Текст книги "Тайна монаха Алдо. Роман с элементами истории"

Теперь давай вернемся к Саду земных наслаждений. На картине я показал людям место настоящего Рая. На мой взгляд, сегодня это уже не источник жизни, как описывает его Святое писание, а гнилое древо смерти, вернее, человек-дерево, который превращается в труху. Согласно библейским пророчествам, Рай будет восстановлен на земле и в нем будут счастливо жить люди.

Трудно поверить!

Сегодня эти пророчества не сбываются, не сбудутся и завтра. Моя задача – открыть людям глаза и привести на путь истинный, показать им, что ждет грешников после смерти. Всей душой я желаю подарить людям свет, который приведет к знанию. Только так они смогут изменить жизнь на более праведную.

Все мои пути к познанию я спрятал в картину. Тот, кто захочет увидеть истину – увидит ее. Глухим, кто не хочет понимать слов Евангелия имеющий уши да услышит, я показал дьявольский механизм, состоящий из их глупых ушей, скрепленных длинным ножом. Может быть, это заставит их внимательно прислушаться к слову Божьему.

Все зеваки, кому так дороги праздные мелодии, подвергнутся пыткам на любимых музыкальных инструментах. Похотливых мужчин обовьют толстые прожорливые змеи, азартные игроки окажутся в страшной западне, из которой нет выхода…

Художник закашлялся, приложил руку к горлу, чтобы сдержать боль и знаком указал на кружку, стоящую на теплой печи. Жена торопливо встала, поднесла большую керамическую кружку с молоком к его губам и аккуратно держала до тех пор, пока он маленькими глотками не выпил треть. Обмотав его шею козьим шарфом, она села рядом и с тревогой посмотрела в осунувшееся лицо супруга.

– Может быть после расскажешь? Не напрягай горло, помолчи, а через несколько дней простуда пройдет и мы опять поговорим.

– Нет Алейд, пока могу и хочу, буду говорить. Ты знаешь, что я молчун по природе, поэтому дай мне сейчас выговориться. Все, что чувствую и знаю, не могу доверить бумаге, но и в себе держать больше не стану. Ты далека от искусства, видела мало картин и знаешь о них еще меньше… Мне тяжело оставаться одному с моим искусством, тяжело носить в себе все замыслы, все фантазии новых картин, что стоят день и ночь перед глазами. Старая голова больше не в состоянии удержать в себе огромное количество идей и мыслей. Им нужен выход, и для этого мне нужна ты. Сохрани в себе, что сейчас услышишь – это важно!

Теперь слушай внимательно.

На многих полотнах я писал одно и то же лицо. Потомки будут долго ломать голову, когда откроется этот феномен. Мой личный и кровоточащий секрет я берег многие годы, но ты узнаешь его прямо сейчас – он касается нас обоих. Таинственное лицо на всех картинах соединяет два – мое и лицо моего неродившегося сына. Этот абрис не столько фантазия художника, сколько боль несостоявшегося отца. Хотя бы так мечты о сыне воплотились в мою долгую жизнь и останутся жить после моей смерти.

О, жизнь, как ты порой несправедлива!

Я отчетливо видел моего мальчика в снах и видениях. Вначале ребенком, затем юношей, позднее взрослым мужчиной. Писал я сдвоенный портрет, чтобы никто из зрителей не догадался о моей трагедии, моем одиночестве, не увидел заплаканные глаза сильного мужчины. Тебя не виню. Господь решил оставить нас бездетными, но взамен дал тебя для успокоения тела, а талант – для успокоения души. Моего близкого друга и собеседника, богослова Дионисия ван Рейкеля, достала папская инквизиция и обвинила в колдовстве. С кем же мне теперь делиться сокровенным? Вокруг меня практически не осталось людей, которым я могу довериться. Ты – одна из ближайших, а их всех можно посчитать по пальцам. Нет, пожалуй, единственная и самая главная. Да, так и есть…

Иероним ван Акен замолчал и задумался. Одной рукой он прижимал к шее теплый вязаный шарф, другой поглаживал опять занывшее к непогоде колено. Перед его мысленным взором медленно проплывали персонажи картины Сад земных наслаждений и остановились на правой панели, посвященной Аду. Он отчетливо увидел человека, туловище которого помещено в треснувшую пустую яичную скорлупу. Увидел себя, расколотого на две части. Увидел лицо, иронически улыбающееся на окружающие его сцены ада. Это лицо отражало двойной свет: взрослое лицо опытного и все понимающего отца и полное любопытства юное лицо не родившегося, но уже выросшего сына…

Очнулся он от приятной жаркой волны, пришедшей из открытого очага. Тяжелое сухое полено нечаянно выскользнуло из рук Алейд, упало на почти прогоревшие древесные угли и вызвало падением резкое движение воздуха. Хозяин дома вздохнул, ободряюще похлопал жену по руке и продолжил печальную исповедь.

– Твой муж не очень богат, но зато знаменит. Мои картины украшают дворцы императора Священной Римской Империи и короля Кастилии Филиппа l Красивого, его сестры Маргариты Австрийской, венецианского кардинала Доменико Гримани. Несмотря на картины, радующие королей, мало кто из современников знает меня. Никто из них не знает моих тайн, моей настоящей жизни. Ты думаешь наверняка, жена, что чем богаче человек, тем он умнее? Должен тебя разочаровать.

Богатство не добавляет ни ума, ни красоты, ни знаний.

Ты не поверишь, но очень часто богатство выставляет на всеобщее обозрение недалекий ум его владельца. О, сколько неразумных расплодилось на свете! Их глупость непривлекательна и заразительна! После страшного греха, похоти, глупость для меня останется самым порицаемым качеством человека. Твой образованный муж долго размышлял и пришел к единственно верному выводу: бестолочь не тот, кто бестолковым родился, а тот, кто прожигает жизнь попусту, не стремится познать ее, не хочет даже попытаться узнать, зачем, с какой целью появился на свет. Для меня такие люди – венец бессмысленной пустой жизни…

В одном откроюсь тебе честно – мне удалось скрыть от любопытных глаз почти все тайны, живущие со мной. Люди будущего будут барахтаться в неизвестности и ломать голову, кто же я такой: алхимик или чернокнижник; правоверный католик или еретик; маг или простой провинциал, критикующий духовенство? Они будут снова и снова задавать себе вопрос, чьи же тексты переношу я на холсты: тексты Священного писания, спорные апокрифы, современную мистику или часть демонологии? Пусть спорят…

Люди рождаются и умирают.

Страны выигрывают или проигрывают сражения. Их названия меняются или забываются. Поверь, милая, имя Иеронима Босха останется не только в истории моей страны, как бы она в будущем ни называлась. Не быстро и незаметно, но оно растечется по всему миру, будет известно во всех странах. Так случится обязательно! Несмотря на известность, люди будут знать только имя и картины Иеронима Босха. Они никогда не узнают причину моей смерти, как не узнают точную дату рождения и мое настоящее лицо – я заранее позаботился об этом! Почему я окутал мою жизнь такой тайной? Говорил тебе, но повторю еще раз – не хочу, чтобы необразованные глупцы, которые недостойны даже говорить со мной, стали сплетничать после моей смерти о том, как я жил, кого любил, с кем общался. Они не узнают обо мне ничего и у них не будет повода злословить на мой счет. Им останется только смотреть на творения Босха, узнавать там свой нелепый лик и злиться, что не смогут в жизни художника найти ни одного греха, ни одного изъяна, ни одного повода для сплетни.

Глазами моих картин я даже после смерти буду видеть и узнавать глупцов, буду открыто указывать им на их собственную глупость и ограниченность. Ах, какую сладкую месть я придумал для будущих невежд! Как мудро закрыл их рты для будущей лжи.

Теперь мы пойдем в лабораторию.

Больше тридцати лет я запрещал кому бы то ни было переступать порог этой комнаты. Даже ты не могла переступить порог и взглянуть на мои тайны. За этой дверью скрыты большие секреты. Там грязно и неуютно, но внешняя чистота не делает человека чище внутри. Ты меня знаешь достаточно хорошо, чтобы поверить в то, о чем говорю. Сегодня я нарушу правило, которое сам установил много лет назад. Ты войдешь туда со мной, но с одним условием. Ты молода и наверняка надолго переживешь меня… – Алейд открыла рот, чтобы возразить мужу, но он властным жестом запретил ей говорить и продолжил: – Если после моей смерти ты откроешь кому-нибудь секреты, скрытые за стенами алхимической лаборатории, то совершишь большой грех и наши души никогда не встретятся на том Свете. Поклянись, что будешь хранить в тайне все, о чем сегодня услышала, услышишь и увидишь. Клянись!

Напуганная не столько громкими словами, сколько грозным видом мужа, резко преобразившимся с последними словами, Алейд прошептала дрожащими губами:

– Конечно клянусь, Иероним! Все твои тайны, до самой маленькой, умрут вместе со мной. Только успокойся, не волнуйся так, а то опять закашляешь…

Иероним Антонисзон ван Акен, более известный как Иероним Босх, встал из старого прочного кресла, крепко взял жену Алейд за руку и отправился с ней в сторону скрытой за широкой портьерой двери. Там находились его тайны.

Глава 11 Дом души

ВАТИКАН. ТОСКАНА, ИТАЛИЯ 19.. ГОД

«Ego latine scripto…

После громких и долгих споров, раздумий и колебаний Мартин Фриш согласился с проектом по поиску конкретной души. Типичный немец, он не причислял себя к романтикам, да и профессия исследователя-физика предполагает вдумчивость и серьезность, а не витание в облаках. В данном случае его намного больше интересовал рабочий процесс гениального изобретения, чем название очередной программы. Ему была нужна в первую очередь безотказная и плановая работа темповизора.

Не могу вспомнить, какое количество времени понадобилось, чтобы вначале хотя бы примерно определить, где нужно искать след бессмертной души. Моей души! Идея отыскать след в ее прошлых воплощениях захватила меня полностью… Не буду повторяться – много строк посвящено этой теме на латинском языке (читай выше). Душа не исчезает и не растворяется. Она входит в мир чистая, как нетронутый лист бумаги, наполняется земной мудростью и продолжает путь дальше…

Душа!

Разум Создателя отправляет ее в мир с одним заданием: искать свой путь и развиваться. Сколько идей и путей я перебрал, прежде чем пришел к простой мысли: если хочу найти часть себя, нужно сосредоточиться на примерно тех же параметрах, что имеются у меня сегодня. Душа оставляет тело после смерти, но сама не умирает, не теряет приобретенные опыт и знания. И если она по каким-то причинам не сможет или не захочет идти в развитии дальше, то должен остаться какой-то стержень, связывающий ее с предыдущими жизнями.

Ах, какая правильная идея!

Правильная? Тут резко и не вовремя возникла в голове следующая мысль. Что если я не прав и душа со смертью тела теряет накопленный опыт, чтобы почерпнуть его потом из общего информационного поля земли? Такую возможность вполне можно рассмотреть. Смелая гипотеза, но прожила она всего несколько дней. Усилием воли пришлось изгнать ее из головы и не делиться необычными размышлениями ни с кем, чтобы не вызвать лишние фантазии. Красивые сказки и грезы могут завести неизвестно куда. Зато прагматизм реальности заставляет твердо стоять на земле. После негативных мыслей появился страх, что я иду по неверному пути. Страх, что не успею довести до конца начатое дело. Чем больше вариантов, тем больше неуверенности. Нет, вначале нужно практически проверить теорию о преемственности опыта души. Необходимо проследить ее переход в новое физическое состояние, то есть в новое тело.

Все остальное – потом!

Моя голова, как обычно, работала активно. Я проверял критически каждую новую мысль, отбрасывал ненужные. Первый вариант о неумирающей душе остался приоритетным. Чтобы найти самое начало почти детективного исследования, начать нужно со страны проживания. Где искать начало? На мой взгляд, след предыдущего воплощения души нужно искать там, где провел основную часть земной жизни искомый человек. Миг человека на Земле короток и с этим нужно смириться. Душа должна использовать это время с пользой. Ей нужно набрать новые знания, умения, навыки и по окончании цикла попасть в Рай, а не корежиться в кипящей смоле, медленно гнить под обжигающими лучами солнца, подставлять себя мохнатому пауку размером с лошадь для совокупления или задыхаться в зловонных испражнениях.

Начались часы активной работы.

Мысли оказались верными и привели меня в Италию – до последней травинки любимую родину. Теперь я знал точно – жизнь моей души началась в этой лучшей из стран. Любопытному читателю сообщаю – у меня нет возможности описывать подробно каждое движение поиска, на это потребовался бы специальный человек и пишущая машинка. Задача дневников другая – мои записи не предназначены для публикации. В них содержится квинтэссенция великого открытия и один из ключей, призванный охранить меня от происков везде проникающего Зла. Сможет ли мой читатель разобраться во всем – не знаю. Важно, если он просто поверит и однажды зажжет свечу в память обо мне. Если же рукопись попадет в чужие недобрые руки, значит память обо мне и машине времени будет скорее всего похоронена…

Возвращаюсь к работе.

После первого возник второй не менее важный вопрос: от какого пункта стоит отсчитывать время предыдущего нахождения души? Я священник, связанный с учением Христа, поэтому в поиске до времени рождения Христова смысла не видел и забираться в пещеры к древним людям особого желания не имел. Мое желание – найти первое воплощение души на земле. Чего я ожидал от ее деяний? Гордости, стыда, раскаяния, радости? Не знаю. Мне важно было просто ее найти! С другой стороны, во время работы меня не оставляли положительные эмоции. Душа бывшего преступника или злостного грешника никак не могла очиститься и превратилась в душу монаха. В такое волшебство сложно поверить! В жизни я добился не просто хороших, но выдающихся результатов. Хотя бы часть моих сегодняшних достижений должна начинаться в прошлых жизнях. Поиски продолжались. Надежда найти прежние воплощения среди более или менее известных людей меня не покидала.

Вскоре со страной и приблизительным временем поиска возникла некоторая ясность. Третий вопрос – каким образом я узнаю правильность находки, не спутаю с чужой душой? Это, пожалуй, самый сложный вопрос. Здесь мы с Мартином рассуждали, как о родословной любой семьи. Гены наследуются потомками от предков, поэтому с душой может происходить такая же преемственность – почему нет?

И тут произошла заминка.

Несчастному подкидышу Алдо не известны не только дальние, но даже близкие родственники – родители. Ничего другого не оставалось, как взять за основу себя и посвятить этой работе несколько вечеров. Многие события детства остались в памяти. Их я выписал на отдельный лист, проанализировал, определил черты характера. Разложить их на положительные и отрицательные оказалось несложно – мы занимались этим в университете. Из небольшого исследования родилась интересная картинка обычного пути среднестатистического монаха. В некоторых областях знаний и умений я посчитал себя намного лучше собратьев. Впрочем, в других областях многие из них окажутся наверняка лучше, но это не принципиально.

Вывод оказался кратким и почти безликим – так, как требовала программа темповизора. Алдо Дженарро воспитывался в монастыре, получил хорошее образование, любознательный, освоил технические навыки, имеет таланты от природы или семейной наследственности. Все положительные качества мы отобрали вместе с Мартином, перевели их на технический язык знаков, определили параметры информации, чтобы заложить в машину для поиска и двигаться дальше…

С темповизором практически обращаться могу только я. Мартин Фриш незаменим в технических вопросах, но глубоко в темы исследований не заглядывает. Ему хватает программной и технической поддержки проекта. Кроме того, время от времени он уезжает в Германию, где у него есть другие рабочие обязательства. Нас обоих такой ритм вполне устраивает.

Что касается организаторской стороны исследований, читатель получит больше информации. Наши исследования проводились в специально отведенных помещениях монастыря, куда имели доступ только допущенные к проекту. Это было указание свыше и соблюдалось неукоснительно. Никто из монахов не пытался выведать наши секреты. У каждого их них имелись свои задания, да и любопытство в стенах монастыря не приветствуется.

В самом начале я выбрал в помощники двух особо молчаливых и прилежных монахов. Они разыскивали необходимые книги, печатные материалы, любую нужную информацию, организовывали встречи, делали другую секретарскую работу. Их помощь была важной и неоценимой. К сожалению, вскоре их отозвал ментор из Ватикана для более важных заданий. Взамен двух мне предложили одного фра Паоло. Я слышал о нем только хорошие отзывы и его прислали по моей личной просьбе. Фра Паоло выполнял задания быстро и тщательно, но один справиться в большим объемом работы не мог. Второго монаха без согласования с Ватиканом позволить я не мог, а наставник с решением не торопился. Мне приходилось уплотнять рабочий график, урывать часы от сна, чтобы двигаться вперед с запланированной скоростью.

Следующая рабочая неприятность оказалась в итоге с положительным результатом. Паоло не успел полностью подключиться к работе, как его перевели в один из монастырей на юге Испании. Отец Серафино из Ватикана курирует наши исследования и старается вникнуть в любую часть процесса. Ему показалось, что молодой монах слишком активно интересуется использованием на то время не до конца построенного темповизора. Паоло был наказан за слишком явное любопытство и несдержанность. Жаль! Симпатичного монаха отличала от многих прилежность и исполнительность, но он действительно задавал слишком много вопросов. Излишняя любознательность не пошла ему на пользу. Мы могли бы с ним сработаться, но решение о судьбе Паоло принимал Ватикан.

Двое помощников-монахов ушли, Паоло перевели в другой приход. Короткое время я работал без поддержки. А она явилась удивительным образом. Отстраненных помощников заменил Викензо Джентиле, ставший огромным положительным моментом в работе над проектом.

Его появление в монастыре – целая история.

Со времени окончания университета прошло много лет. Наши пути с Викензо тогда разошлись, новости друг о друге поступали все реже, как и воспоминания об университетской дружбе. За это время мои теоретические задумки о машине времени уже обрели практические очертания. Лет пятнадцать назад, после начала активной работы над темповизором, мы вновь услышали друг о друге. Он разыскал мое аббатство и скупо описал в письме свой приход и работу епископа. Характер Викензо я изучил хорошо. Мне не составило труда прочесть между строк о тяжелой атмосфере в приходе и давлении на его смелые инициативы братьями по ордену. Ответ на письмо я составил быстро. Мне нужен был помощник и лучшей кандидатуры желать было невозможно.

Свободолюбивый и одаренный Викензо тут же согласился на совместную работу и стал хлопотать о переводе в мой монастырь. После почти двухлетних бюрократических проволочек и заступничества отца Серафино, мы смогли добиться перевода Викензо ко мне. После долгих лет разлуки мой университетский друг оказался опять со мной под одной крышей. Что за счастье – встретиться с радостной частью прошлого!

Sto scrivendo in Italiano.

В латинской части рукописи я описал предположения о причине моего вызова в Ватикан. Для читателя, не владеющего латинским, кратко повторюсь. Любое приглашение в Ватикан всегда вызывает двойственное чувство. С одной стороны гордость: обо мне не забыли. Следом крадется тайная мысль: все ли сделал правильно и не грозит ли какое-нибудь наказание? Что думать сейчас? О моем последнем тайном проекте – эволюции собственной души – в Ватикане не знают и узнать не должны. Мартин сегодня единственный, кто знает об этом, но делиться этим знанием не станет. Даже Викензо я пока не доверил тайну. Конечно, мы вели разговоры о теоретических разработках, но дальше бесед дело не продвинулось. Когда-нибудь он узнает обо всем, но пока у меня нет детально разработанного плана, делиться конкретными теоретическими разработками считаю рано.

Сам, вначале все сделаю сам…

У Мартина в проекте чисто технические интересы, поэтому с этой стороны нет никакой опасности. Человек, не владеющий информацией, предать не сможет. Сомнений в честности и преданности Викензо у меня нет, но есть личная причина. Пока я не буду уверен на сто процентов в правильности выбранного направления, не стану привлекать к работе друга. Сейчас же мысли опять возвращаются к Ватикану.

При предыдущем посещении наставника дружественной атмосферы я не почувствовал. Встреча прошла более, чем прохладно и слишком официально. Тогда появилось неприятное чувство недоверия ко мне, потому что особой причины в ничего не значащем разговоре не видел. Что ждет меня в этот раз?

Сердце и интуиция подсказывают – будь осторожней, Алдо! Спрячь любую мысль о последнем проекте поглубже, чтобы даже тень ее не промелькнула на твоем лице.

Люди Ватикана – особые.

Исключительно скрытные и опасные. Все они – носители неординарных тайных программ, которые недоступны простым смертным. Беседуя с любым из них, у меня создается впечатление, что они знают меня намного лучше, чем знаю себя я. Они никогда не раздражаются, умело навязывают свою волю, подкупают открытостью, при разговоре странно улыбаются и взглядом проникают прямо под кожу.

Какой-то гипноз!

Несмотря на предусмотрительность, приходится доверять Ватикану. Ведь это его люди предоставили для исследований финансовые, научные и людские ресурсы. Впрочем, верить и доверять – категории не для деловых отношений. У меня же с Ватиканом только деловые отношения и доказательств для этого не требуется. Ватикан показал не просто интерес к исследованиям. Вполне возможно, у них более широкие планы на них, чем предполагает наивный монах Алдо. После первой демонстрации опыта темповизора долгих три месяца я не получал оттуда никаких известий. По истечение срока пришло приглашение от наставника Серафино. Он приглашал меня в Рим для беседы с кардиналом Р., одним из Его Высокопреосвященств и главным куратором проекта.

Приглашение весьма лестно – обо мне не просто помнят, но живо интересуются исследованиями. Конечно это полная наивность – не искушенный в светских интригах ученый Алдо спрятался под рясой священника! Я был, есть и останусь во власти Ватикана. Без высокого разрешения церкви я не смог бы даже приступить к работе над машиной времени, не смог бы познакомиться с массой трудов, которые изучил за эти годы. Только Ватикан дает мне возможность удовлетворять технические и творческие потребности, и за это я должен быть в итоге благодарен.

Я преисполнен благодарности!

Здесь же затаилась хитрая связь: я принадлежу организации, работаю на нее, но в последнее время перестал ей доверять и даже опасаюсь. С другой стороны, размышления привели к неразрешимой на сегодня дилемме. Благодарность, настоянная на чувстве опасности, перетекает в благоговение работой, и таким образом замыкается на благодарности к работодателю. Чувство благодарности за условия работы забирает в данном случае без остатка мой интеллект, талант, время и жизнь. Я отдаю себя в чужие руки без права что-то испросить для себя лично, кроме выполнения заданий из Рима. В данном контексте право на истину приведет меня в лучшем случае в тупик и лишению исследовательской работы. В худшем – лишению свободы передвижения и строжайшему контролю за любым шагом.

Круг замкнулся.

Вырваться из него невозможно. Я, как белка, живущая в большой семье: меня кормят, поят, дают дышать свежим воздухом, оберегают, но за это держат в клетке и заставляют крутить колесо на потеху себе или гостям, когда им становится скучно…

Сердце разрывалось от сомнений и страхов перед встречей в Ватикане. Что ожидает меня там? Сумею ли я после нее сохранить не столько свою тайну, сколько практически свободные условия работы с темповизором? Смогу ли продолжить и закончить личный проект? Именно тогда я понял, что самое неприятное чувство, которое может испытывать взрослый мужчина – страх. Страх потерять часть личной свободы. Страх потерять право выбора…

Опасения отчасти подтвердились.

Посещение Ватикана прошло не по моему сценарию. Кардинал получил от меня письменный отчет по текущей работе и подробные объяснения по каждой позиции. Из меня рвалась наружу неприкрытая гордость за работу темповизора. Реакция кардинала показалась мне неадекватно прохладной. Сложно было понять – то ли его не убедил успех наших исследований, то ли я неправильно понял его слова. Его Высокопреосвященство доверительным тоном подтвердил в который раз то, о чем я и так знал: любая часть исследований – достояние Святого Престола. С этими словами он вручил пакет со списком конкретных событий и дат, на которые мы должны обратить пристальное внимание. Однозначные задания с конкретными сроками исполнения. После этого с лица кардинал пропала улыбка. Серые глаза, окруженные мелкими морщинками, в упор уставились на меня, правая рука с кардинальским перстнем, украшенным огромным изумрудом, крепко охватила ручку кресла. Моральные мучения на этом не закончились. Кардинал продолжил вкрадчивым мягким тоном, присущим всем священникам: «Тебе предстоит ответственная работа, брат Алдо, и выполнить ее следует с тем же тщанием и прилежанием, что ты нам уже показал. Каждое из перечисленных Ватиканом событий необходимо подробнейшим образом осветить. Нам понадобятся также записи сеансов и лица, присутствующие при них. Помимо полного отчета о работе, к записям должно приложить письменную расшифровку…»

Приказ с описанием событий, времени и обязательными персоналиями лежал передо мной в плотном пакете, запечатанным сургучной печатью с оттиском кольца кардинала, как знака особой секретности. Даже без знания точного содержания пакет жег руки.

В нем гремели безысходностью тяжелые цепи рабства.

Очередная встреча в Ватикане – одна из обязательных традиций монашеской жизни священнослужителей моего ранга. Из незаметных мелочей в поступках тамошних кураторов, их попыток ограничить исследования строгим контролем, получилась общая картина отношения ко мне, как изобретателю машины времени. Она настораживала, давала пищу для размышлений. Мое тело, идеи, исследования и даже жизнь не принадлежат мне – давно не новость. Я служитель Матери-Церкви и весь принадлежу ей. Однако после первого успеха с путешествием в прошлое я не мог избавиться от жгучего желания сделать что-то для себя лично, не ставя Отцов-наставников в известность. Всегда понимал, что рано или поздно у них может тоже возникнуть идея проследить развитие души на примере нескольких поколений земных жизней, и они наверняка дадут мне задание по их выбору.

Такой момент наступил.

Кардинал определял цели для темповизора и наверняка догадывался, какую правду увижу я первым в двухтысячной истории развития католической церкви. Увижу воочию, в живых картинках, несколько поколений распущенных и вероломных кардиналов и Пап из фамилии Борджиа; целые города внебрачных детей католического братства; продажу Римом индульгенций на преступления; растление и продажу детей в приемные семьи; громкие гомосексуальные связи, несовместимые с обрядом целибата; симонию⁴⁰⁾; поддержку понтификами нацизма; их связи с международной финансовой мафией. А сколько всего, о чем я не знаю…

Будут ли они довольны итогами подробных отчетов? Что будет со мной – свидетелем многочисленных ошибок, грехов и откровенных злодеяний, свершенных церковью? Могу только догадаться о печальном конце жизни монаха Алдо Россо. Что ж, нужно обратить время на пользу, воспользоваться моментом и, пока Ватикан не приговорил меня к исчезновению, сделать что-то для себя.

Встреча в Ватикане разрешила действовать мне чуть быстрее. Несмотря на внутренние тревоги, я смиренно согласился на новое задание Его Высокопреосвященства. Из Рима я уезжал со списком событий, которые должен в первую очередь запрограммировать для машины.

Дорога в монастырь оказалась нерадостной.

Ego latine scripto…

Внимание, читатель! Как предупреждал, в дневнике иногда будут изменены даты или порядок листов, но на содержании дневника это не отразится. Ниже – тот случай. Осторожность никогда не помешает. Алдо Дженарро.

Священник Алдо Дженарро Россо давно покинул стены монастыря в Террачите, что недалеко от Рима. Теперь я жил ближе к Флоренции, в аббатстве Христа Спасителя и Святого Ансана, на границе с землями Сиены. Аббатство основано более тысячи лет назад вдовой и владелицей этой земли. Вдова показала себя не только смелой, но и весьма прагматичной женщиной, если на месте развалившейся церкви Христа Спасителя сумела построить монастырь. Ее мотивы вполне понятны: недалеко от церкви паломники своим усердием проложили Дорогу франков. Огромная река, состоящая из сотен, тысяч, десятков тысяч людей текла через нее в Рим к Святому Престолу. Каждый из паломников стремился попасть на Святую землю, увидеть и прикоснуться к одной из множества реликвий. Вдова учитывала этот момент, ведь лучшего места для монастыря было не найти. Монахи хорошо понимали нужды паломников, стекающихся в Рим не только из Италии, но из соседних стран. Они предоставляли им кров, еду, поддерживали духовными наставлениями. Благодаря нескончаемому потоку верующих монастырь быстро богател и расширялся.

Частые средневековые войны между Сиеной и Флоренцией за обладание бойким доходным местом обрушивали часть построек, но во время мирных пауз их быстро восстанавливали. Из-за выгодного расположения монастыря, где находились больница и приют для инвалидов и калек, жители Сиены заложили недалеко от него город-крепость Монтериджони. Этот город стоит до сих пор, окруженный полностью сохранившимися крепостными стенами со сторожевыми башнями. История крепости не относится к моим исследованиям, поэтому не заслуживает подробного описания. Намного важнее мои внутренние ощущения от нахождения в этом благословенном месте.

Как хорошо работается в стенах аббатства…

После утренней молитвы я часто наблюдаю из окна колокольной башни пронзительно-чистые краски наступающего рассвета. Солнце еще не успело полностью показаться из-за горизонта. Оно посылает вначале свет – прежде робкий, быстро обретающий силу и яркость. Во всей природе чувствуется остаток ночной неги, безмятежность наступающего утра и покой жизни. Птицы громким пением возвещают приход нового радостного дня. Утренние минуты молчаливого умиротворения и слияния с природой делают меня поистине счастливым. Часы, посвященные любимым занятиям, дополняют счастье. Тело наполнено гармонией природы. Она придает силы, дает энергию и положительный настрой на целый день. С хорошим утренним настроением все неприятности, недоразумения или неудачи, без которых жизнь немыслима, не оставляют глубокого следа. Помню всегда – Post tenebras spero lucem⁴¹⁾.