Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том второй"

– Поздно! – из груди ее вырвалось рыдание. – Поздно, милый мой, любимый, – от себя не убежишь и не спрячешься. Сегодня я пришла попрощаться.

– Как?!

– Уезжаю дней через десять, но увидеться мы больше не сможем – мне кажется, за мной следят. Пока Карина находилась в клинике, было естественно, что я провожу здесь все дни и ночи, но теперь…. Сегодня я даже наговорила на совершенно безвредные витамины, чтобы Карина приехала проконсультироваться в клинику. Но больше мы встретиться не сможем.

Антон криво усмехнулся.

– Да, ты очень изобретательна. Однако, вычислить нас ничего не стоит – мы даже дверь не всегда запирали. Сегодня Лилька была здесь и намекала, что я приятно провожу время с кем-то из медсестер.

– Видишь, она меня даже не подозревает. Вычислить можно кого угодно – если подозревать. Но ведь всех людей на земле не заподозришь. Пока никто за тобой не следит, но если они узнают, что ты мне дорог, если они узнают, что ты, – она вдруг запнулась и опустила глаза.

– Что? – он поднял ее голову за подбородок. – Что, Ритка?

Она с трудом разлепила губы:

– Что это ты – отец моего ребенка.

– Так ты… – внутри у Антона все сжалось, и он, забыв обо всем, стиснул ее плечи.

– Я жду ребенка, – жарко шепнула она ему на ухо, – и я хочу, чтобы ты меня сегодня обследовал и определил, все ли нормально. А дальше… дальше я уеду, и сама буду следить за своим здоровьем – ведь я врач.

– Хочешь, я встану перед тобой на колени и попрошу не делать этого? Не рискуй так нашим ребенком, Маргарита, тебе уже тридцать шесть, и это первая беременность. Ты должна постоянно находиться под наблюдением.

– Я очень здоровая – даже гриппом никогда не болею. Могу оперировать часами и не чувствую усталости. Если все будет благополучно, я скрою от них беременность и весной приеду к тебе – рожать.

Он опустил голову и закрыл лицо руками.

– Да, такая, видно, у меня судьба, не суждено мне счастья.

Пытаясь оторвать его ладони от лица, она торопливо говорила:

– Родной мой, если б я могла что-то изменить! Это случилось в девяностом, когда я совершенно отчаялась. Они нашли меня, я подписала контракт. Эта работа помогла мне вновь почувствовать себя человеком, но… если б я встретила тебя раньше! Поверь мне, поверь мне – я что-нибудь придумаю. Я так люблю тебя, что у меня сердце переворачивается. Я прожила тридцать шесть лет и не знала, что можно так любить.

Антон усилием воли взял себя в руки и заглянул в искаженное страданием лицо странной рыжеволосой женщины.

– Хорошо, не надо нервничать. Давай по возможности сделаем все, чтобы наш ребенок родился крепким и здоровым. Пока Карина с малышом на диагностике, давай пройдем в процедурную, я тебя осмотрю и сделаю все анализы. Если у нас останется время, мы побудем вместе, – и он уже привычным движением ласково дотронулся лбом до ее лба.

Когда пробило девять, Маргарита внезапно очнулась и, высвободившись из объятий Антона, села, тревожно оглядываясь.

– Антон, мы уснули, уже темно, и Карина…

– Не волнуйся, они прошли диагностику и теперь отдыхают – я так распорядился.

Она смущенно натянула на себя простыню.

– Как ты думаешь, Карина… она догадывается? Илья рассказал ей что-нибудь? Ну… о нас с тобой.

Антон ласково засмеялся.

– Вряд ли он что-то сказал, да и зачем – твоя сестра очень умная девочка. Видишь, она не звонит мне, ничего о тебе не спрашивает. Если хочешь, можешь сама ей позвонить.

Пока Маргарита говорила по телефону, Антон просмотрел сброшенные ему на компьютер результаты обследования Карины и ребенка.

– Ладно, я еще побуду, – сказала Рита, кладя трубку, – Жоржик заснул, а Карина лежит и читает, их покормили. Вернее, ее. Она не торопится – сегодня Илья всю ночь будет на работе, у него какая-то срочная программа. Ты знаешь, что через неделю или две он должен съездить в Германию?

– Илья – золотой парень, – с чувством произнес он, обхватив ее за талию, – и сестра у тебя тоже золотая. Однако мне, наверное, следует их предупредить…

– О чем именно?

– Лилька хочет привезти дочь в Москву.

– Привезти в Москву? Зачем? – изумилась Маргарита, и тут же в ее зеленых глазах вспыхнул гнев. – Понятно – теперь, когда у Карины родился сын, она хочет девочкой давить на Илью. Стерва!

– Это моя дочь, – глухо проговорил Антон, – не знаю, как я все это выдержу.

Глава третья

О своем намерении увезти Таню в Москву Лилиана сообщила родителям после того, как работа над проектом была завершена. Однажды утром она проснулась раньше обычного – часов в пять – и, выскользнув из-под одеяла, бесцеремонно потрепала по плечу спавшего рядом с ней крепким сном Игнатия Ючкина.

– Игнатий, проснись!

– Что? А? – он сел, протирая глаза и недоуменно оглядываясь по сторонам. – Еще ведь рано, шести нет.

– Иди к себе, я сейчас спущусь вниз поработать, а горничная увидит, что я встала, и может в любой момент зайти убирать. Они у нас начинают работать с шести утра.

– И что ты собираешься делать в такую рань, неугомонная? – ему очень не хотелось подниматься, но Лилиана, не отвечая, его торопила:

– Иди, Игнатий, иди, мне еще нужно принять душ.

Сердце его кольнула обида, он молча натянул трусы, накинул халат и направился к двери. Через полчаса Лиля уже сидела в столовой и, положив на колени папку, делала вид, что просматривает бумаги. Ровно в шесть за дверью послышались тихие шаги, и вошел Александр Филев. Он увидел в руках у дочери папку и забеспокоился – ему известно было, что она проводит ночи с Игнатием Ючкиным, который примерно в половине девятого покидает ее комнату, а в девять оба встречаются за столом с таким видом, словно сто лет не виделись.

– Лиля? Так рано? Что-нибудь не так?

– Мама скоро спустится? – вместо ответа спросила Лиля. – Вели, пожалуйста, служанке принести мне кофе, когда я прошу ее по-немецки, мне всегда подают не то. Раньше ты брал русскую прислугу, а теперь нанимаешь немок.

Филев нахмурился, но не стал объяснять, что после похищения Тани постепенно заменил всю русскую прислугу местными – теми, чьи резюме его служба безопасности могла проверить непосредственно, легко и быстро. Он сказал несколько слов по-немецки миловидной девушке в накрахмаленном переднике, потом вновь внимательно посмотрел на дочь.

– Так что тебя беспокоит?

– Я устала с этим проектом, папа, – она лениво потянулась и зевнула, изящно прикрыв рот рукой, – лежу по ночам и никак не могу заснуть – перед глазами мелькают какие-то точки. Конечно, если б Илья был здесь и мог мне помочь, я бы так не переутомилась. Почему ты именно сейчас загрузил его этим заказом? Разве мало на фирме других программистов?

Филев пожал плечами и ответил довольно сухо:

– Этот заказ мы получили еще весной – до того, как Капри объявил конкурс. Работа деликатная и сложная, никому, кроме Ильи я ее доверить не смогу.

Повертев в руках салфетку, Лилиана сделала печальное лицо.

– Так хочется обычной человеческой жизни, нормальной семьи! Эти вечные совещания, заказы, поездки…. Ребенок фактически растет без родителей – даже забывает, как мы выглядим. Пора с этим кончать, в этот раз увезу Таню с собой.

Рука Филева замерла в воздухе, и он поставил стакан с чаем на стол, даже не донеся его до рта.

– Увезешь Таню?

– Должна же я, в конце концов, заняться ребенком, ведь я – мать!

– Подожди, что же это так сразу? Ведь ты прежде ничего не говорила, – голос его дрожал.

– Я думала, папа, обдумывала, как будет лучше. Таня скучает по отцу, Илье тоже лучше быть с дочерью.

С губ ее отца сорвался зловещий смешок.

– Илье? Он столько лет не видел ее – мог бы приехать хоть однажды. Хотя бы раз в год – вместе с тобой. И ты говоришь, что ему нужен этот ребенок?

– Перестань, папа! У Ильи любая поездка заграницу ассоциируется с тяжелыми воспоминаниями. Даже сейчас – ему обязательно нужно на неделю съездить в Германию, и он уже из-за этого переживает. Ты, кстати, сам во всем виноват – тогда, в девяностом, помнишь? Нельзя было действовать так грубо – он очень тонкий и деликатный.

– Я видел, какой он деликатный, – глухо отозвался отец, – бросил тебя одну, в таком положении. Я пытался сохранить ваш брак, но, кажется, зря. Куда и зачем ты собираешься везти Таню?

– Не переживай, папочка, все будет нормально. Я уже позвонила своему поверенному в Москве и велела найти хорошую частную школу, а Викторию попросила подыскать гувернантку. В конце, концов, пусть она тоже примет какое-то участие в воспитании внучки. Просила ее подыскать дипломированного учителя русского языка – ведь это не дело, что ребенок не умеет читать по-русски, не общается с русскими сверстниками. В конце концов, я же не отнимаю у вас с мамой любимую внучку – вы всегда сможете приехать и ее навестить.

– Навестить Таню? – спросила Валентина Филева, стоя в дверях. – Что ты имеешь в виду, дочка? Что ты хочешь сделать?

Лиля легко поднялась, подошла к матери и, поцеловав ее в щеку, подвела к столу.

– Доброе утро, мамочка, садись, – она и сама села, расправив салфетку, весело улыбнулась, – раз уж ты слышала, то мне меньше объяснять. Я вот думаю: почему бы вам с папой не переехать в Москву? Имея деньги, там сейчас можно жить лучше, чем в Европе. И вы были бы рядом с внучкой.

Валентина выпрямилась и беспомощно посмотрела на мужа. Тот сдвинул брови.

– Мы не можем переехать в Россию, Лиля, и ты это прекрасно знаешь, – слишком много висит на мне еще с советских времен, слишком много тех, кто захочет потребовать свою долю. Не нужно ворошить волчье логово. Прошу тебя, оставь Таню здесь – так будет лучше для всех нас.

– Папа, это моя дочь, и она будет со мной. Я так решила.

Налив чай, Лиля поставила перед матерью чашку. Резко отодвинув ее, Валентина Филева сидела, гневно переводя взгляд с мужа на дочь.

– Я не позволю, – губы ее дрожали, – Таня выросла в любви, мы с твоим отцом всегда молились на нее, любили ее, она наше сокровище. Кто будет там ее так лелеять? Твой подлец-муж? Я к нему была всей душой, пока он был здесь, а он…

Филев попытался остановить жену:

– Валя, не нужно, у тебя давление.

Валентина, скомкав салфетку и отбросив ее в сторону, повернула к дочери покрасневшее лицо.

– Он даже не поглядит на ребенка! И вот, что я тебе скажу, доченька моя ненаглядная: ни ты, ни твой Илья любить мою внучку не будете. Я понимаю, зачем ты ее берешь!

– Валя! – муж стукнул ребром ладони по столу, но она, не владея собой, закричала:

– Ты думаешь, мы не знаем, что у твоего Ильи вторая семья? Что у них этим летом родился ребенок? А ты б…ством занимаешься – то с Муромцевым, то с этим Ючкмным. Ты надеешься, что твой Илья разомлеет и прибежит к дочке? Дура!

Щеки Лили заалели ярче, чем у матери.

– Так вы за мной шпионите, да? И за моим мужем? Тогда больше вы Таню в глаза не увидите, ясно? Она моя дочь, она гражданка России, и только попробуйте мне ее не отдать! Я устрою скандал!

– Ах, ты еще и угрожаешь, паршивка! Саша, – сверкнув глазами, Валентина повернулась к мужу, – распорядись, пусть ее заберут в психиатрическую клинику и освидетельствуют. Думаю, что достаточно будет пистолета, с которым она ворвалась в клинику.

– Утихомирьтесь обе, – сердито проворчал Филев, – нам сейчас меньше всего нужен скандал. До презентации проекта всего месяц, у нас полно мощных конкурентов.

Наступило недолгое молчание. Багровый румянец сошел с лица Валентины, а Лиля с мрачным видом потянулась к сэндвичу, но, вместо того, чтобы надкусить, повертела его в руках и холодно поинтересовалась:

– Насчет пистолета Муромцев нажаловался? Зря я ему все же яйца не отстрелила.

Возмущенная Валентина поджала губы, а Филев укоризненно покачал головой.

– Насчет пистолета, дорогая моя, твой муж сообщил своему дяде, а Андрей поставил в известность меня. И крайне неприятно, что подобная информация о моей семье становится достоянием посторонних. Андрей очень умный и хитрый человек, сейчас мы с ним играем в одной команде, но в будущем он может воспользоваться этим в своих целях. Твой Илья, кстати, тоже – вы с ним уже давно совершенно чужие люди. К несчастью, мне так и не удалось навести справки об этой женщине – сестре его любовницы. Мы попытались хоть что-то выяснить, но наткнулись на черную дыру.

Хоть Лилиана и была зла, но во взгляде ее мелькнуло любопытство.

– Даже Гордеев не смог докопаться? Ничего себе! Или, может, он хочет содрать с тебя побольше. Кто эта рыжая, что информация о ней так засекречена?

– Гордеев сам лично посоветовал мне прекратить этим заниматься. Возможно, он и знает, кто она, а возможно, ему просто приказали в это не лезть.

– Ладно, – Лиля оттолкнула тарелку и с вызывающим видом поднялась, – сейчас я хочу поехать на виллу, где находится моя дочь. Надеюсь, вы мне не будете препятствовать?

Валентина бросила на мужа тревожный взгляд. Филев невозмутимо ответил:

– Мы с твоей мамой составим тебе компанию. Мне, кстати, нужно кое-что обсудить с Андреем – они с Ингой уехали на виллу еще вчера вечером.

– Повез свою обожаемую Ингу к ее ненаглядной Настеньке, – буркнула Лиля.

После умудских событий Инга Воскобейникова не могла больше трех дней выдержать разлуки с дочерью. Муж твердил ей, что вилла Филевых надежно охраняется, что девочке хорошо, что она дышит свежим воздухом, катается на яхте по озеру Лаго-Маджоре, играет в теннис с Танечкой и – главное! – находится под постоянным и неусыпным надзором фрейлен Эрики. Инга и хотела бы верить, но мешала обида, засевшая в душе после недавнего обмана, когда от нее скрыли похищение дочери.

– Родная, это другой мир, здесь подобное невозможно, – уверял Андрей Пантелеймонович, – пусть Настенька развлекается, не будем ей мешать.

У него было много дел в Лозанне, но Инга рвалась к дочери, а расставаться с женой ему не хотелось.

– У нее такие глаза, Андрюша, что мне плакать хочется. И ты еще не разрешаешь ей никому писать или звонить.

– Это для ее же безопасности, милая, она может наболтать лишнего. К тому же, ей ведь разрешили один раз позвонить Илье и написать Антону, это в данной ситуации и то было крайне рискованно, я ведь тебе объяснял. Но я пошел на этот риск.

Инга не понимала долгих и сложных объяснений мужа, в памяти ее стоял тоскливый взгляд дочери и засевшее в нем выражение безнадежной тоски. В конце концов, Андрей Пантелеймонович, скрипя сердцем, согласился, что жене теперь будет спокойней рядом с дочерью. Он думал отвезти ее на виллу и вернуться в Лозанну дня через два, но на следующее утро после их приезда на Лаго-Маджоре позвонил Филев.

– Андрей, не возвращайтесь, у нас изменились планы, мы сами к вам едем. При встрече все объясню.

Воскобейников был, разумеется, рад этому безмерно, но все же задумался:

«Интересно, что могло случиться? Неужели осложнения с конкурсом?»

От тревоги у него заломил затылок. Он спустился в сад и направился к обвитой плющом беседке с видом на озеро, однако в нескольких шагах от нее остановился, услышав голоса Инги и Насти.

– Я-то к тебе рвалась, – горестно говорила Инга, – а ты меня и не рада видеть. Спряталась здесь в беседке и сидишь.

– Почему не рада? – вяло возразила дочь. – Очень даже рада, мамочка. Просто мне нравится эта беседка, я каждый день здесь сижу. А что мне делать? К компьютеру не пускают, мобильник отобрали, книг здесь мало.

– Не переживай, маленькая, папа говорит, что сейчас все уляжется и снова будет, как раньше. Скоро вернемся в Москву, школа начнется, наговоришься со своей Лизой. Погуляй пока, поиграй во что-нибудь с Танечкой.

– Сколько я могу играть с Танечкой? Мне шестнадцать, а ей девять! Я ее люблю, но о чем мне с ней говорить? И еще эта фрейлен Эрика над душой висит! Мне здесь надоело! На-до-е-ло! Понимаете вы все?

Настя повысила голос, и Андрей Пантелеймонович разозлился – негодяйка, расстраивает мать! Скучно ей, видите ли! И фрейлен Эрика тоже хороша, где она? Ее обязанность следить за каждым шагом этой несносной девчонки! И словно в ответ на его мысли на дорожке, ведущей от дома к беседке, показались фрейлен Эрика и Танечка с ракетками для бадминтона. Андрей Пантелеймонович хмуро кивнул гувернантке, та что-то приветливо сказала ему по-немецки, и Танечка перевела:

– Дядя Андрей, фрейлен спрашивает, как вам нравится на вилле.

– Скажи, что здесь прекрасно, – буркнул он.

– А мы идем за Настей, – радостно сообщила девочка, – в бадминтон играть. Она всегда после завтрака здесь сидит. Настя!

– Иду, – откликнулась Настя, выходя из беседки и торопясь навстречу Тане – так, словно хотела побыстрей избавиться от общества матери. Инга шла следом, лицо у нее было расстроенным, но она мужественно пыталась скрыть свое огорчение, притворно весело говоря:

– Вот и хорошо, вот и поиграйте, чтобы ты не скучала. Андрюша, ты тоже вышел погулять? – она взяла мужа под руку и заметила его окаменевший взгляд. – У тебя опять болит голова? Почему ты так смотришь?

Воскобейников, похолодев, смотрел на Танечку, протягивавшую Насте ракетку.

«Господи боже мой, надо же такому вдруг привидеться – Людмила. С чего вдруг?»

Взяв себя в руки, он тряхнул головой, отгоняя непонятно с какой стати возникшее воспоминание, и ласково ответил:

– Все в порядке, любимая, я думал о делах. Пойдем в дом, не будем мешать детям веселиться.

«Веселиться! – шагая рядом с Танечкой, сердито думала Настя. – Ничего себе веселье! Лучше сдохнуть! Алеша…. Позвонил ли он Антону? Ждет меня или забыл?»

Если бы не это похищение, ее не прятали бы на этой вилле, она была бы теперь в Москве. И шестнадцатилетие свое отмечала бы дома, а не в Швейцарии. Конечно, ей устроили веселый праздник, Филевы были очень милы, надарили кучу подарков, и приходилось притворяться довольной, ахать и восхищаться. В действительности же, в этот день ей хотелось только одного – видеть Алешу.

…. Настя долго не решалась сознаться в своем обмане – в том, что ей еще нет шестнадцати. Боялась, Алеша рассердится. Получилось случайно – они лежали рядышком, глядя в потолок и отходя от только что испытанного невероятного счастья. Алеша обнимал ее за плечи, и Настя чувствовала, как волосы возле уха шевелятся от его дыхания. Именно тогда он и спросил:

– Когда у тебя день рождения?

– В июле, семнадцатого.

– Прекрасно, в этот день я смогу сделать тебе предложение руки и сердца. Что ты мне на него ответишь?

Настя растерялась.

– Я? Но мама и папа… они не разрешат.

– Что ж, старших следует слушаться.

В голосе его звучала горькая ирония. Неожиданно Насте припомнилась Лейла, которой он непрерывно названивал в первый день их знакомства. Они потом никогда больше об этой Лейле не говорили, но и ежику было понятно, что между ней и Алешей произошло что-то сильно его задевшее. Теперь тон у него был такой же, каким он в последнем разговоре с Лейлой по мобильному пожелал ей счастья. Испугавшись, что обидела его, Настя заторопилась:

– Причем здесь слушаться или нет? До восемнадцати без разрешения родителей в ЗАГСе не распишут, еще два года ждать придется.

Алеша, опершись на локоть, разглядывал ее чуть прищуренными глазами.

– Интересно, – протянул он, – кто-то меня уверял, что тебе семнадцать. Тогда по логике вещей в июле тебе должно исполниться восемнадцать.

– Я…ну… ты же не стал бы…. Ну, если бы я сказала, что мне пятнадцать. Я… – неожиданно Настя, приподнявшись, обхватила руками его шею, крепко прижала к себе, коротко и нежно целуя подбородок, щеки, глаза. – И что такого, что только шестнадцать? Раньше всегда в шестнадцать замуж выдавали. Ну, подождем два года, какая разница? Я ведь тебя люблю. Я люблю тебя!

Трудно сердиться, когда тебе клянутся в любви, Алеша рассмеялся и прижал ее к себе.

– Глупышка, это все сказки, любви не бывает.

– Нет, погоди, погоди, – шептала она, изгибаясь в его руках, – а что тогда бывает?

– Сейчас увидишь.

Когда они вновь смогли соображать, Настя легла на спину и с озабоченным видом прижала руку к солнечному сплетению.

– У меня душа болит. Разрывается от любви к тебе, а ты говоришь! А жениться в ЗАГСе вообще необязательно, я итак твоя женя. Мастер и Маргарита в ЗАГСе не женились.

Алеша расхохотался так весело, что Настя надулась.

– Да нет, – сказал он, – я не над тобой. Вспомнил, как сестре Маринке недавно трояк по литературе в четверти влепили – они тогда Булгакова проходили, а она все никак «Мастера и Маргариту» осилить не могла. Отец как раз уезжал в командировку на два дня, посадил ее за книгу – пока, говорит, не вернусь, гулять не пойдешь, а будешь читать. Вернусь – расскажешь, чем кончилось. Для Маринки хуже наказания нет, она читать не любит. Два дня в игры за компьютером играла и рэп свой слушала, потом, как отцу время приехать, начала ко мне приставать: «Леш, скажи, чем там кончилось, поженились Мастер с Маргаритой или нет?»

Настя тоже засмеялась.

– Сказал?

– И не подумал, пусть читает.

– И что же сделал твой отец, когда приехал?

– Отобрал у нее телевизор, компьютер и плеер. Все, теперь одни книги в комнате.

– Бедная! И мачеха твоя не заступилась?

– Тамара против отца никогда не пойдет, у нее железные принципы, и чтение она уважает. Она в деревне росла, говорит, там с утра до ночи продохнуть некогда, телевизор работал еле-еле, в книгах одно утешение. Отец раньше тоже любил военные мемуары читать, – сказав это, Алеша неожиданно нахмурился и умолк.

– А сейчас?

– Не знаю, – неохотно ответил он, – сейчас он все время мрачный. Уезжает, приезжает, в последнее время иногда целыми днями молчит. Работа нервная.

– У моего тоже, – вздохнув, Настя погладила его по щеке, – наверное, сейчас время такое. Скоро у папы встреча с избирателями – где-то в Сибири. Нас с мамой он берет с собой.

– Хочешь, я к тебе приеду?

– Хочу, но у тебя ведь сессия. Да мы недолго там будем, неделю, наверное, потом вернемся в Москву, а дальше не знаю. Лизы не будет, она после последнего экзамена уезжает к своему дедушке в Португалию. Может, мы тогда встретимся в той комнате? Ну, у мужика, которому ты заплатил, помнишь?

– Нет, только не там, – Алеша криво усмехнулся, – я что-нибудь придумаю. Если не забудешь меня в своей Сибири, напиши, когда приедешь.

– С ума сошел! Как это я тебя забуду? – ее ладони сжали его виски, голубые глаза сияли. – Алеша, Алешенька, ты же…. Ты весь такой… Такой умный, хороший, красивый.

– Не останавливайся, я балдею, – он зажмурился, – хвали дальше, еще я какой?

– Храбрый, честный, сдобный, аппетитный, хорошо проваренный. Еще?

– Ах, ты!

Он обхватил ее, губы их слились, и опять вся завертелось, поплыло перед глазами, и мир перестал существовать. Потом они, наверное, уснули, и сон их нарушил осторожный стук в дверь.

– Настя, – шептала Лиза, приблизив губы к замочной скважине, – тебе тетя Инга звонит по городскому. У тебя мобильный выключен, она беспокоится. Я ей сказала, что ты в туалете. Положу трубку здесь у порога, руку высуни и возьми.

Пока Настя удрученно жаловалась матери на сложность задач, которые ей пришлось вместе с Лизой решить за последние три часа, Алеша одевался. Когда она, наконец, с облегчением дала отбой, он подмигнул ей и, присев на кровать, неожиданно серьезно сказал:

– Дай-ка мне какой-нибудь твой контактный телефон. Вдруг твой комп спечется, и ты не сможешь мне написать. Или вообще будешь там, где нет компьютеров.

– Ой, Лешенька, домашний телефон никак нельзя, сам понимаешь – мама узнает и что-нибудь начнет. А мой мобильный на папино имя, он каждый месяц берет распечатку всех моих разговоров.

– Ну и что?

– Ой, нет, ты не знаешь моего папу. Давай я тебе дам телефон Антона Муромцева – он ведь нас видел вместе, наверное, обо всем догадался. Правда, я ему не говорила, что мы встречаемся, но на крайний случай. Записывай его домашний.

– Он кто, ваш родственник? – полюбопытствовал Алеша, введя номер Антона в записную книгу мобильника. – Хороший мужик, приятный.

– Антон мой друг и никогда меня не предаст. Если что, звони ему. Можешь даже все рассказать, он поймет….

Автоматически отбивая подаваемые Танечкой воланы, Настя думала:

«Звонил Алеша Антону или нет? Должен был позвонить, ведь он до сих пор ничего не получил от меня по электронной почте. Если бы я могла послать ему хоть два слова! Но мне не позволяют пользоваться компьютером с доступом в Интернет. Даже Антону, когда мне разрешили написать, я набрала текст письма, скинула на дискету и отдала папе. Мама говорит, что папа велел его отправить. Наверное, отправил, но сначала прочел – нет ли там лишнего. А вдруг… вдруг Алеша устал меня ждать и давно уже с другой девчонкой? Он всем нравится, вот Лизку взять хотя бы – вовсю ведь ему глазки строит! Думает, Настя дура, Настя ничего не понимает. Вдруг Лизка вернулась из своей Португалии, Алеша приехал к ней узнать что-нибудь обо мне, а она… Она же красивая, за ней парни табунами ходят»

Настя накрутила себя этими мыслями до того, что у нее даже живот свело от ужаса и ревности. Когда же она вообразила, как Алеша обнимает Лизу, по щекам ее вдруг потекли слезы, и пришлось притвориться, что глаза запорошила пыль.

– Нужно промыть, – решительно сказала фрейлин Эрика и повела ее в дом, а сзади плелась Танечка с ракетками в руках.

По дороге Настя сообразила, что сейчас мать увидит ее припухшие глаза и ударится в панику. Она поспешно вытерла слезы.

– Нет-нет, все уже в порядке. Давайте лучше погуляем.

Во второй половине дня приехали из Лозанны Филевы и Лилей. За обедом у Александра и Валентины Филевых были невеселые лица, зато Лиля казалась не в меру оживленной.

– Слава богу, основная работа закончена, и можно будет уделить время семейным делам. Наконец-то мы с Ильей и Танечкой сможем спокойно побыть вместе, и чтобы никто-никто нас не беспокоил.

За столом воцарилось неловкое молчание, Валентина Филева уставилась в свою тарелку, и рука ее держащая нож, мелко-мелко дрожала. Филев в упор смотрел на дочь, и на щеках его играли желваки, а Танечка перестала есть и широко открытыми глазами смотрела на мать.

– С папой? – восторженно выдохнула она.

– Неужели Илюша приезжает? – простодушно удивилась Инга.

Лиля смерила ее холодным взглядом.

– Илья не сможет выбрать времени, у него сейчас слишком много работы в Москве. Поэтому, я считаю, мы с Таней должны быть рядом с ним. А ты как думаешь, Танюша? – она с нежной улыбкой посмотрела на дочь.

– Да, мамочка, да! Поедем! – личико девочки просияло.

Искоса взглянув на Филева, потом на его жену, Андрей Пантелеймонович по угрюмому молчанию обоих сразу оценил ситуацию. Отведя глаза, он деликатно покашлял.

– Гм. Это, мне кажется, поспешное решение. Хватит ли у тебя сейчас времени и сил заниматься ребенком? До начала конкурса меньше трех месяцев.

Лилиана покачала головой, глаза ее светились любовью.

– Я буду не одна, дядя Андрей, – кротко возразила она, – рядом с Ильей и нашей дочерью я стану в десять раз сильней.

– Все же, мне кажется, это неудачный момент, – он многозначительно поднял бровь, – и в любом случае тебе следует прежде поставить в известность Илью и прислушаться к тому, что он скажет. До того, как вы… гм, согласуете между собой этот вопрос, брать Таню тебе с собой нельзя, это может привести к непредсказуемым последствиям.

Они с Филевым встретились глазами, и тот кивнул.

– Вы правы, Андрей, я говорю Лилиане то же самое.

Танечка, не все понимавшая в разговоре взрослых, перевела взгляд с деда на Воскобейникова, и глаза ее наполнились слезами.

– Я хочу к папе, – прошептала она.

Сидевшая рядом с ней Настя погладила ее по голове.

– Ты и поедешь к папе, – ласково сказала она, – или он приедет к тебе. Сейчас или через три месяца – какая разница? Но теперь подумай о бабушке, посмотри, как она расстроена.

– Да, – скользнув по Насте ненавидящим взглядом, согласилась Лиля, – оставайся с бабушкой, пусть папа будет один. Бедный папа, он так ждет тебя! Постоянно спрашивает меня по телефону: когда же приедет моя дочка Танечка?

– Прекрати, Лилиана, что ты….

Андрей Пантелеймонович не закончил фразы, потому что Лиля бешено сверкнула на него глазами.

– Это наши с Ильей семейные дела, дядя Андрей. Мы хотим жить вместе с нашей дочерью. Вы же с Ингой живете со своей, и я не пытаюсь этому помешать.

«Со своей» она произнесла таким тоном, что лицо Воскобейникова слегка изменилось, но это заметила лишь Настя. И то только потому, что в последнее время она очень внимательно приглядывалась к тому, что происходит с отцом. Пожав плечами, он поспешно ответил:

– Я ни во что не вмешиваюсь, устраивай свои семейные дела, как хочешь.

Валентина Филева резко подняла голову и впервые с начала обеда разлепила губы:

– Я не позволю тебе творить глупости, Лиля. Таня никуда не поедет.

– Видишь, Танюша, – игнорируя мать, Лилиана повернулась к Тане, – бедный папа тоскует по тебе, а бабушка не разрешает тебе к нему ехать.

– Я хочу к папе! – закричала девочка, швыряя на пол свою тарелку и вскакивая.

Настя попыталась ее удержать.

– Танюша, подожди.

– Ты плохая, – Таня повернула к ней мокрое от слез лицо, – я тебя ненавижу! Я вас всех ненавижу, отпустите меня к моему папе! – зайдясь криком, она затопала ногами. – К папе! К папе! К папе!

Желвак ходуном заходила по щеке Филева, но лицо его осталось неподвижным.

– Не плачь, – очень спокойно ответил он, – мы все обдумаем и сделаем так, как тебе будет лучше. Если ты хочешь увидеть папу, он приедет сюда.

Неожиданно смертельно бледная Валентина Филева поднялась и привычным изящным движением коснулась губ салфеткой.

– Нет, почему же, Саша, если наша внучка нас так ненавидит, то говорить не о чем – пусть едет к своему папе. Приятного аппетита всем, прошу извинить.

Ни на кого не глядя, она вышла из столовой.

Самолет, доставивший в Москву депутата Воскобейникова с семьей и госпожу Шумилову с дочерью, приземлился в Москве в полдень. Президента акционерной компании «Умудия Даймонд» Игнатия Ючкина с ними не было – из Швейцарии он вылетел в Турцию, где отдыхала его семья. Попрощавшись с Лилей и поцеловав на прощание Танечку, Инга с Настей сели в машину, за рулем которой важно восседал улыбавшийся дядя Петя.

– С приездом, с приездом, – сияя, говорил он, – а то я уж соскучился. Что, Настасья Андреевна, скоро в школу? Вот теперь у дяди Пети работа будет каждое утро. А где же Телемоныч, все никак с этой неугомонной Лилей договориться не может?

Действительно, Андрей Пантелеймонович все не мог закончить разговор с рассерженно оглядывающейся по сторонам Лилей.

– Где Илья? – возмущенно говорила она. – Почему твой племянник не приехал нас встретить? Ведь я звонила ему – и на работу, и на мобильный, – что приеду с ребенком! С его ребенком, между прочим! Он не понимает, что мне сейчас нужна поддержка, что для девочки нужно создать соответствующий эмоциональный климат!

– Не знаю, Лиля, – терпеливо объяснял Воскобейников. – Илья, возможно, сильно занят – через неделю ему лететь в Германию. Я позвонил Виктории – она ждет вас обеих у тебя дома. Ты с ней все и выяснишь, она объяснит. Сейчас извини, меня ждут Инга и Настя.