Текст книги "Шустрики и мямлики"

– Бармен! Кофе!

– Ещё раз крикнешь, я тебе кофе в жопу налью, – пообещал, разбуженный гурманом вертухай.

Только он от камеры отошёл, а барин уже истошно, криком, переходя на сомнительное бельканто: «Бармен! Кофе!» и забил ногами по кованой двери, бешено так заколотил, истерично, с вызовом и отчаяньем обреченного.

Ну, били дурака с уханьем и придыханием для усиления пинка, старательно топтали, в назидание. Замолкал сосед до утра, а на следующую ночь снова да ладом. То ли мазохист, то ли просто – душевнобольной, только, когда его увели куда-то, скучно стало. А тут ещё одно несчастье: баланду нечаянно пролил. Чашка жирная попалась, кто их там намывает? Взялся за скользкие края непослушными от холода пальцами, а она возьми и выскользни из рук. Это значит: три дня теперь без теплого пойла. Хоть ложись и умирай. И вдруг, ночью открывается кормушка, вахтёр голову в камеру просовывает и шёпотом:

– Ты, что ли, доктор, который Племяннику корефан?

– Ну, я.

– Возьми, и чтоб быстро схавал, а то мне кранты. Я счас тебе кипятку принесу.

И подает батон, разрезанный напополам, а в нём кусок вареной колбасы в два пальца толщиной. Каким образом Племянник ухитрился узнать, что Вадима в ШИЗО определили, в главное, где он жратву раздобыл – уму непостижимо, только вертухай зря предупреждение делал, чтобы Вадим с едой поторопился. За пять минут доктор управился, горячей водичкой запил и уснул, наконец. И никогда, ни до, ни после не ел он ничего вкуснее, чем тот кусок суперкрахмальной, с кусками жёлтого, несвежего жира, колбасы.

И ведь прав оказался Племянник. Настоящий провидец. Четыре года мечтал Вадим, как он с Пашей разбираться будет, а как вышел на освещенный солнцем перрон, поймал многообещающий взгляд в газетном киоске, позвонил Верке Злотниковой, услышал её голосок с хохотиночкой и сразу же мстить негодяю передумал. Стыдно было немножко перед Племянником, даже не столько стыдно, сколько досадно, что всё-таки мямликом оказался, а потом подумал – подумал, да и успокоил себя мыслью Вадим, что, дескать, мне с ним детей не крестить, я вообще, может быть, его больше никогда не увижу, а если и увижу, то общаться с ним, скорей всего, что не буду.

И не общался бы и гонителя своего наверняка бы простил, если бы Соломон от него тоже не пострадал, и если бы Софочка, опять же в результате Пашиной интриги, презирать бы его как предателя не стала. Воскресни Соломон, и не шёл бы доктор на свидание к сокамернику, а так он не просто шёл, а рыскал волком по городу, пытаясь отыскать его, нещадно потея в парике и не обращая ни малейшего внимания на это неприятное обстоятельство. Вадим подсчитал, что Племянник должен был освободиться около недели назад. Дома его не было, пришлось взять такси и проехаться по злачным местам. Гриднев зашёл в ресторан «Кама». За столиком у окна сидел Племянник.

– Угости, братан, сигареткой, – прохрипел Вадим.

– Не курю, – бросил Племянник и хотел добавить: «И тебе не советую», но промолчал.

А длинноволосый бородач уселся за столик без разрешения и принялся изучать меню.

«Вот так масть и теряют, – с горечью подумал Племянник, – разве осмелился бы кто-нибудь подсесть ко мне за столик без спроса четыре года назад?»

– Занято, – процедил он, не глядя на хиппарика.

– А вы, что же, столик заранее заказывали?

Вадим хотел продолжить розыгрыш, но Племянник поднял глаза и узнал его.

– А я думал, что ты не придёшь, голову бы дал на отсечение, что передумаешь. Браво, доктор, снимаю шляпу. Давай-ка мы с тобой плотненько поужинаем, а о делах на улочке поговорим. Они тут все на ментов работают, – кивнул он на официантов, – не удивлюсь, если в эскалоп подслушивающий аппарат заряжен.

«Время нашего беспредела закончилось, – говорил Племянник, удобно усаживаясь на скамейку в театральном скверике, – грядет эра беспредела ментовского. Он уже начался четыре года назад, и мы с тобой первые его жертвы. Не знаю, как тебе, а мне туда больше не хочется, поэтому нужно легализоваться. Полояльнее, мой дорогой доктор, и по возможности демонстративно поверноподданей. Никакой оппозиции властям, если не хочешь, чтобы у тебя в кармане пакетик с дурью оказался. Сейчас лицензии на любой вид предпринимательской деятельности дают, видел, сколько кооперативов в городе? Только уверяю тебя, что это все – мура. Будешь ли ты рога и копыта заготавливать или мешки полиэтиленовые шить – тебя налогами задавят. Начнешь шпаровать – пойдешь баланду хлебать. Самое неуязвимое предприятие – это посредническая фирма. Объясняю: Ты захотел для нужд кооператива помещение купить, а тебе цену заломили до потолка или людоедский процент, если в рассрочку, вот ты и идешь к нам в фирму за помощью. Мои сотрудники проводят определенную работу с владельцем помещения, и он уступает цену, ну, непременно уступает – кому гореть хочется? А нам от покупателя комиссионные. Так что по своей специальности работать буду, но преимущественно руководить собираюсь. Самое интересное, что мы никого ни поджигать, ни пытать утюгом не собираемся. Имя будет на нас работать, так сказать, репутация. Ну, а если и заартачится клиент, ну и бог с ним, мы же деньги еще с заказчика не взяли. Так что позиция беспроигрышная. Думаю, что строптивых будет меньше, чем сговорчивых. Уверен. Единственно, с кем придется разбираться – это с конкурентами, а они появятся непременно. Да вот ещё ментам придется отстегивать за крышу. Противно это. Но выхода нет. Но сначала один из них с нами должен расплатиться. Ты где этот реквизит купил?

– У нас в драме.

– Плохо, – заметил Племянник, – нужно исключить всякую возможность засвечивания. Нужно было в другом городе приобрести. Ты же знаешь, как Пашки работают? Возьмут продавца за жабры – он живо покупателя вспомнит. Больше это не надевай, выброси сегодня же. Завтра поедешь в Тагил, возьмёшь несколько штук, мне этот камуфляж тоже пригодится. Скажешь продавцу, что все эти бороды, усы и парики закупаешь для сельского драмкружка. Потом зайдешь в магазин «Военторг», купишь два артиллерийских бинокля – пригодятся. Наказывать козла будем при условии макимального соблюдения собственной безопасности. Никаких эффектных мокрух.

Это должен быть хорошо спланированный, абсолютно достоверный несчастный случай. Далее: до окончания операции встречаемся только после наступления темноты здесь, в скверике. Нас никто не должен видеть вместе, по крайней мере, до появлении некролога. Никаких телефонных звонков. Ты где будешь жить?

– У Верки пока. А там брат вернется, может быть, с ним на квартиру уйдем.

– Хорошо, этот вопрос мы после дела провентилируем. Да, чуть было не забыл: не пей – пьянство упражнение в безумии. Если бы немцы знали особенности русской натуры, они не стали бы пытать Зою Космодемьянскую, а налили бы ей грамм триста, и она бы им сама всё рассказала, все секреты военные бы выдала. Правда, тогда бы и в историю за свой подвиг не попала, хотя какой это подвиг? Скорее – преступление. Это как озлобиться нужно, чтобы лошадок живьём сжечь? Коняшки ведь национальности не имеют. Далее: имя мое всуе не произноси, я твоё тоже не буду. Всё. Встречаемся на этом месте через три дня. Бабки есть?

– Есть немного.

– Возьми, – хрустнул тугой пачкой Племянник, – знаешь, как один мой знакомый монгол говорил, когда сыну на свадьбе тугрики дарил: «А без денег куда пойдешь?»

Глава восьмая

Вот уже две недели следили сообщники за каждым Пашиным шагом,но ничего интересного для себя в его поведении не нашли. Паша жил, как робот.Работа – дом, дом – работа. Заходил в магазин, затаривался и снова сиднем сиделдома. Он располнел, получил еще одну звездочку на погоны, был переведенначальником в отдел борьбы с хищениями социалистической собственности, а тамбабёнок смазливых, за прилавком проворовавшихся, пруд пруди, «склонять» не успеваешь. Так что намается Паша на службе, справит себе удовольствие в кабинете и в постельку.

«Так дело не пойдет, таким манером мы его ещё год пастибудем. Его нужно вспугнуть, нужно, чтобы он занервничал, – сказал Вадим, —придётся тебе лориком поработать. Я бы сам поехал, да боюсь – меня Ваняузнает».

Лориками называли на Урале мобильных фотографов. Тысячамишлялись они по городам и весям, предлагая из самой малюсенькой фотографиисделать портрет. И делали «патретики» порой очень неплохого качества, дажецветные копии из черно-белого оригинала ухитрялись изготавливать. Портреты с часами стоили дороже. Так и спрашивали: «С часами будете заказывать или без?» И подрисовывали руку с часами марки «Победа» или «Заря». О! Это был особый шик.Заходит в дом сосед и сразу видит по портрету, что хозяин был в молодости не какаяни будь там голь-шмоль, а владел часами, значит, был не бедный. Договорилисьтак: если Ваня Шмидт уже портрет Тины сделал, тогда нужно, хотя бы памятник на кладбище сфотографировать.

* * *

Через пару дней огромный лорик в кержацкой каштановой бородепредложил Ване сделать портрет жены. Ваня ещё портрет жены не заказывал, можетбыть, потому ещё не заказал, что лорики в его деревню не заходили. Ко времени,описываемых событий этот бизнес практически себя исчерпал. Каштановобородый не обманул. Ровно через неделю Ваня получил портрет и остался доволен, а вот Пашуполучение большого конверта взволновало до невозможности, можно сказать, выбилоиз колеи. У него и так начались неприятности на амурной почве. Понравилась емуодна ментовочка, ну, а что тут такого? Он что? Влюбиться не имел права, что ли?Импотенты тоже влюбляются, только они от этого ещё больше мучаются. Он же знал,каким позором должен был этот роман закончиться, но вел себя паскудно: намекией разные на всякий случай подавал, а наедине с ней остаться боялся. И не остался бы и не вступил бы в отношения, не перепей он в День милиции. Ну, с кемне бывает, ну, перебрал маленько, профессиональный праздник все-таки. Отвезлиего коллеги на служебной машине, а ментовочка возьми да останься. Что делать?Он же нормально не может, а предложить ей «склониться» боится. А зря!Нисколько не удивилась, всё исполнила от нежности чувств, а потом и говорит: «А теперь, давай-ка, Пашенька, возьми меня, как положено. Вся твоя, люблю тебя по гроб жизни, поэтому и отдаюсь без остатка. Давай будем любить друг друга, каквсе люди».

Легко сказать: «как все люди», да он же нелюдь и поганецпервостатейный, но она же не знала.

«У меня, – говорит Паша, – голова что-то разламывается и тошнит страшно».

Всю ночь в сортир бегал для понта, неукротимую рвотуизображал. Вроде бы сумел обмануть дамочку, а на другой день идёт он домой, а она его у калитки дожидается. Паша аж холодным потом покрылся.

«Ко мне, – бормочет, – тётка с внуками приехала, давайкак-нибудь попозже встретимся».

И стал после этого Паша прятаться, свет по вечерам в доме не зажигать, а вскоре нехорошие слухи по управлению поползли, стали коллеги тонкиевопросики с намеком на толстые обстоятельства задавать: «Что это ты, ПавелГеоргиевич, не женишься? Мужчина на вид хоть куда» – и с насмешливымсочувствием, в шутку вроде: «Аль женилка не работает?»

И правда, почему он таким анахоретом живет? Вчера опятьвстретил ментовочку ту в коридоре, нос в нос, а она спела тихонько вроде, но с издевочкой и так, чтобы он слышал: «А я невеста, хоть бы что! Было б чем, а есть во что!»

В общем, неприятно все это, а тут ещё кто-то конверт на крыльцо подкинул. Занес его Паша в дом, открыл и холод по спине. Тина! Молодаяи очень красивая смотрела на него с фотографии, а на другом снимке памятник,сельским умельцем сваренный ей из железа. На нём всё, как положено: датарождения и смерти, а рядом другой памятник стоит, правда, без фотографии, но с такой же фамилией, как у нее в молодости. Присмотрелся Паша и вспомнил, какзвали брата Тины, которого он с Лобковым до смерти ногами забил. Это же он! Но почему, а главное, кто эти напоминания о его паскудном прошлом ему прислал. За всю свою жизнь только раз испугался Паша чуть не до обморока. И когоиспугался-то? Котенка! Залез с пацанами под тракторные сани с соломой. Ползёт в темноте и вдруг лицом во что-то мягкое уткнулся. Казалось бы, ну, что тутстрашного? Не на ежа ведь напоролся, но так почему-то испугался, что отдернул в ужасе голову и затылком о железный швеллер до крови. А что, собственно, испугало?Неизвестность! Вот так и сейчас, если бы он знал, откуда ветер дует, от когоопасность исходит, он попытался бы как-то защититься, удар упредить. В данном же случае он вынужден был покорно ожидать дальнейшего развития событий, а события, по Пашиному разумению, произойти должны были всенепременно. Разнапомнили ему про его темное прошлое, значит, кому-то это было нужно. Но кому?Как ни был хитер Паша, как ни был сообразителен, а не допер, что Гриднев в дурацком письме именно эту Тину упоминал. А почему не врубился? Да потому, чтотам какая-то хронически больная развалина Тина Шмидт упоминалась, а он зналмолодую, здоровую, что называется, «кровь с молоком» девушку по фамилии Тиссен.

И Паша запсиховал. Сначала пропал сон. Ну, начисто! А этоглавный клинический признак начинающейся депрессии. Стал следователь дляулучшения сна микстуру на ночь принимать – портвейн «Три семёрки». Сначаластакана было достаточно, а потом и бутылки стало не хватать. Приспособился Пашазакупать микстуру впрок. В будние дни ещё как-то держался, а с субботы на воскресенье пил до упора.

«Клиент занервничал, – сообщил Вадим, – квасит краснуху по-чёрному.Дело тронулось с места, не такой он дурак, чтобы алкоголиком стать. Спиваются,как правило, люди не злые, с тонкой нервной организацией, с отягощеннойнаследственностью тоже быстро на дно идут, многие с горя пьют, мастера классныечасто пьяницами бывают, так это оттого, что им часто подносят из благодарностиза хорошую работу. Ни под одну из вышеперечисленных категорий Паша не подходит.Слишком любит себя стервец, чтобы спиться окончательно. Нет! Он обязательнопредпримет что-нибудь для спасения».

И точно! Через некоторое время однажды утром Паша пошёл не на работу, а в нервную клинику. Он вообще-то к сексопатологу хотел обратиться, но специального такого врача в городе не было; в то время этим щекотливым вопросомзанимались по совместительству на полставочки, или, как шутили врачи, «на полвставочки», либо урологи, либо кожновенерологи. Ни к первым, ни ко вторымПаша идти не решился.

Знал наверняка, что увидят его люди входящим к дерматологу, и ни в жизнь не поверят, что у него кожное заболевание, а обязательно дурнуюболезнь заподозрят. Заметят, что уролога посетил, про какой-нибудь простатитсплетничать начнут. Поэтому решил он обратиться к невропатологу. И правильносделал потому, что такой душевный доктор оказался, просто прелесть. Расспросилпро бессонницу, про наличие припадков почему-то поинтересовался, рефлексысухожильные простучал и прямо в лоб:

– А как у вас с половой жизнью? Всё в порядке?

– Да как вам сказать, – замялся Паша, – если честно, торановато всё кончается. «Так рановато, – подсказали бы его подследственныекурочки, – что и начаться не успевает».

– Давно это у вас?

– Да недельки две, – пошевелил губами Паша, как бы подсчитываяв уме, когда эта неприятность у него началась.

– Ну, это, батенька, излечимо, – заворковал доктор, —элеуторококк, заманиха, китайский лимонник, в общем, тонизирующие средства,«сулико» – так мы – профессионалы массаж простаты называем, обливание холоднойводой тоже рекомендуем, а ещё лучше душ Шарко – чудесно помогает, хорошо быкачественную импортную порнографию посмотреть – весьма способствует. Жаль, чтоу нас это запрещено, прямо каменный век какой-то, а ведь на Западе коллегишироко этим методом пользуются.

– А что такое душ Шарко?

– Ну, это такой постепенно восходящий душ сильной струей воды.Очень эффективная процедура – у мёртвого зашевелится.

– А где можно принять эту процедуру? – старательно пряталПаша равнодушным видом большой интерес.

– Да в любом областном физиопроцедурном кабинете, но этопримитив. Лучше всего в специальной водолечебнице, где-нибудь в санатории. А поезжайте-ка вы, голубчик, на курорт, куда-нибудь на юга. Там фрукты, молодоевино и молодые курортницы. Они же там все незамужние, все до одной —холостячки, хи-хи-хи, раз муж дома остался, ха-ха-ха.

«А что? – думал Паша, выходя от специалиста, – ишачу, ишачу,а когда отдыхать-то буду? Поеду-ка я дикарем на море, там, я слышал, на курортах любые процедуры для неорганизованных отдыхающих имеются и стоятнедорого. Нужно только билет заранее купить, а то летом, я слышал, с нимипроблема».

* * *

«Был у невропатолога, – сделал донесение Вадим, – теперь егонужно пасти двадцать четыре часа в сутки».

Через пару дней, объект зашел в кассу предварительной продажибилетов, что на речном вокзале. Вадим чуть было не завалил операцию. В полупустом зале нельзя было подойти к Паше близко. Он же, змей, мог и в парикеего опознать, память-то профессиональная. А узнать, куда он будет билет покупать,нужно было обязательно. Это был шанс, упустить, который было непозволительно.Вот когда в полной мере оправдался тезис Племянника: «А без денег кудапойдешь?» Вадим заметался по привокзальной площади, подбежал к первому жепопавшемуся алкашу, сунул ему сотенную и дал задание стать в очередь за ментоми подслушать маршрут и дату вылета. Ханыга выполнил задание блестяще. Пашавылетал через неделю утренним рейсом на Симферополь.

– А ты зачем мента пасёшь? – подозрительно щурился ханыга,сжимая вспотевшей от счастья рукой хрустящую купюру (в период описываемыхсобытий оперирующий хирург получал на ставку сто двадцать рублей).

– А он к моей жене подкрадывается, на курорт собралисьвтихаря от меня вместе слетать. Ты бы как поступил на моём месте?

– Утопил бы обоих, – убежденно сказал ханыга, пытаясь угодитьблагодетелю.

* * *

– Нужно срочно выезжать и там, в аэропорту его встретить, —оживился Племянник, – завтра же первым поездом отправляемся.

– А почему не на самолете? Дорого?

– Дорогой доктор. На поезд билеты без предъявления ксивыпродают, а покупая билет на самолет, непременно паспорт предъявить нужно, а эточем чревато? Не приведи господи, нечисто сработаем, у ментов подозренияпоявятся – они как поступят? Сначала проверят по картотеке, кто из Пашиных крестниковнедавно от хозяина откинулся. Потом из кассы Аэрофлота ведомости затребуют, а там что? Летит в Симферополь следователь, а за ним парочка его бывшихподследственных отправилась. А в какой камере они сидели? Ах, в одной? Значит,знакомы были? Не много ли совпадений? Ну, что тебе объяснять? Едем в поезде, в париках, в бородах и в разных вагонах. Вперед! Бинокли взять не забудь.

Ему бы сыскарем работать, рэкетиру этому. Как в воду смотрел,когда бинокли захватить приказал. Все, казалось бы, предусмотрели, а не будьоптического прибора, упустили бы Пашу. Знали, что объект в Симферополе не останется – ему же на море надо. Значит, поедет к морю на автобусе или на троллейбусе. Ходил в своё время троллейбус до Ялты, целых два часа телепался. В общественном транспорте ехать вместе с Пашей категорически возбранялось.Поэтому взяли такси и стали ждать. Думали, что Паша будет багаж получать, а онвышел с легким чемоданчиком, прыг в первый же попавшийся автобус и покатил. Ну,буквально, вот только на подножку ступил, и за ним дверь тут же захлопнулась. А куда поехал? Таксист, как назло, за сигаретами в ларек отлучился. Выскочили из автомобиля, спросили у аборигена, тот сказал, чтоб не беспокоились, дескать,все они к морю идут. Утешил, называется! Он же, стервец, может в Мисхор, и в Кореиз, и в Гаспру, и в Евпаторию укатить. Где его потом искать? Даже номермашины не запомнили. Вадим в растерянности обернулся и с удивлением обнаружил,что его спутника нет рядом. Гигантскими прыжками, перескакивая через баулы и чемоданы,разбрасывая, как котят, мешающихся ему встречных пассажиров, Племянник бежал к такси. Рванул дверцу, чуть не сорвав ее с петель, схватил бинокль и приставил к глазам. Автобус уже проехал привокзальную площадь, и чуть было не завернул за угол, угрожая исчезнуть из поля зрения, да он и исчез через мгновение, но Племянник успел засечь номер. Догнали автобус и ехали за ним потихоньку до самой Ялты. Таксист психовал поначалу: «почему плетемся, как черепахи?»

Пришлось наврать, что выслеживают изменщицу-жену. Водительповерил:

«Я ведь тоже в ночные смены работаю. Подкатится какой-нибудьгад к молодой жене, что тогда делать. Тут грузины с такими бабками приезжают —ни одна не устоит перед мандаринщиками этими».

Племянник достал денежку, протянул таксисту:

– Это тебе сверх обещанного.

– За что, командир?

– За грузина, – и похлопал водителя по плечу. Прямо каклучшего друга, приласкал.

Паша доехал до центрального вокзала. Поговорил с аборигенаминасчёт жилья. Сговорился с чёрной, какмулатка, старухой и пошёл с ней в гору по направлению к Ласточкину гнезду. Онмог, конечно, купить путевку с санаторий, да ему, пожалуй, и бесплатно быпрофсоюз путевку выделил. Мог, конечно, если бы не половое бессилие. Пашапредставил себе, как его поселят в номере с каким-нибудь бычком. Тот будет тёлоктаскать, телочка может с собой подружку захватить; коллега будет свою всю ночьпластать, а он, Паша, что должен будетделать? Неукротимую рвоту изображать?

– Нет, – решил Бобков, – ни грамма алкоголя, никаких попытоксовершения аморалки. Все равно это мне ничего, кроме как позора, не даёт.Лечиться буду!

А мулатка тем временем свернула налево и начала спускаться по каменным ступенькам к морю. Место досталось Паше чудесное. Дом в двухстах метрахот воды. Кровать на террасе и запросилинедорого, а главное преимущество – в том, что, кроме него, ни одногоквартиранта не было.

Видели преследователи в бинокль, как Паша хозяйке на веранде паспортотдавал Тогда с этим было строго. Не пропишешь гостя – оштрафуют, и на постой гостей брать запретят.

«Сейчас искупнусь, – думал Паша, спускаясь по тропинке к морю, – потом запишусь на душ Шарко, а вечером опять окунусь – морские ванныочень полезны для здоровья».

– Давай, Вадим, бегом за волнорез, разденься там, в сторонке,потом возвращайся сюда и плыви до буя, – сказал Племянник и впервые, за всёвремя их совместного путешествия, в его голосе прозвучали командирские нотки, —я тоже разденусь подальше отсюда. Возвращаться на этот участок нам нельзя.Теперь слушай внимательно: после дела поплывешь вдоль волнореза. Как толькозавернешь за угол: осмотрись. Если никто нас не пасет, снимешь бороду и парик и выплывешь на берег с противоположной стороны.

– А вдруг он до буя не поплывет?

– Обязательно поплывет, – убеждённо сказал Племянник, —потому что самый хилый, самый трусливый и гнусный мужичок самоутвердитьсяжелает. Поставит себе цель, выполнит задачу и хоть на пять минут себя героемпочувствует.

– А ты куда?

– А я на правый волнорез, там солнце мне в спину будет.Удобнее за пловцами наблюдать, когда вода не слепит.

– Ты хорошо плаваешь?

– Обижаете, доктор, я Сылву на спор три раза туда-сюда-обратнобез отдыха переплывал. Вот только в воде глаза открывать не умею – режет веки,как будто песок попал.

– Это у всех так в пресной воде, – старался отвлечься от тревожных мыслей Вадим, – всё дело в разнице осмотического давления. В соленойводе глаза можно смело открывать – резать не будет.

Он хотел спросить, кто же будет Пашу наказывать, но толькоуспел произнести: «А кто?», как Племянник перебил его.

– Оба и только оба, – потому что про себя человек, можетбыть, и промолчит из чувства самосохранения, а вот про другого по пьянке – кудас добром. Так что непременно должен участие принять. Да ты не переживай. Этотолько в передаче про Жака Кусто ныряльщики по пять минут под водой не дышат.Но это потому, что они, во-первых, вдох делают до самой задницы, во-вторых, онине волнуются, а в третьих, чрезмерныхусилий не делают. Так что наш больших хлопот не доставит.

Вадим приказ не выполнил и к бую не поплыл. Стоял и думал не о предстоящем убийстве, а совсем о другом. Наверное, природа предусмотрелаподобный поворот мыслей как средство от чрезмерного волнения.

«Этот буй издалека похож на Сатурн, точно так же шар, а вокруг тонкий ободок, так, по крайней мере, было в учебнике астрономиинарисовано. Но в воде половина шара не видна, и поэтому можно найти сходство с сомбреро. Где это я читал? „Снимает сомбреро Сатурн“, кажется, у Смородинова.Что-то меня на букву „с“ потянуло – из пяти слов предложения, четыре начинаютсяна „с“, чушь какая-то. И почему мне холодно так? Тепло же. Солнышко»

– Холодная вода? – женщина с дочкой внимательно рассматривалаего парик.

– Не знаю.

– А я подумала, что вы уже искупались и дрожите.

– Я дрожу?

– Конечно, дрожите.

– Вашей девочке нужно удалить левый клык. Он прорезалсявпереди зубного ряда, и будет портить улыбку. А улыбка у барышни должна бытьнеотразимой.

– Но ведь дырка будет.

– Не будет. У неё боковой резец вплотную стоит с малымкоренным зубом.

– Вы доктор?

– Да.

«Хорош доктор в дурацком парике и накладной бороде. И зачем я с ней разговариваю? Конспиратор из меня никудышный.Дрожу, говорит. Как тут не дрожать? : „тварь ли я дрожащая или право имею?“.Нет! Права убить я не имею. Почему? Он же убил младшего братика Тины Шмидт и ейвек укоротил. И смерть Соломона на его совести. А я права не имею? Не имею. Потому что, дай бог памяти, как тамРаскольников Сонечке Мармеладовой сказал: „я не старуху убил, я себя убил“. Воттак и я не Пашу, а себя убью. Вон он мимо к воде идёт. А я не чувствую к немуничего. Вернее не так. Чувствую, конечно, но это не ненависть. И не жалость.Тогда, что? Равнодушное презрение, вот, что. Живи, Паша, мучайся. А я, пожалуй,пойду»

Паша резво доплыл до середины расстоянияот берега до буя. Он хотел повернутьназад, но оглянулся, и ему показалось, что буй гораздо ближе берега.

«Доплыву до поплавка, – решил он, – там отдохну, а уж потом —назад. Если сильно устану, то до волнореза доберусь – туда поближе будет,только, как на него залезть? Там же ухватиться не за что. Жрать что-тозахотелось, наверное, выздоравливаю. Если подлечусь, первым делом передментовочкой реабилитируюсь, а потом женюсь. Пусть потом попробуют суки-коллегименя подковырнуть».

Он увидел, что за буй уже держится пловец с бычьей шеей, и это его обрадовало. Значит, пловец тоже решил отдохнуть, а потом плыть назад. Значит,и он всё правильно сделал.

Подплыл ближе. Пловец переместился на противоположную сторону.

«Вежливый человек, место мне уступает. Где-то я видел этогобугая», – подумал Паша, и в следующую секунду ясное осмысление близкой и неминуемой гибели потрясло сознание. Он узнал своего подопечного. И сам факт,того, что свирепый рэкетир не приближается, а терпеливо ждёт за буем, как в засаде, не успокоил, а ещё больше испугал. Он же утопит, как кутёнка. Но можноведь от него уплыть. К берегу! К берегу! Там люди, там спасение. Нужнокрикнуть. Нужно обязательно громко закричать, чтобы обратить на себя внимание.При свидетелях не посмеет. Не осмелится.

Крикнул. Не крикнул, а захрипел. Страх парализовал гортань. Замолотиллихорадочно по воде, и доплыл почти, но ослабел, закашлялся, хлебнул полнымртом солёной воды, задохнулся и пошёл ко дну у самого берега.

Он умер от ужаса раньше, чем успел захлебнуться. Такприговоренные к смертной казни через отрубание головы, умирают от резкого ударамокрой тряпкой, думая, что на шею опустилось холодное лезвие топора. Ожиданиепредстоящей смертельной пытки разрывает сердце.

– Врача! – закричали на берегу, – товарищи, есть среди васмедики?

«Чёрт! Зачем я сказал, что я врач? Сделаю вид, что не слышу» —Вадим прибавил ходу, но его догнали.

– Доктор, там человек утонул – его догнала женщина с дочкой —может быть ещё можно спасти?

Доктор Гриднев, возросший на Волге, знал инструкцию по спасению утопающего, как «Отче наш». Переломил пострадавшего животом черезколено. Надавил рукой на спину между лопаток. Воды не выдавил. Время не терял. УложилПашу на спину. Максимально запрокинул голову. Пальцами обследовал ротовуюполость. Обнаружил зубной протез. Инструкция требовала удаления протеза передискусственным дыханием. Привычным движением надавил на удерживающие кламмеры и извлёк то, что изготовил учитель последний раз в жизни.

Изумительно тонкой работы бюгельный протез золотым пауком лёгна ладонь.

Он делал Паше наружный массаж сердца.Через каждые две минуты останавливался на три секунды. Проверял наличие пульса.Пульс не появлялся. Зато появился Племянник и наблюдал процесс реанимации с зоологическим интересом.

Он делал ему искусственное дыхание «изо рта в рот». Тщетно! Паша не ожил.

Они шли по пляжу.

– Ты, правда хотел его откачать? Или дляпонту в рот ему дышал?

– Правда.

– Клятва Гиппократа?

– Она родимая. А ты знаешь, из когополучаются лучшие в мире стоматологи, – спросил не в тему Вадим, поглаживая в кармане золотой бюгелек, – ну так знай! Лучшие в мире стоматологи получаются из зубных техников, окончивших впоследствии мединститут.

«Не свихнулся бы доктор от потрясения», – Племянник, с тревогой взглянул на Вадима – Ну и когда мы это дело обмоем? Предлагаюподождать некролог. Вот тогда мы с тобой вздрогнем, вот тогда расслабимся, воттогда мы с тобой погарцуем.

И некролог не заставил себя ждать, да какой! Вся прокурорскаярать содрогалась от слёз, и всем с прискорбием сообщала, что погиб в результатенесчастного случая неподкупный и несгибаемый борец с организованнойпреступностью. Что не выдержало благородное сердце сверхчеловеческих усилий и остановилось прямо в воде, так некстати, и что всю жизнь работал на благо, и чтобыл отличник и ударник, и страшно самоотверженный, и пример для подражания, и что вечная память, и что болью в сердцах. В общем, всё, как положено: осанна,аллилуйя и аминь.