Текст книги "Илион. Город и страна троянцев. Том 2"

Рис. 965–967. Три бронзовых ножа, два из которых имеют весьма замечательную форму. Рис. 965. Натуральная величина, найден на глубине 24 фута. Рис. 966. Натуральная величина. Найден на глубине 24 фута. Рис. 967. 2:3 натуральной величины. Найден на глубине 23 фута

На рис. 968 – еще одно бронзовое копье; на его нижнем конце можно видеть отверстия для гвоздиков, с помощью которых оно прикреплялось к древку. Оно было подобрано рядом с двумя целыми скелетами мужчин, которые я нашел в комнате дома к востоку от плато башни, непосредственно к северу от девяти кувшинов (см. план Трои I, место, помеченное как e s), и которые, видимо, являются скелетами воинов, поскольку на головах у них были шлемы. Один из черепов был сломан, другой не пострадал; однако второй по пути в Лондон тоже сломался. Профессор Вирхов, который любезно собрал оба черепа и сделал превосходные их рисунки для иллюстраций (рис. 969–972 и 973–976), прислал мне следующую интересную заметку:

«РАЗМЕРЫ ДВУХ ЧЕРЕПОВ

(в миллиметрах)

Из этого можно вывести следующие индексы:

Рис. 968. Бронзовое копье троянского воина, найденное рядом с его скелетом. (Половина натуральной величины. Найдено на глубине 23 фута)

Череп с рис. 969–972, очевидно, принадлежит мужчине; судя по хорошей сохранности коронок зубов, это был молодой мужчина, у которого, однако, было время сильно износить края резцов. Лоб широкий; надпереносье умеренно вдавленное. Вертикальная дуга (кривизна макушки головы) длинная и хорошей формы с резким наклоном затылка, который в остальном закруглен; лямбдовидный шов зубчатый. Надбровные дуги сильно развиты; верхнечелюстные кости вполне ортогнатические; подбородок выступающий, широкий и угловатый. Середина нижней челюсти над подбородком вогнутая; верхние альвеолы посажены очень низко. Верхняя часть носа узкая, спинка сильно развита. Лицо довольно грубое и узкое, с глубокими собачьими ямками.

Рис. 969–972. Выполненный профессором Вирховом геометрический рисунок черепа одного из двух воинов, найденных со шлемами на головах и наконечником копья в комнате дома сожженного города. (Найден на глубине около 26 футов.) Отсутствующие фрагменты, заполненные гипсом, показаны косыми линиями

Череп с рис. 973–976, возможно, принадлежит молодому мужчине, хотя выглядит он очень изящным. Надбровные дуги тонкие; лобовые и теменные выпуклости ясно выражены, но не сильно выдающиеся; зубы лишь незначительно сношены. Он отличается непрерывным лобным швом и достаточно сильно развитым прогнатизмом. Хотя почти все темя и правую сторону пришлось искусственно восстанавливать, вследствие чего возникает достаточная неуверенность в измерениях, однако основные результаты можно считать правдоподобными. В общем и целом череп узкий и высокий; его наибольшая высота – в два пальца за венечным швом. Из-за реставрации он, возможно, расширяется более, чем это необходимо, назад и вниз. В Norma temporalis[160*]160*
  Проекция очертаний черепа в профиль, вид черепа сбоку.


[Закрыть] он представляется высоким и длинным. Лицо умеренно высокое; менее грубое, чем у предшествующего, но не красивое. Рот кажется широким, его задняя часть в особенности слегка уплощена в начале. Глазные орбиты низкие, собачьи ямки глубокие; резцы большие; альвеолярный апофиз верхней челюсти выдается вбок. Нижняя челюсть мощная; подбородок широкий и выдающийся; альвеолярная часть нижней челюсти в целом слегка наклонена вперед; отростки высокие; низкий корональный апофиз.

Рис. 973–976. Выполненная профессором Вирховом геометрическая прорисовка черепа второго из двух воинов, найденных со шлемами на головах и наконечником копья в комнате дома в сожженном городе (на глубине около 26 футов). Отсутствующие фрагменты, заполненные гипсом, показаны косыми линиями

В то время как два мужских черепа имеют много сходства друг с другом, они существенно отличаются от женского черепа (рис. 147). Он брахицефальный (индекс 82,5), в то время как два других можно отчетливо определить как долихоцефальные, с индексом 68,6 у первого и 73,8 у второго. Возможно, их узость была отчасти вызвана давлением массы земли, которая лежала на них, и следует взять несколько более высокие показатели; однако это не влияет на контраст между черепами. Только в отношении своего прогнатизма череп с рис. 973–976 приближается к женскому черепу с рис. 147, в то время как череп с рис. 969–972 с его сильно выраженным ортогнатизмом контрастирует с обоими.

Вопрос, принадлежат ли все эти три черепа одному и тому же народу, трудно решить из-за таких серьезных различий. Если прогнатизм считать этнологическим критерием, тогда следует прийти к выводу, что мужской череп с рис. 969–972 должен принадлежать представителю народа, отличного от первых двух. С другой стороны, очевидно, что форма черепа говорит скорее о связи между двумя мужскими черепами, чем между ними и женским черепом. Правда, что женский пол более склонен к прогнатизму и во многих случаях у женщин свод черепа бывает короче и шире мужского; однако тем не менее разница в черепном индексе (82,5 – 73,8 = 8,7) настолько значительна, что ее нельзя отнести только за счет разницы пола. Таким образом, мы, естественно, задаемся вопросом, не лежат ли перед нами останки смешанной расы. В этом отношении нельзя оставить без внимания тот факт, что все три черепа ясным образом дают нам пример внешнего вида костей расы, стоящей на продвинутой стадии цивилизации. Ничего дикого, ничего массивного нет в формации костей, нельзя заметить и особенно сильного развития апофизов мускулов и сухожилий. Все останки выглядят гладкими, тонкими, почти изящными. Правда, что все три черепа принадлежат молодым людям или, по крайней мере, лицам не слишком преклонного возраста, и многие выступы, возможно, должны были развиться сильнее, если бы эти люди стали старше. Однако у диких рас кости рано получают значительную толщину и грубость, и, таким образом, совершенно естественно предполагать, что древние обладатели этих голов принадлежали к оседлому народу, который был знаком с мирными искусствами и который благодаря обмену с отдаленными племенами был более склонен к тому, чтобы приобрести смешанную кровь.

Конечно, я могу предложить эти замечания лишь со всевозможными оговорками, поскольку у всех этих трех черепов разложение достигло такой степени, что воссоединение фрагментов, в особенности лица, никоим образом не исключает возможности произвольной реконструкции. Каждый из двух мужских черепов был под моим руководством разобран на части и вновь сложен шесть или семь раз; тем не менее я не могу сказать, что удовлетворен результатом. Однако, по крайней мере, я завершил свои попытки реставрации, поскольку, ибо значительные части отсутствуют, нельзя исключить некоторый произвол со стороны реставратора; кроме того, по меньшей мере в основных моментах нельзя считать, что новая реставрация даст существенно иной результат. Долихоцефальность мужских и брахицефальность женского черепа, конечно, никуда не исчезнет, так же как и ортогнатизм одного и прогнатизм двух других черепов.

Весьма велико искушение высказать дальнейшие предположения относительно происхождения этих отдельных лиц и их социального положения. Думаю, что этому искушению я должен воспротивиться, поскольку наше фактическое знание краниологии древних народов еще весьма незначительно. Если бы было справедливым то, что, как предполагают некоторые авторы, древние фракийцы, как и современные албанцы, были брахицефалами, то мы могли бы, возможно, связать с ними людей, представленных брахицефальным черепом с Гиссарлыка. С другой стороны, долихоцефальность семитов и египтян позволила бы нам приписать столь отдаленное происхождение и нашим долихоцефальным черепам с Гиссарлыка. Однако если помимо черепного индекса мы примем во внимание всю формацию головы и лица долихоцефальных черепов, то гипотеза о том, что эти люди принадлежали к арийской расе, представляется весьма вероятной. Поэтому я полагаю, что естествоиспытатель должен остановиться перед лицом этих проблем и оставить дальнейшие исследования археологу».

Череп с рис. 977 и 978, который был найден в третьем, сожженном городе в кувшине вместе с пеплом животной материи, принадлежит, как сообщил мне профессор Вирхов, женщине, возможно «молодой девушке. Его тип очень характерно женский: кости тонкие, форма очень изящная. В соответствии с очевидно долихоцефальным индексом 71,3 (наибольшая длина 188, наибольшая ширина 134 миллиметра) Norma verticalis[161*]161*
  Проекция черепа, вид сверху.


[Закрыть] длинная и овальная; Norma temporalis вытянутая, с длинным и несколько уплощенным изгибом макушки. Ушная высота – 111 миллиметров; согласно этому, ушной индекс доходит до 57, очень низкая цифра. Точно так же угол соединения лямбдовидного и стреловидного швов низкий и очень тупой; лоб низкий, отчетливо и резко отклоняющийся от изгиба макушки; углы глазных впадин достаточно гладкие. Лобный шов непрерывный. По сравнению с другими черепами мы находим в нем большой контраст с женским черепом с рис. 147, который отчетливо брахицефален; но, с другой стороны, он близок к двум мужским черепам, в особенности с рис. 969–972. Таким образом, нельзя возражать против объединения этих трех черепов в одну группу. В связи с этим существенно то, что этот новый череп, так же как и череп с рис. 973–976, имеет открытый лобный шов.

Рис. 977, 978. Череп, найденный в кувшине вместе с пеплом животного происхождения, возможно человеческим, на глубине 23 фута

Рассматривая этот череп, я могу только повторить то, что я уже сказал о первых черепах, а именно то, что кости создают впечатление об изящном, цивилизованном, оседлом народе. Если этот народ был по преимуществу долихоцефальным, тогда мы должны выбирать между арийской, семитской и, возможно, хамитской расами. Определенного решения на данный момент достичь с чисто антропологической точки зрения пока невозможно, однако я могу сказать, что этот последний череп едва ли можно отличить от большинства древних греческих черепов».

Профессор Вирхов также любезно послал мне следующую заметку относительно скелета зародыша, который был обнаружен в вазе в третьем, или сожженном, городе:

«Этот скелет весьма дефективен, поскольку сохранилось лишь несколько фрагментов головы, груди, таза, рук и ног. С другой стороны, верхние и нижние конечности до кистей и стоп достаточно полные. Кости дают следующие размеры:

Таким образом, это мог быть зародыш от 6 до 7 месяцев».

К несчастью, оба шлема, которые были на этих черепах, были так сильно разрушены хлоридом меди, что их можно было извлечь только небольшими фрагментами, которые подверглись слишком сильной коррозии и слишком хрупки, чтобы их можно было собрать.

Однако верхние части обоих шлемов достаточно хорошо сохранились; и эти части образуют шишак шлема (φάλος), в который вставлялся плюмаж из конского волоса (λόφος ἵππουπις), столь часто упоминаемый в «Илиаде»[162]162
  Il. III. 362; IV. 459; VI. 9; XIII. 132; XVI. 216.
  Г-н Филип Смит пишет в своем примечании на с. 281 книги Troy and its Remains:
  «Мало какие совпадения поражают нас более, чем сравнение этих плюмажей шлемов с частыми упоминаниями их у Гомера, особенно там, где «шеломом сверкающий Гектор» (κορυθαίολος Έκτωρ) снимает шлем, который напугал ребенка:
Яркою медью испуган и гребнем косматовласатым,Видя ужасно его закачавшимся сверху шелома.  (Il. VI. 469 и след.)
  Таких шлемов с плюмажем не было найдено среди памятников «доисторических» варварских рас. Скелеты со шлемами и копьями рядом с ними служат поразительным доказательством того, что город был взят штурмом. У Гомера троянцы под командой «шлемоблещущего Гектора» – «копейщики, бурные в битве» (μεμαότες έγχείησιν. Il. II. 816–818)».


[Закрыть]. В обоих случаях шишак состоит из двух частей, таких, какие мы видели на рис. 795–798, так, как я собрал их на рис. 979. Читатель увидит в нижней части круглую «шишку»; это головка медного гвоздя, который проходит через все изделие; кончик гвоздя на другом конце просто загнут. Относительно места, в которое вставлялся и где закреплялся плюмаж, не может быть никаких сомнений, поскольку отверстие в верхней части шишака не могло служить никакой другой цели[163]163
  Похожее устройство также видно на шлеме воина на рельефе микенской золотой пуговицы и золотом кольце. См.: Schliemann H. Mycenae. P. 174, № 254; P. 223, № 335.


[Закрыть]. Рядом со шлемом я обнаружил медное кольцо с рис. 980, рядом с другим – фрагмент подобного кольца. Я не могу сказать, как эти кольца могли быть связаны со шлемами.

Рис. 979. (а) Верхняя и (b) нижняя части шишака троянского шлема (φάλος), сложенные вместе. (с) Небольшая деталь шлема осталась прикрепленной к нижней части шишака. На противоположной стороне можно видеть выступающий гвоздь, прикрепленный спереди к части b. (Примерно половина натуральной величины. Найдены на глубине около 23 футов)

Рис. 980. Большое медное кольцо, обнаруженное рядом с шишаком от шлема. (Примерно половина натуральной величины. Найдено на глубине около 23 футов)

На рис. 981 я воспроизвожу шесть примитивных бронзовых брошей, из которых только у двух шаровидные головки; у остальных они плоские. Они все были воткнуты в пустотелую кость и скреплены вместе цементирующим воздействием окиси или карбоната. Это единственный пример брошей с плоскими головками в сожженном городе.

Рис. 981. Шесть бронзовых брошей, воткнутых в пустотелую кость и скрепленных вместе окисью или карбонатом меди. (2:3 натуральной величины. Найдены на глубине 26 футов)

На рис. 982 предмет из бронзы, по форме похожий на маленькую монетку. На передней стороне он слегка вогнутый, и на нем в очень низком рельефе изображена фигурка, в которой – с помощью того, что мы увидели в фигурках на пряслицах с рис. 1826, 1883, 1971, 1994, – мы можем узнать человека с поднятыми руками. На противоположной стороне этот предмет полностью плоский; здесь мы видим только одну точку. Я полагаю, что, несмотря на все его сходство с монетой, этот предмет не может быть таковой, потому что больше ничего подобного ему никогда не было найдено ни в одном из доисторических городов Гиссарлыка. Кроме того, чеканная монета все еще была неизвестна даже во времена Гомера.

Рис. 982. Бронзовый предмет в форме монеты. (Натуральная величина. Найден на глубине 23 фута)

На рис. 983 – весьма любопытный предмет из совершенно белого материала со следами синего цвета снаружи. На нем девять полукруглых выступов, геометрический орнамент и на одном конце одно, на другом – два отверстия, с помощью которых он был закреплен на другом предмете. Я, таким образом, полагаю, что он служил украшением деревянного ларца. На изломе он выглядит как гипс и гораздо мягче и легче египетского фарфора. Поскольку ничего похожего на такую пасту я никогда не находил и также из-за его синего цвета, который нигде не встречается в других местах в Гиссарлыке, я считаю, что это зарубежный импорт.

Рис. 983. Любопытный предмет из белого материала с тремя отверстиями. (3:4 натуральной величины. Найден на глубине от 26 до 33 футов)

На рис. 984 – плоский чечевицеобразный камень-сердолик, обнаруженный в царском доме; его единственным украшением служит прочерченная линия, которая идет вокруг него. Точно такой же сердолик, найденный в гробнице в Камире на Родосе, находится в Британском музее.

Рис. 984. Плоский сердолик в форме чечевицы. (3:4 натуральной величины. Найден на глубине 28 футов)

Я не могу закончить эту главу о третьем, сожженном городе без того, чтобы еще раз не рассмотреть вопрос, действительно ли этот красивый маленький город с его кирпичными стенами, которые едва ли могли вмещать более 3 тысяч жителей, мог быть идентичен пользующемуся бессмертной славою гомеровскому Илиону, который в течение десяти долгих лет противостоял героическим усилиям соединенной греческой армии из 110 тысяч человек и который, наконец, мог быть захвачен только хитростью.

Во-первых, что касается размера всех доисторических городов, я повторяю, что они все были очень малы. Фактически мы едва ли можем преуменьшить наши представления о размерах этих первобытных городов.

Так, согласно аттической традиции, Афины были построены пеласгами и ограничивались небольшой скалой Акрополя, чье плато имеет овальную форму длиной 900 футов и шириной 400 футов в самой широкой части; однако он был еще меньше, пока Кимон не расширил его, построив стену на восточном склоне холма и разровняв холм с помощью щебня[164]164
  «Вокруг акрополя, кроме той части, которую выстроил Кимон, сын Мильтиада, всю остальную стену, как говорят, возвели пеласги, жившие некогда у подножия акрополя. Говорят, [ее выстроили] Аргола и Гиперион. Когда я разузнавал, кто такие они были, я ничего другого не мог узнать, кроме того, что вначале они были сикелами, а потом переселились в Акарнанию»
(Павсаний. I. 28. § 3).

[Закрыть]. Ионийцы, захватив город, вынудили пеласгов поселиться на южном подножии Акрополя. Согласно Фукидиду, Афины расширились только после слияния трех аттических демов (синойкизм), которое осуществил Тесей[165]165
  «До реформы Фесея в черту города входил лишь акрополь и примыкающая к нему (главным образом с юга) часть нынешнего города»
(Фукидид. II. 15).

[Закрыть]. Точно так же Афины (Ἀθὴναι), Фивы (Θηβαι), Микены (Μυκηναι) и все остальные города, названия которых стоят во множественном числе, возможно, первоначально ограничивались своей крепостью, которую и назвали «полисом», и их названия были в единственном числе; но когда города расширились, они получили имя во множественном числе, цитадель назвали Акрополем, а полисом – нижний город. Самым ярким доказательством этого является название долины Полис на Итаке, где, как я показал выше[166]166
  См.: Кн. 1. Введение, с. 90.


[Закрыть], оно происходит не от настоящего города, или акрополя, – поскольку мои раскопки здесь доказали, что эта единственная плодородная долина на острове никогда не могла быть местом, где располагался город, – но от природной скалы, которой никогда не касалась рука человека. Однако поскольку эта скала имела, как можно видеть снизу, в точности вид городской цитадели, то именно поэтому она теперь называется castron и, несомненно, в древние времена именовалась Polis, и это название было перенесено на долину.

Древний полис, или асти (αστυ), был обычно резиденцией городского главы или царя с его семьей и домочадцами, а также наиболее богатых классов людей; здесь располагалась агора и храмы, и он был общим убежищем во времена опасности. Следы этого можно увидеть в расширенном смысле итальянского castello, которым обозначается город, и англосаксонского burh; также, как указывает мне профессор Вирхов, в славянскомgard = hortus («городская стена»). «Что же, – говорит г-н Гладстон, – должны мы сказать, если мы узнаем, что, когда сам Рим был еще в колыбели, римляне, возможно, стояли лицом к лицу с сабинянами на холме Капитолий?»[167]167
  Gladstone W.E. Homeric Synchronism. P. 39.


[Закрыть] Итак, небольшие размеры третьего, сожженного города не могут помешать нам отождествить его с гомеровской Троей, поскольку Гомер – не историк, а эпический поэт. Кроме того, он описывает не современные ему события, а то, что случилось, возможно, за 600 или 700 лет до его времени и что он знает просто по слухам:

 
Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим[168]168
  Il. II. 486.


[Закрыть].
 

«Если, – как замечает профессор Сэйс[169]169
  Contemporary Review. December 1878.


[Закрыть], – греческие воины никогда не сражались в долине Трои, то мы можем быть вполне уверенными в том, что поэмы Гомера не отправили бы Ахилла и Агамемнона именно под стены Илиона». В основе великих национальных героических поэм всегда лежат великие и решающие судьбу народов битвы и определенные области, которые славились этими битвами. Вся греческая древность и во главе ее величайший из всех историков, Фукидид, никогда не сомневался в реальности этих битв у входа в Геллеспонт. «Захват Трои, – пишет месье Ленорман[170]170
  Lenormant F. Op. cit. P. 35, 36.


[Закрыть], – это одно из пяти или шести первых воспоминаний греков, и оно, как представляется, основывается на подлинных фактах – и, несмотря на пышный мифологический покров, в котором оно нам предстает, проливает на темную ночь героической эпохи свет, показывая последовательные фазы растущей цивилизации. Таково основание королевства Аргос древней пеласгской династией Инаха; ее замена новой династией Даная; власть монархии Пелопидов; и в другой части Греции – финикийская колонизация Фив. Греки всегда считали эти события вехами главных и решающих эпох в своих первобытных хрониках и доисторических традициях. Относительно Троянской войны мы видим в традиции поразительное единодушие, и это единодушие слишком очевидно, чтобы не быть основанным на положительном факте. Меня особенно поражает то постоянство, с которым среди бесконечного разнообразия героических легенд греков всегда соблюдается один и тот же промежуток времени между захватом Трои и дорийским вторжением, которое располагали примерно на сто лет позднее, и оно открывало историческую эпоху».

В «Каталоге кораблей»[171]171
Всех, населяющий град Гипофивы, прекрасный устройством.  (Il. II. 505)


[Закрыть] поэт упоминает «нижние Фивы» (Ὑποθηβαι), поскольку верхний город – Кадмея – был уничтожен эпигонами и еще не отстроен заново. Его упоминание о нижнем городе, таким образом, только служит подтверждением еще одной древней традиции.

Г-н Гладстон пишет[172]172
  Gladstone W.E. Op. cit. P. 20.


[Закрыть]: «Что касается вопроса о том, какой свет открытия Шлимана проливают на вопрос, была ли Троя реальным или только мифическим городом, то трудно предположить, что теория мифа, которая всегда была прискорбным образом лишена существенного основания, могла бы надолго пережить достигнутые им результаты. На той самой долине, где поэт поместил действие «Илиады», и на том самом месте, обозначенном древнейшими традициями, которые в течение множества веков никогда не ставились под сомнение и, свидетельствуя о самом простом и ясном факте, как предполагалось, имели высокий авторитет; на глубине от 23 до 33 футов, с руинами еще более древнего города под ним и тремя более недавними следовавшими друг за другом городами над ним, был обнаружен слой руин обитаемого города, который, очевидно, был разрушен в страшном пожаре».

Как мы уже видели на предшествующих страницах, третий город на Гиссарлыке полностью согласуется с гомеровскими указаниями на него как на место, где располагалась Троя; и тот факт, что в Троаде нет никакого другого места, которое могло бы соперничать с ним, убедительно доказывает его подлинность; к тому же третий город был, как и гомеровский Илион, разрушен рукой врага в страшной катастрофе, которая поразила его так внезапно, что жителям пришлось даже бросить значительную часть своих сокровищ. В этом отношении третий город также согласуется с описанием Гомера, поскольку поэт говорит:

 
Прежде Приамов сей град племена ясновещие смертных
Все нарицали счастливым, богатым и златом и медью:
Скрылося все, что в домах драгоценного, пышного было![173]173
  Il. XVIII. 288–290.


[Закрыть]
 

Итак, несмотря на истощение от длительной осады, третий город на Гиссарлыке был все еще достаточно богат, чтобы я мог найти в нем десять кладов, что служит дополнительным доказательством его тождества с Илионом Гомера.

Учитывая богатство и могущество Илиона, было вполне естественно, что внезапная катастрофа, из-за которой богатая и славная столица троянского царства погибла, должна была произвести очень глубокое впечатление на умы людей, как в Малой Азии, так и в Греции, и что о ней немедленно стали петь поэты. Однако при том, что, как говорит г-н Гладстон, приводилось достаточно признаков расположения самого города и долины Трои, чтобы в общем и целом отождествить место действия, поэты передавали детали приблизительно и произвольно. Они говорили о долине, не предполагая подробного знакомства с нею, широко, но приблизительно набрасывая своим слушателям картину, совсем не как те, кто рисует сцену действия в том месте, с которым он уже лично знаком и которое составляет самую знаменитую часть страны, где он проживает. Руины сожженного Илиона были полностью погребены под пеплом и щебнем, и у людей не было археологических наклонностей для исследования этого вопроса; поэтому решили, что разрушенный город полностью исчез. Таким образом, воображению поэтов была дана полная воля; в их песнях небольшой Илион вырос в той же пропорции, что и мощь греческого флота, сила осаждавшей армии и великие дела героев; в войне заставили принять участие богов, и вокруг преувеличенных фактов возникли бесчисленные легенды.

Хотел бы я доказать, что Гомер видел Троянскую войну своими глазами! Увы, сделать этого я не могу! В его время мечи были уже во всеобщем употреблении, было известно железо, о котором не имели никакого понятия в Трое. Кроме того, цивилизация, которую он описывает, на целые века позже той, что я обнаружил в ходе раскопок. Гомер дает нам легенду о трагической судьбе Илиона в таком виде, в котором она была передана ему его предшественниками-поэтами, которые одевали традиционные факты о войне и разрушении Трои в одежды своего времени. Не стану я утверждать и что он знал Троаду и Трою как местный житель; но он определенно не был лишен личного знакомства с местностью, поскольку его описание Троады вообще и Троянской долины в частности слишком правдиво, чтобы мы могли поверить, что он извлек все эти детали из древнего мифа. Если, как кажется вероятным, он посетил долину в IX веке до н. э.[174]174
  Профессор Сэйс заметил мне, что, согласно Эвфориону и Феопомпу, Гомер был современником лидийского царя Гигеса.


[Закрыть], то, возможно, он нашел эолийский Илион, который давно уже стоял на этом месте, со своим акрополем на Гиссарлыке и нижним городом на месте Нового Илиона. Таким образом, было вполне естественно, что он должен был описать Трою Приама как большой город с акрополем под названием Пергам, тем более что в его время в каждом большом городе был свой акрополь. Мои раскопки свели гомеровский Илион к его реальным пропорциям.

Я никогда не ставил под сомнение единство гомеровских поэм и всегда твердо верил в то, что и «Одиссея», и «Илиада» написаны одним автором, за исключением, возможно – отчасти или полностью, – XXIV песни в каждой поэме, из-за тех противоречий с предшествующим текстом, которые они содержат. Кроме того, говоря словами г-на Гладстона[175]175
  GladstoneW.E. Op. cit. P. 7.


[Закрыть], «если представить себе, сколько учености и остроумия было потрачено на сотни усилий (хотя при этом едва ли найдется двое критиков, согласных между собою, за исключением негативной или революционной части своей критики) разложить гомеровские поэмы на части, разбить на туманные осколки Солнце всей древней литературы» – то я думаю, что с моей стороны было бы бесполезно заниматься делом, в котором потерпели неудачу столь многие; и я оставляю содержание этих бессмертных эпических поэм в том виде, в котором они дошли до нас, – первые плоды благороднейшей литературы мира и источник поэтического вдохновения для всех последующих веков.