Текст книги "Мытарь"

Глава 7

Возвращаюсь из Хламба в черную реку тем же путем ― сначала поездом до вокзала, а там пешком. Вхожу в воду, плыву. Но прозрачная вода становится мутной, дымной рекой лишь на мгновение ― словно серый туман проносится, сделав воду темнее, а воздух непрогляднее. И опять звучит Голос:

«Снова не твой? Тогда, может быть, этот?»

Как только туман исчезает, вода снова становится прозрачно-голубой.

Впереди виднеется берег и пристань. Спустя несколько минут можно разглядеть, что причаленные там лодки, яхты и катера совсем другого класса и стоимости, чем те, которые видел в других мирах. Прямо передо мной стоит на якоре небольшая, но шикарная белая яхта, а с ее борта свешивается веревочная лесенка. Я уже устал плыть и хватаюсь за нижнюю перекладинку, чтобы перевести дыхание. Надеюсь, что в этом мире за подобные провинности не убивают.

С борта свешивается какой-то парень.

– Окунулись? ― радостно спрашивает он. ― Поднимайтесь! Открыть бутылочку шампанского?

Я даже не удивляюсь. Возможно, конечно, что парень просто обознался, но ― с другой стороны ― если в других мирах у меня появляется одежда и деньги, почему в этом у меня не может быть яхты?

– Давай! ― кричу я и поднимаюсь на борт.

– Честно говоря, я заранее открыл, уже выучил, что вы любите промочить горло после окунания, ― все так же радостно сообщает веселый, веснушчатый парень. Бокал шампанского стоит на круглом белом столике, а в руках молодого человека растянуто ждущее меня полотенце.

– Привет, ― отвечаю я, разглядывая парня. Веснушки, широкая улыбка и задранная на затылок фуражка делают его похожим на французского клоуна. Когда и где я видел клоуна, тем более французского, разумеется, неясно.

– Как тебя зовут? ― спрашиваю.

– Так же, как и с утра. ― Парень смотрит с удивлением, не переставая улыбаться. ― Рикки я! Забыли разве?

– Так это… моя яхта? ― отвечаю я вопросом на вопрос. Уточнить же надо.

– Вы случайно, когда в воду прыгали или потом, когда на борт взбирались, ни обо что не стукались? Головой, я имею в виду? ― счастливо лыбясь, спрашивает парень. ― Разумеется, ваша! Погодите, я метнусь за аптечкой…

– Не надо, ― останавливаю я.― Уже все в порядке. Наверное, солнце макушку нагрело, вот и несу чушь, ― говорю я и хочу взять шампанское.

– Если у вас тепловой удар, то лучше лягте в тень, а алкоголя как раз не надо пить ни в коем случае! Говорю, как работник яхт-клуба, ― все так же широко улыбаясь, сообщает Рикки.

– Ну а мне поможет, вот увидишь, ― отвечаю я улыбкой на улыбку.

Выпив шампанское, захожу в свою каюту. Там на плечиках висит одежда ― очевидно, тоже моя. Это странного вида штаны из крепкой синей парусины с каким-то медными нашлепками на карманах, такая же куртка и тонкая, черная майка-безрукавка. На ней красуется надпись большими красными буквами, но язык мне неизвестен. Рядом с вешалкой ― башмаки. Они мягкие и гибкие, словно сделаны из резины, но это не она. Башмаки белого цвета, а вот шнурки, почему-то, красные. Наверное, в магазине кончились белые. Я облачаюсь во все это, и мне очень удобно, но все равно как-то не по себе.

На столике лежит толстое портмоне. В нем какие-то прямоугольники не то из картона, не то из фанеры с цифрами, много денежных купюр и мои документы. Я с интересом рассматриваю свою физиономию, которая тоже наклеена на кусок очень гладкого картона.

Когда мы пришвартовываемся, я расплачиваюсь с Рикки, а он напоминает, что, когда я соберусь в следующее плаванье, достаточно кинуть сообщение или позвонить в яхт-клуб.

«Неужели у них тут даже к пристани протянут телефонный кабель?» ― думаю я.

Пожимаю руку и, сойдя по трапу, шагаю в город.

На пристани кипит жизнь: вальяжные господа, миловидные женщины, шумные дети… Кто-то купается, кто-то загорает, кто-то готовится к отплытию. Многие: и мужчины, и женщины, и дети тоже одеты в штаны или шорты из парусины, яркие майки с надписями или аляповатые рубашки. Почти у всех ― мягкие башмаки, подобные моим. И у многих такие же проблемы со шнурками.

На берегу, помимо прочих строений, располагается несколько кафешек. Я не голоден, но снова хочется пить. Как это славно, ― когда твое тело чего-нибудь хочет и ты можешь это исполнить!

Обслуживающий персонал пристани одет довольно строго: белые кители, рубашки с накладными моряцкими воротниками, отутюженные брюки, бескозырки, которые особенно мило смотрятся на головах длинноволосых девушек.

Так же одеты и сотрудники придорожного кафетерия, в который я захожу. Я заказываю стакан лимонада, кофе и мороженое.

Пока наслаждаюсь их вкусом, думаю о недавнем прошлом.

Почему же все-таки я оказался в том сарае? За что мне были те мучения, о которых даже вспоминать страшно? Кто был тот младенец, потянувшись к которому я оказался в черной реке? Поняв, что мои размышления ни к чему не приводят, я заставляю себя прекратить об этом думать. Даже о том, что мир, в который я попал, совершенно точно не мой. Да, не мой. А есть ли мой? И если есть, ― найду ли его? Не лучше ли остаться там, где будет просто хорошо? Здесь, например.

Впрочем, Голос говорил, что мой родной мир мог измениться. Вдруг он изменился настолько, что превратился в эту фантастическую страну?

И кто сказал, что малыш из моего миража ― не в этом мире? Впрочем, я все равно не представляю, как буду его искать.

Бросается в глаза, что через дорогу от кафетерия ― на другой стороне улицы, толчется с дюжину ребят. По большей части мальчишки и два-три парня постарше. У многих в руках какие-то предметы, а кто-то и вовсе обвешан блестящей бижутерией, как новогодняя елка. Они смотрят в нашу сторону, но другие посетители кафе не обращают на них внимания.

Я пытаюсь понять, почему они смотрят на нас выжидающе. Вдруг один из парней перебегает дорогу и движется к кафетерию, но его тут же останавливает охранник ― один из двух, стоящих у входа. Паренек начинает что-то объяснять, но тот даже слушать не хочет. До меня долетают обрывки слов пацана:

– Мне только передать… Там моя тетя…

Но смотрит он почему-то на меня. Потому, наверное, что я ― единственный из посетителей, кто наблюдает за этой сценой.

– Дома передашь, дома, ― говорит охранник, и пацан, понурив голову, возвращается на другую сторону улицы.

Когда допиваю кофе и расплачиваюсь, ко мне обращается второй охранник:

– Вас проводить до машины?

«Машины? ― мысленно удивляюсь я. ― Какой еще машины?»

И только тут замечаю, что внизу, под ступеньками кафетерия выстроились в ряд очень странные средства передвижения. Я когда-то слышал об автомобилях, но был уверен, что они похожи на кареты, просто без лошадей. Эти же вовсе не походили на кареты, скорее, на какие-то… нет, даже не знаю, с чем сравнить их обтекаемые корпуса. Здесь на пристани я видел лодки, похожие на эти авто.

– Наверное, у меня нет… машины, ― произношу я, наконец.

Охранники переглядываются и один из них с вежливой улыбкой замечает:

– В таком случае с удовольствием вызову вам такси. Куда поедете?

– В гостиницу.

– В какую именно?

– Да… в какую-нибудь. На ваш вкус.

– Вызови трансфер прямо из «Белых львов», ― говорит другой охранник, обращаясь к собрату. ― Вас устроит гостиница «Два белых льва»? Это лучшая в городе.

– Да, конечно, ― киваю я.

Парень достает из кармана плоскую черную коробочку, тычет в нее пальцем, а потом и говорит через нее с кем-то ― очевидно, вызывает такси.

Неужели это телефонный аппарат?! Вот эта маленькая черная плоская коробочка? Я, конечно, и ранее видел телефоны ― во всяком случае, один или два раза. Где и когда ― не знаю, но помню, что аппарат должен быть намного большим и с двумя рожками ― один для говорения, другой для слушанья. И, конечно, необходим провод.

Вскоре к нам стремительно подъезжает белая машина. Выходит водитель и открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья. Но как только я начинаю спускаться к машине, ко мне устремляется толпа подростков, стоявших на той стороне улицы.

– Дяденька, пожалуйста, купите у меня финики! Прекрасные финики! Самые лучшие… ― кричит один малец.

– Сувениры! Зуб подводного дракона! Кусочек ткани из платья самой Афродиты! ― вторит ему другой паренек.

– Билеты нужны? Куда угодно: театр, футбол, премьера фильма… Или на теплоход в кругосветку? ― бормочет мне прямо в ухо парень постарше и одетый строже, чем остальные. ― Специальная скидка ― только для вас.

Торговцы мне предлагают все, что можно выдумать ― от церковных свечей до проституток. Сам не понимаю, как я, наконец, выбираюсь из этого ада. Впрочем, не без потерь ― пару асбестовых фигурок дельфинов и два билета на какой-то концерт мне все-таки всучивают.

Чтобы больше разузнать о мире, в который я попал, пытаюсь разговорить водителя авто. Тот очень любезен, но как-то ненатурально, неискренне.

Вспоминаю Алия и девушку-экскурсовода, и приходит мысль.

– Уважаемый, а нет ли у вас какого-нибудь знакомого экскурсовода? Я впервые в этом городе и хотелось бы понять, что здесь и как; послушать об истории этих мест.

– К сожалению, господин, нам, под угрозой увольнения, запрещено предлагать чьи-либо услуги или что-нибудь продавать, ― отвечает водитель. ― Но уверен, на рецепции гостиницы вам обязательно дадут телефон самого лучшего гида, закрепленного за отелем.

Подъезжаем к гостинице. Я расплачиваюсь, оставив щедрые чаевые. Водитель держит дверцу автомобиля, пока я выхожу.

Белоснежная гостиница больше похожа на небольшой замок или усадьбу какого-нибудь графа. На постаментах, по бокам от лестницы ― статуи белых львов.

Девушки, работающие на рецепции, очень любезны. Они сразу же дают мне ключи от номера и карточку с телефоном экскурсовода.

– Могу позвонить ему из номера? ― спрашиваю я. ― Там есть телефон?

– Телефон там, конечно, есть, ― с готовностью отвечает девушка со светлыми, волнистыми волосами, ― но он только для внутреннего пользования. Может быть, лучше позвонить с сотового?

– С чего, простите?

– С сотового телефона, ― говорит девушка.

– Но у меня нет телефона. ― Я уже понимаю, что речь идет о такой же коробочке, которая была в руках у охранника.

Девушки очень удивленно переглядываются. Потом другая, у которой тоже волнистые волосы, но более темного цвета, говорит:

– В таком случае мы попросим нашего гида связаться с вами прямо отсюда, с рецепции. Вы будете у себя в номере?

– Да, схожу пообедаю и буду ждать звонка в номере, спасибо.

― Куда бы вы хотели отправиться в первую очередь? ― спрашивает экскурсовод лет тридцати. У него тоже волнистые волосы. Начинаю подозревать, что они тут все пользуются бигуди.

– Могу провести вас по историческому центру города, ― продолжает господин, пожимая мне руку. ― Там много достопримечательностей, несколько музеев… Могу…

– Знаете, ― говорю я, слегка наклонившись к нему, чтобы моей странной просьбы не слышали девушки на рецепции, ― я просто хочу ознакомиться со здешним… хм… устройством.

– Устройством чего? ― жизнерадостно реагирует экскурсовод, которого, как я понял, в этом мире принято называть гидом.

– Всего, ― еще тише отвечаю я. ― Могли бы мы пройтись по городу, заглянуть туда-сюда. Я буду спрашивать, а вы будете рассказывать.

Парень смотрит в глаза очень внимательно, будто я попросил о чем-то неприличном и он решает, стоит ли на это соглашаться.

– Видите ли, ― пытаюсь я объясниться, ― я прибыл из очень далекого… из далекой страны. Там все несколько иначе… Например, там у нас нет таких плоских телефонов, как у вас.

– Нет телефонов? ― Глаза гида округляются так, будто я сказал, что в моем мире все люди без почек и печени. ― Из какой же вы страны?

– Я… Из Стринора, ― отвечаю.

– Стринор? Странно, никогда не слышал о таком государстве. Это какая-нибудь маленькая страна в Горлии? Извините, что я вас расспрашиваю, ― спохватывается молодой человек. ― Просто мне, как гиду, очень интересны подобные факты.

– Да, в Горлии, ― лгу я.

– Наверное, вам религия запрещает пользоваться электроникой?

– Именно, религия.

– Понятно. Конечно, я согласен помочь в том, о чем вы просите, ― говорит гид, ― но поскольку эта работа не стандартная, я возьму полтора своего обычного тарифа. Согласны?

– Да, конечно, ― говорю я. В номере я посмотрел, сколько у меня купюр, сравнил количество денег с суммами, которые мне пришлось отдать за номер в гостинице, такси и обед в ресторане, и понял, что я чертовски богат.

Гида зовут Маринг. Он одет примерно так же, как и я, разве что вместо безрукавки на нем яркий, полосатый джемпер. Маринг полноват, что ему даже идет ― его округлое улыбчивое лицо наверняка поднимает клиентам настроение.

– Главной достопримечательностью Хаппера, конечно, являются наши магазины и торговые центры. Здесь можно купить все или почти все, ― начинает рассказ Маринг.

– Интересно, ― говорю я, чтобы что-нибудь сказать.

До ближайшего торгового центра мы доезжаем на автомобиле гида. Центр просто огромен, на каждом шагу различные объявления, рекламирующие продукты, одежду и какие-то странные предметы, назначение которых я не знаю. Но выглядят они пугающе: у некоторых длинные хоботы, у других по большим гладким поверхностям бежит какое-то изображение. Мы заходим в один из магазинов с товарами подобного рода. Я спрашиваю Маринга про огромные стоячие сундуки белого и металлического цвета. Он объясняет, что они созданы для охлаждения продуктов.

– Все это, ― радостно заявляет Маринг, окидывая рукой расставленные товары, ― можно приобрести, понимаете! Разве это не счастье?

Я оставляю без внимания это странное замечание, и мы идем по другим магазинам большого торгового здания.

– Долгое время, ― говорит Маринг, ― человечество жило очень бедно. Не было ни холодильников для хранения еды, ни телевизоров и компьютеров ― для отдыха, развлечения и работы. Не было дешевой ткани, недорогой посуды, такого ассортимента продуктов, который доступен теперь буквально каждому. Подумать только, ― распаляется мой гид, ― что еще каких-то сто лет назад люди выкапывали специальные погреба, чтобы у них не гнила еда. И все равно она сгнивала, если разные там помидоры и свиные ляжки не засолить или не замариновать. Из всех развлечений в те времена было ― раз в месяц сходить на какое-нибудь театральное представление или посетить приезжий цирк. И то это мог себе позволить далеко не каждый! Чем еще занимались люди по вечерам? Играли в шашки, музицировали на пианино, шили, вязали, читали или, если в кармане завалялся лишний медяк, шли в пивную. Разве это жизнь?!

– А чем же сейчас занимаются люди по вечерам? ― интересуюсь я.

– Как чем? ― Глаза Маринга готовы выскочить из орбит от удивления. ― Да вы откуда приехали, в самом деле? Слушайте, ― гид резко снижает громкость и теперь смотрит на меня с подозрением, ― а вы, случайно, не сбежали из Немослоба?

– Нет, ― успокаиваю экскурсовода, ― я ниоткуда не сбежал. Я приплыл сюда на собственной белой яхте.

Ответ его устраивает. Наверное, до моего следующего глупого вопроса. Маринг продолжает вдохновенно расписывать мир, в котором живет. Я не все понимаю, из сказанного, но, по словам Маринга, выходит, что теперь местным жителям нет необходимости идти в синематограф, кинофильму можно посмотреть прямо из дома. Какие-то иные приборы позволяют жителям Хаппера знакомиться с другими людьми на расстоянии, играть в настольные игры и слушать музыку, опять-таки не выходя из дома. Не нужна библиотека, чтобы прочитать интересующую тебя книгу. И еще много чего.

– Хорошо, ― соглашаюсь я. Мы заходим в ближайший кафетерий и заказываем кофе. Этот напиток, как я заметил, здесь тоже варят в каких-то автоматах и получается довольно вкусно. Беру себе и выпечку. ― Но ведь те люди, которые покупают все эти удобства, должны находить на это деньги?

– Разумеется, ― улыбается Маринг, помешивая сахар в чашечке. ― Они тоже должны что-то продавать ― какие-то другие товары или услуги.

– Прекрасно, ― опять соглашаюсь я. ― Вот вы, например, продаете мне свою услугу по сопровождению, правильно?

Он кивает.

– И вы можете позволить себе купить любой предмет, который мы сегодня видели в магазинах? Даже такой большой белый гроб для хранения продуктов?

– Новый холодильник, конечно, могу, ― отвечает Маринг, делает глоток и задумчиво опускает чашку на блюдце. ― Но для того, чтобы купить некоторые вещи, мне придется работать несколько месяцев. А если мы заговорим о новой машине…

– Но вы спокойно обходитесь без этих дорогих предметов и новой машины, так? ― перебиваю я.

– Вовсе нет, ― почему-то обижается Маринг. ― Новая тачка была бы нелишней. И я буду работать, чтобы скорее купить ее. ― Лицо гида принимает мечтательное выражение.

– Хорошо, развлечения ― понятно, товары ― тоже. А пытаетесь ли вы как-то познать себя, раскрыть тайны Божьего плана?

– В Хаппере, конечно, существуют и религии, и секты различные, ― морщится Маринг. ― Но я думаю, они тоже просто зарабатывают деньги. Просто кто-то продает холодильники, а кто-то ― спасение души.

А в тайнах мироустройства копаются ученые. В результате, они совершают очередное открытие, которое позволяет наладить выпуск нового товара. Кто-то открыл микроволны ― в продаже появились СВЧ-печи, кто-то раскопал… как его… ядерный синтез, теперь заводы штампуют ядерные бомбы для государств, которые хотят купить такое оружие.

– Да что же у вас, в самом деле, есть что-то, кроме товарооборота?

– Если задуматься, ― серьезно заявляет Маринг, ― все что происходит на свете, так или иначе связано с куплей-продажей. Это доказал еще великий Симс.

– Перестаньте, ― возражаю я. ― Может быть, я не так много знаю о вашем мире… то есть государстве, но думаю, что невозможно жить только ради нее.

– Отчего же? Давайте проведем эксперимент? Возьмем любой вид отношений, причем не только человеческих.

Мне становится интересно.

– Давайте, ― говорю я. ― И начните, пожалуйста, со вторых.

– Хорошо. Возьмем отношения между домашним животным и человеком. Собака, кошка, аквариумная рыбка, попугай… ― все они дарят человеку свою любовь, преданность, красоту, а человек их за это кормит. Или другой пример. Корова дает человеку молоко, курица ― яйца, а человек за это предоставляет кров, корм и уход. Во всех этих случаях купи-продай налицо. Или, например, ребенок в утробе матери. Он еще не родился, а уже участвует в торговле.

– И как же, интересно послушать? ― улыбаюсь я.

– Очень просто ― мать дает ему свою кровь, свои соки, защиту и прочее…

– А он ей? Что же он ей дает? Тошноту?

– Радость материнства, ― торжественно произносит Маринг.

– Постойте, ― говорю я, понимая, что этот разговор начинает меня раздражать, ― но как можно участвовать в торговле, если один из участников даже не знает об этом? Ни кошка, ни младенец о сделке и понятия не имеют!

– И тем не менее. ― На губах экскурсовода гуляет победоносная улыбка.

– А если кошка или собака больны, например? Или инвалиды? Или просто состарились? Они уже неспособны поделиться ни своей красотой, ни обаянием. Они делятся свалявшейся шерстью, болячками, зачастую дурным запахом. Разве не так?

Откуда я все это помню про домашних животных? Воистину, это путешествие по чужим мирам очень мне помогает ― так я смогу вспомнить свой родной.

– И даже в этом случае они являются участниками сделки, ― говорит Маринг.

Наверное, я выгляжу глупо ― потому что, чуть не поперхнувшись от удивления, обливаюсь кофе. Ставлю чашку, беру салфетку, продолжая удивленно смотреть на Маринга.

– В этом случае они продают вам возможность чувствовать себя милосердным, ― говорит он таким тоном, словно разъясняет ребенку. ― Эти базовые понятия у нас преподают в школах. Странно, что вы этого не знаете… Неужели в школах Стринора этого нет?

Судя по взгляду гида, он опять подозревает меня в побеге из этой их… Немослобы.

– А когда этих больных животных вышвыривают на улицу? Случается такое? ― Я злюсь и понимаю почему ― мне нечего противопоставить этой отвратительной теории. Она настолько омерзительна ― оказывается, даже младенец в утробе занимается торговлей ― что меня просто воротит.

– Значит, цена хозяйской заботы о них стала выше, чем желание чувствовать себя милосердным. Те же, кто продолжает заботиться, имеют другой внутренний ценник. Ничего личного, просто бизнес!

Я встаю, подзываю официанта, расплачиваюсь. Понимаю, что мне уже все ясно про этот мир и он мне не интересен. Да не то что неинтересен ― я его просто ненавижу! Мой родной мир таким стать не мог, уж это точно.

Мы выходим на улицу.

– Ну что, господин Казимир, куда бы вы хотели отправиться теперь? Могу предложить…

– Никуда, ― говорю я. ― Хотя… Пожалуй, в какой-нибудь сквер. Есть у вас скверы или парки? Или это невыгодно?

– Почему же? ― удивляется Маринг. ― Конечно, есть. Это очень выгодно. Люди платят налоги в городскую казну, понимая, что власти будут заботиться о них: разбивать парки и скверы, обустраивать пляжи, следить за чистотой воздуха. А если чиновники этого делать не будут, горожане потребуют сместить эту власть и назначат других градоначальников.

– А что градоначальники? Воруют? ― спрашиваю я, так и не уняв досаду от предыдущего разговора.

– Ох, ― Маринг сокрушенно качает головой. ― Это ― одно из наших бедствий. Многие, получившие власть, начинают воровать. ― Экскурсовод говорит тише и оглядывается, будто выдает страшную тайну.

Мы вновь садимся в автомобиль гида и покидаем стоянку у торгового центра.

– А не кажется ли вам это вполне естественным? То, что власть имущие ― воруют? ― спрашиваю я, предчувствуя сладкую месть.

– Почему? ― Маринг кидает на меня вопросительный взгляд.

– Ну, как же? Все укладывается в вашу теорию «купи-продай». Всегда есть две стороны сделки, правильно? Покупатель и продавец…

– Ну, иногда все намного сложнее, бывают еще посредники… Но, в конечном итоге, да ― главных сторон обычно только две.

– Как вы сказали: градоначальник и жители города являются участниками сделки. Первый обеспечивает порядок и чистоту, горожане платят за это. Так?

– Это несколько примитивно… но можно и так сказать. Они, конечно, не ему платят, а в казну…

– Вот мы и добрались до казны. В вашем мире торгашей, если одна из сторон сделки получит возможность взять за свои услуги больше, чем они стоят, ― разве она откажется?

Маринг молчит, сосредоточенно глядя на дорогу. Наконец отвечает:

– Нет.

– Правильно. По вашему мнению, если бы горожанам предложили все это: скверы, порядок, чистоту, но без уплаты налогов в казну, люди отказались бы от этого?

Маринг усмехается и отрицательно мотает головой.

– Но платить приходится, ― за этим наверняка следят особые приставы, так?

Он кивает.

– Но если есть хоть малейшая лазейка обмануть и не заплатить налог или заплатить меньше, то каждый этим воспользуется?

– Почти наверняка, ― отвечает Маринг.

– Вот и получается, ― с язвительным торжеством заключаю я, ― что та сторона, которая может обмануть другую сторону, с удовольствием это сделает. Горожане не хотят платить налоги, всячески увиливают от них, но хотят чистый воздух и красивые скверы. Градоначальники же не хотят много работать, но хотят больше денег. И каждый, для достижения цели, обманывает как может. Ничего личного, просто бизнес! ― с иронией цитирую я.

– Я смотрю, вы неплохо разобрались в нашей системе. ― Маринг кидает на меня уважительный взгляд.

В сквере уютно ― подстриженные газоны и кусты, свежевыкрашенные лавки, по центру ― большой фонтан. Мы садимся на лавочку чуть поодаль, чтобы шум воды не заглушал разговор.

– Скажите, Маринг, ― говорю я, ― а в чем вы видите счастье?

– Лично я?

– Не только вы ― вообще жители Хаппера. Я понимаю, что вы не можете говорить за всех, но наверняка есть какие-то предположения?

– Мне кажется, все мы хотим одного ― иметь возможность покупать все больше и больше. Я не имею в виду только вещи ― билеты на хорошие представления, турпутевки, прекрасные впечатления. Разве это не счастье? Разве не для этого создан человек?

– Если бы я знал, для чего он создан, где и главное ― кем. Но мне кажется, что если все-таки он кем-то и создан, то уж точно не для того, чтобы покупать и продавать. Это всего лишь дополнительное свойство.

Маринг смотрит на фонтан и улыбается. Он не согласен со мной, но спорить не хочет. Для него главное хорошо заработать сегодня, продать свое время и знания наиболее выгодно. А ссора с клиентом может повлиять на эти планы.

– Это как обмен веществ в организме человека, ― продолжаю я, параллельно удивляясь, какие слова всплывают в моей памяти. ― Мы потребляем пищу и воду, потом удаляем переработанные из организма. Но думать о том, что мы живем только ради этого, не просто смешно, а даже отвратительно. Не находите?

– Почему же? ― Маринг продолжает улыбаться. ― В Хаппере есть сообщества, члены которых полагают, что секс и еда ― единственное, что имеет цену и приносит истинное наслаждение. Все остальное, по их мнению, шлак.

Я провожу в этом мире еще пару дней. Сам не понимаю, зачем. Моя натура отторгает «ценности» Хаппера как какую-то болезнь, но мое временное тело с удовольствием вкушает блага этого мира. Я понимаю, что двуличен, но оправдываю себя тем, что заслужил этот роскошный отдых ― в дорогой гостинице, с прекрасными блюдами, шампанским и красивыми женщинами. В конце концов имею я право на отдых от сараев-мучителей и рек-утопителей? А в том, что надолго здесь не останусь, я даже не сомневаюсь. Чуть отдохну ― и в путь.

Утром четвертого дня, сразу после завтрака, я прошу девушек, работающих на рецепции, связаться с яхт-клубом и позвать к телефону Рикки. Распоряжаюсь подготовить мою яхту, но предупреждаю, что сегодня в путешествие отправлюсь один.

– Как угодно! ― соглашается Рикки, а перед моим внутренним взором появляется его улыбчивое, веснушчатое лицо. ― Но… вы справитесь без помощника?

– Да, ― уверенно отвечаю я, понимая, что самостоятельно управлять яхтой мне понадобится недолго.

– Понимаю, ― заговорщическим тоном говорит Рикки. ― Представляю, какая она красавица.

– Цыц, ― смеюсь я в трубку. ― Я не за догадки тебе деньги плачу.

Увидев меня одного, Рикки, как видно, удивляется, но вопросов не задает. Он укрепляет паруса, выводит яхту в открытую воду и, попрощавшись, прыгает в воду, чтобы плыть к берегу.

«Ему-то не грозит угодить в черную реку и потерять тело», ― с завистью думаю я.

Как заправский капитан кручу штурвал, направляя яхту дальше от берега. Проходит не менее часа прежде, чем слышу Голос:

– Ну что, не созрел еще слиться со Вселенной?

– Разве можно жизнь променять на ничто? ― спрашиваю я и улыбаюсь встречному ветру.

– То, что ты называешь жизнью, всего лишь набор примитивных реакций тела на внешние раздражители. Смотри.

Вдруг небо становится хмурым, сначала в нем возникают оранжевые, а потом и темно-красные всполохи, будто рядом извергается вулкан. Вода в реке закипает, а мне становится нестерпимо жарко.

– И вот тебе уже не так приятно. А на самом деле, это такая же природа, настолько же естественная, как голубое небо и прохладная вода. Но твоя жизнь уже не так привлекательна, правда? Или вот…

Небо становится синим, будто бы звонким и стеклянным, а сквозь это синее стекло ослепительно светит маленькое, белое солнце. Светит, но не греет ― река вокруг яхты покрывается льдом, а мачта и паруса индевеют. Я моментально замерзаю настолько, что не могу вдохнуть.

Через мгновение мы снова катим на яхте по прозрачной воде, мне тепло, комфортно и теплый ветер слизывает со щек остатки стужи.

– К чему ты это? ― спрашиваю я.

– К тому, Казимир, что все, что способно меняться,― не вечно. Не постоянно. На это нельзя опереться. Ты мерзнешь, чтобы согреться. Наслаждаешься, чтобы страдать. Любишь, чтобы ненавидеть. И живешь, чтобы умереть. И чтобы перестать бегать по этому кругу, надо слиться с космосом. Вот почему я предлагаю тебе вернуться в забытье.

– Я же был в нем до того, как оказался в сарае! Разве нет? ― спрашиваю я. ― Но что-то вышвырнуло меня из того состояния!

– Ты очень удивишься, ― отвечает Голос, ― но ты сам себя вышвырнул.

Только сейчас я замечаю, что вокруг начинает быстро темнеть, вода становится непрозрачной, дымной, но моя яхта ― словно корабль-призрак, продолжает рассекать воды черной реки.

– И ты думаешь, что раз я смог выбраться из вечного сна, а потом еще из проклятого сарая, я так быстро сдамся? ― кричу я.

Мне не отвечают. И снова мне кажется, что все это время я разговаривал сам с собой.