Текст книги "Тайна монаха Алдо. Роман с элементами истории"

Здесь и сейчас можно без помех окунуться в дальнейшие размышления о поисках души. Она живет и успела отметиться в том или ином событии на земле. В непростых размышлениях в который раз я сравнивал себя с тем далеким, в чьем теле пребывала моя бессмертная душа. И чем больше размышлял, тем более уверялся в том, что приближаюсь к конечной цели земного мастерства. За него получу награду там, куда стремятся все светлые души.

Получу аудиенцию у Создателя.

Только он определит, выполнила ли душа предназначение. Только он разрешит ей лететь дальше в бессмертие или вернуться на землю и закончить начатый цикл…

Обращаюсь к читающему эти строки. Может показаться, что их сейчас пишет сентиментальный юный монах, впервые прикоснувшийся к тайне и чуду жизни. Нет! Алдо Дженарро давно не юн и достаточно мудр. Неприятности, о которых будет написано ниже, навеяли сентиментальное настроение, хотя оно абсолютно не подходит к складу моего технического ума.

Итак, вперед.

Есть смысл отложить на время неприятности в сторону и заняться сегодняшним днем. Под куполом и охраной Христа Спасителя я продолжил поиски затерявшейся в предыдущих столетиях души. Что-то подсказывало, что мое сегодняшнее место пребывания выбрано Высшими Силами не случайно, как не случайно все в жизни. При работе над программой поиска я сосредоточился на Тоскане и ее окрестностях, а отсчет времени повел от основания монастыря.

Сложно сказать, почему именно этот выбор пришел на ум. Подумал: все равно нужно с чего-то начать, так почему не отсюда? Внутренний голос тянул туда, звал, манил надеждой.

Важно прислушаться к себе!

Наконец программа составлена и заложена в темповизор. Я сидел у экрана и с волнением вглядывался в темное стекло. Серый туман медленно расползался по сторонам, перед глазами возникла четкая картинка. Чувство, что я являюсь родственником чужого мне человека, пришло неожиданно. Оно пронзило тело и задержало дыхание. Любое движение казалось теперь помехой, дыхание – лишним. Несведущий человек может назвать пришедшее явление волшебством, мистикой, фантазией, я же назвал божественным откровением.

На экране темповизора возникла комната, где спал молодой мужчина. В небольшое окно светила полная луна и роняла яркий свет на кровать.

Черные полудлинные волосы спящего были раскиданы по подушке, на лбу поблескивали в лунном свете капельки пота. Спал он беспокойно, то и дело переворачивался с бока на бок, что-то бормотал во сне. В эту минуту я почувствовал, что нахожусь там же и тотчас увидел слабый силуэт другого, старого мужчины. Он был одет в белые длинные одежды покойника, вокруг его головы светился странный ореол, похожий на лавровый венок победителя, только с белыми листьями. Молодой человек немного поворочался и сел на постели. Глаза его были по-прежнему закрыты. Он пошарил руками вокруг себя, но не нашел то что искал, начал говорить:

— Отец! Ты умер и не успел сказать, закончил ли Комедию. Мы с братом Пьетро не можем найти последние песни Рая – они или исчезли странным образом, или не были написаны. Огромная и важная работа великого итальянского поэта должна быть закончена! Мы, твои сыновья, решили сами дописать их. Не тревожь наши души, дай знак, делаем ли мы верно. Дай знак, укажи верный путь…

И тут я, Алдо Дженарро, рукой покойника в саване подхватил молодого мужчину за предплечье, поднял с кровати и очутился с ним в другом доме. В другой комнате также расстилался ночной сумрак и только венок на голове освещал покои. Там я подвел его к одной из стен и указал рукой на деревянную доску с изображением Иоанна Крестителя. Твердой рукой отодвинув доску с ликом святого, молча указал пальцем на лежащие там листы.

Картина исчезла с экрана.

Время путешествия закончилось.

Что было со мной в последующие дни, описать на бумаге сложно. Меня трясло от догадок, тело не находило покоя, голову обносило вихрем самых сумасшедших идей, руки дрожали от нетерпения вновь взяться за ручки темповизора.

Мое существо трепетало от гордости за правильное решение. Мне хотелось плакать от счастья, прижаться головой к груди матери, ощутить ее ласковые объятия и тепло нежных рук. Мне хотелось только с ней, самым родным человеком, поделиться гордостью за единственно правильное решение. Ах, как мне недостает любви и нежности материнских рук…

Итогом сомнений, волнений, соображений и вдохновения стало ошеломляющее объяснение: моя душа жила в теле Дуранте дельи Алигьери. Этот несомненный факт явился плодом составленных вместе событий: комедия, о которой спрашивал молодой мужчина, могла быть только Божественной Комедией Данте. Сыновей его звали Пьетро и Якопо, и одно из имен было отчетливо слышно. Песни Рая – потерянные после смерти Данте последние стихи, найденный впоследствии сыном Якопо. И, наконец, покойник в саване – сам Данте, вернее его душа, явившаяся во сне сыну и показавшая, где же спрятаны последние главы великого творения. Нет, это моя душа показала Якопо, где находится часть великого творения итальянского мыслителя. Тело действительно принадлежало ему одному, но душа являлась не только его, но и моей по праву!

К мысли, что моя душа жила почти шестьдесят лет в теле мятежника и гения Дуранте дельи Алигьери, пришлось привыкать следующие несколько недель. Ведь это я, вернее моя душа в теле великого поэта указала тайник с листами Рая, чтобы и семьсот лет спустя люди наслаждались бессмертными гениальными строками…

Digitus dei est hic!⁴²⁾

Потрясение от увиденного, услышанного и прочувствованного впилось острой иглой достигнутого успеха в воспаленный мозг так глубоко, что вызвало легкую лихорадку с температурой. К счастью, необычная реакция тела длилась два дня и также неожиданно прошла, как и началась.

Все встало на свои места.

Я понял – душа действительно забирает с собой в следующую жизнь часть опыта, что имела в прошлом. Зачем? Над этим вопросом придется долго размышлять, но найдется ли верный ответ? Душа не умеет говорить, она умеет только чувствовать…

Теперь, когда верный след поисков найден, я твердо уверился, что смогу найти и последующие перевоплощения души, вплоть до сегодняшнего ее состояния. Чтобы яснее представить прошлое, мне пришлось более тщательно познакомиться с жизнью великого Дуранте дельи Алигьери. Теперь я прочел Божественную Комедию другими глазами. И истинность слов Соломона при встрече с Данте на страницах бессмертного творения стала мне ясна, как никогда. Он сказал: в новом теле, полученном душою после Страшного Суда, свет ее будет слабее, но сила зрения и чувствования увеличатся. Чтобы увеличить яркость света души, спасти ее от гибели, нужно заниматься науками, использовать разум для самопознания, познавать истину, открываемую нам верою, наполняться любовью и благодатью.

Как долго ведут пути господни к истине…

Божественная Комедия была закончена Данте перед неожиданной и трагической смертью. Поэма распространялась только в списках и полностью увидела свет через двести тридцать четыре года…

Книга дошла до человечества через семьсот лет после написания. Сможет ли живое создание прожить так долго? Нет!

Творение души – да!

Так долго жить может только великое творение разума, творение бессмертной души…

После огромного откровения, пришедшего из прошлого, мне необходимо было пройти всю цепочку, заканчивающуюся сегодняшней жизнью Алдо Дженарро Россо. Передо мной открывалась огромная, гигантская перспектива стать на одну ступень с учением Пифагора. Открывалась перспектива стать лучше его, великого. Я нашел подтверждение своего предназначения…

Domine, exaudi vocem meam!⁴³⁾

Глава 12 Метания

ФРАНКФУРТ НА МАЙНЕ. ГЕРМАНИЯ

— Отец, я заказал билет на самолет и завтра прилетаю в Питер, – в голосе Саши Глебова звучала не просто растерянность, но явно проступающая паника.

— Все в порядке, сын? – Антон Глебов всматривался в неспокойное лицо Саши на экране монитора и начинал волноваться вместе с ним. – Может быть, прилететь к тебе в Германию?

— Нет, не надо. Просто… После похорон здесь открылись некоторые обстоятельства, о которых говорить сейчас не могу и не хочу. Завтра сам все узнаешь. До встречи!

Саша Глебов отключил скайп и отодвинул в сторону рабочий ноутбук, сопровождающий его всегда в путешествиях. Он не успел ни о чем подумать, как раздался сигнал мобильного. Звонил Ян Вунден, передавший ему при последней встрече в нотариальной конторе письмо Андреа. Нотариус сообщал, что племянники Андреа Кантор отказались от иска к получившему основную часть наследства Глебову.

— Как адвокат, могу только поддержать их решение. Племянники покойной не являются ее кровными родственниками и уже получили приличную денежную часть наследства. Это, правда, немного по сравнению со стоимостью дома, но, согласно законам нашей страны, на их месте сложно рассчитывать на большее – завещание составлено не в их пользу. Со стороны родственников это мудрое решение. Судебные издержки стоят дорого и если есть сомнение в выигрыше судебного процесса, лучше на нем сэкономить. Конечно, не следовало бы говорить такие вещи, но я знал семью Кантор хорошо и уверен, что покойная имела серьезные основания для несколько необычного завещания. Всего хорошего, молодой человек, и еще раз поздравляю с приличным наследованием!

Новость оказалась очень хорошей.

После звонка Глебов выдохнул не дающую покоя тревогу и почувствовал себя намного спокойней. Еще одна проблема благополучно разрешилась. Маячивший впереди процесс раздела наследства беспокоил его не столько проигрышем, сколько бюрократическими проволочками и потерей времени. Теперь же страхи лишиться не столько дома, сколько не суметь выполнить просьбу Андреа, изложенную в письме, отступили. Он стал думать, что же скажет отцу завтра, когда прилетит домой.

Перед отъездом Глебов спустился в подвальную комнату, где стоял сундук. Он вынул оттуда все тетради, положил на их место найденное столовое серебро, накрыл фанерной доской, а сверху положил то, что лежало в сундуке раньше – пустые пластиковые бутылки. Если даже кто-то неизвестный захочет и сможет заглянуть сюда в отсутствие хозяина, все будет выглядеть так, как будто тайник с самого начала был задуман для хранения фамильного серебра. Ключ от сундука Глебов предусмотрительно положил на полку одного из шкафов с одеждой. Недалеко и не на глазах. Таким образом он пытался отвлечь себя от мысли, что преследователи монаха действительно ищут его из-за дневников.

***

После страшного видения мертвой Джулианы Масси в пещерах золотого храма Дамбуллы и поспешного бегства с острова Шри Ланка, Глебов-младший вернулся в Петербург, помирился с приемным отцом. После пережитого он твердо решил забыть любовь к сицилианке и тягу к приключениям. В родных стенах он вспомнил, что когда-то рисование доставляло ему удовольствие. События последних недель на острове перевернули его представления о собственной жизни и он захотел посвятить жизнь тому, что умел делать хорошо.

Жизнь заставила его пересмотреть собственные идеалы и ближайшие планы, усадила лицом к реальности. Приемный отец Саши, Антон Глебов, оказался не только выдающимся художником, но замечательным и терпеливым учителем. За короткое время он смог восстановить в единственном ученике утерянные в детские годы навыки рисования, развил правильное отношение к большому мастерству. Художественная выставка в родном Санкт-Петербурге, где начинающий художник выставил несколько картин, прошла успешно. Саша уверился в своем таланте. Теперь в его активе лежало несколько заказов, чем он несказанно гордился.

Выставка явилась важным шагом по пути становления его, как профессионала, но ее успехом он не смог насладиться до конца. Письмо с сообщением о смерти Андреа Кантор разом перечеркнуло радостное настроение. Последствия неожиданной смерти не заставили себя ждать. Новости ворвались в только что устоявшуюся жизнь резким цунами. В первый момент Глебов не смог определить, к какому разряду их отнести. Вслед за похоронами важного человека – завещание и подаренная квартира, затем – просьба в розыске пропавшего монаха. Эти события нарушили планы начинающего художника, но он точно знал, что в просьбе покойной отказать не сможет. Просьбу Андреа он выполнит обязательно и сделает все, чтобы найти исчезнувшего Алдо Дженарро. Каким образом, с кем и когда начнутся поиски, мыслей пока не было. Для обдумывания конкретных планов и сроков необходимо время, но то, что ему придется какое-то время пожить в Европе – сомнению не подлежало. Относительно подаренной квартиры он только на второй день отошел от небольшого шока и решил, что время все расставит по своим местам. Он верил в мудрость Андреа и знал, что она наверняка все обдумала, прежде чем сделать дорогой подарок практически незнакомому человеку. В письме Андреа сообщала о планах предоставить это жилье найденному Алдо, но Глебов точно знал, что за этим стоит намного большее, некая тайна. И эту тайну ему еще предстоит разгадать…

Назойливые мысли не отпускали Глебова всю дорогу, пока он летел в Санкт-Петербург. Серые плотные облака за круглым иллюминатором навевали невеселые мысли, будили воспоминания. Мощный звук мотора создавал для них, как ни странно звучит, гармоничный тон. Он сидел рядом с незнакомыми людьми, но оставался наедине, без обязательных разговоров, знакомств или знаков внимания.

Полет – хорошее время для раздумий.

По прилете Сашу окутала домашняя атмосфера спокойствия и уверенности. После возвращения из Шри Ланки он отчетливо осознал, что Антон Глебов с самого начала считал его не приемным, а родным сыном. Странно, но с потерей их крепко связывающего звена, Ларисы, отец с сыном сблизились и стали понимать друг друга так, как никогда до этого. Общая невосполнимая потеря жены и матери смогла помирить двух мужчин, соединить в гармоничные отношения одиночество одного, болезнь и счастливое излечение другого. Сейчас они тянулись друг к другу, чувствовали взаимную потребность, у них появились не только общие интересы, но и общая работа.

Прежде чем начать разговор с отцом, сын скрылся в мастерской. Давно пустующую комнату на первом этаже Глебов-старший выделил для Саши. Раньше это большое помещение было предназначено для детских и подростковых игр. С тех пор как дети Ларисы, Света и Настя, выросли, а у Саши появилась отдельная комната, игровая стояла пустой. Складной теннисный стол был придвинут к стене, шкафы с куклами, машинами и коробками многочисленных игр покрылись пылью, с баскетбольного кольца свисала вниз еле заметная глазу паутина, детские книги на полках повалились на бок и выглядели печально.

После выздоровления Саша переехал из съемной квартиры в дом отца, который оставил несколько лет назад. Вместе они освободили детскую игровую комнату, часть игр выбросили, часть раздали, часть оставили, как воспоминание. После капитального ремонта бывшая игровая превратилась в просторный зал. Теперь его можно было обставлять по вкусу нового хозяина. Для нечастых визитов внуков была выделена комната поменьше, а в отремонтированном помещении Глебов-младший устроил студию. Вдоль одной стены тянулся стеллаж с разделенными секциями – там сейчас стояли готовые, начатые или пока не законченные проекты. У другой стены стоял большой светлый шкаф, в котором хранились необходимые художнику вещи: кисти, краски, палитры и прочие мелочи, без которых невозможно творчество. В середине студии стояли два мольберта, красивое кресло, оттоманка. К стенам то тут, то там прислонились рамки для картин, кое-где валялись тряпки, пустые тюбики из-под красок, листы бумаги. Все так, как обычно бывает в студии художника.

На улице стояла обычная для конца ноября погода: пронизывающая сырость при нулевой температуре, порывы резкого ветра, сверху небеса посылали на землю ледяные капли дождя вперемешку со снегом. Солнце смирилось с тем, что не сможет проникнуть тонкими лучами через массивные тучи влаги, поэтому надежно спряталось за ними в ожидании лучших времен.

В день прилета домой, только к вечеру Саша освободился для серьезного разговора с отцом. Это время он находился в студии. Саша ходил от картины к картине, осматривал незаконченные работы, отставлял в сторону картины с выставки, наводил порядок. За этими занятиями он смог окончательно привести в порядок мысли. Теперь он был готов выслушать мнение отца относительно новостей из Германии и принять конкретное решение.

Отец с сыном сидели у зажженного камина и оба с удовольствием смотрели на весело потрескивающий огонь. На низком столике между ними стояла тарелка с финиками, начиненными орешками, чайник и две чашки. Поужинали мужчины в столовой, а в гостиную пришли для разговора. Именно сейчас, когда большие волнения отошли в сторону, Саша смотрел на отца другими глазами. Он видел перед собой все еще красивого, хорошо сложенного мужчину с зачесанными назад густыми волосами. Седины в них было совсем немного, зато еле видные раньше пересекающие лоб морщины сделались глубже, в глазах появилась непонятная печаль. Плечи его были расправлены, но во всем облике чувствовалась что-то невысказанное, мучающее душу.

«Он наверняка скучает по маме, – подумал Саша. – Ведь это благодаря ей он смог найти призвание и открыть Музей Совести. Теперь, когда успех давно пришел, ему не с кем разделить его и порадоваться. Он никогда особо никого не допускал до себя, был и есть скорее обособленным, чем коммуникабельным. Таким людям намного тяжелей переживать одиночество после потери близкого человека. А тут я еще со своими проблемами… Как хорошо, что тяжелое время позади и мы сегодня неплохо понимаем друг друга».

Саша успел за ужином рассказать отцу о полученном наследстве, поделился просьбой Андреа, изложенной ею в подробном письме, рассказал о поисках в подвале и показал найденные тетради. Об отлете из Германии Глебов не сообщил никому, даже Сабине. Он не считал нужным ставить в известность о своих планах чужих, в сущности, людей. Контактные данные он оставил нотариусу, на случай экстренной связи, хотя не был уверен, что такой случай настанет. И хотя квартира Андреа была тщательно закрыта и никто, кроме него, не знал ни о пребывании монаха в доме, ни тем более о найденных дневниках, все тетради он взял с собой. «Как бы то ни было, лишняя предосторожность не помешает. Монах исчез неспроста. Наверняка увидел или почувствовал слежку. И хотя со времени его исчезновения прошло более двух лет, кто знает, какие планы у его преследователей? Нет уж, тайные записи лучше хранить рядом. Нельзя допустить, чтобы чужая тайна просочилась наружу. Мне обязательно нужно выполнить просьбу Андреа, найти монаха и вернуть ему дневники. Обязательно!»

Сидя у камина, он пытался расшевелить отца, заинтересовать совместным путешествием в Европу. Но чем дольше он говорил и объяснял, тем сильнее чувствовал непонятное сопротивление, которое объяснить не мог. Все это время Антон Глебов завороженно смотрел на огонь, весело играющий в камине. Наконец он поднял глаза на сына.

– Саша, помнишь свое возвращение из Коломбо? Мы с тобой долго говорили о загадке Микеланджело, оставленной человечеству, – Глебов-старший сидел в кресле в расслабленной позе и смотрел на сына. Его реакция на новости, привезенные из Германии, показалась Саше несколько странной, но он слушал дальше, не прерывая. Ему показалось, отец обязательно свяжет его пребывание на острове с сегодняшними событиями. Не может не связать! – и приготовился слушать дальше. Так и случилось– Гений Микеланджело стремился построить Рай на Земле. Он хотел обернуть планету красотой и совершенством искусства, отделить его от политики, соединить народы мира общим волшебством культуры. Несомненно, его загадка должна быть гениальной. Я много размышлял над этим и понял, что он не мог просто так взять и вложить великую идею в грызуна. Мышь, которую разыскивала Джулиана, скульптор использовал, как намек или как отвлекающий маневр. Не в зверьке дело!

Тут должно быть что-то другое…

Не зря он сказал, что мир должен созреть до его мудрости, до высоты его загадки… Что ж, я с удовольствием слетаю с тобой в Италию. Мы сможем вместе посетить Рим и Флоренцию. Мне необходимо воочию познакомиться хотя бы с частью творчества Микеланджело. Не по книгам, по фильмам или открыткам. Вживую. Мне необходимо увидеть скульптуры, картины и здания, сотворенные его гением, прочувствовать каждый сантиметр капеллы Медичи, куда он спрятал конец нити, ведущей к отгадке его тайны. У меня есть версия, которую я хотел бы проверить. Конечно, никто не может быть уверенным на сто процентов, что отгадал загадку великого мастера, но право высказаться по этому поводу имеет каждый. Преклоняюсь перед его гениальным творчеством…

Саша с удивлением смотрел на отца и не говорил ни слова. Резкий переход от темы беглого монаха к тайне Микеланджело озадачил его. Он не предполагал, что отец все еще думает над коротким приключением сына со студенткой из Италии. Совместные поиски небольшой скульптуры Микеланджело, предположительно копии грызуна из капеллы Медичи, он пытался побыстрее забыть.

Хотел забыть Джулиану, не мучить себя.

Вид ее мертвого тела в пещере Дамбуллы, вынужденный побег с острова и, как оглушительный сюрприз – письмо из Палермо с приглашением встретиться. Этого оказалось слишком много для чувствительной натуры творческого человека. Саше пришлось тогда приложить огромные усилия, чтобы перестать обвинять Джулиану в том, в чем она, в общем-то не была виновна. Ему проще было думать, что это судьба сделала резкий поворот и распорядилась его планами по-своему.

И вот сейчас отец опять вспомнил о Микеланджело, а в сердце Саши сладко отозвалось имя Джулианы. Несмотря на более, чем странную реакцию на рассказ о событиях в Германии и возникшие по этому поводу вопросы, у него достало терпения выслушать монолог отца до конца. Саша пожал плечами и открыл рот, чтобы вернуть собеседника к первоначальной теме разговора, но не успел. Отец заговорил вновь.

– Не удивляйся, что я сейчас вспомнил о Микеланджело. Пока ты занимался выставкой, я успел внимательно прочесть Божественную Комедию Данте и понял, что связывает величайших гениев искусства: они протягивают нам из вечности руку любви и мудрости, предлагают посмотреть на мелкие проблемы человека со стороны. Разве не гениальны строки:

Любовь, что движет Солнце и светила …⁴⁴⁾

Да, именно любовь должна стать основным чувством для любого из нас. Человек должен взращивать любовь в себе, обязательно делиться ею, уметь принимать любовь других и неизбежно беречь. Когда сильно и искренне любишь, невозможно сделать другому зло, нельзя предать, невозможно солгать или украсть…

Антон Глебов ненадолго задумался, затем энергично помотал головой:

– Прости, сын, лирическое настроение накатило. Ты наверняка удивлен таким откровением и резкой сменой темы разговора. Объяснение простое: я долго ни с кем по душам не разговаривал. Лариса умерла, ты бываешь дома редко, с сотрудниками Музея такие темы в разговорах я не задеваю.

Что ж, теперь я готов вернуться к твоей теме и обсудить более важные вещи. Сразу предупреждаю, надолго в Италии остаться не смогу, но неделю с удовольствием попутешествую. У тебя на руках вся информация о монахе, поэтому карту маршрута выбирать тебе. Конечно, если понадобится поддержка – обращайся.

Относительно дневников мое мнение ты знаешь. К сожалению, разгадывать кроссворды, записанные в его тетрадях, не смогу. Кроме русского, другими языками не владею. Мои начальные знания английского здесь точно не пригодятся. Так что или переводи сам, или ищи переводчика.

– Исключено! – Саша обрадовался, что отец наконец очнулся от непонятной ему ностальгии и активно включился в разговор. – Я прочел только часть записей на немецком языке, да и то по диагонали. Поверь – то, что там написано, нельзя отдавать незнакомым людям. Знакомых и надежных людей в среде переводчиков у меня нет. Нет, даже знакомым людям я не смогу доверить перевод чужой тайны. Итальянский монах, работающий над созданием машины времени! Теоретически охотно верю, что он смог ее создать, но разум с трудом принимает этот факт. Впрочем, я не инженер, мне вообще сложно поверить в такие технические сложности. С другой стороны, в наше время человека сложно чем-то удивить…

Так вот, если о факте создания машины времени узнает, кроме нас с тобой, хоть кто-то, наверняка найдутся желающие проникнуть в эту тайну. Представляешь, что случится, если сведения попадут к какому-нибудь журналисту или даже блогеру? Они смогут раздуть такую историю, что и нам с тобой не поздоровится. Нет! О тетрадях знаем только мы с тобой, так пока и останется. Андреа просила меня конфиденциально помочь человеку, которого преследуют не просто какие-то бандиты, а римская церковь.

Слово Ватикан я даже боюсь произнести вслух.

Только прислушайся, как звучит это слово! В нем заключена мощная сила католической церкви. Она крепко держит в руках власть над душами сотен миллионов людей более двух веков. Кто такие мы с тобой против нее? Мы просто пыль, которую эта сила стряхнет со своих шелковых туфель и не заметит. О-о, не так все просто, как кажется…

Ты прав – я хотел бы иметь общее представление о том, что написано в тетрадях на одном из незнакомых языков. Записи на немецком мне нужно тоже внимательно прочесть. Почерк у монаха прекрасный – четкий и понятный. Наверняка богословы изучают в своих университетах каллиграфию, но мне придется тщательно поработать над текстами – там я не все понял. Перевод с латинского можно будет пока забыть, а вот итальянский… Мы же собираемся во Флоренцию и Рим, а там…

Саша споткнулся и замолчал.

Он уже несколько дней обдумывал пришедшую в голову идею, но никак не ожидал, что так быстро выскажет ее вслух. Теперь он надеялся, что отец просто не заметит его слова или не поймет.

– Ты хочешь подключить Джулиану к поискам? – Внимательные глаза Глебова-старшего уставились на сына и тот невольно поежился.

– Не то, чтобы подключить, но ее итальянский мне бы очень пригодился в поисках. Не знаю… Я ведь тогда так и не ответил на ее письмо, а она больше не писала. Почувствовала себя обиженной? Мне никогда не понять европейских женщин. Да это и не нужно. Вот если бы она могла помочь в поисках…

Саша взял с блюда сразу два финика, положил в рот и стал тщательно жевать, чтобы скрыть волнение.

– В чем дело, сын? В прошлый раз, на острове Шри Ланка, ты помог ей. Если она умная и порядочная девушка, то поможет в этот раз тебе. Хоть она не русская, но наша пословица долг платежом красен наверняка ей знакома в итальянской интерпретации. Уверен, она откликнется на просьбу. В том, что случилось в Дамбулле, возможно, есть часть ее вины, но кто из нас не делал ошибок в жизни? Ты сам не сердишься на нее?

– Конечно не сержусь! За что? Мне кажется, та история произошла сотню лет назад и я хотел бы помириться с Джулианой. То, что случилось, я почти забыл, но не знаю, как сделать первый шаг…

В камине весело потрескивал огонь.

Он не просто втягивал в огненный рот смирно лежащие дрова, но издавал звуки, похожие на удовлетворительное журчание желудка после сытной еды. Иногда легкое потрескивание, иногда шумный вздох. И, как благодарность за сухие дрова, из камина в комнату сочилось едва заметное приятное движение теплого воздуха. Тепло незаметно расползалось во все стороны, обволакивало сидящие у камина фигуры, смыкалось за их спинами, и текло дальше, с любопытством заглядывая в каждый уголок большого зала.

– В чем же дело, сын? Напиши ей пару строк, извинись за молчание, попроси о встрече в Италии. Мы прилетим в тот город, который она укажет, и уже на месте ты сможешь ей объяснить, чего хочешь. Во всяком случае, я бы поступил подобным образом.

– Ты прав! Завтра я обязательно свяжусь с Джулианой. Независимо от того, что она ответит, я уже сегодня начну планировать маршрут. А сейчас прости – я оставлю тебя. Мне нужно о многом подумать. Желаю хорошего вечера и до завтра!

Саша пружинисто поднялся из кресла и отправился в сторону студии. Антону показалось, что после разговора о Джулиане сын почувствовал себя намного лучше и свободней.

Неужели он все еще ее любит?

С этой мыслью он тоже поднялся из кресла, подошел к окну и стал наблюдать за косыми линиями мокрого дождя, причудливо колышущиеся от порывов ветра в ярко-желтых отсветах фонарей. Он мысленно похвалил себя за разговор о Микеланджело. Наконец он смог высказать часть того, что непрерывно мучило его после возвращения сына с острова. Теперь он радовался, что совсем скоро сможет воочию увидеть творения великого гения, сердцем прикоснуться к бессмертным скульптурам, почувствовать мощь его таланта.

«Странные повороты делает порой судьба. Она хочет подарить Саше встречу в девушкой, которую он до сих пор не может забыть. С другой стороны предоставляет мне возможность побывать в Италии и прикоснуться к моей мечте. Как же я счастлив, что у меня есть сын и мы так хорошо понимаем друг друга!»