Почему меня отпустили? За мной будут следить?

– Вот параноик! – расхохотался Парфенов. – Успокойся, все в ажуре. Я обо всем договорился.

– Но как? – прохрипел ошеломленный Бакатин.

– Люди гибнут за металл, – оперным голосом пропел Сева. – Заплатил я им очень много денег. Ты себе даже представить не можешь, насколько много.

– С-с-спасибо, друг. – Валентин был готов ползать на коленях перед своим спасителем. – Век не забуду. Я тебе отдам все до копейки, да я по гроб жизни тебе обязан…

– Молчи, – резко перебил его Парфенов. – И запомни: денег мне твоих не надо, не нуждаюсь. Но, возможно, придет день, и я от тебя потребую одну услугу в счет оплаты долга. Договорились?

И Бакатин часто закивал, демонстрируя полную готовность выполнить все, что прикажет его лучший друг.

21

– Знаете, что такое одиночество? – сказал Мишин Денису Грязнову.

– Ну… в вашем случае это, наверно, страх, – предположил Денис.

Мишин отрицательно покачал головой.

– Я уже устал бояться. Нет. Настоящее одиночество? Это когда вы всю ночь говорите сами с собой, и вас не понимают… Я потерял сам себя. Пора возвращаться.

Николай Мишин оказался первым человеком, решительно опознавшим портрет убийцы Бакатина. Это был Всеволод Парфенов по прозвищу Князь Монако. С некоторым, впрочем, сомнением это подтвердила и Людмила Романова. Она, в частности, сообщила, что мужчина на портрете чертами лица похож на того двадцатилетнего парня, в которого она была некогда влюблена и который давно уже исчез из ее жизни. Еще Парфенова мог бы опознать покойный Груздь, пожалуй, он да Мишин – только два человека, не считая также покойного авторитета Маркиза, в последние годы знали о редких визитах Парфенова в Москву и были тому свидетелями.

Лада стояла в Шереметьеве у стойки, за которой должна была начаться регистрация на ее рейс. Когда Денис отлучился за минеральной водой, у нее в кармане ожил мобильный телефон. Лада не хотела сейчас ни с кем разговаривать, но, глянув на определитель номера, увидела, что это звонит высокое начальство – Кэт Вильсон. Вздохнула и включила клавишу «talk». Впрочем, не пожалела, хорошо знакомый голос мигом ее взбодрил:

– Лада, детка, я очень виновата перед тобой…

Лада ушам своим не поверила, ничего подобного ей прежде слышать не приходилось.

– Кэт, ты… здорова?!

– К сожалению. Лучше бы эти сволочи на меня напали!

– Ничего не понимаю.

– Это все этот мерзавец Чак!

– Да о чем ты говоришь?!

– Чак стучал обо всем, что у нас происходит, русским мафиозо – лично Барсу, то есть Сванидзе. А уж тот кому – одному богу известно… Но мы взяли гада за задницу, я лично из него все дерьмо выбью!

«Ах вот оно что, – подумала Лада. – Вот откуда китайцы на балконах заводятся… Ну и, положим, кому стучал Барс, известно уже не одному богу…»

История «русского» кокаина

В Генеральную прокуратуру России. Старшему следователю Управления по расследованию особо важных дел государственному советнику юстиции 3-го класса Турецкому А. Б.

1. Валентин Бакатин, в отличие от своих приятелей, гораздо раньше выяснил, что честный труд в родном отечестве плохо способствует накоплению капитала. В какой-то момент он решил рвануть на Запад, в Соединенные Штаты. Но как русскому мужику да еще с изрядным комсомольским прошлым это сделать? Оказалось, что возможности есть. И самая надежная из них – женитьба. Но не просто женитьба, а брак с лицом еврейской национальности. Таким лицом оказалась школьная подруга Наталья Фейгина, которая давно уже по нему сохла. Несмотря на бурный роман с Майей Рогачевской, Бакатин оперативно оформил брак с Фейгиной. Рогачевская была дочерью генерала армии в отставке, но времена, когда это имело определяющее значение, безвозвратно ушли, теперь гораздо уместнее оказалось жениться на еврейке – не как на женщине, а как на средстве передвижения.

Он знал, что родители Фейгиной давно уже подали прошение в американское посольство. И он не ошибся в своих расчетах. Через полгода пришло разрешение на эмиграцию: благо основания были, родной брат отца Фейгиной уже больше десяти лет проживал в Нью-Йорке.

Перед отъездом Бакатин сказал своим друзьям Груздю и Мишину, что никогда не забудет о них, в том числе и когда будет искать новые пути к обогащению. И это были не просто слова. Он ехал на Запад не так как многие другие, а будучи оснащенным оригинальной идеей, которая и должна была позволить им всем навсегда забыть про деньги. Бакатин не все рассказывал друзьям, они не знали, что уже некоторое время он был связан с мытищинской преступной группировкой, во главе которой стоял таинственный и неуловимый, правоохранительными структурами почитаемый за несуществующего Князь Монако, а на самом деле вполне реальный человек, выходец из все той же тайнинской школы номер одинадцать – Всеволод Парфенов. В российских правоохранительных органах не верили в то, что Князь Монако реально существует. И немудрено! Никто никогда не был знаком ни с ним, ни с тем, кто напрямую работал на него. Все каким-то непостижимым образом осуществлялось через посредников, которые никогда потом не появлялись снова. Кто угодно мог работать на Князя Монако! В этом его сила. Выдающаяся хитрость дьявола заключалась в том, что он убедил всех в своей нереальности.

Вероятно, доверенным лицом Князя Монако в России был криминальный авторитет Сергей Молчанов по кличке Маркиз. Именно ему было поручено организовать убийство американской полицейской, отправившейся в Москву разматывать клубок русской наркомафии. Маркиз не справился с этим заданием и поплатился за это жизнью.

Валентин Бакатин, по всей вероятности, в свою очередь не знал того, что его приятели Мишин и Груздь были в долгу у Парфенова не меньше, чем он сам. Впрочем, все эти так называемые долги были подставкой, хорошо спланированной Парфеновым. Едва ли Бакатин, Груздь и Мишин в самом деле были ему серьезно обязаны, но Парфенов, умевший приобретать власть над людьми, убедил их в этом.

Сразу же по приезде в Нью-Йорк Бакатин принялся исполнять инструкции Князя Монако. Оказалось, что в США и Канаде уже действует хорошо организованная и отлаженная сеть по распространению наркотиков. Сеть эту создали бывшие советские эмигранты. В синдикате были и русские, и украинцы, и евреи, и армяне, и многие другие выходцы из бывшего СССР. Тщательно следуя рекомендациям Парфенова, довольно быстро Бакатин стал в этой системе важным человеком. С Фейгиной не разводился, ее большая интеллигентная семья была для него неплохим прикрытием. Он открыл ресторан русской кухни «Три медведя», и это была его легальная деятельность.

Легенда оказалась столь натуральной, а дела свои Бакатин вел столь искусно, что нью-йоркскому полицейскому Департаменту долгое время не было до него никакого дела. Заинтересовались им, лишь когда в его ресторане «Три медведя» побывал Эдуард Георгиевич Сванидзе, известный также под кличкой Барс, являвшийся доверенным лицом русской мафии в мафии итальянской. С некоторого момента встречи Бакатина и Сванидзе стали носить регулярный характер. Тогда ФБР взяло его в разработку и через некоторое время передало полицейскому департаменту. Но, разумеется, теперь уже очевидно, что Бакатин никогда не был крестным отцом русской мафии. Хитрый и дальновидный Парфенов с самого начала сделал его надводной частью айсберга.

С начала девяностых годов Бакатин стал часто бывать в Москве и, помимо того, что конечно же общался с друзьями, возобновил роман с Майей Рогачевской.

2. «Ботаник» Коля Мишин еще школьником в конце семидесятых годов ездил в «Артек», где ребят возили на экскурсию в Сухумский ботанический сад. Там, когда экскурсовод показывал кусты южноамериканского растения кока, Коля стащил несколько красноватых костянковидных плодов, привез их в Москву и посадил в горшочек. А плоды взяли и проросли. С этого, пожалуй, все и началось.

Мишин увлекся ботаникой, стал разводить кусты у себя на даче, на зиму их, конечно, выкапывая и перевозя домой. Потом ему попалась под руку самиздатовская машинописная рукопись, где Мишин с огромным интересом прочел следующее:

«В горном массиве Анд в Перу и Боливии растет невысокий (до 4 метров) кустарник, который называют деревом или кустом коки (Eryhoxylum coca). Из молодых листьев этого растения и получают сильнодействующий наркотик-стимулятор – кокаин, история которого уходит своими корнями в глубокую древность.

Кокаиновый куст с любовью изображен на гербе Перу и Боливии. Местные жители – инки и их исторические преемники – веками жевали листья «священной» коки. Помимо жевания листья заваривали и как чай. Именно кокаиновый чай матедекока советуют пить для привыкания к высокогорью, ведь в самом по себе листе коки содержится весьма незначительное количество этого наркотика, приблизительно 1,3 %.

Первые сведения об этом растении проникли в Европу еще в 1499 году, когда европейцам стало известно, что индейцы жуют листья коки, прибавляя к ним немного золы или извести, или употребляют их в пищу в толченом и смешанном с пережженными раковинами виде. Этим вызывалось сильное нервное возбуждение, позволяющее индейцам легко переносить громадные переходы по горным дорогам.

Европейские врачи впервые обратили на коку свое внимание, когда австрийская кругосветная экспедиция на «Наварре» привезла в Европу значительные количества листьев этого растения.

В 1859–1860 годах Альберт Ниманн выделил из листа коки алкалоид кокаин и установил его структуру, а в 1878 году американский врач Бентли попробовал использовать кокаин в качестве заменителя для борьбы с морфинизмом. Но такое «лечение» превращалось в новый порок – кокаинизм, а иногда больные становились двойными наркоманами – морфинизма и кокаинизма. Так появилась новая разновидность наркомании, более опасная и тяжелая, чем та, с которой велась борьба. В химии делались попытки устранения вредного действия кокаина путем изменения его структуры. Но пока шли поиски «неядовитого» кокаина, число его жертв возрастало.

Действие кокаина на психику и жизненно важные центры вызывало большой интерес у многих представителей медицинского мира, в том числе у психиатра Зигмунда Фрейда. Сейчас Зигмунд Фрейд всем известен как основатель психоанализа, однако его первый труд был посвящен именно кокаину.

Фрейд попробовал кокаин на себе в 1884 году и понял, что нашел просто удивительное вещество. В своей первой крупной публикации «О коке» он пропагандировал кокаин как местное обезболивающее, лекарство от депрессии, несварения желудка, астмы, неврозов, сифилиса, наркомании и алкоголизма. Он также полагал, что кокаин усиливает сексуальность.

Однако, продолжая исследования действия кокаина на себе, довольно скоро Фрейд почувствовал то разрушительное действие, которое он оказывал, и уже в последующих статьях энтузиазм в отношении кокаина у него исчез полностью.

Но было уже поздно. В восьмидесятых годах XIX века началась кокаиновая эпидемия. Тогда кокаин часто прописывали врачи, в аптеках без рецепта продавались запатентованные лекарства, содержащие его, а вино из коки «Мариани» стало рекордсменом по объему продаж в Европе.

Кокаин быстро пробрался в музыку и литературу: он придавал Шерлоку Холмсу бодрость и улучшал его дедуктивные способности. Стивенсон лечился кокаином от туберкулеза. Прекрасные отзывы о кокаине давали Томас Эдисон, Жюль Верн, Эмиль Золя, Генрих Ибсен и президент Грант.

Ораторы, певцы и актеры обнаружили, что вино из коки прекрасно укрепляет голосовые связки. Атлеты, бегуны и бейсболисты на собственном опыте убедились, что употребление коки как до, так и после соревнований придает силы и энергию и заметно снижает усталость. А пожилые люди узнали, что это самое надежное возбуждающее средство, лучшее из известных. Естественно, с такой рекламой кокаину нетрудно было стать популярным.

Во время Первой мировой войны все фармацевтические фабрики, как России, так и Европы, были завалены заказами на кокаин, исходившими из армейских частей. В самые первые дни войны полевые и гарнизонные врачи стали активно использовать в качестве обезболивающего при ранениях морфин. Но позже вслед за морфиновой ломкой приходило состояние болезненной апатии, с которым и боролись при помощи кокаина.

С фронта и из тыловых госпиталей, а также со складов фармацевтических фабрик и лабораторий кокаин попал в города, где он моментально расходился среди штатских любителей. В России в это время действовал сухой закон, водка и самогон были малодоступны, и тогда москвичи и петроградцы нашли прекрасную замену алкоголю в виде этого недорогого на первых порах порошка…»

Юному исследователю Мишину очень нравилось экспериментировать с домашними кустами коки, заваривать чай и даже самому пытаться получить чистый кокаин, но тогда он для этого был еще слишком мал.

Родители Коли Мишина отправились на два года в Йемен повышать квалификацию местных врачей, и почти год Коля прожил в Йемене, где, естественно, не забыл свою ботаническо-садоводческую деятельность с кустами коки. На его удивление, в горных районах страны климат вполне подошел для кустов коки, и они принялись бурно расти, опять же не без участия юного ботаника-новатора.

Начитавшись об опытах с генетикой, Коля решил облучать рентгеновским аппаратом как сами молодые растения, так и их плоды в рентгеновском кабинете больницы имени Советско-йеменской дружбы, благо его отец-рентгенолог не имел от сына больших секретов и не запирал рентгенкабинет.

Некоторые растения гибли, но некоторые стали интенсивно развиваться, и в них существенно повысился уровень алкалоидов, в том числе и кокаина, что поначалу Коля явно чувствовал на себе (только через годы его предположения подтвердились химическими анализами, содержание кокаина в листьях повысилось до 2,3–2,6 %).

3. Но лишь когда Мишин столкнулся со всесильным Севой Парфеновым и был вынужден выплачивать ему долги, только тогда ему и пришлось вплотную заняться оставленными в Йемене и благополучно растущими кустарниковыми рощицами. Произошло это, впрочем, далеко не сразу, а лишь по окончании Мишиным института, к каковому времени Парфенов методично подготавливал почву. И в 1986 году Парфенов вместе с Мишиным отправились в Йемен, и через восемь месяцев почти все было поставлено на промышленную основу.

Йемен – самая населенная и самая бедная страна Аравийского полуострова. Соседствуя с богатейшими нефтяными монархиями, он давно стал поставщиком рабочей силы в эти государства. До сих пор в Йемене свято хранятся обычаи старины: дома строят согласно проектам двухсотлетней давности и одеваются и едят йеменцы так же, как несколько столетий назад, и эта живучесть традиций вызывает подлинное удивление.

В этой стране жители оказались поголовно вооружены не только джамбиями – длинными кинжалами в ножнах, предназначенными совсем не для нарезания хлеба, а исключительно для того, чтобы пронзить сердце врага, – но и всем чем угодно (на шестнадцать миллионов жителей приходится пятьдесят миллионов автоматов, винтовок, пистолетов и пулеметов), таким образом каждый крестьянин является свободным средневековым воином.

В Йемене сугубо традиционная архитектура: обыкновенные крестьяне живут в громадных домах-крепостях, возносящихся над горными долинами, где узкие лестничные марши, окна с витражами и непременная длинная комната для приема гостей и жевания ката – растения, вызывающего легкий кайф, сродни наркотическому. Для жевания ката здесь алюминиевые плевательницы, высокие наргиле (кальяны) посреди ковра (кат в стране курят и жуют всегда и всюду, буквально в каждом доме!).

Но едва только йеменцы попробовали листья коки, а через какое-то время и сам кокаин, как верность традициям мгновенно стала забываться. И многие крестьяне за один американский доллар в день с радостью кинулись возделывать уже не свои скудные поля, а выращивать листья коки, к тому же жевание кокаиновой пасты, смешанной с катом, вызывало куда более мощное экстатическое воздействие, чем просто кат. Женщины и дети собирали молодой лист коки в большие мешки. Каждый член семьи, проработав от рассвета до заката, собирал за день до двадцати пяти килограммов сырого листа. Но после просушки на солнце этот вес сокращался до десяти кило. Сушеные листья обрабатывали щелочным раствором извести или поташа, в результате чего из листа выделяли четырнадцать алкалоидов. И один из них кокаин.

Если обычно кокаин нюхают, то йеменцы, не желая нарушать традиции, почти все поголовно стали жевать его с катом и реже курить.

Практически весь горный Йемен покрыт древними неприступными крепостями. В одной из таких крепостей и была сооружена Парфеновым и Мишиным оснащенная по последнему слову техники лаборатория по производству кокаина.

Из Йемена кокаин переправлялся в Россию под видом «черепицы для крыш» в пятитонных контейнерах, причем ни разу еще не было прокола, так как в Одесском порту контейнеры всегда встречали «наши» таможенники, находящиеся на финансировании у Парфенова. Далее черепица вагонами ехала в подмосковные Мытищи, разгружалась на складах полимерной фабрики под названием ЗАО «Матрешка». Черепица осторожно разбивалась, и изнутри вынимались пластиковые пакетики с белым порошком, и далее этим порошком заполняли канистры, расположенные в нижнем основании больших пластмассовых матрешек (необходимые для устойчивости фигур) и медведей, которые пользовались большим успехом в Европе. Парфенов знал, что в Мытищах его никто не тронет. С кокаином он вообще попал в десятку. К середине девяностых годов, то есть к тому моменту, когда Князь Монако развил свое предприятие на полную мощность, именно кокаин стал наиболее популярным наркотиком в Европе и особенно в Великобритании.

Какая же роль отводилась в этой схеме остальным участникам? Груздь, закончивший Плехановский институт и формально имевший финансовое образование, стал генеральным директором ЗАО «Матрешка». А Мишин, незаурядный химик, осуществлял сугубо научное руководство.

Но тут вдруг появилось непредвиденное препятствие. Парфенов и Бакатин, естественно, всегда «катили пробные шары» – первые партии матрешек, ванек-встанек и медведей отправляли фурами в Париж, Марсель и самолетом в Нью-Йорк, но без кокаина в медвежьих нижних лапах, а заполняли их пластмассой, идентичной по удельному весу с весом кокаина. И Нью-Йорк определенно давал сбой: таможня и первую, и вторую, и третью пробную партию матрешек выборочно проверяла на наличие внутри них чего-либо недозволенного к ввозу в Штаты. Зато Париж принимал «игрушки» с распростертыми объятиями.

Решено было переправлять пластмассовые скульптуры в Марсель, где круглые пластиковые канистры с порошком изымались из днища тех же матрешек и грузились на зафрахтованную прогулочную яхту, которая уходила далеко в океан. (Опустошенные же матрешки и мишки кое-как запаивались и продавались за бесценок, а чаще их просто отвозили на сожжение на мусорный завод.)

В квадрате таком-то в определенные часы всплывал радиобуй, на зов которого на всех парах летела яхта. Затем возле радиомаяка всплывала старая советская подводная лодка. (Зарплата нанятого отставного капитана, командовавшего подлодкой, и семерых ее матросов составляла соответственно сто и шестьсот долларов в месяц.) За один рейс подлодка перевозила минимум двенадцать, максимум шестнадцать тонн кокаина.

Обходя пути торговых кораблей (в соответствии с договоренностью Министерства обороны России с Пентагоном о том, что данная учебная подлодка будет находиться в таких-то квадратах и в такое-то время), она спокойно плыла к берегам Америки, где ее уже ожидала подобная марсельской прогулочная яхта, принадлежащая известному американскому художнику, который писал портреты президентов и артистов и был вне всяких подозрений. Художник не знал ничего про наркотики, он просто временами сдавал свою яхту в аренду, когда это надо было одному хорошему русскому парню Бакатину, заказавшему ему написать свой безумно дорогой портрет.

И все же, что наверняка проходило в Европе, могло не сработать в Соединенных Штатах, а точнее, с их дотошной таможней. Нужен был более надежный способ транспортировки наркотиков. И в середине девяностых годов он был создан. В фармацевтическом цеху группа энергичных фармацевтов под руководством Мишина преобразовывала продукцию из порошка в таблетки серого цвета, которые загружались в пресс-формы. Вес шел на тонны. Вот это уже было ноу-хау Парфенова, о котором преступный мир еще не слыхивал.

4. Пресс-форма – специальный автомат, предназначенный для изготовления пластика, синтетических изделий и полиэтилена. В пазы этой формы запрятывали шестьдесят килограммов кокаина. Придуманный Мишиным способ был довольно изящным, поскольку полиэтилен надежно защищал кокаин от собак-ищеек, а также от просвечивания спецаппаратурой в аэропортах. Оттуда в контейнерах с различными агрегатами, аппаратами и машинами, предназначенными для экономики Румынии, кокаин попадал в Бухарест, где постоянно находился представитель преступного сообщества, а в миру – торговый атташе российского посольства Никита Доморацкий. Через подставное лицо Доморацкий владел в Румынии частной авиакомпанией, самолетами которой переправлял кокаин в Штаты в том же виде и даже с тем же сопутствующим грузом, который по документам теперь уже проходил как цветной металлический лом, что обещало режим наибольшего благоприятствования для ввоза в США. Теперь уже прибыли пошли совершенно иного порядка. Впрочем, это изменение Мишин с Груздем не слишком на себе ощутили. По признанию Мишина, его годовой доход составлявший в начале девяностых триста – четыреста тысяч долларов, если и вырос, то не перевалил за отметку в полмиллиона.

А вот Бакатин, который не мог светиться нахлынувшим богатством в США, на вырученные деньги приобрел недвижимость в Испании. Парфенов, по неподтвержденным пока данным, – на Антильских островах и в княжестве Монако. Все шло гладко, по накатанной колее, пока все участники черного бизнеса получали свои дивиденды, но в конце концов, как водится, возник конфликт. По утверждению Мишина, в общем виде, всю концепцию Йемен – Мытищи – Нью-Йорк придумал и разработал Бакатин, и он справедливо требовал от компаньона – Князя Монако – свою долю глобальной прибыли – около трехсот пятидесяти миллионов долларов. Мишин и Груздь поддержали Бакатина, полагая, что их дружба с ним перевешивает их давние долги Парфенову. Они посчитали, что заработали достаточно, чтобы спокойно существовать, и решили отказаться от работы на мафию. Этого Парфенов, Сванидзе и Доморацкий стерпеть не могли. В адрес Мишина и Груздя посыпались угрозы. Фирма «Матрешка» стала напоминать растревоженный улей.

Впрочем, весь этот скандал в благородном семействе случился, так сказать, заочно. Ни Мишин, ни Груздь, в отличие от Бакатина, много лет не видели Парфенова, который жил преимущественно в Европе.

И вот в середине октября 2002 года старинные приятели Парфенов и Бакатин договорились разрешить конфликт при личной встрече, для чего Парфенов даже прибыл в США, правда, американская эмиграционная служба не зафиксировала въезд в страну человека с таким именем. Но очевидно, что для преступника подобного масштаба и размаха пересечь границу было делом техники. И 21 октября на станции «Таймс-сквер» Валентина Бакатина столкнул под поезд человек с внешностью Всеволода Парфенова. Свидетель этого преступления, Григорий Грингольц, взят под охрану Национальной программой защиты свидетелей.

В Нью-Йорке арестован Эдуард Сванидзе, являвшийся доверенным лицом Парфенова в итальянской мафии, а несколько лет назад возглавлявший русских боевиков. Также арестован и уже дал первые показания полицейский Чарльз Харрис, снабжавший информацией Эдуарда Сванидзе. Именно через него Парфенову в конечном итоге стало известно, что нью-йоркский Департамент полиции направил в Россию своего человека.

В деле, которое предстоит вам расследовать, господин Турецкий, остается много белых пятен. Кто устроил взрыв в Шереметьеве, в результате которого погиб Виктор Груздь и был ранен Николай Мишин? Кто взорвал криминального авторитета Молчанова? Кто организовал гибель фармацевтов и инженера из ЗАО «Матрешка»? Ясно лишь, что все это звенья одной цепи, которая могла привести к вдохновителю и организатору производства русского кокаина – Всеволоду Парфенову. Вот кто теперь должен находиться у вас на прицеле. И пусть Парфенов знает, что фантом, за которым он скрывался столько лет, призрак Князя Монако, больше не будет слепить глаза сыщикам и следователям, ибо он материализовался, теперь он как человек-невидимка, который все еще прозрачен, но уже ранен и оставляет кровавые следы.

Нью-йоркский департамент полиции.

St. Lada Panova