Текст книги "Назови меня полным именем"

Они и не помнили о ней.

Оба не помнили!

Элька чему-то радостно смеялась. Федор Федорович добродушно подтрунивал над ней. Пил кофе, рассказывал анекдоты, а потом засобирался домой. Как-то сразу засобирался, не слушая Элькиных уговоров, не соглашаясь задержаться хотя бы на пять минут.

Таисия вдруг подумала, что она не должна отпускать его, ни в коем случае не должна. Если Бекасов сейчас уйдет, они никогда больше не увидятся. Их миры разойдутся, станут параллельными, а параллельные миры не пересекаются, она точно знала…

Ее губы зашевелились, но Таисия себя не услышала. Или это Элька слишком громко хохотала?

Таисия хотела спрыгнуть с подоконника, но не смогла. Или не успела?

Федор Федорович уже вышел из кухни, коротко кивнул ей на прощание. Таисия видела – он и не посмотрел на нее. Кивнул из вежливости.

И Элька вышла следом с «дипломатом» в руке. Красивая, высокая, стильная… Тоже взгляда на нее не бросила.

Таисия смутно слышала: Федор Федорович извинялся, что сегодня не сможет проводить Эльку – намечена встреча с компаньоном, завтра они подписывают важный контракт. Вот через день…

Таисию передернуло: Элька весело заверяла, что и не собиралась сегодня возвращаться к себе.

Мол, нужно же проводить Тасю на свидание? А потом встретить и обсудить все – у нее же чуть больший опыт, Тасе ее советы пригодятся. Славик, кажется, классный парень, грешно его упускать…

Элькин голос взволнованно звенел, и Таисия схватилась за виски, их ломило от боли.

Темная невидимая волна уже была не просто рядом, в эти мгновения она как раз падала на дом Таисии и на ее подъезд, пена с гребня уже летела во все стороны, и сердце Таисии кровоточило…

Она услышала, как хлопнула входная дверь, и жалобно, как-то по-птичьи, вскрикнула.

И почти упала на пол, снова подвернула больную ногу. С трудом поднялась, хватаясь за подоконник. И поняла вдруг, что уже не одна: баба Поля сурово смотрела со всех фотографий, будто ждала чего-то, будто подталкивала к чему-то…

А темная волна все падала и падала, и весь мир падал вместе с ней на плечи Таисии – неимоверно тяжелый и в то же время опасно хрупкий.

Сердце ее разлеталось, рассыпалось серебряной пылью, пытаясь сдержать как-то злую силу. Спасти кого-то или что-то, может быть – себя, а может быть – Вселенную или хотя бы одну маленькую планету со смешным именем Земля…

– Ну же?! – Глаза нянюшки на ближайшем снимке вдруг высветлились, стали пронзительными и страшными.

Таисия побледнела: гардения с жалким шелестом роняла листья. Ее ветки жутковато оголялись, несчастное растение умирало на глазах.

На полке вдруг разлетелся на мелкие осколки фужер из-под шампанского.

Оконное стекло гулко треснуло. Морозным узором растеклись-разбежались по нему тонкие линии, складываясь в причудливый рисунок, смутно что-то Таисии напомнивший…

Высокие скулы и крутой лоб, знакомая линия подбородка, крупный нос, брови вразлет и особый разрез глаз, внимательных, чуть настороженных… И все это стремительно исчезало под сетью мелких и крупных трещин!

– Федор Федорович, – в панике прошептала Таисия. – Я не должна была его отпускать, я же чувствовала – не должна…

Она вылетела из кухни, не помня себя. Почему-то казалось – каждая секунда на счету, нельзя медлить, она еще успеет, обязана успеть…

Таисия столкнулась с Элькой в коридоре и не заметила этого. Смахнула плечом со стены фотографию и лишь поморщилась досадливо. Потащила с вешалки куртку, уронила и не стала поднимать. Слепо попыталась нашарить босой ступней кроссовки и тут же забыла о них. Бездумно кивнула на какой-то Элькин вопрос и выскочила за дверь как была – босиком, в футболке и шортах.

В висках стучал невидимый метроном, отсчитывая последние мгновения жизни. В голове мелькали какие-то образы, обрывки мыслей, вернее, их жалкие тени – невольные и неинтересные ей самой: Элька, баба Поля, смешной Суслик, нечаянный ее суженый Вячеслав, странное и, как оказалось, совершенно ненужное Таисии предсказание, дурацкая интуиция, не подсказавшая самого главного, а значит, никчемная…

Таисия не стала ждать лифта, она и не подошла к нему, сразу же полетела вниз, перепрыгивая через ступеньки. И не обернулась на возмущенный Элькин вопль:

– С ума сошла?! Надень хоть шлепки! Да что случилось?!

Таисия не увидела Федора Федоровича, на трех нижних этажах не оказалось света, кто-то выкрутил лампочки.

Она просто как-то почувствовала его. И сразу же бросилась к лифту. Упала у его створок на колени. Зашарила руками по холодному цементу. И ничуть не удивилась, наткнувшись на чье-то большое и неподвижное тело. Страшно закричала, когда пальцы ее вдруг нырнули в липкое и горячее.

Она не слышала, как захлопали двери на первом этаже. Как ругались соседи, не понимающие, что происходит. Как тетя Маша проклинала извергов, уворовавших драгоценные лампочки. Как скатилась со ступенек перепуганная Элька, беспомощно повторяющая ее имя.

Таисия не заметила, как дядя Коля с третьего этажа вкрутил на площадке лампочку. Если честно, она не заметила бы и солнца над головой!

Она даже не осознала, что наконец включили свет, потому что как раз в эти мгновения поверх ее руки легла Федина, и ресницы его вдруг дрогнули, и Таисия поняла – он смотрит на нее.

Только на нее!

На одну.

И она смотрела в его глаза, непривычно светлые, наверное, от боли, забыв обо всем. И пальцы ее дрожали под его пальцами. И она прошептала:

– Я тебя люблю.

И засмеялась от радости, когда его радужки стали возвращать себе синеву. И засияли ей навстречу, и Таисия почувствовала, что он передумал умирать, а значит, они не окажутся в параллельных мирах, значит, и она будет жить…

Они не видели, как суетились вокруг соседи. Не слышали, как вызывали скорую помощь и милицию. Как Элька путано рассказывала о «дипломате».

Его дружно искали и не находили, и дядя Коля предположил, что о деньгах знали, поэтому и выследили – ишь, в подъезде парня караулили, подонки эдакие, поэтому и лампочки выкрутили. Он-то, как из лифта вышел, очень даже на виду оказался.

И выстрела никто не услышал, понятно – глушитель использовали. Хорошо, только ранили, не убили и, слава богу, не добили потом.

Главное, хороший ведь парень, они все его знают. Он со школы с Таськой Гончаровой дружит – господи, беда-то какая, надо же, хоть бы обошлось все…

Ничего, Бог даст, они еще и на свадебке погуляют всем подъездом – вон как Таська на него смотрит, никого, кроме Федьки своего, не видит – эх, молодо-зелено…

Таисия не чувствовала, как на ее плечи набросили старое тети-Машино пальто. И замерзших ног не чувствовала. Для нее существовали лишь Федина теплая ладонь поверх ее руки, лишь его затуманенные болью глаза, снова синие-синие, ни у кого в целом мире таких нет…

– Я тебя люблю, – твердо повторила она.

– А как же… предсказание? – Губы Бекасова тронула слабая улыбка.

– К черту предсказание.

– Значит, я могу не называть тебя… полным именем?

Таисия кивнула, в глазах ее вскипали непрошеные слезы. Она видела, с каким трудом давалось Феде каждое слово, насколько тяжело поднимались его ресницы, как стремительно густели тени под лазоревыми глазами…

Сквозь пальцы по-прежнему сочилась его кровь, и Таисия никак не могла остановить ее, хотя старалась изо всех сил, мучительно трудно припоминая давние нянюшкины наставления, – и почему она была так невнимательна…

Остатки ее жалких сил таяли, не принося видимой пользы, и сама Таисия таяла льдинкой на Фединой груди, голова ее кружилась, а перед глазами вначале мелькали золотые мушки, а потом закрутила-завьюжила настоящая метель…

Сквозь звон в ушах и уплывающее сознание Таисии вдруг почудился Федин слабеющий голос:

 
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного…
 

Наверное, она уже спала.

Или умерла.

Как странно и как хорошо, и ничего не хотелось менять.

* * *

Эльвира Эмих плохо запомнила этот сумасшедший вечер. Она была разочарована и опустошена: жизнь, поманившая шоколадной карамелькой, вновь подсунула пустышку.

Элька проклинала собственную слепоту: как она, с ее-то опытом, сразу не поняла, что эти двое любят друг друга?!

«Не поняла – как же! Не захотела понять, другое дело, – зло одернула себя Элька. И, оправдываясь, подумала: – Но ведь Тася в самом деле встречалась с другим парнем, целых три месяца встречалась, это же правда… Ага, а ты была счастлива! Вовсе нет, я действительно думала, ну, мне хотелось думать…»

Элька закрыла за собой дверь Тасиной квартиры и угрюмо усмехнулась: на какое-то время она тут полная хозяйка. Можно не спешить в свою конуру. Вряд ли Тасю скоро выпишут из больницы, раз увезли на «скорой» и даже сунули под капельницу.

«Интересно, что с ней-то случилось? Вроде бы стреляли в Бекасова, и „дипломат“ его пропал… Деньги-то как жаль, надо же, насколько глупо все вышло…»

Эльку буквально передернуло, стоило вспомнить сцену, свидетельницей которой она нечаянно стала: Таська рядом с Федором Федоровичем, рука в руке, его нестерпимо алая кровь под голыми Таськиными коленками…

Они видели только друг друга!

И несуразная девчонка заявила, что любит его.

Вот так, запросто.

И если Элька не сошла с ума, кажется, Бекасов читал какие-то строки из Мандельштама, а потом потерял сознание…

Звонок раздался вовремя. Элька как раз таращилась на жутковатый скелет любимой Таськиной гардении, вдруг в одночасье потерявшей все листья.

На разбитое окно. Не успела Элька ступить на порог кухни, как стекло из внутренней рамы с мерзким шорохом ссыпалось на подоконник.

На тонкие осколки сиреневого цвета на полу – Элька так и не поняла толком, чем ЭТО было раньше.

На фотографии. С них со странным торжеством смотрела на нее Таськина нянька, до чего же все-таки неприятная старуха…

В глазок Элька не заглянула и грустно подумала, что становится похожа на глупую Таську.

А раз так, она не стала спрашивать, кто на площадке, – к чему? Просто распахнула входную дверь и натужно весело сказала:

– Входите, чего уж!

И замерла, потрясенная, – на пороге в мокрой куртке стоял Вячеслав Юрьевич Морозов, ее неприветливый, суровый шеф. А у его ног топтался уродливый толстый бультерьер, вероятно тот самый Суслик, и с него на коврик мутными струйками стекала вода.

– Это вы, – глупо пробормотала Элька. – Не ожидала…

Вячеслав Юрьевич смотрел на нее с холодным удивлением, он тоже вряд ли ожидал, что застанет здесь кого-нибудь, кроме Таси.

Бультерьер шумно потянул носом. Потом тщательно обнюхал порожек и грозно зарычал.

Элька грустно сказала:

– Если вы к Тасе, ее нет.

Морозов явно ждал продолжения. В его зеленых глазах что-то мелькнуло, они странно потускнели, будто выцвели. Эльке вдруг показалось – Вячеслав Юрьевич догадывается, что услышит.

Криволапый бультерьер смешно насупился, Элька смутно удивилась, что Таська чуть ли не влюблена в такого уродца.

Она отступила на шаг и угрюмо усмехнулась:

– Нам обоим не повезло.

Морозов промолчал.

– Вам нравилась Таська, а мне – Федор Федорович.

– Кто это? – Морозов хрипло откашлялся.

– Какая разница? – пожала плечами Элька. – Просто сегодня эти двое поняли, что любят друг друга.

– Вот как…

– Именно.

– И вы…

– Я осталась ни с чем. Впрочем, как и вы!

Нечаянные товарищи по несчастью, они стояли и смотрели друг на друга, не в силах остаться наедине со своими мыслями и своим одиночеством. Наконец Элька посторонилась, пропуская Морозова в квартиру. И равнодушно удивилась, когда он все-таки вошел.

Глава 13
Через два месяца

– Понимаешь, малышка, ты просто все эти годы не чувствовала себя защищенной…

– Неправда, – возмущенно посмотрела на мужа Таисия, – у меня всегда был ты! Я ни капельки не сомневалась, что ты за меня… ты за меня…

Она замялась, подбирая слова, и Бекасов с улыбкой помог:

– Хочешь сказать – я за тебя любому глотку порвал бы?

– Ну… да. – Таисия смущенно покраснела. – Разве не так?

– Спорить не буду.

– Я была как за каменной стеной, честно-честно.

– И все-таки тебе не хватало бабы Поли!

Федор Федорович вдруг оказался рядом, и Таисия не возражала. Прижалась спиной к его груди и удивленно подумала, что в жизни ей не было настолько хорошо и спокойно. Может, только в раннем детстве, на отцовских руках. Или на материнских?

Бекасов подул на светлые пепельные волосы, тонкие-претонкие, как паутина поздней осенью. Зарылся носом в их душистую прохладу и еле слышно пробормотал:

– Поэтому ты и не отпускала ее…

Таисия промолчала, устроилась в его руках уютно, как котенок, разве что не мурлыкала. Или мурлыкала, а он не слышал, занятый своими мыслями?

Ну не хотелось Бекасову никакой мистики в собственной жизни! Хватит, наелся. Если бы не дурацкое предсказание старухи, они с Мелкой давно бы поняли, что любят друг друга. А вся эта история с полным именем…

Понятно, он тоже виноват, слишком упрям. Мог бы давно назвать Мелкую Таисией, хотя… она бы точно решила, что он издевается! Мол, столько лет обзывал Мелкой, а тут вдруг сподобился…

А-а-а, ладно! В этом мире, что ни делается, все к лучшему. Они все равно оказались вместе. Только теперь навсегда.

Бекасов усмехнулся: муж и жена, кто бы подумал!

Мама была счастлива, как услышала, что Федя женится, шепнула, что с его отрочества знала – этим все кончится. Уж слишком Таечка нежная, слишком… нездешняя, слишком… ранима и беззащитна.

Настоящий мужчина не смог бы ее оставить, а он у нее – самый настоящий. С рождения таким был. Годовалым цеплялся за ручку пакета, помогал нести: как же – мужик! А она – всего лишь слабая женщина.

Именно после свадьбы Бекасов понял, насколько дорога ему мать. И без всякого стеснения обращался за советами.

Казалось бы, сколько девиц прошло через его руки, а все не то. Где они и где Мелкая?! Его прошлый опыт совершенно не годился. Мелкая, она… единственная.

Слава богу, мама – вполне земная женщина! Двух Мелких для одной планеты многовато.

Да, мама понимала все. А он оказался кретином, пошел на поводу обычного шаманства, едва не погубил собственную жизнь.

Господи, как он ненавидел мистику, любую мистику!

А Мелкая, глупышка, верила во все эти сказки. Дурацкая интуиция, места силы, умершая нянька с ее советами, суженый, называющий ее непременно полным именем, – свихнуться можно…

Понятно, ей нужна была защита. Фантазии помогали выжить, но так больше было невозможно.

Он с этим разберется, сегодня же!

И без того уже сколько времени тянет. Все пытается мягонько, незаметно, а это может стать опасным. Воображение у Мелкой…

Федор Федорович усмехнулся: надо же, малышка искренне верит, что именно ее драгоценная баба Поля подтолкнула их друг к другу. Мол, баба Поля всегда его выделяла, Мелкая еще в детстве заметила.

Как же! Что-то не помнил Бекасов особо бережного к себе отношения! Старуха вертела им как хотела, а уж как муштровала…

Впрочем, не важно.

По словам Мелкой, это баба Поля свела ее с Морозовым. Чтобы он, Федор Федорович, почувствовал, что вот-вот потеряет ее, и понял, что любит и всегда любил.

Да-а, тут уж в точку!

Если это правда – ха-ха! – все так и вышло. Прямое попадание в мишень. Снайпер, а не старуха.

Якобы и самой Мелкой баба Поля заморочила голову. Иначе с чего бы она вдруг решила познакомить Бекасова с Элькой? А потом изо всех сил уверяла себя, что все правильно и Федор Федорович ей совсем не нравится?

И пыталась этому верить!

И не сомневалась: Вячеслав – суженый.

Только в тот ужасный день поняла: если Феди не будет, она тоже уйдет. Просто не сможет жить.

Федор Федорович вздрогнул, припоминая интонации Мелкой: малышка говорила так спокойно, так серьезно, так… окончательно.

Ему вдруг стало страшно за нее.

Забавно, но Мелкая уверена, что и последнее испытание – дело рук любимой нянюшки. Мол, только едва не потеряв его навсегда, Мелкая смогла понять, что любит. И опять твердила о предчувствиях и странных знаках, подаваемых бабой Полей для особо тупых…

Наивная малышка, кажется, считала, что нянька или заранее знала об убийце, поджидающем Бекасова в подъезде, или сама все это подстроила. Жестоко, конечно, но зато теперь они вместе.

Бекасов хмуро подумал, что в этой истории вообще много странного, концы с концами не сходятся.

С одной стороны, неясно, кто мог поджидать его у лифта. Бекасов никому не говорил – да и сам не знал! – что возьмет в банке наличку, затмение на него нашло, не иначе.

Если же грабитель случайный, о деньгах не подозревал – к чему выслеживать Федора Федоровича, да еще с пистолетом? В милиции считали – была наводка, и теперь шерстили народ в банке.

Или этот тип вообще кого-то другого ждал? А деньги прихватил… что ж, воспользовался случаем.

С другой стороны, еще и доктора голову морочат: если им верить, Бекасов не мог выжить. Слишком много крови потеряно, какие-то важные сосуды повреждены, сердце задето.

Они не сомневались – умрет.

Однако на нем все зарубцевалось, как на собаке! Да и восстанавливался Бекасов неестественно быстро, будто кто ворожил ему или жизненными силами делился.

И Мелкая чудом осталась жива. Несколько раз была на грани – давление никакое, сердечко не тянет, ее с трудом вытаскивали. Из реанимации переводили в обычную палату. Мелкая даже ходить начинала, а потом… потом ее находили у постели Бекасова без сознания, и все начиналось по новой.

Нет, Федор Федорович не станет больше об этом вспоминать!

Все прошло, все забыто, у них впереди целая жизнь, обычная – да-да! – без всякой мистики.

И никакой бабы Поли рядом!

Одну, ну две ее фотографии в доме Бекасов, так и быть, стерпит – исключительно ради Мелкой! – но не более.

Иначе он просто сойдет с ума, а два сумасшедших на одну семью – это, пожалуй, многовато.

А он может свихнуться, точно может – ему порой ТАКОЕ в голову лезет…

Они с Мелкой расписались сразу же, как только вышли из больницы. Бекасов ни секунды не желал медлить, он и без того полжизни по глупости потерял. И едва не потерял Мелкую.

Родители с трудом уговорили его на свадебное торжество – мол, нельзя же так! Старший сын наконец женится, да еще на Таечке, они давно считали ее дочерью, как не отпраздновать?

Впрочем, Бекасов не пожалел о канители. Особенно увидев Мелкую в нарядном голубом платье с ручной вышивкой – якобы оно было приготовлено еще бабой Полей, как раз для такого случая.

Бекасов глазам не поверил, едва узнал Мелкую, если честно. И внезапно испугался: в этом неземном создании все казалось «слишком».

Слишком легкая, слишком изящная, слишком хрупкая, слишком не от мира сего, слишком… красивая. Очень, очень красивая, нереально красивая, словно вытканная из воздуха!

А он-то самый обычный.

Правда, сиреневые глазищи Мелкой так счастливо сияли ему навстречу, что у Бекасова немножко отлегло от сердца.

Смешно, наверное, но, и получив свидетельство о браке, Бекасов не успокоился. Только венчание дало уверенность, что они действительно вместе. Именно теперь они стали единым целым, и разлучит их только смерть.

Его и насмешки младшей сестры не раздражали. Бекасов едва не расцеловал Ксюху, когда она неохотно призналась, что с самого начала подозревала, чем все кончится.

Ничем хорошим для старшего братца!

Мол, эти ангелоподобные тихони…

Бекасов расслабился, когда все торжества остались позади. Без косметики, в своей привычной и немного смешной одежде Мелкая нравилась ему гораздо больше. Была ближе, роднее, понятнее…

Федор Федорович буквально чувствовал, как Мелкая врастала в него. По-настоящему врастала, намертво.

Часто ночами Бекасову чудилось: что-то меняется в нем и в Мелкой. Что-то очень важное, составляющее саму их сущность.

И это ничего не отнимало у них, скорее прибавляло.

Не лишало, а одаривало.

Не два сердца бились в них – одно. Два дыхания сливались в единое. Одна душа растворялась в другой, и каждый из них забывал себя. Нематериальное продолжение их общей сущности терялось в такой невообразимой дали, что фантазия оказалась не в состоянии проследить за безумным полетом.

Бекасов мрачно усмехнулся: вот-вот – сумасшествие уже стучится в двери!

В эти волшебные минуты слияние со Вселенной почему-то не удивляло его. Федор Федорович воспринимал как должное то, что они с Мелкой становились ее нервным центром, ее мозгом, ее сердцем, и созвездие Лебедь находилось не дальше протянутой руки…

Внезапное интуитивное прозрение, что его личное счастье, ИХ счастье, ничуть не менее важно для МИРА, чем, скажем, сама Солнечная система, оглушило Бекасова, напугало его. Впрочем, когда Мелкая сладко дремала на его плече, все остальное не стоило внимания.

Нет, он такой же сумасшедший, как эта девчонка!

Кажется.

И все-таки кто-то из них просто обязан сохранить трезвую голову. Пусть одну на двоих. И конечно же не Мелкая.

Давнее желание избавить жену от странной зависимости заставило Бекасова неохотно продолжить:

– Ты просто не хотела оставаться одна, понимаешь? Прежний я тут ни при чем, прежний я никак не мог заменить твою няньку…

Мелкая что-то невнятно пробормотала и сонно зевнула. Тонкое ее тело вдруг потяжелело в кольце его рук, и Федор Федорович сурово повысил голос:

– А теперь у тебя есть я настоящий, разве нет?

– Ну…

– Эй, кончай спать, когда с тобой разговаривает… муж!

– Муж… объелся груш…

Федор Федорович возмущенно засопел, и Таисия торопливо повинилась:

– Так баба Поля говорила. В шутку.

– Ты все сваливаешь на бабу Полю!

– Вовсе не все.

– Ты приписываешь ей собственные мысли, и не возражай мне!

– Э-э-э…

– Скажешь, я не прав?

– Не знаю. – Таисия попыталась пожать плечами, но Федор Федорович обнял ее крепче, и девушка еле слышно рассмеялась. – Мы столько лет были с ней одним целым…

– Вот! Это я и имел в виду!

– Что ты имел в виду?

– Вы наконец перестали быть одним целым, неужели не поняла? Теперь ты со мной, ты только моя, баба Поля тебе уже не нужна, ты выросла…

Таисия извернулась в его руках, большие серые глаза потемнели от волнения и заискрились от внезапно выступивших слез. Густые, совершенно прямые ресницы стали тяжелыми и слиплись в забавные кустики. Губы набухли, потеряли обычную бледность. На тонкой коже проступили редкие веснушки, сейчас они казались почти черными…

– Ты считаешь? – выдохнула она.

– Уверен.

Федор Федорович бросил невольный взгляд на книжную полку и нахмурился: самая любимая фотография Мелкой будто светилась – ф-ф-фу ты… это же просто солнце садится!

Странная, дикая мысль забрела ненароком в его многострадальную голову. Бекасов угрюмо улыбнулся: Мелкая наверняка бы решила, что ее подбросила баба Поля. От щедрот, что называется.

Впрочем, почему не попробовать?

Хуже точно не будет.

Федор Федорович мобилизовал свои актерские способности – самую малость, по мнению Ксюхи – и тоскливо произнес:

– Отпустила бы ты ее, что ли?

– К-кого?

Мелкая сморгнула. В ее глазах блестели то ли слезы, то ли звезды, и Бекасов внезапно подумал, что впервые видит их в собственной спальне. Наверное, это те самые, из созвездия Лебедь…

– Няньку свою, вот кого! Мелкая обиженно шмыгнула носом, но ничего не сказала. И Бекасов, юродствуя, прогнусавил:

– Отпустила б ты ее душеньку на покаяние! Хватит чугунной гирей на бедной старушке висеть, крылья ангельские ее вязать…

Таисия вдруг отпрянула. Тонкие руки уперлись в его грудь, отстраняя. Она потрясенно прошептала:

– Знаешь, баба Поля когда-то говорила мне что-то… похожее.

– Да-а? – Федор Федорович приподнял правую бровь. – Не верится.

– Честно. Это когда… мама с папой погибли.

– Извини, малышка, не хотел напоминать.

– Нет, ничего. Я уже привыкла, что их нет. – Таисия судорожно вздохнула. – Баба Поля тогда сказала: «Отпусти несчастных, не виси на их душах якорем, пожалей…»

– Мудрая женщина, – мягко одобрил Федор Федорович.

И поцелуем убрал мохнатую разлапистую звезду с правого глаза. Но в следующей слезинке Мелкой засияло уже целое звездное скопление, и Бекасов в панике воскликнул:

– Солнышко, да ты обернись, сама посмотри – твоя баба Поля доверяет тебя мне! Ей в самом деле пора уходить, она и без того задержалась…

Федор Федорович собственным носовым платком – Мелкая вечно их теряла – вытер жене мокрые щеки. И сочувственно улыбнулся: тяжеленько малышке будет расстаться с детскими сказками.

Но ведь пора!

Таисия недоверчиво прошептала:

– Ты шутишь?

– И не думаю. – Федор Федорович кивком указал на фотографию.

Таисия послушно повернула голову и улыбнулась бабе Поле сквозь слезы: няня смотрела, как всегда, понимающе, и в ее взгляде Таисии померещилось вдруг что-то такое…

Таисия отобрала у мужа носовой платок и хлопотливо вытерла слезы. Бекасов звонко чмокнул ее в щеку и грозно вопросил:

– Ты меня любишь?

– Зачем спрашиваешь, сам же знаешь…

– Хочу, чтобы ты при бабе Поле сказала – ну, любишь?!

– Да.

– Ты теперь не одна?

– Д-да…

Глаза Таисии изумленно округлились: только что сиявшая фотография – солнце, понятно! – вдруг резко, как-то в одно мгновение, потускнела. Таисия не видела с детства знакомого лица, снимок оказался в тени.

«Будто правда баба Поля нас слышала, – печально подумала Таисия. – И поняла, что теперь есть на кого меня оставить. И… ушла!»

Федор Федорович обнял Таисию так крепко, что она жалобно пискнула. И, не веря себе, пробормотал:

– Как это я забыл – ведь десять вечера, какое к черту солнце…

«Неужели старуха в самом деле находилась здесь? – Бекасов поморщился. – Опекала девчонку, как могла, уже после смерти… Дикость какая! Не хочу в это верить, не хочу и не буду. Повторяю – ненавижу мистику! Всегда ненавидел…»

Таисия сладко зевнула, уже не помня о фотографии. Подняла лицо и нежно улыбнулась мужу: она действительно теперь не одна, Таисия всем сердцем это чувствовала.

Нет, твердо знала!

* * *

С этой минуты баба Поля как-то незаметно исчезла из жизни Таисии. Из десятка фотографий в квартире осталась самая любимая – на ней баба Поля весело смеялась. И белоснежный платок в ярко-голубой горошек был небрежно наброшен на плечи.

Десятилетняя Таисия в тот день лично сняла его с бабы Поли – уж очень хороши оказались пышные нянюшкины волосы.

Остальные снимки Таисия убрала в фотоальбом. Не сомневалась – баба Поля одобрила бы.

Как давным-давно одобрила ее избранника, едва он появился в жизни Таисии. И заставила понять, что предсказания предсказаниями, но верить можно только собственному сердцу. Нельзя позволять собой манипулировать. Никому и никогда.

А Федор Федорович – нет, Федя! – очень, ОЧЕНЬ хороший.

Самый лучший, вот!

Странное нападение на Бекасова в подъезде ее дома вскоре получило объяснение, причины его были прозаическими и банальными…

Несостоявшимся киллером оказался компаньон Федора, одноклассник и друг, пожалуй, и не бывший. Явился в милицию с повинной, проклиная себя и свои неожиданные жадность и глупость, – проигрался в казино, вот и…

Сергей Жилин уверял, что хотел легко ранить Бекасова, больше – напугать, а рука дрогнула.

Черт подтолкнул Федьку позвонить ему и сказать, что завтра утром приедет в офис с деньгами, чтобы сразу же рассчитаться с бригадой! И черт же заставил Федьку взять всю сумму наличными, ведь никогда не брал! Как специально все сошлось, и в голове у Сергея как перемкнуло что…

Больше всего Жилин ненавидел себя за то, что трусливо сбежал с «дипломатом», бросил друга без помощи, а ведь видел, чувствовал – все пошло не так…

С казино Сергей рассчитался, продал собственную квартиру, которой гордился, как наглядным свидетельством успеха. А деньги из «дипломата», все до последней копейки, вернул на счет компании. После чего навестил раненого друга в больнице и пошел в милицию сдаваться.

Старшую дочь – синеглазую и звонкоголосую – Таисия и Федор Федорович без споров назвали Поленькой. И Таисии почему-то казалось, что малышка чем-то похожа на ее няню. Характером уж точно.