Текст книги "Вкус денег"

Роберт Ненашев. 7 апреля

Вечером они гуляли по пустынному пляжу. Слушая шум прибоя и шелест пальм, сидели на прибрежных камнях и смотрели на огромные звезды и тонкий серп месяца, качавшийся на волнах.

Наташа теснее прижалась к Роберту, ежась от прохладного бриза. Он накинул ей на плечи свой пиджак.

– Может, я дура сентиментальная, – вздохнула она, – но я сейчас зареву. Ты луну эту видишь? А море? Мы там себе чего-то возимся, проблемы решаем, личную жизнь устраиваем… Как это все мелко и ничтожно выглядит перед этим морем и этой луной. Ну, родились мы, ну, умрем, а луна будет сиять еще тысячи лет…

Наташа положила голову ему на плечо, на щеках у нее действительно блестели капельки слез. Он осторожно стер их. Хотел было пошутить, разрядить атмосферу, но, сообразив, что ей нужно выговориться, промолчал.

– Знаешь, когда мне было лет десять, мы на лето ездили в деревню. К какой-то троюродной бабушке. – Наташа отстранилась и посмотрела ему в глаза. – И я все лето напролет носилась с ордой пацанов по окрестным лесам. Заводилой у них был вечно растрепанный худющий Михей, мой кумир, моя первая детская любовь. Однажды он поймал в силки зайца, а потом маленьким складным ножом разделал его. Мы жарили эту разбойничью добычу на вертеле и, воображая себя дикими варварами, то ли скифами, то ли печенегами, в упоении рвали зубами полусырое несоленое мясо. А шкурка несчастного животного, насаженная на палку, стала нашим штандартом. Тогда мне это казалось геройством… И вот мне самой пришлось убить. Причем не какого-то там кролика. Живого человека. Ты, наверное, меня не понимаешь. Думаешь, это бабские сопли. Ты-то убьешь, если понадобится. Не задумываясь.

– Ну, успокойся. Я тоже не живодер. Я все понимаю. – Роберт знал, что рано или поздно это произойдет. Реакция и так запоздала, Чаплин ведь уже три дня как преставился. Ему хотелось как-то ободрить Наташу, но убедительные слова не находились, и он только обнял ее покрепче.

Ночью он проснулся от шума воды. Наташа сидела в ванной и отчаянно мылила руки. Зубы ее мелко дрожали. Роберт присел на край ванной.

– Что случилось?

– Мне снится огромный глаз. Только глаз, лица я не вижу. Я медленно всовываю в него нож и проворачиваю вначале в одну сторону, потом в другую. Кровь брызжет мне на руки, а глаз подмигивает, подмигивает…

Роберт аккуратно отобрал у нее мыло и помог выбраться из воды. Отнес на кровать и бережно укрыл одеялом. Но Наташу продолжал бить озноб. Она свернулась в комочек и схватила его за руку:

– И тогда я снова бью его ножом, но он жив, он смеется надо мной. А потом я вижу лицо Чаплина. Он вынимает второй глаз и протягивает его мне. Его и так жуткая улыбка растягивается просто до ушей. Я хочу убежать, но не могу. Я пытаюсь вспомнить, как назывались те, кто похищал детей и делал из них уродцев. Я знаю, что, если вспомню это, кошмар уйдет. Но не могу вспомнить.

– Компрочукосы.

– Что?

– Они назывались компрочукосы.

– Правда…

Через минуту она уже мирно спала и улыбалась во сне, как ребенок.

Денис Грязнов. 7 апреля

По дороге к Паршину Денис заехал к Гордееву. Гордеев обрадовал его следующей новостью от Волгина: оказывается, дочь Волгина и Роберта в придачу похитил Штангист. Видимо, для того, чтобы заставить его, Волгина, выдать местонахождение Ненашева. А он понятия не имеет, где тот прячется. Но, слава Богу, Роберт с Наташей сумели от Штангиста сбежать еще до того, как он предъявил требования. Правда, праздновать окончательную победу еще рано, Роберт и Наташа вынуждены скрываться, и даже ему, Волгину, Наташа не решилась сказать где.

Паршина Денис узнал: видел по телевизору его интервью после матча в Токио (интервью, правда, тогда так и не показали, но лицо Денис запомнил, да и раньше наверняка Паршин в кадре мелькал). В жизни он выглядел хуже, чем на экране, впечатление производил человека больного и задерганного; постоянно придерживал рукой нижнее левое веко, потому что глаз начинал часто помаргивать, стоило ему хоть чуть-чуть занервничать.

– Вы тоже из милиции? – недовольно спросил Паршин, не дожидаясь, пока Денис представится. – По поводу убийства Лесникова?

– Нет, частный детектив, расследую исчезновение Дмитрия Ненашева.

– А-а-а! – Он кивнул Денису на кресло.

– Но расспросить хочу в первую очередь про Лесникова.

Паршин устало передернул плечами.

– Я уже милиции все объяснил. Мы должны были обсудить условия трансфера, а тут этот товарищеский матч в Токио. Пришлось ехать, а ему, соответственно, ждать. Возвращаюсь, а он уже все. Загулял, наверное, вот его кто-то и порешил. В общем, дело темное и меня не касается.

– Но касается Ракова. То есть в известной мере и вас.

Паршин, чтобы Денис не видел, как дергается его больной глаз, встал из-за стола, подошел к окну и сделал вид, что с интересом рассматривает пейзаж.

– Знаешь что, парень?! Не доставай меня больше с этим твоим Лесниковым! Он мне не сват, не брат. Лично не симпатичен. Если сильно крутой – иди к Ракову, рискуй здоровьем. А про Диму я тебе скажу. Он, конечно, тоже еще тот гусь, но я его знаю почти тридцать лет. Почему он пропал – понятия не имею, предупреждаю сразу. Знаю про один слух. Якобы он договорился со Штангистом про расширение дела: маечки свои, значки и всякая дребедень. Потому что Гагуа слишком много забирал себе, а ему оставлял слишком мало. А скоро Гагуа вовсе от «Спартака» отлучат, вот Дима вроде бы и решил заранее подсуетиться, чтобы не опоздать на поезд. А Гагуа за это на него, значит, обиделся со всеми вытекающими последствиями. Так вот. Все это – сплошная туфта! Люди языками мелют, сами не знают о чем. Понял?

– Понял. Но Лесников утверждал, что Ненашева убили.

– По пьяной лавочке, наверное. Лесников, когда выпивал, становился большим философом. Он мне как-то про убийство Кеннеди рассказывал. Короче, ищи Диму. Если сильно умный, еще и везучий – найдешь. Или он сам объявится. Не в Москве, так на другом конце света. Все, больше я ничего не знаю.

Денис вышел от Паршина, понимая еще меньше, чем до встречи с ним. Он надеялся что-то узнать или на чем-то его подловить, но самое неприятное в том, что Паршин, судя по всему, говорит правду. А правда в том, что наиболее перспективный путь розысков Ненашева через расследование убийства Лесникова, похоже, привел в никуда.

Роберт Ненашев. 8 апреля

Казино, как нетрудно догадаться, называлось «Гранд-палас». Роберт туда не стремился, но свое нежелание не афишировал – не хотел обидеть Наташу, ради этого пришлось примириться с ее сомнительной теорией о трех страстях настоящего мужчины. В последнее время жизнь его была столь насыщена событиями и переживаниями, что он абсолютно не нуждался в дополнительных возбуждающих средствах. Да и никогда ранее жужжание рулетки не вызывало в нем никаких эмоций.

Чего нельзя было сказать о Наташе. Роберт наблюдал за ней со стороны – она была просто одержима. Какой разительный контраст являла она собой с соседями по столу, явно пришедшими с помощью рулетки разогнать скуку. Ее непосредственность и совершенно искренняя увлеченность вызывали улыбки на их непроницаемых лицах.

Осторожно положив несколько фишек на черное поле, она вскрикнула от радости – ее ставка удвоилась. Она снова поставила – на этот раз на нечет – и снова выиграла.

Но, как известно, если проигрыш отрезвляет, то выигрыш всегда опьяняет. У Наташи по всем признакам имела место тяжелая форма рулеточного опьянения. Призывы Роберта к благоразумию конечно же не были услышаны. Обругав себя за глупость: «Додумался взывать к благоразумию женщины!», он оставил ее в покое, усевшись за американский покер.

Играл он неплохо и один раз красиво «дожал» партнера, забрав крупный банк, не имея на руках ничего – победа, достойная настоящего игрока. Но Наташа, разумеется, не пришла разделить его триумф.

Он с переменным успехом сражался в течение получаса, проиграл долларов тридцать и перекочевал в бар. В баре Роберт, единственный из присутствующих, воздавал должное пиву, воплощая по мере возможностей вчерашний сон. Ни Игорь, ни отягощенный коммунально-хозяйственными заботами градоначальник на этот раз не составляли ему компании.

Оставшись наедине с пивом, Роберт тут же вспомнил про Ракова. Этот членистоногий пытался их с Наташей убрать. Либо потому, что они разоблачили своего «спасителя», либо за то, что услышали о подготовке некоей акции. В любом случае они представляют опасность для Ракова как носители определенной информации.

Чтобы отвести от себя угрозу, им следует своей информацией поделиться. С кем? С Волгиным? На него насядут спецслужбы – и вытолкают прямо на ринг, где серьезные личности сражаются за серьезные интересы. И он автоматически попадает в эпицентр этой борьбы.

Нужно постараться систематизировать все…

Роберт рассеянно блуждал взглядом по залу, пока его вдруг не приковало к себе зрелище, достойное внимания: богатая формами блондинка внушительного роста, пышным фасадом решительно разрезавшая толпу завсегдатаев казино, мужская половина которой в подавляющем большинстве своем оглядывалась на нее с нескрываемым восхищением. Она выделялась из множества весьма бьютифульных молодых женщин, в избытке разбросанных по огромному залу, своей просто невыносимой сексапильностью.

Роберт вообще не любил блондинок, тем более столь крупных, и, конечно, не собирался таращиться на нее часами, но она шла прямо на него и, достигнув бара, с грациозностью львицы уселась рядом.

Ей было лет тридцать пять, хотя она и старалась выглядеть гораздо моложе. Высокохудожественный макияж, черное вечернее платье с претензией на скромность, тем не менее очень выгодно подчеркивало все ее многочисленные прелести.

Она достала сигарету и выжидательно посмотрела на Роберта, но он, к сожалению, ничем не смог ей помочь, ибо сам не курил и, разумеется, не носил с собой зажигалку. Однако желающих оказать помощь даме нашлось сразу четверо – бармен и трое слюнявых старичков по соседству наперегонки бросились к ней, на ходу добывая огонь, кто из чего горазд. Она предпочла бармена и, едва кивнув ему, вновь повернулась к Роберту:

– Hello, I'm Sonya… – А старички, смерив его завистливыми взглядами, вернулись на свои места, но продолжали пожирать ее глазами.

– Роберт.

Судя по ее произношению, она совершенствовала свой английский отнюдь не в Оксфорде. Однако плохой английский еще не признак дурного воспитания. Она не была похожа на проститутку, скорее на богатую скучающую вдовушку, пережившую престарелого супруга и приехавшую на курорт в поисках новой блестящей партии.

Роберт попытался вернуться к пиву и к мыслям, но, увы, пиво нагрелось, а мысли разбежались.

– «Майкл Джексон», пожалуйста, – обратилась Соня к официанту, и Роберт, впервые услышавший о существовании коктейля с таким названием, взглянул на невозмутимого бармена, которого заказ не поставил в тупик. Бармен плеснул в шейкер немного кофе, амаретто и водки, тщательно перемешал и наполнил бокал мутноватой темно-коричневой жидкостью. Соня отпила глоток. – Не хотите попробовать, – она придвинула Роберту свой бокал, – смотрите, он светлеет на глазах. – Действительно, напиток становился прозрачным. – Так и в жизни: человек мечется, суетится, а вокруг беспросветность и безысходность, но стоит успокоиться, принять все таким, каково оно есть, и вот он свет, вот она красота…

Нафилософствовавшись, она положила руку ему на колено:

– Вам скучно здесь? Вы правы, все это фальшь, суета, мишура, здешние игры невыносимо банальны. Но, может быть, вы будете моим партнером в другой игре… Игре, в которую в казино не играют, в нее играют только вдвоем.

– Почему я?

– А вы посмотрите вокруг, разве в этом безбрежном море похотливых уродов видится кто-то более достойный?

– Не знаю, я как-то не очень заглядываюсь на мужчин. – Конечно, Роберт понимал, что дамочка ему просто льстит, но все равно было приятно.

– Пойдемте? – Соня поднялась и взяла его за руку.

Роберт посмотрел на Наташу, но ей было не до него, для нее вообще перестало существовать все вокруг. «А почему бы и нет?» Роберт встал.

При обычных обстоятельствах он конечно же, сославшись на занятость или для верности на принадлежность к сексуальным меньшинствам, прервал бы флирт еще в зародыше, но, если его собственная девушка столь откровенно его игнорирует, почему бы и не полюбоваться в уединенном уголке пляжа на работу неизвестного эскулапа, который столь щедро наполнил силиконом Сонину фигурку. Заодно и Наташа получит урок хорошего тона.

Он расплатился за двоих, и они двинулись к выходу. И при каждом втором шаге Соня как бы невзначай касалась его бедра своим.

Казино «Гранд-палас». 8 апреля

– Сеньора, ваш муж просил передать вам этот коктейль, замечательно успокаивающий нервы. – Вышколенный официант поставил рядом с Наташей запотевший бокал, но она, отмахнувшись, бросила ему «грацио» и тут же перестала обращать на него внимание. Игра завладела всем ее существом.

Колесо завертелось, красный и черный цвет слились в одно. Наташа сжимала кулачки и постукивала ими по зеленому столу. Колесо стало останавливаться, в напряженной тишине было слышно, как с размеренностью метронома пощелкивает шарик, скользя мимо номеров. Выпало 13. Несчастливое для суеверной половины человечества число для Наташи стало счастливым.

Она вскочила не в силах сдержать восторг. Она выиграла! Снова выиграла! А совсем молоденький паренек, сидевший рядом, проиграл только что еще 5000 песет. Он был в отчаянии. Во рту пересохло и, совершенно не думая о приличиях, он схватил со стола Наташин коктейль и сделал большой глоток. Ему полегчало, а она, как ему показалось, даже не заметила его выходки.

Наташа жаждала большой игры. Кучка фишек перед ней заметно выросла, но она и не думала останавливаться, ибо ею владело не корыстолюбие, задрапированное под азарт, а азарт в чистом виде. Что такое деньги? Деньги – ничто. Игра – все. Она вошла во вкус. Такой липкий холодок неизвестности внутри. Незабываемое, ни с чем не сравнимое ощущение.

Она не думала о проигрыше. Она не просчитывала вероятность того, что ей вновь повезет. Она шла в гору, увеличивая и увеличивая ставки. Рискуя все сильнее и сильнее. Теперь она поставила на одну цифру – 22 (ей двадцать два года). Паренек рядом решил рискнуть в последний раз. Он поставил на красное и закрыл лицо руками. Ему вдруг стало плохо, в животе заурчало, руки вспотели.

Он не смотрел на колесо, боясь сглазить, не обращая внимания на боль, но боль не проходила, она пошла кругами, снова и снова. Живот вздулся и словно омертвел. Что-то бешено рвалось из него наружу. Он открыл глаза – колесо все еще вертелось. Не в силах больше терпеть, он сорвался с места и побежал, пошатываясь, в сторону комнаты для мужчин.

Никто не обратил на него внимания. Шесть пар глаз гипнотизировали шарик, внушая ему каждый свое, и он, не зная, кого слушать, метался по колесу как неприкаянный.

Наташа изо всех сил всматривалась в вертящиеся цифры, 22 – 2 и 2, они то появлялись, то исчезали. Но шарик уже устал, выдохся. Вот еще круг, еще последний кружок… недолет… перелет… еще один нервический рывок, и он вернулся – 22!!!

– Вау! – Наташа была в экстазе, а невозмутимый крупье просто и буднично придвинул к ней целую гору пластиковых жетонов. Она выиграла только что семь тысяч двести долларов.

Несчастный сосед вернулся к столу с посеревшим лицом и, обнаружив, что проиграл-таки все подчистую, в полном изнеможении плюхнулся на стул. Наташа обеими руками сгребала свою добычу. Юноша взял ее за плечо и притянул к себе.

– Ваш муж вас ненавидит… – шепнул он пересохшими губами и хотел добавить что-то еще, но вдруг почувствовал, что если откроет рот, то его стошнит прямо здесь. Он мотнул головой, указывая на недопитый бокал, но, так и не решившись высказаться более определенно, прикрывая рот рукой, спешно поковылял в туалет.

Наташа, обуреваемая восторгом, проводила его недоуменным взглядом, не в силах вникнуть в суть его проблем. Единственное, что она поняла из его краткой и невнятной речи, это слова «ваш муж». Она ведь совсем забыла о нем, отдавшись игре. Но теперь, вдруг решив остановиться на сегодня, чтобы не искушать судьбу, она почувствовала острую необходимость разделить с кем-нибудь свое торжество и ликование. И с кем же, если не с Робертом?

Наташа осмотрелась, ожидая найти «мужа» одиноко сидящим где-нибудь в уголке и наедине с двойной порцией виски переживающим свою покинутость и заброшенность. Каково же было ее удивление, когда она увидела такую знакомую спину, обвитую хищной рукой совершенно посторонней блондинки, по всем параметрам годящейся в сборную мира по баскетболу. И эти двое в полной гармонии покидали казино и направлялись, судя по всему, отнюдь не на баптистскую лекцию об укреплении нравственности. «Ах ты, бабник! Стоило на минуту отвлечься, как он уже нашел замену».

Наташа вскочила из-за стола и, забыв о чаевых для крупье, помчалась вслед за вероломным предателем.

Роберт Ненашев. 8 апреля

Вопреки ожиданиям Роберта они не пошли на пляж, Соня потащила его к причалу, где на волнах покачивалась великолепная белоснежная легкая яхта с надписью «SONYA» на борту. Трап был спущен. Они поднялись на борт и взяли курс в открытое море. Роберт встал к штурвалу.

Ему приходилось управлять яхтой, и каждый раз его опьяняло чувство власти над кораблем, который беспрекословно подчинялся малейшему повороту руля, над ветром, который не в силах остановить бег судна, над волнами, которые послушно расступаются перед ним. Чудесный теплый вечер, с берега доносится тихая музыка, на горизонте море сливается с багровым на закате небом, и одиночество нарушают лишь несколько жирных крикливых чаек, решивших, видимо, подкрепиться перед сном.

Роберт заглушил мотор. Солнце еще не скрылось за горизонтом, а береговая линия уже светилась миллионами огней. Соня появилась из каюты с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руках. Пробка, хлопнув, вылетела за борт, но Соня уже забыла о выпивке, она щелкнула замысловатой, украшенной бриллиантами застежкой, и платье как шкура черной змеи распласталось по палубе. Теперь она была полностью обнажена, если не придираться к черным ажурным чулочкам на не менее черном и не менее ажурном поясе. Соня уселась вполоборота к Роберту прямо на платье и, стыдливо прикрыв рукой грудь, призывно взглянула на него из-за левого плеча. Ее поза до боли напоминала «Обнаженную» Ренуара, единственное отличие – натурщица художника была брюнеткой.

Он подошел и присел на корточки рядом. Соня медленно развязала его галстук-бабочку и, взявшись за концы, притянула Роберта к себе:

– Ты любишь сюрпризы? – Роберт молча кивнул. – Тогда закрой глаза…

Он послушно зажмурился и, услышав шорох платья, представил, как Соня принимает наиболее выгодную позу, чтобы своей неотразимостью окончательно его покорить, или, того хуже, извлекает из анналов какой-нибудь вычурный сувенир, типа массивного портсигара или, наоборот, миниатюрного медальона с надписью «Любимому от Сони, на вечную память». Роберт не считал себя новичком в делах амурных и обычно именно он первым проявлял инициативу, хотя обратная ситуация тоже имела свои плюсы.

– Можно открывать.

Роберт постарался придать лицу удивленно-восхищенное выражение и открыл глаза. Однако вместо чего-то необыкновенного он увидел простой и безыскусный маленький газовый баллончик, который тут же испустил струю слезоточивой вони прямо ему в лицо. Он закашлялся и попытался вскочить, но Соня крепко держала его за галстук. Тогда он принялся дубасить воздух перед собой в надежде, что хотя бы один удар достигнет цели. Она ловко увертывалась, и Роберт решил сменить тактику: он оперся рукой о палубу и попытался провести подсечку, но вдруг почувствовал, что висит в воздухе и его могучая партнерша по несостоявшемуся флирту держит его одной рукой за шею, а другой за ногу.

Он только успел услышать, как она крякнула от натуги, и в следующий момент уже летел за борт, нелепо болтая ногами. Плеск воды не заглушил последних слов Сони – перегнувшись через поручни, она помахала ему рукой.

– Прощай, мудак, – и произнесла она это не на языке Шекспира, а на великом и могучем языке Тургенева, Добролюбова, Чернышевского. Вслед за этим взревел мотор и «SONYA» удалилась в неизвестном направлении.

Роберт попробовал промыть глаза, но соленая вода не принесла облегчения – он окончательно ослеп. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – он отчаянно заработал руками, искренне надеясь, что плывет к берегу, а не от него.

Вдруг рев мотора стал приближаться, причем создавалось полное впечатление, что с двух разных сторон. «Сейчас она меня выловит и будет любить долго и страстно». Но где-то рядом зазвучал такой знакомый голос Наташи:

– Держи! – и что-то, судя по звуку деревянное, упало ему на голову.