Текст книги "Три ада русских царей"

Верховная власть понимала, что троны зашатались в Европе и России, не миновать каких-то изменений, но полагала, что это все в далеком будущем.

А пока она «защищала» себя, свой статус законами. За время царствования Анны Ивановны – за 10 лет – издано было законов и указов около 3,5 тысяч. Но, как справедливо заметил наш известный историк В. О. Ключевский: «При Зеликом множестве законов – полное отсутствие законности».

Собственно, примером (и ярким) этому служило и дело Волынского.

В процессе суда над Волынским и его конфидентами более широкую огласку получил проект кабинет-министра о некоторых преобразованиях в России и некотором ущемлении самодержавия. Пожалуй, правильнее сказать о даровании некоторых свобод русскому дворянству (и купечеству) по примеру польской шляхты, которая имела вес при принятии некоторых государственных решений.

Вспомним, что царствие (или восшествие на престол) Анны Ивановны началось с попытки ограничить ее единовластие, во-первых, со стороны высшей знати – через подписанные уже кондиции и, во-вторых, через предложения, уже озвученные Татищевым от имени шляхетства. Обе попытки окончились ничем, безрезультатно, но в живых остались носители идей. Проект Волынского даже еще не был представлен на «суд общественности», он только еще обсуждался в узком кругу. Да и не шел он дальше татищевских реляций. Из них и брали корни проекты Артемия Петровича. И за это Волынский понес жестокое наказание.

Как это часто бывает, «топят» на суде люди, наиболее близкие, даже во многом доверенные. Таким лицом, который не жалел черных красок для изображения «гнусной» натуры своего хозяина, был дворецкий Волынского Василий Кубанец.

Татарчонок, взятый в дом астраханского губернатора, возведен был в ранг дворецкого, заведовал хозяйством вдового Артемия Волынского, он знал много о его жизни. Вот уж воистину вспомним по случаю юродивого Тихона, сказавшего: «Нам, русским, не надобен хлеб, мы друг друга едим и с того сыты бываем».

Именно из его 14 доносов узнали о якобы тайных собраниях, о чтении крамольных книг, об обсуждении сочинения, названного «Генеральным проектом» переустройства государства.

Так как пытки его товарищей-конфидентов не дали желаемых результатов для пользы следствия – мало было зацепок.

А дело, как понятно было из протоколов, носило явно политический характер. У кабинет-министра с пристрастием, по-ушаковски, пытались вызнать о «противузаконных проектах», о составлении им родословного древа, о дерзостных высказываниях в адрес императрицы и ее фаворита-любовника. Генеалогия рода Волынского на самом деле была составлена архитектором Еропкиным, из которой можно было узнать, что род Волынских достаточно древний и послуживший России. Исходит он от Дмитрия Волынца, который ярко проявил себя на Куликовском поле, вылетев из засады на татар Мамая. А чем могли гордиться сын курляндского конюха Бирона или пастырский сынок Остерман? Снобизм, гонор русского боярина? Но ведь из песни слова не выкинешь.

А какие же крамольные книги имелись и читались в доме Волынского? Речь идет о голландском бытописателе Юсте Липсии, где он изображал нравы неаполитанской королевы, взбалмошной и недалекой.

В горячих спорах Артемий Петрович делал сравнения с Анной Ивановной – это из доносов Кубанца.

Но все это были мелочи, нужна была козырная карта, и на одном из допросов в июне 1740 г. из Волынского «выудили» признание: «Если Романовы пресекутся, то и его потомки могут быть на престоле». Впрочем, всем было понятно, что они и так приходятся родственниками, но участь отныне была решена.

19 июня 1740 г. учреждается указом императрицы суд, или Генеральное собрание и опять (как в жестокую насмешку) все русские:

– фельдмаршал князь Иван Трубецкой;

– кабинет-министр князь Алексей Черкасский;

– сенатор, генерал-прокурор, князь Никита Трубецкой

(при Петре I не удалось по скудости способностей продвинуться, зато при Анне Ивановне был членом всех судебных комиссий над государственными преступниками и легко подписывал приговоры (смертные) и другие. Генерал-прокурор бывал в доме Волынского и читал сам того самого Юста Липсия, в чем был уличен на одном из допросов, и поэтому его участие в комиссии было ясно – подпишет любой приговор);

– сенатор Федор Наумов (был министром при малороссийском гетмане во время короткого правления Петра II и зуб имел на Волынского с тех пор);

– действительный тайный советник Иван Неплюев (креатура Остермана и правая рука начальника Тайной канцелярии Андрея Ушакова);

– сенатор, генерал-майор Петр Измайлов (отличался нерешительностью и старался не иметь врагов);

остальные:

– советник Адмиралтейств-коллегии Захар Мишуков;

– обер-штер-приг-комиссар Иов Микулин;

– гвардейский майор Николай Стрешнев;

– князь Петр Черкасский;

и другие.

Первые три знали и могли питать симпатию к Ф. Соймонову как сослуживцы, но их вес был незначителен, как, впрочем, и прочих: Дмитрия Чепцова, Квашнина-Самарина, Ивана Улковского. Практически участь решала первая семерка, а ее отношение к Волынскому было ясно заранее, хотя они все бывали в доме Артемия Петровича и умилялись на детишек Волынского – трех дочерей и сынишку, которых они оставят полными сиротами (матери уже давно не было, как я уже писал, Волынский был вдов).

Они подписали приговор на следующий день 20 июня: «За важные клятвопреступнические, возмутительные и изменческие вины и прочие злодейские преступления Волынского живого посадить на кол, вырезав прежде язык, а сообщников его за участие в его злодейских сочинениях и рассуждениях Хрущова, Мусина-Пушкина, Соймонова, Еропкина четвертовать и отсечь голову, Суде просто отсечь голову. Имения всех конфисковать, а детей Волынского послать на вечную ссылку».

Приговор зачитал на первом и единственном заседании Генерального собрания генерал-прокурор князь Никита Юрьевич Трубецкой и тут же, не глядя ни на кого, поставил свой автограф под этим удивительно жестоким документом.

Быстро подписал приговор и генерал-поручик Хрущов, видимо, страшно надеясь, чтобы его не заподозрили в связи со своим родственником Андреем Федоровичем Хрущовым, человеком совсем малопричастным к политике.

Нервно медлил у стола тайный советник Новосильцев, слывший приятелем Волынского: совесть мучила за несправедливый приговор и преднамеренность его объявления, или боялся сам такой же участи? Две недели назад арестованный по делу Волынского признался, что не донес потому, что боялся прослыть кляузником. Императрица оценила такую «доброту» и обещала хранить тайну допроса, «паче и он будет казнен».

Все чего-то боялись, ставя подписи под явно сфабрикованным и жестоким приговором. Боялись, что их причислят к сообщникам, боялись оказаться на плахе вслед за обвиняемым. Психология страха за свою шкуру, за свою жизнь – она вбивалась системой мер, которая была организована по желанию самой императрицы, любившей подглядывать в замочную скважину. Тайная канцелярия, возглавляемая А. И. Ушаковым, было ее любимое и нужное детище для охраны трона.

Однако в данном деле не проявилось радости по отношению к преступникам. Императрица не подписала приговор, поднесенный ей не без злорадства обер-камергером Бироном. Она даже бросила фразу, что не думала, мол, что комиссия проявит такую жестокость. Она пыталась обмануть себя и ей было страшно, наверное, перед Историей. Думала же она иногда, как будут оценивать ее царствование – каждый тиран думает о своем следе в Истории.

Известный советский романист Валентин Саввич Пикуль так и назвал ее Анной кровавой. Может, кто-то это сделал и раньше, да нам неизвестно.

Очевидцы оставили об этих днях такие воспоминания: государыня ходила весь день неодетая (имеется ввиду цивильная одежда) и непричесанная, часто плакала и даже не пошла в манеж пострелять или потравить оленя.

Наконец собрали медиков и те определили, что у императрицы каменная болезнь.

Видать, трудно тому, кто держит камень за пазухой (как поется в популярной в XX веке советской песне), а еще трудно тому, кто держит камни в печени. Некоторые парапсихологи утверждают, что именно там (в печени) обретается наша душа. Ну а если она окаменела, то как жить?

Бирон же не унимался. Фаворит пошел на иезуитский шаг: он подал императрице два приговора (смертных) – один Волынскому, другой себе. Тут уже у императрицы не стало альтернативы и она утвердила высочайшим росчерком сентенцию так называемого Генерального собрания и почувствовала облегчение.

А коварный Бирон получил сатисфакцию за свои обиды: высочайшее повеление с курьером поскакало в Петербург, так как все это происходило в Петергофской резиденции Анны Ивановны.

* * *

…Минимум два раза в неделю приходится бывать на Сытном рынке – живу я на Петроградской стороне. И каждый раз что-то подступает к горлу, когда прохожу это некогда Лобное место, где свершилась казнь вышеупомянутых государственных «преступников».

Каждый день тут идет бойкая торговля огурцами и грибами, картошкой и рыбной снедью, собачье-кошачьими кормами, бакалейным товаром и куриными яйцами. Кричат зазывалы на ломаном русском языке, перебраниваются торговки, торгуются пенсионеры – бьют по карману цены. Обычная бытовая жизнь Петербурга на стыке веков и тысячелетий.

Там, в XVIII веке, остались вздохи и вскрики обезглавленных людей.

Впрочем, во все времена люди требуют хлеба и зрелищ – мало что в этом плане изменилось. Вот и в то июньское утро сюда, на Сытную площадь, пришел народ поглазеть на казнь людей, подумавших о том, что не все хорошо устроено в государстве российском, не всем хорошо живется, а надо бы кое-что и переделать, изменить. Правда, об этом народе, который пришел поприсутствовать на жестокой трагедии жизни, еще не было и разговора, до него еще не дошли даже мысли в головах, что слетят на сооружаемом помосте.

…27 июня 1740 г. поутру в Петропавловской крепости после причащения Артемию Волынскому отрезали язык и заткнули рот тряпкой, чтобы кровь не текла. А затем всех повели (благо недалеко) на Обжорку – ныне Сытный рынок.

Как вы знаете, приговоры были смягчены высшей волей. Волынского на кол не посадили живьем, а отсекли вначале правую руку (а левую ему еще на допросах повредили) и потом положили голову на плаху. Слетели головы с плеч у Еропкина и Хрущова. Федора Соймонова и Иоганна Эйхлера «били кнутом», а Ивана Суду – плетью.

Престарелому графу Платону Мусину-Пушкину вырезали язык и сослали на Соловки.

Императрица в тот жаркий летний день охотилась в окрестностях Петергофа.

…Казнь проходила в пятницу 27 июня – в день достопамятный для России – это была годовщина Полтавской баталии 1709 г., завершенной в пользу русского оружия.

Казнь А. П. Волынского

Петр I в честь Полтавской победы повелел в своей новой столице заложить храм.

Вот что говорится в путеводителе по Санкт-Петербургу, изданному к его 200-летию: «Церковь во имя преподобного Сампсония Странноприимца находится на Выборгской стороне на Большом Сампсониевском проспекте. Выстроена она в память блестящей победы, которую Петр Великий одержал под Полтавою над шведским королем Карлом XII 27 июня 1709 г. Церковь была деревянная, от времени она стала быстро разрушаться, а потому уже в 1725 г. начата была постройка каменного храма.

Каменная церковь имеет три придела. Иконостас в этом храме устроен в 4 яруса…

В середине храма помещается икона Божией Матери очень старинного письма, а с правой стороны – образ Сампсония Странноприимца». И далее читаем: «При императоре Петре Великом при церкви св. Сампсония Странноприимца было устроено общее городское кладбище.

Первые жители Петербурга были люди пришлые, люди из чужих стран – что дало Великому Петру мысль назначить кладбище именно здесь: «пусть странники и пришельцы покоятся под сенью Странноприимца» – повелел он. Кладбище закрыто в 1798 г. Из числа могил, сохранившихся до настоящего времени, обращает на себя внимание могила кабинет-министра Артемия Петровича Волынского, Хрущова и Еропкина, казненных Бироном, всесильным министром императрицы Анны Ивановны, возненавидевшим Волынского и его друзей за смелое противодействие их немецкой партии и за мужественную защиту русских национальных интересов».

Видимо, в 1903 г. во времена Николая II, а это накануне войны с Японией, с патриотических позиций составлялся путеводитель, хотя и допущено здесь две фактических ошибки, важных для истории, для исторического осмысления.

Сампсониевский собор

Могила Волынского, Хрущова, Еропкина

Человек, плохо знакомый с русской историей (а таких много), может подумать, что Бирон и Волынский были министрами, только один был могущественнее. А ведь вся причуда истории с Волынским и Бироном в том, что на государственном уровне они стояли на разных ступенях: Волынский был на самом деле государственный муж, то бишь деятель, чиновник высокого ранга, а Бирон был царедворцем, обер-камергером при дворе русской императрицы, но он был фаворитом (любовником) Анны Ивановны и адюльтер для нее был важнее государственных дел.

Во-вторых, следуя букве закона, он не мог быть формально причастен к казни Волынского – в том-то и парадокс, он устранил соперника руками самих русских (в прямом и переносном смысле).

Однако вернемся на городское кладбище – а оно было первым кладбищем Северной столицы, причем около Сампсониевского собора могли быть похоронены и Бирон, и Остерман, так как рядом или чуть далее были отведены места для лютеран и других иноверцев – поскольку собор носил имя Странноприимца. И кстати, где-то здесь, неподалеку от могилы Волынского, Хрущова и Еропкина, захоронены знаменитые петербургские архитекторы Леблон, Растрелли, первый градостроитель и архитектор Доменико Трезини и первый президент Российской академии наук Л. Блюментрост.

Конечно, особую известность снискало Сампсониевское кладбище в связи с захоронением казненных русских патриотов. И как ни странно, но по указу бывшей немецкой принцессы и русской императрицы Екатерины II была установлена мемориальная плита, это, видимо, спасло от забвения могилы трех русских конфидентов, которым в 1885 г. был поставлен памятник (через 135 лет) по проекту некогда известного (и в Европе) архитектора М. А. Щурупова и скульптора Опекушина А. М.

Слава Богу, он уцелел и в дни революции, и в дни блокады Ленинграда.

Эти строки пишутся летом 2000 г., когда в нашей стране идет повальное восстановление храмов, соборов, церквей и часовен. Сампсониевский собор внешне выглядит благопристойно, аккуратно подстрижена трава вокруг церкви, лежат в кустах могильные надгробия, собранные с бывшего городского кладбища. А кто знает, что ходим мы по праху наших предков, а поскольку собор не действующий, поставить свечку за упокой мы не можем[94]94
  Меняются эпохи, время идет вперед, и теперь (в 2016 г.) можно и свечку поставить, и молебен послушать, и панихиду отслужить. Кладбище преобразилось, в лучшую сторону.


[Закрыть].

Мы можем постоять у памятника казненным при Анне Ивановне русским патриотам и прочесть надписи, сделанные по высказываниям Екатерины II: «Волынский был добрый и усердный патриот и ревнителей к полезным направлениям своего отечества» (1765 г.)

К. Ф. Рылеев:

 
Сыны Отечества! В слезах
Ко храму древнего Самсона!
Там за оградой при вратах
Почиет прах врага Бирона…
 

Бывал, значит, на могиле сей известный нам поэт и декабрист, она и сейчас у ворот, ограждающих собор, только стоит уже памятник, поставленный много позже, в конце XIX века.

А вот декабристам до сих пор нет памятника в нашем городе (только проект), а они ведь, по сути, продолжили дело Волынского по реформации самодержавия, по изменению государственных структур, дарованию некоторых свобод некоторой части народа.

Декабристы были не ближе к народу, чем сам кабинет-министр, казненный за крамольные мысли. Впрочем, и сами предводители декабристов, а в их числе и Рылеев, были казнены недалеко от того места, где скатились на плаху головы Волынского и его сотоварищей.

Правда, метод лишения жизни был избран Николаем-палкиным в отличие от Анны Кровавой более «гуманным» – через повешение. Результат, конечно, тот же – жизни лишались одни из лучших представителен русской интеллигенции, оказавшейся во вражде к своей власти, к своим царям, к самодержавию и тирании как методу правления государством.

После правления Анны Ивановны и гибели патриотов Волынского, Хрущова, Еропкина прошло еще почти столетие, а Россия не продвинулась в своем властном режиме в сторону демократии ни на йоту. Россия по-прежнему мечтала о демократии по западному образцу, т. е. хотя бы каких-то демократических свобод, каких-то ограничений самовластия желала.

Но даже мысли, как в деле Волынского, а тем более действия (восстание декабристов) карались жестоко и безжалостно. На устои трона посягать нельзя никому, даже князьям Рюриковичам и Гедиминовичам.

Так что можно только постоять в слезах у храма древнего Самсона и поклониться праху сынов Отечества, как поэтически и патриотически восклицает в своей поэме Кондратий Рылеев.

И еще есть надпись на памятнике: «Памятник сооружен в 1885 г. по почину редакции журнала «Русская старина» и на пожертвование Н. П. Селифонтовой (из роду Волынского)».

Как мне сказали смотрители музея, работающие в Сампсониевском храме, останки Артемия Волынского увезли в родовое имение, и где теперь похоронен Волынский, не знаем мы.

Остались в нашем городе памятью о нем вот этот памятник и переулок его имени в центре города: примерно на том месте, где сейчас Дом Ленинградской Торговли, стоял дом Артемия Волынского. Так, может, хоть мемориальную доску поставим на фасаде этого здания, посещаемого многими петербуржцами и гостями Северной столицы? Всё ж узнают еще одну страничку истории своей многострадальной страны.

14.08.2000

Тот, кто сиживал верхом, знает, что лошадь – каким бы умным не было это животное – если понесет, то трудно ее остановить: так было и с Волынским – он тоже закусил удила.

Потом Гоголь напишет: «Какой же русский не любит быстрой езды». А Артемий Петрович был обер-егермейстером и в конюшенных делах понимал.

«Не суди, да не судим будешь», – эту заповедь знают все христиане, но все ли ее выполняют? Не выполнял ее и Волынский.

Библиография

1. Мир русской истории. Энциклопедия. М.: Вече. 1999.

2. Соловьев С. М. Сочинения в 18 книгах. М.: Мысль. 1991—94;

3. Ключевский В. О. Сочинения в 9-ти томах. М.: Мысль. 1987–1991;

4. История государства Российского (1Х-Х1Х вв.) Национальная библиотека. 1996;

5. Русские цари. 1547–1917. Ростов на Дону: Феникс, М.: Зевс. 1997;

6. Платонов С. Ф. Москва и Запад. Борис Годунов. М.: Богородский вестник. 1999;

7. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 томах. М.: Академия наук. 1958;

8. Афанасенко И. Д. Русская цивилизация. Изд. Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 2006;

9. Тысяча лет русской истории в преданиях, легендах, песнях. М.: Русская книга. Полиграфресурсы. 1999;

10. Россия глазами русского. Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб: Наука. 1991;

11. Митрополит Иоанн. Русский узел. СПб.: Изд. Царское село. 2007;

12. Карацубо И., Курукин Н. Соколов Н. П. Выбирая свою историю. М.: Колибри;

13. Клибанов А. И. Реформационное движение в России. Изд. Академии Наук СССР. 1960;

14. Андреев А. Р. История ордена Иезуитов. Иезуиты в Российской империи XVI – начала XIX в. М.: Русская панорама. 1998;

15. Литаврин Г. П. Византия и славяне. СПб: Алетея. 2001;

16. Абрашкин Анатолий. Арийские корни Руси. М.: Яуза, Эксмо. 2009;

17. Козлов Ю. Ф. Союз Короны и Креста. Саранск: Мордовское книжное издательство. 1995;

18. Государство Россия: власть и общество. Сб. документов. Изд. Московского университета. 1996;

19. Энциклопедия русской монархии. М.: Эксмо. 2003;

20. Дневники императора Николая II. ORBITA. 1991;

21. Ольденбург С. С. Царствование императора Николая II. СПб: Петрополь. 1991;

22. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность Российской империи. Российский имперский союз-орден. СПб. 1992;

23. Витте С. Ю. Воспоминания в 3-х томах. Таллин-М. 1994;

24. Костомаров Н. И. Земские соборы. Чарли. 1995;

25. Романов А. М. Обреченный на отречение. Родина. 1993;

26. История России в портретах. Смоленск: Русич, Брянск: Курсив. 1997. Т. 1;

27. Соколов Н. А. Убийство царской семьи. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. 1998;

28. Грянник А. Н. Завещание Николая II. М.: 1993;

29. Блок А. А. Поэма «Возмездие». Собр. соч. в 8 томах. Т. 3;

30. Коковцов В. И. Из моего прошлого. 1903–1919 гг. В 2-х томах. М.: Наука. 1992;

31. Кэтрин Клей. Король, Кайзер, Царь. М.: Вече. 2009;

32. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. М.: Наука. 1991;

33. Шульгин В. В. Годы. История СССР. 1996. № 6;

34. Трубецкой Е. Н. Война и бюрократия. Право. 1905;

35. Фроянов Игорь. Загадка крещения Руси. М.: Алгоритм. Эксмо. 2009;

36. Орлов А. С. Древняя русская литература XI–XVII вв. СПб. 2014;

37. ЖЗЛ. Иоанн Грозный и др. СПб.: ЛИО. Редактор. 1994;

38. Платонов О. А. Терновый венец России. М.: Русский вестник. 2000;

39. Азин-Соколов Г. Кому нужна Великая Россия. СПБ: Нестор. 2016;

40. Валянский Сергей. Калюжный Дмитрий. Явление Руси. Хронотрон. Версии мировой истории. Крафт+леан. М.: 1998;

41. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М.: Наука. 1993;

42. Никольский Н. М. История русской церкви. Политиздат. 1985;

43. Фроянов И. Я. Драма русской истории. СПб: ГУ. М.: Парад. 2007;