Текст книги "Могильщик. Цена покоя"

Но его никто не преследовал.

* * *

Велион лёг спать сразу после заката. Отъевшись, напившись воды из ледяного родника, он чувствовал себя вполне сносно, хотя у него всё ещё сильно гудело в ушах, а голова буквально раскалывалась на части. Зато он слышал. Да, всё вполне сносно.

Чего нельзя сказать о Крысёныше, как его назвал могильщик.

Велион рассмотрел уродца вблизи, только когда оказался на приличном расстоянии от деревни, закрытой мороком. Двух футов ростом, с кривыми ножками и ручками, пальцы которых оканчивались небольшими острыми коготками. Личико уродца скорее напоминало ежовое, чем крысье. Чёрный влажный носик, грубая серая щетина над вполне человеческим лбом, чёрные глазки. Существо определённо было плотоядным – наряду с ярко выраженными резцами грызуна у него торчали клыки хищника. Крысолаком его назвали, наверное, из-за длинного голого розового хвоста, торчащего из дыры, специально вырезанной в детских штанишках.

Весь день Крысёныш отказывался есть. Он только что-то бормотал и плакал. Его слова звучали вполне осмысленно, а слёзы человеческими. Одно из слов, которое он повторял всё время, слишком сильно напоминало «мама». Это слово было первым, что вообще услышал могильщик за несколько часов. У Велиона щемило сердце, но… десять крон – большие деньги, а Рыжий ещё пару дней назад рассказал, как найти тот цирк.

К вечеру у детёныша крысолака появился жар. Ощупав его, Велион понял, что у него сломано несколько рёбер. Но это не смертельно, через несколько недель всё заживёт…

Новенький дрессированный уродец на потеху публики.

Могильщик гнал эти мысли, успокаивал себя всё теми же доводами о лучшей еде и, вероятно, более долгой жизни, но они всё не шли из головы.

Перед тем, как отойти ко сну, Велион привязал Крысёныша к дереву. Засыпая, могильщик слышал, как он плачет.

Чёрный могильщик проснулся от шороха. Кто-то крался к нему.

Велион резко сел, хватая нож. Почти полная луна давала достаточно света, и могильщик увидел того, кто разбудил его.

Это был крысолак. Судя по двум небольшим выпуклостям под ключицами – самка. Или, скорее, женщина. Она стояла рядом с человеком, опустив голову и не предпринимая каких-либо попыток напасть.

– Ма… ма… мама… а-а… – зарыдал проснувшийся Крысёныш.

Велион сидел, опустив голову.

Это его мама. Как она оказалась здесь, в четырёх милях от границы их владений?

Глупый вопрос. Её привела материнская любовь. Она прошла столько миль, чтобы спасти своего сына, вернуть его домой. Ей было плевать на опасность, которой она подвергалась. Мать пришла за своим ребёнком.

«Где была моя мать? – думал могильщик, глядя на пришелицу. – Где были мои родители? Может, меня точно так же похитили, как и его. А может, мои родители умерли, и поэтому я никому не был нужен. Я был одинок, не осталось никого, кто мог бы меня спасти, никто не мог прийти и забрать меня. И тогда меня забрал Халки. Но я… я… остался один…».

Могильщик поднялся с одеяла и, приблизившись к Крысёнышу, перерезал верёвки, которые держали его. Он не видел, как мать прижимает своего ребёнка к груди, только слышал их плач и бормотание.

– Мама… – шептал Крысёныш… нет, не Крысёныш, так его назвал Велион, на самом деле его зовут по-другому.

А кто дал имя ему, могильщику? Говорил ли он кому-то это слово – мама? Был ли кто-то готов вот так рискнуть своей жизнью ради него?

Неизвестно.

Да и какая разница? Результат уже известен – он могильщик, не человек, выродок. Он обречён всю жизнь скитаться в одиночестве, так и не познав настоящей, не мимолётной, любви, тепла, ласки… И порой ему это даже нравится. Но почему тогда так болит сердце?

Могильщик лёг на землю, слушая, как уходят крысолаки.

Глава 19
Святая война

Валлая отправили в Айнс, выделив ему двух провожатых, полный кошель денег, запасного коня и парадный доспех, настолько расфуфыренный, что скорее подошёл бы или какой-нибудь боевой деве-девственнице из легенд, или мужеложцу. А ещё – письмо с пометкой: «Вскрыть в Айнсе». Настоятель с ним ехать отказался, сославшись на работу в столице, которой ещё невпроворот. Причём, сделал это также в письме. То ли действительно был слишком занят, то ли знал про тот… случай… в Храме Безликого и Многоликого и просто не хотел видеть рубаку.

Провожатые, Скрит и Ульге, на поверку оказались бывалыми вояками – ходили на восток, к Лысым Горам, чтобы пощупать за мошну горцев пятнадцать лет назад, после участвовали со своим господином, небогатым помещиком, ещё в нескольких более мелких конфликтах. Когда помещик внезапно умер, за пару дней до этого проиграв всё своё имущество в кости, Олистер, будучи его сюзереном, пригласил оставшихся не у дел боевых слуг послужить себе. Обоим было крепко за тридцать, оба прекрасно знали, кому, чем и за что обязаны в своей жизни, и потому оба умерли бы за Олистера, если бы потребовалось: если бы не он, они оказались бы в лучшем случае в наёмничьем отряде, в худшем – в банде, пусть в последнее время первое от второго не слишком-то отличалось. Да что уж там, не слишком-то отличалось во все времена.

Доспех даже при беглом осмотре оказался добротно выполненным клибанионом. Вот только все эти зеркальные пластины на животе, витиеватая инкрустация на ключицах и плечах да шлем с двумя белыми крыльями по бокам выглядели уж больно вычурно. Конечно, каждый благородный, да и не только, пытается одеться на войну, как на парад, но Валлай, во-первых, никакой не благородный, во-вторых, никогда этим не болел. На кой хрен платить лишние деньги за украшения, если функционал остаётся тем же? Ему как-то даже пришла мысль предложить Скриту и Ульге сбежать в Горлив, продать там доспех за полцены и жить, до конца дня купаясь в роскоши, но всё же не стал озвучивать эту мысль даже в качестве шутки. Мало ли что.

Что до остальных даров то ли от Настоятеля, то ли от Олистера, то ли от Храма… Второй конь и кошель с монетами – это просто прекрасно, это всегда пригодится, даже брюзжать не хочется, а ему что-то хочется брюзжать, как старому деду, уж слишком часто в последнее время. Но вот письмо немного смущало, тут можно поворчать про себя сколько влезет. И причина, скорее, в том, что рубака уж слишком раскис и соскучился по работе, пока торчал в Ариланте. Или, быть может, ему просто разонравился этот контракт. Уж слишком затянулся. Да и наниматели ведут себя так, словно он у них в кармане до самого конца жизни. А ведь он уходил из отряда Гриза из-за похожих причин.

Но Гриз отпустил его на все четыре стороны по дружбе, а из этого дела, кажется, Валлай не выпутается ещё долго. Возможно, годы. Или уйдёт вперёд ногами, чего тоже нельзя исключать. И это для наёмного убийцы было нормально. А сейчас казалось даже более чем просто нормальным исходом. Потому что этих недель в столице хватило, чтобы думать об уходе на покой и мирной старости в кругу семьи, как о худшем кошмаре, который никогда не должен с ним произойти.

Казалось бы, Валлай просидел в Новом Бергатте всю зиму, но тогда ему не ощущалось, будто он заперт в клетке, а в Ариланте ещё как. Возможно, дело в той жуткой эпидемии и чувстве собственной нужности? Или как раз в этом контракте, которому конца и края не видно?

Или он опять просто брюзжит про себя, чувствуя приближающуюся старость?

Поэтому, пораскинув мозгами и проворчавшись вдоволь, рубака решил ни в чём не отказывать себе всю дорогу до Айнса, а если он ни в чём не отказывал себе, значит, и своим спутникам. И это более чем всех устраивало. Первую неделю пути они ели в три горла, пили до упаду и никуда не торопились, а кошель только-только начал истончаться.

Впрочем, была в этом расточительстве и ещё одна причина. Валлай ненавязчиво пытался выпытать из пьяных спутников цели их поездки, не знают ли они что-то о Настоятеле, его матери, жрецах Единого или могильщиках. Но то ли они знали столько же, сколько и он, а то и меньше, то ли оказались настолько крепкими орешками, что держали языки за зубами даже в состоянии, в котором едва контролировали свои мочевые пузыри и желудки.

В конце концов, на восьмой вечер пути Валлай спросил напрямую.

Скрит, как раз пьющий пиво, фыркнул прямо в кружку.

– А я-то думаю, что за разговоры про Единого, могильщиков и ещё какую-то потустороннюю хрень? – сказал он, ставя кружку на стол и утирая мокрые усы. – Башка у меня не то чтобы уж слишком хорошо варит, но на то, что ты пытаешься что-то разузнать, тяму хватило. Так вот, слушай. Раз уж ты, человек, которого нам приказали сопроводить в указанное место в целости и сохранности, ничего не знаешь, откуда нам-то знать?

– Угу, – промычал Ульге, пьяно глядя исподлобья на Валлая.

– Нам сказано, – продолжал Скрит, – довезти тебя до места и встретиться там с кем-то. Это всё, что я знаю.

– Угу.

– И не знаешь, с кем? – спросил рубака.

– Ни хрена не знаю. А раз… – боевой слуга Олистера сделал паузу, чтобы глотнуть пива, – а раз я ни хрена не знаю, он ни хрена не знает…

– Угу, – кивнул Ульге.

– … и ты ни хрена не знаешь, значит, приедем на место и там будем разбираться.

– Угу.

– Но я думаю, – добавил Скрит, помолчав пару секунд, – мы едем убивать кого-то. Потому что я в жизни больше ничего не делал. Ну, разве только пил, ел, спал и баб трахал. Но моё второе, третье, четвёртое и пятое занятия следуют только за первым. Не будет первого, не будет остальных. Поэтому я так считаю.

– Угу, – с какой-то многозначительной гордостью согласился Ульге.

– А раз нам приказал Олистер, а его попросили жрецы Единого, значит, наш господин на это согласен, а он мужик толковый и богобоязненный, и жрецам это позарез надо, если они обратились к нему, а это уже значит, что дело, очевидно, богоугодное. Поэтому я вообще не переживаю, куда и зачем нас отправили. Выпустить кому-нибудь кишки за своего господина и богов куда как лучше, чем просто так выпустить кому-нибудь кишки, я прав?

– Угу.

Валлай слабо усмехнулся и кивнул в ответ.

– Кажется, у меня всё-таки больше информации, чем у вас, – сказал он. – По крайней мере, если мы действительно идём кого-то убивать, я знаю – кого.

– И кого же?

– Могильщиков.

Скрит хохотнул.

– А вот за это я бы взялся даже без приказа господина. За это и выпьем. – Он поднял кружку и рявкнул: – Смерть могильщикам!

– Смерть! – пьяно рявкнул из соседнего угла парень с приметным шрамом на подбородке. – Смерть! Всем могильщикам смерть!

Больше их никто не поддержал.

– Смерть уродам, ворошащим кости предков, – добавил Скрит, допив.

– Смерть, – оскалился парень со шрамом, приближаясь к их столу. – Давайте, ребята, я вам за это дело налью, а? – Он поднял правую руку с кружкой повыше, одновременно тряся бурдюк с вином в левой.

– Нам не нужна компания, – жёстко отрезал Валлай, исподлобья глядя на парня.

– Угу, – пьяно источал угрозу Ульге.

– Я тоже так считаю, – медленно произнёс Скрит и паскудно ухмыльнулся. – Мы тут сами по себе.

О том, что им не нужна компания, говорило хотя бы отсутствие других выпивох за их столом, за который могло бы поместиться шесть человек. Семь, если поставить табурет в проход. И это в переполненном зале. К ним как-то подсела пара местных выпивох, трёх тяжёлых взглядов оказалось достаточно, чтобы они исчезли.

Однако на этого парня взгляды не подействовали.

– И дармовая выпивка не нужна? – искренне удивился он, усаживаясь рядом с Валлаем. – Не поверю.

– Мы в состоянии купить себе выпить, – ответил Скрит, скаля зубы. – Или ты перепутал нас с девками, что готовы встать раком за углом за пару глотков вина? Смотри, как бы самому девкой не стать.

Валлай оглядел зал, но, кажется, их беседа никого не интересовала. Шрамолицый вполне мог оказаться провокатором, которого поджидает целая ватага друзей, готовых избить и ограбить пришлых. Но нет, в их сторону бросили лишь парочку незаинтересованных взглядов. Значит, все дружки на улице? Или он действительно один?

– Ух, какой ты злой, – фыркнул парень, – аж поджилки затряслись. Я к вам, значит, с предложением выпить, а вы пугать начинаете?

Скрит, так же, как и Валлай, быстренько оглядел зал, так же никого не заметил и перевёл взгляд на шрамолицего.

– Если намёков не понимаешь, скажу прямо: иди-ка на хер отсюда. Понял?

– Угу.

Парень задумчиво посмотрел на человека Олистера и, поставив кружку на стол, поскрёб указательным пальцем свой шрам.

И в этот момент на Валлая нахлынула волна настоящего холодного ужаса. Его чуйка на опасность никогда не подводила, другое дело, что он не всегда к ней прислушивался, но на этот раз рубака едва не бросился бежать, теряя портки, от одного взгляда незнакомца. А ему казалось, будто это его мрачная физиономия способна отпугивать людей.

Но, кажется, чувство смертельной опасности посетило только рубаку. Ульге по-прежнему пялился в стол, а Скрит набычился ещё больше и уже даже не пытался изображать ухмылку.

– У меня очень хороший слух, знаешь ли, – произнёс шрамолицый абсолютно трезвым голосом. – И не услышь я, что вы собираетесь убивать могильщиков, ты сейчас бы уже был мёртв. Потому что даже таким говнюкам, как ты, нужно прощать их говённость, раз уже они взялись за благое дело.

Уголки губ Скрита опустились, а глаза зло сощурились.

– Да ты… – начал он, привставая, но Валлай перегнулся через стол и упёр ладонь ему в грудь.

– Не надо, – тихо сказал рубака, глядя напарнику прямо в глаза. – Не надо.

– А вот ты интересный парнишка, – заявил незнакомец, поворачиваясь к Валлаю. Несмотря на то, что он был куда моложе рубаки, обращение «парнишка» звучало не насмешкой или подначкой, оно казалось абсолютно уместно. – Я тут недавно встречал одного, тоже любопытного. Он, конечно, поинтересней будет, но ты тоже неплох. Костлявая, эта старая тощая сука, бережёт своих мальчонок? Не хочет отдавать их на съедение другим, а? Чуешь, когда лучше не лезть в драку?

– Да что?.. – начал Скрит, но уселся.

Кажется, и его потихоньку начало пронимать.

– Кажется, он маг, – пояснил Валлай.

– Нет, – покачал головой шрамолицый, – я не маг. Я кто похуже, к моему и вашему сожалению. – Он скорбно улыбнулся. – Ладно, не хотите пить, хрен с вами, я узнал, что нужно. – Шрамолицый пристально взглянул на Валлая, и рубаке вновь стало не по себе. – Дело в надёжных руках. Начните, а я, если появится потребность, помогу. Но послушай, еда Костлявой, есть один могильщик… как бы его описать? Скорбная бледная рожа, длинный сломанный нос, волосы как у девки перед замужеством, разве что не в косу заплетены, шляпа и плащ – чёрные. Увидишь, не ошибёшься. Вот его пока трогать не нужно. Пока. Если понадобится, я его сам найду и убью, и, поверь, сделаю это вернее тебя, вон его, вот этого пьяного, жрецов Единого, Олистера и кого вы там ещё поминали, вместе взятых. Или я при встрече скажу тебе, что его можно убить, если таковая случится, и если у меня самого на это не будет времени. А пока у меня на него планы. Ясненько?

Валлай выдержал взгляд. С диким трудом, но выдержал.

– А если нет? – сказал он и попытался изобразить улыбку. – Что сделаешь, если я найду его прежде тебя и убью?

Шрамолицый расхохотался. Парень, которому было едва за двадцать, окончательно превратился в древнего старика с молодым лицом. До усрачки жуткого старика, хотя, казалось бы, в его внешности нет ничего даже отталкивающего, не то что пугающего.

– Говорю же, интересный ты парень, – произнёс шрамолицый, отсмеявшись и утерев выступившие в уголках глаз слёзы кулаком. – Но не настолько. Если сделаешь это вперёд меня, или кто другой сделает, будешь, или будет завидовать чёрной завистью парню на дыбе, которого вот-вот обмакнут в кипяток, снимут ему кожу, кастрируют, разорвут тело крюками, выпотрошат кишки и, в конце-концов, четвертуют. Чёрной завистью будешь завидовать. Уяснил?

Шрамолицый поднялся и, забрав свою кружку, ушёл. Ответ ни Валлая, ни его спутников ему нужен не был. Через миг он буквально растворился в толпе, хотя Валлай не отводил от его спины взгляда.

– Это что за хер такой был? – буквально прорычал Скрит.

– Кажется, маг.

– Какого хрена? И что за могильщик такой с бледной рожей?

– Тот, кого жрецы Единого ищут с прошлой осени, – блекло улыбнулся рубака. – И за которого назначили такую награду, что правнукам прожить хватит. Можно сказать, первый, кого мы в принципе должны убить.

– И что теперь? Не знаю, как тебя, а меня в какой-то момент проняло. А чтобы меня проняло…

Валлай кивнул.

– Меня тоже. И я не знаю, что делать. Надеяться, что не встретим того могильщика, и выбросить этого со шрамом из головы?

Скрит поёжился и, кивнув, принялся жадно пить пиво.

Ульге поднял голову и, уставившись на рубаку, почти трезвым голосом произнёс:

– Я обоссался.

* * *

Тот, кто когда-то звался Карпре, неспешно прогуливался у торгового ряда. Воспоминания, которые были одновременно и чужими, и его собственными, неспешно сменялись в голове. Перед глазами до сих пор стояла беснующаяся толпа, каждый пытался сначала набить морду любому, до кого сможет дотянуться, а после – тому, кто вызвал эту ярость. Но тот, кто когда-то был Кронле, уже сбежал. Существу – части существа – живущему в тот момент в его теле, это казалось не менее забавным, чем носителю. Да и той части, что сейчас находилась в теле Карпре, тоже. В конце концов, они были лишь гостями в этих телах, проживших долгую жизнь, и невольно перенимали большую часть личности носителя.

Но в первую очередь его интересовала мощь, следы которой, пусть и хорошо замаскированные, он чувствовал и в прошлом году, и сейчас. А значит, существо, которое он – они – искали, не было гостем в этих торговых рядах. Оно появлялось здесь постоянно.

Поэтому тот, чьё тело когда-то принадлежало Карпре, бродил по рынку, принюхиваясь, выискивая хотя бы какие-то остаточные энергетические эманации, которые обязательно должны остаться во время питания этого существа. Пока, наконец, не остановился у прилавка, за которым старик продавал готовый суп.

– Миску супа, – сказал он, стукая ребром осьмушки о прилавок, – и край хлеба. И нагреби-ка со дна, не обижай уставшего путника.

– Всем нагребаю по-честному, – произнёс торговец, улыбаясь. – Издалека путь держишь?

– Издалека.

Тот, чьё тело когда-то принадлежало Карпре, принял миску и принялся жадно есть суп. Неплохой, на самом-то деле. Помимо репы, лука, моркови и клёцок, в супе плавала пара хрящей и жилы, а на зубах как будто даже чувствовались волокна мяса. Выгребя ложкой остатки гущи, не-Карпре допил бульон через край и, вернув старику миску, впился зубами в хлебную корку. Старик, ещё улыбаясь, долил ещё полчерпака и поставил миску на прилавок.

– А куда направляешься? – спросил он, наблюдая за тем, кто жил в теле Карпре, с таким выражением лица, будто тот был его обедающим любимым внучком.

– Именно сюда и держу, – ответил не-Карпре, жадно глотая остатки хлеба и хватая миску. – Понимаешь, Волк был так близко в прошлом году, но прошёл мимо, хотя вертелся в этих краях несколько дней. Чуял, мол, кто-то здесь есть. Но прошёл мимо. А я нашёл. Ты даже не скрываешься, когда пытаешься выжрать часть моей энергии, разве ж так можно?

Лицо торговца не изменилось ни на йоту, но он опустил руки под прилавок.

– Не понимаю, о чём ты, парень. Жара такая, неужто голову тебе напекло?

– Ты знаешь, что я знаю, кто ты, а я уже понял, что ты понял, кто я. Может, хватит валять дурака?

Старик фыркнул и, всё ещё улыбаясь, проговорил:

– Нет, я не понял, кто ты. Не совсем понял. Ты – какая-то тварь. Сила у тебя есть, но… как бы это сказать… ты – лишь какая-то тварь, у которой есть сила. Мелковато, чтобы со мной так разговаривать, не думаешь?

– О-о, – насмешливо протянул тот, кто когда-то звался Карпре, – не слишком ли ты самоуверенно разговариваешь с тем, у кого есть доступ на ту сторону, изгнанный божок?

Правый уголок рта торговца раздражённо дёрнулся, но лишь на миг.

– Возможно, возможно. Кто знает в наше время, кто прав, а кто – нет? Но факт остаётся фактом, я – божок, пусть и изгнанный, а ты – какая-то тварь, пусть и способна ходить на ту сторону. Тварей кругом пруд пруди, сколько на одних могильниках живёт. А вот божков, даже изгнанных, осталось мало. Так что, дай-ка подумать… – старик скорчил комичную физиономию и постучал указательным пальцем по нижней челюсти, – мне всё-таки кажется, что тебе не следует со мной так разговаривать. Но раз уж пришёл, говори: что привело тебя ко мне, тварь?

– Я – лишь часть единого. И у меня к тебе дело.

– Конкретней, говори конкретней, или я за себя не ручаюсь, тварь.

Тот, кто когда-то был Карпре, ухмыльнулся и принялся неторопливо есть суп. Торговец возвёл очи горе, но промолчал. Доев, не-Карпре утёр рукавом рот и произнёс:

– Знаешь, как я нашёл тебя?

– Мне насрать, – устало ответил торговец. – Но в наше время каждая тварь хочет повыёбываться даже перед глазами бога, пусть и изгнанного. Так что… – он скорчил настолько наигранно заинтересованное лицо, что даже уличный лицедей проблевался бы от отвращения к его актёрскому таланту, – ну-ка, ну-ка, расскажи мне, как же ты меня нашёл? Хотя, давай начистоту, я вообще не прятался и даже не пытался.

Но не-Карпре весь этот сарказм ни капли не смутил.

– Первый владелец этого тела был там, где тебя изгнали. Буквально прошлой зимой.

– Так моя находка даже не твоя заслуга? – фыркнул торговец, ополаскивая миску в бадье с водой и протирая её грязной засаленной тряпкой.

– Я к тому, что это сделали люди. А не… – тот, кто когда-то был Карпре пытался сдержаться, но невольно сглотнул слюну и сбился. – А не они, – закончил он, стараясь скрыть ужас от упоминания своих создателей за ненавистью к ним.

Торговец не стал корчить рожи, лишь искренне и грустно улыбнулся:

– Ты уверен? А кто же, по-твоему, научил людей этому? Кто создал и дал им оружие против нас? Крион, убив отца, дал им такую мощь, что, уверен, они и сами не поняли поначалу. Как и мы. Особенно – мы. Мы поняли позже их, и в этом была наша проблема. Но это так, лирическое отступление, а меня уже утомляет этот разговор. Говори, зачем пришёл, не мешай торговле, самый прибыльный час, от голодных бродяг не протолкнуться, а ты торчишь тут у прилавка, распугиваешь всех.

– Мы хотим вернуть эпоху богов, – быстро сказал не-Капре. – И нам нужна для этого помощь…

Он думал, что старик прервёт его издевательским хохотом, но вместо этого его заставило заткнуться печальное покачивание головой.

– Знаешь, приходила тут ко мне одна, из старой гвардии, так скажем. Лет, наверное, двадцать пять назад или даже тридцать. Беременная была, пузо на глаза лезло. От человека беременная, представляешь? Знаешь, что предлагала? По глазам вижу, знаешь. И знаешь, что я ей ответил? По глазам вижу, знаешь. А она когда-то была настоящим богом, а не тварью. Разницу улавливаешь?

– У неё нет доступа на ту сторону.

– Вы кого-то, кроме меня, нашли, чтобы это предложить? – гнетуще-безнадёжным тоном задал вопрос торговец супом.

– Нескольких, – кивнул не-Карпре.

Правая бровь старика иронично выгнулась дугой.

– Нескольких?

– Парочку.

– И?

– Один согласился.

Торговец надул щёки и шумно выдохнул.

– Мне жаль его. Неважно, кем он был, но стал он кем-то вроде твари. И все мы станем такими, если позволим твари встать на одну ступень с нами. А вы ведь этого хотите, да? Так ему и скажи: он – жалкая тварь. А теперь иди.

– Но…

– Я погляжу, ты непонятливый, – медленно сказал старик, и в его тоне впервые послышалась угроза. – Поэтому я перескажу то, что ответил той беременной матроне. Некоторые из тех, кто выжил, считают, будто мы проиграли. Некоторые, что это была настоящая боевая ничья. А я думаю, мы победили. Потому что нас изгнали, а они, и те из наших, кто погиб, сейчас нигде. А мы здесь, мы живы. И мы видим, что за десятки лет не родилось ни одного хотя бы приблизившегося к тому, чтобы стать богом. Так, может, раз сам мир этого не хочет, не надо пытаться вернуть те времена, что прошли? Ступай своей дорогой и делай, что хочешь, а я буду продавать суп.

Тот, кто когда-то был Карпре, насупился и уставился на прилавок. Он проиграл, разговаривать бесполезно. Ещё несколько лет поисков ушли впустую. А терпение иссякало уже не первый десяток лет. Нужен прорыв хотя бы на одном направлении, а выходило так, что пусть они и шли к цели, но чересчур медленно.

И всё-таки… не-Карпре поднял взгляд, но встретив ответный взгляд торговца супом, опять опустил глаза. Продолжи он спорить, окажется по ту сторону слишком рано.

– Ладно, – разочарованно сказал тот, кто когда-то звался Карпре. – Но скажи, ты можешь вылечить вот это? – он провёл ладонью по груди и животу.

– Если ты не можешь здесь даже этого, какой от тебя вообще прок там? – презрительно спросил старик. – Неужели настолько ничтожная тварь решила, будто сможет стать богом? Хватит тратить моё время. Ещё секунду простоишь здесь, и я убью тебя.

Последнюю фразу торговец супом говорил уже в спину не-Карпре.

* * *

Заночевав в таверне в самом Айнсе, Валлай на утро открыл письмо Настоятеля, прочитал, поскрипел зубами и отправился завтракать. То ли Настоятель предвидел будущее, то ли сам рубака был настолько предсказуем, но выходило так, что их сегодняшний приезд как раз числился в планах всех причастных.

В планах, согласно которым ему сейчас предстояло надеть этот петушинный доспех и к полудню приехать на встречу с некими людьми, ожидающими его в пригороде.

Как раз к полудню Валлай с Ульге и Скритом выехали на условленную улочку и увидели большую группу людей.

Валлай провёл ладонью по перьям, торчащим из шлема, подтянул ремни щита и внимательно оглядел собравшихся. Полтора десятка отъявленных головорезов, так бы он охарактеризовал их. И это притом, что больше половины были благородными, а остальные наверняка их боевыми слугами. С такой шайкой, обошедшейся Олистеру наверняка не дёшево, можно наделать много дел даже в мирное время, чего уж говорить о военном.

– Это все? – спросил он у того, который больше других походил на главного.

Навереное, из-за самого богатого доспеха.

– Нет, – покачал тот головой. – Ещё по трое перекрывают вон ту, ту и ту улицы. На тот случай если кто попробует сбежать. И ещё главного ждём, он отлить пошёл.

Рубака кивнул и спрыгнул с коня.

– Я пойду со всеми, – сказал он.

– Не пойдёт, – раздался позади смутно знакомый голос. – Ты символ, а значит, должен символизировать. А символизируют у всех на виду. И что будет, если символ получит нож в брюхо?

«Так, значит, они не двойняшки, они тройняшки», – мелькнуло в голове у Валлая, когда он, обернувшись, увидел лицо говорящего.

Перед ним стоял Настоятель, если бы тот вдоволь ел, много тренировался и участвовал в сражениях. Несмотря на не самую крупную фигуру, брат-близнец Настоятеля выглядел крепким бойцом, а шрам, начинающийся где-то под шлемом и тянущийся через нос до середины левой скулы, придавал ему даже устрашающий вид.

– Я не боюсь драки, – сухо ответил Валлай. – И я привык делать дело своими руками. – Тем более, если это дело – убивать людей. Тем паче, если за него обещают графский титул через пару лет. – Для них, может, ты главный, но для меня – нет.

– Меня зовут Ингаир, – сказал брат Настоятеля, – и да, я здесь главный. Но ты как будто действительно главней, если я правильно понял Ангиура. Так что… – он оскалился, – посмотрим на тебя в деле. Мы собирали людей тайно, но ублюдки как будто что-то прознали – их там человек двадцать, и у многих оружие.

Рубака пожал плечами.

– Это их не спасёт.

– Конечно. Я это к тому, что будет хоть сколько-то весело.

Таверна под названием «Чёрная Ива» располагалась в самом паршивом пригороде Айнса, если можно назвать пригородом несколько деревень, разросшихся и перемежающихся рынками, цехами и кузницами так, что подступили к самым городским стенам. Улочки здесь были тесными, как в городе, и «Чёрная Ива» как будто находилась на самой узкой. Но их отряду никто не мешал – одного вида такого количества вооружённых людей оказалось достаточно, чтобы все попрятались по домам.

– Единый, ну и дыра, – прокомментировал Ингаир, останавливаясь у угла здания. – Я бы сжёг это место, и плевать если сгорит вся округа, да, нам нужна показательная порка.

Валлай молча кивнул. Место действительно выглядело паршиво. Даже для таких ублюдков, как могильщики.

Ингаир сделал знак рукой, и полдюжины одетых в доспехи воинов бросились к дверям. Трое несли щиты, трое – большие топоры. Одно из окон открылось почти сразу, оттуда выплеснули ведро кипятка. Мимо. А вот из второго вылетел арбалетный болт. Один из тех, что нёс щиты, захромал, отставая от товарищей, и второе ведро кипятка окатило его с ног до головы, хотя большая часть, конечно, пришлась на щит. Дикий вопль обожжённого огласил округу.

Скоро таких криков будет много. Валлай как будто даже на миг испытал горячку, которую обычно чувствовал перед дракой, но она быстро сошла на нет. Это не настоящий бой. Они просто идут казнить горстку бродяг, пусть те и пытаются показать зубы.

Остальные добежали без потерь. Щитоносцы, как могли, прикрыли троицу, что взялась лихо рубить закрытую на засов дверь. Та, казалось бы, должна развалиться от пары ударов, но почерневшее и как будто даже подгнившее дерево оказалось на удивление прочным. Но долго эта дверь всё равно не продержится.

– Я пошёл, – сказал Валлай, поправляя щит, и рванул с места.

Опыт и чувства подсказывали, что он как раз добежит до щитоносцев, когда дверь окажется выломана. Но тот удар топором, который должен был стать последним, выбил только ворох щепок. А за ним и ещё один, и ещё… Валлай приостановился и тут же арбалетный болт с глухим стуком вонзился в его щит. Цыкнув, рубака сделал последние пару шагов и встал за щитоносцами, стараясь не мешать тем, кто рубил дверь. Остальные участвующие в штурме таверны только-только побежали к ним. Что ж, пусть правы были они, всё равно рубака окажется в таверне первым.

Дверь, наконец, упала внутрь. Конечно же, ответом на это стал залп сразу из трёх арбалетов, но все успели расступиться от прохода. Будь могильщики более опытными вояками, дождались хотя бы кого-нибудь, кто сунулся бы в проход, но нет, это им в голову не пришло. «Весело» всё же не будет.

Валлай подался вперёд, вытаскивая меч и поднимая щит так, чтобы над его вершиной торчали только перья, но в этот же момент его оттеснили щитоносцы. Они действовали без приказов и быстро, правильно, как люди, которые давным-давно воюют вместе. Щитоносцы ворвались в таверну, и только за ними вбежал Валлай, уже буквально чувствуя щекой дыхание Ингаира.

Могильщики перегородили центр зала баррикадой из столов, скамей и бочек и засели за ними. Видимо, понимали, что обречены, но вместо того, чтобы бежать, решили показать зубы. В какой-то мере это даже заслуживало уважения.