Текст книги "Кто будет президентом, или Достойный преемник"

5

– Войдите! – громко сказал Андрей.

Дверь приотворилась, и в проеме показалась кудрявая голова системного администратора Сковородникова.

– Андрей Маратович, здравствуйте! Можно войти?

– Привет, Марк. Конечно, заходи.

Андрей приветливо махнул рукой. Сисадмин вошел в кабинет и как-то неловко, бочком, прошел к стулу. Видно было, что он сильно смущен.

– Садись, – сказал Андрей, оглядывая сисадмина внимательным и цепким взглядом.

Сковородников сел. Лицо у него было озабоченное, черные косматые брови сдвинуты на переносице, большой нос побагровел. Казалось, даже стекляшки очков запотели от волнения.

– Ну? – спокойно спросил Андрей. – Что случилось?

Сковородников поправил толстым пальцем очки и взволнованно произнес:

– Новая статья в Интернете.

Узкие глаза Андрея замерцали зловещим огоньком.

– Новая? – переспросил он.

Сковородников кивнул:

– Да. Только что увидел. Думаю, специально разместили так поздно, чтобы завтра с утра побольше народу увидело. Я…

– Постой, – оборвал его Андрей, поморщившись. Он терпеть не мог суеты, поскольку твердо знал, что спешка никогда не приводит ни к чему хорошему. – Давай по порядку. Сначала скажи: тебе удалось что-нибудь выяснить насчет первой статьи?

Сковородников заметно скис и покачал кудрявой головой:

– К сожалению, нет.

– А как твой хакер? – снова спросил Долгов. – Есть известия про него?

Лицо Сковородникова еще больше потемнело.

– Я его отрезал от нашего компьютера, – неуверенно произнес сисадмин. – Но, скорей всего, он попробует снова. Вернее – он уже попробовал.

– Когда?

– Пару часов назад.

– Ему не удалось?

Сковородников качнул головой:

– Нет.

Андрей откинулся на спинку кресла и сухо произнес:

– Мне нужны результаты, Марк. Я заплатил тебе деньги и заплачу еще больше. Но мне нужны результаты.

Сковородников кашлянул в толстый, волосатый кулак и тихо отозвался:

– Я понимаю.

– Завтра вечером я тебе позвоню, – тем же сухим тоном продолжил Андрей. – И если результатов не будет…

Долгов сознательно оставил фразу неоконченной, предоставив сисадмину самому догадаться, какая жестокая кара его ожидает. Тот, похоже, недостатком воображения не страдал и даже на стуле заерзал от волнения.

– Зря вы так, Андрей Маратович, – обиженно пробубнил Сковородников.

Андрей улыбнулся:

– Ладно, не обижайся, старик. – Он нагнулся и слегка похлопал сисадмина по круглому бабьему плечу. – Я верю, что у тебя все получится. А теперь рассказывай. Что за статья?

Сковородников снова кашлянул в кулак.

– Да та же самая, – глуховато ответил он. – Только на другом сайте.

– Снова блог?

– Ага.

– И снова исчез?

– Да, – снова кивнул сисадмин.

– Черт… – Андрей нахмурился и скрипнул зубами. – Долго она там висела?

– Статья-то? Нет. Часа полтора.

– Известно, сколько человек это прочли?

Марк качнул кудлатой цыганской головой:

– Угу. Там счетчик посещений стоял. Человек сорок прочли. Он… этот гад… на городских сайтах ссылки понавешал. В принципе, сорок человек – это немного, – поспешно добавил сисадмин.

– Немного, – передразнил Андрей. – Каждый из этих сорока покажет еще двум-трем, а то и больше. А там и бумажная печать подхватит.

– Я попробовал засечь, откуда он входит, – снова заговорил Сковородников.

– Ну и?

Марк облизнул губы и взволнованно продолжил:

– Точно утверждать не могу, но… мне кажется, входят из нашего здания.

Черные, гибкие брови Андрея Долгова взлетели вверх.

– Повтори, – тихо потребовал он.

– Человек, который разместил статью, работает в нашем здании, – послушно повторил Сковородников. И тут же добавил: – Но это не точно.

На острых скулах Долгова заиграли желваки.

– Как ты это выяснил? – быстро спросил он. – Как это вообще делается?

– Ну… – Сковородников пожал плечами. – Есть разные способы. Для начала связываешься с администратором сайта, вернее – со службой поддержки, уточняешь, с какого айпишника послан текст…

– С чего?

– Ай-пи, – повторил Сковородников. – У каждого компьютера есть ай-пи.

– А, знаю. – Андрей кивнул. – Это что-то типа цифрового адреса. Продолжай.

– Ну, вот. Когда вы узнаете ай-пи компьютера, вы выясняете, какой провайдер поддерживает ай-пишку. Если, конечно, он не использовал прокси – в этом случае адрес может быть вымышленным. Но нам вроде повезло. Вычислив провайдера, выходите на него и спрашиваете, кто выходил в сеть в такое-то время, такого-то числа…

– Ладно, ладно, – остановил сисадмина Андрей. – Какова вероятность, что статьи вывешивали с одного из наших компьютеров?

– Э-э-э… процентов восемьдесят пять. Ну, или чуть меньше. – Сисадмин поднял толстый палец и почесал широкую переносицу. – Думаю, если он повесит эту статью еще где-нибудь, я смогу его вычислить с большей вероятностью.

– Дай бог, дай бог… – тихо и задумчиво проговорил Андрей Долгов.

– Видите ли, этот парень повесил несколько примочек, которые не позволяют…

Андрей предостерегающе поднял руку.

– Не грузи, – сухо сказал он. – Это все твои проблемы. Мне важно, чтобы ты вычислил предателя. – Внезапно Долгов сощурился. – Как думаешь, твой таинственный хакер не может быть тем самым злоумышленником?

– Хакер? – Сковородников секунду или две размышлял, затем пожал плечами. – Все возможно.

Долгов положил компьютерщику ладонь на плечо, заглянул ему в глаза и тихо и проникновенно проговорил:

– Найди мне его, Марк. Пожалуйста, найди. Виктор Олегович не заслуживает такого отношения. Ты согласен?

Голос Андрея звучал гипнотизирующее. Компьютерщик смотрел на него, как кролик на удава.

– Ну, так как? Ты сделаешь это?

– Да… Да, конечно. – Сковородников тряхнул кудлатой головой, словно выходил из забытья.

– Вот и отлично. – Андрей сдержанно улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

– Я… могу идти?

– Да, Марк. Конечно, иди. Передавай привет жене и ребенку.

– Обязательно.

Компьютерщик поднялся со стула и, неуклюже пожав Андрею руку, вышел из кабинета. Дождавшись, пока за Сковородниковым закроется дверь, Андрей крутанулся в вертящемся кресле к окну. Теребя пальцами нижнюю губу, он некоторое время смотрел на небо, на проплывающие в прямоугольник окна грязно-серые облака и размышлял.

Значит, «крыса» здесь, в здании… Под самым носом у Долгова… Забавно…

На восточном лице Долгова появилась тонкая усмешка. Ему вдруг показалось, что одно из облаков похоже на Хозяина. Андрей выставил вперед палец, прищурил левый глаз и сделал губами «пш», озвучивая воображаемый выстрел. Затем снова повернулся к столу, открыл верхний ящик и заглянул в него. В ящике лежали грязные, мятые конверты. Разглядывая их, он вдруг начал тихо шептать себе под нос. Это были любимые стихи Мохова, которые тот часто бормотал в подпитии. И за долгие годы Андрей выучил их наизусть. Хотя понимал по-своему.

 
Пусть и правда, друг мой, курица – не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не надо, трусить, торопиться…
 

Андрей вдруг перестал шептать и резко закрыл ящик стола, повернул ключ в замочной скважине, вынул его и вставил в маленькую коробочку-брелок, болтающуюся у него на связке ключей. Связку вместе с брелоком он запихал обратно в карман брюк.

6

ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО

«Ох, не хотел переходить на водку. Бокал-другой вина меня последнее время бодрит. А вот водка… Либо злюсь на весь мир, либо в полную размазню превращаюсь. Но в проклятом баре не нашлось ничего подходящего, кроме подслащенного дерьма. Пришлось взять рюмку водки (исключительно чтобы расслабиться после тяжелого трудового дня), а там, как обычно и бывает, понеслось. Нет, не скажу, что я сильно пьян, но башка тяжелая – это факт.

Мог бы спать лечь, но вспомнил о данном себе слове – каждый вечер делать запись в дневнике. Клялся ведь. Можно сказать, божился. А значит, никуда не деться, придется писать. Итак, начинаю… А с чего, собственно, начать? С похода к секретарше Татьяне? Да, с этого и начну.

На работе девушку не застал, сказали – приболела. Ввалился к ней прямо домой. Стою, жму на кнопку звонка, а сам думаю: о чем с ней буду говорить? Фактов и улик у меня никаких. Одни лишь догадки. Была одна фотография с голой женской спинкой, да и ту Долгов в капусту пошинковал. Ладно, думаю, буду импровизировать.

Дверь открывается. А вместе с дверью открывается и рот моей барышни. Изумлена.

Я ей:

– Здравствуйте, моя милая!

Она мне:

– Это вы?

Хороший, думаю, вопрос. Перед тем как ответить, я на всякий случай глянул в зеркало. Действительно – я. Так и ответил. Однако барышня не переставала удивляться.

– Как это неожиданно, – говорит.

– Сам не ожидал, что меня к вам занесет, – отвечаю. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально. А что?

– Ну, вы же болеете. Больничный взяли.

Барышня опомнилась, напустила на себя измученный вид, даже в кулак кашлянула для правдоподобия.

– Спасибо, – говорит, – уже лучше. Хотите войти?

Хочу ли я войти! Глупый вопрос. Передо мной стоит девушка с формами Памелы Андерсон в одном легком халатике на голом теле. Хочу ли я войти?

Ладно, вошел. Объяснил, что хочу поговорить. Провела в гостиную. Квартира у барышни обставлена, как говорят писатели, «чрезвычайно мило». Диванчики, мягкие кресла, красные шторы, синие стеллажи, белый журнальный столик, какие-то железные, хромированные стойки. Короче, высокий стиль начала XXI века – помесь лазарета с «Макдоналдсом».

– Очень, – говорю, – у вас миленько.

– Спасибо, – отвечает, – сама обставляла.

Пара слов о том о сем, и тут же беру быка за рога – перехожу то есть к делу.

– Вы, – спрашиваю, – фотографией не увлекаетесь?

И бровью не двинула.

– Нет, – отвечает, – а что?

– Видел тут недавно одну фотографию. В стиле «ню». Девушка-модель – ну просто красавица. Кстати, очень похожа на вас. Вы, случайно, моделью раньше не работали?

И снова ноль эмоций. Ну, думаю, крепкий орешек. Но и мы не лыком шиты. Продолжаю «качать».

– Милая, – говорю, – не стоит мне врать. Я прирожденный факир, к тому же в отцы вам гожусь. Вижу вас насквозь, и все такое.

Пришлось, конечно, натянуть на себя маску законченного подонка, этакого энкавэдэшника сталинской эпохи. Посверлил ее с минуту глазами, голосом как надо поработал. Вижу – сдается моя барышня, превращается из Снежной королева в маленькую Герду. Вот-вот расплачется. Однако не сдаюсь и играю «чекиста» дальше.

– Вам, – говорю, – сейчас фотографии предоставить или чуть-чуть попозже? Там есть прекрасные ракурсы, на которых ваше милое личико видно как на ладони. Кстати, – продолжаю, – у меня есть знакомые в русском «Плейбое». Что, если я покажу им пару ваших снимков? Они из вас сделают настоящую звезду.

Несу всю эту ахинею, а сам не спускаю глаз с ее лица. И вижу – личико-то живет. Да как откровенно живет! На каждое слово реагирует. Тут и факиром не надо быть, каждая мысль морщинкой проступает. Ну, думаю, не зря блефовал. Сволочная, конечно, работа, но что делать? Если уж Бог наградил скверным талантом вселять в людей ужас, так надо им пользоваться.

В общем, подбросил льда в голос и продолжаю валять дурака. На Танечке лица нет. Бледнеет, розовеет, пятнами идет. Когда дошел до того, что отправлю ее на нары, чуть в обморок не хлопнулась. Пришлось взбрызнуть ее милое личико водой. Ощущение было такое, словно чайную розу поливаю. Быстро пришла в себя. Сжала кулаки и давай трясти ими у меня перед лицом. Прямо Майкл Тайсон в обличье Мадонны. Личико злобное (хотя по-прежнему милое).

– Вы не имеете права меня пытать! – кричит. – Я буду жаловаться в прокуратуру!

А сам вижу – барышня слово «прокуратура» только по телевизору слышала. В сериалах про благородных бандитов. Пришлось снова корчить из себя «плохого и бешеного». Стал орать в ответ, а через каждые пять слов на змеиное шипение переходить. Техника, как говорится, отлаженная.

Барышня моя совсем в замешательство пришла. Не может понять – то ли я садист, то ли мерзавец. И то и другое плохо. Я еще минут пять поизголялся – и все. Девчонка моя кинулась лицом в подушку, рыдает.

– Меня, – говорит, – подставили. Я, – говорит, – ничего не знала. Я любила Виктора Олеговича. У нас были глубокие чувства.

Много чего еще бормотала, я особо не вслушивался. Мне хватило и моего бредового монолога. Однако девочка «разморозилась». Сменил тактику, заговорил по душам, как человек, который хочет ей помочь. Говорю, а у самого кошки на сердце скребутся. Знаю ведь, что вру. Что никакого сочувствия к девушке не испытываю. Злости, впрочем, тоже. Ничего не чувствую – ни жалости, ни негодования. Она для меня словно персонаж кинофильма. Тень на экране. Э, думаю, плохи твои дела, Турецкий. Если так пойдет и дальше, превратишься в полного «отморозка».

Надоело мне ее сопли слушать, перебил.

– Давайте, – говорю, – по сути дела, барышня. Вы рассказали о Максиме Воронове вашему коллеге Андрею Долгову. И что Долгов?

Барышня много чего говорила. В основном жаловалась на свою горькую долю, а в перерывах посылала меня к черту. Выяснить удалось немного, а именно: Долгов нагрянул к Воронову с каким-то уголовничком, отметелил его и забрал негативы.

Ладно. Наше долгое прощание с Татьяной я, пожалуй, опущу. Пришлось ее немного поутешать. Просила заходить еще, а я, в свою очередь, также попросил обращаться, когда приспичит.

Расстались мы почти друзьями. Не уверен, правда, что после моего ухода она не слепила из воска мою куклу и не воткнула в нее пару дюжин иголок. (То-то у меня сегодня весь день суставы ныли!)

Отправился прямо к г-ну Воронову (предварительно узнав его координаты у Татьяны). Воронов оказался смазливым качком с железной мускулатурой и вялым подбородком. Я его сразу просек, хоть он и пытался строить из себя Чайльд Гарольда.

Прижал быстро. Да, собственно, и прижимать не пришлось: все сам выложил. Прямо как на исповеди.

Значит, дело было так. Андрей Долгов и некий бандит по кличке Гиря поймали Воронова возле подъезда и затащили в машину. Гиря отправился потрошить квартиру Воронова, а Долгов отвез его на какой-то пустырь, где избил дубинкой. (При слове «дубинка» Воронов как-то странно покраснел. Боюсь, что никакой дубинки не было в помине, а синяки на лице качка – отметины от кулаков Андрея Долгова. Впрочем, не важно.)

Избив Воронова, Долгов посадил его в машину и повез обратно домой. По дороге они увидели спешащего к метро уголовника Гирю. Долгов выскочил из машины и побежал за Гирей. Чем там у них дело закончилось – неизвестно, поскольку Воронов не стал дожидаться своего мучителя, а дал из машины деру. И вот тут у меня одна… догадка.

Не помню точных слов Воронова, но из каких-то смутных намеков и оговорок я вдруг понял: Гиря вынес из квартиры Воронова не только негативы с голым Хозяином, но и весь его «архив шантажиста». У меня в этом нет никаких сомнений. Я спросил Воронова прямо, но тот ушел от ответа. Однако я твердо уверен в своей догадке. «Архив шантажиста» у уголовника Гири.

Не знаю, как это поможет делу, но я вознамерился отыскать таинственного Гирю, пока он не наделал бед. Уже напряг по этому поводу ребят из «Глории».

На этом я, пожалуй, закончу. Навалял несколько страниц, пора и на боковую. Черт, чувствую себя старшеклассницей испуганных лет, влюбленную в артиста Безрукого и открывающею дневнику свои «страшные, интимные тайны».

Доброй ночи, милый дневник! Чмоки-чмоки!»

7

– Здравствуйте, Павел Иванович!

Мужик вздрогнул, обернулся и окинул Турецкого неприветливым и недоверчивым взглядом.

– Я вас не знаю, – сухо сказал он.

– Как будто это имеет какое-нибудь значение, – усмехнулся в ответ Александр Борисович.

Он уселся за столик и вперил взгляд в лицо уголовника. Тот криво ухмыльнулся.

– Узнаю, – сказал он и отхлебнул пива.

Турецкий вскинул брови:

– Что узнаете?

– Узнаю этот взгляд, – пояснил Гиря. – Вы следователь, ведь так?

– Поражаюсь вашей проницательности. Хотя… после стольких-то отсидок. Кстати, Павел Иванович, почему вы до сих пор на свободе? Если мне не изменяет память, откинулись вы полтора года назад. Не надоело еще шляться по улицам? Домой, в тюремную камеру, не тянет?

– А ты меня камерой не пугай.

– Я тебя и не пугаю. – Александр Борисович вставил сигарету в рот и закурил. – Когда я начну пугать, ты сразу это почувствуешь, – добавил он и махнул перед лицом рукой, отгоняя дым.

Гиря смотрел на Турецкого исподлобья, сжимая пивную кружку в крепких, корявых пальцах.

– Дело будете говорить или языком трепать? – глухо спросил он.

Александр Борисович откинулся на спинку стула, еще немного посверлил физиономию уголовника колючими, серыми глазами и холодно произнес:

– Я знаю про все твои приключения, Гиря. Про все твои «скачки». Даже про те, за которые ты не понес справедливого возмездия.

Слова «справедливое возмездие» Турецкий произнес таким замогильным голосом, что Гиря слегка поежился. На какое-то мгновение ему даже стало страшно. Слишком уж тяжелый взгляд был у мента, слишком уж безжалостный голос.

– Но знаю я не только про это.

– Да? – Гиря через силу ухмыльнулся. – А про что еще?

– Про то, что ты уже год работаешь осведомителем. С оперативником своим встречаешься на окраине города, в шашлычной «Охотничий домик».

Турецкий замолчал и пристально вгляделся в лицо бандита, наблюдая за произведенным эффектом. А эффект был, что называется, налицо. Плечи Гири обмякли, он ссутулился, обхватил кружку двумя руками и уставился в нее, словно ожидал найти на дне подсказку.

– Хреново, да? – спросил Александр Борисович.

– Хреново, – глухо ответил Гиря. Он поднял взгляд на Турецкого и проговорил с клокочущей злобой в голосе: – Никогда не доверял легавым. Знал, что рано или поздно подставят.

Александр Борисович дернул уголком губ.

– Никто тебя не подставлял. И не хрен играть в героя. Ты знал, на что идешь.

– Меня зажали в угол, – огрызнулся Гиря, слегка повысив голос.

– Ты сам себя в этот угол загнал, – безжалостно произнес Турецкий. – Сам. Ты знал, по каким правилам придется играть, когда во все это ввязался. Кстати, ты до сих пор пьешь?

– Только пиво.

– Давно?

– С тех пор, как погорел на этом деле. – Гиря отхлебнул пива и облизнул губы. – Значит, теперь вы будете меня пасти? А что с майором?

– Майор заболел.

– Сильно?

– Оклемается. Твоими молитвами.

– Если моими, то вряд ли, – хмыкнул Гиря.

– Не больно-то резвись. Для начала давай познакомимся. Меня зовут Александр Борисович.

– Очень приятно, – съязвил Гиря. Он оглянулся по сторонам, слегка нагнулся и тихо проговорил: – Зря вы пришли сюда. Если нас увидят вместе…

– Тебе конец, – закончил за него Турецкий. – Поэтому ты заинтересован в том, чтобы наша беседа прошла как можно быстрее. Давай сделаем так. Я буду задавать вопросы, ты – отвечать. Как только вопросы у меня закончатся, я уйду. И можешь валить на все четыре стороны, я тебя больше никогда не потревожу.

– Правда? – недоверчиво покосившись на Турецкого, пробурчал Гиря.

– Правда, правда. Слово мента.

Гиря ощерил в усмешке желтоватые зубы.

– И нечего скалиться, – осадил его Александр Борисович. – У меня тоже времени в обрез, так что приступим к беседе. Первый вопрос такой. После того как ты обчистил ящик стола Воронова, кому ты отдал все негативы?

Гиря оттопырил нижнюю губу и презрительно процедил сквозь зубы:

– Не понимаю, о чем ты, начальник.

– О Воронове и о его квартире, – сказал Александр Борисович.

– Воронов? В первый раз слы…

– Молчать! – рявкнул Турецкий так, что на него заоборачивались посетители за соседними столиками.

Гиря побледнел. Затем вдруг попытался встать, но Турецкий железной рукой усадил его на место.

– Будешь сидеть здесь, пока я тебя не отпущу, – веско и властно произнес он. – И если ты думаешь, что я шучу, ты жестоко ошибаешься. Вот где вы у меня уже все сидите! – Турецкий энергично провел ребром ладони по кадыку. – Будь моя воля, я бы с вами не валандался. Набил бы вас по сто человек в камеру и…

– Тише, начальник, тише, – сказал Гиря и пугливо зыркнул глазами по сторонам. – Вижу, ты мужик серьезный. С тобой не забалуешь. Но подумай сам: зачем мне подставляться? Я тебе сейчас про себя наговорю, а ты меня потом за мои откровения в камеру.

– Если ответишь на мои вопросы честно, никакой камеры тебе не будет, – отрезал Александр Борисович.

Гиря несколько секунд вглядывался в лицо Турецкого, пытаясь понять – стоит ли ему доверять или нет. Наконец вздохнул и кивнул:

– Ладно, начальник. Твоя взяла. Негативы я взял. Да только далеко с ними не ушел. В скверике возле метро меня догнал этот тип… Андрей Маратович. Я было собрался начистить ему хлебало, но этот фраерок ствол достал. И на меня наставил. А под дулом пистолета, известное дело, не то что негативы, нательный крест отдашь.

– Ты отдал ему все?

– А как же. Он меня и обыскал. Даже в мотню залез, не побрезговал, гаденыш.

– Ясно. – Александр Борисович сдвинул брови. – Он тебе не сказал, зачем ему эти негативы?

Гиря удивленно уставился на Турецкого.

– Ясное дело, нет. С какого рожна ему передо мной выплясывать? Это человек серьезный. Был бы в зоне, стал бы авторитетом, зуб даю.

– Ты успел просмотреть негативы?

– Я?

– Ну не я же.

– Э-э-э… Да как сказать… Ну, глянул сквозь них на лампочку, пока в комнате был. Там одни голые тела. А на конвертиках еще фамилии были.

– Запомнил хоть несколько?

– Что ты, начальник. Только Мохова. И то потому, что его искал. У меня еще в школе за стихи двойки были. Память никакая. А со школы я и последние ее остатки на дне стакана оставил. Так что – извини.

Турецкий молчал, разглядывая бандита. Тот поежился.

– Зря ты мне не веришь, начальник. Сам подумай: какой резон мне от тебя таиться?

Турецкий задумчиво почесал пальцем переносицу, не сводя глаз с уголовника

– Значит, нет, говоришь, резона?

– Нет, начальник. Я у тебя под колпаком. – Гиря отхлебнул пива и пожал плечами. – Я все тебе рассказал, начальник. Не сомневайся. Мне скрывать нечего. Выгоды все равно никакой. А покрывать я этого гаденыша не собираюсь. Он ведь не блатной, а так, фраерок.

– Ну что ж… – Турецкий поднялся из-за столика. – Рад был с вами пообщаться, Павел Иванович. Не балуйте.

– Уж постараюсь, – в тон ему ответил Гиря. – И запомните: я в этой… сваре участвовать не хочу. Так себе и запишите.

– Что записать? – не понял Турецкий.

– А вот то, что я вам сказал. Эта свара не для меня, ясно?

Александр Борисович пожал плечами, вмял окурок в пепельницу, повернулся и зашагал к выходу.