Текст книги "Могильщик. Цена покоя"

Глава 17
Судьба привела

В какой-то момент Велион понял: знакомые места и могильники обрыдли ему настолько, что он видеть их не хочет. Поэтому за следующие пару недель он ушёл на восток так далеко, как не заходил никогда раньше. Могильников здесь было немного, обжитых мест – ещё меньше. Но пока это его устраивало. Он выбрал на карте небольшой могильник и уже держал путь к нему, как по дороге попалась живописная речушка. И в этот же момент захотелось порыбачить.

Порой на него нападала подобная блажь. То ему хотелось посидеть с удочкой в теньке, то побродить с луком по лесу, а иногда он сворачивал с дороги и по нескольку дней жил в шалаше. На самом деле, в подавляющем большинстве случаев это никакой блажью не было, а диктовалось абсолютно прагматичной причиной – отсутствием денег на еду и крышу над головой. Но в данный момент денег у могильщика более чем достаточно, поэтому кроме как блажью желание порыбачить не объяснить. Боги, ему даже пришлось потратиться на эту рыбалку – сначала купить в ближайшей деревеньке удочку, леску, блесну и крючки, овощи на уху, дать позеленевший от времени медяк деревенскому парнишке, который накопал ему червей, а потом ещё один за то, что отвёл к реке.

Место мальчуган показал хорошее – спрятанный в деревьях небольшой глиняный обрыв над омутом, что просто замечательно – безоблачная погода и яркое солнце обещали совсем не весеннюю жару. Здесь было тихо и безлюдно. Впрочем, как и практически везде в этих краях – на севере возвышались Лысые горы, а дальше на восток раскинулась бесконечная степь, переходящая в суровую пустыню. Чего уж говорить, эти места и во времена Империи практически не обжили, а после войны здесь основали всего пару небольших городов.

Велион расположился на обрыве, достал бурдюк с пивом и, забросив удочку, начал слушать лес и реку. Ветер тихонько шумел в деревьях, затянула свою бесконечную шарманку кукушка. Хорошо. Нет ни костей, ни магии, ни развалин, ни теней прошлого, ни видений. Наоборот, всё живёт и цветёт, как это должно быть весной. Тихо и спокойно…

Велион встрепенулся. Чуть не заснул. Наплевав на рыбу, он отбросил удочку, разделся и прыгнул в омут. У поверхности вода оказалась довольно тёплой, но если нырнуть поглубже, становилось даже не свежо – холодно. Могильщику захотелось нырнуть до самого дна омута, но он побоялся. Во-первых, со дна могли бить холодные ключи, и если у него сведёт руку или ногу, спасать будет некому. Во-вторых… страшновато было заплывать в такую тьму. Могильщик в который раз в жизни признался себе в том, что боится глубины и неизвестности больше, чем могильников, и выбрался на берег. Подумав, он всё-таки забросил во второй раз удочку. Рыбу, конечно, лучше ловить на рассвете, а сейчас уже почти полдень, и на улов рассчитывать не приходится, но ведь он получает удовольствие, а не рыбачит ради еды.

Когда бурдюк опустел наполовину, солнце начало клониться к западу, а на траве по-прежнему не лежало ни одной рыбки, Велион всё-таки задремал.

Разбудила его чья-то ругань и треск веток. Могильщик протёр глаза и, придвинув поближе ножны с ножом, начал наблюдать за лесом. Некто, ломящийся через лес, шёл в его сторону. Судя по всему, не местный – в сотне шагов к югу к реке вела отличная тропинка, а этот пёр напрямик через густой подлесок и кусты. Вор или разбойник вряд ли стал бы так шуметь, так что бояться, скорее всего, нечего, но откладывать клинок Велион не стал. Пусть уж лучше его боятся.

Из леса выскочил невысокий сухощавый мужчина, сжимающий в руке сломанную почти посередине удочку. Нервно оглядевшись, он уставился на Велиона. На его губы неожиданно выползла весёлая ухмылка.

– Ну чего, Велион, тоже жрать захотелось? – буркнул он, помахивая сломанной удочкой.

– Рыжий? – ошалело произнёс могильщик.

– А кто, мать твою, ещё? – буркнул Рыжий, приближаясь. – Гадство сплошное. Своровал, понимаешь, удочку, а она старая оказалась, сломалась о первого же олуха из тех, кто за мной побежал. Меня поэтому даже ловить не стали, а так бы, ей богу, отлупили.

Велион поднялся с земли и сжал старого знакомого в объятьях.

– Жив, могильщик.

– Жив, Рыжий, жив.

Нельзя сказать, что они с Рыжим были друзьями, просто пару раз вместе ходили в могильники. Но встретить могильщика, которого последний раз видел позапрошлой осенью – большая удача. Тем более, если учесть, что слышал о его гибели, а эти слухи среди могильщиков обычно оказывались правдивыми.

Рыжий был тощим сутулым типусом с маленькими колючими глазами. Любил подколоть, а если тот, кого он подколол, обижался, то цеплялся к нему, как репейник к шерстяной штанине. Зато при делёжке хабара никогда не пытался надуть напарника, а это дорогого стоило. Причиной того, что Велион узнал его не сразу, была короткая светло-рыжая, будто выгоревшая, щетина, покрывавшая не только щёки и подбородок, но и топорщившаяся там, где раньше красовалась густая грива медных волос. Видимо, Рыжий, в этот раз придя к брадобрею, попросил побрить всю голову целиком.

– Плохие времена? – спросил Велион, выпуская знакомого из объятий.

– Ничего не говори. У тебя, гляжу, тоже?

– Нет. Просто… развлекаюсь. Жрать, поди, хочешь?

– О, ещё как, брат.

Черноволосый могильщик усмехнулся и начал рыться в рюкзаке. Вообще-то он рассчитывал на уху, поэтому из съестного у него с собой только две луковицы, сухарь и зачерствевший кусок сыра. Три пучка зелени и морковку за еду вообще не считать стоит. Но рыбу, если её, конечно, удастся поймать, можно и зажарить.

Рыжий за пару минут сжевал всё, что ему дал Велион, и на несколько секунд припал к бурдюку с пивом.

– Спасибо, – буркнул он, напившись. – Давай удочку, порыбачу хоть. Червя давно смотрел?

– Давно, – признался черноволосый, передавая удочку.

– А хер ли сидишь? Его, поди, сожрали сто лет назад. Ладно, сейчас сменим. Я в рыбалке удачливый, так что скоро будем жрать жареную рыбу. Я как-то во-от, такую… мать твою, – Рыжий ругнулся, поднимая выпавшую из рук удочку. – Короче, здоровую щуку поймал. Это, Велион, ты бы сходил пока за дровами, а то рыбу-то жарить на чём-то надо.

– Хорошо.

Когда Чёрный могильщик вернулся с дровами, его ожидал сюрприз, и приятный, и неприятный одновременно. Рядом с Рыжим лежало пяток окуней приличного размера, хотя Велион отсутствовал не больше четверти часа. Это самую малость зацепило его самолюбие. Зато будет что поесть.

Велион развёл костёр, выстругал палочки, надел на них почищенную рыбу – рыбёшек уже было шесть – и воткнул вокруг костра.

– Хватит пока? – спросил Рыжий. – А то что-то не клюёт…

– У меня весь день не клевало… Смотри сам, я есть не очень хочу.

– Тогда хватит. – Рыжеволосый могильщик уселся рядом с Велионом. – Как дела-то?

– Нормально. Как сам?

– А ты не видишь? Я опустился до того, что ворую удочки у крестьян, так как, по-твоему, у меня дела?

– Не очень, – усмехнулся Велион.

– Вот-вот. Я в полной жопе. Притом ещё пару недель назад всё у меня было хорошо. Но знакомый барыга то ли поддался речам жрецов Единого, то ли просто захотел забрать мой хабар бесплатно, поэтому на оговорённую заранее встречу с ним пришли двое мордоворотов в рясах, под которыми у них оказались спрятаны дубинки и ножи. Хабар пришлось бросить, сам понимаешь. Так что я на мели. Но есть у меня одно дельце… Знаешь, Велион, кажется, что меня судьба с тобой свела. Но о делах потом, сначала давай пожрём.

– Как знаешь.

Смачно сопя забитым соплями носом, Рыжий поднёс раскрытую ладонь к одной из рыб. Видимо не удовлетворившись температурой, он вытащил палочку и воткнул поближе к костру.

– Слыхал, появился принц-могильщик? – спросил он.

– Это как так? Лучший могильщик на материке или вроде того?

– Нет, это младший сын короля Горлива. Нашёл где-то перчатки и начал бродить по тамошним могильникам в сопровождении охраны из пятидесяти человек и вдвое большей свиты. Причём, в свите по слухам не меньше десятка настоящих могильщиков и раза в два больше шлюх. Говорят, они сначала расчищали принцу дорогу, а тот потом шёл по готовенькому и собирал все ценности. Что подороже-то, конечно, они себе в карманы клали, так принц им ещё и доплачивал, так что парни были не в накладе. А если какие-нибудь чудища появлялись, то принц отправлял вперёд солдат, чтобы те с ними расправились.

– Недурно устроился. Для могильщика, конечно.

– Да пиздёж всё это, байка. Но давай дорасскажу. Говорят, его прирезали солдаты. Он их, мол, в какой-то особо опасный могильник отправил, они отказались, а он немилостью пугать начал. Так они его закололи, вещи растащили и разбежались. Вот они-то неплохо и устроились. Получили шанс пожить подольше, да ещё денег в придачу. Хотя, говорят, многих уже поймали. Но это ведь лучше, чем в могильнике погибнуть, так не считаешь?

– Несравненно лучше, – слабо усмехнулся черноволосый могильщик. – Вот только нам эта лучшая смерть не светит. Не думаю, что меня перед смертью колесуют или четвертуют.

– Ну да, ну да…

– Что ещё слышно?

– Да по мелочи… Карпре знаешь?

Велион криво усмехнулся.

– Ага, знаешь, значит. Я видел его недели три назад. Собирается плыть к Сердцу Озера за пару недель до Йоля, ищет хороших ребят. Как человек он – полное говно, но могильщик неплохой. Думаю присоединиться, если доживу. Я сам его, правда, как-то чуть не продырявил, но он у меня как раз выиграл в кости нож, а до этого полкроны медью. – Рыжеволосый рассмеялся, Велион сухо улыбнулся в ответ. – Ладно, – буркнул Рыжий, отсмеявшись, – пожалуй, расскажу тебе о деле, как раз рыба приготовится. Слушай внимательно. Четыре дня назад встретил я одного человека. Знаешь, такой типичный пузан, который трахает маленьких девочек. Денег у меня не было, а он как раз был в жопу пьяный и предложил проставиться. Умерла у него, понимаешь, любимая зверушка. Ну и так, слово за слово, выведал я у него всё. Оказалось, что этот пузан – владелец передвижного цирка, знаешь, которые из города в город ездят, и работают за медяки, что им толпа бросает. Поначалу дело у него шло ни шатко ни валко, хотя всё было как надо – и утренние представления для детишек, и вечерние для взрослых, когда атлет с акробатом трахают танцовщицу и клоунессу во все щели, и проституцией вся эта четвёрка занималась вместе с поварёнком-дрессировщиком и шестнадцатилетней дочерью самого владельца, и даже крысиные бега были. Но таких цирков полно, так что денег пузан зарабатывал немного, на прожить да чуть-чуть на старость прикарманить. К тому же, танцовщица заболела сифилисом, что резко снизило прибыль – она была посимпатичней клоунессы, да и когда двое мужиков оприходывают одну бабу, интересно далеко не всем, а друг друга трахать они отказывались напрочь, хотя акробат, вроде как, был не то чтобы против, но за такое денег требовал куда больше. И, когда всё, казалось бы, пошло насмарку, хозяину цирка впервые в жизни улыбнулась удача: какой-то могильщик продал ему за три гроша карлика, напоминающего помесь человека и крысы. Слышал о таком?

– Однажды слышал, – мрачно кивнул Велион, вспоминая Элаги. – Сам не видел и ничего про них не знаю.

– Они живут к Хельштене, и называют их крысолаками. Про крысолаков слышал?

Чёрный могильщик на миг задумался.

– Про крысолаков, да, как будто слышал, – произнёс он после паузы. – Читал, вернее. И описания были противоречивые.

– Умные, говорят, твари, поэтому в Хельштен никто из тамошних могильщиков и не ходит. Ладно, продолжу. Крысолак оказался диким, но с помощью сладостей и кнута быстро поддался тренировке. И тогда в цирк пошли деньги. Детишки ходили смотреть, какие уродец выдаёт кульбиты с кольцами, как пытается подражать человеческой речи, взрослые не отставали, а к их услугам было ещё и вечернее юмористическое и эротическое представление – крысолаку было по барабану кого, а клоунессе – кто. Когда клоунесса утомлялась, уродцу подкладывали собак, коз, овец. Аудитории на такие представления приходило, сам понимаешь, поменьше, но зато платили куда больше, чем на обычных трахательных шоу. Великолепие это длилось пять лет, а потом крысолак издох. Наверное, циркачу продали уже старого. А может, они долго не живут. Вот его-то кончину и заливал самогонкой хозяин цирка. Этот хрен долго плакался мне, как бы достать второго такого, желательно – детёныша. Ну, я не дурак, знаю, что в Хельштене опасно, сижу, помалкиваю. А этот продолжает рыдать, рассказывает, мол, даже узнал, что это за тварь, предлагал дело трём могильщикам, но те отказались. Я сижу сочувственно киваю, ну, думаю, если трое отказались, то и мне нечего даже заикаться о том, что я могильщик, а то ведь не отстанет. Меня, к тому же, вот только-только едва не зарезали за то, что я могильщик. Но когда он заявил, мол, заплатит за уродца десять крон, я, уже будучи подвыпившим, неожиданно для себя как духу выкладываю, что я очень опытный могильщик, показываю перчатки и соглашаюсь притащить ему крысолака.

– Идиот, – прокомментировал Велион.

– Конечно, – совершенно серьёзно кивнул Рыжий. – Но это я понял только когда протрезвел. Но было уже поздно. Отказывать неудобно… да и десять крон, знаешь ли…

– Знаю, огромные деньги.

– И ты, наверное, уже знаешь, что я хочу тебе предложить?

– Половину этих денег.

– И половину того, что найдём по дороге. Вдвоём шансов больше.

– Знаю, – сухо сказал Велион. – Но ещё я знаю, что некоторые маги говорят, будто крысолаки – это исковерканные магией люди. А то, что они разумны, не подвергает сомнению никто. И это при всех противоречивых описаниях, которые мне довелось читать. К тому же, я слышал, они агрессивны.

– Другие говорят, что исковерканные магией крысы, – пожал плечами светловолосый могильщик. – Да и в любом случае, они УЖЕ не люди. Или жалеешь цирковых животных? Так я могу тебе сказать, что в неволе они дольше живут, лучше питаются. Или ты жалеешь крысолака за то, как над ним потешаются, когда он трахает бабу? Так ему в этот момент ой как хорошо, и он совсем не обижается.

– Нет. Просто мы тоже не люди.

– Что?

– Мы уже тоже не люди, – зло повторил Велион. – Мы такие же выродки, рождённые войной. По крайней мере, так говорят те, кто считает себя людьми.

– Перегибаешь палку.

– Возможно. Но я в последнее время слышу об этом всё чаще.

– Веришь в бредни, которые несут жрецы Единого? Не ожидал от тебя. Так ты отказываешься?

– Нет, – сказал Велион, с секунду подумав. – Пять крон – большие деньги.

– Вот и хорошо. Давай есть рыбу. Всё-таки крысолак – животное, пусть и разумное. А мы с тобой когда-то, но всё же были людьми. Да и сейчас, как по мне, тоже ими остаёмся.

Черноволосый могильщик усмехнулся и потянулся за едой. Горячая рыба совершенно не жгла руку, если брать её в перчатке. Рыжий перчаток не носил. Может, думает, что так он больше похож на человека?

– Нужна верёвка, – пробурчал Рыжий, засовывая в рот парящий кусок рыбы. – И деревянные щиты. Говорят, эти засранцы нехило швыряются камнями.

– Ты же не с боем прорываться будешь, – хмыкнул Велион. – Хватит одной верёвки. Прокрадёмся днём в город… попробуем своровать детёныша… Они вообще чем занимаются днями?

– Кто бы знал… Говорят, они там даже что-то выращивают, хотя землю не обрабатывают. Думаю, как обычные крысы копошатся в помойке.

– Столько-то лет?

– Да не знаю я, как они живут! – раздосадованно буркнул Рыжий, бросая в огонь рыбьи кости. – Знал бы, не думал, что да как делать!

– Неужели их никто не исследовал? – продолжал допытываться Велион. – Как живут, чем питаются? Не думаю, что разумная раса ни разу не привлекла внимания. Уж если я про неё слышал… Или ты ничего не пытался узнать?

– Да как же не пытался, пытался, – собеседник Велиона потёр жёсткий ёжик волос на макушке. – Но бестолку. И маги, говорят, пытались. Граф Ульский, здешний хозяин, снаряжал экспедицию лет семь назад. Из экспедиции, а, по слухам, ушло в неё три мага и две дюжины всадников, не вернулся никто, сгинули в городе. Он тогда взъярился, хотел сравнять могильник с землёй, но быстро успокоился. Во-первых, это привело бы к ещё большим потерям. Во-вторых, из-за крысолаков здесь слоняется меньше шушеры вроде нас, могильщиков, и обычных мародёров. Так что всё оставили как есть.

– И ничего не известно?

– Практически.

– И что же ты собираешься делать? С верёвкой вломиться в город, похитить детёныша и драпать?

– Не знаю, – Рыжий тяжело вздохнул. – Не знаю. Может, понаблюдать сначала. На месте разберёмся.

Велион угрюмо кивнул. Предприятие нравилось ему всё меньше. Сгинуть от лап (или рук?) разумных не то зверей, не то почти людей, потом, скорее всего, оказаться в их желудках, вот как этот жареный окунь…

Пять крон – большие деньги.

– Надо купить верёвку, – повторил Рыжий. – Твою мать, – буркнул он, щупая бурдюк. – Пустой. Больше нет?

– Нет.

– Значит, надо идти в деревню. Не знаешь, ближайшая близко?

– В миле, – улыбнулся Велион.

– Я туда не пойду.

– Отдадим мою удочку взамен украденной, я её купил. Да и поедим нормально, а то я от этой рыбы только ещё больше есть захотел.

Рыжий подумал несколько секунд и кивнул.

– Ладно, – буркнул он. – Но если меня побьют, виноват будешь ты.

– Виноват будешь ты, – усмехнулся черноволосый могильщик. – И никто боле.

* * *

Валлай поправил камзол, но сделал это скорее из-за лёгкого невроза, чем неудобства – он давно привык к тесноте в локтях и скованности движений. Ещё раз одёрнув рукава, кашлянул, утёр выступивший от жары на лбу пот и, наконец, постучал в ворота Храма Безликого и Столикого.

Вообще, храм был закрыт на реконструкцию, для любых посещений, о чём знали все в городе, а если бы и не знали, то могли прочесть объявление на богато украшенной табличке, висящей прямо у молоточка. Но Настоятель говорил, мол, их пустят без проблем, и встреча будет деловой. А сам за час до назначенного времени прислал письмо, в котором писал о неотложных делах и попросил (скорее, приказал, но вежливо) рубаку идти самому, не пояснив, ни с кем эта встреча, ни зачем она вообще нужна.

И вот, Валлай стоит у закрытых ворот, постукивает молоточком по наковаленке, ему никто не открывает, а прохожие смотрят на него, как на умственно отсталого. Один богато одетый старичок даже приостановился, но всё же прошёл мимо. А через несколько секунд вернулся и подошёл прямо к наёмному убийце.

– Молодой человек, – предельно вежливо произнёс старик и ткнул указательным пальцем в табличку, – вот здесь же написано: «Х-р-а-м…», – он принялся читать по буквам, как малому ребёнку.

– Я умею читать, господин, – нервно ответил Валлай. – Мне назначено.

– Никому не назначают в Храм Безликого и Столикого уже больше двух месяцев…

Практически бесшумно в воротах открылась небольшая дверь, которую Валлай даже не заметил, настолько хорошо она оказалась спрятана. В двери стоял тучный жрец в простой на первый взгляд рясе. Простой, если не считать, что сделана она из шёлка, а шёлк здесь, в Ариланте, продавался на вес золота без всяких преувеличений. И, судя по объёму жреца, только его пузо скрывал приличный такой золотой слиток.

– Входите, господин Валлай, – проворковал жрец и посторонился.

«Я же сказал, мне назначено», – едва не сказал рубака вслух так, чтобы его услышали даже те, кто давно прошёл мимо, но, сдержавшись, просто кивнул старику и вошёл.

– Я не вижу господина Ангиура, – произнёс жрец.

– У него появились неотложные дела, – уклончиво ответил Валлай.

– Вы же знаете дорогу? – даже не скрывая надежды в голосе, спросил пузан.

– Нет. Я даже не знаю, с кем у меня назначена встреча.

– Прошу за мной.

Они прошли по аллее со стоящими в два ряда статуями Единого. Первая слева скрывала лицо в ладонях, а у той, что справа, ладони были отняты от лица, на котором едва проступали человеческие черты. Во второй статуе слева угадывался Кузнец, несмотря на то, что молота – обязательного атрибута – никто не изобразил, а справа – Мудрец. И дальше – Воин, Пахарь, Охотник… У статуй чуть дальше даже намечались женские черты – более широкие бёдра, узкие плечи, грудь. Мать, Пифия…

Валлай приостановился у статуи, на лице которой явственно проступали очертания костей, а нос был слишком курносым, и кивнул ей. Пусть это не настоящая Костлявая, дань уважения он отдать обязан. Кто знает, может, жрецы Единого не так уж и ошибаются.

Крыльцо храма разобрали, подниматься пришлось по поскрипывающему под массой жреца деревянному помосту.

– Двери поставили буквально вчера, – с трудом переводя дыхание, сказал жрец. – Но внутри уже всё отделали. Будете одним из первых, кто увидит.

Валлай пожал плечами. Во внутреннем дворе Храма Безликого и Столикого не было ничего поражающего воображения. Сад, конечно, разбили красивый, но самый обычный. Статуи из дорогого белого мрамора, но никакой позолоты, даже серебрения. Храм и храм, ненамного богаче того, что в Новом Бергатте. Больше, конечно же, и в разы, но не больше других больших храмов.

Сразу за дверями располагалась огромная зала для служений, на том конце которой стояла статуя Единого со склонённой головой и лицом, скрытым капюшоном. Жрец повёл налево, к отходящему коридору, по его левому же краю начинались кельи.

– Сегодня она здесь, – выдохнул жрец, вытирая потный лоб. – Постучите и входите. А мне пора по делам.

Валлай так и сделал.

Келья была небольшой. Слева стоял большой чан, наполненный горячей водой, справа стул, на нём сидела высокая женщина, а дальнюю половину помещения занимала кровать, на которой спал уродливый ребёнок, укрытый одеялом.

Нет, не ребёнок. Валлай невольно сглотнул слюну. Парню не повезло в этой жизни, очень сильно не повезло. Случись такое с рубакой, он утопился бы в миске с супом, но жить дальше не стал бы.

– Тише, – тихо сказала женщина, не поворачиваясь. – Он заснул пару часов назад, но уже кричал. Может проснуться от любого постороннего шума. – Она погладила урода по лбу и повернулась, наконец, к рубаке. – Тебя, должно быть, интересует, зачем ты здесь?

Валлай во второй раз невольно сглотнул слюну. Женщины красивей он не видел никогда в жизни. Высокая, стройная, пышногрудая, с овальным высокоскулым лицом, полными красными губами и огромными небесно-синими глазами. Её кожа была идеально гладкой, но лёгкие морщины в уголках губ и у глаз говорили о том, что ей не меньше тридцати.

– Да.

– Выйдем. Думаю, он заснул крепко. Ему многое нужно увидеть в прошлом, чтобы мы знали, что делать сейчас.

Жрица поднялась со стула и крепко взяла Валлая за руку. Она была ниже его всего на семь или восемь дюймов, а рубака вымахал до добрых шести с половиной футов ещё лет десять назад. Ведомый жрицей, он вышел в коридор и вошёл в третью по счёту келью от той, где спал сновидец. Единственным отличием от первой являлось отсутствие чана с водой.

– Здесь можно говорить громче, но сильно всё же не шуми, это храм, – бархатистым голосом произнесла женщина, садясь на кровать. – Садись, чего встал?

Валлай уселся на стул и с трудом заставил себя взглянуть женщине в лицо. Её красота буквально гипнотизировала.

– Так зачем я здесь? – спросил он, облизывая пересохшие губы.

– Познакомиться, дорогой Валлай. Я должна знать, за кем пойдёт мой сын и десятки последователей дорогой войны с проклятыми выродками Неназываемого.

Так это Аклавия. Но…

– Когда мои сыновья родились, я была старше тебя, Валлай. Насколько – не скажу, это всё-таки пока ещё что-то значит для меня.

– Что – это?

Аклавия улыбнулась. Призывно. Или он просто сходит с ума от её внешности?

– Кокетство. Обычное женское кокетство. Посмотри мне в глаза, Валлай.

Рубака послушался. И буквально утонул. Он тонул, тонул и тонул. Секунды, минуты или часы. Но сейчас это неважно. Неважно ничего, кроме этих глаз.

– Он был прав. Вряд ли мы вообще нашли бы кого-то лучше тебя, тем более, в такие короткие сроки, – произнесла настоятельница Храма Безликого и Столикого, но Валлай слушал её вполуха, сознание всё ещё витало где-то в небесной глубине. – Тебя даже сложно назвать плохим человеком, и это несмотря на твою профессию. Ты будешь идеальным символом борьбы с Неназываемым.

Валлай, наконец, сумел отвести взгляд и уставился на стену.

– Почему я?

– Так получилось. Волей судьбы, богов или по чистой случайности. Возможно, виной тому тот факт, что мать бросила тебя, и ты угодил в Храм на Гнилых болотах. Или твоё желание остаться обычным наёмным убийцей, хотя ты перестал быть им, едва вступив в отряд Гризбунга. Единый, в отряд из пятидесяти человек. И где теперь Гриз? А может, всё случилось из-за того, что тот лысый старик показался тебе ненадёжным нанимателем, и ты решил поработать на проверенного, пусть и за меньшие деньги. Просто ты – это ты. И ты пришёл к этому, Валлай. Или можешь считать, будто Единый, в которого ты не веришь, привёл тебя ко мне. Или меня к тебе, и это одно и то же.

– Откуда?..

– Я прочла это в тебе, Бычара. Так что, можно сказать, я хорошо с тобой знакома. Но, увидя тебя, захотела познакомиться ещё ближе. Я хочу вдохновить тебя, Валлай.

Валлай вздрогнул, когда Аклавия поднялась с кровати и несколькими едва уловимыми движениями сняла с себя платье. Её полная грудь ничуть не отвисла, на плоском животе не было ни единой растяжки, а тугие бёдра буквально сводили с ума своими чертами. Белоснежная кожа слепила, и лишь розовые соски и чёрный треугольник паховых волос выделялись на этом белом фоне.

– Каждый мужчина хочет меня, Бычара. Каждый из тех, кто хочет женщин, конечно. Но я хочу далеко не каждого. Поэтому просто подойди и возьми то, что я могу тебе дать. Возьми меня.

Валлай поднялся со стула, дрожащей от возбуждения рукой коснулся её груди. Склонился, поцеловал в губы. Аклавия уже стаскивала с него одежду, а он целовал и целовал её, хотя обычно переходил к делу куда быстрее. И только когда она взяла в руку его член, призывая к действию, он осторожно положил её на постель.

«Если буду уходить с этой работы со скандалом, скажу нанимателю, что знал его мать», – мелькнуло у Валлая в голове, и это была последняя осмысленная мысль за несколько следующих часов.