Текст книги "Свой против своих"

Глава 28
Три стопроцентных алиби

Утром Турецкий под одобрительные восклицания собравшихся поздравил Володю Поремского с присвоением очередного звания – старшего лейтенанта – и без передышки добавил в бочку меда ложку дегтя:

– Только если будешь работать так же медленно, как сейчас, то до капитана тебе вовек не дослужиться.

Все присутствующие горой встали на защиту виновника торжества, понимая, что Александр Борисович только изображает строгость. На самом деле шеф доволен действиями Поремского, просто боится перехвалить, чтоб не сглазить, поэтому и ворчит. Все начальники такие. Сам Володя спросил для проформы:

– Что же тут можно было сделать быстрей?

– Установить за Василием Загорских наружное наблюдение…

– Так установили же!

– Я не окончил. А самому выяснить его алиби на то время, когда совершались убийства.

– Вечером он запросто мог не пустить нас к себе в квартиру, – резонно заметила Романова, – только спугнули бы. Сейчас мы потолкуем с ним по душам в банке. Это гораздо удобнее. Тут уже ему от нас никуда не деться.

Все сотрудники знали за Турецким эту замечательную черту: если доводы оппонента ему кажутся правильными, то он никогда не станет судорожно держаться за свои, не боится признать, что в чем-то ошибался, не делает хорошую мину при плохой игре. Да и зачем шефу это нужно, когда чаще всего он бывает прав. Если же Романова и Поремский уверены в своей правоте, то, пожалуйста, пускай сейчас же отправляются в «Орион-2002», чтобы побыстрей разобраться с этим Загорских.

Первым делом Галина и Владимир явились к управляющему банка, которого предупредили о своем визите телефонным звонком.

Мешковатый Евгений Федорович встретил их без всякой настороженности, не так пугливо, как Поликарпова. Одно дело предоставлять финансовую документацию, в большинстве случаев это чревато неприятными последствиями. Совсем другое, когда сыщики разыскивают убийцу. Управляющий к этому происшествию непричастен никаким боком, поэтому может отвечать на любые вопросы без оглядки, тем более что к Романовой за вчерашний день он уже успел привыкнуть. Василий Загорских? Ничего особенного о нем сказать нельзя. Обыкновенный сотрудник, ни рыба ни мясо, звезд с неба не хватает. Сидит на своей скромной должности операциониста в отделе валютных поступлений, делает нужные сводки. Человек спокойный, можно сказать невозмутимый, есть на нем налет провинциализма. Какие отношения между ним и Людмилой Витальевной Скворцовской? Спросите что-нибудь полегче. Все свои отношения сотрудники стараются оставить за пределами банка. Здесь работать нужно, вкалывать, делом заниматься, а не крутить любовь-морковь.

После непродолжительного разговора с управляющим следователи прошли в операционный отдел.

Сидевший в своем маленьком отсеке за компьютером с плоским монитором Василий Тимофеевич Загорских производил впечатление слона в посудной лавке. Вокруг все такое миниатюрное, а этот здоровяк осторожно, словно боится разбить, тюкает своими огромными ручищами по кнопочкам клавиатуры. На вопрос о том, известно ли ему про арест Скворцовской, ответил утвердительным кивком.

– В интересах следствия знакомить вас раньше времени со всеми показаниями Людмилы Витальевны нецелесообразно, – сказала ему Романова. – Замечу лишь, что далеко не все из них внушают доверие, в них имеется очень много противоречий. Тем не менее во избежание кривотолков мы вынуждены тщательно проверить всю информацию. В случае обнаружения нелепостей можно будет устроить вам с ней очную ставку. Для простоты мы не вызываем вас в прокуратуру, а просто хотим уяснить некоторые детали.

Загорских молча слушал ее, лишь слегка поддакивая легкими кивками головы. Его лицо, с правильными крупными чертами, не выражало никаких эмоций.

– Скажите, пожалуйста, Василий Тимофеевич, где вы находились в субботу семнадцатого сентября примерно в девять часов вечера?

Прежде чем ответить, Загорских, прищурившись, взглянул на потолок, подумал.

– Это мне сказать как раз легко. Был у моего хорошего другана на дне рождения. У него вообще-то день рождения четырнадцатого. Четырнадцатое выпало на среду, поэтому он отмечал в ближайшую субботу. Вот у него я и был.

– Праздновали дома или в ресторане?

– В ресторане. У него юбилей – тридцатник стукнул. По этому поводу он шиканул в ресторане.

– В каком?

– «Золотое кольцо». Это на Смоленской площади.

– У юбиляра было много гостей?

– Человек двадцать пять. Может, больше.

– В отдельном зале или в общем?

– В общем. Для нас было сдвинуто несколько столов, а по соседству сидели другие посетители.

– То есть целый вечер вы провели в помещении ресторана, никуда не выходили? – уточнил Поремский.

– Вы бы видели, какой был стол! От такого невозможно оторваться при всем желании.

– Собрались вы в ресторане…

– Пришли к семи, как и было назначено новорожденным, разошлись часов в одиннадцать.

– То есть тут проблем со свидетелями не будет. Да и обслуга в ресторане вас видела.

– Поговорите с кем-нибудь. Я телефоны дам, – предложил Василий.

– Поговорим, – сказала Романова. – Теперь нас интересует другой день – понедельник, утреннее время, около девяти часов.

– Это я уже здесь сидел, на работе. В нашем банке установлены турникеты, у каждого сотрудника есть электронный пропуск с микрочипом. Отмечает, когда человек пришел в офис, когда ушел. Я обычно прихожу в половине девятого, в это время ехать легче. Чуть позже начинаются страшенные пробки.

– То есть тут тоже никаких кривотолков быть не может, – без особой радости произнес Поремский. Так же как и Романова, новоиспеченный старший лейтенант не на шутку был удручен таким железным алиби. – Ну и, наконец, понедельник вечером.

– Что – понедельник вечером?

– Где вы были?

– На футбол ходил. «Спартак» с датчанами играл, с «Брондибюгом». – Неожиданно его лицо плачевно скривилось: – Господи! Лучше бы не ходил. Нападения нет, защита играет на отбой. Зачем они тратят миллионы на этих легионеров! Глаза бы мои такую игру не видели!

За время беседы Володя Поремский «цифрой», делая вид, что разговаривает по мобильнику, несколько раз сфотографировал подозреваемого. Так он по-прежнему называл Загорских про себя, хотя, судя по всему, у того одно алиби тверже другого. Следователь еще раз покажет снимки свидетелям, интересно, как они отнесутся к этому. Будут настаивать на своем или признаются в ошибке. Однако, прежде чем показать изображения Загорских свидетелям, пришлось, вернувшись в главк, подробно пересказать итоги банковской беседы Турецкому.

– Все бы ничего, – одобрил Александр Борисович и развел руки в стороны, – да вот одна беда, ребята: с футболом-то у Загорских получается закавыка.

– А что такое? – встревожилась Галина. – Ходил с пятью приятелями, все имена у нас записаны.

– Вот вы, Галочка, любимой игрой миллионов не увлекаетесь. Возможно, подобно моей жене, в глубине души даже подтруниваете надо мной, осуждаете меня за то, что я, завзятый футбольный болельщик, готов смотреть самые никудышные, третьестепенные игры. Между тем даже подобное увлечение способно неожиданно принести весьма ощутимую пользу нашему следствию. Во всяком случае, как любому болельщику, мне, в отличие от вас, хорошо известно, что в понедельник состоялся официальный матч на кубок УЕФА, то бишь европейской федерации футбола. А на предыдущем международном матче своей любимой команды спартаковские фанаты учинили крупную потасовку, швыряли в футболистов петардами, бутылками, запустили гаечным ключом в арбитра на линии. Короче говоря, команда была оштрафована – и следующий матч, с датским «Брондибюгом», в наказание проводила без зрителей. То есть билеты на эту игру не продавались. Так что сказки про посещение стадиона пусть уважаемый Василий Тимофеевич расскажет кому-нибудь другому.

– Казалось бы, стопроцентное алиби, – нахмурилась Романова, – и то может оказаться фальшивым. Что уж тогда говорить про остальные.

– Проверьте с максимально возможной тщательностью. Всякое можно подстроить. И из ресторана можно незаметно от подвыпившей, не следящей за временем компании ненадолго отлучиться, тем более что от Смоленки до Кутузовского два шага. Можно сделать вид, что в туалет вышел. Турникеты в банке тоже не панацея – к электронике при большом желании можно найти всякие хитрые подходцы. Вон Саша Курбатов сейчас расследует дело о перенастройке игровых автоматов в казино. Это из той же серии.

– Я сейчас же поеду на стадион, – решительно заявил Поремский, поднявшись со стула. – Выясню у них все подробности. Они где играли?

– В Черкизове, на «Локомотиве».

…Владимир ожидал, что днем, когда на стадионе не проводится соревнований, нет наплыва зрителей, вообще будет трудно застать кого-либо из сотрудников. Все равно что осенью прийти на опустевший пляж: людей нет, лежаки убраны, все навевает грусть. Однако, войдя в подтрибунное помещение, он очутился в оживленном офисе. По коридору деловито сновали модно одетые женщины и мужчины с бумагами в руках, отовсюду доносились трели телефонных звонков, на лестничной площадке хихикала стайка курящих девушек.

Директора на месте не оказалось, Поремского принял заместитель – пожилой мужчина бюрократического вида. Из нагрудного кармашка его двубортного пиджака игриво выглядывали авторучка и расческа. Полвека назад так карикатуристы изображали бюрократов.

– В рамках одного уголовного дела мы проверяем алиби человека, – объяснил следователь, – который утверждает, что в понедельник вечером находился на футбольном матче московского «Спартака» с датской командой. Однако из прессы известно, зрители на эту игру не допускались.

– Скажем так – билеты не продавались, – сухо подтвердил заместитель. – Но по служебным-то удостоверениям проходили, это как водится. Журналисты и тому подобная публика. Человек сто сидели на трибунах. Я на игре был, своими глазами видел.

– То есть теоретически он мог там оказаться. Хотя к стадиону или спорту вообще отношения не имеет, работает в коммерческом банке.

– Если имеются знакомые у нас или в федерации футбола, запросто проведут. А то, что народу тогда было мало, это даже хорошо. Для вас, я имею в виду. Легко проверить каждого. Вы назовете этого человека или тайна следствия? – спросил он понимающим тоном.

– Тайна. Однако вам назову и надеюсь, это останется между нами. Мы хотим знать, находился ли в тот вечер среди зрителей некто Василий Загорских.

– Не слышал такого.

– Он работает в коммерческом банке «Орион-2002», в Москву переехал из Иркутской области.

– Ну так бы сразу и говорили, – протянул заместитель. – Из Иркутской. Это сибирское землячество, есть тут у них своя компашка. Нужно у Кольки Волосатых спросить, нашего художника. Они вокруг него кучкуются. Сейчас я его позову. – Сняв трубку, он набрал номер. – Николай, зайди ко мне на минутку.

Владимир ожидал, что художник будет бородатым и длинноволосым. Однако тот был гладко выбрит и коротко подстрижен. Следы его профессиональной деятельности выдавал лишь заляпанный красками синий, застегнутый на все пуговицы халат. Причем испачкан он был только вокруг карманов.

Заместитель спросил:

– Ты проводил своих ребят на матч спартачей с датчанами?

– Да, а что тут особенного. Все проводили.

– Не гоношись, Николай, никто тебя за это не осуждает. Просто тут требуется уточнить некоторые детали.

Представившись, Поремский объяснил:

– Один из людей, попавших в поле зрения следователей, утверждает, что он в тот вечер присутствовал на этой игре. Вам знаком такой Василий Загорских?

– Конечно. Приходил он в понедельник. Присутствовал.

– Вы можете это подтвердить?

– В любое время в любом месте. У нас тут нарисовалась компания моих землячков. То один придет на футбол, то другой, я им пропуска организую. А тут сразу все загорелись. Оно и понятно: матч проводится без зрителей, по телевизору не показывают, то есть своего рода дефицит. Приятно побывать на таком, чтобы потом говорить: мол, никто эту игру не видел, а я видел. И Василий Загорских был.

– Наверное, после игры тоже не сразу расстались.

– Мы по установившейся традиции посидели потом в одной забегаловке поблизости – ударили по шашлычкам.

Глава 29
Братья-разбойники

Постепенно Турецким овладевало беспокойство, чего давненько не бывало с ним прежде, по крайней мере с тех пор как получил статус следователя по особо важным делам. Обычно, ведя следствие, он постепенно успокаивался, поскольку видел, что приближается к искомой цели. Пусть она маячит где-то на горизонте, однако путь к ней ясен, требуется лишь время и терпение. Сейчас же у Александра Борисовича такого оптимистичного ощущения не было.

А ведь на первый взгляд дело показалось Турецкому совсем несложным. Раньше, случалось, во время следствия ему стреляли в спину, на него набрасывались с кастетом, взрывали машину, в которой он ехал, бросали гранату в гостиничный номер, в котором останавливался. Всяко бывало. Здесь же для него нет ни малейшей опасности, риском и не пахнет. Он сидит в центре Москвы, в удобном кабинете, оснащенном компьютером и телефонными аппаратами, и лишь отдает распоряжения подчиненным: мол, поезжай туда-то и туда-то, сделай то-то и то-то, или звонит в Нью-Йорк и просит коллег о помощи. А дело между тем движется еле-еле. Пока до конца отработали лишь сурманиновскую версию. Пресняковская же донельзя запутана, имя убийцы по-прежнему покрыто мраком неизвестности. Поэтому сейчас, когда его вызывало к себе начальство, Турецкий отправлялся в высокий кабинет с таким настроением, словно шел на каторгу.

Сегодня он и Грязнов явились с докладом в кабинет заместителя генерального.

– Тупик, господа! – выслушав их, вынес безоговорочный вердикт Меркулов. – Если вы утверждаете, что у Загорских имеется железное алиби, то следствие зашло в тупик. А ведь поначалу складывалось впечатление, что у вас в руках дело далеко не самое трудное.

– Мне и самому сперва так казалось, – ответил Александр Борисович. – Однако алиби Загорских подтверждается многочисленными свидетелями.

– Даже если бы только одно из них подтвердилось, этого было бы достаточно, чтобы оставить финансиста в покое, – добавил Грязнов. – Ведь во всех трех случаях действовал один и тот же преступник.

– То, что один, это как раз облегчает задачу. Троих поймать сложнее, – сказал Константин Дмитриевич. – Я хочу предложить вещь кропотливую и противную, однако в данном конкретном случае жизненно необходимую. Мне кажется, другого выхода нет – нужно почикаться с расшифровкой мобильных телефонов всех подозреваемых фигурантов… Да, да! – повысил он голос, заметив, как его собеседники сморщились, словно от зубной боли. – В конце концов, для чего существует научно-исследовательский институт этого профиля. Не для собственного удовольствия они работают. На днях я смотрел по телевизору американский детектив. Так там распутали хитроумное убийство благодаря расшифровке разговоров по мобильнику. Хотя убийца предусмотрительно выбросил аппарат на помойку.

– Не вовремя это кино показали, – с непроницаемым лицом сказал Грязнов. – Может, преступник тоже его посмотрел, тоже догадался выбросить мобильник.

– Вряд ли. По-моему, его как раз показывали вечером семнадцатого. Именно в то время, когда была убита Преснякова. Александр Борисович, ты ведь, помнится, уже сталкивался с чем-то похожим на поливановском деле.

– Да. Тогда Амирбекян здорово помог нам, – подтвердил Турецкий. – Однако ситуация была другая, намного проще. Там имелись записанные нами разговоры. Он лишь обнаружил город, куда звонил преступник.

– Я бы сказал, не просто город, а даже адрес, по которому проживал абонент. Думаю, квалификация достаточно высока, чтобы и здесь чем-нибудь помочь. Грузите его.

Расшифровка телефонных разговоров – это прежде всего поиск. Тщательная попытка найти среди сотен тысяч голосов один нужный. Такая экспертиза может затянуться надолго, и в ожидании ее результатов следственная бригада, по сути, оказывается в простое. Поэтому обращаются к ней в случае крайней необходимости. Когда Турецкий представил объем подобной работы, ему стало дурно. Он срочно позвал к себе Галину Романову, которая любила пользоваться прослушкой, и они вместе сочинили заявку на проведение экспертизы слаботочной аппаратуры мобильной связи. Решили не обрушивать на голову эксперта все заказы сразу. Сначала пусть поищут разговоры Скворцовской, не удастся найти – пусть берутся за поиски Василия Загорских, а уж если и здесь ничего не обнаружат, пусть примутся за Верещагина.

Среди криминалистов существуют два типа экспертов. Одни терпеть не могут вопросов на промежуточных этапах работы, не любят, когда их дергают. Вот получили они задание – и больше не будут общаться со следователем, пока не добьются окончательных результатов. Есть и другой тип, к которому принадлежал Корюн Суренович Амирбекян. Он в любой момент охотно объяснял, чем сейчас занимается и что осталось сделать. Иногда даже сам звонил следователям, говорил: вот сегодня удалось выяснить такую-то вещь. Происходило это не потому, что он сомневался в правильности своих действий и нуждался в моральной поддержке. Скорее наоборот – в словах Корюна Суреновича сквозило нечто сродни хвастовству: вот, мол, я уже сделал часть работы, а это совсем не просто, и хочу, чтобы вы об этом знали. Например, сегодня, получив задание от группы Турецкого, он уже через полчаса позвонил Александру Борисовичу и сообщил, что на имя Скворцовской зарегистрирован один аппарат.

– Надеюсь, это лучше, чем если бы их было пять?

– Разумеется. Сужается фронт работ.

Через какое-то время Амирбекян сказал, что на аппарате были сигналы и с Кипра, и из Америки.

– Это реально? – спросил он. – Мы не ошибаемся?

– Да, там ее близкие сотрудники. Я так и думал, что они часто перезванивались.

– Содержание тех разговоров понадобится?

– Только если они связаны с Василием Загорских. Сейчас нас интересует только это.

Когда Корюн Суренович позвонил в следующий раз, голос его казался обескураженным:

– Мы все проверили. Голос Загорских имеется. Только не Василия, а Ерофея.

– Как – Ерофея?! Слышать не слышал я такого имени.

– Возможно, это прикрытие. Так или иначе, был в воскресенье звоночек от Ерофея Загорских. И однозначно, это нужный для вас диалог. Потому что мужчина спросил: «Людмила Витальевна! А когда нужно пришить этих двоих?» И Скворцовская ответила: «Завтра, обоих в один день. Только его утром, а ее вечером». Пришить! Тут двух мнений быть не может.

– Крутые ребята, однако, – покачал головой Турецкий и спросил: – Корюн Суренович, когда вы сможете прислать нам запись разговора и заключение экспертизы?

– Думаю, часа через два все хозяйство будет у вас. Я еще раз для страховки проверю. Уж очень трудно было вычленить их разговор из насыщенного потока. Если бы не мелькнула фамилия Загорских, рыбка сорвалась бы с крючка.

– Вот спасибо так спасибо. Что бы я без вас делал! Пропал бы! Как пить дать пропал!..

Запись разговора Скворцовская выслушала с каменным лицом, без тени удивления. Отвечать на вопросы следователей она опять отказалась, снова не преминув обозвать всех сотрудников Петровки «оборотнями».

– Напрасно вы упорствуете, Людмила Витальевна, ох напрасно, – увещевал ее Турецкий. – Ведь этим вы только усугубляете свое и без того сложное положение. Сами видите, какие неожиданные следы вдруг удается обнаружить. Думали ли вы, когда разговаривали, что ваши слова могут где-то быть зафиксированы. Но вот – теперь мы прослушали их вместе.

Скворцовская капризно вздернула голову и промолчала.

Когда арестованную увели, Александр Борисович позвонил в отдел кадров банка «Орион-2002» и попросил инспектора зачитать ему анкету Василия Загорских.

– Все подряд? – удивилась та. – Может, проще сделать ксерокс и послать по факсу?

– Проще как раз прочитать. Сейчас меня интересуют только его родственники. Есть ли среди них человек по имени Ерофей?

– Еще бы, это его родной брат, – ответила кадровичка. – Загорских Ерофей Тимофеевич.

– В каком году родился?

– В семьдесят четвертом.

– А сам Василий когда?

– Тоже в семьдесят четвертом. – В голосе собеседницы чувствовалась растерянность.

– Василий в каком месяце родился?

– В июне.

– То есть его матушка в том году не могла родить ни до него, ни позже. Значит, они близнецы.

– Выходит, что так.

– Что ж. Огромное спасибо за помощь. Разумеется, Василию о моем звонке не говорите.

Услышав новость о брате-близнеце, Вячеслав Иванович тут же спустился в кабинет к Турецкому.

– Ай да Загорских! Ай да сукин сын! – заливисто кричал он. – Не сказал, мерзавец: наверное, вы, ребята, путаете меня с братом. Нас же трудно отличить.

– Выгораживал брата, не хотел подставлять. На его месте так поступил бы каждый.

– Это понятно. Только неужели он не соображал, что все равно докопаемся. Ну экземпляр! Представляю, как сейчас начнет разыгрывать удивление, как станет утверждать, что знать не знает его адреса, и все в таком роде.

– Ты погоди, не кипятись, – сказал Турецкий. – Мы же не знаем, какие между ними отношения. Всякое случается между близкими родственниками. Может, они в ссоре и Василий в самом деле не знает, где живет брат.

– Все он прекрасно знает.

– Ну так, может, и скажет. Чего раньше времени паниковать.

Однако, как это неоднократно бывало, Грязнов в своих предвидениях оказался на удивление точен.

Загорских вызвали на Петровку, предупредили, что все его показания будут записываться. О том, что отныне телефоны операциониста поставлены на прослушку, разумеется, не сказали, иначе бы тогда не имело смысла это делать.

На допрос Василий попал в неурочное время: Александр Борисович поцапался с женой и находился во взвинченном состоянии. Его бесило, что у Ирины стали загребущие глаза. Мало того что она себе чуть ли не каждый день покупает тряпки или обувь, так еще и его хочет обратить в свою веру. То заставила его купить белый пиджак, в котором ему ходить некуда, за все лето надел один-единственный раз. Через месяц заставила его купить в фирменном магазине рубашку с короткими рукавами – за тысячу с лишним рублей! Он потом видел такую же в нормальном магазине за триста. Сейчас позвонила и сказала, что присмотрела в Смоленском пассаже осеннюю куртку, ему якобы не в чем ходить. Это же надо ляпнуть такую глупость – у него целых две куртки. Не хватало еще покупать третью. Он обвинил Ирину в том, что у нее загребущие глаза. Жена отругала его за скопидомство, за то, что даже на себя деньги жалеет…

Закончив разговор, Турецкий сидел с постной рожей, что сразу не понравилось появившемуся в кабинете Василию.

Хотя именно по его вине следователи впустую потратили столько времени, формально они не могли предъявить Василию Загорских претензии. Спрашивали, где он находился тогда-то и тогда-то, он откровенно и честно отвечал. Поэтому сейчас мрачный Турецкий сразу взял быка за рога:

– Скажите, где в настоящее время проживает ваш брат-близнец Ерофей.

– Рад бы сказать, да сам точно не знаю. Мы давно с ним вдрызг рассорились. Может, этот придурок сейчас еще в Москве, а может, уже вернулся домой. Непредсказуемый человек.

– Ссора ссорой, однако называть родного брата придурком – это уже чересчур.

– Тут нет большого преувеличения, – хмыкнул Загорских. – В этом вся беда. Он действительно умственно неполноценный. Поэтому толком не учился и специальности у него нет. Работает в деревне на подхвате: кому траву скосить, кому крышу починить, кому дров наколоть. Я худо-бедно закончил университет, неплохо зарабатываю. А Ерофей как был пень пнем, так и остался.

– Наверное, все-таки у него есть проблески ума, раз он сумел перебраться в Москву. Причем ваши сослуживцы, сотрудники банка «Орион», уверяют, что вы приложили немало усилий, чтобы уговорить его покинуть деревню.

– Жалко было. Все-таки родная кровь.

– То есть раньше у вас были хорошие отношения?

– Нормальные.

Загорских почувствовал, что плохое настроение следователя вызвано причинами личного порядка. Может, плохо себя чувствует или поругался с начальством. Во всяком случае, это не реакция на его появление. Больше того – следователь разговаривает вежливо, сдерживает себя, чтобы не получилось, будто его личные проблемы отражаются на работе.

– Вот наконец брат приехал в Москву. Где он жил, где работал?

– Квартиру я ему снял заранее, простенькую, недорогую. А работать устроил охранником.

– Кого он охранял?

– Людмилу Витальевну Скворцовскую, председателя правления нашего банка.

– Значит, с вашей помощью он стал личным телохранителем. Вас не смущало, что подобная работа требует определенных навыков? Ведь обычно даже охранники магазинов заканчивают курсы или приходят после службы в милиции.

– Они могут десять курсов закончить, а их подопечного все равно застрелят. Ерофей мог делать нужные вещи и без того. Во-первых, он очень хорошо стреляет. Как охотнику ему у нас цены не было. Стреляет так, что шкуру зверя не портит – точнехонько в глаз. Охотились они как-то в тайге с директором рудника, и на того с дерева прыгнула рысь. Ерофей вскинул ружье и уложил хищницу с одного выстрела. Еще бы секунда – и та вцепилась бы своими челюстями директору в затылок. Вот какой он стрелок. Ну а насчет физической силы и говорить нечего. У нас вообще силачей навалом. Ерофей однажды трактор из ямы вытащил.

– Из ямы? – удивился Турецкий.

– Вернее, из канавки, – поправился допрашиваемый, – тот с дороги съехал.

– Ну хорошо. А какие подвиги он совершил в Москве?

– Здесь было тихо, ему не пришлось делать ничего особенного. Только один раз была крепкая драка, причем из-за пустяка. Однажды зимой они куда-то приехали, Людмила Витальевна сама была за рулем. Приехали в какой-то двор, и она поставила машину на свободное место. Оказалось, один мужик целый час это место для себя расчищал. Отошел на улицу за машиной, вернулся, а место занято. Ну и началась перебранка. Соседи этого мужика повыскакивали, готовы были Людмилин «джип-чероки» расколошматить. Так Ерофей всыпал им по первое число. Правда, пришлось оттуда уехать, а то мужики уже за подмогой побежали.

– Вы с большой теплотой отзываетесь о брате, – заметил Александр Борисович. – Даже трудно представить, что вы можете поссориться. Из-за чего же произошел ваш разрыв?

Тут Загорских начал мямлить что-то невразумительное о зазнайстве, высокомерии, из грязи и в князи. Было понятно, что братья не ссорились, а просто Василий не хочет называть его местонахождение. Не станешь же пытать его каленым железом.