Текст книги "Могильщик. Цена покоя"

Глава 7
Первые всходы

Грест вывалил весь хлам, который собрал на могильнике, на прилавок и угрюмо уставился на торговца. Торговец, практически лысый мужик лет сорока, принялся внимательно осматривать кучу. Бывший воришка от досады хотел сплюнуть под ноги, но сдержался. Кто вообще мог купить этот мусор? На прилавке лежали: та самая бляшка, согнутое практически пополам бронзовое блюдо, одна сломанная серебряная серёжка, латунный подсвечник и несколько обломков посуды. Ни золотых слитков, ни бриллиантовых подвесок, ни печаток с рубинами и изумрудами, ничего такого. Ну, разве что на дне его кармана лежали три половых, которые Грест нашёл уже на обратной дороге из города. Но это разве вообще похоже на древние сокровища, за которыми должны охотиться могильщики?

Тем не менее, антиквар явно видел в этом какую-то ценность, иначе так долго бы не пялился, морща лоб и шевеля губами.

– Полтора гроша, – сказал он, наконец, поднимая глаза на стоящего за спиной Греста Велиона.

Торговаться с самим хозяином этого добра он, видимо, даже не намеревался.

– Два с половиной, – буркнул могильщик, скребя поросший щетиной подбородок. – Или мы уходим.

– Два без четверти?

– Два с половиной, – настойчиво повторил Велион.

– Два?

– Боги. Я же сказал: два с половиной или уходим. Ты бы мог забрать весь хабар у этого простофили за полтора, но я-то знаю, что на самом деле за него можно получить больше трёх. Поэтому два с половиной, я просто не хочу терять времени.

На простофилю Грест обиделся, но промолчал: сам он не надеялся получить за свою добычу и гроша. Антиквар же крякнул, почесал лоб, ещё раз всё осмотрел, махнул рукой и выложил на стол две мелкие серебряные монетки и одну большую медную. Воришка буквально смёл монеты в карман. Не бог весть что, конечно, но бывали дни и даже недели, когда он наворовывал и меньше.

– Вообще, – буркнул торговец, убирая хабар под прилавок, – больше трёх никто бы не дал. Сейчас многие опасаются торговать с могильщиками.

– А когда не опасались? – фыркнул Велион уже через плечо.

– Сейчас – особенно. Жрецы Единого рассказывают о вашем брате… всякое.

– Ничего такого, чего не рассказывали раньше, – угрюмо произнёс могильщик, возвращаясь к прилавку. – Или нет?

Грест, который буквально изнывал от желания немедленно купить себе пива, чего-нибудь вкусного, а ещё сверкнуть заработанными монетами перед той грудастой служанкой, едва не схватил могильщика за плащ, чтобы поскорее утащить отсюда. Плевать ему было на жрецов Единого и все их разговоры, они и так доберутся до того трактира уже затемно, а в Илленсии поговаривали, будто в такой глуши в темное время обычно бегают целые стаи волков и жрут всех, кого застанут на улице. И про медведей рассказывали… Сам-то он ни волков, ни медведей пока не видел, хотя намотал с могильщиком немало миль за последние недели, но проверять не хотелось. Но проклятый Велион, кажется, заинтересовался, а перечить ему бывший вор боялся.

– Да, наверное, ничего необычного, – задумчиво кивнул антиквар и опёрся локтями о прилавок, – но как будто больше об этом стало разговоров что ли? И в народе всякие нехорошие слухи пошли, потому что жрецы прямо на службах начинают плести небылицы. Нас тут трое было, кто с вашим братом торговал, а теперь посмотри: я один остался. Да и сам, если честно, боюсь, что ко мне во двор ночью красного петуха пустят. Жрецы говорят, мол, все, кто с могильщиками якшается, прокляты. Со мной уже пара кузнецов торговать отказывается.

Воришка осмотрелся. Основные торговые ряды в сорока шагах слева, ближе к городским воротам, здесь же единственный прилавок, да и тот на ладан дышит. Даже бабки, торгующие приворотными зельями и прочей ведьмовской дурью, предпочитали торговать подальше от уголка, облюбованного антикварами.

– А что ещё говорят? – продолжал расспросы Велион.

– Да как всегда всё, ты разве не слышал ни разу?

– И никого не ищут?

Могильщик задал этот вопрос всё с тем же будничным любопытством, но по спине Греста прошёл холодок. Ему показалось, будто этот вопрос услышали абсолютно все на пустеющем рынке. Чтобы сдержать дрожь в руках, бывший вор засунул их в карманы и заозирался в поисках разъярённых жрецов Единого, жаждущих их крови.

Впрочем, почему их? Он-то ведь ничего такого не сделал…

– А кого им искать? – хмыкнул антиквар.

– Проклятых, обращающих людей в могильщиков. Не призывают никого убивать?

– Да-а, не-ет, – протянул торговец. – Один тут предлагал выжечь вашу заразу калёным железом, но его прямо во время проповеди удар хватил. Говорят, сам Единый покарал – он кровь не любит. Просто в последнее время стараются избегать всего, что связано с могильниками. Мол, если с вами не торговать, вы или нормальным делом займётесь, или с голоду передохнете. И жрецы так говорят. Вот в последнее время люди косо и смотрят.

– И что собираешься делать?

Торговец пожал плечами, не отрывая локтей от прилавка.

– На чёрный день у меня отложено, даже на переезд хватит. Может, в Ариланту переберусь. Или начну торговать с южанами. Говорят, с Островов Щита корабли приходят всё чаще, привозят разные диковины. Съедобную рыбу из моря возят, представляешь?

– Не представляю, – покачал головой Велион. – Ладно, бывай. Успехов в деле.

– И вам того же, братцы.

Они, наконец, отошли от торговых рядов и направились к тракту. Грест какое-то время помалкивал, но всё же решился открыть рот:

– Боишься, что тебя будут искать?

– Зачем меня искать? – холодно отозвался могильщик.

– Ну… за тех… жрецов.

– Жрецов, я уверен, ищут. Но зачем кому-то искать меня? Кроме тебя никто не видел, как я их убил, и ты же никому не проговоришься об этом?

«Он убьёт меня, – мелькнула в голове Греста мысль. – Он сделал меня могильщиком, чтобы я погиб от какого-нибудь проклятия или лап чудовища и никому не рассказал его тайну».

Но могильщик мог убить его уже много раз. Боги, он мог просто пройти мимо в тот день, когда его хотели повесить рыбаки. И зачем тогда Велиону учить воришку, если он хотел его смерти?

– Нет, конечно же, нет, – ответил Грест, едва сдерживая дрожь в голосе. А затем ему пришла в голову фраза, которую он не раз слышал от Щуки и оттого ненавидел всей душой: – Мы ведь теперь в одной лодке?

Велион косо посмотрел на него и усмехнулся.

– Надеюсь.

* * *

Большая часть купцов уже готовилась к зимовке, фермеры распродали на ярмарках излишки урожая, а ночёвки на улице стали слишком холодными для нищих пилигримов, и потому трактиры практически пустовали. Не стал исключением и «Мшистый пень», в котором ещё вчера остановились Грест с Велионом. К позднему вечеру в зале остался всего лишь десяток гостей – могильщики, всё та же троица, что играла в кости днём, двое жрецов Матери и трое местных завсегдатаев. Жрецы Матери вместо того, чтобы нести благое слово или чем там должны заниматься жрецы, не отставали в плане выпивки от завсегдатаев, одного из них – коренастого мужика с мозолистыми руками – фигуристая служанка называла по имени, а второго, худого и старого, «отец». И каждый раз, когда крепыш поднимал пустой стакан с вином, а второй за ним повторял, звучала фраза «А тебе не хватит, отец?», на что «отец» отрицательно качал головой, и с каждым разом покачивание становилось всё более резким, а подбородок жреца клонился всё ниже к груди.

Благодаря малому количеству гостей та самая служанка практически не отходила от Велиона, и Гресту это не то чтобы нравилось. Впрочем, сделать он ничего не мог – две серебряные монеты, которые он довольно долго перебирал в руках в её присутствии, не произвели на неё никакого впечатления. Поэтому ему и оставалось, что топить разочарование в пиве. Могильщик тоже не отрывался от кружки и, судя по выражению лица, уже был порядочно пьян. Бывший воришка какое-то время надеялся, что Велион дойдёт до кондиции ещё до того, как наседающая служанка утащит его в постель, и, быть может, тогда у него и появится какой-то шанс. С другой стороны, Велион, уже находясь в абсолютно невменяемом состоянии, мог вливать в себя ещё и ещё и при этом внятно отвечать на вопросы и даже передвигаться. Но пока до той кондиции, когда могильщик уставлялся мрачным взглядом тёмных глаз в одну точку и начинал беззвучно шевелить губами, было ещё далековато.

Когда служанка уже в открытую плюхнулась могильщику на колени и, хихикая, начала нашёптывать ему что-то на ухо, дверь трактира открылась, впустив в зал поток холодного воздуха и несколько крупных снежинок. В двери, громко топая каблуками высоких сапог, вошёл высокий мужчина в плаще, а за ним второй, куда ниже, полнее и старше.

– Проклятая погода, – прогремел высокий, скидывая с головы капюшон и ещё громче топая сапогами, чтобы сбить с них налипшую грязь. – Хозяин, ужин и грог, да поскорее!

Тяжело вздохнув, служанка нехотя сползла с коленей Велиона и направилась на кухню. Грест на миг приободрился – у него вновь появились хоть какие-то призрачные шансы, – но уже через пару секунд и думать забыл и о служанке, и о своём пиве. Сердце воришки упало куда-то в область кишечника, а руки затряслись так, что ему пришлось убрать их под стол.

Вошедшие оказались жрецами Единого. Здоровяк поглаживал позолоченный идол, изображающий мужчину, прячущего лицо в ладонях, а у полного под плащом оказалась надета жреческая ряса. И они наверняка пришли искать их с могильщиком, иначе что им вообще делать в такое время в такую погоду в таком месте?

– Остынь, – жёстко сказал Велион, косо глядя на Греста. – А если трусишь, иди выпей в другом месте.

– Я не трушу, – пробормотал бывший вор, вытаскивая трясущиеся руки из-под стола и хватая кружку. – Холодно просто. – Он поднёс кружку ко рту, но вместо того, чтобы по-человечески отпить, ударил краем себе по зубам и пролил несколько капель на подбородок.

– Просто не брыкайся и будь спокоен.

На первый взгляд могильщик выглядел не более взволнованным, чем до прихода жрецов. Его тёмные глаза были направлены строго на дверь, а правая ладонь всё так же прикрывала кружку с пивом. Но всё же и он немного напрягся, Грест заметил это спустя несколько мгновений. Самую малость изменилась поза, а движения стали слишком старательными. Сам же Грест, увидев, как жрецы снимают верхнюю одежду, приготовился драпать, куда глаза глядят: у рослого на поясе висели бастард и кинжал. Но вместо того, чтобы бежать, воришка сжался на своей скамейке и вцепился обеими руками в кружку.

Он всё равно никуда не сбежит. Не жрецы его пришьют, так Велион. И уж лучше пусть здоровенный жрец нашинкует его в капусту своим мечом, чем задушит могильщик.

– Ну и погодка, – продолжал греметь рослый, снимая ножны и прислоняя их к столу, – здесь, на юге, зима приходит быстрей, чем у нас на севере.

– Ну и пёрся бы себе на свой север, – проворчал пожилой жрец Матери, но достаточно тихо, чтобы услышали только соседи.

– Как же хочется горячего ужина! – буквально возопил рослый, поглядывая на двери кухни.

– Сейчас, господин, – голова служанки высунулась из дверей лишь на секунду, – уже грею грог.

Высокий оскалился и, наконец, уселся, бросив перчатки на стол. Он с благодушным видом принялся оглядывать посетителей, а Грест исподтишка поглядывал на него. На вид рослому было чуть больше двадцати, а его фигура куда больше подошла бы воину, чем жрецу. Скорее всего, один из младших сыновей мелкого дворянина, который из наследства получил разве только вот этот меч и кинжал, да, быть может, ножны. Ну и, конечно, денег на взятку настоятелю, чтобы начинать службу в храме не с самых низов.

– Приветствую братьев, – сказал рослый, обращаясь к жрецам Матери. – Что вас занесло в эту глушь в такую распроклятую погоду?

– Приветствую, – отозвался тот, что был покрепче. Глядел он исключительно в свой стакан, зажатый в здоровенном кулаке. – Служба Матери занесла нас в эту глушь. – Он отхлебнул вина, всем давая понять, что не собирается продолжать разговор.

Старик тоже помалкивал, улыбаясь той счастливой пьяной улыбкой, когда ты пьян, и уже это повод для абсолютной радости.

– О, святая служба жреца! – пророкотал рослый. – В любую погоду, в любое время года! Это очень благородный и жертвенный труд – быть жрецом. Как быть воином. Воинам тоже приходится тянуть свою лямку, невзирая ни на что. Спать на лапнике посреди зимы, есть ужасную походную еду…

Молодой жрец Единого не был похож на человека, которому хоть раз доводилось спать на лапнике зимой, но Грест не стал разевать рта. Даже пухлый спутник говорливого жреца невольно усмехнулся, но быстро спрятал улыбку. Сам он, кажется, предпочитал помалкивать.

– И что за ужасы встречаются на нашем пути? – продолжал жрец. – Нам, жрецам, приходится быть настоящими воинами! Разбойники, поджидающие у дороги, воры – настоящие воры! – дерущие за постой в трактирах втридорога. А недавно, представьте, на юге, ещё южнее вашей глуши, в нескольких днях конного марша отсюда, пропали двое жрецов Единого! Попадись мне причастные, я бы с них шкуру спустил, – рослый заскрежетал зубами и картинно схватился за рукоять меча, но быстро снял с неё ладонь. – А вот… Что с тобой, друг? – возопил он, глядя широко раскрытыми глазами на Греста.

– Возмущён тем, что кто-то посягнул на святого человека, – самым обычным голосом сказал Велион. – Аж дар речи потерял.

Грест быстро закивал. Он бы уже драпал через покрытую тонким слоем снега грязь, если бы Велион не схватил его за куртку ровно в тот момент, как он дёрнулся, и не усадил на место так грубо, что у воришки аж зубы лязгнули.

– Вот и я говорю, ужас! – кивнул жрец. – Хотя, поговаривают, что братья просто ушли в запой с храмовыми деньгами, но я в это не верю. Вот и приходится в пути становиться настоящими рыцарями, несущими свет Единого людям. Ах, как бы я хотел стать обычным крестьянином! Вот у кого ни забот, ни хлопот, ни бремени…

Жрец Матери, тот, что покрупнее, поставил на стол свой стакан и тяжело вздохнул.

– Если все вы, почитатели Единого, такие же пиздоболы, как ты, я не удивлён, что парочка пропала где-то в нашей глуши, – медленно проговорил он, и голос у него оказался не менее зычным, чем у жреца Единого. – Честно говоря, ещё пара фраз, и я посодействую в том, чтобы пропал ещё один, да простит меня благая Мать.

– Ты мне угрожаешь? – прошипел здоровяк, вставая и упираясь кулаками о стол.

Кажется, он только того и ждал.

– Ставлю в известность.

Рослый презрительно фыркнул и уселся на место. Его полный спутник ухватил за локоть и что-то зашептал, но рослый только отбрыкнулся.

– Извинись, деревенщина, – процедил он, и вот в его голосе слышалась явная угроза, – и забери свои слова обратно. Иначе, клянусь Единым, я вызову тебя на дуэль.

– На дуэль? – переспросил жрец Матери. – Ты видишь у меня меч или копьё? Мальчик, иди играй со своими железными игрушками обратно к папочке и оставь своё место тому, кто действительно желает служить вашему многоликому богу.

– Многоликому? – возопил рослый, вскакивая во весь свой рост. – Да как ты смеешь? Единый – один. Он олицетворяет все… Другие боги – лишь его… – Он замялся, покраснел и стрельнул глазами в своего спутника, но тот сидел и смотрел куда-то в сторону. Понимая, что пауза затянулась, рослый покраснел ещё сильнее, дёрнул левой рукой за пальцы правой, понял, что перчатки на ней нет, и уже буквально побагровел. – Твоя Мать – шлюха, которая только и думает, как под кого из богов лечь!

– Если так, – кивнул жрец, – то выходит, что и Единый – шлюха. И трахает, выходит, сам себя? Ты сам-то, мальчик, видать, тоже любишь этим заниматься в угоду своему богу?

– Да я тебе ебальник вскрою, деревенщина, – наконец выдавил из себя рослый, задыхаясь уже от неподдельного гнева.

– Вот это другой разговор, – кивнул матриархист и тоже вышел из-за стола. – Здесь или на улице?

– На улице.

– Судьи на дуэль нужны?

– Ты никто, чтобы я вызывал тебя на дуэль!

– Тогда приглашаю зрителей, – фыркнул жрец Матери и хрустнул кулаками. – Нечасто деревенщины лупят благородных жрецов Единого.

Это стало последней каплей.

– Да ты потешаться надо мной ещё смеешь? – взревел здоровяк и бросился на обидчика.

Определённо, его учили драться, в том числе и на кулаках. Но драка была проиграна в тот же момент, что и словесная перепалка. Рослый летел на обидчика, как бык, и, как бык, в порыве ярости врезавшийся в стену, врезался подбородком в кулак жреца Матери и рухнул на пол. Матриархист же невозмутимо вернулся к себе за стол.

– Не убил? – мрачно спросил спутник рослого, поднимаясь из-за стола и приближаясь к поверженному, который не подавал никаких признаков жизни.

– Нет. Но челюсть, кажется, сломал.

– Может, он хоть какое-то время будет помалкивать? – проворчал пухлый, усаживаясь за стол с обидчиком своего спутника. – За последнюю неделю раза четыре за меч хватался, я его едва сдерживал. Хоть кто-то решился ему зубы пообломать. За это и, конечно же, за оскорбление, которое нанёс этот идиот Матери, а значит, и Единому, я угощу вас его ужином. И его выпивкой.

Матриархист, ухмыляясь, кивнул:

– Приятно пообщаться с умным человеком. Пусть даже твои верования не совпадают с моими.

Жрец Единого пожал плечами.

– Каждому своё. Но от бесплатной еды и выпивки ведь не откажется ни один жрец?

– Вот тут ты прав.

Служанка, вышедшая из кухни с подносом, быстро глянула на валяющегося на полу здоровяка, фыркнула и водрузила поднос на стол к мирно болтающим жрецам.

– Деньги, надеюсь, у тебя? – спросила она у толстого.

Тот в ответ благодушно улыбнулся и вытащил из кошелька серебряник.

– Еще кувшин вина, красавица.

– Как хочешь, папаша. Только вот этого с прохода уберите, уж будьте так добры. И дня не было, Халз, чтобы ты пьяный не набил здесь кому-нибудь морду.

– Он сам напросился, – развёл руками жрец Матери.

– Слышала я, слышала, – фыркнула служанка и, забрав монету, ушла на кухню.

Толстяк и Халз стукнулись кружками с грогом и припали к ним, не торопясь выполнять просьбу служанки. Пожилой матриархист, встрепенувшийся лишь для того, чтобы выпить вино, опять опустил голову.

– А что за история с этими двумя пропавшими жрецами? – спросил Халз, утирая рот ладонью.

– Не очень хорошая история, – вздохнул толстяк. – Двое жрецов отправились проповедовать на юг и пропали. Никто не может их найти. И теперь с проповедниками отряжают в дорогу вот таких, – он презрительно мотнул головой в сторону лежащего, – молодых да с мечами. Для безопасности, как они говорят. Не знаю, кому-то, может, и повезло, но я с этим задирой натерпелся. Что ни место, всё пытается затеять драку. И не дай Единый, если кого рядом вооружённого увидит, всё, сразу нужно подраться.

– И что же, неужто он первый раз в морду получил?

Толстяк поморщился.

– Здоровый он. И меч у него, как говорят, хороший. Никто не решался. А его от этого ещё сильней несёт. – На его губы выползла слабая усмешка. – Ты так бить научился явно не в те дни, когда по зову своей богини ухаживал за больными старухами и вдовами?

– Бурная молодость, – оскалился Халз. – И уж поверь, никто так не помогает вдовам, как я. Ты ведь тоже не в дороге такое пузо отъел?

– Нет, – вздохнул жрец Единого, – но из Ариланты пришло письмо, в котором вызывали всех, кто может, проповедовать против проклятых могильщиков. Вот меня в числе прочих и отправили.

– А против могильщиков нужно проповедовать? Их и так все терпеть не могут, вот хоть я.

Толстяк, который уже приложился к кружке, отмахнулся свободной рукой.

– Кто знает, кому они насолили, – проворчал он, напившись, – но письмо пришло, а с ним распоряжение выделить деньги на поход. Притом, из самой Ариланты ни монеты лишней не прислали, только и знают, как что требовать, а помочь так нет, крутитесь сами.

– Обычно мы им в столицу деньги засылаем, а не они нам, – хмыкнул Халз. – Так у всех.

– Вот видишь, матриархист, у нас с тобой много общего. Предлагаю за это выпить.

Что-то ткнуло Греста в бок, и вор, который сидел ни жив, ни мёртв, вздрогнул от неожиданности.

– На пару слов, – сказал Велион, и в его голосе не слышалось ничего хорошего.

Они вышли на улицу. Дул паршивый холодный ветер, приносящий редкие снежинки, но до настоящего снегопада было ещё далеко. Велион направился в сторону выгребной ямы, и Грест поплёлся за ним. Едва они дошли, могильщик резко развернулся, схватил вора за грудки и встряхнул.

– Если ты, паскуда, ещё раз попробуешь выкинуть подобный фокус, – зашипел Велион в лицо помертвевшему Гресту, – дальше пойдёшь один. Понял меня?

– Понял…

– Запомни то, что я тебе говорил, потому что больше повторять не буду. Некоторые захотят тебя убить только за то, что ты могильщик. Не нужно создавать лишних проблем. Понял?

– П… понял…

– Надеюсь на это, – процедил могильщик и отпустил его.

Грест остался стоять на холодном ветру. На миг ему показалось, будто он и сам не прочь убить себя за то, чем занимается. Но монеты, которые лежали на дне его кармана, сразу притупили это чувство.

В конце концов, он же никого не убил. И даже не ограбил. По крайней мере, никого живого. А ограбленный мертвец не захочет сдать его ближайшему стражнику, ведь тот тоже давным-давно мёртв. Мертвецу не нужны те монеты, которые он забрал. Ни монеты, ни собранный хлам, что выкупил у него тот антиквар.

И всё равно ему было страшно.

* * *

Глейи что-то шептала ему на ухо. Её руки шарили по его груди, а он схватил её за упругий зад. Служанка оторвала губы от его уха и ловко вывернулась из неуклюжих пьяных объятий. Могильщик схватил её за талию, подтолкнул к кровати, усадил, задрал юбку.

– Стой, стой. Весь вечер никуда не торопился, а теперь что?

Она привстала с кровати и через голову сняла платье. У неё была прекрасная полная грудь и широкие бёдра. Велион многое отдал бы, чтобы переспать с такой женщиной…

Когда-то. До тех пор, пока не встретил Элаги.

Глейи совсем на неё не похожа. Её руки тоже тёплые, но почему они как будто не несут того тепла, что нужно ему?

Служанка не дала ему задуматься как следует. Она сдёрнула с него куртку, рубашку. Штаны он, отбросив все мысли, снял сам. Всё-таки она была красивой женщиной, мысли в его голове путались от хмеля, а плоть требовала своего.

Велион стиснул её груди ладонями, поцеловал правый сосок. Шею, ухо, щёку, губы. Глейи хихикала и обнимала его. Её кожа была мягкой и тёплой, и в данный момент ему могло хватить и этого.

Глейи тихо застонала, когда он вошёл в неё, и снова хихикнула. Она была смешливой. Через какое-то время служанка всхлипнула и замерла. Велион приостановился спустя несколько секунд, поднялся с кровати, потянул её за собой и развернул задом.

К счастью, видение женщины, у которой отбирают ребёнка, пришло к нему, когда они уже лежали на кровати и пытались восстановить дыхание. Могильщик закрыл глаза, а когда это не помогло, прикрыл их руками.

– Тебе было хорошо? – спросила Глейи, привстав на локте.

– Да…

– Я живу здесь с тех пор, как мужа на охоте задрал медведь. Приходи ко мне ночами, и я не возьму за постой ничего. Ну, – служанка хихикнула, – кроме того, что ты хочешь сам.

– Хорошо.

Видение исчезло, и Велион сел на кровати, глядя в темноту, которую едва рассеивал свет одной сальной свечи.

– Куда-то собрался?

– Я недостаточно пьян, чтобы уснуть.

– Иди. Всё равно опять до самого обеда спать будешь, а мне вставать с рассветом.

Могильщик натянул штаны и отправился в зал. Всё равно там никого не было.

Что необычно и странно, он не знал, будет ли приходить к Глейи. Её тепло он чувствовал ровно до того времени, пока его кожа касалась её кожи. А потом всё тело вновь охватывал могильный холод.

* * *

Несмотря на приличную порцию выпитого, Гресту не спалось. Он дважды ходил отлить, но во второй раз просто постоял рядом с ночным горшком, тупо глядя в одну точку. Странное ощущение, снедающее буквально всю его суть, требовало куда-то идти. Словно оставаться на одном месте было смертельно опасно.

Грест ещё поворочался под одеялом, полежал с закрытыми глазами, но сон упорно не шёл. В конце концов, он поднялся с циновки и вышел в общий зал, где до сих пор сидел могильщик.

Велион был именно в том состоянии абсолютного опьянения – он сидел, уставившись в одну точку, и будто разговаривал с кем-то. Услышав Греста, на миг поднял глаза, но почти сразу вновь уставился куда-то в стену. Кроме него в зале никого не было – избитого, завывающего и хнычущего сквозь сломанную челюсть жреца Единого увели под руки ещё до полуночи. Одним из тех, кто уводил, был тот самый Халз, и жертва его кулаков даже не думала сопротивляться.

Воришка сел к Велиону и уставился на него. На предплечьях могильщика он увидел отвратительные толстые шрамы, оставленные страшными ожогами. Ровно по перчатки. Значит, он получил их на могильнике? Скорее всего. Сколько подобных шрамов получит Грест? Насколько это больно?

– Я не могу спать, – сказал воришка. – И мне страшно.

– Это нормально, – ответил Велион, даже не поднимая глаз. – Поначалу тяжелее всего. Это значит, ты стал могильщиком. Перчатки прокляли тебя.

Грест кашлянул. Он не ощущал на себе никакого проклятия. Просто ему было тревожно.

– Ты знаешь, как избавиться от этого ощущения?

– Конечно. Сходить на могильник. И продолжать ходить. Ещё и ещё.

– Тогда я перестану бояться?

Могильщик ухмыльнулся.

– Смотря о каком страхе ты говоришь. Если про тот случай со жрецами, это вообще не твоё дело. Ты просто ссыкло. А что касается походов на могильники… Думаю, бояться ты не перестанешь никогда. Я иногда тоже боюсь, и это абсолютно нормально. Но если будешь регулярно ходить на могильники, сможешь хотя бы спать.

– Ты поэтому пьёшь так много?

Велион какое-то время молчал, а потом, закрыв глаза, медленно проговорил:

– В том числе.

– Значит, завтра пойдёшь со мной?

– Я тебе что, нянька? Дорогу помнишь? Вот и иди сам. Рано или поздно наши дорожки разойдутся, Грест. Может, весной, а может, завтра.

– Разойдутся, – словно эхо, повторил Грест, и от этого ему стало ещё страшнее. – А что будет, если я не пойду завтра на могильник?

– Будет ещё хуже.

– Тогда пойду, – сказал Грест.

И от этих слов ему как будто немного полегчало.