Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том второй"

Глава девятая

Как сообщила пресса, «все проекты, представленные на рассмотрение жюри, получили высокую оценку специалистов». Участникам конкурса сообщили, что окончательные результаты будут объявлены через два дня после презентации последнего проекта.

В соответствии с графиком проект «Умудия холдинг» был представлен жюри в предпоследний день конкурса. Безукоризненно следуя регламенту, докладчики – депутат господин Воскобейников, глава «Умудия холдинг» госпожа Шумилова и президент дочерней компании «Умудия Даймонд» господин Ючкин – уложились ровно в два часа, с одиннадцати утра до часу дня.

К пяти часам все трое, усталые и возбужденные, собрались в кабинете номера Андрея Пантелеймоновича и ожидали первых сведений из сугубо конфиденциальных источников.

– Не стоит так волноваться, Лиля, – говорил Воскобейников метавшейся из угла в угол Лилиане, – Гордеев, думаю, приедет не раньше шести, и ты пока имеешь возможность выпить кофе и закусить. Кстати, у меня для тебя есть довольно приятная информация.

Он не сообщил ей с утра о ночном звонке Виктории, чтобы не выбить из колеи перед докладом. В другое время Лилиану бы до крайности заинтриговали его слова, но теперь она была столь перевозбуждена, что никак не отреагировала – лишь равнодушно махнула рукой и бросилась в кресло.

– Ты прав, дядя Андрей, нужно закусить. Позвони, попроси чего-нибудь принести в номер.

– Я считаю, что по оригинальности замысла и по грамотности исполнения наш проект стоит намного выше, чем у этих парней из Торонто, – горячился Ючкин, – а уж если говорить о сенегальцах, то просто смешно! Так почему же такая необъективность, почему им две первых премии? Еще не объявлены результаты, а они уже чуть ли не поздравления принимают!

– Ты что, ребенок? Не соображаешь? Спустись с небес! – сердито стукнув по столу, прикрикнула на него Лиля, но, увидев обиженно поджатые губы своего сибирского партнера, тут же взяла себя в руки. – Извини, Игнатий, я сегодня переволновалась, совсем собой не владею. Так вот, относительно первых двух премий Капри решил априори, и не стоит эту тему раскручивать. Но сегодня мы были на высоте, поэтому у нас есть возможность склонить кое-кого из жюри в нашу пользу. Будем надеяться на третью премию – это тоже неплохо.

– Не стоит говорить лишнего, господа, – поспешно заметил Воскобейников, – электронный защитник – это хорошо, но в этом отеле могут быть также живые глаза и уши.

В кабинет, постучав, вошел его секретарь Белецкий и торопливо доложил:

– Андрей Пантелеймонович, приехал Гордеев.

– Да-да, пусть поскорее заходит.

Лицо вошедшего Феликса было непроницаемым. Подождав, пока за Белецким закроется дверь, он опустился в тяжело скрипнувшее кресло и, не говоря ни слова, положил на стол три экземпляра последнего выпуска вечерней газеты. К ним немедленно потянулись три пары рук, и Андрей Пантелеймонович оцепенел, увидев фотографии на первой странице – Настя возле отеля прощается за руку с неизвестным пареньком, Настя сидит с ним на веранде, Настя вылезает из машины, а все тот же паренек придерживает перед ней дверцу.

– Что… что это значит? – язык плохо ему повиновался.

Ючкин уронил газету на стол и с испугом посмотрел на Гордеева, Лилиана швырнула свой экземпляр на пол, и лицо ее пошло красными пятнами.

– Эта дрянь… что она опять натворила? – сдавленным голосом спросила она.

Феликс слегка наклонился вперед и запыхтел сильнее обычного.

– Я вам скажу, – каждое его слово сопровождалось посвистыванием, – это значит, что наша девочка затянула нас в крупную дыру, которую мы даже со всеми нашими связями не сможем заткнуть. Ах, да, вы же не читаете по-французски. Но имя вы ведь можете разобрать и прочитать? Да-да, этот паренек – Дональд Капри, сын нашего предполагаемого спонсора Бертрама. Газета пишет, что сын миллиардера выказывает знаки внимания дочери одного из участников конкурса. В связи с этим репортер гадает, насколько данное обстоятельство может повлиять на объективность жюри.

Воскобейников отбросил газету в сторону.

– Я не понимаю, как вы до сих пор могли этого не знать, – гневно произнес он, – почему мне никто ни о чем не сообщил? Как вообще Настя могла встречаться с этим мальчишкой, если она целые дни сидит в номере и решает задачи? Вы уверены, что это не монтаж и не провокация?

– Увы, – тяжело вздохнул Феликс, – мы проверили. К сожалению, мы не считали нужным здесь, в Швейцарии, устанавливать за ней наблюдение, а у старика Капри, видно, хорошая внутренняя полиция. К тому же, он владеет ситуацией – ему, как я думаю, давно все было известно, но газетам разрешили опубликовать материал только сейчас, после презентации нашего проекта. Старик ярый русофоб и с удовольствием продемонстрирует объективность – не в нашу пользу, разумеется. Хотя еще час назад третья премия уже фактически была нашей. Я как раз сейчас получил об этом последнюю конфиденциальную информацию.

Игнатий Ючкин, с любопытством разглядывающий газету, поднял голову и удивленно сказал:

– Не понимаю, почему? Если Капри знал об их дружбе, то давно мог положить ей конец – если ему это так сильно не нравилось. Это ведь обычная дружба между молодыми людьми, ничего компрометирующего Настю. Посмотрите, они лишь на одной фотографии приблизили головы и что-то рассматривают. Думаю, что поцелуйся они хоть раз, репортеры бы немедленно это запечатлели.

Гордеев печально покачал головой.

– Старик не любит, когда кто-то приближается к его сыну. Мне только полчаса назад, после моего запроса, передали сугубо конфиденциальную информацию по этому поводу: Дональд Капри страдает тяжелым психическим заболеванием, и отец всячески старается изолировать его от общества, чтобы избежать слухов. Возможно, Бертрам Капри полагает, что это знакомство – запланированная провокация с нашей стороны с целью шантажа, желание таким образом оказать давление на него и на жюри, а шантажа он органически не переваривает. Весной этого года его уже пытались шантажировать – каким-то образом произошла утечка информации о здоровье Дональда, и некто, грозя предать гласности эти данные, пытался выманить у старика крупную сумму денег. Однако Капри моментально овладел ситуацией и сумел прижать шантажистов к ногтю – газета, в которой находился материал для публикации, была закрыта, а редактора ее оштрафовали на крупную сумму. Все это было провернуто буквально в течение дня, а через неделю слухи стихли, и больше на эту тему никто и заикнуться не смел.

– Если данная провокация была устроена намерено, – медленно проговорил Андрей Пантелеймонович, – то это только ваша недоработка, Феликс. Ваша и ваших людей.

Лилиана даже взвизгнула:

– Нет, это все она! Без ее участия они бы ничего не устроили! Надо выяснить, как она это сделала!

– Выясняйте, – угрюмо буркнул Феликс, – мы сделали все, что могли.

Лилиана вновь забегала по кабинету, сжимая пальцами виски.

– Надо дать опровержение в прессу. Дядя Андрей, ты должен дать интервью.

Воскобейников равнодушно пожал плечами.

– Думаю, теперь для нас это уже большого значения не имеет, – холодно ответил он, – но выяснить, конечно, в любом случае надо.

Пять минут спустя в кабинет, протирая глаза, поспешно вошла заспанная Настя. В этот день она с Дональдом не виделась, потому что Инга весь день оставалась в отеле. С самого обеда девочка прилежно корпела над задачами по физике. Когда Белецкий постучал к ней в комнату, чтобы пригласить к отцу, она сладко дремала за столом, положив голову на задачник, – пять задач уже были решены, а перед тем, как приступать к шестой, ей захотелось дать себе небольшую передышку.

– Да, папа, что такое? – Настя растерялась, увидев устремленные на нее со всех сторон недобрые взгляды.

– Садись, – холодно ответил отец, и положил перед ней газету, – это что такое?

Никто больше не произнес ни единого слова. Настя присела на краешек стула и растерянно уставилась на статью.

– Дональд Капри? – пролепетала она. – Это какой Капри? Папа, я…

– Где ты с ним познакомилась? – стукнув рукой по столу, закричал Воскобейников.

Настя тряхнула спутавшимися светлыми волосами, и трансформаторы вместе с вектором магнитной индукции окончательно улетучились из ее головы.

– Что ты так кричишь, папа? – обиженно произнесла она. – Ну, я вышла немного прогуляться, ну и что? Не могу же я весь день сидеть, как пришитая. А это мой знакомый Дон, мы с ним тогда и познакомились.

– Нет, ты и вправду недоразвитая! – прошипела Лилиана.

– Стоп, Лиля, давайте все по порядку, – остановил ее Гордеев, сверля Настю заплывшими жиром глазками. – Расскажи нам, Настя, где и как ты встретилась с этим молодым человеком.

Девочка с достоинством вскинула голову.

– С какой стати я должна вам что-то рассказывать? Не собираюсь перед вами отчитываться – вы мне не отец.

– Так мне расскажи, я приказываю, – ледяным тоном сказал Андрей Пантелеймонович.

Настя пожала плечами и коротко изложила историю своего знакомства с Дональдом Капри. Воскобейников посмотрел на Гордеева, но тот лишь пожал плечами.

– Это ничего не меняет. Помимо прочего нас могут обвинить в преднамеренном вторжении на чужую территорию – скажут, что все было подстроено.

– Да что подстроено? – возмутилась Настя. – Я что, у них украла что-то?

– М-да, – Гордеев продолжал сверлить ее взглядом. – А скажи, Настя, тебе этот Дональд не показался… гм, несколько странным?

Вспыхнув, Настя смерила его взглядом и отвернулась.

– Извините, мне нужно заниматься, – она посмотрела на отца. – Можно мне идти, папа?

Поднявшись с места, Андрей Пантелеймонович подошел к ней и остановился, заложив руки за спину.

– Дрянь! – сквозь зубы процедил он. – Встать, когда я с тобой говорю!

Испуганная его взглядом Настя продолжала сидеть, поэтому отец внезапно схватил ее за локоть и поставил на ноги прямо перед собой.

– Папа, ты что…

– Ты загубила результаты всей нашей работы, ты понимаешь это? Столько бед, сколько ты, не принес мне ни один человек на свете!

Андрей Пантелеймонович говорил очень тихо, но в голосе его звучала такая неприкрытая ненависть, что Настя содрогнулась.

– Зачем ты так, папа, ведь я люблю тебя, я твоя дочь!

– Дочь! – с отвращением произнес он и, оттолкнув ее с такой силой, что она чуть не упала, закричал: – Какая ты мне дочь, ты…

– Андрей Пантелеймонович! – предостерегающе воскликнул Феликс.

– Андрей! – на пороге кабинета стояла Инга. – Андрей, в чем дело, почему ты так кричишь на ребенка?

– Пусть тебе твоя любимая дочь сама расскажет, – ехидно заметила Лилиана.

Андрей Пантелеймонович бессильно упал в кресло. Настя, повернувшись, бросилась вон из кабинета, и Инга, полыхнув в сторону мужа сердитым взглядом, поспешила за дочерью. Гордеев, посмотрев на часы, негромко заметил:

– Все же подождем немного – это были предварительные данные, через час мы будем знать точно.

– Чего уж теперь ждать? – криво усмехнулась Лиля. – Ладно, если хотите, будем сидеть и ждать, как идиоты.

Все же никто из них не изъявил желания уйти, в полном молчании все продолжали сидеть на своих местах. Улыбающаяся девушка принесла кофе, печенье и вазочку с фруктами, но никто ни к чему не притронулся.

Настя в это время горько плакала у себя в комнате в объятиях Инги и рассказывала матери о своем знакомстве с Дональдом.

– Детка, ты не должна была тайком выходить из отеля, – расстроено сказала Инга.

– Мамочка, ну что я такого сделала? Сейчас я позвоню Дону, скажу, что больше не смогу с ним видеться.

– Да-да, детка, позвони и скажи ему, чтобы папа больше не сердился.

Настя порылась в кармане и, вытащив визитную карточку с номером мобильного телефона Дональда Капри, подняла трубку.

– Донни, это я. Ты видел вечернюю газету? Извини, Дон, но мы завтра не сможем с тобой никуда поехать. И вообще больше никогда не сможем – папа мне не разрешает. Почему ты мне не сказал свою фамилию, Дон? Я же не знала, что ты сын того миллиардера.

– Настья, погоди, как это? Я хочу тебя увидеть!

– Я потом напишу тебе по электронной почте, ладно? До свидания, Донни.

Она положила трубку и всхлипнула. Инга не поняла, о чем говорила дочь со своим новым приятелем, потому что разговор шел на английском языке.

– Этот мальчик – он не обидел тебя, Настенька? – осторожно спросила она. – Ты не должна так вдруг знакомиться неизвестно с кем.

– Мамочка, это очень хороший мальчик, мы просто разговаривали, слушали музыку, он мне помог решить две задачи и разобраться в новом материале.

Уткнувшись носом в подушку, Настя горько рыдала, а мать гладила ее по плечу.

– Деточка моя, папа правильно сердится – нельзя было выходить одной из отеля. Ведь с тобой могло произойти неизвестно что.

Инга совершенно искренне полагала, что причиной гнева ее мужа было беспокойство о дочери. Настя не стала возражать – какая разница, в конце концов.

«В конце концов, так, может, и лучше – Дон иногда так странно смотрел на меня. Он обещал, что мы будем просто друзьями, но ведь сердцу не прикажешь, и если я ему нравлюсь, то нам действительно лучше больше не встречаться – это было бы нечестно с моей стороны, ведь я люблю Алешу. Если бы только папа так не сердился из-за всего этого!»

После разговора с Настей Дональд Капри какое-то время неподвижно сидел с трубкой в руках, потом резким движением отшвырнул ее в сторону и вызвал по селектору своего секретаря.

– Принесите вечерние газеты, Мейсон. И узнайте, что сейчас делает мой отец.

Через минуту секретарь принес газеты и доложил:

– Сэр, мистер Капри в настоящий момент у себя и разговаривает с доктором Тиррелом.

– Подайте мою машину!

Отшвырнув ногой стул и не обращая внимания на оробевшего Мейсона, Дональд скомкал газету и направился к двери.

Бертрам Капри в это время говорил доктору Тиррелу:

– Так вы считаете, что это знакомство оказало влияние на Дональда?

– Влияние очевидно, сэр, – подтвердил доктор. – Я ведь давно наблюдаю за Доном – у него никогда еще не было подобного взрыва эмоций. Возможно, потребность общения с этой девушкой так сильна, что он даже не стремится к сексуальным отношениям с ней. Я говорил вам, сэр, что ошибкой было позволять ему так отгораживаться от общества, от людей. Конечно, бывать в больших компаниях для него утомительно, но один единственный друг, с которым можно делиться мыслями, ему необходим. Друг его возраста и, скорей всего, противоположного пола. Сейчас, когда они расстанутся, нужно немедленно заполнить пустоту. Я уже просмотрел несколько кандидатур – это достаточно серьезные и интеллектуально развитые девушки. Одна из них – студентка психологического факультета.

– Вы представите мне их данные, Тиррел, я просмотрю сам. Вы предполагаете лишь дружеские отношения или также сексуальное общение?

– В дальнейшем – возможно, сэр. Во всяком случае, физического напряжения у него не возникнет – ведь мы подобрали ему двух девиц для занятий сексом, и он вызывает их в любое время, когда ему это необходимо.

Капри задумчиво прошелся по кабинету и постучал ногтем по отполированной поверхности стола.

– Вы беседовали с этими девицами?

– Да, сэр, они регулярно представляют мне отчет о мельчайших подробностях своих отношений с Дональдом. Однако ничего особенного – все сводится к элементарной физиологии. Он даже не разговаривает с ними – совершает половой акт и тут же их отправляет. Часто бывает с ними груб – даже как будто специально старается причинить им боль. Фрида недавно жаловалась, что у нее травмированы влагалище и прямая кишка. Я велел врачу осмотреть ее, но он не нашел особых повреждений – одна-две ссадины.

Капри равнодушно пожал плечами.

– За это они получают свое жалование. Заплатите ей премиальные за каждую ссадину в интимном месте.

– Сэр, они и так получают достаточно, а в последние две недели Дональд их к себе не вызывал.

– То есть все то время, что он провел с этой русской девочкой?

Доктор Тиррел не успел ответить, так как на пороге появился секретарь Капри.

– Сэр…

Отстранив его, Дональд шагнул через порог и остановился перед отцом.

– Папа, я должен с тобой поговорить наедине.

Капри повернулся к секретарю.

– Все в порядке, можете идти, – он ласково взглянул на сына. – Конечно, сынок, если тебя что-то беспокоит, то мы с Тиррелом тебя немедленно выслушаем.

– Я сказал: наедине! – Дональд бросил ледяной взгляд на Тиррела, и тот, переглянувшись с Бертрамом, немедленно поднялся.

– Сэр, мне пора идти. До свидания, Дональд.

Пожав протянутую миллиардером руку, доктор вышел, ступая по ковру особой кошачьей походкой. Оставшись наедине с отцом, Дональд упал в кресло и бросил на стол газету.

– Папа, это ты распорядился опубликовать?

Бертрам слегка смутился. Чтобы скрыть это он прошелся по кабинету и сел напротив сына.

– Видишь ли, сынок, если быть более точным, то я просто перестал сдерживать журналистов. Понимаешь, Донни, я с самого начала был уверен, что эта ваша встреча была заранее подстроена, но, поскольку ты получал от этого удовольствие, то я не мешал тебе развлекаться. Однако дальше уже начинается политика – русские зарвались. Они подсылают девчонку, плетут свои интриги, чтобы получить премию на конкурсе, и, возможно, собираются прибегнуть к шантажу. Отец этой девочки – очень хитрый и пронырливый политик, а я не желаю, чтобы тебя использовали. Все равно, твоим встречам с ней скоро должен наступить конец, и пусть не думают, что они поймали нас на удочку. Своей премии они не получат.

Внезапно закрыв лицо руками, Дональд закачался из стороны в сторону и застонал.

– Папа! Папа, мне очень плохо, папа!

Миллиардер побледнел и трясущейся рукой потянулся к звонку:

– Боже мой, Донни, сынок, доктора…

Мгновенно сорвавшись с места, Дональд в бешенстве схватил отца за кисть руки и откинул ее в сторону.

– Перестань, папа! Хватит обращаться со мной, как с идиотом! Я уже давно выплевываю все эти чертовы таблетки, и Настья говорит, что я совершенно здоров.

Ошеломленный и испуганный этим внезапным взрывом Капри потер кисть и растерянно посмотрел на сына.

– Донни, милый, я просто подумал… Конечно, ты здоров, но ты ведь сам сказал, что тебе плохо, и я…

Дональд успокоился также внезапно, как вспылил.

– Извини, папа, я не хотел тебя толкнуть. Мне плохо совершенно от другого – я не хочу расставаться с этой девушкой. Она сейчас позвонила мне и сказала, что из-за этой статьи больше не сможет со мной встречаться, а я хочу ее видеть!

– Донни, мальчик мой, это их интриги, она такая же интриганка, как все русские, неужели ты ей веришь? Их цель – получить эту премию и эти деньги.

– К дьяволу! – закричал Дональд. – Да заплати им столько, сколько они хотят – пусть заставят ее.

Капри, вспомнив, что говорил ему доктор Тиррел, решил, что понял сына.

– Заставят? Я понимаю, она ломается и не хочет с тобой спать. Хорошо, Донни, я постараюсь это устроить. С ней поговорят, и она сама назначит цену. Ты мог сделать это и сам, ты знаешь, что все к твоим услугам. Только я предпочел бы, чтобы она сначала прошла проверку на СПИД – конечно, презервативы считаются достаточно надежными, но…

Негромкий смех сына прервал миллиардера. Устало откинувшись назад, Дональд прикрыл глаза и наморщил лоб. Старый Капри внимательно наблюдал за юношей, стараясь понять, что с ним происходит.

– Папа, – сказал Дональд очень мягко и вновь сел прямо, спокойно глядя на отца, – ты просто не хочешь меня понять. Я хочу, чтобы она всегда была со мной рядом, я хочу всегда слышать ее голос, ее смех, видеть ее глаза. Я хочу жениться на Настье, папа.

– Жениться?!

– Папа, ты видишь, сколько я говорю – я за всю жизнь не сказал столько слов. Я знаю, что ты меня считаешь больным, я даже знаю все свои диагнозы – аутизм, шизофрения и так далее. Но посмотри, сейчас я сижу напротив тебя и разговариваю. Я чувствую себя совершенно здоровым, и я говорю тебе: я хочу жениться на ней, папа. Если меня с ней разлучат… Клянусь тебе, я действительно сойду с ума и разобью себе голову о стену!

Бертрам Капри испугался и растерялся. Практически он никогда прежде по-настоящему не общался с сыном, в основном их разговоры сводились к одному: любящий отец спрашивал, как дела, а Дональд односложно отвечал что-нибудь, и на этом беседа заканчивалась. Всю информацию о сыне миллиардер имел от врача, который очень внимательно и скрупулезно следил за больным юношей, два раза в неделю представляя доклад. Поэтому теперь Бертрам Капри не нашел ничего лучшего, как ответить:

– Хорошо, Донни, но сначала давай спросим мнение доктора.

Молодой человек грустно покачал головой и усмехнулся.

– Хорошо, папа, спрашивай, а я подожду.

Тиррел вошел в кабинет через пять минут и вопросительно взглянул на Капри, потом на высокомерно смотревшего чуть в сторону Дональда.

– Доктор Тиррел, – невозмутимо произнес Бертрам Капри, – Дональд хочет жениться.

На лице Тиррела при этом сообщении не отразилось никаких чувств.

– Что ж, это надо обсудить, сэр, – столь же невозмутимо ответил он и повернулся к юноше. – Тут не стоит торопиться, Дональд.

– Позвольте мне самому это решить, доктор, – холодно ответил тот, – вы меня считаете больным, и это вас вполне устраивает – вы получаете хорошие деньги за мое лечение.

Тиррел слегка покраснел и принял независимый вид.

– Донни, – начал Бертрам, но сын, прервав его, вскочил на ноги и закричал:

– Папа, я не болен! Я хочу жить, хочу работать, хочу учиться, но только рядом с ней! Не мучай меня, папа, я не могу без нее!

Он бросился к отцу. Бертрам, нежно обняв сына, провел рукой по его напряженной спине.

– Сынок, Донни, мальчик, конечно же, я сделаю все, что ты хочешь! Тихо, тихо, не волнуйся.

Дональд, внезапно почувствовав слабость, на миг по-детски прижался к отцу, потом слегка отстранился и заглянул ему в глаза.

– Так ты позволишь мне жениться не ней, папа? А ее родители?

– Конечно, сынок, все будет, как ты захочешь. Не думаю, чтобы ее родители стали возражать. Ни о чем не волнуйся, сынок, поверь мне, я тебя не обманываю.

– Спасибо, папа, я тебе верю, – неожиданно Дональд прижал руку отца к губам и, резко повернувшись, вышел из кабинета.

Бертрам смотрел ему вслед, и по щеке его медленно сползала слеза. Тиррел, прервав молчание, почтительно спросил:

– Что вы намеренны делать, сэр?

Бертрам холодно взглянул на него и пожал плечами.

– Поговорю с русскими. Вы уверяли меня, что он не способен нормально рассуждать, что он безнадежно замкнут в себе, лишен эмоций, что он шагу не может ступить без ваших таблеток. А он стоит перед вами и совершенно нормально рассуждает, он хочет жить живой жизнью, он хочет жениться. В самом деле – почему мой сын не может жениться? – голос миллиардера внезапно перешел в крик, и он всем корпусом повернулся к смущенно молчавшему доктору. Тот смущенно откашлялся.

– Сэр, это временное улучшение – ремиссия, вызванная всплеском эмоций. Она может продлиться месяц, полгода, год, а при благоприятных условиях и два. Но это, я повторяю, временно, и болезнь вернется.

– Два года, – угрюмо повторил Капри. – Два года он может прожить счастливо, работать, подарить мне внука.

– Сэр, болезнь Дональда может передаться по наследству.

– Вздор, это результат сильного потрясения, шока!

– Сэр, – настаивал доктор, – предрасположенность к болезни появилась у Дональда еще до гибели матери. У вас два здоровых внуков – дети вашей дочери, – и я не вижу смысла так рисковать. В любом случае, вы обязаны будете предупредить его будущую жену.

Мгновенно оказавшись рядом с Тиррелом, Бертрам схватил его за воротник и изо всех сил сдавил ему горло.

– Только попробуйте разинуть свой рот, Тиррел, только попробуйте! Вы знаете меня, я способен убить вас, если это нужно будет для благополучия Дональда. Вы это поняли?

Тиррел даже не пытался сопротивляться, он спокойно стоял и ждал, хотя у него уже начала кружиться голова от удушья. Наконец Капри выпустил воротник доктора и оттолкнул его в сторону. Повертев головой, Тиррел ощупал шею и спокойно ответил:

– Я все понял, сэр, не беспокойтесь.

– То-то же, – миллиардер нажал кнопку селектора и приказал секретарю:

– Срочно передайте Мартину Кейвору – пусть немедленно свяжется с этим русским депутатом Воскобейниковым. Я хочу с ним встретиться лично по делу чрезвычайной важности. Если возможно, то даже сегодня вечером.

Через пятнадцать минут в номер отеля, где остановились Воскобейниковы, позвонили из резиденции Капри, и мягкий мужской голос спросил на правильном русском, но с приятным акцентом, напоминавшим восточный:

– Господин Воскобейников, в связи с известной вам публикацией в прессе члены комиссии хотят встретиться с вами и задать несколько вопросов, касающихся проекта. Могли бы вы сегодня вечером уделить нам время? Это срочно.

Воскобейников был готов к любому повороту событий, и все же это приглашение на пару секунд выбило его из колеи. Впрочем, он быстро справился со своим замешательством и спокойно ответил:

– Сегодня я… вполне располагаю временем. Члены комиссии желают задать вопросы только мне или еще кому-то из авторов проекта?

– Мы желаем говорить лично с вами. Спасибо за согласие, к восьми вечера за вами пришлют машину.

– Благодарю, но я пользуюсь только своим личным автомобилем.

Сообщив Лилиане, Ючкину и Гордееву о приглашении, Андрей Пантелеймонович со скромным достоинством заметил:

– Я отказался от их машины.

– Все совершенно верно, – кивнул Феликс, – с вами поедут мои люди и Белецкий – он ваш секретарь и выполняет функции переводчика.

Во взгляде Лилианы блеснула надежда.

– Возможно, дядя Андрей сможет объяснить им, что мы непричастны к этой глупой истории, – сказала она, вопросительно посмотрев на Феликса, но тот лишь пожал плечами и суховато возразил:

– Думаю, что не стоит питать особых надежд – скорей всего, это приглашение ничего приятного нам не сулит, и объяснения ничего не изменят. Возможно, кто-то из представителей службы безопасности Капри интересуется подробностями. В любом случае, мы будем ждать вашего возвращения, а если случится что-то непредвиденное, мне немедленно сообщат.

Охрана неотступно следовала за депутатом Воскобейниковым на протяжении всего пути, но у огромных тяжелых дверей кабинета Капри их остановили так тактично и вежливо, что никто не успел возразить. Дверь распахнулась и, пропустив Андрея Пантелеймоновича, бесшумно закрылась за его спиной. Навстречу ему двинулся смуглый мужчина, движениями, напомнившими депутату молодого барса.

– Господин депутат, мистер Капри рад приветствовать вас у себя, прошу садиться.

В человеке с массивной головой, по-хозяйски расположившемся за широким столом и слегка приподнявшемся ему навстречу, Воскобейников узнал Бертрама Капри, в течение последних двух недель ежедневно приветствовавшего участников конкурса с экранов мониторов. Встречи с миллиардером Андрей Пантелеймонович ожидал меньше всего, но растерялся всего лишь на долю секунды, а потом со спокойным достоинством опустился на стул и сказал:

– Я согласился на эту встречу, но желательно также присутствие на ней моего секретаря. Помимо всего прочего, я не в достаточной степени владею английским и предпочел бы пользоваться услугами личного переводчика.

Он взглянул на смуглого мужчину с повадками барса, и тот, переговорив с Капри по-английски, чрезвычайно вежливо ответил:

– Господин Воскобейников, разговор, который нам предстоит, носит чисто конфиденциальный характер, а по нашим данным господин Белецкий, ваш личный секретарь, сотрудничает с российскими спецслужбами. Нам известно также, что вы, господин Воскобейников, всегда были честным политиком и не работали на спецслужбы. Мы это высоко ценим. Я готов перевести все, что вы и мистер Капри скажете друг другу, но если вы возражаете против моей кандидатуры, то мистер Капри найдет другого переводчика. Мое имя Мартин Кейвор, и вы можете задать мне любые вопросы, касающиеся меня лично.

Лицо Воскобейникова стало непроницаемым.

– Хорошо, – резко произнес он, – ответьте тогда, мистер Мартин Кейвор, откуда вы так хорошо знаете русский язык?

Смуглый мягко улыбнулся.

– Я родился и вырос в СССР, в Ереване, мое имя – Мартирос Кеворкян. В восемьдесят первом меня в Союзе ждал арест за валютные операции. К счастью, я узнал об этом, находясь в туристической поездке за границей. В СССР я не вернулся, несколько лет жил в Бельгии, потом перебрался в Западную Германию. Мне в разное время предлагали сотрудничать и с КГБ, и с американскими спецслужбами, но я отказался. Однако, когда господин Капри обратил на меня свое внимание, я с радостью принял его предложение, и с тех пор, вот уже почти пятнадцать лет мы сотрудничаем. Вас интересует что-то еще?

Воскобойников отрицательно покачал головой.

– Больше ничего. Меня интересовал лишь ваш акцент, а в остальном я полагаюсь на мистера Капри, который счел возможным доверить именно вам переводить столь конфиденциальную беседу.

Прозвучало это чуть иронически. Кейвор вновь переговорил с Капри и кивнул.

– Тогда начнем. Господин Капри хочет знать, что вы думаете о газетной статье, – он положил на стол газету с фотографиями Насти и Дональда. – Вы ведь читали эту газету, не так ли?

Андерей Пантелеймонович лишь мельком скользнул взглядом по фотографиям и пожал плечами.

– Да, я еще вчера с ней ознакомился и серьезно переговорил с дочерью. Она призналась, что во время прогулки случайно проникла в частное владение мистера Капри. Приношу вам свое глубочайшее извинение и готов выплатить положенный в данном случае штраф, если мистеру Капри будет угодно.

Капри выслушал перевод, повел бровями и усмехнулся, оценив юмор собеседника.

– Оставим разговор о штрафе тем, кто призван следить за порядком, – ответил он. – Меня больше интересует, что господин Воскобейников думает о сложившейся ситуации.

Андрей Пантелеймонович изумился совершенно искренне.

– Что же я могу думать? Ситуация совершенно ординарная. Молодые люди быстро знакомятся и находят общий язык, их мало интересуют дела родителей. Моей дочери только шестнадцать, и она, как я выяснил, даже не знала фамилии молодого человека, с которым у нее завязались чисто приятельские отношения.

– Вот как! – Капри вновь пошевелил бровями. – Так вы считаете эти отношения чисто приятельскими? Неужели вы всерьез верите, господин депутат, что в наше время такие отношения могут существовать между юношей и девушкой?

– Мистер Капри! – холодно ответил Воскобейников. – В вашей родной стране и в Европе уже несколько десятилетий властвует довольно легкомысленное отношение к сексу, и грань между дружескими и сексуальными отношениями давно стерлась. У нас же в России несколько иной менталитет.

Услышав столь резкое заявление, Кейвор слегка потупился, чтобы скрыть улыбку, и перевел это Капри, который тоже вдруг развеселился и шутливо заметил: