Текст книги "Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России"

Начальник Константиновского поста Н. К. Бошняк сообщил мне, что в продолжение зимы из 12 человек команды поста умерло 2 человека, из 48 человек экипажа транспорта «Иртыш» умерло: 1 офицер и 12 человек нижних чинов; из 26 человек экипажа корабля «Николай» умерло 4 человека; а всего из собравшихся внезапно и случайно в самую глухую осень на Константиновском посту 84 человек от разных скорбутных болезней умерло 20 человек. Командир транспорта «Иртыш» лейтенант Петр Федорович Гаврилов и экипажи как этого транспорта, так и поста после перенесения страшных лишений и тяжелых болезней находятся еще в изнуренном состоянии, но поправляются. И далее: «Чем бы еще могла кончиться эта печальная драма, если бы Вы не доставили в Императорскую Гавань значительного количества муки и крупы и если бы по получении сведения о таком совершенно неожиданном обстоятельстве, сосредоточении здесь 84 человек вместо 12, Вы не прислали бы нам хотя и скудного, но единственно возможного количества необходимых запасов и оленины и если бы корвет «Оливуца», прибытие которого оживило всех, не снабдил нас запасами. По случаю болезни командира «Иртыша» П. Ф. Гаврилова командиром этого транспорта адмирал Е.В.Путятин назначил лейтенанта Н. М. Чихачева».

Через несколько часов по прибытии моем в Де-Кастри я получил с нарочным уведомление из Мариинского поста о прибытии парохода «Аргунь» и о том, что вслед за ним идет со своей флотилией и генерал-губернатор. Вследствие этого я немедленно из Де-Кастри отправился в Мариинский пост, а оттуда на байдарке навстречу генерал-губернатору, которого и встретил утром 14 июня в 7 верстах от Мариинского поста. Я немедленно сообщил ему о состоянии Амурской и Сахалинской экспедиций, о судах, собравшихся в заливах Де-Кастри и Императорской Гавани, и требованиях и распоряжениях адмирала Е. В. Путятина.

К полудню 14 июня 1854 года почти вся флотилия собралась у Мариинского поста. Этот пост состоял тогда из восьми человек матросов, проживавших в двух избах по 3 сажени (5,4 м) длины и ширины каждая. Я и все спутники генерал-губернатора, собравшись около него, поздравляли его с благополучным совершением плавания по Амуру, после почти 170-летнего перерыва в плаваниях по этой реке. Н. Н. Муравьев передал мне благодарность государя и с теплым сочувствием выразил и свою глубокую признательность за все действия и распоряжения мои, постоянно направлявшиеся к важной государственной цели, и сообщил мне такую же признательность от князя Меньшикова и министра внутренних дел Льва Алексеевича Перовского, бывшего постоянно первым защитником их как перед государем, так и во всех комитетах, назначавшихся по амурскому делу. Николай Николаевич при этом передал мне от Льва Алексеевича браслет для моей жены, разделявшей с нами все лишения и опасности, прося ее принять подарок в знак его глубочайшего к моей жене уважения.

Спуск нашей флотилии от Усть-Стрелки до Мариинского поста, по рассказам спутников Н. Н. Муравьева, совершался так. Вступив в воды реки Амура 18 мая, флотилия 20 мая подошла к месту, где 165 лет тому назад существовал Албазинский острог, следы которого еще были видны. У этого пустынного холма, священного по преданиям, играла музыка на флотилии, на всех судах скомандовали на молитву, все встали и сняли шапки. В этом молитвенном приближении к месту древнего обиталища наших соотечественников, уже давно почивших, слышалось благоговейное почтение потомков к историческому пепелищу, драгоценному каждому русскому сердцу. После молитвы все вступили на албазинскую почву. «Что-то родное сказалось сердцу, когда мы вышли в долину, где жили русские люди, где они так долго и храбро отстаивали свои права. Первым движением каждого было подняться на остатки албазинского вала и подробно осмотреть его; первым взошел на него Н. Н. Муравьев. За ним мы все преклонили колена перед прахом почивших храбрых и доблестных защитников Албазина».

28 мая флотилия подошла к маньчжурскому городу Саха-Хальян-Ула-Хотон (Айгунь). Генерал-губернатор, остановившись на ночлег при устье реки Зеи, послал вперед на лодке чиновников Свербеева и Сычевского, которые передали исправлявшему тогда должность губернатора города Айгуни Мейреин-джангин Хуцумбу копию с листа, отправленного в Пекин. Губернатор города Айгуни не получил тогда еще от своего правительства известия о намерении русских плыть по Амуру и потому заявил о невозможности пропустить русскую флотилию мимо города. В то время, когда Свербеев и Сычевский откланивались Мейреин-джангину, к нему вбежал старик хафан (чиновник), встал на колени и с испугом сказал, что по Амуру, словно туча, идут русские суда, запрудившие всю реку, что у пристани остановилось большое судно и несколько лодок. После этого двое из высших маньчжурских чиновников, принятых генерал-губернатором на пароходе «Аргунь», желали только, чтобы русская флотилия поскорее миновала город. Затем генерал имел торжественное свидание с губернатором Айгуни на берегу, в особо устроенной палатке.

Продолжая путь далее, флотилия 30 мая достигла устья реки Буреи, 2 июня миновала устье реки Сунгари, а 5 июня – реки Уссури, где и было получено от меня письмо, отправленное с гольдом еще до вскрытия реки, на имя начальника отряда, который должен спускаться по Амуру.[164]164
  Письмо это заключалось в моей просьбе, чтобы начальник отряда оставил там пост.


[Закрыть] После ожидания окончания плавания по неизвестной реке, которая была в то время в таком высоком разливе, что баржа часто проплывала по верхушкам растущего на островах тальника, за который иногда задевал колесами пароход «Аргунь», 9 июня флотилия находилась в окрестностях деревни Май, около 150 верст ниже устья реки Уссури. За неимением карты Амура длину реки измеряли по географической карте Азии и поэтому полагали, что флотилия подходила к озеру Кизи. В этот день внезапно налетел шквал, которым в несколько минут разбросало по берегу и потопило наши суда, так что в этот критический момент флотилия едва не потеряла весь свой груз. Два дня было затем употреблено для просушки провианта у низменного острова. К вечеру 10 июня на реке была замечена лодка, шедшая вверх под парусом, и в ней морской офицер. Все столпились на берегу около Н. Н. Муравьева и с нетерпением ожидали известия. Еще лодка не успела подойти к берегу, как генерал-губернатор спросил офицера: далеко ли до Мариинского поста? Офицер отвечал: около 500 верст, что неприятно разочаровало всех, ожидавших близкого конца плавания. Офицер этот был мичман Разградский; он донес генерал-губернатору, что я вместе с ним ожидал здесь флотилию и надеялся, согласно уведомлению, встретить ее здесь около исхода мая. Разградский передал от меня письмо, в котором, как выше объяснено, я убедительно просил Н. Н. Муравьева оставить в устьях рек Уссури и Хунгари посты.

«До этого пункта, – говорили мне Н. Н. Муравьев и все его спутники, – мы находили большую часть прибрежных деревень пустыми, жители бежали от страха; но отсюда вступили в страну, как бы давно принадлежавшую России. Навстречу к нам выходили гольды в сопровождении стариков, вроде старост, которые с любопытством на нас смотрели, приносили в изобилии рыбу и выставляли везде проводников (лоцманов), которых до этого времени мы нигде не могли достать. На этом пути явился маньчжурский купец со своими приказчиками и, бросившись на колени перед генералом, извинялся, что он производит здесь торговлю без разрешения русских, почему и просил выдать ему на это разрешение. Поэтому, – говорили мне спутники Н. Н. Муравьева, – нельзя было не удивляться тому огромному влиянию, которое при ничтожных средствах и в столь короткое время приобрела Амурская экспедиция не только на коренных жителей этого края, но и на маньчжуров. Здесь-то ясно перед нами обнаружилась неосновательность санкт-петербургских воззрений и данных оттуда повелений ограничивать действия экспедиции какой-то землей гиляков. Здесь мы оценили всю важность и справедливость Вашего донесения, что Нижнеприамурский край по праву должен принадлежать России, а не Китаю».

С прибытием в Мариинский пост Н. Н. Муравьев объявил мне, что 350 человек, под начальством назначенного помощником губернатора Камчатки и командиром 47-го флотского экипажа капитана 2-го ранга Арбузова и инженерного поручика Мровинского, должны следовать в залив Де-Кастри, а оттуда на транспортах «Иртыш» и «Двина» в Петропавловск. Сотня конных казаков и горная батарея (четыре орудия) остаются в Мариинском посту, остальные же 150 человек должны следовать в Николаевский пост. «По высочайшему повелению, – сказал мне Николай Николаевич, – суда отряда адмирала Путятина: фрегат «Паллада» и шхуна «Восток», должны войти в реку Амур, почему все команды этих судов, а равно и команда Константиновского поста, должны зимовать в Николаевском посту; люди же Муравьевского поста должны на компанейских судах отправиться в Ситху». Таким образом, в наших постах Мариинском и Николаевском, где помещалось только 35 человек, должно было зимовать около 900 человек.

После двухдневного отдыха, предоставленного командам, совершившим такое дальнее и утомительное плавание по совершенно неизвестной реке, было приступлено к переброске отряда Арбузова на пароходе «Аргунь» и гребных судах по озеру Кизи и далее через водораздел в Де-Кастри, а оттуда на транспортах на подкрепление Петропавловска; к отправке людей в Николаевский пост и к подготовке в нем помещений как для размещения их и команды фрегата «Паллада», так и к подготовке помещений на зиму для людей, остававшихся в Мариинском посту.

Глава двадцать восьмая
Подготовка к обороне низовьев Амура

Донесение Завойко из Петропавловска о недостатке продовольствия. – Мнение генерал-губернатора и прибывших с ним лиц о нашей границе с Китаем. – Представление мое генерал-губернатору о невозможности ввести фрегат «Палладу» в лиман без паровых средств. – Смерть моей дочери и болезнь жены. – Соглашение H.H. Муравьева и Е.В.Путятина о вводе судов в Амурский лиман. – Прибытие Н.Н.Муравьева в Петровское. – Донесение H.H. Муравьева о моих действиях. – Путешествие на оленях из Петровского в Николаевское. – Предположение о неприятеле. – Неудачный ввод фрегата «Паллада» в лиман. – Отъезд генерал-губернатора и его распоряжения. – Его предписание мне от 10 августа. – Предписание Унковскому. – Мое путешествие с семейством из Петровского в Николаевское. – Фрегат «Паллада» в Императорской Гавани. – Мои распоряжения о размещении команд. – Генерал-губернатор в Аяне. – Шхуна «Восток». – Корабль Российско-Американской компании «Ситха». – Транспорт «Байкал». – Плавание шхуны «Восток». – Донесение Римского-Корсакова о победе в Петропавловске

Вслед за уходом в Де-Кастри отряда Арбузова я вместе с генерал-губернатором проследовал туда же. Н. Н. Муравьев из Де-Кастри отправился на шхуне «Восток» в Императорскую Гавань, чтобы передать Е. В. Путятину высочайшее повеление и, по соглашению с ним, сделать надлежащие распоряжения. 24 июня отряд Арбузова на транспортах «Иртыш» и «Двина», с продовольствием на весь путь до Петропавловска, а равно и с провиантом, привезенным на «Байкале», вышел по назначению. Через несколько часов после ухода из

Де-Кастри этих судов в заливе появился пришедший из Петропавловска корвет «Оливуца» с донесением от В. С. Завойко, что он не в состоянии продовольствовать вновь прибывшую команду, потому что провианта для находившихся в Петропавловске команд и жителей хватит только до 1 ноября, и что, ввиду военных обстоятельств, снабжение порта морем на компанейских судах вокруг мыса Горн, как это делалось до тех пор, весьма сомнительно; если же суда эти и успеют войти в порт, то и тогда они привезут только годовое количество продовольствия, рассчитанное только на то число людей, которое ныне находится в Петропавловске.

Все вышеизложенные факты весьма знаменательны в истории Приамурского и Приуссурийского краев. Они составляют третий краеугольный камень, положенный Амурской экспедицией в основание к признанию этого края за Россией. Эти факты ясно обнаруживают, что оплотом для России на отдаленном ее Востоке никогда не мог быть Петропавловск и что вся сила ее с этой стороны заключалась единственно в этом крае. Но, к несчастью, тогда еще не вполне сознавали это последнее, весьма важное обстоятельство, так что и разрешение сплава по Амуру было мотивировано необходимостью посылки подкреплений в Петропавловск, который предполагалось сделать нашим главным портом на Восточном океане. Я очень сожалел тогда, что в устьях Уссури и Хунгари не были поставлены посты, а также что мое предложение о мелких постах на Сахалине было отклонено; но в то время все были того мнения, что нам вовсе не надобно идти далее левого берега Амура, что обладание этим берегом и должно составлять конечную цель наших здесь действий, и таким образом желали положить границу с Китаем по левому берегу Амура. Таковы были мнения и убеждения лиц, от которых зависело направление наших действий в этом крае. Эти убеждения разделяли тогда и почти все лица, прибывшие с генерал-губернатором, но, как мы увидим ниже, факты весьма скоро обнаружили всю неосновательность такого мнения и всю справедливость моих постоянных представлений о том, что река Амур составляет только лишь базис наших здесь действий, главной же и конечной целью их должен быть Уссурийский бассейн и его побережье.

В связи с предполагавшимся вводом фрегата «Паллада» в устье Амура я объяснил генерал-губернатору, что отсутствие в распоряжении экспедиции долгое время испрашивавшихся мною судов для исследования лимана и обеспечения по нему плавания с наступлением войны застало нас совершенно врасплох; после первого плавания по лиману в 1849 году мы, с имевшимися в распоряжении экспедиции ничтожнейшими средствами, едва смогли только определить более или менее точное направление лиманских прибрежных фарватеров, по которым фрегат при осадке в 22 фута (6,6 м) пройти не может. Существует, правда, надежда, говорил я генерал-губернатору, отыскать более глубокий фарватер, который, по словам местного населения, находится в лимане, но из-за обширного лабиринта банок и мелей, неправильных и быстрых течений, отыскание его в короткое время сомнительно.

В случае неудачной попытки к отысканию подобного фарватера остается одно средство – провести разгруженный фрегат по сахалинскому каналу и через бар северного фарватера, ибо при сизигиях на этом баре можно встретить глубины до 19 футов (5,8 м), но в таком случае необходимо, чтобы в исходе августа не были упущены сизигийные воды и чтобы при проводке фрегата были сосредоточены все наши паровые средства. При всем том, чтобы быть уверенным в возможности провести фрегат этим путем, необходимо прежде всего произвести на шхуне «Восток» исследование бара на северном фарватере и самого фарватера. Наконец, во всяком случае, прежде чем вести по лиману фрегат, необходимо, чтобы он был совсем разгружен и чтобы при нем во время проводки постоянно находилась шхуна «Восток», а в помощь ей пароход «Аргунь»; особенно необходима шхуна, так как «Аргунь» при сильной толчее и волнении в северной части лимана плавать не может.

Вследствие этих объяснений генерал-губернатор, отправляясь в Императорскую Гавань, поручил мне ожидать его в Николаевском, дабы оттуда на шхуне «Восток» идти с ним по северному лиманскому прибрежному каналу и лично хорошенько ознакомиться с каналом и его баром и тем определить положительно, может ли разгруженный фрегат «Паллада» пройти этот бар в сизигийную августовскую воду. Фрегат приказано было разгрузить в лимане у мыса Лазарева и после разгрузки вести по лиману, имея при нем непременно шхуну «Восток» и пароход «Аргунь».

После ухода Н. Н. Муравьева из Де-Кастри я отправился в Мариинский пост, где ожидало меня тяжко-грустное известие из Петровского: моя несчастная старшая дочь умерла, и жена была очень больна. Получив это, я сию же минуту на байдарке отправился в Петровское. Жену застал я едва оправившейся от этой потери и тяжкой болезни. Тяжело было нам, родителям, видеть могилу нашей малютки на пустынной Петровской кошке! Тяжко было испытание это нам, и без того отрезанным пустыней от всего света, но что делать – эта жертва, тяжкая для нас, была данью исполнения долга, направленного к благу Отечества!

С прибытием в Петровское корабля Российско-Американской компании на нем прибыл из Аяна брат моей жены, мичман Николай Иванович Ельчанинов, которого она не видела более шести лет. Это свидание благотворно подействовало на мою жену в ее тяжкой горести.

Пробыв трое суток в Петровском, я отправился в Николаевское, чтобы встретить там Н. Н. Муравьева и с ним на шхуне «Восток» осмотреть бар северного фарватера. Ввод фрегата «Паллада» в реку более всех озабочивал меня; тем более что при извилистых лиманских каналах и быстрых течениях было ясно видно, что наши паровые средства весьма недостаточны для этой цели.

Между тем Николай Николаевич, условившись с адмиралом Ефимом Васильевичем Путятиным о снятии поста, о вводе фрегата в лиман и о разгрузке его у мыса Лазарева, отправился обратно в залив Де-Кастри, в котором начальником Александровского поста был назначен мной молодой лейтенант Яков Иванович Купреянов, поступивший на службу в экспедицию.

Из Де-Кастри шхуна «Восток» с генерал-губернатором отправилась в лиман. Корвет «Оливуца» был отправлен в Петропавловск с распоряжением камчатскому губернатору В. С. Завойко – укреплять этот порт и защищаться в нем. Транспорт «Байкал» должен был ожидать у мыса Лазарева фрегат «Палладу». Генерал-губернатор, осмотрев на шхуне «Восток» рейд и местность у мыса Лазарева, пошел по сахалинскому каналу, пытаясь отыскать на этом пути средний канал. Попытка эта оказалась тщетной: сильным течением шхуну прижало к банкам, на которых она и простояла около 20 часов. Это обстоятельство и противные ветры замедлили плавание шхуны, а генерал-губернатор между тем спешил отправить через Аян свои донесения. Вследствие этого, он отложил свое намерение зайти за мной в Николаевское и направился из лимана в Петровское. Оттуда он дал мне знать, чтобы я немедленно спешил к нему.

Вопрос о том, можно или нет ввести в реку фрегат «Паллада», таким образом, разрешен еще не был.

Адмирал Путятин, сняв Константиновский пост, 16 июля с фрегатом «Паллада» пришел к мысу Лазарева. Довольно сильное течение на рейде около этого мыса и отмелый берег не позволили производить разгрузку фрегата, особенно выгрузку артиллерии. Для последней было необходимо устроить пристань, а для всех материалов и шкиперских запасов – магазин. Команда фрегата поэтому немедленно приступила к сказанным работам.

В это же время, 18 июля, в залив Де-Кастри пришел 52-пушечный фрегат «Диана», под командой капитана 2-го ранга Степана Степановича Лесовского. Это был фрегат, посланный из Кронштадта на смену фрегата «Паллада», который, после выдержанного им шторма, по донесению адмирала Путятина, оказался совершенно ненадежным к обратному плаванию из Японии и должен был поэтому быть оставлен в Петропавловске. Таким образом, 20 июля в лимане у мыса Лазарева соединились оба фрегата.

Между тем генерал-губернатор, придя на шхуне «Восток» в Петровское 15 июля, отправил на ней в Аян часть своего штаба и курьером в Петербург майора М. С. Корсакова с донесениями о благополучном сплаве и о всех своих упомянутых выше распоряжениях. В донесении этом он писал относительно действий Амурской экспедиции: «Не доходя около 960 верст до устья реки Амура, флотилия вступила в край, как бы давно принадлежащий России. Отважные и решительные действия начальника Амурской экспедиции и всех его сотрудников заслуживают полной признательности. Несмотря на лишения, трудности, опасности и ничтожество средств, при которых действовала эта экспедиция, она в столь короткое время успела подчинить своему влиянию не только здесь обитающие племена, но даже и приезжающих сюда для торговли маньчжуров. Она фактически указала нам на важное значение этого края для России и рассеяла все заблуждения, какие до сих пор об этом крае имелись».

20 июля я вместе с генерал-губернатором и капитаном 2-го ранга Козакевичем из Петровского отправились через горы верхом на оленях в Николаевское, куда и прибыли благополучно. Шхуне «Восток» из Аяна приказано было возвратиться в Николаевское. Неприятель ни в Татарском проливе, ни в Охотском море не показывался, из чего можно было заключить, что все внимание его было обращено на Петропавловск.

В Николаевском в то время было три домика: казарма для 25 человек команды, пакгауз и домик для офицера. По прибытии туда людей из Мариинского поста там начали строить, под наблюдением А. И. Петрова, три флигеля и две большие казармы для помещения как этих людей, так и команды фрегата «Паллада» с офицерами. Вокруг поста был дремучий лес и тайга. Генерал-губернатор, осмотрев окрестности этого поста и устья реки Амура, назначил пункты, где должны быть укрепления для защиты устья. 26 июля с мыса Лазарева в Николаевское прибыл на вельботе адмирал Путятин. После совещания с Н. Н. Муравьевым было решено, что после снабжения фрегата «Диана» провизией, а главное сухарями, которых почти не было, адмиралу Путятину отправиться на зиму в Японию для окончания переговоров с японцами и затем ранней весной возвратиться в лиман к мысу Лазарева. Чтобы изыскать средний и более глубокий фарватер для провода фрегата, 28 июля мы вместе с адмиралом на пароходе «Аргунь» пошли из Николаевского в лиман. Исследования наши, однако, оказались тщетными. Они обнаружили лишь, что в короткое время и с имевшимися тогда средствами было невозможно сделать необходимые промеры, которые определили бы фарватер в средней части лимана, имевшей до 30 верст ширины. Тогда Е. В. Путятин немедленно послал гребные суда с фрегатов «Паллада» и «Диана» с офицерами Колокольцевым, Моисеевым и Ворониным с целью отыскать, не найдется ли около южного прибрежного канала заводи, в которой мог бы быть оставлен на зимовку фрегат «Паллада», и какой глубины можно ожидать в предстоявшие августовские сизигийные воды на баре северного лиманского фарватера, то есть сделать тщательные промеры вблизи этого берега. Эти исследования показали, что около прибрежного лиманского фарватера не было такого места, где бы фрегат мог безопасно перезимовать. Глубина на баре северного фарватера в малую воду оказалась 12 футов (3,7 м), а так как в сизигии прибывало воды до 7 футов (2,1 м), то можно было к тому времени ожидать более 19 футов (5,8 м).

После тщательного освидетельствования корпуса фрегата «Паллада» комиссией, составленной по распоряжению генерал-губернатора и адмирала Путятина, оказалось, что верхний баргоут, особенно у вант-путинсов, гнилой, так что болты последних вылезали; несколько бимсов и книц дали трещины, и степсы у грот– и фок-мачт сели.[165]165
  Баргоут – утолщенная часть наружной обшивки корабля, создаваемая у его ватер-линии для предохранения обшивки от быстрого изнашивания; вант-путинсы – железные связи юнферов с бортом судна, состоящие из звена и двух петель; ванты – толстые веревки, которые поддерживают мачты и стеньги с боков и сзади; бимсы – поперечные связи, соединяющие правые и левые стороны шпангоутов. На деревянных судах бимсы прикрепляются к шпангоутам с помощью книц, особой формы креплений, у которых одна сторона прикрепляется к шпангоутам, а другая – к бимсам; степсель – деревянные или железные гнезда, куда погружаются мачты, опускаемые до основания судна.


[Закрыть] Таким образом, фрегат без капитальной тимберовки не мог идти в море. Между тем, по случаю свежих ветров и течения, выгрузка с фрегата, в особенности артиллерии, на вновь устроенную пристань была сопряжена с немалыми трудностями. Сверх того, она замедлялась еще недостатком людей, так как часть команды была занята постройкой здания для помещения имущества фрегата, казармы для людей, которые должны были остаться здесь на зимовку, и пекарни для изготовления сухарей для команды фрегата «Диана»; кроме того, часть команды отделена была для упомянутых исследований и для построек в Николаевском. Наконец, фрегат «Диана» должен был находиться всегда в боевой готовности, ибо с часу на час надобно было ожидать появления неприятеля. По этим причинам фрегат могли только разгрузить к 10 августа, причем он сел кормою 18 футов 8 дюймов (5,7 м). До 24 августа, времени полных сизигийных вод, когда имелась надежда провести фрегат через бар северного фарватера, оставалось всего 13 суток. Фрегату предстояло без паровой помощи пройти более 95 миль (176 км) по лиманскому сахалинскому каналу и северному рейду до северного берега, по пути, как мы видели, еще поверхностно исследованному и усеянному банками, при встречных неправильных и быстрых течениях от северо-запада и запада. Пароход «Аргунь» не мог быть полезен фрегату в этом случае, ибо на сахалинском фарватере, при обрывистых банках мгновенно разводит сильное волнение, которого пароход по слабости своего скрепления выдерживать не мог, тем более что машина его после первой качки портилась. Единственное надежное паровое судно, которое могло бы быть полезно фрегату при следовании его по сахалинскому каналу и в особенности при переходе через бар северного фарватера, была 40-сильная шхуна «Восток», но она должна была в то время идти с генерал-губернатором в Аян, так как других судов тогда у нас не было. Итак, надежда провести фрегат «Паллада» в реку Амур, кроме благоприятных обстоятельств, обусловливалась главным образом тем, чтобы шхуна «Восток» непременно была у фрегата «Паллада» не позже 20 августа.

Ввиду всех упомянутых обстоятельств генерал-губернатор должен был поспешить с оставшимся у него штабом отправиться на шхуне в Аян с тем, чтобы возвратить ее немедленно к фрегату «Паллада».

Между тем, в бытность генерал-губернатора в Николаевском посту, он получил ответ на посланный им перед началом плавания по Амуру лист Пекинскому трибуналу о разграничении земель. Ответ этот заключался в письме от цици-карского и гиринского генерал-губернатора Гусайцы-Фунян-га, которым уведомлялось, что «он, по указу богдохана, назначен для осмотра и разграничения мест, сопредельных с Россией, и что поэтому он отправился на лодках из города Сензина [Саньсина] по реке Сунгари-Ула [Сунгари], но, узнав, что генерал проплыл по Амуру, остановился в деревне Мылки; отсюда он отправляет своих чиновников Тейхена, Башкана, Дилана и Сагена с товарищами для извещения генерал-губернатора о содержании указа богдохана, а сам по прибытии русских чиновников отправится осматривать пограничные места». На это было отвечено, что теперь война, и чиновники посланы не будут.

10 августа Н. Н. Муравьев со своим штабом пошел на шхуне «Восток» из Петровского в Аян, предполагая отправить ее оттуда немедленно к фрегату «Паллада», так чтобы до 20 августа «Восток» уже был у фрегата. Отправляясь в Аян, Николай Николаевич дал мне и командиру фрегата «Паллада», флигель-адъютанту И. С. Унковскому, приказания, сущность которых заключалась в следующем:

«Николаевский пост должен быть главным нашим здесь пунктом, а потому из Петровского перевезти в этот пункт все запасы, материалы и часть команды. Пароход «Аргунь» и шхуна «Восток» должны находиться в распоряжении командира фрегата «Паллада» Унковского для содействия во время проводки этого фрегата сахалинским и северным фарватерами в реку Амур. При размещении команды «Паллады» на зимовку в Николаевском приступить к исправлению фрегата и к заготовке леса для постройки предполагаемых батарей на мысах Куегда, Мео и Чнаррах. Если в продолжение настоящей навигации нельзя будет перевезти с мыса Лазарева в Николаевское артиллерию, снаряды, порох и имущество с фрегата «Паллада», то с открытием навигации 1855 года надо немедленно и прежде всего приступить к этому, а также и к постройке батарей на упомянутых выше мысах. При вводе фрегата в Амур командира фрегата «Унковского с некоторыми офицерами отправить в Аян, а старшего после него по чину капитан-лейтенанта И. И. Бутакова при надлежащем числе офицеров оставить в Николаевском, в Амурской экспедиции, для заведования фрегатом и командой. Как офицерам, так и команде фрегата производить морское довольствие по штату экспедиции. И наконец, конным казакам содержать зимой сообщение между Мариинским и Николаевским постами».

Унковскому предписывалось: после полной разгрузки фрегата, не упуская удобного времени – полных сизигийных августовских вод, – постараться ввести фрегат «Паллада» по сахалинскому и северному фарватерам в Амур. В случае если бы по каким-либо причинам он не успел осенью ввести его в реку, то оставить его на зимовку в лимане, оградив сваями, и с открытием навигации 1855 года немедленно ввести фрегат в Амур.

Сражение в Петропавловске 24 августа 1854 г.

Рисунок середины XIX в.

22 августа я получил в Петровском уведомление, что машина парохода «Аргунь» испортилась и что фрегат «Паллада», как по этому случаю, так и по весьма неблагоприятным обстоятельствам, не вступил еще на сахалинский фарватер. Итак, надежда провести фрегат через бар северного фарватера, пользуясь августовскими сизигийными водами (то есть до равноденствия), рушилась; оставалось, следовательно, провести его через этот бар в сизигийную полную воду в начале сентября; но для успеха предприятия было необходимо, чтобы при нем непременно была шхуна «Восток» и чтобы фрегат до наступления свежих равноденственных ветров достиг северного лиманского рейда. Здесь он только и мог надежно отстаиваться в ожидании благоприятных обстоятельств. Стоянка на сахалинском фарватере, особенно в северной части его, при дующих здесь обыкновенно в равноденствие крепких, почти штормовых, северных ветрах и при сильных течениях и сулоях в сужениях между банками, была бы весьма опасна.

Прождав в Петровском до 26 августа возвращения из Аяна шхуны «Восток» и видя, что все ожидания тщетны, я с женой и малюткой, на катере и вельботе, со всем нашим имуществом отправился по заливу и лиману в Николаевское. Д. И. Орлову в Петровском было приказано: «По прибытии на Петровский рейд шхуны «Восток» немедленно отправить ее в сахалинский канал, к фрегату «Паллада». Ожидаемые на компанейских судах из Аяна товары и запасы выгружать и отправлять в Николаевский пост».

28 августа на пути нашего следования из Петровского в Николаевское, в лимане у мыса Пуир, внезапно засвежевшим, почти штормовым северным ветром катер со всеми нами выбросило на берег, так что мы двое суток должны были провести в гилякской юрте в селении Пуир, и только к вечеру 1 сентября добрались до Николаевского. К этому времени пароход «Аргунь» успел исправить свои повреждения в машине, а потому утром 2 сентября я и отправился на нем к фрегату «Паллада». К вечеру 4 сентября мы подошли к фрегату, который в это время, несмотря на всевозможные неблагоприятные обстоятельства, одними своими средствами, без всякой паровой помощи, успел пройти самую трудную и опасную часть сахалинского фарватера,[166]166
  Эта часть сахалинского фарватера, именно та, у которой течение из реки встречается с течениями из Татарского пролива и Охотского моря и намывает банки; фарватер извивается между ними.


[Закрыть] так что до бара северного фарватера оставалось ему не более 35 миль (65 км), то есть пространство, которое, при сколько-нибудь благоприятных обстоятельствах, он мог бы пройти в один и много два дня, а на северном рейде у бара ожидать сизигийной полной воды. Этот бар имел длины всего около мили (1,4 км); за ним шел северный прибрежный фарватер, на котором глубина при малой воде оказалась от 3¹/₂ до 5 сажен (6,4–9 м), а в реке от мыса Тебах до Николаевского поста – от 6 до 15 сажен (11–27 м).