Текст книги "Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России"

Проходя селение Алом, я послал оттуда с гиляками одного казака и приказал ему следовать к мысу Екатерины с тем, чтобы в случае каких-либо обстоятельств гиляки могли служить проводниками оттуда в реку Амур.

11 мая, не доходя 100 верст до Мариинского поста, я встретил следовавшего оттуда казака с известием от начальника поста, что все наши суда, возглавляемые В. С. Завойко, собрались в заливе Де-Кастри и на них нападает неприятельская эскадра и что семейства перебираются из Де-Кастри в Мариинский пост. Получив это известие и имея в виду наши ничтожные силы, собравшиеся в Де-Кастри и состоявшие только из двух боевых парусных судов – фрегата «Аврора» и корвета «Оливуца», которые не могли бы оказать серьезного сопротивления (между тем как в газетах писали, что для уничтожения наших судов должна собраться сильная паровая неприятельская эскадра, в несколько крат превышающая нашу), я сейчас же отправил командира «Надежды» мичмана Ельчанинова в Николаевское со следующими распоряжениями:

1) капитан-лейтенанту Бутакову с двумя офицерами и с командой фрегата «Паллада» на гребных судах следовать немедленно к мысу Лазарева. Команда должна иметь патроны, по крайней мере, на 25 выстрелов и взять с собой возможно больше зарядов для орудия. Если, при следовании по лиману, льды не позволят идти на шлюпках, то Бутакову высадиться на берег и стараться поскорее достигнуть мыса Лазарева, где устроить батарею и, в случае нападения неприятеля, удерживать его там до последней крайности. При невозможности держаться против неприятельских сил заклепать орудия, зажечь все имущество и отступить к селению Ули, от которого с проводниками достигнуть берега Амура;

2) Бачманову быть готовым в Николаевском, в случае покушения неприятеля, проникнуть на гребных судах в Амур, напасть на неприятеля на наших вооруженных гребных судах и стараться остановить его движение;

3) приготовления к постройке батарей на мысах Мео и Куегда остановить и немедленно поставить временную батарею на мысе Куегда для защиты Николаевского и

4) дать немедленно знать в Петровское командиру шхуны «Восток» Римскому-Корсакову, чтобы, в случае нападения на Петровское неприятеля, шхуну «Восток» и бот, пользуясь полной водой, ввести в устье реки Лач, сжечь все в Петровском и, сосредоточив все свои силы, отразить неприятеля. Я боялся, чтобы неприятель, в случае какого-либо несчастья с нашей стороны, не узнал о возможности входа в реку лиманом и не проник бы туда на своих паровых и гребных шлюпках.

Сделав вышеупомянутые распоряжения, я с напряженной поспешностью отправился в Мариинский пост, дабы узнать об участи нашей эскадры в заливе Де-Кастри. Прибыв в Мариинск к вечеру 11 мая, я нашел в нем до 200 жен и детей, прибывших туда из Де-Кастри с петропавловской эскадры. Почти всю команду Мариинского поста я нашел или больной, или слабой, все же здоровые люди были заняты перевозкой прибывших семейств на озеро Кизи, которое только что вскрылось. Начальник поста Кузьменко донес мне, что он ничего не знает о последствиях нападения 9 мая на нашу эскадру в заливе Де-Кастри; он не знал даже и того, в каком числе судов был неприятель. Из Мариинского поста я немедленно отправился по озеру Кизи к перевалу с этого озера в залив Де-Кастри, приказав Кузьменко сейчас же приготовить и, с первой возможностью, отправить два орудия с надлежащей прислугой и снарядами, занять пункт на озере Ки-зи, от которого начинается дорога в Де-Кастри; затем всех здоровых конных казаков послать занять дефиле,[171]171
  Дефиле – узкий проход в горах или речной долине.


[Закрыть] лежащее на пути из залива к озеру Кизи, дабы отразить всякую попытку неприятеля с целью проникнуть из Де-Кастри к озеру Кизи; наконец, всех прибывающих к нему по возможности размещать и довольствовать.

Ночью с 11-го на 12-е число я прошел на пароходе «Надежда» по озеру Кизи до перевала в залив Де-Кастри и здесь нашел несколько семей, ожидавших гребных судов, чтобы отправиться в Мариинский пост. Распутица на берегу была в полном разгаре: вода, а местами снег и грязь были по колена и по пояс. Здесь я также ничего не узнал относительно нашей эскадры, ибо все прибывшие сюда вышли из Де-Кастри в то время, когда неприятель только показался. Оставив здесь пароход «Надежда» и приказав, чтобы он содействовал перевозке в Мариинский пост семейств, а оттуда орудий и казаков, я взял поручика Попова с подробными картами лимана и пошел пешком в Де-Кастри, пробираясь туда по колено, а иногда почти по пояс в воде, снеге и грязи. Изнуренные и мокрые, мы только к вечеру 13-го числа добрались до залива Де-Кастри, где и нашли стоящей на якоре всю нашу камчатскую флотилию, состоявшую из фрегата «Аврора», корвета «Оливуца» и транспортов «Двина», «Иртыш» и «Байкал». Начальник Камчатки, адмирал Завойко, сообщил мне, что 9 мая английский пароходофрегат и бриг открыли нашу эскадру и, произведя рекогносцировку залива и обменявшись несколькими выстрелами с корветом и фрегатом, вышли из залива и направились к югу; поэтому надо предполагать, что это был только авангард их эскадры, посланной сюда для разведки о наших судах. Теперь следует ожидать появления неприятеля в больших силах. Между тем В. С. Завойко послал на вельботе к лиману мичмана Овсянникова, чтобы удостовериться, возможно ли в него войти. Судя по постоянно дувшим свежим северным ветрам, надо было полагать, что южная часть лимана была еще заперта льдом. Мичман Овсянников не возвращался, а между тем надобно было решить вопрос: идти ли немедленно в лиман или ожидать здесь возможности входа в него. Для этого, а также и для подробного объяснения пути из Де-Кастри к Амурскому лиману, сейчас же были потребованы на флагманский корвет «Оливуца» все командиры. Мнение их было таково: ожидать в Де-Кастри возможности входа в лиман и, в случае нападения неприятеля, защищаться до последней крайности; при неблагоприятных же обстоятельствах взорвать суда. Выслушав это мнение, я предложил сейчас же следовать к северу и стараться скорее пройти к мысу Екатерины, где и ожидать возможности входа в лиман; потом идти к мысу Лазарева, у которого под прикрытием нашей батареи ожидать возможности следования в реку Амур; в случае же нападения неприятеля, согласно принятому уже решению, бороться до последней крайности и, при несчастьи, взорвать суда, а кто спасется, тем от мыса Екатерины отступить на реку Амур к селению Алом с проводниками, которые там ожидают прихода нашей эскадры. Мое мнение было принято единогласно: на другой день вся наша эскадра снялась с якоря и направилась к лиману; в то же время прибыл мичман Овсянников и рассказал, что к северу льдов нет. На пути в залив Де-Кастри В. С. Завойко заходил в Императорскую Гавань, чтобы взять фрегат «Паллада», но Константиновская бухта, в которой стоял фрегат, была еще покрыта льдом, и потребовалось бы немало времени, чтобы его вывести оттуда и приготовить к плаванию; между тем терять время было нельзя, ибо с часу на час надобно было ожидать нападения неприятельской эскадры; кроме того, фрегат «Диана» еще не приходил, а потому В. С. Завойко, подтвердив Кузнецову данные ему инструкции и снабдив его продовольствием, оставил фрегат «Паллада» ожидать там Е. В. Путятина.

Ясно, что после ухода нашей эскадры из залива Де-Кастри главное внимание с моей стороны было обращено на то, чтобы ожидаемый в заливе с часу на час в больших силах неприятель не имел возможности узнать об уходе нашей эскадры в Амурский лиман. Для этого необходимо было устранить всякую возможность захватить кого-либо из людей. В этих-то видах все местное население из залива Де-Кастри было удалено; людям же, остававшимся на посту, было приказано с прибытием неприятельских судов отступить в лес, по дороге к озеру Кизи, не уничтожая наших избушек при посте, дабы этим привлечь внимание неприятеля и принудить его сделать рекогносцировку, и тем, по возможности, задержать его в Де-Кастри. Если же неприятель пойдет далее в глубь страны, то, отступая, соединиться с казаками при дефиле и, защищая его, отступать к озеру Кизи, к нашим орудиям, находившимся на перевале к озеру.

Сделав эти распоряжения, я поспешил в Мариинский пост и оттуда в Николаевское, дабы принять меры к скорейшей перевозке имущества и артиллерии с мыса Лазарева и быть готовым к устранению различных неблагоприятных случайностей. Так как по Амуру еще никто не проходил и о следовании генерал-губернатора мы еще никаких известий не получили, то я отправил навстречу к нему мичмана Разградского с донесением от меня и от В. С. Завойко.

Я. И. Купреянов

18 мая, по возвращении в Николаевское, я пошел на пароходе «Надежда» в лиман, к мысу Лазарева, но у мыса Уса встретил сплошной лед. Здесь я нашел стоявшие за льдинами гребные суда и шхуну-баржу «Лиман» с лейтенантом Бирюлевым, который сообщил мне, что И. И. Бутаков с лейтенантом Шварцем и мичманом Ивановым и с 160 человеками пошли пешком к мысу Лазарева, взяв с собой 10-дневное продовольствие сухарей и 200 боевых зарядов для орудия. Бирюлеву было приказано после того, как лиман очистится ото льда, следовать к мысу Лазарева в распоряжение Бутакова и по прибытии на мыс немедленно сообщить мне о всем, что там делалось. Я пошел обратно в Николаевское, откуда немедленно послал пароход «Аргунь» под командой Я. И. Купреянова в помощь нашим гребным судам к мысу Лазарева. За сим мы начали строить батарею на мысе Куегда и исправлять и вооружать оставленные в Николаевском гребные суда. В Петровское Римскому-Корсакову дано было знать, чтобы он при первой возможности прибыл в Николаевское.

Через несколько дней я получил донесение от капитан-лейтенанта Бутакова о том, что с величайшими затруднениями, по случаю распутицы, они 15 мая пришли к мысу Лазарева, на котором и начали строить батареи. 18-го числа пришел туда В. С. Завойко со всей камчатской эскадрой, и Бутаков поступил в его распоряжение.

Снятие Петропавловского порта и сосредоточение всех наших морских сил в Николаевском, вопреки упомянутым доселе убеждениям относительно этого порта, последовало так: генерал-губернатор, получив известие из Петербурга о готовившемся нападении на Петропавловск и намерении уничтожить наши суда в Тихом океане при помощи собранных для этого больших неприятельских сил и о полном недостатке продовольствия в Петропавловске, не ожидая приказания из Петербурга, послал своего адъютанта есаула Мартынова курьером на Камчатку с приказанием контр-адмиралу Завойко снять Петропавловский порт, погрузить все казенное имущество и семейства на суда зимовавшей там эскадры и с ней отправиться в устье Амура. Есаул Мартынов, следуя через Якутск и оттуда на собаках в Охотск по дикому побережью Охотского моря, где расстояние между жилыми пунктами доходит до 400 верст, переезжая по льду широкие заливы с опасностью при случайных ветрах погибнуть от вьюг, совершил весь путь от Иркутска до Петропавловска до 8000 верст (8500 км) в три месяца, со скоростью, до того времени еще небывалой. Скорость этого следования, энергические и быстрые распоряжения и действия, принятые в Петропавловске, а равно скорый выход оттуда, изо льдов, нашей эскадры и счастливый переход, сделанный ею в виду, можно сказать, в несколько крат сильнейшего неприятеля, спасли честь и славу нашего оружия, суда и команды наши и имущество порта. Это обстоятельство фактически оправдало мои мысли о том, что Петропавловск, как отрезанный морем от материка, не мог быть нашим главным портом на отдаленном Востоке и что подобный порт мог быть только в Приамурском и Уссурийском краях, то есть в местностях, непосредственно связанных с Восточной Сибирью внутренними путями, безопасными от нападения неприятеля с моря. Следовательно, все затраты, произведенные в Петропавловске с тем, чтобы сделать его главным портом, были совершенно напрасны, и если сосредоточенные в нем команды и суда наши были спасены в Приамурском крае, то это обстоятельство нельзя не приписать особому случаю. Оставлять эти суда и команды на Камчатке, при возможности разрыва с морскими державами, было весьма неосновательно и, по моему мнению, следовало бы еще весной 1854 года перевезти все из Петропавловска в Николаевское.

В. С. Завойко распорядился переброской порта великолепно: еще не разошелся лед в Авачинской губе, как суда наши были вооружены. Лишь только тронулся лед, они вышли в море, забрав с собой все семейства и все имущество порта. Есаул Мартынов остался в Петропавловске начальником. Вскоре по уходе эскадры из Петропавловска туда явились англо-французы и, не найдя там ни судов, ни команд (кроме есаула Мартынова с несколькими жителями), сожгли казенные магазины и пошли в погоню за нашими судами в Японское море.

23 мая я получил уведомление из Де-Кастри, что через три дня после ухода нашей эскадры туда пришли неприятельские суда и высадили десант с целью захватить кого-либо, дабы узнать, куда ушли наши корабли. Не найдя в Де-Кастри ни одного человека, а равно и никакого имущества, кроме случайно оставленного мешка ржаной муки, которую неприятель рассыпал, неприятельская эскадра вышла из залива и направилась к югу, предполагая, как впоследствии оказалось, что наша эскадра не могла никуда уйти, кроме этого направления. Неприятель был твердо убежден, что в лиман из Татарского пролива войти невозможно из-за сплошной отмели, соединяющей Сахалин с материком. Этим обстоятельством оправдывался впоследствии начальник неприятельской эскадры.

27 мая я получил сведение с мыса Лазарева, что наши суда, стоявшие у этого мыса под прикрытием воздвигнутой на нем батареи, готовятся идти в реку, что имущество фрегата «Паллада» грузится на шхуну-баржу «Лиман» и на транспорты, которые вместе с корветом «Оливуца» пройдут в реку свободно, и что фрегат «Диана» погиб в Японии. Вместе с тем я получил известие, что к мысу Лазарева с 150 человеками команды фрегата «Диана» пришел на купеческом судне капитан 2-го ранга С. С. Лесовский, что адмирал Путятин выстроил в Японии шхуну «Хеда» и разместил команду фрегата на этой шхуне и двух зафрахтованных им для этой цели купеческих американских кораблях. На одном из этих кораблей начальником был С.С.Лесовский, а на другом Мусин-Пушкин, сам же адмирал Е. В.Путятин с капитаном 2-го ранга К. Н. Посьетом поместился на шхуне «Хеда». Степан Степанович из Японии пошел прямо в залив Де-Кастри; там он получил известие, что все наши суда в лимане, и немедленно отправился туда же. По выходе из залива, не имея возможности продолжать путь далее из-за густого тумана и штиля, он встал на якорь за северным входным мысом. Неприятель в это время был в заливе и производил рекогносцировку; только благодаря упомянутой случайности С. С. Лесовский счастливо избежал неминуемого плена, Мусин-Пушкин же, отправившийся из Японии с остальной командой фрегата «Диана», не был так счастлив: он пошел из Японии в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Аян; на этом переходе около Сахалина он был взят в плен неприятельскими крейсерами. Адмирал Е. В. Путятин на шхуне «Хеда» пошел из Японии также в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Татарский пролив; по пути он зашел в Императорскую Гавань, где узнал, что наша эскадра ушла в лиман, и немедленно туда же последовал, счастливо избежав, благодаря туману, неприятельских крейсеров, блокировавших берега Татарского пролива. У одного из неприятельских судов шхуна «Хеда» в густом тумане прошла под кормой. Адмирал Е. В. Путятин с

К. Н. Посьетом в исходе июня вошли в Амур и потом к Николаевскому.

Между тем раз открытое сообщение по Амуру убедило в необходимости пользоваться им навсегда. Это еще более вызывалось и тогдашними военными обстоятельствами, и решением соединить в низовьях Амура все команды и суда наши, пришедшие из Камчатки и Японии. В Петербурге и в Иркутске осознали всю справедливость моих постоянных представлений, что всякие затраты на Петропавловск, Аян и т. п. пункты, совершенно отрезанные от Сибири, напрасны и что только в Приамурском и Приуссурийском краях мы можем твердо встать на отдаленном нашем Востоке. Вследствие переписки с Пекинским трибуналом внешних сношений о непропущенном в Пекин нашем курьере, полковнике Забаринском, генерал-губернатор извещал китайское правительство, что весной 1855 года он снова с войсками поплывет по Амуру для защиты края от вторжения в него англо-французов, и потому просил известить его о месте, назначенном для съезда уполномоченных, и ответ об этом прислать в Мариинский пост, на реку Амур (Кизи).

После этого был произведен второй сплав по Амуру, который был разделен на три отделения: 1-е отделение состояло из 26 барж, под начальством самого генерал-губернатора, который в этот раз спускался по реке со своею супругою Екатериной Николаевной; 2-е отделение – из 52 барж, под начальством командира 15-го линейного батальона подполковника Андрея Андреевича Назимова, и 3-е – из 35 барж, под начальством полковника М. С. Корсакова. С этим сплавом прибыли для защиты Приамурского края 15-й линейный батальон и 14-й линейный полубатальон, всего 2500 человек войска, а потому в Мариинском посту сосредоточилось более 2700 человек. В составе сплава находилась также ученая экспедиция, снаряженная Сибирским отделом Географического общества на средства члена его Степана Федоровича Соловьева, пожертвовавшего на исследование Амурского края полпуда золота. Эта экспедиция состояла из натуралиста

Маака, астронома Рашкова, топографа Зончевского и чиновника Кочетова. С этим же сплавом, под распоряжением чиновника особых поручений при генерал-губернаторе князя Михаила Сергеевича Волконского,[172]172
  Волконский Михаил Сергеевич – чиновник для особых поручений при Муравьеве. Стоял во главе переселения на Амур первой партии крестьян из Забайкальской области, которая весной 1855 г. в составе 51 семьи (всего 480 человек) была расселена в нижнем течении Амура, между Мариинским и устьем Амгуни.


[Закрыть] прибыли первые русские земледельцы – иркутские и забайкальские крестьяне, для поселения между Николаевским и Мариинским. К поселению их под руководством князя М. С. Волконского сейчас же и приступили; начиная от Николаевского, по правому берегу реки Амура, были основаны деревни Иркутская, Богородская, Михайловская, Ново-Михайловская, Сергиевская и Воскресенская. Поселенцы получили от казны пособие и были освобождены навсегда от рекрутской, земской и подводной повинностей. Вместе с этим против Мариинского поста поселилась на острове Сучи сотня конных казаков, образовав станицу Сучи.

С прибытием в Мариинский пост генерал-губернатор и главнокомандующий всеми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными на устье реки Амура, отправил ко мне в Николаевское мичмана Литке со следующим предписанием:

1) амурская экспедиция заменяется Управлением камчатского губернатора контр-адмирала Завойко, местопребыванием которого назначается Николаевское;

2) вы назначаетесь начальником штаба при главнокомандующем всеми морскими и сухопутными силами Приамурского края;[173]173
  Истинный смысл назначения на пост начальника штаба при главнокомандующем был вполне понятен Невельскому. Какой смысл придавался этому назначению самим Муравьевым, видно из его собственных слов в письме к прикомандированному к нему для особых поручений майору М. С. Корсакову: «…для успокоения Невельского я полагаю назначить его исполняющим должность начальника штаба; таким образом, Невельской с громким названием не будет никому мешать и докончит свое там поприще почетно».


[Закрыть]

3) все чины, состоящие в Амурской экспедиции, поступают под начальство контр-адмирала Завойко, и

4) главной квартирой всех наших войск назначается Мариинский пост.

Вследствие этого мне предписывалось, впредь до прибытия в Николаевское, сдать экспедицию старшему после себя, а самому немедленно следовать к месту назначения, в Мариинский пост. О всех этих распоряжениях вместе с тем сообщалось В. С. Завойко. Ему предписывалось, сдав эскадру командиру фрегата «Аврора» Изыльметьеву, следовать в

Николаевское и вступить в начальствование. Капитану Изыльметьеву предписывалось со всеми судами, как можно поспешнее, следовать в Амур. Контр-адмиралу Завойко вменялось в обязанность всеми средствами способствовать в этом капитану Изыльметьеву. Командиру шхуны «Восток» Римскому-Корсакову, согласно моим распоряжениям, предписывалось готовить гребную флотилию на случай нападения неприятеля на таких же судах.

Вследствие этих распоряжений главнокомандующего я с женой и с нашей малюткой отправились в Мариинский пост и поселились в двух маленьких комнатах. Дежурным штаб-офицером был тогда князь Александр Васильевич Оболенский. Начальником сухопутных войск, сосредоточенных в низовье Амура, был назначен полковник М. С. Корсаков, а начальником казаков – адъютант генерал-губернатора подполковник Сеславин. При штабе было несколько чиновников и офицеров, в числе их: Якушкин и Федор Александрович Анненков.

Вид с Мариинского поста в южном направлении

Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])

Вступив в свою новую должность – начальника штаба, я представил генерал-губернатору отчет о действиях Амурской экспедиции с июня 1850 года по июнь 1855 года, то есть за пять лет. Из отчета было видно, что эта экспедиция, принимая в расчет и все казенное довольствие, стоила казне всего 64 400 рублей серебром, то есть около 12 500 рублей в год.[174]174
  Жалованье и довольствие одного камчатского губернатора стоило гораздо дороже, не говоря уже о том, что на Камчатку вместе с Аяном была брошена не одна тысяча рублей.


[Закрыть] Во все время, собственно в Амурской экспедиции, умерло 12 человек и не потеряно ни одного человека. Вот что стоило России утверждение ее в Приамурском крае! Представляя этот отчет и имея в виду, во-первых, что в низовье Амура должно зимовать более 7000 человек, а во-вторых, дальнейшие мероприятия по отражению неприятеля и дальнейшему устройству края, столь близкого моему сердцу, я представил генерал-губернатору следующее мнение:

1. При сосредоточении ныне в устье реки Амура команд, семейств, имущества Петропавловского порта и всех наших судов, а равно и команд японской экспедиции, война с внешним врагом здесь кончена, ибо неизвестность для него входа в лиман с юга и плавание по лиману, наполненному банками и мелями, с неправильными быстрыми течениями, наконец, гористые, лесистые, пустынные и бездорожные прибрежья Приамурского и Приуссурийского краев представляют для неприятеля, нападающего с моря, непреоборимые препятствия. Он окажется вынужденным только блокировать берега Охотского моря и прибрежья Татарского пролива и этим принесет нам только пользу, закрепляя таковым своим действием Приамурский и Приуссурийский края с островом Сахалином за Россией. За сим здесь остается для нас один неизбежный, внутренний враг – мороз и неблагоприятные условия для здоровья зимующих в пустыне людей. Чтобы выдержать борьбу с возможно меньшей потерей людей, необходимо сейчас же принять энергические меры как для просторного размещения людей на зиму, так и для изобильного их довольствия и снабжения одеждой, соответствующей климатическим условиям. Между тем в этом отношении при сплаве сюда людей многое было упущено; почему, по моему мнению, в настоящее время необходимо сделать следующее распоряжение: а) для наблюдения за неприятелем в заливе Де-Кастри расположить сотню казаков с двумя горными орудиями, всех же остальных людей обратить для постройки просторных помещений на зиму; б) для пополнения продовольственных запасов и одежды сейчас же вступить в сношение с маньчжурами, обитающими по реке Сунгари и более или менее нам знакомыми; в) для того же, чтобы упрочить сношения с маньчжурами, сейчас же поставить пять или шесть постов между Мариинским постом и устьем реки Сунгари и, наконец, г) принять меры, чтобы туземцы доставляли нам рыбу и дичь.

2. Так как Приамурский и Приуссурийский края представляют одно неразрывное целое, где река и море составляют единственные в крае пути сообщения, то край этот требует совершенно иной организации управления, сравнительно с управлениями других наших провинций. Главный пункт это-о управления должен быть в устье реки Уссури или около устья реки Сунгари, представляющей единственный путь в населенную Маньчжурию, почему, согласно смыслу Нерчинского трактата, при разрешении уже нами пограничного вопроса, то есть определения направления пограничного Хинганского хребта и рек, берущих начало из него, устье Сунгари и весь бассейн Уссури с его прибрежьем, до корейской границы, должны составлять неотъемлемую принадлежность России, тем более что один Амур представляет здесь только лишь базис наших действий и вовсе не обусловливает полное значение для России этого края; всю же силу края и политическую важность его для России, как ясно указывает нам настоящая война, составляет южное прибрежье Приуссурийского бассейна с гаванями, из которых суда, по первому повелению, всегда могут выйти в море; гаванями, неразрывно связанными с Амуром посредством внутреннего пути, недоступного нападению неприятеля с моря; гаванями, удобно расположенными относительно торговых пунктов и торговых путей по океану. Ввиду этого единственная правительственная задача надолго здесь должна состоять в том, чтобы заселять земледельцами те пути, которые ведут к упомянутой цели, дабы расположенные в крае наши военные силы могли быть обеспечены местным продовольствием и чтобы вместе с тем было обеспечено и сообщение по главным путям края; наконец, чтобы наши войска, главная часть которых должна быть сосредоточена в южном колене Амура и по Уссури, имели все средства к быстрому передвижению водой по трем главным артериям края, рекам Амуру, Уссури и Сунгари. Кроме того, необходимо, чтобы здесь всегда имелось три или четыре исправных во всех отношениях военных крейсера, которые по первому приказу могут выйти в океан.

3. Имея в виду пустынные и бездорожные, гористые и лесистые прибрежья края, служащие нам самым надежным оплотом, все внимание и средства правительства должны быть обращены к скорейшему достижению цели, указанной во втором пункте; поэтому средства, определяемые правительством на этот край, отнюдь не должны быть расточаемы на содержание дорогостоящей бюрократической администрации с толпой различных видов чиновников, на сооружение капитальных зданий и укреплений, ибо надолго еще в этом крае нам должно оставаться как бы в лагере, с теми средствами, какие указаны в предыдущем втором пункте, средствами, весьма достаточными, с одной стороны, для пресечения всяких на этот край неприязненных покушений и для нанесения существенного и действительного вреда неприятелю в случае таких покушений; а с другой стороны – к прочному утверждению политического значения России на отдаленном ее Востоке.

4. Наконец, хотя по сведениям, добытым уже Амурской экспедицией, установлено, что в бассейнах рек Зеи, Буреи, Хунгари, Уссури, Тумнина, Амгуни, Горина и других содержатся огромные запасы золота и другие богатства, тем не менее торговля и промышленность в крае, вследствие огромного пустынного его пространства, географического положения и климатических условий, никак не может быстро здесь развиваться, как мы то видим в Североамериканских Штатах и в особенности в Калифорнии. Было бы более чем несообразно увлекаться примером Америки и ожидать здесь того же, что совершается там в этом отношении. Край этот во всех отношениях совершенно отличен от Америки, поэтому правительство должно обратить все свое внимание только на упомянутую во втором пункте важную задачу свою и, не увлекаясь иллюзиями и примером СевероАмериканских Штатов и Калифорнии, твердо и неуклонно идти к разрешению упомянутой задачи, так чтобы и самое дозволение к развитию в крае золотопромышленности всецело было направлено к облегчению и содействию разрешения этой задачи и к полному исследованию края во всех отношениях.

Вид Амура вблизи деревни Дырень

Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])

Мое мнение было тогда радикально противоположно воззрениям начальствующих лиц, спустившихся по Амуру. Эти господа никак не могли освоиться с мыслью, что, сосредоточив все наши команды и суда в Николаевском, мы уже кончили войну здесь со славой. Эти воспитанники Кавказа, Марсова поля и красносельских лагерей и маневров не могли себе представить, чтобы без свинца, пуль и ядер, треска и шума реляций и их спутников: крестов, чинов и отличий – могла кончиться здесь война. Они никак не могли себе представить, что, приютив здесь наши суда и команды от явной погибели, мы одним только этим принудили неприятеля к блокаде берегов Татарского пролива, заставив его тем самым признать этот важный край русским. Эти господа, подобно реформаторам-чиновникам, созидавшим реформы в канцеляриях, ради треска и шума, никак не могли вообразить себе, что окончательная победа наша, а равно и прочное водворение в Приамурском и Приуссурийском бассейнах должны совершиться без всякого шума и треска мерами, основанными на глубоком изучении, в продолжение шести лет, страны, ее обитателей и ее отношений к соседней с ней Маньчжурии. Эти господа, питомцы Кавказа и Марсова поля, вообразили себе, что неприятель будет делать серьезное нападение на залив Де-Кастри с целью овладения им; они решили, что для России необходимо иметь только левый берег Амура с его низовьем до залива Де-Кастри; они полагали, что главный наш пункт, в котором должно сосредоточиться все управление краем, лежащим по левому берегу Амура, а равно и прибрежьями Охотского моря, должно быть Николаевское, а порт – в заливе Де-Кастри; южный же Приамурский и Приуссурийский бассейны с их прибрежьями они считали ненужными для России. К счастью, это последнее фальшивое заблуждение скоро, как мы увидим ниже, изменилось, и при разграничении с Китаем в главных чертах было принято мое мнение. Что же касается до моего мнения относительно главной и единственной там правительственной задачи, то оно было совершенно искажено. В крае завелись различные бюрократические учреждения, и он разделился на две отдельные области, так что главная правительственная задача, о которой говорилось выше, далеко еще до сих пор не разрешена в самых существенных и главных основаниях, ибо центральное управление в крае не соединено еще в южном колене Амура; оно, подобно Австрии, представляется в виде дуализма.[175]175
  Имеется в виду сосуществование двух независимых систем управления во главе с гражданским и военным губернатором каждая.


[Закрыть] Войска не могут получить продовольствия на месте. Морское ведомство доставляет провиант для своих команд на кругосветных судах по высоким ценам. Средства к быстрому передвижению в нем по главным артериям края – Амуру, Уссури и, в особенности, Сунгари – далеко не усовершенствованы, и земледельческие поселения по главным путям сообщения в крае далеко еще не приведены в надлежащий вид, сообразно требованиям. К сооружению гавани на Сахалине около Дуэ, или в Кусунае, где бы суда безопасно могли грузиться, до сих пор не приступлено, и, наконец, толпы золотопромышленников, наводняющих ныне этот край, эксплуатируя и истощая его богатства, никакой существенной пользы ему не приносят в отношении разрешения упомянутой правительственной задачи. Между тем с того времени, когда это мнение мое было представлено, прошло уже 20 лет, и миллионы были брошены для переселения туда штрафованных солдат, на крепостные сооружения, на различные бюрократические учреждения и, наконец, для посылки толп чиновников и чиновничьих экспедиций.[176]176
  Экспедиция одного Сколкова стоила более 100 000 рублей.


[Закрыть] Для чего это совершали? Должно быть, мы, ради честолюбия, из самой простой и естественной задачи хотели сделать что-то сложное, дабы придать себе важность, но на самом деле действовали так, как действуют только бюрократы.