Текст книги "Тайна монаха Алдо. Роман с элементами истории"

С экрана компьютера не раздавалось ни звука. Джулиана размышляла. Наконец, когда терпение у ее собеседника почти закончилось, она ответила:

– Прощаю, что не доложил о своем путешествии. – Замечание было сказано явно ироничным тоном: Джулиана поняла, что розыск газетных материалов чуть ли не десятилетней давности в немецкой библиотеке точно не заинтересует тех, кто охотился или до сих пор охотится за монахом. – История с немцем, конечно, печальная. Судя по тому, что Алдо начал скрываться из-за начавшейся за ним охоты, наезд на физика вполне мог быть инсценировкой, чтобы скрыть целенаправленное убийство. Не думаю, что причина убийства лежит в лекциях по теоретической физике. Наверняка оно связано с работой над машиной времени. Помнишь, в дневниках Алдо упоминал о встрече Мартина с журналистом в Германии? Теперь нам нужно обязательно найти в немецких газетах его интервью. Было ли оно действительно опубликовано, мы сможем узнать только из газет. В общем, это задание для тебя – прочти еще раз немецкую часть дневника, возможно, там промелькнуло имя журналиста. Проверь, пожалуйста, печатал ли он интервью с Мартином, когда и на какие печатные издания работал. Возможно, кроме журнала, он сотрудничал с газетами… Если интервью даже в сокращенном виде было опубликовано и там указано хоть одно слово о машине времени, мы можем сравнить даты и сделать выводы. Хотя я уже сейчас уверена, что это заказное убийство и даже могу предположить, кто заказчик…

Джулиана опять замолчала и дала возможность собеседнику на другом конце провода тоже задуматься.

– И еще, Алессандро. Раз уж ты так быстро нашел след Мартина Фриша, нам нельзя забывать также о фра Паоло и Викензо Джентиле. Первый долго работал с Алдо, а со вторым они много лет вместе учились, а потом и работали… Нужно найти обоих, или хотя бы одного из них, чтобы обозначить дальнейшие места поисков.

Вопрос – как найти этих людей?

В монастыре ни тебе, ни мне появляться нельзя. Еще один визит с расспросами о сподвижниках Алдо точно вызовет подозрения. Из дневников понятно, что наш Алдо Дженарро работал и с другими монахами, но их, я думаю, найти и вовсе нереально. Придется думать. И еще нужно подумать, куда мы направимся в январе, когда ты приедешь в Италию. Будет глупо, если мы до этого не определимся с направлением поисков. Думаем дальше! Ну все, если у тебя нет ничего срочного, до связи!

Глебов отключил скайп и задумался. Его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось как можно скорее полететь в Италию и начать поиски. С другой стороны, его не оставляли мысли о женихе Джулианы. Образ Чезаре постоянно вставал перед ним, мешая сосредоточиться. Он все еще не мог понять, любит ли Джулиану, а если любит, то так ли сильно, чтобы признаться в этом и решиться отбить у жениха. Следом возникали более неприятные мысли: если он объяснится с Джулианой, придется идти дальше и решать вопрос о переезде в Италию. Уже сейчас Саша был уверен, что Джулиана не оставит ни работу во Флоренции, ни семью в Палермо, ни тем более любимого отца, который организовал ей работу. Что касается его, то для себя Глебов давно решил, что не станет покидать Петербург даже ради большой любви. Все доводы за и против он понимал головой, но в теле бушевали такие потоки адреналина, что справиться с ними было сложно. Она, эта невидимая сила, охватывала голову приятным облаком нежных чувств, обещала райские блаженства, подталкивала на необдуманные поступки. Молодому мужчине было непросто однозначно на что-то решиться, но и оставаться в неопределенном состоянии становилось все сложнее.

Чтобы не мучиться непростым выбором, после возвращения из Германии и до путешествия во Флоренцию он посвятил себя работе. Несколько заказов, полученных после выставки, он выполнил до неприличия быстро. Его учитель и первый ценитель, Антон Глебов, с удивлением подтвердил, что качество картин оказалось не просто на высоте, а даже выше, чем предыдущие работы, хотя потребовали минимальное количество времени. Теперь у Саши осталось немного свободного времени, которое он мог посвятить только себе.

Он четко знал, чем будет заниматься.

После выполнения заказов он заперся в мастерской и не отходил от мольберта несколько долгих дней. Художник бросал на холст сцены неудовлетворенных желаний, фантазии будущих встреч с Джулианой, любовные объятия, сцены их ссор и расставаний, силуэт девушки в холодной петербургской мгле, свои ярко распахнутые глаза, уставившиеся на статую Давида у галереи Уффици, неуверенность и неготовность к какому-то решению. Готовые и незаконченные картины выстраивались у свободной стены, пока полностью не заняли свободное пространство. По всей мастерской валялись пустые тюбики, надорванные листы с эскизами, сломанные карандаши, исписанные кисти, просто клочки бумаги, испачканные в красках куски ткани. Такой бардак был необычен для Глебова, любившего порядок, и показывал настоятельное требование излить на холсты неуверенность и неудовлетворенность. Хаос внутренний перехлестывался через край и создавал хаос вокруг себя. Мощная струя творческого адреналина настолько захватила Глебова, что он не замечал ни времени суток, ни голода.

За три дня до отлета в Италию он вышел из мастерской и чуть покачивающейся походкой поднялся к себе в спальню. Не раздеваясь, он упал на кровать и тут же заснул. Измученное тело просило пощады за непрерывные сутки интенсивной работы.

Глава 18 Сигизмунд Шломо Фрейд

ВЕНА, АВСТРИЯ 1886, 1938

– Марта, не заставляй меня говорить резкие слова. Ты прекрасно знаешь, что я полюбил тебя на девять месяцев раньше, чем ты меня. Подумать только! Девять месяцев, целая человеческая жизнь! Все это время ты просто пыталась полюбить меня, но не могла, я же это отчетливо видел!

Видел и мучился.

Мучился и страдал.

Мне пришлось пережить ужасное время. Ты относилась к моим ухаживаниям благосклонно, как всякая порядочная девушка, но не любила меня и поступала вопреки настоящим чувствам… Возможно, ты наметила себе полюбить меня позднее, но представь, какие муки испытывал я! Жестокая, жестокая и бессердечная Марта! Радуйся, что тебя полюбил я – верный и порядочный человек. Другой бы давно или бросил тебя, или… возможно даже задушил. Но не я!

Хрупкая девушка с большими черными глазами, обрамленными густыми ресницами, с гордой осанкой и хорошими манерами, только улыбалась на подобные речи. Мартa Бернейс слышала подобные речи от своего жениха не менее раза в неделю, поэтому не особо обращала ни них внимания, а только грустно качала головой. Почти четыре года она была невестой тридцатилетнего Сигизмунда Фрейда. За это время Марта почти привыкла к его необычным поступкам и порой обидным словам в свой адрес. К счастью, природа наделила ее добрым, веселым характером и она редко обижалась на людей. На жениха она не обижалась никогда, потому что собиралась провести с ним вместе целую жизнь. А что за жизнь могла быть у них, если она будет все время дуться на мужа? Терпеливая и спокойная по натуре, Марта была умным целеустремленным человеком и мысленно улыбалась, когда вспоминала первую встречу с Сигизмундом.

Начало мая 1882 года в Вене выдалось сырым и дождливым. На улице моросил мелкий дождь, пешеходы спешили по своим делам и старались как можно быстрее дойти до сухого теплого помещения. По улицам проезжали редкие коляски, оставляли за собой громкое цоканье копыт и брызжущую во все стороны воду. В зазорах и выбоинах между камнями скопились лужи, объехать которые было невозможно. По пешеходной дорожке навстречу одной из колясок двигался быстрым шагом молодой исследователь Венского Физиологического института Сигизмунд Фрейд. Под мышкой он зажимал очередную статью для научного журнала. Голова его была занята предстоящим разговором с издателем журнала – тот собирался взять статью в работу. Молодой ученый не заметил, как большое колесо едущей навстречу коляски попало в яму, неприятно скребнуло о камень и из-под него брызнул вверх фонтан грязной воды. Неожиданный звук громко ворвался в монотонный шум дождя, прозвучал прямо над ухом и напугал глубоко ушедшего в свои мысли пешехода. Молодой человек резко отшатнулся в сторону и выронил папку с исписанными листками на грязную мокрую мостовую. Скандал устроить, однако, не получилось. Воображение двадцатишестилетнего девственника поразила девушка, выглянувшая из окна коляски. Он стоял молча на враз ослабевших ногах, смотрел вслед удаляющейся коляске и чувствовал стук разогнавшегося от непонятного волнения сердца у самого горла. Коляска скрылась из вида и молодой ученый медленно пошел дальше. Он уже не думал о предстоящем разговоре с издателем. В волнении он также не заметил, что девушка внимательно присмотрелась к разбросанным по мостовой листам, где стояло его имя. На следующий день Сигизмунд получил от незнакомки приглашение на бал. Он долго рассматривал плотный лист бумаги с коротким текстом. Руки его подрагивали от волнения, сердце замирало от счастья, тело пронзали волны незнакомых доселе приятных ощущений.

Первые встречи молодых людей оказались наполненными странной романтикой. Это не помешало им, однако, через несколько месяцев объявить о помолвке.

– Наша помолвка только твоя причуда, – убеждал Сигизмунд скорее себя, чем невесту. – Я вполне способен обойтись в личной жизни без женщин. Да и вообще на взгляд любого художника ты не такая уж красивая…

С ангельским терпением относилась Марта Бернейс к иногда доводящим до слез выходкам жениха. Она видела в нем не столько влюбленного в нее по уши перспективного ученого, сколько человека, с которым никогда не будет скучно.

Так было и в этот раз.

Объяснение в любви было упаковано избранником в необычную тираду и требовало ответа.

– Ты опять хочешь меня обидеть или как понимать твое высказывание? – Марта решила немного подразнить Сигизмунда.

– Тебя обидеть? О нет! Это ты меня каждый раз обижаешь, когда строишь глазки своему кузену Максу. Я не раз замечал, как откровенно вы смотрите друг на друга. Вчера у меня была ответственная работа в лаборатории, а ты, вместо того, чтобы терпеливо ждать меня, отправилась гулять с ним. Разве это не называется изменой? – Жених смотрел на улыбающуюся невесту и свирепел все сильней. – Ах, так ты не хочешь признаваться в кокетстве с другими мужчинами? Я же прекрасно вижу, как ты смотришь на моего друга Фрица. Боже мой, неужели женщины не могут быть верными? Бери пример с меня! Я отношусь ко всем женщинам, кроме тебя, холодно. Они для меня просто не существуют. Тебя же люблю намного сильнее, чем ты меня, поэтому прошу ценить такие сильные чувства!

– Это ты относишься холодно ко всем женщинам? – Марта не выдержала напрасных обвинений и решила поставить Сигизмунда на место. Она была из той категории женщин, которые любят в споре ставить последнюю точку. – Тогда объясни, как называется поведение жениха, который не упускает возможности остаться лишнюю минуту с моей сестрой Минной наедине? Я знаю, что ты ее забрасываешь письмами! И это твое холодное отношение к женщинам? Не будь таким лживым – я все знаю о ваших нежных отношениях!

Фрейд опешил от нападения невесты. Он не предполагал, что сестры не имеют друг от друга секретов и в первую минуту не нашелся, что ответить. Он вспомнил прежние ссоры и примирения, громкие сцены не всегда обоснованной ревности, молчаливые улыбки Марты и следующие за ними спокойные месяцы счастливых ровных отношений. В этот раз ему расхотелось ссориться. Подозрения в измене куда-то пропали, теплая волна нежности окутала душу и он примирительно сказал:

– Марта, у меня есть титул доктора медицины, но нет достаточно денег. Да, я пока не богат, но несмотря на это, в знак любви ты получаешь почти каждый день от меня розу. Расцени это как ежедневное признание в любви и забудь обиды. Что касается твоей сестры… Да, я пишу ей часто письма, но это не значит, что я ее тоже люблю, совсем нет! Ты меня знаешь, как достаточно неглупого и образованного человека. Меня угнетает бедность, трудные отношения с коллегами из института и клиники. Моя чувствительная натура все еще ждет быстрого и полного успеха. Масса других забот толпится у моего порога. Все эти проблемы давят ежедневно и мне нужно куда-то девать недовольство – отсюда и письма. Бумага терпит все и даже каракули человека, который выплескивает на нее не только то, что у него лежит на сердце, но рабочие мысли, фантазии и различные медицинские теории. По-моему, объяснение по письмам твоей сестре более, чем удовлетворительное. Поверь, я не хочу еще и с тобой терять нервы!

Единственная причина, по которой откладывается свадьба – мои финансовые затруднения. Четыре года мы помолвлены и все эти годы ожидания я пишу тебе длинные письма. Неужели ты не можешь понять, что за каждой строкой стоит часть моей личной и рабочей жизни? Если собрать все письма, их наверняка окажется больше, чем моих научных ежемесячных статей…

Марта смотрела теплым взглядом на жениха. Рассудительный и уравновешенный, он нравился ей намного больше, чем взъерошенный сценами ревности.

– Дорогой Сигизмунд, за Минну я не сержусь. Прекрасно понимаю твои многочисленные заботы. Конечно, тебе нужна какая-то разрядка. Я искренне благодарна тебе за чудесные письма и храню каждое из них для будущего семейного архива. Ты абсолютно прав – у меня уже сейчас сохранено почти девятьсот писем, каждое объемом в небольшое научное исследование. Когда ты станешь знаменитым, я смогу издать их отдельными томами…

Последнее замечание опять вывело чувствительного Фрейда из себя. К горлу поднялось непонятная злость и неудовлетворенность течением собственной жизни. Непонятная физическая сила тянула его к Марте, но тут же натыкалась на непробиваемую стену еврейских традиций: до свадьбы даже прикоснуться к руке девушки было строго запрещено.

– Знаменитым я не стал до сих пор только из-за помолвки с тобой. Нужное на работу время я трачу на ухаживания, ежедневные поиски цветов, сочинение писем и прочие необходимые для женщин нежности. Знаменитым и богатым я стану позднее, так что придется подождать. Кстати, идею издавать мои письма можешь забыть. Как исследователь и ученый я имею право копаться в чужих жизнях. Зато другие не имеют права вначале лезть в мою жизнь, узнать ее с изнанки, а потом лгать и лицемерить обо мне.

Нет, такого праздника я никому не устрою!

И еще одно. Если хочешь выйти за меня замуж, решай уже сейчас: или я, или твои родственники. Моя будущая теща действует постоянно на нервы, поэтому я не считаю нужным выказывать ей уважение. Мы с ней уже сейчас не понимаем друг друга, и мне страшно себе представить, куда заведут нас отношения, когда мы с тобой поженимся. В общем, или мы остаемся вместе, но без твоей родни, или расстаемся и ты остаешься с ними. Признаю – у меня непростой и не такой легкий характер, как тебе хотелось бы, но окончательное решение за тобой!

Сигизмунд приложил руку к виску, откланялся и направился к двери. У порога он остановился, развернулся и бросил через плечо: – На некоторое время я уезжаю в Париж на стажировку к доктору Шарко. Он лечит разного рода истеричек. Сегодня в Европе достаточно богатых женщин, которые по любому поводу падают в обмороки, рвут на себе волосы, рыдают дни напролет и даже накладывают на себя руки из-за несчастной любви. Я уверен, что смогу не только раскрыть доктору свой талант, но и многому у него научиться. Не волнуйся, моя маленькая принцесса, я стану там признанным ученым, приеду с большими деньгами и мы тотчас поженимся. А насчет родни ты за это время все же подумай и прими решение.

* *

*

– Марта, эти строки я писал только для тебя. Бумаге доверять мысли намного проще, чем высказывать вслух. Впрочем, ты давно к этому привыкла, так что садись и читай!

Марта Фрейд подошла к рабочему столу мужа, села на свободный стул, стоящий в стороне, и принялась читать протянутый листок. Сам он встал, подошел к бюро в углу кабинета и принялся дописывать статью для научного журнала.

«Половое влечение и любые его последствия унизительны для человека. Карьера – вот куда должен стремиться настоящий мужчина… Восемь лет брака и шестеро детей слишком много для психического здоровья ученого и исследователя, профессионально изучающего загадки психики. Наша маленькая Анна – мой последний ребенок. После ее рождения я решил полностью отказаться от половой жизни, сплю в кабинете и веду жизнь с женой, как с невестой… Нет, как с другом, сподвижницей, просто как с человеком, глубоко меня чувствующим и понимающим. Гармоничные отношения между мужчиной и женщиной не обязательно должны заканчиваться постелью, если мужчина всецело подчинен работе.

Хорошо, что жена понимает причины моего отношения к ней. И даже если не понимает, придется с ними смириться. Возможно, у нее есть какие-то потребности тела. Мы об этом не разговариваем, но их можно заменить воспитанием детей, чтением книг, прогулками, вышиванием, любыми другими занятиями. Ей нужно раствориться в них также, как я растворяюсь в работе и забыть, что существует противоположный пол. Просто забыть…»

**

*

«Уезжаю в Лондон с семьей. Что может быть печальней – оставлять на старости лет родной дом и уезжать в неизвестность? Родина извергает меня, подчиняется давлению жестокого предвоенного антисемитизма. Выражаю сердечную благодарность бывшей пациентке Марии Бонапарт, ставшей моей верной ученицей. Святая женщина, внучка Наполеона Бонапарта, она продала фамильную недвижимость и заплатила за меня выкуп… Мария оказалась единственным человеком, кто пожертвовал благополучием, чтобы спасти меня и подарить несколько месяцев спокойной жизни…

Ах, как я тяжело болен… Боли преследуют меня постоянно и от них никуда не деться. Дни проходят в ожидании от инъекции до инъекции… Как долго могут продолжаться физические мучения? Наверное, так долго, как человек этого захочет сам. Про моральные мучения говорить не приходится – они растворились в физической боли… Двойная нагрузка на психику – кто же выдержит такое давление? Ах, как сложно, когда у человека нет выбора, когда обстоятельства поставили его спиной к стене и не дают двинуться ни вперед, ни назад.

Еще одна сильная боль – мысли о сестрах. Что станет с ними после моего отъезда? Неужели их погубят фашисты? Я чувствую – им наверняка не дадут умереть своей смертью. Трудно назвать людьми тех, кто носит человеческую одежду, но прикрывает ею свою звериную сущность. Разве можно назвать человечностью разделение людей по национальному признаку? Именно из-за того, что я еврей, меня изгоняют из дома, заставляют к тому же оплатить изгнание неимоверно высокой суммой. Мария Бонапарт продала ради меня фамильную недвижимость. Этих денег хватило бы на безбедную жизнь ее семье до конца жизни. Но нет, фашисты взяли деньги, как выкуп за мой выездной билет. Конечно, этой суммы не хватило на моих сестер. Печально, но чем примитивней люди, тем ярче разгорается блеск жадности в их глазах. Для меня люди, дорвавшиеся до власти в Берлине, в Вене, во всей Европе, самые примитивные. В них нет ничего человеческого. Им наверняка доставит особое удовольствие убить беззащитных сестер, брат которых избежал смерти в концлагере. Простите меня, я не могу защитить вас, как не могу защитить даже себя.

Оставляю после себя около полутора тысяч писем, адресованных Минне, сестре Марты. Там можно многое узнать о моей жизни, чувствах, мыслях, об отношениях к важным женщинам в моей жизни, о страхах, терзающих меня. Но человечеству придется умерить любопытство и подождать, пока мой труп не сгниет в земле. В моем завещании я, Зигмунд Фрейд, разрешаю обнародовать их только после двухтысячного года.

Надеюсь, к этому времени человечество

справится с последствиями Эдипова комплекса;

захочет отказаться от половых отношений ради плодотворной работы;

научится прислушиваться к мощной силе бессознательного;

сможет использовать собственный защитный механизм, то есть научится минимизировать негативные переживания;

сможет правильно и к своей пользе понимать сны.

Возможно к тому времени найдутся индивидуумы, справившиеся со всеми тайнами нашей психики. Найдутся ученые, которые подскажут людям, как научиться управлять собственной жизнью посредством сил бессознательного. Ах, как бы я хотел дожить до этих свершений…

Сегодня никто не может объяснить точно, почему человек спит треть единственной жизни, валяется, как бревно, на кровати, не в силах ни говорить, ни думать, ни двигаться. Мой гениальный ум все же смог разгадать два практических действий сна. Первое действие. Человеческое физическое тело, так называемое сознательное Я, подпитывается во сне, как батарея, энергией космоса. Второе действие. Бессознательное ОНО получает во сне ответы из космического источника, чтобы показать их хозяину при пробуждении. Сознательное и бессознательное соединяются во сне в одно гармоничное целое и питают физическое и ментальное одновременно. Конечно, предстоят множественные исследования, чтобы доказать или, возможно, опровергнуть мою теорию, но она, бесспорно, гениальна!

Уверен: человек, состоящий из ОНО, Я и Сверх-Я, сможет победить время. Сможет победить себя. Одной только силой своих возможностей человек сможет заглянуть в будущее.

Как бы я хотел посмотреть на человека будущего…

Жаль, мне придется уйти из жизни добровольно.

Боли победили меня.

Прощай, жизнь!»