Текст книги "Вкус денег"

Роберт Ненашев. 2 апреля

Роберта разбудил бесконечно длинный телефонный звонок. Было без пяти десять: он решил посвятить утро тому, чтобы отоспаться. Игорь давно уже умчался «делать бизнес», вставать не хотелось, но телефон дребезжал и дребезжал, после пятнадцатого зуммера он не выдержал и снял трубку. Звонил Волгин. Игорь проболтался, с досадой подумал Роберт. С другой стороны, они не договаривались, что его возвращение в Москву следует держать в тайне, так что формальных оснований злиться как бы и нет. Игорь, наверное, сказал Анжеле, а та уже поспешила выложить все Волгину.

Волгин попричитал немного: «А ты, случаем, не ранен? А ты знаешь, чем они тебя кололи? На СПИД проверься». Роберту его вопросы и советы надоели с первой фразы, и он собрался повежливее завершить разговор, но Волгин вовремя остановился и предложил встретиться через час в кафе около дома Игоря.

Роберт, повесив трубку, еще на две минуты прилег и едва не проспал встречу.

Волгин его уже ждал. Первым делом он ощупал Роберта, похлопал по плечу, то ли не замечая, что ему это неприятно, то ли делая вид. По мнению самого Роберта, не заметить его неприязненно скривившуюся физиономию было нелегко. Правда, следовало сделать поправку на возраст собеседника и национальные особенности. В завершение неприятной процедуры Волгин долго тряс ему руку и приговаривал:

– Орел. Нет слов, орел! – Наприветствовавшись наконец, он отпустил Роберта, уселся в кресло и спросил уже нормальным деловым тоном: – Ну, расскажи о своих похождениях.

– Если вкратце, как только я прилетел в Мюнхен, меня тут же похитили.

– Кто?

– Турецкие террористы.

– Прямо в аэропорту?

– Нет, в отеле «Хилтон».

– А что ты там делал?

– Одна девушка в самолете обронила кошелек. – Роберт, сам не вполне осознавая почему, решил умолчать про дискету, в конце концов, суть истории от этого не меняется. – А я подобрал и хотел ей вернуть. Но в аэропорту я ее догнать не смог, поэтому пришлось ехать за ней в отель.

Волгин усмехнулся:

– Будущий сыщик должен уметь врать более убедительно. – Он посмотрел на Роберта, лукаво прищурившись. – Ладно. Я все понял. Запал на красивую девчонку и решил с ней познакомиться. Ну и как? Выяснил, кто она?

– А вы что, – разозлился Роберт, – собираетесь помочь мне ее найти?!

Волгин, улыбаясь, развел руками:

– Если очень надо.

– Не надо!

– Хорошо, продолжай.

– Нет! Достаточно! – вспылил Роберт и добавил уже спокойно: – Объясните мне для начала причину своего интереса.

– Да ну тебя, в самом деле! – Волгин изобразил на лице не то удивление, не то обиду. – Как не родной, честное слово. Мы с твоим батей столько водки выпили, столько погуляли вместе, столько рыбки переловили, опять же… Сидим, бывало, ночью у костра… – Роберт недовольно поморщился, но Волгин уже не смотрел на него и самозабвенно продолжал: – Звезд полное небо, от реки холодок тянется, уха кипит, и никого кругом. Сидим, молчим, а и без слов все понятно. Так вот она и рождается настоящая мужская дружба. – Волгин закурил, на взгляд Роберта, не очень убедительно изображая душевное волнение. – А ты?! Объясните, пожалуйста, причину своего интереса!

Роберт сдержанно похлопал в ладоши:

– Номинируется на «Оскар». Но премии не получает. Старый сыщик должен уметь врать более убедительно. Если ваша заинтересованность проистекает исключительно из отеческих чувств, какая вам разница, похитили меня в отеле или в аэропорту?

Волгин медленно раздавил сигарету в пепельнице.

– Я не принял во внимание, что ты профессионал. Прощу прощения. Интересуюсь я всем этим вот почему: ты уверен, что эти турки тебя не достанут здесь?

Роберт пожал плечами:

– Как они, по-вашему, меня найдут?

– Лучше подумай, почему они тебя захватили?

– По ошибке!

– Значит, по ошибке могут и найти.

Волгин еще в течение получаса выспрашивал про Гаффара Мусаевича, а когда Роберт выложил все до мельчайших подробностей и в качестве компенсации за не слишком приятную беседу попросил навести про того справки, отрицательно покачал головой:

– Азербайджан – другая страна. Там и при Советском Союзе советской власти практически не было, а сейчас вообще сплошной бардак. Все равно никто никакой серьезной информации не предоставит, только засветимся.

– А по собственным каналам? – продолжал настаивать Роберт. – Если он известный террорист, наверняка должны быть на него какие-нибудь ориентировки.

– Должны быть! – Волгин снисходительно улыбнулся. – В ФСБ. Был бы я даже министром внутренних дел, и то они сто раз подумали бы, прежде чем со мной делиться информацией. Конкурирующая фирма. Улавливаешь?

ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

«2.04.2000 г.

Срочно. Секретно.

Начальнику 13-го особого отдела УФСБ

по Москве и Московской области.

Дело № 18/686

Рапорт

Вчера Роберт Ненашев вернулся в Москву. После вылета в Германию 27.03.2000 г. российских пунктов пограничного контроля он не пересекал, т. е. в страну Р. Ненашев проник нелегально. Своему брату И. Ненашеву, а впоследствии полковнику Волгину (см. ориентировку на Д. Ненашева) он сообщил, что в отеле «Хилтон» оказался случайно, якобы имея целью познакомиться со своей попутчицей. Судя по его словам, она входила в делегацию московской мэрии. Поднявшись на этаж, где остановилась делегация, он стал свидетелем перестрелки, был захвачен одной из участвовавших в ней сторон, вывезен в Стамбул и удерживался человеком, представившимся ему как Гаффар Мусаевич, в прошлом гражданин СССР, родом из Баку. По словам Р. Ненашева, именно вышеупомянутый Гаффар Мусаевич и именно за него требовал у российских властей выкуп в размере 10 млн долларов.

Полагаю, что легенда Р. Ненашева выглядит совершенно неубедительно, и он сам, равно как и У. Дейтон, это понимает. Его возвращение в Москву можно объяснить лишь одной причиной: В. М. Пирожкову удалось в Мюнхене уйти от Р. Ненашева и его сообщников, однако в интересах обеспечения некой операции по обезвреживанию Р. Ненашева, У. Дейтона и прочих, о которой мне ничего не известно, эта информация не разглашается. Прошу подтвердить необходимость дальнейшего наблюдения за Р. Ненашевым.

Подполковник Русаков В. Ф.»

«№… от 2.04.2000 г.

13-й особый отдел УФСБ

по Москве и Московской области.

Дело № 18/686

Приказ

Группе подполковника Русакова усилить наблюдение за Р. Ненашевым и лицами, с которыми он контактирует. Особое внимание уделить О. Гагуа и К. Волгину. Форсировать разработку связей Гагуа, Волгина и Паршина с окружением В. М. Пирожкова, а также связей В. И. Грязнова и У. Дейтона. Исполнение докладывать незамедлительно.

Начальник 13-го особого отдела УФСБ по Москве и Московской области полковник Кременной»

Роберт Ненашев. 2 апреля

– Ба, какие люди! – Денис искренне удивился появлению Роберта в «Глории». – А мы тут голову ломаем, куда ты подевался. С родственниками наобщался уже?

– Не был я у родственников, – отмахнулся Роберт. – Вы уже что-то об отце выяснили?

– Пока ничего существенного, желаешь услышать детали?

– Потом, а что про Пирожкова слышно, он нашелся?

– Не понял, – вклинился в разговор Щербак. – А при чем тут Пирожков?

Роберт только неопределенно пожал плечами.

– На почитай. Полемические заметки на тему исчезновения господина градоначальника. – Денис протянул Роберту номер «Московского комсомольца».

«Пирожков залег на дно?

Никто не станет спорить, что наш мэр В. М. Пирожков – фигура, мягко говоря, неортодоксальная с головы до пят. И исчезновение его в преддверии первого апреля с конгресса «Демократические институты и местное самоуправление на рубеже тысячелетия» осталось почти незамеченным.

Но прошло уже ровно шесть дней, и первое апреля благополучно миновало, а злые чары так и не рассеялись, и московский градоначальник так и не материализовался. Такой поворот событий изменил характер всеобщего интереса к персоне Пирожкова, впрочем, всегда немного нездорового. Если раньше обыватель, увидев знакомый облик столичного мэра на экране или на страницах газет, задавал себе вопрос: «Что он там такого грандиозного преподнес опять?», то теперь: «А где он, собственно?» Действительно, а где же он?!

Окружение мэра хранит молчание. Кто с умно-волевым, кто – с недоуменным выражением лица, но итог один: никто ничего не знает или не признается.

Мнения заинтересованных наблюдателей разделились. Согласно одной версии, Пирожков похищен террористами, требующими за его голову $10 000 000, неизвестно, правда, у кого именно. Основаниями для такого предположения являются сведения, появившиеся в немецкой и российской прессе 28 марта. Имя похищенного в статье не упоминается, и, лишь сопоставив солидность суммы с масштабами личности, можно заключить, что речь идет именно о Пирожкове. А можно и не заключить. Чем, спрашивается, не угодил он турецким террористам?

Из кругов, которым близки исторические параллели, исходит вторая версия. Стоит вспомнить, что небезызвестный в свое время В. И. Ульянов тоже долго скрывался в Европе, дожидаясь революции. И ведь дождался!

Что, если Пирожков, уединившись со своими неизвестными пока единомышленниками, что-то затевает? В таком случае мы все вскоре станем свидетелями их затеи.

Поэтические натуры склонны проводить другую историческую параллель. Наш мэр «влюбился, как простой мальчуган» и уехал, скажем, в Баден-Баден.

Если оставить в стороне вышеперечисленные и не перечисленные занятные, но слабо аргументированные гипотезы, вырисовывается лишь одно более или менее правдоподобное предположение. Пирожков ведет переговоры, сам факт которых должен сохраняться в строжайшей тайне. Наиболее вероятный партнер – представители Европейского Союза. Но кого представляет Пирожков? Себя лично – как будущего возможного премьера? Некий еще не оформившийся политический союз (оформившийся-то себя не оправдал)? Или российские власти – по их просьбе? Это менее вероятно, но возможно.

Первые два варианта означают прощупывание ситуации, сложившейся после президентских выборов. Если же имеет место третий вариант, следовательно, российское руководство собирается предпринять решительные действия для урегулирования неразрешенных доселе финансовых вопросов. Возьмем на себя смелость предположить, что России будет в ближайшее время предоставлена индульгенция на дальнейшее непогашение долгов в обмен на некие столичные объекты (возможно, стратегического назначения) или ценности (возможно, культурные, коих немало пылится в запасниках московских музеев)».

Роберт был несколько ошарашен обилием и разнообразием версий, но ответа, где же все-таки Пирожков, в статье не было.

– Одно я точно знаю, десять миллионов выкупа требовали не за Пирожкова, – сказал он.

– А за кого? – справился Денис.

– За меня.

Денис со Щербаком недоуменно переглянулись: «Не иначе крыша у парня сдвинулась».

– В каком смысле за тебя? – уточнил Щербак.

– В прямом смысле. – Роберт был снова вынужден пересказать историю своих похождений, но на этот раз в неурезанном виде, поскольку рассчитывал, что Денис и его команда помогут развеять опасения, высказанные Волгиным, что Гаффар Мусаевич сможет достать его и здесь, в Москве. Они почему-то не выходили у Роберта из головы.

– Так, еще раз, пожалуйста, слово в слово, что тебе сказал турок? – попросил Денис, помотав головой, чтобы лучше утрясти получасовой рассказ Роберта.

– Не помню я слово в слово. – Пока он рассказывал, собрались все, кто был на тот момент в агентстве, и по лицам сыщиков Роберт видел, что они ему не очень-то верят.

– Хотя бы фразу про деньги и бензиновую войну.

– Он сказал, что я козел и лишил его, турка, денег, которые он должен был заработать на некоем оружии в бензиновой войне.

– И принимал он тебя за русского шпиона?

– Да.

– Значит, продавать это «оружие» турок должен был русским.

– Бензоколонки Штангиста? – хмыкнул Щербак.

– Точно, – согласился Денис.

– Кто такой Штангист? – спросил Роберт.

– Штангист – это конкурент Гагуа, а значит, и твоего отца, и как раз у него вдруг ни с того ни с сего бензин испортился… Слушай, Роберт, а не эту ли отраву доставал твой папа в Америке?

– Я по-прежнему не верю, что мой отец был откровенным бандитом, каким вы его пытаетесь представить, – с расстановкой произнес Роберт. – Но даже если на минуту предположить, что доставал он именно эту, как ты выразился, «отраву», что это нам дает?

– Тогда у нас все раскладывается, – начал загибать пальцы Денис. – Твой отец работал на Гагуа, Гагуа враг Штангиста, Гагуа при помощи твоего отца Штангиста поимел.

– Но при чем тут турок? При чем тут Пирожков и те другие русские, которые были в гостинице и которым все в результате досталось?! – Роберт возмущался, все еще вертя в руках «Московский комсомолец», и вдруг увидел знакомое лицо. На футбольном поле выстроилась команда, а перед строем игроков стоял Пирожков, еще какие-то люди и среди них… – Так вот же этот мужик в сером из «Хилтона»!

Денис выхватил у него газету и пробежал глазами статью под фотографией, на которую указал Роберт:

«КОРНИ ФУТБОЛЬНОГО СКАНДАЛА ОБНАРУЖЕНЫ В МОСКОВСКОЙ МЭРИИ

Неожиданное продолжение получил футбольный скандал вокруг «Спартака», сдавшего матч в Мюнхене с немалой выгодой для таинственных «влиятельных лиц, близких к руководству клуба», и некоторых ведущих игроков. Разоблачение аферы вызвало разлад в монолитном строю владельцев команды, до сих пор успешно скрывавших свои истинные имена и темные дела, приносившие солидный доход.

Таинственный некто разослал в редакции многих изданий, том числе и в наше, анонимные разоблачения, утверждая, что мюнхенская махинация отнюдь не была чем-то новым и необычным для команды, выделяясь лишь размахом. И стоит за ними за всеми не кто иной, как Отар Гагуа. Ну конечно! По законам драматургии фигура главного злодея должна поражать воображение своей зловещностью. Разве можно найти лучшую кандидатуру? Деньги, собранные им для спортсменов, ставших инвалидами, разумеется, нажиты рэкетом и грабежом, бизнес его – оптовая торговля кровью христианских младенцев, на голове его разбойничья папаха, а за поясом окровавленный кинжал.

Неудивительно, что на таком колоритном фоне промелькнула почти незамеченной одна занимательная история. Через два дня после позорно и бездарно проданного матча обиженный на злую судьбу вице-президент клуба Анатолий Паршин заявил, что не собирается подставлять свой лоб под все шишки, которые не преминут в скором будущем просыпаться на головы руководства «Спартака», и что он знает, кто стоит за всеми этими «безобразиями», на которые до сих пор закрывал глаза (очевидно, от врожденной стыдливости). Хотя на следующий день господин вице-президент отрекся от своих слов с подкупающей простотой: «Я ничего такого не говорил. Обращайтесь за разъяснениями к журналистам. Они обожают сенсации – они их и создают». Но брешь, как говорится, была пробита и тщательно скрываемое от постороннего глаза дерьмо из святая святых «Спартака» выплеснулось наружу (впрочем, запах давно уже стоял такой, что утаить его было никак невозможно). И оказалось, что это не какое-нибудь там жиденькое дерьмецо, а настоящее дерьмище!

Ангажированная мэрией пресса (не хочется употреблять по отношению к коллегам более веских выражений) дружно закрывает глаза на происходящее, но не видеть того, что творится, просто невозможно. Итак, кого же испугался наш разоблачитель? Может, былинного злодея – кошмарнейшего и ужаснейшего Отара Гагуа? Но чего ему страшиться, если Гагуа и без него клеймят на каждом углу все, кому не лень? А Паршин тем не менее поспешил взять свои слова обратно. Почему? Потому что, пребывая в состоянии душевного волнения, проболтался. Не сориентировался в обстановке, и хозяева вовремя не сориентировали, вот он и ляпнул нечто такое, чего не следовало. Про шишки, которые вот-вот градом посыплются на головы бедных-несчастных руководителей «Спартака». А ведь не посыпались. И не посыплются. Зачем мэру и его приспешникам, которые организовали весь этот спектакль, наказывать актеров? Премьера-то прошла с аншлагом. Очередной миллион попал в нужный карман, главный конкурент, препятствовавший футбольному беспределу московских властей, ошельмован, народная команда России стала их безраздельной собственностью, а общественность видит в них избавителей и торжествует вместе с ними.

Нет причин ликовать, уважаемая общественность! Короткая у тебя память. Недаром таинственный аноним, о котором шла речь в начале статьи, не слишком конкретен в именах и датах. Ибо перекладывает, что называется, с больной головы на здоровую. К чьим рукам прилипли и подкуп судей, и игроков, своих и чужих, и угрозы кровожадно разделаться со всеми, кто не желает принимать «выгодные предложения», или того хуже – сболтнет лишнее. Кто одной рукой борется с аудио-, видео-, компьютерными и прочими пиратами, а другой распространяет пиратскую «Спартаковскую» атрибутику, зарабатывая на этом миллионы? Неужели Гагуа? До недавнего времени все твердо знали, кто в Москве хозяин, сами ведь за него голосовали. Знали и кто его слуги – шила в мешке не утаишь, будь ты хоть самый выдающийся хозяйственник. А теперь все вдруг неожиданно поверили в чудеса: в таинственных злодеев поверили. Пока мэр и его окружение света белого не видят, денно и нощно радея о благе москвичей, наши злодеи коварно этим пользуются, творят у них под носом свои черные дела. Что, не очень похоже на правду? Но, как ни странно, очень многие позволяют себя одурачить, околпачить, оболванить и радуются при этом, словно дети неразумные, и атукают с подвыванием: «Гагуа! Гагуа! Держи вора!» Стыдно, граждане.

А тех, кто тихонько стоит в стороне и тщит себя надеждой: пусть его, и хорошо, что грызутся, сожрет один бандит всех остальных, может, порядок будет, тоже, увы, придется разочаровать. Не будет в «Спартаке» порядка. Будет полный беспредел, потому что по-другому господа мэр и K° вести дела не умеют, а воспрепятствовать им никто уже не сможет.

Так что, дорогие болельщики, совершайте по утрам пешие прогулки, раньше ложитесь спать, запасайтесь валидолом, одним словом: укрепляйте нервы. Готовьтесь к новым поражениям».

– Штангист, – заглянув через плечо Денису, присвистнул Щербак. – Так это он турка обул?

– Может, он решил и себе тоже отравы прикупить, чтобы бить Гагуа его же оружием? – предположил Денис.

– А зачем же он стрелял, если хотел прикупить? – возразил Щербак.

– Но турки-то забирали это у Пирожкова, – сказал Роберт. – Может быть, Пирожков, а не Гагуа поиздевался над Штангистом и решил продать отраву туркам, но Штангист перехватил…

– Погоди… – Денис, похоже, окончательно запутался. – Ты же говорил, что турок продавал, а не покупал.

– Мужики, – неуверенно начал молчавший до сих пор Сева Голованов, – я тогда в Шереметьево решил, что это галлюцинация, а теперь вас послушал и думаю… Короче, я видел, как таможенник подложил какой-то чемоданчик в багаж Пирожкова…

– Чего-чего?! – рявкнул Щербак. – Таможенник подложил?

– Таможенник, – не сдавался Сева. – Маленький, черный, думаю, кожаный «дипломат». И сунул он его в большой чемодан. Такой с гобеленовой отделкой. Я в баре сидел наверху и видел.

– Точно, это тот «дипломат», который потом выносили турки, – подтвердил Роберт.

– Значит, так, – попытался систематизировать Денис имеющиеся сведения. – Продавать должны были турки нашим, но вез товар почему-то Пирожков, причем, возможно, не по собственной инициативе. А потом Пирожков исчез. Нет, ничего не понятно. Может быть, Пирожков вез в этом чемодане деньги, а Штангист их спер, а потом пришли турки, принесли товар, а Штангист и его захватил. Или Штангист использовал Пирожкова как контейнер для перевозки денег, а? Тогда опять все раскладывается.

– Не все, – сказал Роберт. – Непонятно, почему Пирожков исчез. Все слишком неоднозначно. Поэтому и начальное предположение, что отец бандит и достал в Америке не какую-то полезную технологию, а именно отраву, вполне может оказаться неверным.

– Короче, – резюмировал Денис, – нужно проверить Штангиста, если удастся, то и турка, найти эту твою Наташу и поинтересоваться у нее насчет Пирожкова.

Гаффар Мусаевич. 1938–2000 гг

Благодаря однажды избранной профессии Гаффар Мусаевич испытал в жизни много такого, о чем простой смертный лишь смутно догадывается, а порой и не подозревает вовсе. В особенности это касается простых смертных, урожденных некогда, как и Гаффар Мусаевич, в Советском Союзе. При всех несомненных достоинствах, профессия имела один серьезный недостаток – страх. Во время своего подъема, будучи еще относительно молодым человеком, Гаффар часто просыпался по ночам, цепенея от ужаса. Ему снились суровые и несентиментальные люди, пришедшие по его душу, с твердым намерением отделить ее от бренного тела, так привыкшего к утонченным и не очень наслаждениям. Нажать на курок – и отделить. Или вытрясти, медленно и мучительно, не по злобе, конечно, – для пользы дела. Он цитировал про себя слова, приписываемые великим поэтом великому бунтарю: «Лучше прожить пятьдесят лет орлом, чем триста лет вороном». А орел – понятие растяжимое.

После пятидесяти успокоительное начало давать сбои. Он понимал, что перегуливает свое, и предпринимал меры для продления такого положения дел. Гаффар Мусаевич, как человек практичный, не ограничивался, разумеется, психологическими мерами борьбы с собственным страхом – причины последнего были вполне материальны. Организационное обеспечение безопасности находилось на должном уровне, техническое – на параноидальном. А так как торговал он не только «мирными» техническими секретами, но и новейшими разработками в области всевозможных вооружений, то мог себе позволить потешить свою паранойю.

Так, например, в свое время Гаффар Мусаевич немало повозился лично с капризным и низкоинтеллектуальным устройством – автоматическим самонаводящимся пулеметом, поражающим любой подвижный объект, оказавшийся в радиусе действия. Впервые взявшись испытывать подобный образец перед продажей партии в Центральную Африку, он не спал несколько дней подряд. Глупая железяка ночь напролет расправлялась с летучими мышами. Экспериментируя с различными датчиками и электронными системами управления, Гаффар Мусаевич превратил не самый удачный плод инженерной мысли почти в настоящего «Терминатора», правда, стационарного. Именно на этом он и сделал львиную долю своего состояния.

Дом в Стамбуле, откуда так удачно ретировался Роберт, стоял особняком, до ближайших соседей – метров двести, и от неожиданного вторжения он был защищен весьма основательно. Основательность в подобного рода вопросах не раз позволяла его хозяину продолжить свой жизненный путь вопреки устремлениям врагов преждевременно его оборвать. Периметр между наружным ограждением и самим домом ночью простреливался «терминаторами». Системы сигнализации и наблюдения трудились круглосуточно. Любителей порхать в темноте на парашютах и дельтапланах негостеприимно поджидала сетка, натягиваемая с заходом солнца. В ней над самым центром внутреннего дворика имелось отверстие диаметром немногим более метра. Предназначалось оно, разумеется, не для издевательства над вероятным агрессором и не для его приманки. У Гаффара было еще одно любимое детище – сверхминиатюрный вертолет с ракетным ускорителем и складным винтом – устройство для экстренного бегства. В последнее время он служил главным средством борьбы с дурными снами. Гаффар Мусаевич пытался во всех подробностях представить, как, сверкнув огнем из пятой точки, исчезает из-под самого носа атакующих, как они с открытыми от удивления ртами несколько секунд провожают светящуюся сферу, пока она не исчезнет из виду, и, наконец, старший группы с чувством произносит: «Твою мать!» Воображаемый старший ругался всегда по-русски.