Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том второй"

– Лилиана Александровна? – торопливо проговорил в трубке мужской голос. – Рад вас слышать.

– Когда вы можете подъехать ко мне в офис, Кордунов?

– Через двадцать три минуты, – ответил ей собеседник, не задавая лишних вопросов.

Через четверть часа Лилиана добралась до своего офиса, а спустя восемь минут секретарша Тата впустила в кабинет госпожи Шумиловой невысокого человека с неброской внешностью. Войдя, он кивнул и спокойно опустился на стул, всем своим видом выражая готовность слушать. Не тратя времени на лишние приветствия и объяснения, Лиля положила на стол дискету и коротко сказала:

– Я хочу, чтобы двое ваших людей немедленно вылетели в Берлин и начали следить за человеком по имени Антонио Скуратти, вся информация о нем имеется на этой дискете. В ближайшее время Скуратти прибудет в Москву, и с этого момента я хочу с точностью до минуты знать о каждом его шаге.

Кордунов кивнул.

– Будет сделано. Это все?

– Пока все, дополнительные распоряжения вы получите, когда Скуратти будет в Москве.

Положив дискету в карман, Кордунов вышел – также спокойно и неторопливо, как вошел. Проводив взглядом его скрывшуюся в дверях спину, Лилиана взглянула на часы и удивилась тому, как быстро летит время – стрелки показывали четыре. Она еще утром планировала к вечеру заехать в клинику, поэтому решила отложить все оставшиеся в офисе дела на следующий день и поднялась.

Муромцев как раз заканчивал вечернюю пятиминутку, когда госпожа Шумилова, постучав, но, не дождавшись ответа, вошла в его кабинет. Продолжая говорить по селектору, он указал ей на кресло и был несколько удивлен тому, что на лице хозяйки клиники не мелькнуло обычного в таких случаях недовольства – наоборот, она дружелюбно кивнула и, удобно усевшись, небрежно махнула рукой:

– Не спеши, я подожду.

Давая указания дежурному врачу относительно больной, прооперированной по поводу кисты яичника, Антон поглядывал на вытянувшую ноги Лилю и не переставая изумляться почти ласковому выражению ее лица. Наконец он закончил и, отключив селектор, с непроницаемым лицом повернулся к ней.

– Весь к твоим услугам, госпожа владелица. Кстати, я велел бухгалтеру переслать на твой компьютер финансовый отчет за последний месяц. Ты его уже просмотрела?

Она небрежно пожала плечами и легонько постукала пяткой о пол.

– Я просмотрю позже, сегодня было очень некогда. Надеюсь, все в порядке?

Неожиданно для нее Антон смутился.

– Да как сказать…. Короче, если ты решишь меня уволить, то не стесняйся – я нарушил одно из твоих главных распоряжений.

– Какое именно? Ты их всегда столько нарушал, что я уже со счета сбилась.

– Не предоставлять пациенткам услуги в кредит. Два дня назад в отделение патологии поступила новая пациентка – Катя Баженова. Я сам оплачу ее пребывание в клинике, но не сразу. Ты можешь приписать эту сумму к той, что я тебе должен и начислять на нее те же проценты.

Лилиана изумленно подняла брови.

– Катя Баженова? Она беременна? Так она вышла замуж?

– Нет-нет, она не замужем. Но я наблюдаю ее беременность. Два дня назад у нее обострился токсикоз, и я решил, что удобней, если она будет у меня на глазах. Твоей любимой бухгалтерше я сказал, что оплата произведена через банк, и деньги поступят в течение нескольких дней, но как раз сейчас ни у нее, ни у меня…

Он запнулся, а Лилиана неожиданно рассмеялась.

– Что с тобой, Антон? Ты так оправдываешься – я никогда не видела тебя таким смущенным! Это твой ребенок?

– Понимаешь, не знаю, как бы это тебе объяснить…..

Лилиана, прищурив глаза, насмешливо сказала:

– Хорошо, не объясняй и не красней – это ваши проблемы, и я не вмешиваюсь. Конечно, я понимаю, почему ты не хочешь оформить ваши отношения – Катя особо не блещет внешними данными, пресная, а ты избалован женщинами. Хотя, если с другой стороны, то она из хорошей семьи, скромная, воспитанная, будет прекрасной матерью твоему ребенку – ты ведь не станешь от него отказываться?

Ее благодушная болтовня разозлила Антона, и ответил он довольно резко:

– Когда мне нужен будет твой совет, Лиля, я пошлю запрос на трех страницах, а пока не морочь голову и скажи: ты даешь кредит или нет?

– Конечно, даю, – весело улыбнулась она, – неужели я могу отказать моему любимому главному врачу – ты ведь чего доброго уйдешь работать в другую клинику. Что я, бедная, стану тогда делать?

– Что ж, благодарю. Думаю, что к лету полностью с тобой рассчитаюсь.

– Рассчитаешься, когда тебе будет угодно, дорогой, я не тороплю и думаю, что моя клиника не обеднеет. В конце концов, ты ведь, помимо всего, самый близкий друг моего мужа – он очень тебя любит, и я не могу с этим не считаться.

Антон с подозрением покосился в ее сторону и хмыкнул.

– Ну, если так. Благодарствую, госпожа владелица, ты возвращаешь мне веру в человечество. Или я просто попал под хорошее настроение, а завтра все изменится?

Закинув ногу за ногу, она хрустнула пальцами и мягко ответила:

– У меня действительно хорошее настроение, Антон, и не пытайся его испортить.

– Ах, да, проект! Забыл поздравить тебя с первой премией, ты уж извини.

Лиля внезапно выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Спасибо, но дело не только в этом. Виктория, когда звонила в Швейцарию, рассказала дяде Андрею о вашем с ней разговоре. Он отругал ее за бестактность – она не имела никакого права разговаривать с тобой подобным образом, и я с ним полностью согласна. Так что извини, – она скромно потупила глаза.

– Мне кажется, что это были еще не самые бестактные речи, которые я слышал за последние несколько месяцев, – философски заметил Антон.

– Я понимаю, дорогой, – голос Лилианы зазвучал подозрительно нежно, – я тоже не всегда вела себя корректно. Тем не менее, ты все-таки решил поговорить с Ильей, разве не так? Ведь это после вашего разговора он решил навестить Таню? – она посмотрела на внезапно побледневшего Антона и сочувственно добавила: – Я знаю, что тебе это было очень тяжело, дорогой, это была большая жертва с твоей стороны, но ты правильно решил, что душевный покой девочки важнее всего. Не считай меня такой уж бессердечной, дорогой, – ее голос зазвенел от искреннего волнения, – я понимаю, как ты относишься к… моей дочери, но ведь очень скоро Катя родит тебе ребенка, ты отдашь ему всю свою любовь.

От ее слов и от тона, каким были произнесены эти слова, Антона прошиб холодный пот.

– Понимаешь, Лиля, я… я…

– Не объясняй, дорогой, я все понимаю, и ты понимаешь – главное, чтобы Тане было хорошо. Ты и не представляешь себе, до какой степени она сейчас счастлива – два дня назад он ходил с ней в зоопарк, и она теперь даже во сне говорит об отце!

– Лиля…. Поверь, когда Виктория сказала… Я сам страдал, понимаешь? Поверь, я страдал и хотел лучше для девочки, я…

С его языка рвалось:

«Я только хотел увидеть свою дочь и утешить, я не хотел, чтобы она тосковала в одиночестве, и поэтому зашел ее навестить. Разве я мог предположить, что Таня даже в лицо не знает того, кто считается ее законным отцом? И что я мог поделать, когда она бросилась ко мне на шею?»

Потом он представил себе бледное лицо Лили, искаженное страданием и яростью – таким оно стало бы после этих слов, – ее мучительно кривящиеся губы. Представил и, похолодев от ужаса, промолчал, а она все говорила и говорила, сияя от радости:

– Гувернантка с ним в прекрасных отношениях, я думаю, они с Таней будут часто встречаться. Хотя Илья, наверное, тебе все рассказал, да? Он ведь доверяет тебе и очень прислушивается к твоему мнению. Скажи мне честно, Антон, неужели не лучше для девочки, если она будет расти в нормальной семье – с отцом и с матерью?

Антон, чувствуя, что уже не владеет собой, закрыл глаза, откинулся на спинку стула и судорожно проглотил вставший в горле ком.

– Перестань, Лиля, мне надоело слушать чепуху, которую ты несешь!

Прозвучало это грубо, но она, ничуть не обидевшись, рассмеялась.

– Почему же, дорогой? Или ты против хорошей дружной семьи? О, я и забыла, что ты у нас убежденный холостяк! Хотя возможно, все изменится, когда Катя родит тебе ребенка. Честно, Антон, женись на ней, а? Она такая тихая, не думаю, что, если ты захочешь развлечься на стороне, она станет тебе особо мешать. К тому же, в твоем возрасте уже несолидно быть холостым – всегда будут слухи, сплетни. Представляешь, даже эта вертихвостка Настя Воскобейникова намекнула, что ты пытался ее соблазнить.

Антон даже подпрыгнул на месте.

– Что?! Ты что городишь?

– О, да ты ведь ничего не знаешь! – Лилиана насмешливо и изящно пошевелила в воздухе пальцами правой руки. – Хорошо, я тебе расскажу, но только строго конфиденциально, дядя Андрей просил с посторонними этого не обсуждать, но ты ведь не посторонний. Короче, несколько дней назад эта маленькая б… вышла замуж – в Швейцарии за сына Бертрама Капри. Это тот самый миллиардер, который объявил конкурс на лучший проект.

– Ты шутишь?

– Ничуть. История такова: журналисты сфотографировали их с этим мальчишкой, когда они трахались где-то на природе. Снимки были весьма пикантными, и вышел страшный скандал. Пришлось срочно вести их в мэрию, но эта потаскушка вместо того, чтобы сказать «спасибо», еще и упиралась – вопила, что влюблена в тебя, несла какую-то ерунду. Дяде Андрею пришлось даже проявить строгость. Конечно, ни я, ни он ей не поверили, мы прекрасно знаем, что ты при всем своем легкомыслии не связываешься с нимфетками, но пришлось пережить не очень приятные моменты. Думаю даже, что в ближайшем будущем тебе лучше не появляться около нее – ее муж Дональд невероятно ревнив, а эта идиотка столько напридумывала о своей любви к тебе, что даже неловко.

Лицо Муромцева было неподвижно. Ничего не выражающим голосом он сказал:

– Итак, Настю насильно выдали замуж, а независимое жюри присудило вам первый приз. Что ж, новости – лучше некуда.

Лиля слегка смутилась.

– Не понимаю, причем тут приз? Жюри, состоявшее из высококвалифицированных специалистов, присудило нам приз за наш проект.

– Хорошо, где в настоящее время находится Настя? Я хотел бы с ней каким-то образом связаться.

Лилиана взглянула на наручные часики.

– Думаю, что сейчас молодые уже в Москве. Повторяю, тебе не стоит там появляться, пока не уляжется впечатление от ее нелепых рассказов о ваших отношениях. Пусть пройдет время. Дядя Андрей, кстати, того же мнения.

– Но она ведь должна окончить школу, разве нет?

– Конечно, она будет учиться – дядя Андрей решил, что в школе никто не должен знать о ее браке. Ему самому все это крайне неприятно – общественность неодобрительно относится к бракам школьниц, хотя такое случается все чаще и чаще. Разумеется, никаких интервью, никаких репортеров. Капри купил молодым особняк недалеко от дома Воскобейниковых, и Инга сможет в любое время увидеть свое обожаемое чадо.

– Особняк? – в недоумении переспросил Антон. – Так Настя не будет жить с родителями?

– Ах, боже мой, дорогой, сразу видно, что у тебя нет семьи! Конечно же, она будет жить со своим мужем, а как же иначе? Но особняк, я тебе скажу, прекрасный – какой-то князь еще при Екатерине Второй выстроил его для своей любовницы-цыганки. Во время революции, правда, там половину разрушили, но в тридцатые годы восстановили – даже устроили что-то вроде музея для школьников.

– И этот миллиардер сумел купить музей?

Лилиана рассмеялась.

– Ну, музей – это уже из области современных преданий. Года два назад один провинциальный губернатор приезжал в столицу развлечься со своей дамой сердца, и для них в этом дворце префектура устроила банкет. За столом губернатор довольно много выпил, и внезапно ему пришла в голову идея перещеголять средневекового князя и превратить особняк в гнездышко для любимой женщины. Он тут же за столом договорился с официальными лицами, и через считанные дни княжеский дворец превратился в «строение на снос». Губернатор его выкупил на имя любовницы, обнес каменной оградой, переустроил на современный лад – сауна, парк, подземный гараж и прочее. Надолго расслабиться там они, правда, не успели – губернатора не так давно сняли и посадили, а его дама в срочном порядке решила продать особняк и отчалить за рубеж. Только ведь хоромы за двадцать миллионов баксов на рынке не продашь, а продешевить она тоже не хотела, и тут как раз совпало – Капри велел своему поверенному приобрести дом для любимого сыночка. Торговаться он, естественно, не стал, потому что для него двадцать миллионов – копейки. Короче, в момент оформили сделку, привели особняк в порядок, а сегодня молодых должны были прямо из аэропорта туда привезти. Как видишь, деньги в этом мире решают все.

Антон, у которого внезапно заныли виски, провел рукой по лбу.

– Вижу, – процедил он сквозь зубы. – Ладно, спасибо за интересный рассказ о князьях и дворцах, советую приобрести такой же экзотический дом – ты будешь очень неплохо смотреться на его фоне.

Лиля лениво потянулась и тряхнула головой.

– Можно было бы, конечно, но его хлопотно содержать. К тому же, я привыкла к своей квартире в экологически грязном районе, и она достаточно обширна. Если бы, конечно, Илья захотел…

Ее голос неожиданно дрогнул.

– Не будем об этом говорить, – поспешно прервал ее Антон, – у тебя все?

– Нет, я хотела поговорить о закупках диагностического оборудования для сибирского филиала клиники – ты ведь лучший в стране специалист, как утверждает дядя Андрей.

– У меня очень болит голова, и я сейчас не в состоянии что-то обсуждать, извини, – он опять потер лоб.

Внимательно взглянув на него, Лилиана поднялась.

– Да, ты неважно выглядишь, прими анальгин. Хорошо, приезжай ко мне в офис – завтра после обеда. Так, наверное, даже лучше – я приглашу Ючкина, и мы все обсудим. Лечись.

Как ни странно, но Антон решил последовать совету Лили – едва за ней закрылась дверь, он проглотил две таблетки анальгина, улегся на диван и постарался ни о чем не думать. Однако в голове против воли вновь и вновь вспыхивало воспоминание о телефонном разговоре с Алешей – тот звонил два дня назад и был сильно подавлен.

– Антон Максимович, неужели Настя до сих пор не вернулась?

– Они должны прилететь завтра или послезавтра, как мне говорили.

– У меня почему-то очень неспокойно на душе – какое-то предчувствие.

Его слова рассердили Антона, и он в сердцах даже прикрикнул:

– Предчувствие, наитие. Иди к гадалке со своими предчувствиями, что ты ко мне звонишь?

– Извините, – немного обиженно, но очень вежливо ответил на это Алеша, – я понимаю, что вы заняты, не стану вас больше беспокоить. Сообщите мне, если вам не очень трудно, когда будут новости.

Тихий стук в дверь прервал воспоминания Антона. В приоткрывшуюся щель осторожно заглянула голова Кати.

– Можно, Антон? Ты не спишь?

– Не сплю, заходи.

Катя присела рядом с диваном и заботливо спросила:

– Ты не болен? Лилиана, наверное, подняла скандал из-за того, что ты положил меня сюда, да? Я же говорила, что мне лучше лечь в городской роддом.

– Нет, с этим все в порядке, – Антон сел, спустив ноги с дивана, тряхнул головой, и боль вдруг ушла. – Фу, чуток полегчало. Нет, насчет тебя все нормально – она решила, что это мой ребенок, и даже сделала несколько пикантных намеков. Кстати, у меня даже появилась идея – наверное, будет лучше всего, если я запишу Женьку на свое имя.

Катя уже выбрала для ребенка имя – Евгений. Или Евгения, потому что пол ребенка она собиралась определить не раньше декабря, где-то вычитав, что УЗИ в первые месяцы вредно действует на плод.

– Не знаю, – в голосе ее послышалось смущение, – а если вдруг…

– Если вдруг твой Стас объявится, то советую гнать его в три шеи! Пойми, дурочка, он способен изгадить всю жизнь – и тебе, и ребенку. Если же в будущем ты встретишь хорошего человека, полюбишь его, и он захочет усыновить Женьку, то мы быстро уладим все формальности.

Катя отвернулась, чтобы скрыть внезапно навернувшиеся на глаза слезы.

– Ты, Антоша, рассуждаешь, как… как старик – будто все знаешь наперед, все у тебя выходит так гладко. Только я… я никак не могу его забыть. Наверное, из-за того, что он у меня был первым и единственным. Еще недавно казалось, что все забыла, а теперь опять…. Нет! Ничего не говори и не ругай, что у меня нет гордости – таким, как я, которые без шарма, можно и без гордости.

– Ладно тебе, не расстраивайся, – Антон погладил сестру по голове и решил сменить тему, – лучше послушай, что мне рассказала Лилька, и скажи, что делать.

Он коротко передал ей сообщенные Лилей новости. Катя от изумления открыла рот, потом спохватилась и захлопнула его, звонко щелкнув зубами.

– Не вздумай ничего говорить Алеше, – твердо сказала она, – ты же знаешь, что Лилька всегда половину врет. Когда он тебе позвонит?

– Вообще-то, он попросил меня самого позвонить, но думаю… Завтра, наверное, он не выдержит – снова позвонит. Так ты считаешь, что ничего не нужно говорить?

– Не нужно. Если позвонит, скажи, что ничего пока не знаешь.

Антон почувствовал некоторое облегчение – словно он переложил на плечи сестры часть своих неприятных обязанностей.

– Ладно, что сейчас обсуждать, будет день – будет пища. Иди спать, Катюша, я тоже хочу лечь – домой сегодня не поеду, переночую в клинике.

– Ладно, – она поднялась. – Так запомни: если Алеша завтра позвонит, ничего не говори.

Однако Алеша не позвонил – ни на следующий день, ни потом. Каждый день он подъезжал с утра к школе Насти, номер которой узнал от Антона, и провожал глазами торопившихся на занятие старшеклассниц. В тот день, когда они с Настей вновь увиделись после долгой разлуки, ее привез в школу белый мерседес. За рулем мерседеса был не дядя Петя, а высокий человек атлетического сложения. Он выскочил, почтительно распахнув дверцу, и Настя выбралась из автомобиля, тряхнув светлой головкой. Еще один парень оказался рядом с ней, а другой забежал вперед, открыв школьную калитку.

На Насте были черные вельветовые брючки и блестящая курточка, из-под которой выглядывал белый свитерок. Вела она себя немного странно – двигалась, словно робот, неподвижно глядя прямо перед собой какими-то неживыми глазами. Алеша стремительно шагнул к калитке, и они почти столкнулись. Настя равнодушно скользнула в его сторону ничего не выражающим взглядом, прошла мимо и, поднявшись на крыльцо, скрылась в дверях здания школы. Провожавшие ее люди сели в белый «Мерседес», и уехали, а Алеша, постояв еще немного у калитки, повернулся и побрел к своей машине. Сев за руль, он вспомнил ее безразличный взгляд, и сердце его внезапно резанула запоздалая боль, а потом нахлынула обида, сразу сменившаяся гневом.

«Какого черта? Поиграла в любовь, а теперь надоело что ли? Надо же – какие были признания, какие слезы! Дурак я, идиот, дебил – диплом на носу, а я бегаю за школьницей. Ладно, хорош дурью маяться – если захочет меня найти, то найдет. Чао какао!»

Рванув машину с места, Алеша переулками выехал на шоссе и был сразу же остановлен автоинспектором за превышение скорости. Отдав сто долларов, он немного успокоился и, уже следуя всем правилам дорожного движения, поехал к себе в университет.

Глава тринадцатая

Еще в начале октября, когда отмечали День учителя, Рая Воропаева из гуманитарного класса, учившаяся в балетной школе и обычно выступавшая на каждом ученическом концерте, подвернула ногу. Номер срывался, и учительница музыки Наталья Рафаиловна в отчаянии попросила ребят из математического устроить что-нибудь вроде научной викторины, чтобы занять время. Лиза обиделась, заявив:

– Мы что, сухари – одни викторины устраивать? Мы с Леркой Легостаевой, например, четыре года в музыкальную школу ходили! У Лерки знаете, какой голос? Эдит Пиаф!

Действительно, до пятого класса Лиза, Лера Легостаева и Артем Ярцев занимались в музыкальной школе по классу фортепиано. У Леры и вправду был очень сильный и красивый голос, всегда восхищавший их учительницу сольфеджио. Когда цены за обучение резко выросли, мать Леры не смогла оплачивать занятия, а Артем как раз в это время увлекся борьбой и заявил:

– Я музыкалку бросаю – у меня тренировки, на гаммы и этюды нет времени.

Из солидарности с ними Лиза тоже отказалась ходить в музыкальную школу. Ей в то время только-только исполнилось двенадцать, но Теодор и Полина Трухины как всегда предоставили дочери полную свободу действий – не хочет ребенок больше учиться музыке, ну и не надо, хватит. Время от времени Лиза садилась за стоявший в гостиной старый рояль, подбирала мелодии и напевала своим несильным, но звонким и чистым голоском. Со временем рояль был забыт, но при случае она могла исполнить что-нибудь «попсовое» под аккомпанемент неплохо бренчавшего на гитаре Гоши или того же Артема Ярцева. Предложение Натальи Рафаиловны породило у Лизы неожиданный прилив энергии.

– Гошка с Артемом нам подыграют, а мы с Леркой споем!

Учительница музыки была немолодая и очень опасалась всевозможных проказ молодежи.

– Только что-нибудь такое, – она нерешительно повертела рукой, – м-м, ну… не очень. А то сейчас молодежь такую дребедень слушает, что просто жутко. Я недавно дежурила у вас на дискотеке и, честно говоря.… Нет, надо бы мне вас сначала прослушать – ведь ты, Лиза, всегда что-нибудь такое выкинешь, а могут из и округа приехать.

Лиза рассмеялась и махнула рукой.

– Не волнуйтесь, Наталья Рафаиловна, мы ж понимаем, что учителя все старые… то есть… ну, пожилые. Короче, я хочу сказать, мы Шнурова или Гасилову изображать не будем.

– Кого?

– Ой, ну вы современную эстраду не знаете? Шнуров еще поет: «Я лично бухаю, а другие колются». Или, например, Гасилова: «Ну, здравствуй, ты попал. Что смотришь, не узнал?» Вы слышали?

Наталья Рафаиловна оскорблено вздернула подбородок, и по лицу ее пошли пятна.

– Боже, какое варварство! Да, вкусы молодежи оставляют желать лучшего! Мы в наше время бегали в консерваторию слушать музыку Бетховена, Шопена, Чайковского. Помню, когда приезжал Ван Клиберн…

Лиза заторопилась:

– Да вы не волнуйтесь так, Наталья Рафаиловна, я сама во втором классе Чайковского играла и Бетховена «К Элизе», но только первую часть. Потом, я прекрасно понимаю, что Шнуров, например, не наш стиль, наш стиль – романс. Меня вообще многие иногда за цыганку принимают, потому что я смуглая, а у Лерки голос тягучий.

Лицо учительницы разгладилось.

– Ладно, романс спеть – это неплохо. Хорошо, я ставлю вас пятым номером.

Вновь испеченные артисты торопливо обсудили репертуар, потом мальчики помчались домой за гитарами, а Лиза с Лерой остались в пустом классе «спеваться».

Выступление их учителям понравилось, и даже директриса усиленно хлопала в ладоши, выказывая свое одобрение.

– Удивительно, – говорила старенькая учительница биологии, тряся седой головой, – и кто бы подумал – Трухина! Такая озорница!

Молодой информатик погладил отпущенную для солидности бородку и с авторитетным видом знающего человека сказал сидевшей рядом с ним школьной секретарше:

– У Легостаевой очень неплохое сопрано. У Трухиной голосок послабее, но очень пластично движется девочка, чувствуется в ней эдакий огонек, – он выразительно щелкнул пальцами. – Хотя, конечно, на занятиях она постоянно вертится, бесконечно у нее какие-то нелепые замечания. Правду говорят, что ее дед – негр? Чувствуется.

Тут он слегка покраснел, потому что секретарша, роскошная женщина лет тридцати пяти, улыбнулась и тесно прижалась к нему круглым аппетитным бедром. Полным страсти голосом она шепнула:

– Лешенька, после концерта спустишься ко мне? Напечатала приказ, а файл куда-то улетел, не найду. Помоги, ты ведь компьютеры лучше всех знаешь.

Чтобы скрыть смущение, информатик громко крикнул: «Молодцы!» и начал изо всех сил аплодировать как раз закончившим петь ребятам. К нему немедленно присоединились остальные, и сияющая Лиза тут же на сцене заявила своим партнерам:

– Грандиозно! У нас есть будущее, и мы не должны хоронить его в дерьме.

Аплодисменты всегда приятны, даже, если аплодируют туго мыслящие и абсолютно отставшие от жизни учителя. Лиза и Лера, внезапно ощутили себя артистками, и у обеих почти одновременно родилось горячее желание создать свою группу. Гоша и Артем отнеслись к этому немного скептически, но не им было противостоять бурному темпераменту Лизы!

Дима, студент МГИМО, с которым Лиза познакомилась в Лиссабоне, узнав об очередной фантазии своей прелестной подружки, поначалу посчитал это блажью и снисходительно заметил:

– Ты представляешь, что это такое – шоу-бизнес? Кто вас будет раскручивать? Думаешь, все эти звезды голосами берут? Их раскручивают – реклама, диски. «Фанеру» делают.

Лиза в ответ на вполне разумные слова приятеля презрительно сощурилась и сердито пожала плечами.

– Ладно тебе, Димка, ты что, типа самый умный? Мне в Лиссабоне один знакомый рассказывал, как они группу создавали. Спелись, пригласили представителя из компании звукозаписи – на Западе все так делают. Им организовали два концерта, записали диск на пробу – диск понравился. Потом они выступали и очень даже круто.

– Так то на диком Западе, Лизок, у нас тут все иначе.

– Иди ты к лешему! Не нравится – можешь мотать к себе домой.

Дима, приехавший к ней вечером после занятий и рассчитывавший задержаться подольше, сильно расстроился.

– Да что ты, Лизанька, я же ничего не говорю! И как там у тех твоих знакомых – получилось что-нибудь с группой?

– Все нормально получилось, правда, потом у них типа там что-то случилось с солисткой, и из-за этого вся группа развалилась, но это уже неважно. Короче, Педро сказал, что все ерунда, главное, чтобы с тебя народ заводился.

Дмитрий неожиданно побледнел, даже голос у него задрожал:

– Какой… какой еще такой Педро?

Лиза небрежно фыркнула, полезла в шкаф за альбомом и вытащила фотографию, на которой они с Педро Хуаресом были сфотографированы на фоне Национального музея старинного искусства.

– Мой очень хороший знакомый, – она кокетливо прищурилась, – кстати, в тот день, когда я дала тебе в опере в Лиссабоне свой телефон, мы были там вместе с ним.

– Мне показалось, что ты была в ложе с какой-то дамой.

– Это была его мамаша – хотела со мной познакомиться. Мы с ним иногда болтаем в чате. Наверное, я попрошу его как-нибудь нам помочь.

Дима с нарочитым пренебрежением пожал плечами.

– Конечно, жди! Как он, интересно, вам поможет с этой ерундой?

Очаровательно склонив головку, Лиза мягко улыбнулась.

– Конечно, поможет. Он ведь был в меня влюблен – к деду бегал, умолял, чтобы тот меня уговорил за него замуж выйти. Так что, если попрошу – сразу примчится. Недавно в Москву хотел приехать, но я не разрешила – на фиг он мне.

Она откинулась назад и звонко захохотала. Диме стало немного легче, тем не менее, он еще долго и пристально вглядывался в тонкое лицо португальца. На фотографии Лиза прижалась щекой к плечу Педро, и ветер слегка растрепал ее черные кудри. Подавив яростное желание немедленно смять, разорвать растоптать фотографию, Дима небрежно сказал:

– Не знаю, мне кажется это все мура, но если хочешь побаловаться, то я могу привести к вам специалиста – он вам поможет.

Лиза от восторга подпрыгнула и чмокнула его в нос.

– Димка, ты мой цыпка ненаглядный!

«Специалист» оказался сутулым мужчиной лет тридцати по имени Глеб. Поговорив с ребятами и попросив девочек спеть несколько шлягеров, он оценивающе их осмотрел и снисходительно покачал головой.

– Ладно, поработаю с вами, малявки, сделаем несколько шлягеров под романс, раз вам так хочется, а потом посмотрим – может, в кафе у нас споете, а может, спонсора найдем, и он вам небольшой дебют организует. Авторская песня тоже сейчас в цене. Музыку-то и аранжировку вмиг можно сделать, если бабки найдутся, у меня один мужик знакомый на компьютере делает, у него программы есть – и «Мьюзик мастер», и «Мьюзик Райт». Но дорого берет. Потом, слова нужны.

Лиза посмотрела на Артема и, улыбнувшись, погладила его рукав.

– У Артема стихов полно, да, Артемка? Можно из тех, что ты в девятом классе писал?

Артем побагровел, а Глеб сплюнул и равнодушно хмыкнул.

– Без разницы – слова-то, в общем, такого значения не имеют. Ежели вы сможете создать себе имидж, то хоть какую ляпуху вешай. Короче, работаем, занимаемся.

Лера опасливо поинтересовалась:

– Ты сколько за это возьмешь – ну, за свои занятия?

Глеб внезапно ухмыльнулся, показав широко расставленные передние зубы.

– Я с вами, лапочка, за так – ради красивой идеи. Нравитесь вы мне, зеленые. Давайте, я сегодня побольше с девочками поработаю, а завтра с парнями. Где работать будем, тут? – он оглядел большую комнату без окон, в которой прежде жила баба Дося с двумя дочерьми и внуком, и которая теперь стала гостиной в квартире Трухиных. – Нормально, сойдет.

Они немного поработали, потом мальчиков Глеб отпустил, а Лизу и Леру еще долго учил, как нужно правильно держаться и двигаться во время выступления. При этом он беззастенчиво лапал их за ягодицы и грудь, а они старались деликатно ускользать от его рук. Дима заглянул в гостиную и сразу помрачнел – как раз в этот момент Глеб, полуобняв Лизу за талию, объяснял ей что-то из области сценического искусства. Отозвав на минуту не в меру увлекшегося маэстро, приятель Лизы хмуро ему сказал:

– Ты типа того – не очень-то руки распускай, усек? Я тебе бабки не за то плачу, чтобы ты девочек тут лапал, а Лиза – моя невеста, ясно?

Глеб немедленно извинился:

– Прости, я ведь не знал – сказал бы с самого начала. А девочка твоя ничего и одета нормально. Другая-то – Лера эта – одевается, как бомжиха. Из бедных, что ли? Но голосок у нее балдежный.

Теперь каждый день после школы все четверо собирались у Лизы репетировать, а часам к четырем появлялся Глеб и начинал с ними работать, как он выражался «сурово». Лера безропотно выполняла все его указания, но Лиза начинала ворчать.

– Вообще с ума сойти, – сердито сказала она один раз, устало растянувшись на ковре и закрыв глаза, – это мы с одним шлягером столько конопатим, а сколько нам нужно для концерта?

Глеб ухмыльнулся и быстро задвигал челюстями, пережевывая свою неизменную жвачку, отчего лицо его приняло дебильное выражение.

– Три, не больше, лапочка, – ответил он. – Исполните еще пару русских романсов, чтобы показать свои возможности, но особо не извращайтесь. Короче, работать и не болтать – лишняя болтовня губит все гениальное в зародыше.

Настя видела, как изменилось лицо Алеши, когда их взгляды встретились, и еще сильней ощутила всю безысходность своего положения. Вокруг кипела жизнь, ее сверстники смеялись, болтали о своих делах, обращались к ней с шутливыми вопросами – она лишь кивала или односложно отвечала, и так просидела первые два урока математики. Потом класс перебрался в кабинет химии, и вновь Настя сорок минут сидела неподвижно с каменным и напряженным лицом. К счастью, преподаватели решили в первый день после долгого отсутствия ее не спрашивать. Лиза на первой же перемене попыталась растормошить подругу.