Текст книги "Могильщик. Цена покоя"

Арка третья
Отец могильщицы

Глава 11
Не наёмник

Первые обозы никогда не добираются до точки назначения без проблем. Застоявшиеся в стойлах кони рвутся в дорогу, разленившиеся возницы едва могут ими управлять, а охранники… Эти тупоголовые словно и кони, и возницы одновременно. И разленились, и в то же время рвутся в бой, когда не нужно. Альх, купец средней руки и владелец обоза, прекрасно это знал, но всё равно каждый раз злился из-за возникающих в первые дни накладок.

– Я платил за семерых, – мрачно сказал купец, глядя на двух подравшихся на привале охранников. – За семерых охранников и тебя. Если честно, я вижу тут только шестерых, способных держать оружие в руках, и одному из них я бы не доверил даже свой ночной горшок.

Один из собравшихся в кучку охранников угрюмо смотрел куда-то в сторону, избегая взгляда как купца, так и начальника, Свирге. Куда смотрел второй, понять было совершенно невозможно – его глаза уже заплыли. И если бы всё обошлось разбитой мордой. Избитый баюкал на коленях уложенную в лубок правую руку.

– Он ещё в обозе, – буркнул Свирге.

– А если нападут разбойники? Что он будет делать? Постарается забить их насмерть лубком?

Свирге промолчал, испепеляя взглядом обоих провинившихся.

– Я срезаю шестую долю с оплаты, – медленно проговорил Альх.

– Шестую долю? – взорвался начальник стражи. – Да ты не охренел ли?!

Альх, как и любой другой купец, умел и любил торговаться, и он готов был делать это хоть до самого вечера. Но сегодня особое удовольствие ему доставляло растерянное и злое лицо Свирге. В конце концов, именно он нанял этих олухов, и именно на нём Альх может отыграться.

– А ты на что надеялся? – фыркнул купец. – Во-первых, в охране остаётся шесть человек, ты – седьмой. Во-вторых, мне теперь везти до Ариланты и обратно абсолютно бесполезного нахлебника. Итого, я и охранника потерял, и понёс дополнительные незапланированные расходы. Ты, конечно, можешь предложить ему замену, но… – Альх развёл руками, – я не знаю, как ты посреди леса найдёшь человека, способного держать в руках копьё или лук.

Начальник охраны зыркнул на подравшихся, а потом уставился на купца. На его скулах играли желваки. Альх ожидал, что Свирге сейчас начнёт торговаться до пены у рта, как это случилось в тот день, когда он нанимался в обоз, выбивая снижение оплаты на честную одну восьмую, но не тут-то было.

– А если найду? – процедил стражник сквозь сжатые зубы.

– Тогда я не возьму с тебя даже за нахлебника. Но это должен быть профессионал.

– Пошли, – буркнул Свирге и зашагал вдоль тракта.

Альх, откровенно получающий удовольствие от происходящего и даже не скрывающий этого, двинулся следом. Свирге совершенно точно направлялся к бродягам, которые прибивались к обозу, надеясь найти там защиту от разбойников в пути. В целях той же безопасности сам Свирге не подпускал их ближе, чем за сотню футов от задней телеги, а один из его людей постоянно следил за ними: бывало, что среди таких бродяг прятались разбойники, поджидающие дружков, чтобы напасть. Именно поэтому Альх всегда нанимал хорошую стражу: лучше небольшая прибыль, чем большие убытки.

Но в этом торговом путешествии обоз сопровождали жалкие полдюжины человек – одноглазый странствующий торговец, пара старых жрецов, шлюха и мать, ведущая смазливую дочку в ближайший город, должно быть, за средством от беременности.

А нет, на полянке у тракта сидело семеро. Один, видать, прибился сегодня утром. Альх, ожидающий настоящего представления, немного приуныл. Он-то надеялся, что Свирге начнёт сватать в свою дружину одноглазого или кого-то из стариков, а тут выходит так, что спиной к ним сидит, протягивая руки к костру, крупный мужчина.

– Эй, чёрный! – рыкнул начальник стражи, приблизившись к бродягам. – Заработать хочешь?

Чёрный развернулся и пристально посмотрел сначала на Свирге, а после и на Альха. Взгляд у него был… нехороший.

– Кто же не хочет, – сказал он после паузы. – Смотря что нужно делать.

На разбойника парень не походил. Скорее, на какого-то бродячего мага или наёмного отравителя. Весь в чёрном – сапоги, штаны, даже плотно зашнурованный новомодный плащ сделан из чёрной кожи. И волосы не просто тёмные – чернющий, такие, что даже воронье крыло при сравнении покажется серым, как сажа. Они у незнакомца длинные, стянутые в конский хвост, так что высокий лоб открыт. Глаза тоже чёрные, даже зрачка почти не видно. Не тёмно-коричневые, а насыщенного цвета агата. Красивые глаза… но жутковатые. Альх был твёрдо уверен, что таких глаз у человека быть не может. Лицо наоборот – бледное, худое, горбоносое. И неестественно бледные кисти с длинными тонкими пальцами. Сам бродяга немного нескладный. Высокий, плечи довольно широкие, но худющий, как двенадцатилетний крестьянский пацан, так что одежда на нём сидит, как на пугале. Странный парень.

Хотя, какой он парень – на вид ему от двадцати пяти до тридцати. Но к пятидесяти, а Альх собирался разменять эту круглую дату к зиме, даже тридцатилетние становятся парнями.

Даже Элаги, которой этой весной должно было бы исполниться двадцать три, оставалась для Альха даже не девушкой – девчонкой, хотя сам он к этому возрасту семь лет как женился, а его первенцу уже исполнилось четыре.

Воспоминания о дочери в который раз отдались болью в сердце. Купец заставил себя перестать надеяться, что Элаги жива, ещё к середине зимы, но намного легче от этого не стало.

– Охранник нужен в обоз, – сказал Свирге, отвлекая купца от печальных мыслей. – До Ариланты. Оплата… – он заикнулся и косо взглянул на Альха. – Деньгами не обижу.

– И при чём тут я? – сухо спросил чёрный, почесав когда-то сломанный и криво сросшийся нос.

– Ты же наёмник?

– Я странствующий торговец. – Чёрный толкнул стоящий рядом рюкзак.

– Да хоть странствующий проститут, – фыркнул Свирге. – Не ври мне, чёрный, твоя рожа мне сразу не понравилась. С копьём умеешь обращаться?

Парень какое-то время молчал, словно раздумывая.

– Умею.

– А с луком?

– Хреново, но умею.

– А с мечом?

– Сносно.

– Показывай свой нож. Да не тот, что ты из рюкзака достал, чтобы сала нарезать, а тот, что за спиной.

Чёрный слабо усмехнулся и вытащил короткий кривой клинок. Альх в этих делах особо не разбирался, но этот нож выглядел как хорошее и дорогое оружие.

– У бродячих торговцев таких ножей не бывает, – оскалился Свирге. – Ну так что, пойдёшь ко мне в дружину? Только учти, я с тебя глаз не спущу.

Парень вновь какое-то время раздумывал, потом пожал плечами.

– Пойду. Только с одним условием: когда дойдём до своротка на Эзмил, я уйду.

Этого никто не видел, но купца передёрнуло.

– Эзмил – мёртвый город, – медленно произнёс он.

– Неважно, я иду в те края, и в тех краях останусь, – твёрдо сказал парень. – Говорят, среди местных фермеров есть хорошие покупатели моего товара.

– Пусть так, – кивнул Свирге и с наглой ухмылкой повернулся к Альху: – Я твоё условие выполнил – нашёл человека, способного держать в руках копьё и лук.

Альх открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл и улыбнулся. Действительно, условия, что этот человек должен сопроводить обоз до Ариланты и обратно, он не ставил.

– Ладно, твоя взяла.

Начальник стражи ухмыльнулся ещё шире.

– Имя-то хоть своё назови, – сказал он чёрному.

– Велион.

– Так вот, Велион, прыгай вон на край той повозки и в оба смотри по сторонам. Впрочем, думаю, тебе не привыкать. А тот идиот, что дал сломать себе руку, отдаст тебе своё копьё, щит и шлем. Приступай.

– Как скажешь, – кивнул Велион и, подхватив рюкзак, пошёл к указанной телеге.

Вернувшись к стоянке, Альх сразу сел на своего коня и направился во главу обоза – пора выезжать, они и так потеряли много времени. Теперь в обозе вместо шестнадцати ртов – семерых возниц, восьмерых охранников, кашевара и самого Альха – семнадцать. Ну, чего уж там, небольшой убыток.

Его беспокоило другое. Бродяга собирался свернуть в Эзмил, могильник. Альх знал о людях, что ходят по мёртвым городам, не понаслышке. Если парень окажется могильщиком…

Что он тогда сделает?

– Поехали, – рыкнул Альх, махнув рукой вознице головной телеги.

Возница поплевал на руки, что-то сказал одному из двух стражей, сидевших рядом, и тронул коней. Заскрипели колёса, зафыркали кони, послышался цокот копыт о дорогу. Дорога была старой, довоенной, мощёной булыжником. Хорошие дороги тогда делали, до сих пор дюжат, по таким обозы гнать – одно удовольствие, не то что нынешние просёлки – дерьмо раскисшее. И это ведь пока ещё даже не Имперский тракт, выложенный из цельных плит…

У Элаги даже нет могилы. Нет надгробной плиты. Ничего нет. Ему, отцу, некуда вернуться к дочери, негде поговорить с ней, негде погоревать о ней.

Если чёрный окажется могильщиком, что он, Альх, купец средней руки, потерявший прошлой осенью свою дочь, сделает?

* * *

Велион, развалившись на мягких тюках с кожами, грелся на весеннем солнышке и лениво оглядывал дорогу и ближайшие леса. Было тепло. Так, как может быть тепло только в конце марта – грело мягкое солнце, но воздух, пахнущий талым снегом, ещё оставался прохладным. Местами снег сошёл не до конца, но по довоенной дороге обоз шёл хорошо, хотя не стоит ждать такой благодати от новых дорог, наверняка до сих пор не просохших.

На деревьях уже начали распускаться почки, могильщику даже казалось, что он чувствует их запах. Их, грязи и талого снега. Хорошие запахи. Запахи, которые говорят о пробуждающейся жизни. И новых неизведанных могильниках, конечно же.

– Куды путь-то держишь? – раздался голос возницы.

– Эзмил.

– А чаво тама делать-то, а?

– Сверну к хуторам, – солгал Велион.

Эзмил – хоженый-перехоженый могильщиками и даже обычными мародёрами город. Когда-то к нему вёл большой торговый тракт, по участку которого сейчас двигался обоз. Так получилось, что уже после войны люди начали тянуться к этому тракту, строить на нём города и сёла. Где это возможно, конечно. Старый торговый тракт стал новым, только теперь шёл в обход города. Благодаря хорошей дороге могильщики слетались к Эзмилу, как мухи на мёд.

Будто бы всё, как в Крозунге. Но не совсем. Эзмил в несколько раз больше Крозунга, и обшарить его как следует не могли никак и не смогут ещё десятки лет. И уж если в безымянных городках находились места вроде того поместья, то в Эзмиле их должно остаться предостаточно.

К тому же, ему нужна тренировка. В том поместье все едва не погибли из-за его ошибки. Он слишком поторопился, не заметил подвоха в охранных заклятиях. Эту ошибку можно было списать на долгий запой или те галлюцинации, что посещали его после Импа…

Велион задушил в себе мысли об Импе.

Всё. Хватит. Он выжил. Элаги… Элаги – нет.

Могильщик часто думал о ней в последнее время. Возможно, думал и раньше тоже, но большую часть зимы видения той резни и алкоголь затмевали всё остальное. Что толкнуло её на тот шаг? Их накрывало безумие, но почему она бросилась спасать того младенца? Быть может, из-за того, что она сама никогда бы не смогла стать матерью? Настоящей матерью, не кукушкой: даже родив, могильщица не смогла бы воспитывать ребёнка – проклятие всё время тянуло бы прочь из дома.

Поговаривают, сильные эмоции порой перебивают тягу к могильникам, но сильные эмоции проходят быстро, а проклятие живёт столько же, сколько сам могильщик. Избавление приходит лишь людям вроде Леварда или Греста, к тем, кто уже не мог продолжать.

Нет. Велион не был виноват ни в смерти Элаги, ни в ранах Греста. Мысли о том, что он мог бы что-нибудь исправить, спасти девушку, Мише или пальцы Греста, одолевали последние недели. Из-за слов воришки.

«Ты виноват», – сказал Грест, и Велион начинал вспоминать. Думать о том, что мог бы что-нибудь исправить. Не дать Элаги броситься на проклятия. Как следует отработать с той дверью. Вдолбить парню, что он может зарабатывать не только воровством.

Вот только все эти мысли не вели ни к чему хорошему. Элаги сошла с ума и умерла. Вор не мог не воровать. И только Мише, тот, на которого ему, собственно, было больше всех остальных наплевать, мог бы жить дальше, не допусти Велион ошибку. Потому-то он и направлялся в простой могильник, чтобы потренироваться, проверить себя. Потому что следующая ошибка будет стоить жизни ему.

Как и, возможно, следующий запой. Но Велион справился с призраками. Отказался их замечать. И тогда они перекочевали в его сны, необычайно яркие и хорошо запоминающиеся. Эти кошмары донимали могильщика, но уж лучше просыпаться в холодном поту от дурного сна, чем видеть его наяву.

О том дурацком совпадении Велион тоже старался не думать. Кто знает, видел ли он травмы Греста во сне точь-в-точь, как наяву, или это его воспалённый от видений мозг подкинул эту идею? Воспоминания стираются, мутнеют, становятся удобней для человека, правды в них остаётся всё меньше. Так что же говорить о сне? Разве не мог он подсознательно его приукрасить, заставить думать себя, что видел именно те травмы, которые позже увидел наяву?

Велион почесал заросший щетиной подбородок и зевнул. Все эти мысли от скуки. Он сидит на заднице вместо того, чтобы идти на своих двоих, и ему в голову опять лезет всякая чепуха. Нужно взяться за работу, и тогда будет не до воспоминаний.

– Тпр-р-ру-у-у! Стоять! – раздался резкий вопль Альха, за которым последовал треск ломающегося дерева и ругань Свирге.

Сначала могильщик решил, что передняя телега наехала на корягу. Или попала в рытвину, которые всё-таки иногда встречались на дороге. Такое случалось два или три раза за те три дня, что Велион проехал в страже обоза Альха. То есть, ел и сутками просиживал штаны на повозке. Всё было так хорошо, что казалось сказкой.

Но когда могильщик увидел четверых вооружённых людей, высыпавших из леса, он понял, что сказка закончилась.

Типичная картина – подрубленное дерево, перегораживающее дорогу, трое разбойников прут в лоб, четверо уже бегут на подмогу из леса. Скорее всего, ещё двое или трое атакуют задние телеги. Может, в лесу засели один или два лучника.

Стрела пролетела около его лица и с мягким звуком воткнулась в один из тюков, подтверждая опасения. Он, выругавшись, схватил рюкзак и перевалился через борт так, чтобы телега прикрывала его от стрелка. Могильщик расшнуровал завязки и принялся выгребать вещи. Из-за проклятых жрецов Единого перчатки лежали на самом дне. Они защитят его руки в драке. Особенно, если потеряет щит. К тому же, среди нападавших были мечники, а они имеют мерзкую привычку рубить копейщиков по незащищённой кисти, держащей древко.

Натянув перчатки, могильщик поудобней перехватил копьё, закинул щит за спину и, пригнувшись, рванул в лес. Ему вслед неслись звон оружия и вопль Свирге.

– Гнида! – прокричал командир стражи, обращаясь то ли к кому-то из нападающих, то ли к могильщику.

Велион почти сразу свернул направо, пробежал несколько десятков шагов и ещё раз повернул. Теперь он бежал в обратном направлении, но на расстоянии пятидесяти шагов в сторону от места драки. Проскочив дорогу, могильщик снова повернул, надеясь на то, что заметит лучника прежде, чем тот заметит его. Тело могильщика ещё не забыло, как двигаться по лесу быстро и бесшумно. Кроме как на тишину и неожиданность ему надеяться не на что.

Могильщику повезло – он заметил лучника первым. Кроме того, тот только что спустил тетиву и доставал очередную стрелу из колчана, висевшего за плечом. Эту стрелу Велион пустить ему уже не дал – наскочил сбоку, метким тычком проткнул шею, вспоров сонную артерию, и бросился к обозу, оставив истекающего кровью лучника корчиться на земле в бессмысленной попытке зажать рану.

Когда Велион выскочил из леса, ему сразу стало ясно – дело дрянь. Нападающих было около десятка, один, тяжело раненый, валялся на земле, испуская последние проклятия, тонущие в крови, обильно сочащейся изо рта. У обороняющихся из строя выбыло двое, причём один из них явно мёртв. Впрочем, второй, тяжелораненый – у него из спины чуть выше поясницы торчала стрела – тоже ничем бы не смог помочь. Учитывая то, что Альх залихватски, но без какого-то толку размахивал с коня саблей, пятеро стражников, зажатые между двух головных телег, сражались против десяти… нет, одиннадцати нападающих.

Возницы и кашевар куда-то смылись. Впрочем, на то они возницы и кашевар, чтобы делать ноги. В противном случае возниц и кашеваров в этом мире осталось бы катастрофически мало. Надо было бежать… но Велион бросился в драку. Он не хотел предавать людей, которые приютили его, стали, хоть и на три дня, его компанией, даже – компаньонами. Но больше всего его подкупала храбрость Альха, который, находясь в седле, вместо того, чтобы дать дёру, дрался. Конечно, он мог защищать своё добро и больше ничего, но… В любом случае, Велион очень хорошо бегает, а ещё лучше – прячется. К тому же, у одной из телег, где сейчас кипит бой, лежит его рюкзак, в котором кошель и ещё кое-какие ценные вещи, а в телеге – плащ.

Велион наскочил на одного из нападающих с фланга. Тот успел заметить его приближение и развернулся, чтобы отразить атаку. Могильщик ударил наискось, намереваясь воткнуть копьё противнику живот, минуя защиту, но разбойник подставил щит. К счастью, оружие не увязло в дереве, с лязгом ударившись об умбон. Могильщик отскочил, и правильно сделал – его противник напал достаточно прытко, дрянной заржавленный меч едва не зацепил куртку. Велион скривился и начал заходить противнику в левый бок, но разбойник не дал этого сделать, резко переместившись вправо, так что оказался у Велиона практически за спиной, и атаковал. Могильщик успел отразить атаку щитом, контратаковал, но безуспешно: его копьё пронеслось в дюйме от рукава разбойника, а сам он получил тяжёлый удар щитом в щит. Разбойник снова атаковал, рубя сверху вниз, и могильщик едва успел отскочить назад, отражая удар краем щита. Велион отступил, сделал вид, что оступился, подвернув правую ногу, и, прихрамывая, сделал ещё шаг назад. Разбойник, видя это, ощерился и бросился добивать, казалось бы, обречённого противника.

Велион принял на щит излишне торопливый удар меча и, не особо целясь, ударил копьём под край щита противника. Разбойник, вскрикнув, отшатнулся, но копьё крепко засело в его бедре. Оскалившись из-за щита, могильщик начал проворачивать наконечник в ране. Вопя уже во всё горло, разбойник бросил меч и вцепился в древко, пытаясь остановить мучающее его движение. Могильщик отпустил копьё, выхватил кинжал и подскочил к врагу. Ударил сначала щитом, свалив с ног, а потом воткнул лезвие прямо в разинутый рот. Быстро спрятал клинок в ножны и подобрал меч убитого.

Его счастье, что остальные разбойники пытались дожать яростно обороняющихся стражников. Мечущийся на своём коне Альх как раз оттеснил одного из нападающих, но едва не получил копьём в живот. А дело складывалось уже совсем плохо: Свирге ранили в руку, так что глава стражников оборонялся скорее для вида, проку от него было мало. Ещё один разбойник валялся в быстро растекающейся на каменном тракте луже крови, но обороняющихся уже прижали к одной из телег. Вот-вот добьют.

Значит, придётся рискнуть.

Велион заорал и бросился к разбойникам. Теперь его заметили: двое рванули к нему. Он отразил атаку одного из противников и щитом отшвырнул как можно дальше. Затем быстро отступил, отбрасывая щит в сторону. Когда второй противник попытался его зарубить, могильщик просто схватил клинок левой рукой.

Перчатка, конечно же, выдержала. Это было больно – удар оказался достаточно сильным, ладонь на миг онемела. Но могильщик уже крепко держал клинок. Разбойник рванул оружие на себя, но не очень уверенно, в его глазах читалось нарастающее удивление. Ещё через миг это удивление сменилось испугом. Испуг перешёл в ужас, дикий, животный. Глаза разбойника выскочили из орбит, рот широко раскрылся.

– Могильщик! – крикнул он. И второй раз, панически, истерично: – Могильщик!

– Ты проклят! – заорал Велион, растянул рот в самой паскудной ухмылке, на которую способен, и что-то зашипел.

Разбойник отпустил меч и с полным ужаса воплем бросился наутёк. Спина его компаньона уже скрылась за деревьями. Другие тоже побежали, кто-то быстрее, кто-то медленней, но бежали все.

Кроме одного, того, что, судя по дорогому клинку, был атаманом шайки. Он обзывал своих подчинённых трусами, приказывал вернуться, но его быстро успокоил Альх, залихватски располосовав лицо саблей. Стражники свалили его на землю и добили несколькими ударами.

Велион скривил губы и, бросив меч, быстрыми шагами направился к телеге, за которой оставил свой рюкзак. Надо уходить, и быстро, иначе может получиться так, что стражники, которых он, по сути, спас, запросто закидают его камнями, опасаясь только что произнесённого им «проклятия» могильщика. Или, того хуже, их страх будет не так велик, как у разбойников, но достаточен для того, чтобы убить его. Так, на всякий случай.

Могильщик обошёл телегу и принялся засовывать в рюкзак вещи – свёрнутый плащ, вторые портянки, стакан, миску… Жаловаться не на что – как-никак, три дня на халяву жрал и путешествовал не на своих двоих.

– Думаю, Свирге немного разочарован, – произнёс Альх, подъезжая к нему. – Он терпеть не может могильщиков. Но только благодаря тебе он вообще может испытывать это чувство. До сих пор может.

– Я рад за него, – пробурчал Велион, уже практически зашнуровавший рюкзак.

– Куда ты собрался… могильщик?

– Боюсь, как бы все твои стражники не бросились бежать от моего вида.

– Они не настолько суеверны. Ты можешь остаться. Нет, – быстро поправился Альх. – Ты должен остаться.

Велион, не веря своим ушам, поднял глаза. Купец усмехался. Но в его усмешке была и толика горечи.

– Кроме того, у меня к тебе есть дело, – добавил он. – Но о нём позже. Ты, случаем, не умеешь шить раны?

Велион пожал плечами. Потом кивнул.

Стражники уже стащили тела поверженных разбойников и своего товарища к обочине. Свирге обматывали тряпкой руку, а второго раненого положили навзничь на телегу. Он стонал и испуганно таращил глаза, не моргая даже из-за пота, который обильно тёк по его лицу. Велиону хватило короткого взгляда, чтобы понять – без хорошего знахаря или мага случай безнадёжный.

– Стрела засела в почке, – сказал он сухо. – Парень скончается через несколько минут. Если вырвать стрелу – быстрее.

Раненый коротко взвыл, но сразу замолчал, закусив губу. Он плакал, крупные слёзы бежали по побледневшему лицу. Велион пожалел, что говорил громко. Жаль, что раненый находится в сознании, а не отключился от боли, когда его затаскивали на телегу.

Могильщик поднял глаза. Стражники боязливо отводили от него взгляд, но никто, опасаясь сглаза, не закрывал лицо руками, никто не делал знаков, отпугивающих нечисть.

– Я сам сделаю это, – тихим голосом проговорил Свирге. – Потом, твою мать, замотаешь! – Он оттолкнул стражника, бинтующего ему рану, подошёл к повозке, на которой лежал раненый.

– Прости меня, Гарст, – всё так же тихо сказал сержант и вырвал стрелу.

Гарст молча дёрнулся и потерял сознание. Из закушенной губы текла кровь. Он скончался через пару минут.

Когда это произошло, Свирге посмотрел на могильщика и произнёс:

– Это тебя я гнидой назвал. Думал, ты убегаешь. Прошу прощения. И за то, что говорил о вашем брате, тоже, пусть этого ты и не слышал. Всё-таки есть среди вас люди.

Велион кивнул, давая понять, что извинения приняты.

– Ну, ничего, сопельки потом подотрёте, – жёстко произнёс Альх. – Разбойники убежали далеко. Шумели они сильно, так что возницы скоро должны вернуться, они всегда возвращаются, сукины дети. Похороним своих и в путь.

– Ты говорил о каком-то деле, – напомнил ему могильщик.

– Ты отведёшь меня в Эзмил, могильщик. И проведёшь по городу. Мне надо там найти… кое-кого.