Текст книги "Кто есть кто"

21

Частный детектив Воронцов возился с замком у двери Вериной квартиры. Замок был старый, разболтанный, и ключ бесполезно проворачивался в скважине. Воронцов прижал дверь плечом и, вполголоса чертыхаясь, пробовал снова и снова. Наконец собачка со скрипом отщелкнулась. Но это было не все. Пришлось еще повозиться с гвоздями, которыми накрепко забили дверь.

Он переступил порог, пряча ключи в карман, когда за спиной кто-то деликатно кашлянул. Воронцов даже вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. На площадке стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти, явно кавказской наружности.

– Извините, это квартира Веры Кисиной? – несколько смущенно поинтересовался он.

Первым желанием Воронцова было сказать, что это не так, и побыстрее спровадить незнакомца, но это было бы глупо. Во-первых, он может позвонить в любую из соседних дверей и выяснить, что квартира таки Верина, а во-вторых, нужно же выяснить, кто он и не таит ли его появление угрозы их так блестяще развивающемуся мероприятию. Воронцов кивнул:

– Разумеется.

– А вы, очевидно, Кисин, простите, не знаю вашего имени, отчества...

Воронцов был удивлен: незнакомец был не в курсе Вериных семейных обстоятельств.

– Не совсем... – и с видом крайне занятого человека, которого отрывают от важного дела осведомился: – Простите, что вам, собственно, нужно?

– Может быть, войдем? – предложил гость.

Воронцов посторонился, пропуская его вперед:

– Ну, проходите. – Закрывая за собой дверь, Воронцов прислушался к звукам в подъезде, но все было тихо. Он специально выбрал именно такой час для своего визита сюда – около двенадцати, дети еще в школе, жильцы на работе, а пенсионеры уже успели совершить свои набеги на ближайший рынок и сейчас возились с обедом. Даже на лавочке у подъезда было пусто, а значит, незнакомца никто не видел, а даже если видел, не сможет с уверенностью сказать, в какую квартиру он направлялся. Воронцов поймал себя на мысли, что хочет обезопаситься на случай, если придется избавляться от этого гостя нетрадиционными способами. Что-то подсказывало ему, что это не просто случайный знакомый, забредший на чашку чая в такой неурочный час.

– Я хотел поговорить с Верой. – Незнакомец нерешительно топтался в прихожей. Он совсем не походил на наглых развязных кавказцев, с которыми Воронцову до сих пор приходилось сталкиваться в основном на рынках столицы, да и говорил практически без акцента и вполне литературным языком.

– Вы ее знакомый? – спокойно уточнил Воронцов, жестом приглашая визитера в комнату. Тот отрицательно покачал головой.

– Сослуживец?

– Нет, все гораздо сложнее... – он замялся.– Я в некотором роде родственник...

Воронцов насторожился. Какой еще родственник? Он сам лично проверял и не обнаружил у Веры никаких родственников, кроме бывшего мужа и сына. Конечно, этот тип мог бы быть родственником бывшего мужа, но ведь он сам принял Воронцова за Кисина, значит, этот вариант отпадает.

– Очевидно, дальний родственник, Вера говорила, что у нее никого нет. – Воронцов внешне ничем не выразил своей заинтересованности, он плюхнулся на диван, жестом предлагая незнакомцу последовать его примеру, но тот продолжал стоять и с интересом разглядывал комнату. Хотя разглядывать было особенно нечего. То есть никаких семейных фотографий, картин, ковриков, герани на подоконнике, фарфоровых слоников или китайских болванчиков в серванте и прочих безделушек, несущих на себе неповторимый отпечаток характера хозяйки, не было. Абсолютно безличная квартира – красивая, почти новая стенка с телевизором посередине и множеством книг на полках, модерновый диван с разноцветной обивкой и такие же кресла. Между креслами находился стеклянный журнальный столик. Все сияло удивительной чистотой, так как Воронцов, тщательно истребляя следы пребывания Веры, был вынужден не только вынести все личные ее вещи, но и вычистить в квартире все поверхности, на которых могли остаться ее отпечатки пальцев.

– Как бы это получше выразиться... – Гость явно чувствовал себя неуютно и скованно. – Я, пожалуй, пойду, приду попозже, когда Вера вернется. Может быть, зайду вечером.

– А что ей передать? – Воронцов не собирался отпускать его просто так, не выяснив, зачем же он приходил.

– Ничего не нужно, я сам ей все объясню. – Он повернулся и направился к двери.

Воронцов колебался, сказать этому странному типу или не сказать о том, что Вера в тюрьме.

– Дело в том, что она, скорее всего, не вернется ни сегодня, ни завтра...

Гость остановился и обернулся:

– А ее сын? Дима?

– И ее сын тоже.

Незнакомец был явно озадачен:

– Но где я могу ее... их... хоть кого-нибудь увидеть? Я обязательно должен поговорить с Верой, и как можно скорее.

– Боюсь, это невозможно, но я могу ей передать, что вы заходили, правда, для этого я должен хотя бы знать, кто вы.

– Я не совсем понимаю, почему вы можете с ней встретиться, а я нет? – возмутился гость. – Ее что, нет в Москве? И кто вы такой все-таки? Вы приходите в квартиру моей дочери со своим ключом, значит, вы здесь живете...

– Дочери?! – Воронцов пятерней взъерошил и без того взъерошенную рыжую шевелюру. Он был шокирован. Окажись этот кавказец троюродным дядей или внучатым племянником мужа, он бы в это еще поверил, но живой отец – это уж слишком. Откуда он взялся?!

– Да, Вера моя дочь... но по правде сказать, я сам узнал об этом совсем недавно.

– А она?

– Она, по-моему, вообще не догадывается о моем существовании.

– Да... Веселенькая получается история... – Воронцов все еще не мог прийти в себя от удивления. Хотя если они незнакомы, то это еще полбеды. Но откуда же он все-таки появился? Не мог он обнаружиться недельки через две, когда все уже будет кончено...

– Может, теперь вы наконец объясните мне, в чем дело и чем вызвана ваша таинственность? – прервал новоявленный папаша невеселые мысли Воронцова.

– Хорошо. – Воронцов закурил, соображая, как получше сформулировать свои объяснения. – Дело в том, что я Вере не муж и даже не друг, хотя, конечно, и не враг, в общем... Я ее... адвокат. Моя фамилия Гордеев.

– Мажидов, – наконец представился гость, – Аслан Ишаевич. С Верой что-то случилось?

– Да, можно и так сказать... В общем, она в тюрьме... в следственном изоляторе.

Мажидов наконец сел и изумленно уставился на Воронцова. Этого он никак не ожидал.

Он приехал из Чечни в Москву, откуда собирался как можно скорее вылететь в Лихтенштейн. Но на оформление визы необходимо какое-то время. В гостинице он останавливаться не хотел, справедливо полагая, что по его следу уже идет погоня. У московских чеченцев помощи тоже просить было нельзя, так как для всех он был давно мертв. И если бы даже он вдруг решился посвятить кого-то в тайну своего чудесного воскрешения, каковы гарантии, что этот кто-то не продаст его за тридцать сребреников Эльбрусу со товарищи.

После того как убили Джохара, Мажидову пришлось долго скрываться. Деньги, огромные суммы, которые ему удалось сохранить от разграбления своими же, «сподвижниками» Дудаева, Мажидов благополучно перевел в Лихтенштейн. А сам рванул в Дагестан, где терпеливо ожидал, когда все успокоится. И вот месяц назад решил, что время пришло, и поехал в Москву. И ошибся. Потому что о его появлении в столице невесть каким образом узнал Эльбрус – еще один «сподвижник» Дудаева, который помнил о деньгах. И вот теперь Мажидову нужно было опять скрываться...

Он искал Веру, свою дочь, которую не видел с того самого дня, когда они расстались с Аллой. С тех пор много воды утекло, он был женат еще раз, и тоже несчастливо. И теперь он решил разыскать свою единственную дочь. Он не представлял, как она жила все эти годы, но ему, по большому счету, это было и неинтересно.

Но в адресном столе ему сказали, что такая в Москве не проживает, возможно, она давным-давно вышла замуж и сменила фамилию, а возможно, просто уехала куда-нибудь. Однако, потратив всего пару дней и немалое количество денег, ему удалось выяснить, что Вера в свое время поменяла фамилию и теперь проживает здесь, на Шаболовской.

– Я хочу ее видеть.

– Ответ отрицательный. – Воронцов внимательно наблюдал за гостем, реакции того были вполне адекватны. Или он хороший актер, или действительно новоиспеченный отец, потерявший дочь, не успев найти. – На этапе предварительного следствия свидания с родственниками не разрешены.

– Но мне нужно ее видеть. Когда будет суд и в чем ее, собственно, обвиняют?

– Она... ввязалась в нехорошую историю с большими деньгами...

– И что ей грозит?

– Пока трудно сказать, но на оправдательный приговор рассчитывать не приходится. Я приложу все усилия, чтобы скостить срок до минимума, но этот минимум не так уж и мал. Я думаю, годика три – наилучший исход. А там, за примерное поведение в колонии, возможно, через год-полтора и выйдет.

Гость был удручен. Воронцов осторожно закинул удочку:

– Хотя вы наверняка знаете, что в нашей с вами стране все можно продать и купить, и если бы у Веры были деньги, возможно удалось бы избавить ее от этих неприятностей...

– Насколько я помню, вы говорили, что она как раз и арестована за аферу с большими деньгами. Или они ей так и не достались?

Воронцов только пожал плечами:

– Если бы они у нее были, я думаю, она бы не сидела сейчас в СИЗО, а давно вышла бы под залог. Собственно, даже мои услуги она оплачивает не из своего кармана, мне это дело досталось по разнарядке.

Мажидов надолго замолчал, что-то напряженно обдумывая. Воронцов курил, мысленно поздравляя себя с очередной удачей: папашка все-таки клюнул. И в подтверждение гость осторожно поинтересовался:

– Сколько нужно, чтобы оформить залог?

Тут неожиданно зазвонил телефон. Если бы Воронцов был один, он никогда бы не подошел к нему даже под страхом смерти. Но сейчас, когда нежданно-негаданно появился этот... Короче говоря, Воронцов взял трубку.

– Алло... Нет, ее нет и не будет... Где? Простите, с кем я говорю? Петр Шовкошитный, ее бывший начальник? Вера, к сожалению, находится в тюрьме... Да, она под следствием... Не могу вам сказать. Я? Меня зовут Гордеев. Юрий Гордеев. Я ее адвокат... Да... Хорошо... До свидания.

Он посмотрел на Мажидова. Судя по всему, тот не заметил секундного замешательства Воронцова. Его в данный момент волновали другие проблемы.

Воронцов набрал воздуха и сказал:

– О чем мы, бишь, говорили? Ах да, о деньгах. Так вот, я думаю, залоговой суммой дело не ограничится, придется еще уговаривать некоторое количество чиновников, которые проявляют сознательность только после получения какой-никакой мзды...

– А где Дима? – вдруг отвлекся от столь любезной Воронцову темы Мажидов.

– Этого я не знаю. Вера утверждает, что его похитили, хотя лично мне в это мало верится.

– Хорошо, я смогу предоставить вам необходимую сумму, но мне нужны гарантии, что Вера в ближайшие дни будет на свободе.

– Какие тут могут быть гарантии... – пожал плечами Воронцов. – Но если вас устроит честное слово адвоката...

Мажидов не проявил особого энтузиазма, но в конце концов этот адвокат прав: кто знает, что придет в голову этим судейским и прокурорским чиновникам.

– Доверьтесь мне. – Воронцов встал и протянул Мажидову руку. – Я и сам заинтересован в том, чтобы Вере изменили меру пресечения. Пребывание в камере идет явно не на пользу ее здоровью...

– Как и когда с вами связаться? – прервал Мажидов. – Запишите мне свой телефон, я позвоню вам в контору.

Воронцов энергично замотал головой, его такой вариант абсолютно не устраивал, не мог же он и правда дать телефон Гордеева, но и свой тоже не мог:

– Нет, в контору звонить не стоит, лучше я сам свяжусь с вами, как только мне удастся что-нибудь сделать.

Но на этот раз запротестовал Мажидов:

– Меня трудно будет найти, я сегодня же должен уехать.

– А позвоните мне на пейджер, когда вернетесь. – Воронцов продиктовал Мажидову номер и наконец выпроводил его. Но прежде чем взяться за последнюю проверку квартиры на предмет проживания в ней Веры, он позвонил своей клиентке.

Варнавский, обеспокоенный звонком Зои, против обыкновения уехал с работы около шести и сразу отправился домой. Зоя уже была там, и судя по тому, что она была абсолютно трезвой и только беспрерывно курила, случилось что-то действительно из ряда вон.

– Мажидов здесь, – выпалила она и, с остервенением раздавив сигарету в пепельнице, тут же прикурила новую.

– Ты что, посещала спиритический сеанс? – Варнавский, слегка распустив узел галстука, плюхнулся на диван и насмешливо уставился на Зою.

– Не глупи. Он в Москве и занят поисками дочери. – Зоя и не думала шутить, она действительно была напугана.

– Ты же сама говорила, что он погиб.

– Мало ли что я говорила. Значит, не погиб. – Зоя металась по комнате, не находя себе места. – Не воскрес же он из мертвых.

– Подожди, успокойся и расскажи все по порядку, откуда информация?

– Воронцов звонил. Он как раз был на квартире у Веры, а тут является Мажидов и заявляет: здрасте, я Верин папа.

– И этот Пинкертон сразу поверил, что перед ним Мажидов? – недоверчиво переспросил Варнавский.

– Да он вообще эту фамилию впервые услышал. Просто позвонил мне и сказал, что какой-то тип выдает себя за Вериного отца и непременно хочет ее видеть. Ну он и наврал ему семь верст до небес, только тот уперся как баран, подавай ему дочь, и все.

– Но почему ты решила, что это именно Мажидов, а не какой-то левый тип?

– Да потому что он назвался Мажидовым, и когда я показала Воронцову его фотографию, тот опознал его со стопроцентной точностью. Он готов поклясться, что говорил именно с этим человеком, только оба глаза у него были нормальные, это мне непонятно...

– Да, здорово... – Варнавский извлек из бара бутылку армянского коньяка и пузатые большие рюмки.

– Здорово?! – Зоя негодовала. – Что делать будем?

– Он хочет видеть дочь? Так почему же не пойти навстречу хорошему человеку. Познакомим его с дочерью. – Варнавский старался говорить уверенно, но его тон не успокаивал Зою, она продолжала метаться от окна к двери и обратно с методичностью маятника.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты же хотела стать Верой, у тебя появился замечательный повод. Встретишься с ним, бросишься в отцовские объятия...

– Ну а вдруг он поймет, что я не она?

– Ты серьезно? Как ты себе это представляешь? Она ведь даже не подозревает о его существовании. У тебя хорошие шансы, если даже его смутит отсутствие фамильных черт, всегда можно сослаться на то, что ты похожа на мать...

– Угу... Которая всегда любила знойных брюнетов. – Зоя взлохматила свои черные волосы, глядя на которые и впрямь можно было сказать, что в ее жилах течет кровь чеченца.

– Вот именно. – Варнавский наполнил бокалы и протянул один Зое. – Чем ты, собственно, рискуешь, он Веру никогда не видел, документы ее у нас, до всяких хитрых медицинских тестов он не додумается, а если и додумается, то не рискнет их устраивать тут же, опасаясь оскорбить тебя до глубины души, в конце концов, не ты его искала, он сам напросился.

– А что с деньгами?

– Это, конечно, проблема, но и она разрешима. Можно невзначай выспросить у него номер счета и код доступа, можно исподволь подтолкнуть его оформить на тебя завещание, а можно, наконец, просто от него избавиться и получить деньги в качестве наследников, как мы и собирались. Но в любом случае тебе стоит держаться к нему поближе.

– Тебе легко говорить, не ты же будешь перед ним корячиться, изображая дочернюю преданность и любовь.

– Он, между прочим, этого от тебя наверняка и не ждет. Веди себя естественно...

– А в подходящий момент утопи его в ванной или трахни кочергой по темечку, да?!

– Только не надо утрировать. Не хочешь, не надо, давай забудем о его миллионах и будем спать спокойно.

– Давай! – Зоя плеснула себе изрядную порцию коньяка и не поморщившись лихо опрокинула рюмку. Но мысль о потере многих миллионов, которые почти уже были у них в кармане, не давала ей успокоиться. Варнавский пил мелкими глотками, подолгу задерживая коньяк на языке, и молчал. Зоя сама должна принять решение.

– А если подключить Воронцова? – задумчиво произнесла она.

Итак, решение принято. От денег она отказываться не собирается, слишком велико искушение.

– Это сложный вопрос... Он, конечно, за определенную сумму не побрезгует избавиться от Мажидова, но нужен ли нам лишний свидетель?

– Да он и так уже по уши в дерьме, неужели ты думаешь, он станет нас шантажировать?

Варнавский только пожал плечами.

– И когда же произойдет долгожданное воссоединение родственничков?

– Как только Воронцов якобы вытащит Веру из тюрьмы.

– Хорошо, сходи на эту встречу, присмотрись, потом, уже основываясь на фактах, обсудим, что делать дальше. Сразу после встречи позвони мне. – Варнавский поднялся с дивана и, поймав Зою на полпути от двери к окну, притянул к себе. – И расслабься, не думай пока об этом.

22

С утра я отправился в консультацию – сегодня у меня были приемные часы. Конечно, я с большей пользой для себя мог потратить это время, но... работа есть работа. Поэтому четыре часа подряд я выслушивал разные житейские истории и добросовестно давал гражданам советы, разъяснял законы, словом, оказывал, как значится в перечне обязанностей члена коллегии адвокатов, «квалифицированную юридическую помощь».

Но конечно, дело Зои-Веры никак не шло у меня из головы. То есть оно и не должно было никуда идти. Даже наоборот. Я чувствовал, что не могу просто так спустить это дело на тормозах. Что должен помочь этой женщине. Хотя, скорее всего, на этот раз обойдется без гонорара.

Примерно около часа позвонил Грязнов:

– Здорово, Юра. Утром звонил Саша Турецкий, просил помочь тебе. Я уже поручил оперу МУРа, который занимается раскрытием убийства Филимоновой, вместе с тобой осмотреть комнату. Так что через час будь там.

Пришлось отпрашиваться у Генриха Розанова. Конечно, больше всего расстроились старушки, которые рядком сидели в коридоре, дожидаясь своей очереди. Я прошествовал мимо них, стараясь не смотреть по сторонам и ощущая спиной их укоризненные взгляды.

Старший оперуполномоченный МУРа Носов, с которым я уже общался, приехал к дому, где еще два дня назад жила Лена Филимонова, одновременно со мной. Видимо, протекция Грязнова оказала на него неизгладимое впечатление, теперь он посматривал на меня несколько испуганно. Мне даже стало неудобно.

– Как продвигается следствие? – спросил я, пока мы поднимались по лестнице.

– Кроме соседки, никто из жильцов квартиры гостя Филимоновой не видел. И соседи по дому не видели. Машину, конечно, тоже не заметили, вон их сколько во дворе стоит – одной больше, одной меньше. Нож не найден. Следов, кроме того, на пороге, и трех в комнате, нет. Обувь – ботинки сорок третьего размера.

– Самый распространенный размер, – заметил я.

– Вот именно, – обреченно подтвердил Носов и продолжал: – След от резиновой рифленой подошвы. Больше ничего нет. Следов борьбы на теле нет. Хотя медики утверждают, что убитая незадолго до гибели вступала в половой акт. Во влагалище и во рту обнаружены следы спермы.

– Что-нибудь дала экспертиза? Я имею в виду и криминалистическую и медицинскую.

Носов хмыкнул:

– Мне говорили, что вы раньше следователем работали. Значит, должны знать, сколько времени у нас экспертизу делают.

Мы позвонили в дверь. Открыла та же древняя старушка. Увидев нас, она широко распахнула дверь и вытянулась по стойке «смирно», беспокойно оглядываясь по сторонам. Мы прошли по коридору и остановились перед дверью. Она была забита двумя досками крест-накрест.

– Пришлось принять меры предосторожности, – сказал Носов в ответ на мой недоуменный взгляд, – в коммуналке пять семей, и у всех проблемы с жилплощадью. Займут, и все, даже не посмотрят, что здесь человека убили. Не могу же я у дверей пост выставить!

С трудом оторвав доски, мы вошли в комнату.

Если не считать большого пятна запекшейся крови на полу, ничто не свидетельствовало о том, что здесь произошло убийство. Комната как комната. Ничего особенного. Круглый обеденный стол у стены, несколько стульев с гнутыми спинками. Письменный стол у окна, несколько картин, явно авторства Филимоновой, на стенах. Старый диван, на котором валялась скомканная одежда убитой, допотопный буфет с посудой за помутневшими от времени стеклами.

– Насколько я помню, на столе никаких следов попойки или хотя бы чаепития не было?

Носов покачал головой:

– Нет. Судя по всему, они не ели и не пили. Правда, на столе обнаружено пятно от вина, оставленное донышком бутылки, но совершенно не факт, что это пятно появилось именно в день убийства.

– Какое вино?

Носов улыбнулся:

– Ждем результатов химической экспертизы.

Единственным предметом интерьера, который выделялся из старых и ветхих вещей, был импортный телевизор. На нем лежал толстый слой пыли, впрочем, как и на всех остальных вещах. Было видно, что хозяйка не утруждала себя частыми уборками.

– А как с отпечатками пальцев?

– Глухо. Преступник перед уходом стер их отовсюду.

– А старуха приметы какие-нибудь сообщила?

Носов обреченно покачал головой:

– Бабке под девяносто. Видит плохо, кроме того, разумеется, с памятью плохо. Она даже не помнит, высокий он был или маленький.

– А что вообще соседи о ней говорят?

– Ничего. Филимонова вела замкнутый образ жизни. Судя по всему, она была тихой пьянчужкой. Не безобразничала, не хулиганила. В свою очередь исправно убиралась в местах общего пользования, хотя соседи на кухне ее видели редко. Они больше вспоминают ее бабку, которая и оставила Филимоновой эту комнату в наследство. А приехала Лена из Греции, где развелась с мужем. Единственная полезная информация, которую они сообщили, это то, что к Филимоновой мужчины захаживали частенько. Почти каждый день кого-то нового приводила. Соседи подозревают, что она подрабатывала проституцией.

Он вздохнул.

– И, надо сказать, нам это никак не поможет. Больше мужчин – больше возможных претендентов на роль убийцы. Причем, где она ловила своих клиентов, кто ее сутенер и был ли он у нее вообще – неизвестно.

– А записные книжки проверяли?

– Да. – Носов вытащил из портфеля и подал мне потрепанный блокнот. – Только там, по-моему, ничего интересного.

Я пролистал пожелтевшие страницы старой записной книжки. В большинстве своем они были чистыми – друзей и знакомых у Филимоновой, видимо, имелось немного. Я, конечно, сразу просмотрел буквы «В» и «К». Меня ждало разочарование. Никаких следов телефона ее подруги не было.

Представьте мое удивление, когда на страничке с буквой «З» я прочитал «Зоя Удогова» и домашний телефон моей подзащитной!

– Еще что-нибудь интересное среди вещей было?

– Нет. Впрочем, посмотрите сами. Может, чего и найдете.

Ящики письменного стола были забиты всякой всячиной – лежалыми бумажками, пустыми гильзами из-под губной помады, флакончиками с засохшим лаком для ногтей. Я перерыл все ящики, пока не нашел кое-что поинтереснее – старый полиэтиленовый пакет с фотографиями. Но к сожалению, ни на одной из них не была изображена Зоя-Вера. В основном они запечатлели Лену с черноволосым смуглым и кучерявым парнем где-то явно не в России. Очевидно, это были остатки ее греческого замужества.

Я осмотрел буфет, заглянул в диван, пошарил в карманах одежды. Ничего интересного. Кроме того, все это уже сделал до меня Носов.

– И что вы собираетесь предпринять дальше? – спросил я у Носова, когда мы уже вышли из дома.

Конечно, отвечать он был не обязан, тем более мне, адвокату. Но указания, данные Грязновым своему подчиненному, опять сделали свое дело.

– Дождусь результатов экспертизы, – довольно неуверенно ответил Носов, – поговорю с людьми, имена которых значатся в книжке. Может, следок покажется. Тогда делом вплотную займется прокуратура.

Мы попрощались, и я обещал ему позвонить, если узнаю что-то интересное. Кажется, он не совсем понял, что я имел в виду...

Дело становилось все более интересным. Скажу честно, после того как я увидел в записной книжке Лены Филимоновой запись о Зое Удоговой, моя уверенность в правдивости рассказа моей подзащитной пошатнулась. Но все требует доказательств. И в том числе существование Зои Удоговой. И кстати, Веры Кисиной.

Я начал с того, с чего нужно было начинать, – с домоуправления. Заведующая долго отказывалась, но потом все-таки показала мне запись в домовой книге, согласно которой по адресу, где проживала моя подзащитная, жила гражданка Удогова Зоя Умалатовна. То же самое мне сообщили в милиции – Удогова была прописана там три года, то есть с тех пор, как приобрела эту квартиру. Мне показали даже фотокарточку – на ней безусловно была Зоя-Вера. В районной поликлинике я держал в руках ее медицинскую карточку, заведенную довольно давно.

В Центральный банк идти не было смысла: все документы, подтверждающие то, что Зоя Удогова там работала, имелись в деле. Ну какие еще нужны доказательства для того, чтобы удостоверить факт существования Зои Удоговой? Как ни жаль, я чувствовал, что в конце концов придется признать, что моя подзащитная лгала... Кстати, нигде не упоминалось ни о каком сыне. Зоя Удогова, судя по официальным документам, была бездетна.

Обойдя все эти учреждения, я понял, что больше нет смысла искать новые подтверждения существования Зои Удоговой. Это было бы просто глупо. Но если Зоя Удогова – это действительно та женщина, что сидит в Бутырке и пытается вешать лапшу на уши следователям и адвокатам, то самым верным доказательством ее лжи должно стать существование другой женщины – Веры Кисиной. И если я найду настоящую Веру Кисину, то отпираться ей будет бессмысленно...

Эх, Юра, Юра! Опять ты забываешь, что теперь ты – адвокат. И обязан любой ценой облегчить участь своего подзащитного, а не выискивать способы, как бы его засадить в тюрягу.

Но с другой стороны, чтобы защитить, я должен знать все обстоятельства дела. Если моя подзащитная врет и я даже с уверенностью не могу сказать, как ее зовут, то о какой эффективной защите может идти речь?! Короче говоря, я должен был разыскать Веру Кисину.

Сделать это, к счастью, не представляло труда. Ее наверняка знало много людей. Ну не может, черт возьми, телеведущая потеряться как иголка в стоге сена.

Я решительно направился на телевидение. Но перед этим еще раз, просто так, на всякий случай, поднялся к квартире Зои Удоговой. И что бы вы думали? На этот раз дверь была опечатана обычными полосками бумаги. И кроме того, отсутствовали гвозди, которыми в прошлый раз была забита дверь. Немало подивившись этому обстоятельству, я внимательно прочитал надписи на печатях. Печать принадлежала окружной прокуратуре. А ведь все следственные действия по этому делу прекращены еще два месяца назад! Что-то странное творится с этой дверью. Кстати, неплохо бы и мне заглянуть в эту квартиру...

До телекомпании СТВ я еле дозвонился. Как обычно в таких конторах, телефоны заняты с утра до вечера. После пятнадцати минут непрерывного набора по одному из телефонов, указанных в справочнике, мне все-таки ответили. Какая-то сонная секретарша сказала, что Веры Кисиной нет. Тогда я попросил соединить с их начальником (о котором мне говорила моя подзащитная). Мне ответили, что это невозможно, однако Петр Шовкошитный на месте, и если я приеду, то она закажет мне пропуск.

Был будний день, и к окошку пропусков стояла очередь человек из двадцати. Промаявшись в очереди примерно с полчаса, я протянул женщине за толстым стеклом свое удостоверение члена Московской городской коллегии адвокатов. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Так и оказалось.

– Мне в телекомпанию СТВ. К Петру Шовкошитному.

Удостоверение мое не произвело никакого действия.

– Пропуск вам не заказан, – произнесла она, и захлопнув корочку, протянула ее мне обратно.

– Как так? – возмутился я. – Я же договаривался!

Она посмотрела на меня так, будто я только что приехал из амазонской сельвы и не знаю, как работает слив унитаза.

– Я вам русским языком говорю – заявки на вас нет. Нет заявки – нет пропуска. Нет пропуска – никто вас не пропустит.

– Я адвокат. Мне надо поговорить с Петром Шовкошитным, – не отставал я.

– Да будь вы сам... – она не уточнила, кто именно, но я не сомневался в том, что она не пропустит даже генсека Организации Объединенных Наций, вздумай он прорваться на телевидение без пресловутой заявки.

– Можно от вас позвонить?

– Нет, – буркнула она, – телефон в фойе.

Пришлось отстоять еще одну очередь – к телефону. Потом началось снова бесконечное верчение диска, пока я опять не наткнулся на сонную девицу.

– Я Гордеев. Адвокат, – радостно закричал я, услышав в трубке ее голос.

– Какой Гордеев? – ответила она совершенно равнодушно.

– Я вам звонил!

– Когда? – У девушки явно была амнезия.

В конце концов через час после прихода на телевидение я поднимался на лифте на пятый этаж, где находились редакции телекомпании СТВ.

Кабинет Шовкошитного находился через два поворота направо и три налево, спуска по маленькой лесенке и отсчета «пятой двери справа». Короче говоря, я с благодарностью вспомнил школьные годы, игру «Зарница», где я должен был в лесу найти по спрятанным в траве деревянным стрелкам пионерский барабан.

Секретарша Шовкошитного воззрилась на меня, стоило мне войти в приемную. В ее глазах было непонимание и даже легкая обида на то, что вот, дескать, пришел отрывать нас от важных дел со своими глупостями. Так смотрят секретари больших начальников. Впрочем, сейчас каждый начальник мнит себя большим. Ну и секретарши соответственно...

– Гордеев, адвокат, – учтиво представился я.

Секретарша даже бровью не повела.

– Я хотел бы поговорить с вашим шефом.

После паузы, во время которой она, видимо, решала, удостоить меня своим вниманием или нет, секретарша все-таки приоткрыла свой очаровательный ротик и неприветливо произнесла:

– Вам назначено?

– Я звонил, – уклончиво ответил я.

– Не знаю. Сейчас доложу.

Она пробежала изящными пальчиками по кнопкам селектора и совсем другим, медовым голоском сказала:

– Петр Васильевич, тут к вам адвокат Гордеев.

– По какому делу? – донеслось из селектора.

Секретарша вопросительно посмотрела на меня.

– Это по поводу одной из ваших сотрудниц.

Она повторила мою фразу в селектор.

– Пусть заходит, – велел начальник.

Секретарша индифферентно показала на обитую коричневым дерматином дверь:

– Проходите.

Петр Шовкошитный оказался добродушным лысеющим бугаем, одетым в черный френч с блестящими серебряными пуговицами, с толстенькими, как сигарные окурки, пальцами.

– Присаживайтесь, – кивнул он подбородком в сторону стула, – чем могу?

Я сел.

– Меня зовут Юрий Гордеев...

– Очень приятно, – профессионально-учтиво вставил Шовкошитный.

– Я бы хотел задать вам несколько вопросов об одной вашей сотруднице.

– Так, интересно, – сделал он заинтересованное лицо, – и о ком же?