Текст книги "История моей жизни"

Глава двенадцатая
Перестройка нашей жизни. Теряю родителей

Вскоре в стране начались изменения, надвигалась перестройка, партийные органы ликвидировали. Юрий Петрович впал в транс, он этого не ожидал. Раиса Ивановна, искренно преданная Коммунистической партии, на почве потрясения попала в психиатрическую больницу, а когда ее выписали домой, выбросилась с 11-го этажа своей московской квартиры. Эта трагедия потрясла нас всех, кто ее знал и с ней работал. Кремировали ее в Никольско-Архангельском, куда приехали проститься с ней и обкомовские работники. У Раисы Ивановны остались тогда старенькая мама, сестры и племянники. Для Юрия Петровича тоже настали черные времена. Погиб его взрослый сын, затем младший, вскоре он и сам умер, а жена его пережила ненамного.

Меня пригласили на работу в Главное управление по труду Мособлсовета уполномоченным по труду по Балашихинскому району. Условия работы и престижность должности значительно отличалась от работы в партийных органах, но здесь я была сама себе хозяйка и имела гарантированные выходные. Круг вопросов, входящих в мои обязанности, был очень широк и разнообразен. Руководство Главка меня предупредило, чтобы я за все сразу не бралась, а выделяла главные разделы. Я так и поняла, иначе было невозможно. У меня в штате был всего один помощник – старший экономист. Получается, что если кто-то в отпуске, а другой заболеет, то отдел будет заперт на замок. Так раньше экономили на бюджетных средствах, создавали условия, которые не позволяли расхолаживаться. Когда меня спросили в Министерстве труда, как можно работать в таком режиме, я ответила, что эти вопросы и надо решать на уровне министерства. Тогда уже было понятно, что система социалистического ведения производства в нашей стране не способствует повышению эффективности. Модернизация производства, рост производительности труда не увязаны с государственным заказом по ассортименту выпускаемой продукции, материальной заинтересованностью работников и привлекательностью труда. В связи с этим целые отрасли ощущают постоянный дефицит в рабочих и специалистах, привлекая иногородних и тем самым создавая дополнительную нагрузку на среду обитания. В то же время на совещаниях, учебе по повышению квалификации наших работников нам показывали фильмы об эффективности работы предприятий в капиталистических странах, условия и охрану труда рабочих, зависимость зарплаты от производительности труда и многое другое.

Невзирая ни на что, я благодарна руководству и коллективу Главного управления по труду за отношение, внимание и опыт, который получила на этой работе. Начальником Управления по труду был Валентин Георгиевич Шумов, бывший партийный работник – человек мрачный, всегда чем-то недовольный, но ко мне относился с доверием и уважением. В новую работу я быстро втянулась. Все промышленные и сельскохозяйственные предприятия района, научные учреждения, строительные организации были мне подконтрольны по вопросам комплектования кадрами, модернизации производства, условий труда, аттестации рабочих мест и многого другого. Кроме этого, по заданию Совета Министров необходимо было комплектовать квалифицированными рабочими пусковые объекты РСФСР, такие как КАТЭК, Норильский комбинат цветных металлов, красноярские промышленные предприятия, КАМАЗ, Загорская атомная станция и многие другие. Немаловажное внимание уделялось подбору и направлению рабочих на рыбную путину для работы на плавбазах на Дальнем Востоке. Комплектовались отряды водителей, трактористов и комбайнеров из числа рабочих промышленных предприятий Балашихинского района для отправки в другие области на уборку зерновых. Это была ответственная государственная служба и находилась на строгом контроле Управления по труду Мособлисполокома, Совета Министров и правительства.

В конце декабря 1980 года я получила телеграмму из Боярки о смерти мамы. Ей было 70 лет. Последний раз мы виделись менее двух месяцев назад, когда я заехала к ней по пути из Сочи. Мое предчувствие оказалось не напрасным. Она была очень больна, и у нее случился обширный инсульт. Скорая помощь ничем не смогла ей помочь. Мама пролежала двое суток на полу, так как трогать ее было нельзя, после чего умерла. Когда я приехала, она уже лежала одетая на кушетке в зале. Я постояла около нее, внимательно глядя в лицо, чтобы запомнить его последнее выражение. Оно было спокойным и умиротворенным. Казалось, что вот-вот она откроет глаза и увидит меня, а я скажу ей: «Вот видишь, я же приехала»…

Похоронили маму на боярском кладбище, которое находится недалеко от дома, где она жила и умерла. На похоронах были все дети, кроме старшей дочери Светланы. Она жила в Казахстане, и в это время у них была свадьба у старшего сына Саши. Муж мамы Илья Семенович Киселев – ровесник моему отцу – умер через полтора года. Тяжело потерять близких, особенно маму. Хотя она меня практически не растила, все равно родственные узы связывали меня с ней постоянно. Иногда я на нее обижалась за то, что она предпочла мне и Светлане детей от второго брака, ревновала ее к детям от другого человека. В письмах она их всегда хвалила.

Вот так сложилась судьба наша в послевоенное время. У отца на фронте тоже была любимая женщина Софья Павловна Пальвинская – ленинградка, которая в 1945 году родила от отца дочь Наташу. Но он к ней так и не вернулся, хотя тетя Соня, как я ее называла, долгие годы ждала его. Отец иногда встречался с ними, но материально помочь ему было нечем, всем тогда было тяжело. Когда Наташа выросла, то своего отца она уважала и, несмотря ни на что, отзывалась о нем положительно.

Новая работа давала мне возможность управляться не только с должностными обязанностями, но и успевать с домашними делами и, главное, больше уделять внимания больному отцу. Он жил по-прежнему один на улице Пушкинской, а мы – на Южном.

Прошло какое-то время, и я достала папе путевку в подмосковный санаторий имени Сергея Артема. Оттуда мы привезли его уже вдвоем с «невестой», которую он нашел среди обслуживающего персонала санатория. Тетя Шура, как звали избранницу моего отца, работала по лимиту уборщицей в санатории, там же работала и ее дочь, которая приехала с ребенком тоже по лимиту. Сами они родом из Смоленской области и очень хотели закрепиться поближе к Москве. На первых порах мне стало легче. Но время шло, отец стал болеть, и мои заботы удвоились. Сразу стало понятно, что отец ей не нужен. Она устроилась уборщицей, чтобы помогать материально дочери. Там простудилась и тяжело болела. Пришло время, когда отец тоже слег, и его жена от него просто отказалась, сославшись на ухудшение своего здоровья. Иногда я брала его к себе погостить, потому что жена его уезжала к родственникам, оставляя его одного надолго. Он умер в больнице в урологическом отделении 29 сентября 1984 года на 81-м году жизни. Врачи сожалели о том, что бессильны были чем-либо помочь. Отец умер в палате при мне. Когда я позвала медсестру, она стала его реанимировать, но бесполезно. Я сама закрыла ему глаза и простояла около его постели какое-то время. В палате никого не было. Стояла хорошая сухая погода, и больные вышли во двор погулять. Затем покойного вывезли на каталке в коридор и накрыли простыней. У меня не было сил уйти домой, и я простояла еще два часа рядом. А когда папу увезли в морг, я взяла его тросточку, часы, некоторые документы и пошла домой. Главный документ, паспорт, нянька в больничном отделении припрятала, что еще больше усложнило оформление похоронных документов. Пришлось воспользоваться служебным знакомством с начальником районного паспортного стола Сидоровой Валентиной Павловной, которая дала указание ЗАГСу выдать без паспорта все надлежащие документы. Что интересно, наручные часы моего отца остановились ровно в час и минуту его смерти. Они были у него на руке.

По дороге домой у подземного перехода мне встретилась его лечащий участковый врач Тамара Михайловна Корисская и с беспокойством в голосе спросила, что случилось. Когда я рассказала ей, как утром на моих глазах умер отец, она, пособолезновав, сказала, что это хорошо, покойному было легче умирать. Отец рос сиротой. Но, несмотря на это, был умным, целеустремленным человеком. В трудные годы получил высшее образование, окончил военную кавалерийскую школу. Занимал во время Великой Отечественной войны и в мирное время высокие посты. Служил в Иране и Германии, о чем свидетельствуют интересные архивные данные, полученные его внуком Дмитрием в Государственном архиве России. Отец пользовался авторитетом, был доброжелателен к людям, не имел врагов. Однако свою личную жизнь он не смог организовать как положено, и только я одна была у него надежда и опора. Он меня любил, давал дельные советы, понимал, что мне нелегко, и жалел меня. Любил он и внуков Диму и Андрея. К сожалению, Дима не смог приехать на похороны дедушки из-за дальнего расстояния, телеграмма опоздала. Андрей почему-то избегал навещать деда, когда тот находился в больнице, о чем позже глубоко сожалел.

Все хлопоты, связанные с похоронами, легли полностью на меня. Николай ушел из дома к своей матери из-за того, что у нас находился умирающий отец. Они считали, что если отец привел в свою квартиру новую жену, которой достанется после его смерти жилье, то она и должна за ним ухаживать. Я была между двух огней, чтобы поддерживать своего престарелого отца и терпеть мужа и свекровь, которые из-за своей косности и жестокости характера мучили меня и не считались с положением. Придя домой, я собрала нервы в кулак и начала готовиться к похоронам. На похороны прилетела Светлана из Казахстана, приехала Наташа из Ленинграда и даже привезла к столу дефицитные продукты. За место на кладбище заплатила в размере месячного оклада. Заказала заочное отпевание. С работы дали машину, хотя и спросили, а где наша? Нашей машиной владел Николай, но его не было дома. Я уговорила его приехать на кладбище, где он стоял в сторонке от похоронной процессии в угоду своей матери. Поминки делали дома. За столом в переднем углу сидели моя свекровь и тетя Шура – жена моего отца, которые не только отказались помогать старику при его жизни, но буквально взвалили на меня умирающего человека.

Глава тринадцатая
А годы летят, наши годы летят…

Наши дети уже выросли. Дима, окончив Московское высшее командное училище инженерно-дорожных войск, сокращенно МВКУДИВ, по распределению служил в Амурской области в городе Белогорске. Андрей после 9-го класса поступил в Московский инструментальный техникум, окончил его и был направлен в качестве техника-конструктора на Московский завод «Фрейзер». Вскоре, получив повестку в ряды Советской Армии, попал на военную службу в ГДР, город Дрезден. Служба в Германии считалась привилегированной, так как позволяла посмотреть на европейскую культуру, побывать в разных городах, музеях, увидеть природу, быт, обычаи немецкого народа и многое другое.

Дима уехал к месту службы в 1983 году, уже будучи женатым. Женился он рано, что оказалось к лучшему. Жена Лена – его ровесница, разделяла с ним все тяготы военной службы вдали от дома. Это были 80-е годы. В то время везде в магазинах были пустые прилавки, выручал скудный паек и то, что мы и ее мать посылали поездом, который шел до Белогорска пять суток. Поначалу их поселили в комнату в коммуналке, где требовался капитальный ремонт. Из преимущества было то, что сыну дали хорошую должность инженера-механика, «уазик» с солдатом-водителем, и штаб, где он служил, – в доме напротив. У меня, как у каждой матери, душа болела за Диму и Лену. Такие молоденькие – по 22 года – попали на чужбину и без родных окунулись в нелегкую самостоятельную жизнь. Но армейский быт сплачивает людей. У них там появились новые друзья, с которыми они служили и проводили свободное время. С тех пор прошло много лет, но они до сих пор дружат семьями.

Поскольку в мои обязанности входили поездки в командировки, то руководство управления, учитывая, что мой сын служит на Дальнем Востоке, направляло меня в дальневосточные регионы. За это мне предоставлялась возможность на трое суток заехать к сыну в Белогорск. Первый раз я попала туда в 1984 году на обратном пути из Находки, куда сопровождала бригаду рабочих на рыбную путину. На вокзале Белогорска меня встретил Дима, и мы поехали в деревню Васильевку, где располагались их воинская часть и жилой городок. Когда въехали в жилой городок, я увидела несколько трехэтажных блочных домов, построенных солдатами стройбата. Вид их был убогий, у меня сжалось сердце от тоски. Во дворе не было ни деревца, ни травы, только песок и запустение. Единственный магазин с пустыми полками не обеспечивал военнослужащих элементарными продуктами питания. Также не было и набора элементарных промышленных товаров. Все необходимое надо где-то доставать или ездить в город Белогорск на базар. Пойти в свободное от службы время некуда. Зато крепкая дружба с соседями заменяла культурный досуг. Семьи военнослужащих были молодые, с маленькими детьми. К некоторым приезжали бабушки помогать нянчить малышей. За три дня Лена меня поводила по окрестностям Васильевки, побродили вдоль побережья реки Томь, побывали на базаре в городе Белогорске. Затем Дима меня отвез в пограничный город Благовещенск, откуда я улетела в Москву. Перед вылетом нам удалось сходить в ресторан попробовать местную кухню, погулять по улицам Благовещенска, вдоль реки Амур, откуда видно китайский город Хейхе. Амур – широкая и могучая река, по которой плавают крупные суда, картина великолепная. В Благовещенске было много китайцев, приезжающих торговать различными товарами.

Второй раз я побывала в Белогорске в 1986 году. Прошло два года после первого визита к детям. Дима с Леной встречали меня на вокзале, когда я ехала во Владивосток. На руках у Лены был годовалый сыночек Виталик. Картина умилительная. Малыш смотрел на меня, когда я выходила из вагона, карими умненькими глазенками. Через 20 минут поезд отправился. Я поехала дальше. Лена передала мне завернутую в фольгу жареную курочку, чтобы я могла поесть приготовленную по-домашнему пищу. До Владивостока еще было двое суток езды. Командировочные мне выдали скудные, поэтому обедать в вагоне-ресторане я не могла. На обратном пути меня Дима встречал на машине с солдатом-водителем. Погостила три дня, и меня проводили в Благовещенск на аэродром, откуда я улетела на самолете в Москву. Последний раз в Васильевке я побывала в 1988 году, когда ездила в Хабаровск. Дима с семьей жили в двухкомнатной квартире. Ремонт сделали своими руками, навели уют, купили все необходимое. Виталик уже стал самостоятельный. Бегал во дворе, все мне показывал и рассказывал. Дома на балконе залезал на табуретку и смотрел вниз. Я очень боялась, что он может упасть вниз с третьего этажа. Но он был такой цепкий и ловкий. Мы с Леной и Виталиком ходили в парк, где внук катался на детской автомашине с педалями и сигналил встречным ребятишкам. На обратном пути в Москву я взяла с собой мальчика лет пяти, которого друзья Димы попросили доставить в Москву к родителям. Теперь просто не верится, какие дальние поездки мне приходилось преодолевать поездом «Москва – Владивосток». Поезд скорый фирменный «Россия», расстояние 10 тысяч километров, идет около семи суток.

Несколько раз пришлось мне побывать в командировках в Красноярском крае. Красноярск – замечательный город с историческими памятниками, но и современными традициями. Стоит он на сибирской реке Енисее. В центре города большая площадь, где находится краевой исполнительный совет и крайком Компартии. В городе на берегу реки построен Большой театр оперы и балета. Напротив театра – крайкомовская гостиница, куда приезжает большое начальство из Москвы, других городов в то время Союза, деловые работники края и из-за рубежа. Когда я побывала в административных органах Красноярска, мне посоветовали в свободное от работы время посетить оперный театр, музей художника Сурикова, съездить на экскурсию, где стоят горные породы, – Столбы, прокатиться на теплоходе «Ракета» по Енисею до Дивногорска. Каждый раз, когда я бывала в Красноярске, посещала оперный театр, посмотрела несколько балетов, в том числе любимую «Жизель» и послушала несколько опер. Там я впервые услышала молодого оперного баритона Дмитрия Хворостовского, он исполнял главную роль в опере «Флория Тоска» итальянского композитора Пуччини. Репертуар Красноярского оперного театра в то время был намного шире, чем у московского Большого театра. Побывала я и в кинотеатре в центре города. Что мне понравилось – перед началом показа кинофильма в фойе играл оркестр, желающие могли потанцевать или просто послушать музыку. Работал хороший буфет, и люди после работы могли перекусить, послушать музыку и посмотреть фильм. В любом месте автомашины останавливаются и пропускают пешеходов. Красноярску заслуженно было присвоено звание «Город высокой культуры».

Однажды меня направили в командировку на КАТЭК – Канско-Ачинский теплоэлектрокомплекс, который строился на юге Красноярского края, местность называлась Шарыпово. Там находился угольный разрез, где уголь добывали не в шахтах, а на поверхности. Была уже весна, май. Не доезжая до Красноярска, от города Ачинск поезд поворачивает на юг и идет до станции Назарьево. Там нужно сделать пересадку на другой поезд, который идет до станции Шарыпово. В Назарьево было очень холодно. Несмотря на конец мая, снег еще лежал по колено. А я в босоножках и плаще. К счастью, на вокзале было очень тепло, топилась дровами печь, полы чисто вымыты, и люди, которые не смогли разместиться на скамейках, лежали на своих пожитках на полу до утра в ожидании поезда. Утром, сев на другой поезд, через несколько часов я оказалась в городе Шарыпово. Тогда это был затрапезный городок, грязный и угрюмый. Везде много песка и пыли, в транспорте, помещениях, на скамейках. Видимо, постоянные песчаные ураганы создавали такую обстановку. Растительности никакой нет. Дома и другие постройки показались мне мрачными. Но там шла стройка века, которая должна была снабжать углем восточные регионы страны. Угольные пласты лежали на поверхности сопок, не надо было строить глубокие шахты. Но работать на добыче угля таким способом гораздо тяжелей.

Быстро закончив свои дела, я отправилась в Красноярск. Ехала на фирменном поезде «КАТЭК – Красноярск». Вагоны иностранные, новые, купе в вагоне оборудованы мягкими диванами, на окнах чистейшие занавески с логотипом «КАТЭК». На столиках салфетки и принадлежности для чая. Официантки в белоснежных блузках, фартучках и чепчиках на голове. Они стали разносить небольшие самоварчики с кипятком. Сахар и чай лежали на столе. Ни до, ни после я в таких поездах не ездила. Со мной в купе находились собственные корреспонденты ТАСС, мужчина и женщина. Они ехали в Красноярск для подготовки материала в газету «Правда» о состоянии строительства КАТЭК и других промышленных предприятий края. В Красноярске мы разместились в крайкомовской гостинице. Мне предоставили номер по депутатскому удостоверению. Эта гостиница предназначалась для руководства высокого ранга. Номера удобные, на каждом этаже шикарные буфеты с широким ассортиментом блюд. На первом этаже ресторан. Цены на питание гораздо ниже, чем где-либо. Мои знакомые по купе пригласили вечером к себе, там были их коллеги из редакции краевой газеты, им было о чем поговорить, но я вскоре ушла. На следующий день рано освободилась от дел и вечером пошла в оперный театр, который находился напротив гостиницы. Билет на самолет у меня был уже куплен. Я попросила дежурную по этажу заказать такси на аэродром и разбудить пораньше к назначенному времени. Уснуть практически не смогла, боялась, что дежурная не разбудит вовремя. Было душно, и из окна тянуло удушливым воздухом. Оказывается, Красноярский край напичкан промышленными предприятиями и особенно такими, как алюминиевый завод, которые выбрасывают в атмосферу тяжелые испарения. Проворочавшись всю ночь, я отключилась и уснула за полчаса до подъема. Меня разбудила дежурная, постучав в дверь. Такси уже ожидало меня у подъезда гостиницы. Вещи были приготовлены, я быстро оделась и уехала.

Глава четырнадцатая
И снова жизнь проверяет на прочность

1988 год оказался тяжелым и печальным. В феврале мы с Николаем отмечали свои пятидесятилетия. В гостях у нас были родственники и знакомые. Приезжали Ира с Анатолием Баранчиковы, дядя Миша с внуком Павликом и другие. После юбилея, дня через два позвонила Ира и сообщила, что Павел умер. ему было немного больше 40 лет. Так жалко его, красавец, добрый, веселый. Мать его Зоя Павловна Беркович, жена дяди Миши, умерла четырьмя годами раньше. Она очень любила Павлушу, баловала его, во всем потакала, видимо, забрала к себе. В начале июня того же года умерла моя двоюродная сестра Надя Матяш в возрасте 46-ти лет. У нее был врожденный тяжелый порок сердца, который в то время не оперировали. А осенью того же года в Киеве умер мамин брат дядя Толя Ольховенко.

Летом 1988 года я поехала в Боярку, где не была после похорон мамы восемь лет. На Киевском вокзале меня встречали сестра Татьяна с мужем Толиком. У Татьяны был большой букет роз. Так принято встречать гостей. Они меня увезли на машине домой, где я провела недели две в их замечательном доме. Таня работала директором большого магазина. Продуктами лучшего качества она была полностью обеспечена. Дом замечательно обставлен. Мы походили по боярским родственникам, зашли на могилу к маме и ее мужу. Несколько раз была в Киеве. Затем решила навестить дядю Толю, маминого брата, и тетю Соню. Когда я к ним приехала, дядя лежал неподвижно на постели парализованный, меня не узнавал. Я села с краю на кровать, он был чистенький, побритый, хорошо ухоженный. Но о ком бы я его ни спрашивала, он ничего не помнил. Я попила чай с тетей и уехала. Вскоре узнала, что дядя Толя, бывший красавец, сердцеед, боевой летчик, орденоносец, умер в возрасте 78-ми лет. Похоронили его на Байковом кладбище рядом с родителями, там же похоронена и его жена Софья.

Пришло время служить в рядах Советской Армии младшему сыну Андрею. На срочной службе ребята находились два года. Благодаря стараниям отца Андрей попал в ГДР, город Дрезден. Это было престижно и интересно. Комсомолец, со средне-техническим образованием и хорошей характеристикой. Там он служил в типографии, получил специальность печатника на офсетной машине. Ребят часто водили в музеи, в Дрезденскую картинную галерею, смотреть виды города и прочие экскурсии. Попав за рубеж, Андрей увидел много соблазнов. Хотелось что-то купить, но скромной солдатской получки на это не хватало. Однажды он передал нам сверток подарков через своего товарища, который демобилизовался и заезжал в Москву. Там были скатерть, покрывало, шоколадные конфеты и еще что-то. Кроме того, как сувенир он положил финку, украшенную оленьей ножкой с подковкой. Но ее на таможне изъяли как холодное оружие. Солдатики, работая в типографии, видимо, хотели понемногу зарабатывать. Однако за какие-то провинности, подробности не расспрашивала, сына перевели в город Ризу в автобат. Писал Андрюшка письма домой часто, стал скучать, служба шла к концу. У меня появилась возможность съездить в ГДР по туристической путевке, которую приобрела в профсоюзной организации. Андрей написал мне в письме, как добраться до города Риза, как найти их войсковую часть, указал стрелками, как пройти от вокзала до улицы, где их часть расположена. Денег меняли на марки очень мало. Поэтому я узнала, какие вещи интересуют немцев, и взяла с собой то, что там можно выгодно продать, чтобы купить нужное Андрею. В туристической поездке по ГДР мы должны были посетить 4 города – Карлмарксштадт, Айзенах, Потсдам и Берлин. Ближе всех от Ризы находится Карлмарксштадт, поэтому я решила оттуда, согласовав с гидом, проехать к месту службы Андрея. Остановившись в гостинице, я договорилась с нашим руководителем-гидом Светланой Ивановной о том, что мне нужно будет отлучиться на двое суток и съездить в воинскую часть повидаться с сыном. Светлана Ивановна очень удивилась и даже испугалась, как я, не зная страны, языка, смогу свободно передвигаться в чужом месте, даже билет на электричку в кассе не сумею купить. Я ей объяснила, что в школе и в вузе изучала немецкий язык, с собой взяла справочник-разговорник. Тем не менее она поехала со мной на вокзал и купила билеты на электричку в оба конца. Кроме того, предупредила, чтобы я приехала вовремя, иначе отстану от экскурсии. Я тогда еще не знала, что две части Германии, ГДР и ФРГ, начали объединяться и стали ломать стену, разделяющую их в течение 45 лет. Это был 1990 год.

Выйдя на привокзальную площадь, я обратила внимание, что полицейские ходят с собаками и ответственно несут свою службу. Люди ждут поезда. У каждой железнодорожной полосы вывешены расписания отправки. В стороне от вокзальной площади кучкуются молодые парни с ирокезами на головах. Я решила подойти к полицейскому и уточнить время отправления нужного мне поезда, чтобы проверить, поймет ли он мой вопрос. Вперемешку с немецкими и русскими словами я задала нужный вопрос. Полицейский, поняв меня, указал на табло и железнодорожный путь, где и во сколько отправится моя электричка. В билете указан номер вагона, так как вагоны разного класса. У меня был третьего класса. Пока я ожидала прибытия своего электропоезда, ко мне подошел пожилой немец, видимо, участник Второй мировой войны. Я захотела попробовать заговорить с ним, поймет ли он меня. Сказала, что из Москвы, еду навестить сына-солдата, который служит последний год в Германии. Еще я ему сказала, что мой отец воевал с Германией. Немец спросил, вернулся ли он с войны и жив ли он? Я ему ответила, что отец мой прошел все дороги войны, дошел до Берлина, несколько лет еще там служил, вернулся в Москву, но потом умер. Так мы на ломаном языке друг друга поняли. Когда подошел электропоезд, он меня позвал, мы сели в один вагон и еще долго о чем-то разговаривали. Когда мне надо было выходить, мой попутчик сказал, где лучше сделать пересадку, и мы с ним распрощались. А пересадок понадобилось еще две, пока я добралась до города Риза. Проезжая на местном автобусе до очередной станции назначения, я удивлялась чистоте и красоте окружающих пейзажей. Небольшие уютные города, деревеньки, окаймленные зеленеющими посевами озимых зерновых, ухоженные дороги и тротуары – все говорит о культуре и идеальном порядке немецкого быта.

В автобусе ехало много ребятишек, возвращавшихся из школы на выходные домой. Все они были нарядно одеты и дружно щебетали между собой на немецком языке. Уважение к старшим они проявляли, уступив мне место и выслушав внимательно мой вопрос о том, где мне лучше сойти, чтобы добраться до следующей железнодорожной станции. Они сразу меня поняли и на чисто русском языке все объяснили. Что значит это было на территории ГДР! Пересев на следующую электричку, я быстро оказалась на станции Риза. Дальше шла по маршруту, который нарисовал и прислал мне Андрей. Стрелки и названия улиц привели к воинской части, где он служил. Высокий забор окружал несколько старых казарм, в которых, видимо, когда-то жили немецкие солдаты Вермахта. На КПП, предъявив документы, объяснила дежурным, к кому я приехала. Сообщили командиру взвода, после чего пришел Андрей. Лицо его было взволнованное, видимо, он не ожидал так быстро встречи. Когда дошло до командования о моем приезде, то долго решали, как быть и где меня разместить. На проходной мы находились больше часа. Затем подошел офицер, распорядился нас пропустить на территорию воинской части и сказал, что ночевать я буду дома у замполита, а Андрей до вечера пробудет со мной в увольнении. Утром следующего дня его должны будут отпустить в увольнение до вечера, чтобы он мог меня проводить на поезд. Так я познакомилась с бытом семей военнослужащих за границей. Жили в коммуналке, кухня и туалет общие, ванна на кухне. Когда мылись, закрывались занавеской. Мужья служили в воинской части, жены работали кто в военторге, кто в медсанбате, кто при штабе. Утром пришел Андрей, и мы с ним отправились в город. Была суббота, начало марта, еще прохладно. Ходили по городу, рассматривали витрины магазинов, в которых выставлены красивые вещи, разнообразные продукты в ярких упаковках. Но магазины в субботу и воскресенье в Ризе, к сожалению, не работали, поэтому зайти и купить что-либо невозможно. Гуляя по городу, спустились к реке Одер, откуда повеяло сыростью и холодом. На берегу за сетчатым забором гуляли олени, косули и дикие козы. Это был мини-зоопарк. Животные чувствовали себя спокойно, в кормушках лежало сено и другие корма. Людей они не боялись, подходили к забору и с любопытством разглядывали нас.

Настало время обеда. Мы решили покушать где-нибудь в кафе или, как у немцев называется, в гаштете. Кафе оказалось невдалеке, и мы настроились зайти. Но администратор преградила дорогу и не разрешила войти в помещение. В то же время немцы семьями заходили в кафе, рассаживались за столами, и их обслуживали. В Германии принято обедать в выходные дни в кафе (гаштетах) или ресторанах. Мы немного подождали, но нас так и не пропустили в помещение. Тогда я решила зайти с другой стороны кафе и пройти к администратору. Мы вместе с Андреем зашли в дверь с обратной стороны, там за большим столом сидели немцы-полицейские и пили пиво. Они повернулись к нам и стали с любопытством рассматривать. Андрей в солдатской форме, я стала говорить им на ломаном немецком языке, что мы хотим поесть. Полицейские переглянулись и дали знак работнику кафе пропустить нас. Когда мы зашли в зал, где обедали немцы, то нас в общем зале не посадили, а отвели в какой-то закуток за занавеской, где стоял стол человек на шесть, за которым уже сидели люди, – это были инвалиды. Рядом с ними посадили и нас. Официантка принесла еду на больших тарелках. Порции были огромные – отбивные из мяса, отварной картофель, много овощей под соусом и какой-то напиток. Андрей с удовольствием поел, затем кусочком хлеба обтер тарелку и тоже скушал. Я ему предложила еще заказать такую порцию, но он сказал, что уже наелся. Немного прогулявшись по городу, Андрей проводил меня на вокзал. До прихода поезда я успела кое-что продать на вокзале немцам, добавила марки, которые нам обменяли, и все отдала Андрею, чтобы он мог себе что-то купить. До прихода поезда оставалось около часа, и я попросила сына не ждать и вернуться в часть своевременно.