Текст книги "Свой против своих"

Эпилог
Октябрь, 2005

Приоткрыв дверь в кабинет Турецкого, Вячеслав Иванович остановился на пороге:

– Обедать идешь?

– Пойдем. Только подожди минутку – я допишу, немного осталось. Уже третью бумагу сегодня заканчиваю.

– Давай-давай.

Грязнов опустился на стул возле входа и терпеливо ждал, когда товарищ закончит писать. Однако слишком долго молчать балагуру вроде него трудно.

– Хочешь анекдот в тему: про тренера незадачливой футбольной команды, которому столь же невезучий предшественник оставил три письма?

Александр Борисович жестом дал понять: мол, помолчи, не сбивай с мысли. Наконец он дописал и, положив ручку, взглянул на Грязнова:

– Ну так что за анекдот с тремя письмами?

– Да. Оставил тот ему три письма и велел вскрывать их по одному после каждого поражения команды. В первом новый тренер прочитал совет валить вину за неудачу на предшественника. Во втором – обещать в ближайшее время хорошие результаты.

Вячеслав Иванович вдруг замолчал.

– Ну а в третьем что? – не выдержал Турецкий.

– А в третьем советовал самому садиться и писать три письма, – выпалил Грязнов и, довольный, захохотал.

– Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, – беззлобно проворчал Александр Борисович. – Ты мне спасибо сказать должен за то, что я тут вас всех освободил от лишней писанины, тебя в том числе.

– Здрасте. Разве ты меня освободил? Я по-прежнему пишу отчеты.

– Сравнил: сколько тебе писать приходится и сколько мне.

– Большому кораблю большое плавание.

– Мне сейчас нужно процессуально закрепить признание Скворцовской в убийстве четырех лиц. Чтобы у суда уже никаких вопросов не было. Правильно, Слава, говорят: на всякого мудреца довольно простоты. Собачку-то она у Ветлугиной загодя попросила, для отвода глаз. Значит, убийство замышляла.

– М-да. Вот тебе и цаца холеная, – покачал головой Грязнов. – Казалось бы, чего этой сучке недоставало. Живет в Москве, работа – любому на зависть, отличная квартира, машина, то, се. Живи и радуйся. Нет же, мало ей денег, еще нужно украсть. Вот ведь ненасытная душонка. И что в итоге?

– Вся беда в том, что таких много. Нашла же она соратников – не в криминальной среде, не среди уголовников, побывавших на зоне. Нет – среди своих же финансистов. Интеллигентной на вид публики, людей с высшим образованием. Ну ладно Василий Загорских, которого я сегодня допрашивал. Дубина стоеросовая, хотя и с дипломом о верхнем образовании. Но эти-то – всякие альбицкие да коростылевы. Ведь выросли в Москве, в центре. И на скрипках-то их в детстве играть учили, и в Третьяковку по выходным водили, и природу любить приучали. Разбуди их среди ночи – любое стихотворение Блока или Пастернака наизусть прочитают. И что имеется в итоге?

– Возможно, это самое страшное обстоятельство в деле.

– Наверное. Вдобавок у них появились такие же защитники. Уже поступают коллективные письма. Звонят какие-то депутаты, просят учесть особое положение то одного, то другого. Больше того – я узнал, что наши готовы внести в Нью-Йорке за Коростылева залог в полмиллиона долларов, чтобы ему изменили меру пресечения, выпустили из-под стражи.

От удивления Грязнов вытаращил глаза:

– На какие деньги хотят вызволять этого жулика?!

– Я скоро поеду в Министерство иностранных дел, разберусь, чья это инициатива, и устрою там дикий скандал.

Они пошли в столовую. За обедом Александр Борисович сказал:

– Как ни странно, это дело здорово выбило меня из колеи.

– Действительно странно, – подтвердил генерал. – Для тебя ведь оно прошло более или менее гладко. Как говорится, без единого выстрела.

– Более того, мне почти не приходилось вылезать из кабинета. А устал от него гораздо больше, чем, скажем, в Назрани, когда пришлось искать и выручать двоих заложников.

– Оно и понятно. Там все ясно: вот враги, их нужно поймать. А здесь обычные наши соотечественники, которые живут и работают рядом с нами. По одну сторону баррикад.

– Сегодня мне звонил Востриков, председатель правления «Сердца России». Интересовался, как идет следствие. Я обрисовал ему ситуацию в общих чертах, Богдан Кириллович сокрушался, говорил примерно такие же слова, что и ты.

– Что ж тут удивительного? Ты ведь тоже возмущен этой гнусной публикой.

– Безусловно. Но я, Слава, не столько возмущен, сколько поражен. Я понимаю, если бы это были явные маргиналы, бомжи, отпетые уголовники: морда в шрамах, татуировки с ног до головы, ночуют на чердаках или в подвалах. Нет, лощеные, модно одетые интеллигенты, начитанные и образованные, вдобавок очень даже состоятельные, донельзя избалованные комфортом. Но это опасные преступники. Что толкнуло их на скользкую дорожку, почему им тесно в рамках закона, почему они вдруг стали такими, потеряли человеческий облик? Можешь ты мне это объяснить?

– Для самого загадка, – сказал Грязнов.