Текст книги "Кто будет президентом, или Достойный преемник"

22

Антон Плетнев был бодрым, загорелым, энергичным. Завидев приближающегося Турецкого, он едва не кинулся ему на шею.

– Ну-ну-ну, – шутливо осадил его Александр Борисович. – Целоваться с тобой я не собираюсь.

– А я и не требую, – улыбнулся в ответ Плетнев.

Они уселись за столик.

– Унылое какое-то место, – пожаловался Плетнев.

– Окраина города – что ты хочешь. Приличные люди здесь появляются редко. Так, всякий сброд.

– Вроде нас с вами? – усмехнулся Плетнев.

– Ага.

Подошел официант, поставил перед Антоном кружку пива. Молча удалился.

– Хоть бы приятного аппетита пожелал, – хмыкнул Плетнев. – Гостиница-то хоть здесь приличная?

– Без разницы. Тебе все равно не придется в номере торчать.

– Оперативная работа? – деловито осведомился Плетнев.

– Угу. Нужно установить наблюдение за одним человеком.

– Это мы запросто, – кивнул Плетнев. – Но сначала введите меня в курс дела, чтобы я разобрался, что к чему. А то по телефону я мало что понял.

– По телефону я не мог сказать тебе многого, – объяснил Александр Борисович.

– Прослушивают? – вскинул брови Плетнев.

– Вполне вероятно. Здесь на меня объявлена настоящая охота.

Плетнев кивнул на синяк, украшающий челюсть Турецкого, и сказал:

– Я вижу. Хороший удар, поставленный.

– Я рад, что тебе понравилось, – сказал Александр Борисович. – И нечего ухмыляться. Между прочим, их было двое.

– Не сомневаюсь, – все с той же ухмылкой произнес Плетнев. – Они хоть живы?

– Я ведь не садист, – сказал Александр Борисович.

– Да, повезло им, – согласился Плетнев. – Так что тут у вас творится, Александр Борисович? Меркулов сказал, что вы встречались с Татарином.

– Встречался. Только он тут ни при чем.

– Константин Дмитриевич уверен, что при чем, – заметил Антон.

– Это проблемы Константина Дмитриевича, – холодно сказал Турецкий. – Я тебе обрисую ситуацию; если что не поймешь – спрашивай. В общем, дела обстоят следующим образом…

Турецкий потратил десять минут, чтобы рассказать Плетневу обо всем, что творилось в городе в последние несколько дней. Антон слушал внимательно, изредка переспрашивая, если что-то не расслышал или недопонял.

– Ну вот, – закончил Турецкий. – Я тут примелькался, да и дел по горло. Попробую разыскать приятеля Максима Воронова – Устина. Да еще в милицию нужно заскочить, дать «свидетельские показания»… – Александр Борисович усмехнулся. – Думаю, от этих ребят я отделаюсь быстро, но зайти нужно. Ну а потом попытаюсь еще раз поговорить с барменом и найти официанта, который обслуживал столик Воронова. Прошлый наш разговор был слишком спонтанным и поспешным. А тебе придется поводить этого парня по городу. Вот его фотография. – Турецкий вынул из кармана фото компьютерщика Сковородникова и передал Плетневу.

Антон взял снимок, повертел его в пальцах.

– Рожа невзрачная, – резюмировал он.

– Уж какая есть, – усмехнулся Александр Борисович. – Мы с тобой тоже не Жан Габен с Аленом Делоном.

– Когда начинать? – поинтересовался Плетнев.

– Чем раньше, тем лучше. Думаю, эту ночь он проведет дома. А вот с завтрашнего утра он твой. Завтра суббота, офис не работает. Если он куда и выползет, то лишь по личным делам. Фиксируй все встречи и контакты. Фотоаппарат не забыл?

– Обижаете, – протянул Плетнев и легонько хлопнул себя по карману куртки.

– Хорошо. Теперь мы расстанемся. Увидишь меня в гостинице – не дергайся. Запомни: мы не знакомы. Встречаться будем здесь же. За час до встречи набери мой номер и скажи: «Извините, я, кажется, ошибся». Все запомнил?

– Вроде да.

– Ну, тогда бывай.

Турецкий встал из-за стола, пожал оперативнику руку и двинулся к выходу.

– Постойте, Александр Борисович, – негромко окликнул его Плетнев.

– Что еще? – обернулся Турецкий.

– Совсем забыл. Вам тут жена пару слов черкнула. Просила передать.

Плетнев достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо тетрадный листок и протянул Александру Борисовичу.

– Вот теперь действительно все, – улыбнулся он, всучив записку Турецкому.

23

Ночью Александр Борисович спал плохо. Нервы расшатались. Когда удавалось заснуть, снились какие-то гадости. Несколько раз Турецкий включал свет и хватал с прикроватной тумбочки сигареты. Однако сигареты не успокаивали, а взвинчивали его еще больше.

В семь часов утра зазвонил мобильный телефон.

– Саня, привет, – раздался в трубке хрипловатый голос Меркулова. – Я тебя не разбудил?

– Разбудил.

– Извини, но ты просил позвонить сразу, как только что-то прояснится.

Турецкий зевнул и поинтересовался:

– Прояснилось?

– Вроде да. Знал бы ты, сколько человек я из-за тебя на уши поставил…

– С меня коньяк.

– Человек десять…

– Не набивай себе цену. Больше, чем на бутылку коньяка, все равно не наработаешь.

Меркулов вздохнул:

– Ладно. В общем, слушай сюда. В городе действительно проживает человек по имени Устин. Вообще-то у вас там целых два Устина…

– Что ты говоришь!

– Да. Но второму всего четырнадцать лет, так что его я сразу исключил. Теперь слушай насчет второго. Зовут – Устин Матвеевич Голубев. Ему тридцать один год. Женат. Жену зовут Оксана. Фамилия, как не трудно догадаться, Голубева.

– Хохлушка?

– Этого я тебе сказать не могу.

– Ну, хоть беременна?

Константин Дмитриевич хмыкнул.

– Слушай, Турецкий, я умею добывать информацию, но я не волшебник. Беременна или нет – проверишь сам. В любом случае, других вариантов у нас нет. С Устином этим будь осторожен. В девяносто пятом он служил в Чечне. Получил ранение в руку и был демобилизован.

– Кем работает?

– Держит свою мастерскую по производству мебели. Запиши домашний адрес, я продиктую.

– Говори так – запомню.

Меркулов продиктовал адрес.

– Что про табак? – поинтересовался Александр Борисович.

– Табак… – повторил Константин Дмитриевич.

– Да, табак. Шевели мозгами активней, Костя. Это, кажется, ты меня разбудил, а не наоборот.

– Фу, какие мы капризные. Ладно, слушай про свой табак. Я связался с экспертно-криминалистическим центром ГУВД, передал им образцы, которые ты мне прислал. Пришлось кое с кем пошуметь даже, чтобы сделали срочно – сам же знаешь, у них всегда дел невпроворот…

– Знаю, знаю. Дальше, – поторопил друга Турецкий.

– Табак в обоих случаях один и тот же.

– Точно? – привстал на локте Александр Борисович.

– Точнее не бывает, – ответил Меркулов. – Это датский табак фирмы «Питерсон». Называется «Юниверсати флейк». Если, конечно, я правильно произношу.

– Дорогой?

– Кто?

– Табак, кто!

– А, извини. Что-то я торможу с утра. Нет, не дорогой. Скажем так, чуть выше среднего. Рублей двести пятьдесят за пачку. Я специально вечером в магазине посмотрел.

– Вечером? Что же ты вчера не позвонил?

– Поздно было, Саня. Я думал – вдруг ты спишь? Не хотелось тебя будить.

– «Не хотелось будить», – передразнил Турецкий. – А сейчас ты что сделал?

– Ладно, не ворчи. Итак, про табак я тебе рассказал, про Устина Голубева тоже. Вроде все. Дальше действуй сам.

– Спасибо, Кость.

– Спасибо не булькает. Про коньяк не забудь. Две бутылки, как и обещал.

– Насчет второй мы не договаривались, – заметил Александр Борисович.

– Ну, значит, договорились сейчас. Ну, бывай.

Меркулов отключился.

Положив телефон на тумбочку, Александр Борисович достал со стола лист бумаги и ручку и записал:

«Устин Матвеевич Голубев. 31 год. Жена – Оксана».

Затем бросил ручку на тумбочку и снова улегся в постель, намереваясь вздремнуть еще с полчасика.

* * *

Оксана Голубева оказалась невысокой, светловолосой женщиной с родинкой на щеке. Одного взгляда достаточно было понять, что она – та самая Оксана, которая… ну и так далее. Круглый, огромный живот женщины ясно говорил, что родов ждать недолго.

– Кого ждете: мальчика, девочку? – с улыбкой поинтересовался Турецкий, поздоровавшись с девушкой.

– Мальчика, – улыбнулась она в ответ. – Вы к Устину?

– Да. А он дома?

Оксана покачала белокурой головой:

– Нет. С утра возится в мастерской.

– Это далеко? – спросил Александр Борисович.

– Вообще-то нет. – Только тут в ней проснулась подозрительность. – А вы, простите, по какому вопросу? – Она прищурила голубые, незамутненные мыслью глаза.

– Да вот, слышал, что Устин делает хорошую мебель. Хотел заказать ему стол.

– Стол? – Она нахмурила бровки. – Так он столы не делает. Он в основном кухонные шкафы.

– Ну, хороший шкаф мне тоже не помешает, – быстро нашелся Александр Борисович. Он кивнул на живот девушки: – Самое лучшее время в жизни женщины. Долго еще носить?

Оксана снова расплылась в улыбке:

– Недели три. А может, и раньше.

– Совсем недолго. С клиникой уже определились? В наше время это очень важно.

– Да, я знаю, – кивнула Оксана. – Но я не здесь хочу рожать. У меня в Днепропетровске мама и сестра, поеду к ним.

– Да, так будет лучше, – согласился Александр Борисович. – Ладно, не буду вам мешать. Так где, говорите, у Устина мастерская?

– А он вам разве не сказал? Да прямо тут, во дворе. Он же бывший гараж под мастерскую переделал. Там теперь и пропадает целыми днями. Пообедать только приходит, а потом уже вечером. Как выйдете из подъезда, сразу налево, пройдете метров двадцать и направо. Увидите гаражи из белого кирпича. У него третий слева. Да там наверняка дверь будет открыта, на улице ведь тепло. Там еще табличка есть, но ее надо подкрасить.

– Хорошо. Спасибо, что подсказали. И удачи вам с ребенком!

24

Мастерскую Александр Борисович нашел сразу. Все было так, как рассказывала Оксана. Третий гараж слева, открытая железная дверь и маленькая табличка с затертыми буквами. Он заглянул в гараж, ожидая, что там будет мрачно и грязно. Однако внутри было очень даже недурно. Настоящий цех по производству мебели – чистый, светлый. На стенах – длинные ряды стеллажей, уставленные инструментами. У дальней стены – штабеля пиломатериалов и кое-какие заготовки. За токарным станком, стоя спиной ко входу, работал высокий мужчина.

– Эй, командир! – окликнул его Александр Борисович.

Мужчина обернулся, увидел Турецкого и выключил станок.

– Добрый день, – поприветствовал его Турецкий. – Кухни здесь делают?

Мужчина неторопливо снял токарные очки и посмотрел на Турецкого.

– Ну, делают, – сказал он. – А вам зачем?

– Я хочу заказать вам мебель, – сказал Турецкий.

– Да ну? – Мужчина взял со стола тряпку и тщательно вытер руки. Затем небрежно швырнул ее в коробку для мусора и так же небрежно поинтересовался: – А вы как обо мне узнали-то?

– А это имеет значение?

Он усмехнулся:

– Нет, просто интересно.

Турецкий прикинул – стоит ли дальше играть в эту игру или лучше открыть карты? Второе показалось предпочтительней.

– Вас зовут Устин, не так ли? – сказал он тогда.

Мужчина прищурился и окинул фигуру Александра Борисовича недоверчивым и любопытным взглядом.

– Я-то Устин, а вот вы что за ком с горы? – пробасил он.

– Я старый знакомый вашего друга Максима Воронова. Помните такого?

– Воронова? Не знаю такого.

Вероятно, изготовителем мебели Устин был неплохим, но актером – отвратительным. Турецкому сразу стало ясно, что Воронова он знает.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал Александр Борисович. – Вы не против?

– Смотря о чем будем беседовать. Может, расскажете мне о вашем приятеле… как, вы сказали, его зовут?

– Максим Воронов. Не зовут, а звали. Он умер. Вернее – его убили.

– У… убили? – Устин раскрыл рот. Затем судорожно сглотнул слюну и сказал: – Вы что-то путаете. Он умер. Сам. Ну то есть не сам, а от сердца. У него был приступ, даже в газете об этом писали. В разделе «Происшествия». Я сам читал!

– Вы всегда верите тому, что пишут в газетах?

– Я?… – Устин снова сглотнул слюну. – Нет. Но… – Внезапно он подозрительно прищурился. – Вы что, какой-нибудь следователь?

– С чего вы взяли?

– Вы меня подловили. Раскрутили меня на признание.

– Вы сами себя раскрутили, – сказал Турецкий. – Но бояться вам нечего. Я не следователь, я лицо частное. Все, что вы мне расскажете, останется между нами.

– Вот как, – неопределенно проговорил Устин. – Ну, если ты лицо частное, тогда какого черта я вообще буду тебе что-то рассказывать?

– Ответ прост. До того, как я стал частным лицом, я был старшим следователем Генеральной прокуратуры. С работы я ушел, но связи, понятное дело, сохранил. Вы все поняли или мне продолжить?

Устин посмотрел на Турецкого исподлобья – посмотрел мрачно и недружелюбно.

– Выходит, вы мне угрожаете, правильно я понял? – пробасил он.

– А разве можно понять иначе? – холодно осведомился Александр Борисович.

Несколько секунд Устин молча смотрел на Турецкого, затем хмыкнул и двинулся к выходу. Он прошел мимо Александра Борисовича и на ходу небрежно проронил:

– Пошли на лавочку. Покурим. Здесь нельзя.

Турецкий двинулся вслед за ним. Лавочка, о которой говорил Устин, располагалась метрах в двадцати от мастерской. Устин уселся на крашеные доски и достал из кармана комбинезона пачку сигарет. Протянул ее Турецкому:

– Куришь?

– Да, спасибо.

Турецкий вынул сигарету и вставил в рот. Дал Устину прикурить от своей зажигалки, затем прикурил сам. Затянувшись, Устин поднял голову и, щурясь, посмотрел на солнце.

– Славная сегодня погода, – сказал он.

– Да, неплохая, – согласился Александр Борисович.

Устин отвернулся от солнца, вздохнул и как-то скомканно проговорил:

– Даже не знаю… не знаю, о чем тебе… жалко парня, вот что.

– Вы о Воронове? – спросил Александр Борисович, покосившись на Устина.

– О нем, – сказал тот, все еще морща лоб и собираясь с мыслями. – Я, ты понимаешь, с детства с ним знаком. Был знаком. В школе были приятелями, да и после. Когда я мастерскую соорудил, хотел его к себе перетянуть, партнером сделать. Но он, ясное дело, ни в какую. Не для него это занятие.

– Отчего же так?

Устин удивленно посмотрел на Александра Борисовича.

– Так ты его точно знал? – недоверчиво спросил он.

– Знал, – ответил Турецкий. – Не так хорошо, как ты, но знал.

– Тогда чего спрашиваешь? Максим – он вон какой был. Вячеслав Тихонов в молодости! Только еще красивей. Такие парни у станка не стоят и с шуруповертом не возятся. У таких парней иное предназначение.

– Какое? – поинтересовался Турецкий.

– По бабьему делу – вот какое, – сказал Устин. – У каждого свой талант. У меня шкафы делать, у тебя вон – бандитов ловить. Ну, а у него – бабам нравиться. Ведь талант – он от Бога, так?

– Так, – согласился Александр Борисович.

– Ну, вот, – кивнул Устин. – А у него красота была от Бога. Как талант. Каждому свое, так уж устроен мир, – заключил мебельщик.

Турецкий посмотрел на часы и сказал без тени усмешки:

– Все это очень интересно. Но у меня нет времени на разговоры об устройстве мироздания. Максим Воронов погиб. И его смерть связана с образом жизни, который он вел.

– С бабами-то? – прищурившись, уточнил Устин.

– Возможно, – ответил Александр Борисович. – Но я хочу поговорить о другой стороне его жизни.

– Не о бабах? – снова уточнил Устин.

На этот раз Турецкий не удержался от улыбки. Он качнул головой и сказал:

– Нет, не о бабах. О более серьезных вещах. Ты хорошо знал Воронова и вероятно, знал, чем он зарабатывал себе на жизнь?

– Так ведь ты сам не…

– О бабах мы сейчас не говорим, – прервал Устина Александр Борисович, слегка уже раздражаясь. – Воронов играл и в другие игры. Причем в очень серьезные и рискованные, в те игры, за которые убивают.

Говоря это, Турецкий внимательно разглядывал Голубева и снова не прогадал. Устин слегка побледнел и особенно сильно затянулся своей куцей, истлевшей до самого фильтра сигареткой. Устин закашлялся, швырнул окурок на землю и сплюнул.

– Дерьмо, – коротко сказал он.

– Дерьмо это то, чем вы занимались с Вороновым, – сухо сказал Александр Борисович. – Воронов был шантажист, за это его и прибили. Ты работал с ним в паре. Возможно, тебе тоже недолго осталось коптить воздух. У тебя должен родиться мальчик? Так вот, мальчику этому расти без отца. Если, конечно, Оксане через годик-другой не подвернется приличный и честный человек. Не такой, как ты.

Устин тяжело задышал. Он смотрел на Турецкого с нескрываемой ненавистью.

– Полегче, – угрюмо проговорил Устин.

– Полегче только с бабой в постели бывает, – в тон ему ответил Александр Борисович. – И то, если баба покладистая попадется. У меня мало времени, Устин. Я намерен найти убийцу Воронова и спасти твою никчемную жизнь. Ради твоей жены и будущего сына. Лично на тебя мне плевать. Но они не заслуживают такого дерьма.

– Я могу сам о них позаботиться, – угрюмо сказал Устин.

– Теперь уже нет, – возразил Турецкий. – Воронова убил не какой-нибудь шпаненок, его убил профессионал, который не оставил следствию ни одной улики. Ну, или почти ни одной, – вынужден был оговориться Александр Борисович, вспомнив о табачных крошках. – И либо ты расскажешь мне о том, чем вы занимались с Вороновым, либо я отправлю тебя в камеру. Чтобы спасти тебя, дурака, от смерти. Лучше ты почалишься на нарах пару-тройку лет, чем оставишь жену вдовой и ребенка сиротой.

– Да чего ты ко мне пристал?! – вспылил вдруг Устин. – Не занимался я ничем таким! Один раз Макс мне предложил… велел пойти и сфотографировать какого-то мужика, так я и этого сделать не смог. Только фотоаппарат достал, как за мной телохранители погнались. Еле ноги унес. После этого я Максу прямо сказал: уволь, говорю, больше я этим не занимаюсь. На тебе твой фотоаппарат и что хочешь со мной делай. Вот и все. А то нары, нары… Зачем человека зазря пугать?

«Так-так, – подумал Турецкий, поглядывая на Устина. – Похоже, не врет. И наверняка ничего не знает. Зря только время на него потратил. Ну, да черт с ним, попытка не пытка. Попробуем еще разок».

– Максим ввязался в нехорошее дело, – сказал Турецкий. – Он был очень рисковым?

– Макс-то? – Устин подумал и покачал головой. – Нет, впустую не рисковал. Но за большие деньги, это да, рискнул бы. Деньги он очень любил. Больше, чем баб.

– Видимо, дело было крупное, раз он решил рискнуть, – сказал Александр Борисович, протягивая мебельщику сигарету.

Они снова закурили, теперь уже как старые знакомые.

– Расскажи мне про это крупное дело, – попросил Александр Борисович. – Ты наверняка должен был что-то слышать.

– Да я немного слышал-то, – ответил Устин. – Макс что-то говорил про выборы.

– Про выборы? – быстро уточнил Турецкий.

Мебельщик кивнул:

– Угу. Там какая-то грязная история вроде была. – Устин усмехнулся и покачал головой. – Если правильно помню, жена одного кандидата с другим кандидатом в постели покувыркалась. А Максим это заснял.

Турецкий слушал внимательно, не веря своим ушам.

– Как зовут этих кандидатов? – поинтересовался он.

– Зовут-то?… – Устин наморщил лоб. – Нет, пожалуй, не скажу.

– Не помнишь?

– Вообще не знаю, – ответил мебельщик, вздыхая. – Хотел я тогда фамилии спросить, но Бог уберег. Думаю, ну его к лешему, чего я буду связываться. Меньше знаешь, крепче спишь. – Устин повернулся и посмотрел на Турецкого. В глазах его мелькнула догадка. – Так это… может, я потому только и жив, что спрашивать не стал?

– Может, может, – ответил Александр Борисович без энтузиазма. Он все-таки надеялся, что мебельщик сообщит ему имена, и теперь был здорово разочарован. – Что-нибудь еще вспомнишь?

– Нет, – ответил Устин. – Ничего больше не смогу тебе сказать, хоть и хотел бы. Ты зря думаешь, что я такой подонок и что мне на все плевать. Я Макса любил, как брата. Знал бы, кто его убил, сам бы голову оторвал. – Устин посмотрел на Турецкого тяжелым взглядом. – А ты сам-то часом не знаешь?

– Нет, – ответил Александр Борисович.

– А подозреваешь кого?

Александр Борисович невесело усмехнулся:

– Подозреваю. Беда в том, что подозреваемых слишком много. Но теперь, думаю, круг сузится. Искать осталось недолго.

Турецкий встал со скамейки.

– Ты сообщи, когда найдешь, – попросил, глядя него снизу вверх, Устин. – Хочу в рожу убийце посмотреть. Запомнить получше.

– Зачем тебе? – удивился Александр Борисович.

– Да как тебе сказать… Земля-то ведь круглая. Может, когда и свидимся. Вот тогда я с ним и потолкую, порасспрошу, что да как.

Некоторое время Турецкий пристально смотрел на Устина, затем отвел взгляд и сказал:

– Странный ты человек, Устин Голубев. Неожиданный. Ладно, бывай.

На том и расстались.

* * *

В баре царил все тот же полумрак. Полированная стойка тускло отсвечивала в свете треугольных жестяных ламп. Александр Борисович расположился на высоком стуле и окликнул бармена. А когда тот подошел, сказал:

– Привет, дружище! Сделаете мне свой фирменный коктейль?

– А, это вы, – узнал его бармен. – Запросто.

– Рецепт-то не забыли?

– Я никогда не забываю рецепты, – ответил бармен.

Он принялся смешивать коктейль. Турецкий немного полюбовался его ловкими, изящными движениями и заговорил снова:

– Вы помните наш разговор?

– О парне с сумкой? – не отрываясь от работы, спросил бармен.

– Да. О человеке, которого нашли мертвым в туалете.

Бармен на мгновение поднял голову и быстро глянул на Александра Борисовича.

– Так его убили? – проговорил он.

– Похоже на то, – ответил Турецкий.

Бармен закончил работу и поставил перед Александром Борисовичем высокий стакан с коктейлем.

– Держите.

Отхлебнув коктейля, Турецкий почувствовал себя лучше. Мрачные мысли стали отходить куда-то в сторону.

– Отличная вещь, – похвалил Александр Борисович. – Теперь буду специально приезжать в ваш город, чтобы попить коктейля. Если, конечно, какой-нибудь московский ресторатор не переманит вас в столицу.

– А вы мне сделайте рекламу, – усмехнулся бармен. – Расскажите друзьям. Может, кто и заинтересуется.

– Обязательно, – пообещал Александр Борисович. Он сделал еще глоток и сказал: – Я вот что хотел спросить. За столиком с Вороновым… с тем парнем, который умер… сидел человек в темных очках. Так?

– Так, – кивнул бармен, протирая стаканы мягкой тряпочкой.

– Вы говорили, что плохо разглядели его. И всё-таки попытайтесь вспомнить. Меня интересует всего одна деталь.

– Какая?

Александр Борисович слегка наклонился вперед.

– Этот мужчина в очках – он курил?

Бармен замер с тряпочкой и стаканом в руках. Он задумчиво сдвинул брови, пытаясь припомнить. Александр Борисович ждал, не сводя с него пытливого взгляда.

– Курить-то, наверное, курил… – задумчиво проговорил бармен. – Но я…

Он вдруг посмотрел куда-то в сторону и громко позвал:

– Илья!

Молоденький официант, проходивший мимо, остановился и вопросительно на него посмотрел.

– Слушай, – обратился к нему бармен, – ты уж прости, что я тебя подставляю, но тут дело очень важное. Помнишь того парня, который помер в клозете?

Лицо юноши помрачнело.

– Я же тебя просил, – тихо процедил он, почти не разжимая губ.

– Он не из милиции, – сообщил парню бармен. – Скажи ему пару слов, и всё.

– Я уже говорил! И не хочу больше об этом вспоминать.

В холодном лице официанта появилась горечь. Было видно, что воспоминание о смерти человека доставляет ему боль. Турецкий поразился – за последние дни он позабыл, как должна выглядеть нормальная человеческая реакция на горе, которое случилось с другим человеком. В этом городе он сталкивался только с цинизмом и безразличием. Всем на всех было плевать. Но только не этому парню. Человечность официанта тронула его.

– Простите, что напоминаю вам о том случае, – заговорил Александр Борисович. – Но это вынужденная необходимость.

Парень неприветливо посмотрел на Турецкого.

– Что? – спросил он. – Что вы хотите знать?

– Насколько я понимаю, вы обслуживали их столик? – уточнил Турецкий, не сомневаясь в ответе.

– Да, обслуживал, – нехотя ответил официант. – Но я ничего не помню. Я даже лиц их не разглядел. Если бы я помнил, я бы сразу все рассказал.

– Он не про лица хочет спросить, – снова встрял в разговор бармен.

– Правда? – официант посмотрела на бармена, затем перевел взгляд на Александра Борисовича. – Тогда про что?

– Как вас зовут, я не расслышал? – поинтересовался Турецкий.

– Илья, – представился официант.

– Илья, постарайтесь вспомнить: мужчина в темных очках, – он курил?

– Я не…

– Только не спешите с ответом, – предостерег его Александр Борисович. – Вы наверняка меняли пепельницу и, может, даже несколько раз.

– Вспомни, Илюш, это очень важно, – попросил бармен.

Турецкий покосился на него. «Очень важно». Откуда этому бармену знать, что важно, а что нет? Впрочем, молодец.

– Вы знаете… – медленно заговорил официант, отчего-то смущаясь. – Я подходил к их столику… Несколько раз. Тот парень… ну, тот, которого нашли мертвым… он попросил меня разменять сто долларов. У меня были мелкие купюры, и я разменял.

– А при чем тут размен? – с легким недоумением спросил бармен, протирая стакан.

Юноша метнул на него сердитый взгляд, снова повернулся к Турецкому и сказал:

– Мне кажется, парень просто хотел, чтобы я проверил банкноту – фальшивая или нет.

«Стобаксовая бумажка из выкупной пачки», – понял Турецкий.

– Спасибо, – сказал он. – Это очень ценная информация. Банкнота оказалась настоящей, так?

Официант кивнул:

– Да. Я ее проверил.

– Что вы еще помните?

– Этот человек… Ну, тот, который в темных очках… он курил. Но не сигареты. – Веки официанта дрогнули, и он сказал: – Он курил трубку. Да, точно! Трубку!

– Как у Шерлока Холмса? – быстро спросил Александр Борисович.

Юноша медленно покачал головой:

– Н-нет… Пожалуй, нет. У него была другая. Такая черная и вся… как будто жеваная. Или обугленная. Неровная вся такая. – Официант пожал плечами: – Не знаю, как это называется.

– Неровная… – тихо повторил Турецкий.

– Я понимаю, о чем он, – сказал бармен. – Вероятно, это была рустированная трубка. У ней чашечка рифленая, правильно? – обратился он к официанту.

– Чашечка? Ну да.

– Ну вот, – сказал бармен. – Это рустированная трубка. У меня двоюродный брат такую же курит.

– Дорогая? – спросил у него Турецкий.

– Точно не скажешь. Они бывают либо очень дешевые, либо дорогие. Дешевые, потому что, рустируя чашечку, легче скрыть дефекты древесины. А дорогие, это когда чашечку специально обрабатывают – для красоты. Так сказать, для эстетики.

– Ясно, – кивнул Александр Борисович. – Что ж, спасибо вам. Даже не знаю, чтобы я без вас обоих делал.

– Не за что, – пожал плечами официант и отправился по своим делам.

Александр Борисович допил коктейль. Уходя из бара, он расплатился с барменом, оставив щедрые чаевые.