Текст книги "Игуана"

Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша

Ни один нормальный следователь не любит «висяков». Можно как угодно называть «дела», у которых нет судебной перспективы. «Гиблые», «дохлые», «мертвые»…

Когда же речь идет о «деле», по которому проходит один, а то и больше трупов, то термин «мертвое» дело становится совсем уж каким-то зловещим.

В «деле, об убийстве г-на В. М. Кирша» три трупа как минимум были. Следовательно, – кроме ограбления квартиры, похищения уникальной коллекции, были убиты люди. Кроме того, можно было предположить и ещё один труп: семья коллекционера давно вернулась с Кипра, а сам Валдис, уехавший на пару дней на – рыбалку, так и не приехал домой.

Мобилизовали воинскую часть, расположенную – недалеко от озера, где обычно рыбачил Кирш. На озеро прибыла спасательная часть подводников. Воины прочесали все ближайшие леса, а спасатели с аквалангами обшарили все дно озера. Было известно, что Валдис сочетал даже в холодное время года обычную рыбалку с подводной охотой. У него был замечательный импортный костюм для подводного плавания. Выйти из строя костюм не мог, – качество не позволяло. Кончиться кислород тоже не мог – Валдис был человек рассудительный и расчетливый. Если бы напали грабители, остались бы хоть какие-то следы. А так – ни машины, ни тела. Ничего. Заодно спасатели достали со дня озера три в разное время опушенные в воду трупа с разной датой предполагаемой смерти. Верочка решила, что возле озера промышляет банда, убивающая владельцев транспортных средств, трупы спускающая в воду, а машины вывозящая за пределы Московской области.

За пределами области машину, пока не искали. Пришлось объявить Всероссийский розыск машины.

Но тут идентифицировали трупы. Оказалось, что это останки трех пехотинцев солнечногорской и ростокинской преступных группировок. Верочка связалась с УБОПом города и области. Оказалось, что за последние два месяца было несколько разборок, после которых рубэповцы не досчитались нескольких трупов бойцов из числа встречавшихся на «стрелке» бандитов. Так все встало на свои места. Бандитам – и живым, и мертвым – каждому подобрали свое место, кому в камере, кому на кладбище. Только вот тела Валдиса Кирша так и не могли найти. Нет трупа, нет проблемы? Если бы так. Нет трупа, – две проблемы. Это как минимум. Потому что как минимум надо искать двоих, – убийцу и убитого.

В том, что Валдис Кирш убит, у Верочки сомнений не было. Весь вопрос в том, было ли как-то связано ограбление его квартиры и его исчезновение.

Скорее всего, было. Хотя бы потому, что стоимость похищенных коллекций, по самым приблизительных подсчетам приближалась к шести миллионам долларов США. Конечно, бывают совпадения. Но в истории криминалистики можно по пальцам пересчитать случаи, когда похищалась бы столь дорогая коллекция, пропадал её владелец, и оба события не были бы никак связаны между собой. Верочка, при всем её романтизме, была особа трезвая и рациональная. В чудеса она не верила. С детства. Конечно, случай с наследством, квартирой, картинами, панагией Софьи Палеолог более впечатлительная дамочка легко сочла бы за чудо, за знак небес, Божье провидение. Верочка же говорила:

Просто надо хорошо к людям относиться. И они к тебе будут хорошо. И называется это уже много веков «золотым правилом нравственности».

Если честно, то в то, что Манефа Разорбаева – её мать, она не верила. И, хотя можно было бы проследить сюжетные линии со дня её рождения, поступления в детдом из Дома ребенка, её удочерения… Но не хотелось. И она регулярно теперь навещала могилы как своих приемных родителей, так и Манефы Разорбаевой, скорее всего, просто вообразившей, что она мать Верочки и завещавшей ей квартиру просто потому, что Верочка по-человечески отнеслась к её заявлению.

Ну, нет тела Валдиса Кирша, и суда нет.

Надо пока искать грабителя и убийцу.

Человек это, судя по всему, сообразительный. Следов оставил мало. Или работал ещё и опытный чистильщик. Или, что скорее всего, когда речь идет о шестимиллионной коллекции, и то, и другое.

Загадки начались ещё на подходах к квартире коллекционера.

Верочка сразу же осмотрела двор, часть сквера, примыкавшего к окнам квартиры Киршей.

Под окнами квартиры, коллекционера она обнаружила следы борьбы.

Верочка давно научилась читать следы не хуже знаменитого Следопыта Фенимора Купера. Она явственно «прочитала» на мягкой земле, на траве, на бетонном бордюрчике, отделявшем дерн от стены, – что здесь было совершено насилие. Следы жертвы, скомканные, сбитые в странном танце, свидетельствовали, скорее всего, что жертву душили.

Еще одну деталь обнаружила она с внешней стороны дома.

На уровне второго этажа белел облом крупной ветви. Конечно, могла быть случайность. Но вы помните, что считала Верочка относительно случайностей в делах об убийстве вообще коллекционера – миллионера, в частности. Она нашла в гуще кустарника заброшенную туда ветку. На ветке был надлом, характерных для надлома, сделанного человеком, а не ветром, ураганом, которые последнее время нередко проносились над Москвой. В московских палисадниках, скверах и парках никого сегодня не удивит сломанная ветка, вырванное с корнем дерево.

Здесь было что-то иное. И Верочка эту деталь запомнила.

И когда нашла в квартире коллекционера труп молодого человека, после двухдневных раздумий пришла к выводу, что не он сам пришел в квартиру. И не сверхсильный преступник его туда притащил, чтобы увести внимание следователя в сторону. Скорее всего, юноша был убит ещё на улице. И медэкспертиза подтвердила её предположение.

На шее юноши было две странгуляционные борозды – одна, более ранняя которая, скорее всего, и привела к его смерти, – от «струнки», и другая от веревки, которой, его, скорее всего, и втаскивали с земли на второй этаж, в квартиру через окно. Вот для чего понадобилась ветка! Ветка, похоже, эту операцию выдержала. Но несла на себе явные следы этой операции, вот почему, скорее всего, чистильщик и обломал её, забросив глубоко в кустарник, где она должна была полностью слиться с обломками после летнего московского урагана.

Вообще, преступление было хорошо организовано. В квартиру преступник проник, совершенно ясно, с помощью поддельных ключей. Следы «фомки» – лишь инсценировка. Найти золотые монеты в доске подоконника можно было, только точно зная, что где спрятано. Сейф вскрыт мастерски. Найти его за портретом Екатерины II было не так уж сложно методом «тыка». А вот знать «секрет» сейфа, с его вторым, спрятанным замком, – для этого нужен очень хороший наводчик.

Так что параллельно с телом коллекционера, скорее всего, мертвым, нужно искать ещё и тело наводчика, которого, скорее всего, тоже не оставили в живых.

И тело такое, нашлось. Верочка не закончила ещё проверку всех, так или иначе бывавших в доме коллекционера и имевших, либо возможность видеть, как Валдис Кирш открывает сейфы, либо время, чтобы разобраться во всех его секретах. Постепенно круг подозреваемых сужался. Пока не сузился до одного человека: опытнейшего мастера, ремонтировавшего в доме Кирша всю «технику» – от сейфовых замков до холодильника. Это был старый друг семьи, и Верочка долго не решалась пригласить его на беседу. Наконец, она сама поехала к нему. Но мастер умер задолго до её визита от инфаркта.

Вот такие дела: оснований для требования эксгумации не было.

Но… Верочка встретилась с врачом райполиклиники, опытнейшим доктором, до выхода на пенсию, к её счастью, работавшим судмедэкспертом. И он «под запись» рассказал ей, что инфаркт был странным.

– Я наблюдал Никодима Петроовича в течение последних трех лет. Это то время, что я работал после выхода на пенсию здесь, в райбольнице. Он жаловался на обширный остеохондроз, больше всего «доставал» его радикулит. Очень редко бывали простуды. Но это был практически здоровый человек. То есть, то, что у горожан в 70 лет сплошь и рядом – диабет, гепатит, ишемия, стенокардия, – у него напрочь не было. Все внутренние органы здоровые, как у 18-летнего. И вдруг обширный инфаркт. Да я ему кардиограмму делал так, поскольку положено в его возрасте хотя бы раз в год делать, как раз накануне смерти.

Сохранилась и кардиограмма. Верочка копию её подшила в дело.

– Так от чего же он умер?

– А вот не знаю. Внешне – точно от инфаркта. Но при здоровом практически сердце, это странно. Странно и другое. Если бы Вы не заинтересовались этой смертью, если бы не здоровое сердце накануне инфаркта, я бы не обратил внимания. Но… На запястьях были почти незаметные следы, как бы это сказать, ремней, веревок, Вы понимаете? Пут…

– Может быть, его довели до инфаркта пытками?

– Нет… При здоровом сердце довести до инфаркта довольно сложно. Хотя насчет пыток… Я бы мог предположить, что его пытали. На мошонке следы электродов. Муки страшные, следов почти нет. Тем более, кому придет в голову рассматривать мошонку у трупа человека, умершего от инфаркта? Тут совпало, что я бывший судмедэксперт. И я невольно замечаю все, что, так сказать, не вписывается в картину.

– Что же ещё не вписывалось?

– След от укола.

– И Вы проверили, никто из медиков его в последнее время не колол, то есть ему не делались инъекции, заборы крови, и Вы проверили, не был ли покойный наркоманом…

– Разумеется…

– Ваши предположения?

– Я их отгонял… Старался об этом не думать. Иначе мне пришлось бы требовать расследования, травмировать близких, а Никодима – то не вернешь…

– Его не вернешь. Но можно наказать убийцу…

– Вы правы, конечно же, Вы правы. Я готов дать показания в суде, если потребуется.

– Может, и потребуется. Только убийцу, похоже, уже не найти в живых, – подумала Верочка. – Она вспомнила, что при осмотре трупов, найденных в озере Ловежское, были высказаны предположения об их принадлежности к местной преступной группировке. Ей что запомнилось: сотрудник районного уголовного розыска, выезжавший вместе с ней «на трупы», однозначно определил три вздувшихся от долгого лежания в воде тела:

– Это Веня Тертый. Три судимости. Специализации в банде – пытки током.

– Вы его знали?

– Я их всех знал. Второй, толстый, ну он и до воды толстый был, это Митя Керя, у него тонкая специализация, он в юности фельдшером в сельской больнице начинал. Он на уколах специализируется.

– То есть?

– Ну, если надо укольчик в вену делать, например, чтоб держатель крупного состояния был посговорчивее, или, вот ещё мода была, вводили медикаментозные средства, вызывающие адские боли, – следов почти никаких, а человек готов подписать любые документы о передаче членам банды своей квартиры, машины, да чего там, боль такая, рассказывали, что мать родную сдашь… Были у меня на него свидетельские показания, но на суде все рассыпалось. Свидетели заявили, что я под пытками у них эти показания выбивал. Мне же чуть и не попало. А дело рассыпалось.

Вот этот рассказ седоусого сыскаря и вспомнила Верочка в райбольнице.

Итак, – картинка печальная. Старика, знавшего сейфы и квартирные тайники дома Киршей на правах старинного приятеля, убили. Киллера и того, который пытал старого мастера, утопили, и концы в воду.

– Пойдем дальше, – сказала себе Верочка.

Оставались следы, которые замести невозможно.

Следы от оружия.

Раны, нанесенные обоим старикам, – тестю коллекционера, случайно оказавшемуся в квартире в ночь ограбления, и его другу.

Эксперты были однозначно уверены: выстрелы совершены из миниатюрного «Рэйвена», который скорее подошел бы дамочке, а не матерому бандиту. Тогда, к слову сказать, Верочке впервые и пришла мысль, что грабитель и убийца – женщина.

Именно из ствола «Рэйвена» вылетела пуля калибра 6, 35, ударившая в ребро полковника Привалова, тестя Кирша. Удар был не настолько силен, чтобы перебить ребро и поразить сердце, – калибр слаб но достаточно силен, чтобы вызвать болевой шок. Старик потерял сознание, и это его спасло. Еще две пули прошли навылет, не задев жизненно важных органов, но вызвав достаточно обильное, чтобы убедить преступника в гибели жертвы, но не достаточно сильное, чтобы вызвать смерть старика, кровотечение.

Старик, правда, пока лежал в реанимации и показаний дать не мог.

Надо было копать дальше.

Экспертиза дала интересные наблюдения относительно универсальной отмычки, которой работал грабитель. Сделанная из легированной стали, она сама, вернее её следы, уже наводили на конкретный адрес.

– Такие отмычки для всего уголовного мира делал только один человек в Подмосковьи, – Архип Пронин. Но ему уже 84, он давно после последней отсидки «за соучастие» завязал. Так что вряд ли, – заметил тот же седоусый сыскарь из райУГРО. Но на всякий случай вдвоем съездили к старому Архипу.

– А он уж неделю как уехал на рыбалку и не возвращался, – спокойно заявила его жена.

– Бывало с ним такое ранее? – удивилась Верочка.

– Чтоб на неделю?

– Чтоб уехал, вроде как, ненадолго, а не возвращался долго?

– А ведь правда. Еды взял на три дня. А нет его уж неделю, – насторожилась старуха.

– Так бывало такое?

– А и Ваша правда, бывало. Это, знаете, от чего зависит. Если он там с какими городскими рыбаками встренулся, а у них и выпить, и закусить, а мой-то, Архип, золотые руки, у него снасть рыбацкая такая, ну, право замечательная, и места он рыбные знаешь как чует, так могли его уговорить.

– Я думал, он завязал, – хмуро бросил сыскарь.

– Это он в воровском деле завязал, как на мне женился, – гордо призналась старуха, – А выпить он завсегда охочь, особо на дармовщинку. Как с воровством завязал, так денег-то мало стало. А пенсия, сами знаете, так что – я даже и не в обиде.

– Поехали в морг, – вдруг сказал сыскарь. – Поехали, будем утопленника идентифицировать. Того, что даже я не узнал. Уж очень он раздут от воды и лицо рыбами, должно сом, поеден.

… Старуха однозначно в этом озерном утопленике опознала своего мужа Архипа – по большому родимому пятну на ягодице.

– Ну, извини, пятна я у его не видал. А лицо опознать нет возможности, – обиженно бросил опер, расставаясь с понравившейся ему следовательшей из Москвы.

– Да что Вы, Вы и так мне очень и очень помогли, – призналась Верочка, как всегда в такие моменты расцветая румянцем.

Так у Верочки райУГРО появился ещё один страстный поклонник.

А тут оклемался в реанимации Иван Кузьмич Привалов, тесть Кирша, и зав. отделением Армен Борисович Саакянц разрешил с ним две минуты побеседовать.

Дед держался молодцем. К нему допустили дочь с внуками, для поцелуя, и на две минуты Верочку Пелевину.

– Что с Федей? – первое что спросил Привалов.

– К сожалению, Ваш друг Федор Фомич Коршунов убит.

Верочка решила, что с бывшим муровцем можно прямо и откровенно:

– Иван Кузьмич, у меня всего две минуты. Больше врач пока не разрешает. Хотя бы коротко, что Вы помните?

– Телеграфно, для протокола: зять попросил побыть пару дней, пока он на рыбалке. Дочь с внуками отдыхать на Кипр улетели. А у них такая коллекция. Еще прадед зятя начал собирать. Ну, я, чтоб – не скучать, пригласил с собой Федю. Никогда себе не прощу. Сколько лет вместе в МУРе, все ранения по касательной, а тут нашла его пуля…

– По протоколу… – напомнила Верочка.

– По протоколу – без эмоций, значит, зять сказал: пейте, Все, что есть в баре, от пупа. Навродя гонорара, что мы коллекцию охраняем. Ну, мы с Федей за первый день и успели, что бутылку «Скоча», это шотландское виски…

– Я за знаю…

– И бутылку джина с тоником. Ну, тоник, он коварный. Ночью, извиняюсь, поссать захотелось. Вышел я, – гляжу, – шкет какой-то стоит под портретами с фонариком…

– Почему шкет?

– Ну, невысокий, тошой…

– Но точно знаете, что парень?

– А вот и неточно. Он, значится, глянул на меня, вначале на лицо, потом ниже… А я, извиняюсь, снизу голый.

Ну, и я машинально – с головы шкета глазами вниз. Мне что запомнилось: ноги маленькие. Ботинки мужские, а ноги, навроде как женские. И рука, которая ствол в меня направила, тоже, навроде как, – женская. А так – вроде и парень, стрижка мальчуковая, лицо бледное. А одет – так сейчас все одеваются – джинсики, курточка джинсовая.

– И что Вы сделали?

– А что я, ветеран МУРа, накануне нашего юбилея, – Вы знаете, что МУР юбилей нынче отмечал?

– Знаю. И что же Вы…

– Ну, я попробовал на прием его взять. Я-то жилистый, а парнишка на вид хлипкий, я что думал – сколь в меня целились, а ведь попадали реже, чем целились. Как то ж отбивался. Ну, я прием применил.

– Какой прием?

– Ну, ногой так вот… Ой, больно…

– Вы не показывайте, рассказывайте, а то меня ваш врач мигом из палаты выставит. А мне каждое Ваше слово дорого. И что?

– Ну, ногой ствол задел, все же… Да пацан ловкий, изловчился, выбитый ствол поймал и успел нажать на курок, прежде чем я снова сгруппировался… Конечно, возраст уже не тот. И тут – хлоп в грудь, калибр небольшой, но толчок ощутимый был. И враз – боль резкая, и я упал.

– И сознание потеряли?

– Вроде как потерял.

– Чувствовали, что в Вас ещё дважды выстрелили?

– Не поверите, чувствовал. Но знаете, как бывает, укол обезболивающий в десну сделают, и зуб тащут… Бывало?

– Бывало.

– Вот. Броде боли не чуешь. А все ощутимо. Вот я лежу без сознания, а чувствую, в грудь словно два таких сильных толчка – бац, бац… И дальше – тишина. Все. Очнулся в больнице.

Это Вас и спасло. Преступник не стал делать контрольный выстрел. Посчитал, что три ранения в районе сердца более чем достаточно…

– Да… Повезло. А калибр ствола я точно определю – «РэйВен», 6, 35. Это точно, как в аптеке.

– Так и есть. Наши с Вами наблюдения сходятся с данными экспертизы. Но три ранения даже такой пулькой могли вполне оказаться смертельными. А Вы не чувствовали, как Вам в руку этот «Рэйвен» всовывают?

– Это как?

– Вас нашли с тремя пулями в груди и с вашей запаховой меткой на пистолете «Рэивен».

– Это как? В наше время, вроде как, такого установить не могли.

– Преступник вначале попробовал зажать вашей кистью рукоятку пистолета, потом протер рукоятку, следов Ваших пальцев на ней нет, но остался запах Вашей ладони. Мы его сняли.

– А зачем?

– Хотел следствие с толку сбить. Потом юноше, тело которого он втянул в комнату уже после того, как Вы потеряли сознание, вложил этот пистолет. Создавая видимость картины, что юноша и убил Вас и Вашего друга Федора Коршунова. Но наши эксперты однозначно доказали, что юноша был вначале удавлен «стрункой»…

– Струной от гитары?

– Не обязательно, стальной струной просто…

– А, в наше время тоже так говорили, – «струнка»… А зачем?

– Опять же уводил следствие в сторону. Он специально убил юношу, чтобы покруче инсценировать своеобразное сражение в квартире. Хотя, если быть точными, то картина была несколько иная. Он убил юношу и хотел оставить его тело в квартире, как «след» в сторону. Когда же в квартире появилось ещё два трупа, – Вас то он тоже считал убитым, то и возникли у убийцы планы иной инсценировки…

– А ведь похоже, дочка, ты клонишь к тому, что действия убийцы в мужскую логику не укладываются. Женский тут артистизм, а?

Вот и Вы ведь обратили внимание, что руки, ноги – небольшие, скорее всего – женские…

– Точно – женские, и лицо… Как бы ж это сказать, не то, что очень женское, но и не мужское. Но скорее – женское. А задержать её не удалось?

– Будем все же считать – «ее»? Нет, не удалось. Много следов, ведущих в сторону. И лишь один следок, который Ведет прямо.

– Неужто «пальчики» оставила?

– Да. Там, в квартире, явно работал чистильщик. Ни одного следа. Но… Убийца, повинуясь, опять же, чисто женскому желанию все потрогать руками, прикоснулся к красочному слою картины Клевера в гостиной.

– А, это та, что с полу до потолка? 3натная картина. Не поверите, зять её купил по случае и недорого в Питере, коллекционер он страстный, а не сильно богат по заработкам, так он картину чуть ли не на себе пер из Питера.

– Пешком, что ли?

– Нет, уговорил проводницу. И всю ночь простоял с картиной в коридоре купейного, терпя ворчание и ругань пассажиров. И потом, в Москве, – ни в одну ж машину не лезет, в смысле – в такси. Поймал самосвал. Сел поехал. Вы ездили когда – нибудь в кузове самосвала? Я ездил. Это без вещей – цирковой номер. А с такой картиной, что с пола до потолка, – это уму не постижимо, что он вытворял в кузове. Но довез. И предлагали выгодно продать, – отказывался. Коллекционер, одно слово. Значит, пейзаж Клевера подвел убийцу?

– Да, мне пришла в голову сумасшедшая мысль. Я когда увидела прямо перед глазами густые, пастозные мазки, которыми выписана листва, кора деревьев, ужасно захотелось потрогать. В музее нельзя, запрещено, ругаются, а тут, вроде и ругать некому. Потрогала. И подумала, – если убийца женщина, наверняка и у неё такое желание возникло. Эксперт сильно возмущался, когда я упросила его с своими порошками и напылителями пройтись по всей картине. Когла родственники ваши вернулись, мы у них с их согласия «пальчики» сняли, пока Вы были без сознания, с разрешения доктора и у Вас сняли, отпечатки пальцев зятя Вашего у нас были, вернее, не у нас, а в генеральной прокуратуре, в Отделе специальных операций, который занимается возвращением на родину похищенных из России произведений искусства. Это году в 1996-1998 с согласия самих коллекционеров у них взяли отпечатки для облегчения поиска украденного, в случае… ну, в общем, как раз такой случай и имелся в виду. Словом, – это были чужие пальчики.

– Так может, кто из прежних владельцев оставил?

– И это я проверила. Картина, по словам Вашей дочери, после её приобретения была подвергнута реставрации с напылением специального состава, замедляющего старение живописного слоя. В общем, – пальчики у меня, я считаю, есть. По ним и буду искать.

– Пока ничего?

– Нет, получила ответы из СИЦев МВД, ФСБ, Генпрокуратуры. Пусто. Послала запрос в Европол. Жду ответа. Но и здесь ищу.

– Дай тебе Бег удачи, дочка.

– Вообще, если бы вам не вымыли руки, у меня пальчики убийцы были бы раньше.

– Это как?

– Брала она Вас за руку, чтоб проверить, живы ли. Нашел эксперт у Вас на руке следок пальцев преступницы. Но Вам руки протерли спиртом, когда в реанимацию привезли. И след остался неотчетливый. Идентификации, как говорится, не подлежит.

– Ишь ты, трогала. Добить хотела?

– Хотела. Но Вы молодцом, тихо лежали… А может, Вас трогала не килллер, а чистильщик.

– Тоже, что ли, баба?

– Эксперт утверждает, что на вашем запястье остались следы прикосновения молодой женщины. Мы взяли пальчики у всех врачей и сестер, которые имели с Вами дело с момента приезда «скорой». Но, хотя следки и слабые, однозначно, что тут «наследили» не они. Так что ищу ещё и чистильщицу.

– О, до чего дошло в государстве Российском: бабы, значит, убийства совершают, бабы грабют, бабы за ними «зачищают» и бабы, извиняюсь, женщины, за ними же и идут по следу, дела значится, расследуют. В наше время такого не было и быть не могло.

– Женщины следователи были и в Ваше время…

– Я не про то…

– Убийцы женщины тоже были в Ваше время…

– Но такого бардака, я извиняюсь, все ж не было! Как говорится, что ж мужикам – то останется?

– Эх, дорогой Вы мой, всякого останется, и – преступлений, к сожалению, и расследований этих преступлений. Процесс этот, у меня такое впечатление, длительный, если не бесконечный.

– Иной раз точно, отчаяние берет. И чего бороться с преступностью, если её побороть никак не можем.

– Долг у нас такой, может?

– Долг, оно конечно. А ещё совесть. Я так полагаю, если даже бороться с преступность на первый взгляд и бессмысленно, она выскальзывает, у её как у гидры все новые головы на местах отрубленных произрастают, то не бороться с преступностью – бессовестно. Я так полагаю.

– Правильно, я думаю, полагаете, будем бороться! Выздоравливайте.

– Товарищ следователь, Вам сколько минут дали? – В палату заглянула хорошенькая медсестра с нахмуренными бровками.

– Не ругай её, Настенька, она ж по делу…

– По делу, по делу, а у Вас опять давление крови резко скакнет. А отвечать мне.

– О, видал, Склифосовский какой в юбке. Нет, девочки мои дорогие, пока у нас люди будут помнить, что они за что-то отвечают в этой стране, никакая преступность нас не победит. Ну, идите, обе идите, я спать буду. Притомился я…

Да, многое за эти дни прояснилось. И Верочка целенаправленно искала молодых женщин, которые в этой страной истории выполняли роли киллера-грабителя и чистильщика. И была уверена, что ей бы только найти их – доказать по пальчикам и по запаховым остаткам она сможет все. Ей бы только найти, задержать, допросить. И она сумеет убедить этих оступившихся женщин выбрать единственно правильный выход из западни, в которую они, по своей воле, или насильно, оказались затянуты.

– А что, если, как и в других случаях, когда фигурировали очень крупные деньги, и киллер, и чистильщик уже убиты? Ведь в целом ограбление квартиры Кирша тянет более чей на 6 миллионов долларов: за такие деньги можно пожертвовать даже профессионалами.

Она разослала запросы во все морги, упросила знакомую в МВД дать ориентировку всем РУБОПам. Суть вопроса, сформулированного Верочкой, была такова: не было ли за последние дни неопознанных трупов молодых женщин, или хотя бы частей трупов.

Первыми привезли по запросу межрайпрокуратуры на экспертизу мизинец левой руки и ступню правой ноги в ботинке и носке. Ботинок и нога были не так важны. Хотя, как считать. Группа крови у владелицы ноги и пальца была одна, скорее всего, части принадлежали одному и тому же женскому телу. На ногтях ноги был свежий маникюр. Стали искать среди маникюрш, в надежде найти мастера, которая узнает свою работу. А если сама хозяйка делала себе маникюр? Тогда вся надежда на пальчик. Хотя слабая. Чаше всего, люди трогают что-то их заинтересовавшее указательным пальцем, а тут мизинец. Но на удачу оказалось, что киллер – любитель искусства дотронулась до густого мазка краски на стволе березы именно мизинцем. Сравнили – 100% совпадение! Удача? Как посмотреть.

Ведь что и выяснили-то? Что пальчик принадлежал убийце старого муровца, юного наркомана, ограбившему квартиру Кирша.

Но нет уже убийцы. От неё один мизинец – и ступня в ботинке осталась. От маникюра на пальцах всю цепочку, ведущую к заказчику преступления не отследишь.

Ладно. Тут коней дороги. Стала Верочка искать следки чистильщика.

И опять удача: и неё пальчик был чистильщика, но смазанный. И – спорный. А тут, расследуя дело, занимаясь параллельно поиском тела самого Кирша, Верочка вышла на интересный сюжет.

– И как мне это в голову пришло, – удивлялась она сама, рассказывая о своих оперативно-следственных действиях старшему товарищу, полковнику Патрикееву. – Вот Вы бы где стали искать тело чистильщика?

– Среди неопознанных трупов, – признался Егор.

– Правильно.

– Ну, спасибо, уважила старика.

– Нет, правда. А тело Кирша, где, если в воде его не кашли.

– Я бы проверил все взорванные машины.

– Ну, с Вами неинтересно работать, Егор Федорович, – нахмурилась Верочка, зайдясь мучительно-красным румянцем. Я так горда была, когда к этой мысли пришла после нескольких бессонных ночей. А Вы сразу, на вскидку.

– Так я постарше чуток. Ну, рассказывай, не томи.

– Стала я проверять все сгоревшие машины, такие, в которых останки хозяина, пассажира, даже угонщика были бы обнаружены, или – просто машины, взорванные «странно»…

– И что же, нашла?

– Представьте себе, нашла. РУБОПовцы помогли.

– Вам всяк рад услужить. А в милиции весьма галантные мужчины…

– Ну. Вы – скажете. Просто настоящие, товарищи…

– Мне они так навстречу не идут…

– Плохо просите.

– Так и я о том же… Ну – ну, не обижайтесь. И что же?

– Нашли мне такую машину. Что странно – её взорвали возле квартиры одного из авторитетов преступного мира на улице Твардовского в Строгино. Прямо под окнами. Но то ли заряд не рассчитали, то ли просто попугать конкуренты хотели, да только у нашего «пахана» лишь стекла в окнах подребезжали. Стекла – то – пуленепробиваемые. А у соседей, правда, все вылетели… Ну, я за машиной. А её, обследовав и обнаружив там труп, посчитали, что был киллер – камикадзе… Скорее всего труп был положен убийцей для отвода глаз. Бомж какой – нибудь. Проверь.

– Что не делает чести руоповцам-, простенький вариант…

– Вот, и я так» рассудила – уж больно простой вариант «предлагается». И я – за машиной. А её почти что сдали для уничтожения. Ну, успела, обследовали – мы с моими экспертами. И знаете что?

– Даже догадываться не буду.

– Меньше всего пострадал багажник. А в багажнике – сгоревшие принадлежности для подводного плавания!

– А именно на подводную охоту уезжал Кирш?

– Точно. Проверили номера мотора – его машина. А через день – нашли труп.

Он в спецморге был среди неопознанных. Сравнила анализы крови-биохимические, что были в поликлинике Дома ученых у Кирша, словом однозначно доказала, что это труп Кирша. Мало – что дала возможность родственникам по-христиански похоронить, так я ещё и… Никогда не догадаетесь…

– Не томи…

– Нашла внутри багажника следок. Пальчик чистильщика. Тут уж я в поиск. Привели меня в спецморге к ещё одному трупу, – без головы почти женщина, – голову ей разнесло разрывной пулей со смещенным центром тяжести. Узнать в лицо, как говорится, невозможно.

А сложные биохимические анализы, которые сделали наши эксперты, показали – это выпускница философского факультета МГУ Татьяна Большакова. А возле тела, найденного на крыше гаража, была винтовка с оптическим прицелом. Такие вот дела. Всякое может быть, может тело к винтовке подбросили, может наоборот. Только пальчик Татьяны остался на внутренней стороне осколка стеклянной банки, найденной в багажнике машины, взорванной возле квартиры криминального авторитета. А также на внутренней стороне маски для подводного плавания, которая была на убитом Кирше, точнее – на его шее, так как от головы почти ничего не осталось. Нашла я и место где Кирш, извините за каламбур, потерял голову. В его его собственном подъезде – только собирать остатки головы было, надо признать, не легким делом, – ложками соскребали со стен.

– Непростое тебе дельце досталось.

– Ой, не – говорите. А я ведь дотошная. Настойчивая. Я даже знаете что нашла, – в квартире Кирша – на аквариуме с морскими рыбками – коробочку с морской солью.

А эксперты мне все говорили, что в желудке, вроде как морская вода. Еще одна загадка чистильщика для следствия. Но медэксперт точно сказала, – умер он не от того, что захлебнулся в озерной или речной воде, тело было явно в воде пресной, умер же он от острой потери крови, когда часть головы отстрелили, вода была уже потом. А, понимаете? Она его не поленилась отвезти к озеру, надеть на него костюм для подводного плавания, налить в горло или в то, что от него осталось, смесь, напоминающую морскую воду… Сколько силы, энергии, ума, – и все на – такие неблаговидные цели…