Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том второй"

Глава шестнадцатая

За неделю до начала ноябрьских каникул на второй перемене староста Лена сообщила новость:

– Ребята, методист из округа приехала – та, что в прошлом году к нам на урок математики приходила. Наверное, опять к нам сегодня на алгебру придет, а с ней тот доцент с мехмата – помните, который у нас олимпиаду проводил? Важный такой.

– Не может быть, чтобы на урок, – возразила Лиза. – Ирина Владиславовна с нами всегда заранее к открытому уроку готовится, ее предупреждают и директрису тоже.

Лера Легостаева ехидно добавила:

– И потом, Соколов сегодня в школе, а он обычно на открытые уроки не является.

– Знаешь, не смешно, – отрезала Лена, смерив ее сердитым взглядом.

Однако факт оставался фактом – методист приехала без всякого предупреждения и с улыбкой сообщила растерянной директрисе, что собирается посетить урок математики в одиннадцатом математическом классе.

– Мы с Михаилом Александровичем, – она кивнула на доцента, – хотим посмотреть, какой ваши ребятки сделали прогресс за это время.

Ирина Владиславовна, которую директор вызвала к себе в кабинет, вежливо поздоровалась с гостями, и лицо ее было безмятежно-спокойным, хотя неожиданное присутствие на уроке посторонних обычно заставляет напрягаться даже самого опытного преподавателя.

«Ирина знала об их приезде, – внезапно сообразила директриса, – не могла не знать – они с женой этого доцентика, который строит из себя неизвестно что, вместе учились, и ей точно сообщили. Знала и не подумала даже меня предупредить!»

– Что ж, посмотрите моих деток, – с улыбкой ответила математичка. – Сейчас у нас алгебра, и вам повезло – сегодня как раз все присутствуют.

– Что у вас сегодня по плану? – методист, чуть наклонилась вперед, чтобы получше расслышать ответ – у этой полной энергичной дамы в последнее время появились проблемы со слухом, которые она тщательно скрывала.

– Продолжение нового материала по программе – решение задач с параметрами, – громко и отчетливо ответила математичка, избегая встречаться взглядом с директрисой, а та вдруг решила:

– Мне, наверное, тоже стоит сегодня посмотреть, как вы работаете.

Оживленно переговаривающиеся ребята, увидев входивших в кабинет посетителей, немедленно притихли и подтянулись. Соколов замялся было у двери, но Ирина Владиславовна смерила его холодным взглядом.

– Садись, Соколов, не заставляй нас ждать, – она повернулась к доске и, стуча мелом, записала систему уравнений. – Итак, какие у кого предложения? Открываем дискуссию.

В классе немедленно вырос лес рук. Артем Ярцев поднялся первым и своим важным баском заявил:

– Я бы возвел первое уравнение в квадрат и вычел второе.

Тут же вскинула руку староста Лена и возразила:

– А равносильность? При возведении в квадрат может появиться лишнее решение, это нужно учесть, – она обвела класс торжествующим взглядом, потому что, будучи «аккуратисткой», никогда не теряла решений и не приобретала лишних.

Лиза звонко крикнула с места:

– Да поставь условие для правой части больше нуля, а если не совпадет с полученным, то нет решений, что в первый раз, что ли!

– Трухина, подними руку, если хочешь сказать! – строго остановила ее Ирина Владиславовна и взглянула на Настю: – Воскобейникова, ты очень пассивна сегодня!

Лиза хотела вступиться за подругу, но, оглянувшись на сидевшую сзади директрису, прикусила язык. Настя подняла голову, прогоняя странное оцепенение, которое теперь всегда овладевало ею с утра, и взглянула на учительницу.

– Я просто думаю, Ирина Владиславовна, – она взглянула на систему уравнений, и заставила мысль работать, – тут мы запишем икс на игрек, как функцию от «а», и дальше…

Она вдруг замолчала и замерла на месте в прежней неподвижности. Учительница с недоумением пожала плечами и отвернулась.

– Ладно, думай. Легостаева, хотела сказать? Что дальше?

Лера с выражением превосходства взглянула на застывшую Настю и чуть вскинула голову.

– Дальше продифференцируем и найдем минимум.

– Это если коэффициент при квадратном члене положительный, – звонко крикнула Лиза. – Нужно говорить экстремум, а не минимум!

– Трухина! Умерь свои эмоции, подними руку, если хочешь сказать.

– Никакой дисциплины на уроке, – сказала директриса, строго поглядев на Ирину Владиславовну.

– Ой, извините, я больше не буду, – хмыкнула Лиза, заглянула в тетрадь к Насте, которая, наклонив голову, что-то писала, и тут же во всеуслышанье сообщила: – А у Насти Воскобейниковой идея, честно! Посмотрите, Ирина Владиславовна!

Математичка, поняв, что Лизу не угомонить, взглянула в тетрадь Насти и сказала:

– Хорошо, Воскобейникова, иди к доске и запиши, – она объяснила классу: – Идея неплоха: экстремум функции лежит между ее нулевыми значениями функции, а нули – при нулевых икс или игрек. Ярцев, запиши на другой доске свой вариант решения. Вы увидите, что в результате мы все равно придем к квадратному уравнению.

Настя писала, и писать ей было намного легче, чем говорить вслух.

«Что-то со мной странное, и я не могу понять, что это. Я знаю – это потому, что мне больше никогда не увидеть Алешу».

Артем трудился на другой половине доски, и когда оба они почти одновременно получили одно и то же квадратное уравнение, Ирина Владиславовна неожиданно сказала:

– Спасибо, садитесь оба, а Соколов дорешает на доске уравнение.

Соколов, побагровев, тяжело поднялся и поплелся к доске.

– Ирина Владиславовна, да мы и сами решим, чего ему на доске писать, тут уже ерунда осталась, – громко и тревожно произнесла Лиза, но учительница ее оборвала:

– Все должно быть доведено до конца, Трухина, и если я еще услышу от тебя хоть одно слово, то я тебя удалю из класса.

На лице директрисы выступили пятна, в спину понуро плетущемуся Соколову несся громкий шепот:

– Производную, Петька! Производную считай!

– Нужно посчитать производную, – уныло произнес он, тыкая мелом в неопределенное место на доске. – Вот.

– Объясни нам ход своих мыслей, Петя, – очень мягко сказала учительница, но в ее почти нежном тоне слышалось скрытое торжество, – расскажи, от какой функции ты будешь считать производную, и что будешь делать потом.

Соколов напряженно молчал, прислушиваясь к летевшим со всех сторон подсказкам и пытаясь уловить какое-нибудь внятное слово.

– Потом корни надо считать, – выдавил он из себя, покрываясь потом, – дискриминант.

– Да? Ну, посчитай дискриминант, – со смешинкой в глазах кивнула Ирина Владиславовна. – Как считается дискриминант квадратного уравнения? Запиши нам.

Петя мялся, писал и тут же торопливо стирал написанное. Директриса не выдержала:

– Ирина Владиславовна, может, Петя сядет и успокоится? Вы ведь знаете, он часто болеет и, возможно, не до конца усвоил материал.

– Дискриминант учатся считать в восьмом классе, – невозмутимо ответила математичка. – Петя учится в одиннадцатом. Математическом.

Директор смутилась и еще больше занервничала.

– Хорошо, но вы видите, он очень волнуется – возможно, наше присутствие…

Доцент заметил:

– Нужно уметь работать в любой обстановке, тебе в ВУЗ поступать. Не волнуйся, напиши мне просто формулу для дискриминанта.

– Мы продолжим урок, а Соколов пусть пишет, – с легким ехидством в голосе произнесла Ирина Владиславовна и встала так, что до Пети не могли долететь никакие записки или шпаргалки, – возможно, он к концу урока успокоится и что-нибудь нам выдаст.

Когда прозвенел звонок, Соколов все еще топтался возле чистой доски. Доцент, проходя мимо, бросил на него взгляд, полный сожаления, а методист постояла рядом, что-то спросила и со вздохом отошла.

Позже, когда все собрались в кабинете директора, где уже был накрыт стол, она с улыбкой сказала:

– Класс производит хорошее впечатление, очень хорошее. Конечно, этот мальчик Соколов…Знаете, такое впечатление, что программа математического класса ему не по силам.

– Соколов очень неглупый мальчик, но он много болел, – заторопилась директриса. – Вообще этот класс у нас с самого начала был экспериментальным – ребята с первого класса шли по Занкову, но из-за углубленного изучения языка мы с согласия родителей повели их не по программе «один-три», а по «один-четыре». Математический класс сформирован в основном на базе этого экспериментального.

– Разве вы не проводили отборочных экзаменов в девятом классе, когда формировали математический класс? Неужели этот мальчик прошел отборочные испытания? – продолжала недоумевать методист.

– Он болел, когда шли экзамены, – нервно ответила директор, – но вы же знаете, что у детей, которые идут по Занкову, формируется и остается своеобразный тип мышления, мы это учли.

Доцент покачал головой.

– Зря. Ему, как я понял, в этом классе нелегко. Он ведь «а» от «б» отличить не может. В то время, как остальные ребята решают сложнейшие уравнения с параметрами.

– Конечно, он чувствует себя ущемленным, – поддакнула методист, – мне кажется, нужно в ближайшее время устроить зачет и определить, кто из детей может идти по усложненной программе. Через семь-восемь месяцев этим ребятам поступать в ВУЗ, и зачем ребенку тратить силы на математику, если ему нужна история или, скажем, иностранный язык?

– А это уж вы попробуйте объяснить его родителям, – ехидно бросила Ирина Владиславовна, бросив торжествующий взгляд на встревоженную директрису. – Это ведь так престижно – учиться в математическом классе!

– С родителями нужно провести беседу, объяснить, что это делается в интересах ребенка, прежде всего, – наставительно заметила методист, – это ведь не общеобразовательный класс, а математический, тут должен быть особый подход.

Проводив гостей, директриса попросила Ирину Владиславовну ненадолго вернуться к ней в кабинет, плотно прикрыла дверь и с горечью сказала:

– Вы ведь знали об их визите, разве не так?

Математичка спокойно кивнула.

– Разумеется, что в этом странного? Я же подала документы на высшую категорию и в любом случае должна была дать открытый урок.

– Знали, что они приедут именно сегодня, и не предупредили меня. Почему? Вы специально подстроили этот номер с Соколовым? Зачем вы его вызвали?

Ирина Владиславовна небрежно пожала и плечами усмехнулась.

– Не понимаю, при чем тут Соколов. Хотя, конечно, хорошо, что все присутствовали, а то у Соколова, когда приезжают на урок, всегда или понос, или грипп, или свинка.

Директриса побагровела.

– Не надо, пожалуйста! Соколов никогда не пропускает без уважительной причины! И что вы хотели продемонстрировать сегодня, когда вызвали его к доске? Вашу несостоятельность, как педагога? Мне было стыдно за вас! Если вы не можете научить ребенка азам математики, то это не его, а ваша вина!

Ирина Владиславовна посмотрела на пожилую грузную директрису, у которой тряслись руки, и на лице ее появилось упрямое выражение.

– Соколову нечего делать в математическом классе, – возразила она, сдвинув брови. – Он вообще ничего не понимает, на уроках постоянно отпускает нелепые реплики, мешает другим, отнимает время. В десятый математический вы тоже посадили трех таких же придурков. Зачем? Нужно думать о талантливых ребятах, которым они мешают, а не о таких вот.

– Боже мой, какие высокие слова! Да вы просто затеяли интригу. Мне ведь прекрасно известно, что этот доцент – ваш давнишний приятель. Подумать только, сколько энергии затрачено, чтобы выместить злобу на ребенке! Признайтесь, что вы не любите Соколова и хотите ему за что-то отомстить.

Математичка вспыхнула и высоко вздернула подбородок, решив не сдаваться.

– Да, я не люблю Соколова. И не скрываю этого! За что его любить – за хамство? За то, что он отвлекает тех, кто действительно умеет работать?

– Значит, если ребенок не имеет способностей к математике, то он не имеет и права на существование?

– Да пусть они все существуют, ради бога! Тем более, что у их родителей имеются средства, для таких детей есть прекрасные частные школы с бассейнами и углубленным изучением иностранного языка. Но зачем им всем вдруг понадобилось идти именно в математические классы? Нет, я буду всеми силами добиваться, чтобы их убрали. Я хочу уважать себя и свою работу!

Директриса посмотрела на упрямое лицо математички и, неожиданно успокоившись, устало вздохнула:

– Ладно, предположим, что я сделаю по-вашему и уберу из математических классов Соколова, Воронина и Елькину. Только отец Соколова нам купил десять компьютеров и помог оборудовать компьютерный класс. В то время, как отдел образования обещал дать восемь компьютеров, а дал всего пять. Родители Воронина и Елькиной помогли полностью отремонтировать физический и химический кабинет, купили оборудование для лингафонного кабинета. Вам легко играть в принципиальность, а где мне взять средства на все это, если государство отпускает на обучение наших талантливых детей копейки?

– Не знаю, это не мои проблемы, – хмуро ответила Ирина Владиславовна, – ту зарплату, которую я получаю, я отрабатываю полностью и не понимаю, почему должна входить в ваше положение.

Лицо директрисы окаменело.

– Хорошо, что вы собираетесь делать? – ледяным тоном спросила она.

– Как рекомендовала методист, проведу зачет по алгебре, а в конце полугодия – по геометрии, – столь же ледяным тоном ответила математичка, – а теперь извините, но у меня через пять минут урок.

Ребята при ее появлении в классе притихли, и лишь одна Лиза, не умевшая скрывать своих эмоций, спросила:

– Ирина Владиславовна, мы им понравились? Что они про нас сказали?

Математичка с трудом сдержала улыбку.

– Сказали, что вы не сразу представляете себе ход решения, медленно схватываете новый материал.

Со всех сторон послышались реплики:

– Во, дают, да? Медленно!

– Нет, ну типа, конечно, можно было и быстрей решить.

– Поэтому, – продолжала Ирина Владиславовна, – нам предложили через неделю устроить зачет по алгебре, а перед Новым годом – по геометрии. Возможно, Михаил Александрович сам приедет на зачет – с вами побеседовать. Тех, кто не справится с зачетом или не придет на него, решили – увы! – перевести в другой класс. Так что, готовьтесь – решайте, учите формулы. Шпаргалки вам на зачете не помогут.

Она с сожалением развела руками, равнодушно скользнув взглядом по притихшему Соколову, на лице которого читался явный испуг. Впрочем, многие были встревожены мыслью о предстоящем зачете. На перемене Артем Ярцев нерешительно сказал Лизе:

– Слушай, Лизок, а может, нам пока отложить репетиции?

На что она философски возразила:

– Зачет зачетом, а дебют дебютом. Репетировать, репетировать и репетировать, как говорит Глеб. Да тебе-то чего бояться зачета, Артемка, ты же лучше всех все знаешь!

– Между прочим, Трухина, у тебя по истории двойка, – сурово сказала, подходя к ним, староста Лена, – пока в журнале карандашом стоит, но если ты до каникул не исправишь…

– Двойка? – изумилась Лиза. – Надо же, вот зараза! Я ведь вроде даже не отвечала в этой четверти, за что двойка?

– Наверное, за твои прогулы и длинный язык, – хмыкнула Лена. – Ладно, мое дело – предупредить. А то и в аттестат может тройка пойти, запросто. Тебе нужна тройка в аттестате? Смотри, ты историка достала – он запросто влепит.

– Да я исправлю, – беспечно возразила Лиза, знавшая за Леной привычку всех стращать и раздувать из мухи слона. – Сейчас нам некогда, я чуть попозже – на той неделе.

Им действительно было некогда – каждый день после уроков они по два-три часа репетировали под руководством Глеба Сорокина. Для репетиций и концерта поверенный Капри арендовал для них зал в небольшом ресторанчике, уже несколько лет функционирующем в одном из старых районов Москвы, и всю необходимую аппаратуру.

Само двухэтажное здание ресторана было построено еще в начале двадцатого века. После революции в нем разместилась заводская контора, а в начале пятидесятых его передали в совместное пользование нескольким ведомствам. Те никак не могли решить, кому из них следует проводить капитальный ремонт помещения, поэтому к концу восьмидесятых все коммуникации пришли в окончательную негодность. Согласно плану реконструкции здание приговорили к сносу, однако в чертежи вкралась какая-то ошибка, и дом остался стоять. Годы шли, в районе сносили и возводили новые строения, а дом все стоял и стоял, словно сторонний наблюдатель. Жизнь вокруг него бурлила, одна катавасия стремительно сменяла другую. Началось с того, что на дверях общественного туалета за углом появилась вывеска «Туалет платный. Вход пять рублей». Последнее способствовало тому, что в заброшенном здании стойко поселился не очень приятный запах – желающих сэкономить пять рублей оказалось предостаточно.

После этого пошло-поехало – в районе начало твориться нечто невообразимое. Туалетом дело не ограничилось – продолжая проводить демократические преобразования, районные власти сняли табличку с названием улицы, где стояло здание, и повесили новую, с новым названием. Вскоре после этого дотла сгорел Дворец культуры по соседству – пожарные приехали слишком поздно, так как никак не могли найти переименованную улицу. Не успели жители близ лежащих домов поахать и поохать над развалинами Дворца, как навалилась новая напасть – из соседнего сквера загадочным образом исчез обгаженный птицами памятник Ленину. Население возмущенно загудело, ибо для старожилов района вождь в бронзе олицетворял ориентир жизни – днем у его подножия гуляли мамаши с колясочками, вечером встречались влюбленные, а по праздникам митинговала оппозиция. Пока милиция вычисляла похитителя, районная библиотека лишилась стоявшего у входа бюста Пушкина – мальчишка-читатель, мстя за двойку по литературе, выстрелил из рогатки и начисто отколошматил великому русскому поэту нос. Ровно через месяц после этого ветеран труда врезался на москвиче в припаркованный у старого здания мерседес и смял его в лепешку – хозяин мерседеса всего лишь на минуту оставил машину и отлучился по надобности, не дотерпев до платного туалета.

Все беды микрорайона прекратились, словно по мановению руки, когда в девяносто пятом предприимчивый бизнесмен Ашот Маркосян выкупил у города пресловутый дом на снос, полностью его отремонтировал и превратил в уютный ресторанчик под названием «Мирандолина». Теперь внешний фасад здания напоминал средневековую таверну, внутренний дизайн был строг и изыскан – бело-голубые с искрой стены и приятное освещение. Столы обычно расставлялись полукругом, и любой посетитель мог видеть небольшую сцену. Завсегдатаями ресторана были средних лет солидные бизнесмены, приезжавшие сюда расслабиться или провести деловые переговоры. Ассортимент подаваемых блюд и вин поражал разнообразием, для особо почетных гостей столики стояли в уютных нишах, напоминавших волшебные домики – это создавало у клиентов ощущение уединенности.

Поверенный Дональда Капри выбрал «Мирандолину», поскольку господин Маркосян был известен, как солидный и уважаемый бизнесмен, не занимавшийся темными делами. Отношения его с органами правопорядка и санэпидстанцией были достаточно теплыми, а охрана в ресторане работала четко и слажено – во всяком случае, наркотиков и проституток посетителям не предлагали, и там никогда не бывало драк или – упаси боже! – перестрелок. Господин Маркосян всегда вел себя рассудительно и знал, где и как хранить деньги, поэтому дефолт девяносто восьмого года не сумел пошатнуть его бизнес. Ресторан и пристроенные к нему сауна с массажным кабинетом ежедневно приносили своему хозяину такой доход, что когда поверенный Капри предложил Маркосяну заключить договор аренды зала на неделю, тот возмутился и, иронизируя, назвал астрономическую сумму. Однако поверенный, не моргнув глазом, ответил согласием – таковы были данные ему инструкции. Контракт тут же подписали, деньги без всяких проволочек были перечислены на счет «Мирандолины», и уже на следующий день группа «Русский романс» приступила к репетициям в арендованном помещении.

В первые дни Глеб Сорокин с недоумением прохаживался по залу, словно к чему-то принюхиваясь – два года назад он пытался предложить Маркосяну свои услуги, но тот его даже не принял. Теперь, когда им для работы предоставили лучший зал ресторана, Глаб не переставал удивляться и однажды, как бы между делом, поинтересовался у Лизы:

– И кто же вас спонсирует, детвора? Димка что ли?

– А почему бы и нет? – кокетливо ответила она вопросом на вопрос.

Взгляд Сорокина стал недоверчивым – Дима был из обеспеченной семьи и, выполняя каприз своей хорошенькой подружки, неплохо платил ему за репетиции с Лизой и ее друзьями, но на мультимиллионера он явно не тянул.

– Не грузи меня, у Димки таких бабок нет, хоть он последние штаны продай.

– Зря ты так плохо о нем думаешь, – засмеялась Лиза и небрежно махнула рукой. – Ладно, успокойся, это нас один… наш знакомый миллиардер спонсирует.

Глеб посмотрел на нее странным взглядом, поцеловал кончики пальцев и промычал нечто невразумительное. Потом внезапно заторопился:

– Работать! Работать, господа, не теряем времени!

С тех пор он называл их не «детворой» или «зелеными», а «господами» и заставлял работать с таким энтузиазмом, словно опасался, что за ним кто-то незаметно наблюдает, и ему могут отказать от места. Естественно, что при столь интенсивном режиме труда Лиза начисто позабыла о двойке по истории и вспомнила о ней только перед самым зачетом по алгебре.

В тот день они с Настей, по утрам теперь всегда выглядевшей сонной и ко всему безразличной, сидели рядышком на подоконнике возле кабинета математики. Мимо проходила староста Лена с классным журналом под мышкой – ей полагалось перед каждым уроком брать его в учительской и отдавать педагогу. Остановившись возле Лизы и открыв журнал, Лена ткнула пальцем в цифру «два»:

– Трухина, сегодня в четыре педсовет по одиннадцатым классам, историк двойку ручкой обведет. Тогда уж у тебя за полугодие точно больше тройки не выйдет, раз есть текущая «двойка».

Она улыбнулась с удовлетворенным видом, хотя не была ни вредной, ни злой – ей просто нравилось, когда ее предвидения сбывались, а ведь она предсказывала Лизе Трухиной подобный исход! Встревоженная Лиза спрыгнула с окна и сначала хотела бежать в учительскую, потом махнула рукой.

– Ладно, сразу после зачета побегу исправлять. Ребята, пропустите меня первую сдавать, а? У меня аварийная ситуация. Я первая!

Стоявшие у кабинета одноклассники охотно расступились – никто из них особо вперед не рвался. Ирина Владиславовна, в этот момент приоткрывшая дверь, чтобы пригласить первую пятерку сдающих зачет, поразилась:

– Лиза, что ты так кричишь – так хочешь сдавать зачет? – она оглядела ребят. – Ну, кто еще из вас рвется на зачет с таким же энтузиазмом?

– Все рвутся, Ирина Владиславовна! Вот еще люди хотят, просто изнемогают от желания, – Лиза, цепко ухватив за руки Артема и Леру, потащила их за собой. – Пошли, ребята, первым оценки выше за храбрость. Да, Ирина Владиславовна?

– Это уж точно, – та не смогла сдержать улыбки. – Есть еще двое храбрых?

– Давайте, я пойду, – шагнула вперед Лена и выразительно посмотрела на Соколова, у которого из-под рубашки выглядывал краешек учебника. – Петя, идешь?

Тот торопливо поправил рубашку, кивнул головой и, придерживая локтем книгу, шагнул через порог кабинета математики. Ирина Владиславовна закрыла за ним дверь – больше пяти человек сразу она на экзамены и зачеты не допускала.

Закрыв глаза и повертев пальцем в воздухе, Артем крякнул и ткнул в кучку билетов.

– Эх, двум смертям не бывать! Ловись, ловись, удача! Беру. Жуть-то какая! – он стоял, разглядывал вытянутый билет, качая головой и преувеличенно тяжело вздыхая.

– Не валяй дурака, Ярцев, – строго заметила Ирина Владиславовна. – Взял – садись!

Староста Лена села позади Лизы, а Соколов направился на свое любимое место у окна и немедленно начал переписывать на листочек бумаги условие своих заданий.

Лизе повезло – теоретический вопрос и система логарифмических неравенств оказались довольно легкими, а аналогичное тригонометрическое уравнение с кратным аргументом они месяц назад разбирали в классе. Она за минуту посчитала производную и сразу же подняла руку:

– Я уже готова, можно отвечать?

Пока она шла к столу, за которым сидели Ирина Владиславовна и учительница математики параллельного класса Надежда Михайловна, Петя Соколов за ее спиной перебросил старосте Лене скомканную бумажку с условиями. Лена невозмутимо разгладила ее и начала читать, сдвинув брови и делая вид, что сосредоточенно думает.

Лиза, усевшись перед двумя учительницами, начала тараторить так быстро, что Ирина Владиславовна с улыбкой поинтересовалась:

– Ты куда-то торопишься, Лиза?

– А что, разве у меня неправильно решено?

– Да нет, мне все ясно, – математичка пододвинула исписанные Лизой листки сидевшей рядом коллеге. – Посмотрите, Надежда Михайловна, есть ли у вас вопросы.

С этими словами Ирина Владиславовна поднялась и, пройдя между парт, встала рядом с хмуро уткнувшейся в свои бумаги старостой Леной. Надежда Михайловна, полная дама средних лет с красноватыми прожилками на щеках, улыбнулась Лизе.

– Да нет, вижу, что Лиза понимает материал, – добродушно заметила она, откладывая листки. – Лиза, папа и мама все еще в Германии? Как они?

– Нормально, спасибо, – вежливо ответила Лиза.

Она знала, что очень давно ее родители и Надежда Михайловна работали в одном конструкторском бюро. Потом, когда производство и наука в стране начали разваливаться, супруги Трухины занялись бизнесом, а Надежда Михайловна пошла работать в школу.

– Передавай им от меня большой привет. Что ж, можешь идти.

Лиза вытянула шею, чтобы посмотреть, что ей поставят, потом торжествующе растопырила ладошку, показывая Артему «пятерку» и направилась к двери.

– Скажи, чтобы еще два человека заходили, – попросила ее Ирина Владиславовна.

– Хорошая девочка, – говорила про Лизу Надежда Михайловна. – Я еще брата ее, Генку, помню, хотя у него, конечно, голова была не та, и ленивый был. А Лиза в родителей пошла – я с ними когда-то работала, умницы оба.

Ирина Владиславовна не слушала коллегу, а смотрела на старосту Лену.

– Иди, Лена, отвечать, ты уже готова, я вижу.

Та слегка побледнела, судорожно сжав свои листки.

– Я еще не дописала, Ирина Владиславовна, можно мне еще минут пять?

– Иди, иди, ничего страшного – допишешь, когда будешь отвечать.

– Я… я не проверила еще.

– Да пусть она проверит, Ирина Владиславовна, – добродушно заметила Надежда Михайловна, но молодая математичка была неумолима.

– Ничего, вместе проверим.

Лена беспомощно взглянула на Соколова и поднялась, как бы случайно уронив на пол листок, на котором она уже написала ему решения трех заданий и начала четвертое. Ирина Владиславовна подождала, пока Лена подойдет к столу, подняла листок и подала ей. Краем глаза она видела, как у Пети Соколова вытянулось лицо.

– Ты черновик уронила, Лена, возьми, – в ласковом тоне учительницы слышались металлические нотки.

– Спасибо, – пролепетала Лена, сжимая бумажку потной рукой.

На душе у нее скребли кошки – накануне звонила мать Соколова и очень просила помочь сыну на зачете, пообещала подарить за это CD-плейер. Говорила она все это не смущаясь и открытым текстом – Лене было не впервой получать от мадам Соколовой дорогие подарки за помощь Пете на контрольных или зачетах. После прошлогодних переводных экзаменов по алгебре и геометрии у нее в комнате даже появились видеомагнитофон и портативный цветной телевизор. Уныло, хотя и правильно отвечая на вопросы двух учительниц, староста Лена думала, что ее СD-плейер скорей всего накрылся. К тому же мамаша Петьки такая психопатка, что еще чего доброго обидится – как же так, не смогла помочь ее сынку недоделанному! Нужно будет выйти и сразу же ей позвонить, объяснить.

– Что это ты, Лена, такая грустная? – улыбаясь, спросила Ирина Владиславовна преувеличено сочувственным тоном. – Все ведь правильно решила, молодец. Иди, пятерка. И скажи, чтобы следующий заходил. Артем Ярцев, вижу, готов. Иди отвечать, Артем.

Артем бодро направился к столу, а Лена на негнущихся ногах вышла в коридор и угрюмо буркнула:

– Следующий на выход.

– Ленка, формулы тройных углов спрашивают? – «умирающим» голосом поинтересовался лопоухий паренек в круглых очках и с открытым учебником в руках – отличник, который всегда искренне полагал, что он ничего не знает.

– Спрашивают, – автоматически ответила она, и побежала вниз по лестнице к висевшему у раздевалки телефону-автомату.

После ее слов ожидающие негромко загудели и сунулись в учебники повторять формулы тройных углов. Гоша, уже направившийся было в кабинет, замялся и повернулся к лопоухому пареньку:

– Дай-ка на минуту взглянуть.

Кто-то из ребят оглянулся на Настю, с безмятежным видом сидевшую на подоконнике.

– Настя, ты же все знаешь, ну и иди.

Настя пожала плечами и лениво поднялась на ноги.

– Ладно, иду, – она столкнулась в дверях с выходившим Артемом. – Сколько?

Он весело подмигнул.

– Пять. Да не трясись, нормально спрашивают.

Настя взяла билет и села, вертя в руках авторучку, но никак не могла заставить себя думать о задании, а вместо этого в голове роем кружились не относящиеся к зачету мысли, мешая сосредоточиться.

Накануне вечером родители приезжали попрощаться перед отъездом в Умудию. Андрей Пантелеймонович словно невзначай сообщил, что вряд ли ему удастся освободиться раньше, чем через месяц. Инга отнеслась к этому совершенно спокойно, а ведь прежде она и подумать не могла бы о столь длительной разлуке с дочерью! Настя не могла избавиться от грызущей душу мысли – Мать поначалу встала на ее сторону – насильственный брак шестнадцатилетней дочери-школьницы с молодым Капри казался ей нелепостью. Да какие тут могли быть практические соображения?! Однако Андрей Пантелеймонович слишком хорошо умел убеждать, а долго противостоять мужу Инга не привыкла. Уже через день, уехав и бросив Настю в доме Капри, она искренне верила, что девочке действительно повезло. Постепенно муж дочери начал ей нравиться – симпатичный, воспитанный, безумно любит Настеньку, что еще? Конечно, из-за языкового барьера им с Дональдом трудно было по-родственному общаться, но иметь зятя-миллиардера – о таком все приятельницы и знакомые могли только мечтать! И чего может в жизни не хватать, если живешь в таком особняке? Постепенно под влиянием Андрея Пантелеймоновича у Инги зародилось и окрепло твердое убеждение: теперь ее дорогая девочка надежно пристроена, и любящий муж о ней позаботится не хуже родной матери.

Ни в мэрии во время регистрации брака, ни позже Настя не просила мать о помощи – знала, что это бесполезно. Сейчас, вертя в руках билетик с заданиями, она пыталась сосредоточиться, а в ушах звучал голос Инги – нудно-восторженный, постоянно повторяющий одно и то же: